Текст книги "Проблемы морфологии и словообразования"

4. Сложные существительные типа la bocacalle

Как уже говорилось, второй компонент сложных существительных этого типа является атрибутом первого. Он может характеризовать первый компонент по принадлежности (например, la telaraña 'паутина', букв. 'ткань паука') и по качеству (например, la cañamiel 'сахарный тростник', букв. 'медовый тростник').

Словосложение этого типа находится в живом взаимодействии со словосочетаниями, включающими в свой состав предлог de. Это заметно уже потому, что нередко образованию сложного существительного предшествует период, когда соответствующее понятие выражается словосочетанием, компоненты которого соединены предлогом. Так, испанский Академический Словарь изд. 1726–1739 гг. указывает на употребительность как словосочетания la boca de calle, так и сложного слова la bocacalle, отмечая, что в последнем случае имеет место синкопа предлога.[220]220
  [Diccionario RAE, I: 626].


[Закрыть] Такие сложные существительные как la hojalata 'жесть', la estrellamar 'актиния', la telaraña 'паутина' и некоторые другие и в современном языке употребляются параллельно с соответствующими словосочетаниями: la hoja de lata, la estrella de mar, la tela de araña.

При трансформации словосочетания в сложное слово происходит не просто сращение его членов, а сдвиг в самой конструкции, выражающийся прежде всего в выпадении предлога перед вторым компонентом. Это изменение качества отражается также на образовании множественного числа, так как флектирование переходит от первого компонента ко второму (ср. las telas de araña, но las telarañas). Кроме того, часто изменяется род существительного, являющегося основным членом словосочетания (ср. el zapapico и la zapa de pico). Все это свидетельствует о том, что нормы сочетания слов в предложении заменяются нормами словосложения.

Касаясь вопроса происхождения данного словообразовательного типа, следует указать на общепринятое мнение, возводящее его к периоду, когда в староиспанском синтаксисе, так же как и в синтаксисе других романских языков, было возможно беспредложное выражение генитивных отношений. На базе такой синтаксической конструкции, как обычно думают, и сформировалась данная модель словосложения. Некоторые существительные этого типа, возможно, действительно связаны с латинским генитивом. В самом деле, можно себе представить, что в период распада флективной системы склонения существительных в устойчивых словосочетаниях с генитивом во второй части отпадение окончания не сопровождалось заменой его предлогом, поскольку все образование ощущалось как смысловое единство. Так, наряду с испанским la colapez 'рыбий клей' словари отмечают латинскую форму данного образования la colapiscis, второй компонент которого стоит, по—видимому, в генитиве.

Некоторые испанисты, однако, объясняют выпадение предлога из состава сложного слова фонетической элизией.[221]221
  [de Diego 1951a: 250].


[Закрыть]

В большинстве сложных существительных генитивные отношения продолжают отчетливо ощущаться. Это ощущение поддерживается параллельными синтаксическими конструкциями. Так, наряду с la bocamanga, la bocallave, la bocamina, la bocateja и некоторыми другими сложными словами, начинающимися с элемента boca 'рот, отверстие', имеется много свободных словосочетаний, в которых la boca также означает 'начало, отверстие', например, la boca del metro, la boca del estómago и др. Такое существительное, как el pun tapie 'пинок, удар ногой', также находится во взаимодействии с синтаксическими словосочетаниями; ср. dar un golpe con la punta del pie.

Указанное обстоятельство мешает опрóщению сложных существительных данного типа. Этому препятствует также невысокая степень идиоматичности, не снимающая, как правило, мотивировку их значения. Наименее идиоматичными являются, пожалуй, существительные, первым элементом которых выступает слово la boca. Сохраняют мотивированность своего значения и такие существительные, как la madreperla 'перламутр', букв. 'мать жемчуга', el zapapico 'кирка', букв. 'мотыга с острием', el maestrescuela 'церковный учитель', букв. 'учитель школы', el aguamanos 'вода для мытья рук', букв. 'вода (для) рук' и пр. У существительного la madreselva 'жимолость', букв. 'мать леса' связь между лексическим значением и внутренней формой несколько завуалирована. Возможно, первый компонент выражает оценочное значение.

Таким образом, невысокая степень идиоматичности сложных существительных данного типа, а также взаимодействие многих из них с параллельными синтаксическими конструкциями задерживает процесс их опрóщения.

Интересно отметить, что даже в период формирования данного способа словосложения еще при сохранении флексии у первого компонента, вторая часть также получала окончание – s. Форма las bocas—calles встречается еще у А. Труэбы, т. е. вплоть до XIX в. (Trueba 1865, 125–128) В то же время множественное число слова la bocamanga у того же автора оформлено как las boca—mangas (Ibid., 132). Это был, следовательно, период, когда данные соединения не полностью еще утратили черты словосочетания.

Следует, однако, подчеркнуть, что между сочетаниями типа el área dólar, el peso pluma и т. д., возникшими как беспредложное выражение генитивных отношений, и сложными существительными типа la bocacalle имеется определенное взаимодействие. Так, английские и немецкие сложные слова и словосочетания, состоящие из двух существительных, могут калькироваться на испанский язык как сложными словами типа la bocacalle, так и словосочетаниями типа el peso pluma. Ср. англ. the fountainpen и исп. la pluma—fuente, нем. Blitzkrieg и исп. la guerra relámpago. Ср. также англ. basket—ball и исп. baloncesto, англ. football и исп. balompié, нем. Perlmutter и исп. madreperla и пр. В современном испанском языке более распространено калькирование словосочетаниями типа el peso pluma.

Когда сложное существительное типа la bocacalle совпадает по своему лексическому составу со словосочетанием, элементы которого могут быть соединены беспредложно, оно обнаруживает тенденцию к распаду. Так, например, словари отмечают сложное слово verdemar 'цвет(а) морской воды'. В современном испанском языке оно совпало по своей структуре с принятым в синтаксисе способом обозначения цветов и вошло в их круг; ср.: rojo cereza, azul cielo, verde mar.

Таким образом, заметно вытеснение сложных слов словосочетаниями беспредложного типа.

В структурном отношении, однако, смешения сложных существительных типа la bocacalle с образованиями типа el peso pluma не происходит. Во французском языке, в котором категория множественности выражается преимущественно артиклем, разграничение словосочетания и сложного слова не так отчетливо. Однако все же нет оснований и для их полного отождествления, как это делают романисты, в частности А. Дармстетер, относящий к словосложению такие образования как cas regime.[222]222
  [Darmesteter 1875a: 138].


[Закрыть]

Остановимся отдельно на проблеме рода сложных существительных. Если род обоих компонентов совпадает, то, понятно, что он сохраняется у всего сложного слова, например, la bocacalle, la bocamanga, la hojalata. Нам встретился лишь один случай, когда, несмотря на принадлежность обоих компонентов к женскому роду, все существительное оказывается мужского рода. Имеется в виду устарелое для современного языка слово el aguamanos 'вода для мытья рук'. Возможно, на изменение рода в данном случае повлияло употребление слова el agua с артиклем мужского рода, а также то обстоятельство, что второй компонент, будучи существительным женского рода, имеет окончание, типичное для слов мужского рода.

Для сложных существительных, у которых род их элементов не совпадает, вопрос родовой принадлежности решается неодинаково. Если существительное означает лицо, то естественно, что его род определяется его лексическим значением, например, el maestresala 'дворецкий', el maestrescuala 'церковный учитель'. В остальных случаях имеется тенденция сохранить род второго компонента, например el puntapié, el zapapico, el aguapié (низкий сорт вина) и некоторые другие. Есть, однако, случаи, когда сохраняется род первого, т. е. главного компонента, например la estrellamar. Следует, впрочем, иметь в виду, что существительное mar употребляется также, правда, реже, в женском роде. Однако вероятнее предположить, что la estrellamar сохранило родовую принадлежность своего первого компонента в силу ассоциации со словосочетанием.

Заканчивая описание сложных существительных типа la bocacalle, отметим, что данный способ словосложения непродуктивен в современном испанском языке. В нем насчитывается не более 30 существительных этого типа, причем ряд из них уже находится на грани выпадения из языка. Например, такие слова как el aguamanos, el aguapié, el maestresala, el maestrescuela сейчас почти неупотребительны. Незначительную активность обнаруживает, возможно, лишь образование существительных с первым элементом la boca, число которых пополняется.

Среди неологизмов этого типа можно назвать уже упоминавшиеся в другой связи el balompié 'футбол', el baloncesto 'баскетбол', el balonvolea 'волейбол', el balonmano 'гандбол'. Все приведенные слова являеются кальками с английских названий игр.

Следует отметить связь словосложения существительных типа la bocacalle с образованием сложных наречий (ср., например, a boca jarro 'в упор'). Однако сложные наречия этого типа также малочисленны в современном языке.

Глава XII
ИЗ НАБЛЮДЕНИЙ НАД ИСПАНСКИМ МОДАЛЬНЫМ ДИАЛОГОМ^{8}

Способность речевой акции вызывать быстрое и спонтанное реагирование[223]223
  [Якубинский 1923: 134–135].


[Закрыть] создает общую предпосылку для реализации той формы речевой деятельности, в которой с особенной яркостью проявляются апеллятивная и экспрессивная функции языка (по К. Бюлеру).

Диалог складывается из последовательного чередования стимулирующих и реагирующих реплик. Изучение структуры диалога поэтому в значительной мере сводится к определению природы речевых стимулов и вызываемых ими речевых реакций.[224]224
  См. [Bosák 1971].


[Закрыть] Среди речевых стимулов можно различать реплики, апеллирующие к точке зрения, мнению, «модусу» собеседника (назовем их модальными стимулами), и реплики, рассчитанные на получение «объективной» информации (или, иначе, диктальные стимулы). Среди ответных реплик также наблюдаются реакции диктального и модального типа. Последние выражают разнообразные и богатые эмоциональными оттенками виды субъективной модальности. Модальные стимулы и модальные реакции в своей совокупности создают такую форму речевого общения, которую можно было бы назвать модальным диалогом. Суть модального диалога заключается в соотнесении разных субъективных «модусов» с одним явлением, в разной (или сходной) оценке одного суждения, факта или события. Переменным или, во всяком случае, более подвижным элементом такого диалога является модус, в то время как в противоположном ему по степени модальной насыщенности диктальном (предметном, информативном) диалоге переменную величину составляет диктум, сообщаемое. Разумеется, ни та, ни другая разновидность диалогического поведения не встречается в чистом виде. Ниже поэтому рассматривается собственно не модальный диалог, а субъективная сторона современной испанской диалогической речи.[225]225
  Подробнее о модальном диалоге см. [Арутюнова 1970].


[Закрыть]

Изучение модального диалога прежде всего обнаруживает его стереотипность. Субъективно—эмоциональный компонент диалогической речи, в противоположность ее «объективному» компоненту, претерпевает активный процесс стандартизации. Поэтому основная форма речевой деятельности в рамках модального диалога состоит в отборе языковых средств, а не в их создании путем комбинации отдельных элементов языка. Это позволяет говорить о возможности построения своего рода диалогических (речевых) парадигм, образуемых модально различающимися репликами, из которых говорящий осуществляет выбор члена, соответствующего его коммуникативному заданию. Такие парадигмы, весьма текучие и стилистически вариативные, богатые синонимией и численно «открытые», относятся не к сфере грамматики, а к области речевого узуса. Ниже в качестве иллюстративного материала будут привлекаться прежде всего речевые клише, бытующие в современном испанском диалоге и группирующиеся в эмоционально—модальные парадигмы. Стилистические коннотации, обусловленные «жанром общения», при этом не учитываются.

К числу заметных характеристик испанских стимулирующих реплик можно отнести обилие апелляций. Реплики испанского диалога обычно содержат «призыв» к собеседнику, имеющий своей целью либо подчеркнуть важность сообщения (эмфатическая апелляция), либо побудить адресата речи дать знак согласия, единодушия с говорящим (модальная апелляция). Ср. ¿sabes?; ya sabes; date cuenta; ¿te das cuenta?; imagínate; fíjate; figúrate (lo que pasa); ¿que te parece?; ¿te parece bien?; ¿no te parece?; ya ves tú; mira tú; ¿no?; ¿verdad? Например: – Viene él, Marce, ¿te das cuenta? Si, maja. – Pero dentro de quince días, ¿Te das cuenta, Marce? – Sí, maja (Delibes, Hoja).

Апеллятивные реплики непосредственно обращены к собеседнику, т. е. имеют личный характер. B этом их свойстве проявляется более общая черта испанского диалога: его ориентированность на адресата.[226]226
  Эта особенность испанского реплицирования раскрыта под общим названием «вежливость» в классическом исследовании В. Байнхауэра [Bein– hauer 1963: cap. 2]. См. также: [Арутюнова 1981].


[Закрыть] Стремление вовлечь собеседника в выражаемые суждения и реакции повело к тому, что даже сообщения, имеющие неопределенно—личный смысл, а также предложения, касающиеся самого говорящего, прибегают ко 2 лицу ед. ч. Например: Cuando yo era joven e iba con mi madre al mercado, la merluza era cosa muy barata y ahora te cuesta los ojos de la cara; A mí me da gusto pensar que, cuando voy a Estocolmo, te encuentras con amigos que te reciben; – ¿Y tú qué sacas? – Te desahogas.[227]227
  Примеры взяты из статьи [Gorosh 1967].


[Закрыть] В последнем примере обе реплики – стимул и реакция – стоят в одном лице, хотя реагирующий отвечает «за себя», а не за своего партнера.

Итак, местоимение 2 лица ед. ч. получает две дополнительные функции – лица говорящего и неопределенного лица.

Стремление сделать протагонистом своих сообщений собеседника сопряжено с желанием говорящего исключить себя из центральной позиции, завуалировать тот факт, что предметом сообщения является он сам.[228]228
  Устранение актуального субъекта противопоставляет испанскую речь эгоцентричным французским репликам и сближает с русским диалогом, в котором также наблюдается тенденция к исключению субъекта речи, cм. [Гак 1969: 78–79; 1970: 79–80]. Указанный способ ведения диалога находит себе параллель в художественном приеме автобиографического повествования в 3 лице, в замене Ich—Erzahlung на Ег—ЕгамЫи^. Ср. замечания о значении слова современник в «Истории моего современника» В. Г. Короленко в кн. [Будагов 1971: 251–256].


[Закрыть] В этих целях, как известно, 1 лицо замещается неопределенно—личным местоимением uno, шла. Например, вместо Naturalmente, hablo un poco de inglés можно сказать Naturalmente, una habla un poco de inglés.

В системе местоимений возникают, таким образом, следующие эквиваленты: uno = yo, tú = uno, tú = yo. Сдвиги в употреблении личных местоимений, по—видимому, стимулированы психологическими установками ведущих диалог собеседников.[229]229
  Говоря о том, что многие факты грамматики вызваны к жизни коммуникативной подоплекой диалога, уместно вспомнить еще об одном явлении современной разговорной речи: перифрастическое сочетание venga de + infinitivo, обозначающее начало действия (обычно неожиданного или нежелательного), возникло па основе «апеллирующей» функции настоящего времени сослагательного наклонения (ср. рус. А он давай кричать). Например: pues tú venga de llorar que parecía que te mataban (Delibes, Mario); Tu hermana a lo mosquita muerta, fíjate, venga de sacar a los abuelos y a los tíos a relucir (Ibid.).


[Закрыть]

Ориентированность испанских реплик на собеседника проявляется и в обилии оговорок типа con su permiso de usted, si usted lo permite, si no le molesta в ситуациях, никак не предполагающих и не требующих волеизъявления со стороны адресата речи.[230]230
  Этот штрих испанского диалога относится к его куртуазному аспекту, подробно описанному в указанном труде В. Байнхауэра (см. [Beinhauer 1963]).


[Закрыть]

Касаясь апеллятивной стороны испанского диалога, можно сделать еще одно наблюдение. Прямое обращение к партнеру постепенно сокращает употребление не только неопределенно—личных апелляций (типа ¡Habráse visto cosa igual! ¡Habráse visto egoísmo!), но и высокой апелляции к небу, которая если и сохранилась в современной испанской речи, то имеет в ней чисто междометийную функцию (ср. Jesucristo, sabe Dios, Virgen Santa и т. д.). Тот же общий процесс интимизации диалога наблюдается в апелляциях—клятвах, подтверждающих истинность, непреувеличенность или искренность чьих—либо слов. Вместо сложных и торжественных клятв в испанском разговоре употребляются прозаические формы te lo juro и te lo prometo. Например: Estaba dispuesta a tragarme el cáliz hasta las heces, te lo prometo (Delibes, Mario); Estuve media hora llorando en el baño, te lo prometo, sin poder salir (Ibid.); Es algo que no resisto, me saca de mis casillas, te lo prometo (Ibid.).

Таким образом, на смену высокого призыва к небу и безличной апелляции «ни к кому» пришла «низкая» и личностная апелляция к собеседнику. При этом обращение «на вы», т. е. употребление местоимения usted (vuestra merced) в современной речи используется все меньше.

Выше были отмечены некоторые особенности испанских модальных стимулов. Обратимся теперь к субъективно—модальным реакциям.

Наиболее простым и спонтанным после междометий способом выражения эмоциональной реакции на полученное сообщение является повтор и переспрос,[231]231
  Подробно о повторах в испанском языке см. [Уо!1«)уа 1971]. О различных функциях повторов см. в кн. [РРР 1973: 365 и сл.]. Там же содержится библиография по данному вопросу.


[Закрыть] произносимые с разнообразной интонацией, которая, как и в междометиях, несет на себе основную коммуникативную нагрузку, передавая удивление, недоверие, радость, огорчение, возмущение, растерянность, смущение и т. п. В синтаксическом плане повторы и переспросы часто характеризуются опущением глагола, как связочного, так и смыслового. Взаимообусловленность отмеченных явлений – эллипсиса глагола и усиления коммуникативной роли интонации – закономерна. Известно, что актуализация предложения – его отнесение к действительности – осуществляется в речи личной формой глагола и интонацией, либо (в безглагольных предложениях) только средствами просодики. Эллипсис глагола поэтому естественно компенсируется увеличением функциональной роли интонации. Например: – Está usted coloca– do. – ¡Yo colocao! – ¡El señor ese colocao! (Arniches); – Es usted un tío tramposo. – ¡Yo tramposo! – Usted. (Ibid.); – Le anda a usted buscando por todas partes. – ¿Él a mí? (Ibid.). Такого рода эмоциональные повторы и переспросы, как правило, не содержат диалогического стимула. Однако те из них, в которых выражается удивление, граничащее с недоверием, могут вызвать реплики, подтверждающие достоверность предшествующего сообщения. Среди них наиболее типичны: Así como suena; Así como oyes; Como estás oyendo.

Тенденция к усилению экспрессивности интонации нередко вызывает сегментацию повтора, его расщепление на отдельные, интонационно обособившиеся высказывания. Например: – Pues yo, en cuanto usté me los eche de aquí, bien escarmentados, le regalo a usté diez mil pesetas. Nada más. – ¡A mí! ¡Diez mil pesetas! Don Paco! (Arniches); – ¿Y que anhelaban esas tres orugas? – Pues decirme (…) que esta noche vendrían ellos mismos a ponerle a usté de pezuñas en la vía pública, o en su totalidad, o en veces. – ¿A mi? ¿A la calle! … ¿Yo? … ¿Peroyo? … ¡Ja, ja, ja! … ¿En mi totalidad? (Ibid.).

Модальный аспект диалога чрезвычайно ярко проявляет себя в формах выражения субъективного отношения адресата к полученному сообщению, к «чужому слову» (по М. Бахтину). Представляется возможным говорить об особом типе субъективной модальности, выявляющей отношение говорящего к реплике собеседника и противостоящей в известном смысле «эксплицитному модусу» Ш. Балли, т. е. способам выражения отношения к собственному сообщению (ср. pienso que …, dudo que …, creo que …, es lógico que …, es natural que …, es deseable que …, es necesario que …, etc.). Диалогическая модальность, коррелируя с эксплицитным модусом, резко превосходит этот последний по своему разнообразию и экспрессивности. Особенно многочисленны формы отрицательных реакций, вызываемых у говорящего чужой репликой, чего, естественно, нет по отношению к собственному высказыванию. Хорошо известно, что, даже просто воспроизводя чужую речь, говорящий склонен так изменить в ней расстановку акцентов и интонацию, чтобы она была воспринята собеседником как явление отрицательное.

Диалогическая модальность, понимаемая здесь в самом широком смысле, предстает в формах согласия или несогласия, подтверждения или отрицания, возражения, разных по своей тактической программе и общей установке способов полемизирования, парирования, ухода от ответа, половинчатых «ни да – ни нет—ответов», отказа – прямого и завуалированного и т. п. Остановимся на основных типах диалогической модальности.

Диалогическая модальность реализуется прежде всего в виде согласия и несогласия, подтверждения и отрицания, форма которых обусловлена коммуникативной установкой и содержанием стимула.[232]232
  Об аффективных формах испанских утвердительных и отрицательных ответов—реакций см. [Beinhauer 1963: 164–188].


[Закрыть] Так, «да—нет» – ответы варьируются в зависимости от того, служат ли они подтверждением или отрицанием определенной информации, согласием или несогласием с мнением собеседника, знаком готовности или нежелания выполнить просьбу или последовать совету собеседника. Большое влияние на ответную реплику оказывает характер запрашиваемой информации, которая может касаться действия, качества или свойства субъекта, его идентификации и т. п. Меньшее воздействие на структуру ответной реплики оказывает в испанском языке наличие или отсутствие отрицания в вопросе. Покажем это на примере нескольких ответных парадигм:

¿Conoces a Juan?

Sí – sí; claro (que sí); naturalmente; pues sí; cómo no; ¿y рог qué no?; ¡desde luego!; ¡sí que le conozco!; ¿que si le conozco?; ¡como que si le conozco!; ¡no voy a conocerle!; ¡vaya si le conozco!; ¿no he de conocerle?.

No – no; pues no; claro que no; en absoluto; ni por asomo; ni hablar; ni remotamente; ¡qué va!; ¡quiá!; ¿qué he de conocerle?; ¡qué voy a conocerle yo!; ¿a qué ton voy a conocerle?.

¿No conoces a Juan?

Sí – sí (que) le conozco; claro que le conozco; naturalmente le conozco; pues sí le conozco; cómo no; ¿y por qué no?; ¿que si le conozco?; ¡como que si no le conozco!; ¡no voy a conocerle!; ¡vaya si le conozco!; ¿no he de conocerle?.

No – no; pues no; claro que no; en absoluto; ni por asomo; ni remotamente; ni mucho menos; ¡qué va!; ¡quiá!; ¡desde luego!; ¿qué he de conocerle?; ¡qué voy a conocerle!.

¿Estás cansado?

Sí – sí; claro (que sí); naturalmente; pues sí; cierto; y lo estoy; y tan cansado; y mucho; cómo no; ¿y por qué no?; sí que lo estoy; ¿que si estoy cansado?; ¡como que si estoy cansado!; ¡no he de estar cansado!; ¡no voy a estar cansado!; ¡vaya!; ¡a ver!; ¡desde luego!.

No – no; pues no; claro que no; eso sí que no; en absoluto; ni por asomo; ni hablar; de ningún modo; ni mucho menos; ni remotamente; ni poco ni mucho; nada de estar cansado; ¡qué va!; ¡quiá!; ¿a qué ton voy a estar cansado?; ¡qué cansancio ni qué diablos!.

¿No estás cansado?

Sí – sí (que) lo estoy; y lo estoy; y tan cansado; y mucho; pues sí, lo estoy; cómo no; ¿y por qué no?; ¡a ver!; ¿que si estoy cansado?; ¡como que si estoy cansado!; ¡como que no estoy cansado!; ¿no voy a estar can sado?; ¡desde luego!

Серия отрицательных ответов на этот вопрос в целом совпадает с приведенными выше ответами на вопрос ¿estás cansado?.[233]233
  Автор приносит искреннюю благодарность X. Итурраран за помощь в составлении приводимых «ответных парадигм».


[Закрыть] Наблюдая за структурой испанских ответных реплик, можно заметить, что наиболее общие и универсальные способы отрицания и подтверждения – sí и по – ориентированы не на предшествующее им высказывание, а на то, которое они предваряют. Sí и no не столько являются знаками совпадающей или обратной модальности относительно предшествующей реплики, сколько образуют эквиваленты утвердительных и отрицательных суждений, лексическое содержание которых в случае неразвитой реплики следует искать в предыдущем высказывании. В испанском языке невозможны реплики типа «нет, знаю» или «да, не знаю», первая часть которых представляет собой реакцию на реплику собеседника, а вторая выражает независимое суждение. Хотя и в испанском языке можно встретить примеры причудливого сплетения отрицательных и утвердительных частиц, последние приобретают в них чисто усилительную функцию, cр.: Ahora sí que sí que no seguimos; ahora sí que sí que va a ser que no (примеры М. Родригес Ириондо).

Способы подтверждения, используемые чаще в качестве знака согласия с собеседником, чем при ответе на вопрос, ориентированы на контекст и могут соответствовать как утвердительному, так и отрицательному суждению в зависимости от содержания предшествующей реплики. Ср. claro, cierto, justo, seguro, eso es и т. п. Desde luego, по—видимому, обнаруживает колебание в своей ориентации, то выражая подтверждение или согласие с репликой собеседника, независимо от ее модальности, то становясь эквивалентом утвердительной реплики. При ответе на отрицательный вопрос значение этого сочетания не вполне определенно.

Приведенные выше ряды свидетельствуют о том, что эмоциональные и экспрессивные коннотации постоянно сопутствуют в живой речи ответам информативного характера. Подтверждение или отрицание некоторого факта то усиливается, то ослабляется, то обнаруживает в отвечающем раздражение тривиальностью или неуместностью вопроса, то служит для отвода темы. Большую роль в такого рода реплицировании играет интонация. Некоторые реплики—клише могут выражать в зависимости от сопровождающей их интонации различные виды аффективных оттенков. Так, отрицательная реплика ¿a qué ton? букв. 'почему? с какой целью? указывает на раздражение или возмущение вопросом, обиду, желание прекратить разговор. В коммуникативном отношении она сближается с такими русскими репликами как «С чего ты взял? С какой стати? Чего ради? Еще чего придумал! Скажешь тоже! Вот еще! Это почему еще!». Ср. – No sé рог qué se me da a mí que el señorito ese tuyo debe andar un poco de la azotea. – La chica se exasperó. – A qué ton; bien bueno que es, mira (Delibes, Hoja); ¿Te ocurre algo, hija? – Ella respondió esqui—vanamente. – ¿A mí? ¡A qué ton! (Ibid.); La muchacha se irritó. – No empiece, – dijo. – ¿A qué ton no empiece? Yo no miento, hija (Ibid.); ¿Te pasa algo, hija? – Ella repsondió cortada. – ¿A mí? ¡A qué ton! (Ibid.).

Если экспрессивность реплики не поддержана ее лексическим наполнением, а ее рамки стесняют развертывание интонации, то такая реплика быстро утрачивает эффективность. Так, например, усилительная фраза a ver, по—видимому, воспринимается в современной речи как обычный утвердительный ответ; cр. – ¿Tienes novio, Desi? – A ver. – ¿El militar ese? – A ver (Delibes, Hoja); – Tengo el brazo molido. – ¿De la maleta, hija? – A ver (Ibid.); – Madrid no se conquista en un día, es bobada. – ¿Madrid? – A ver, hija (Ibid.).

В некоторых случаях коннотация ответа эксплицируется в уточнении; cр. – ¿Son amigos? – ¿Amigos? Lo que se dice amigos, no; conocidos, nada más; – ¿Es tu amigo? – Eso de amigo vamos a dejarlo, conocido y de lejos (примеры подсказаны M. Родригес Ириондо).

Выражение согласия или неодобрения, подтверждения или отрицания некоторого факта, желания или нежелания выполнить чью—либо просьбу легко и естественно перерастает в реакцию ad hominem, т. e. переносится на личность собеседника. Согласие с чьим—либо мнением или предложением нередко передается знаками восхищения самой личностью говорящего, на которые столь щедры испанцы; cр. – ¡Eres inmenso! – ¡Colosal! – ¡Formidable! – ¡Estupendo! (Ar—nicnes). Наоборот, нежелание выполнить просьбу или требование собеседника может обернуться против него самого, cр. – ¡Déjeme usted! – ¡Pero, por Dios, Galán, no seas loco! (Ibid.); – Haga usté el favor de salir por esa puerta (…). Saliendo un poco a la derecha está la escalera. – ¡Qué fina! ¿Te has educao en las damas negras? (Ibid.). Отрицательная реакция на личность собеседника, как показывает последний пример, вовсе не обязательно связана с использованием бранного репертуара. К. Бюлер передает анекдот о том, как боннский студент заставил плакать от злости и бессилия самую агрессивную рыночную торговку, применив к ней все буквы греческого и еврейского алфавитов (¡So alfa! ¡So beta! и т. д.). «В оскорблении, равно как и в музыке, почти все зависит от тона», – заключает свой рассказ К. Бюлер.[234]234
  [Bühler 1967: 74].


[Закрыть]

При изучении аффективных реплик их значение удобно разлагать на две пропозиции, одна из которых передает их информативное содержание, а другая эксплицирует сопутствующую ему модально—эмоциональную коннотацию или, иначе говоря, пресуппозицию ответа. Так, например, смысл ответной реплики ¿Quién ha de ser? (на вопрос ¿Eres tú?) может быть сведен к следующим двум пропозициям: 1) Да, это я; 2) Это и так очевидно.

Отрицательные и утвердительные ответы неразрывно связаны с реализацией в диалоге определенной тактики. Тактика подчас внедряется в само построение реплики. Испанской диалогической речи свойственны непрямые, завуалированные формы реагирования, тенденция к смягчению ответа. Существуют специальные стандартизованные способы окольного выражения мысли, которое достигается благодаря тому, что отрицательная форма становится эквивалентом утверждения либо отрицание нейтрализуется, сочетаясь с прилагательными или наречиями обратного, сравнительно с искомым, значения (no + poco = mucho). Например: – Si vienes con estas intenciones, marcha y no vuelvas, Picaza. – No te has hecho tú poco señorita (Delibes, Hoja); – Marce, eché yo fuera el pueblo? – Anda, maja, no corres tú poco (Ibid.); – No te han entrado a tí pocas prisas, guapa (Ibid.); Ande y que tampoco le quedan a una cosas por aprender (Ibid.); Ande y que tampoco se ha puesto usted chulo, ¿va de fiesta? (Ibid.).

Изучение тактики диалогического поведения представляет любопытную социо—и психолингвистическую задачу, раскрывающую как универсальные, так и национальные черты диалога. Диалогическая тактика достаточно стандартизирована, и многие ходы диалогического поведения могут быть предсказаны с большой степенью вероятности. Так, например, чтобы подчеркнуть важность или неожиданность новости, говорящий иногда предваряет ее риторическим вопросом, провоцирующим вопросительную реплику собеседника, которая готовит благоприятную почву для основного сообщения, рассчитанного на эмоциональную реакцию. Ср. – ¿Sabes quien es? – ¿Quién? – Numeriano Galán. ¡Nada menos que Numeriano Galán! ¿Qué te parece? – Hombre, bien…; me parece bien (Arniches). Ведет «игру» в данном случае тот, кто ее начал.

Подобно тому как игра в шахматы есть в то же время борьба, требующая разработки сложных стратегических программ, диалог – в особенности диалог модального типа – также развивается под знаком борьбы за победу. «Всякий подлинный разговор, – писал Ш. Балли, – это схватка; это не борьба двух умов – соперниками выступают две личности в целом: одно „я“ стремится восторжествовать над другим. Даже в самой невинной и самой мирной беседе всегда затрагиваются жизненные интересы собеседников, потому что каждый из них вкладывает в нее что—то личное, будь то реальная заинтересованность, осознанное желание или чистый инстинкт, неосознанный импульс, неопределенное чувство».[235]235
  [Балли 1961: 330].


[Закрыть]