Текст книги "Беседы Учителя. Как прожить свой серый день. Книга I"

3.М. Гагина

И это “сейчас” только тогда и будет действенным, если человек прошёл его легко. Чаша, с которой идёт человек по Земле, есть чаша его сердца. И раскрывается сердце только тех, кто живёт, неся в день простую доброту. Тоска – это эгоистическое “я”, а радость – это верный признак, что человек увидел в своём вечном его святая святых, и весь смысл изживаемого дня в этом». Эта великая мудрость не сразу, но со временем стала моим «руководством» в жизни.

В разговоре по телефону с Мулиной Антарова сказала, что если я – друг тёти Жени и Софьи Владимировны и так любила её, то они (К.Е.Антарова и О.Н.Цубербиллер[5]5
  О.Н. Цубербиллер – известный математик, автор учебников по математике. – Прим. ред.


[Закрыть]. – Ред.) будут очень рады меня видеть. Только ввиду того, что она плохо себя чувствует, прежде нужно им позвонить.

7 октября 1956 года я первый раз была в доме на Суворовском бульваре (где жили К.Е.Антарова и О.Н.Цубербиллер. – Ред.), говорила с Ольгой Николаевной Цубербиллер, она разрешила им звонить.

К.Е. Антарова и О.Н. Цубербиллер

Антарова очень плоха, у неё сердечная астма, был инфаркт миокарда. Все последующие дни для неё были очень тяжёлые. Я только звонила им…

18 октября 1956 года виделась с Цубербиллер, она передала мне поручение Антаровой отнести её знакомой Елене Давыдовне первую часть рукописи «Две жизни». Я чувствовала себя гонцом! Так по одной-две главе я носила ей книгу, она тепло меня принимала, поила чаем, разговаривала со мной. Я себя чувствовала с ней легко и просто. Сейчас я думаю, что это был «тонкий ход» Антаровой и Цубербиллер, чтобы научить меня общению с людьми. Этот опыт был очень полезен для меня.

К.Е. Антарова

28 октября Коре Евгеньевне стало лучше!

Навещаю Гагину, она очень мудрая, добрая, стойкая женщина. Читаю по её просьбе первый том «Писем» Е.И.Рерих. Зинаида Михайловна была членом теософского общества, последовательницей идей Л.Н.Толстого, руководила школой в деревне Рязанской губернии, которая была основана великим писателем. Вместе с Ю.Н.Кирпичниковой в «Лосином острове» она организовала теософскую школу, куда приезжала Софья Владимировна Герье с сестрой.

Антарова передавала Гагиной письма, переданные Учителем для неё («Старец» и другие). Зинаиду Михайловну я навещала часто, каждый раз поражаясь её героической стойкости, с которой она переносила свои старческие болезни – никогда ни единой жалобы, ясные мысли, речь разумная, терпимость, мудрость, доброжелательность при каждой встрече – а ей 95 лет!

Первая встреча с Корой Евгеньевной Антаровой произошла 4 ноября 1956 года. В этот день Ольга Николаевна Цубербиллер неожиданно провела меня в комнату, где в кресле сидела Кора Евгеньевна. И я видела её, слушала и даже говорила около 30 минут!

Эта встреча явилась для меня неожиданной, хотя ждала я её давно, ещё когда читала «Две жизни». Насколько она была значительна для меня, я, конечно, тогда едва ли понимала, но помнила о ней всегда. В этот миг встречи я слышала её голос – твёрдый, несмотря на болезнь, добрый, ласковый, полный музыки, видела её огромные глаза, наполненные теплом и любовью. И вот я, робкая, косноязычная, отвечала на её вопросы, как на исповеди, сама полная любви к ней. Кора Евгеньевна окутала эту встречу со мной такой высокой простотой и любовью, что я забыла о себе и утонула всей душой в этом «море Духа»; музыка затопила сердце и вознесла к Богу.

Эта первая встреча озаряла потом каждый день все последующие годы моей жизни. Словами невозможно описать состояние души и сердца, переживающих эти высокие чувства.

Ноябрь 1956 – май 1957-го. Состояние здоровья Коры Евгеньевны всё время колебалось от улучшения к ухудшению и наоборот. Ольга Николаевна стойко ухаживала за ней и охраняла её покой, сама будучи не очень здорова. О здоровье Антаровой я узнавала по телефону или при передаче мне очередной главы книги «Две жизни» для Елены Давыдовны в прихожей. Кора Евгеньевна меня направила к Варваре Николаевне Дитиненко, у неё я встретила Марию Николаевну Волкову.

Я рассказала о Машеньке Коре Евгеньевне и Ольге Николаевне. Они попросили меня привести её к ним. С этих пор она стала верной помощницей в их жизни. Позже Кора Евгеньевна поведала ей, что Учитель во сне сказал: «Машенька будет вашей помощницей». Машенька и я воспринимали всё как служение: безотказные, с любовью и преданностью, готовые всё бросить на службу самым Высоким и Светлым для нас людям. Были короткие, счастливые минуты общения с Корой Евгеньевной, когда она своими расспросами и короткими наставлениями, замечаниями помогала мне избавиться от робости, скованности, стеснительности. Она прямо назвала эти мои состояния самостью: не желая показаться слабой в знаниях, неинтересной, я была скованной, необщительной, косноязычной, сама не осознавая этого. Кора Евгеньевна тактично, ласково, тонко, незаметно помогала мне обрести уверенность в себе, простоту в общении с ними и другими людьми.

Летом 1957 года Кора Евгеньевна и Ольга Николаевна отдыхали на даче у Лобановых в г. Бабушкине. Там часто бывала их знакомая врач Кирпичникова, член теософского общества. Один раз я была у них на даче. Кора Евгеньевна, хотя была слаба, но всё же сама ходила с палочкой по садику, где Ольга Николаевна с любовью разводила розы. После обеда Кора Евгеньевна посадила меня за плетёный круглый стол, дала тоненькую школьную тетрадь с записями под названием «Лучи» и сказала: «Читайте до тех пор, пока сможете воспринимать прочитанное». Мне казалось, что я быстро прочту всё, но в какой-то момент почувствовала, что больше читать не могу, не вмещается прочитанное. А прочла я мало, очень мало… Когда я рассказала гуляющим в садике Коре Евгеньевне и Ольге Николаевне об этом, они с пониманием, тепло и ласково улыбнулись и утешили меня, что так и должно было случиться, что всё со временем придёт. Они дали мне тетрадь домой, сказав, что это хорошо бы знать наизусть, потом разрешили мне переписать[6]6
  Это были те самые «Беседы Учителя», которые собраны в этом сборнике. – Прим. ред.


[Закрыть].

В одну из первых коротких встреч с Корой Евгеньевной я ей сказала, что читала, не подозревая, кто автор, и постоянно перечитываю её книгу «Беседы К.С.Станиславского», и как она мне помогает в духовных борениях. По её просьбе принесла ей книгу. Посмотрев её, она сделала несколько записей: высказывания К.С.Станиславского, И.Канта, Л.Н.Толстого и обо мне: «Милой, доброй Леночке Тер-Арутюновой, артистической душе и великой покровительнице “старух” от автора К.Антаровой, 18 мая 1957 года, Москва».

Продолжаю навещать Елену Давыдовну, принося очередную главу «Двух жизней». От неё я приносила главы рукописи домой с разрешения Коры Евгеньевны, и мы с мамой читали и осмысливали прочитанное – это нас сближало, как ничто другое ранее. Постепенно все главы всех частей собрались у нас в семье. Когда я спросила, как быть с рукописью, Кора Евгеньевна сказала, чтобы я оставила её у себя и хранила. На вопрос, можно ли давать читать «Две жизни» другим, Кора Евгеньевна сказала: «Давать читать другим можно, но с большой осторожностью: прежде распознать человека, чтобы не навредить ему в его судьбе, ибо разочарование может толкнуть его на хулу Учения и этим отшатнуть его от Светлого Пути на долгий срок».

Круг людей, знакомых Софьи Владимировны, Коры Евгеньевны, Ольги Николаевны, с которыми меня сводила судьба, постепенно увеличивался. Все они уже пожилые, умудрённые опытом трудной, содержательной духовной жизни, очень интересные, добрые, стойкие. Для меня они являлись чудесными примерами в опыте общения, подражания, закаливания характера. Но, конечно, образы Софьи Владимировны, Коры Евгеньевны, Ольги Николаевны затмить они не могли. Каждая встреча с ними для меня была значительна и незабываема. Ольга Николаевна всегда оставалась как бы в стороне, но «на часах», как верный страж здоровья Коры Евгеньевны. Беседовала со мной Антарова, а я, затаив дыхание, ловила каждое её слово, жесты, интонации голоса, доброе сияние больших глаз, простые мудрые мысли. От неё исходило сияние света, доброты, ласки, любви. Мудрая простота слов вливалась прямо в душу и сердце.

Всё это и что-то не выразимое словами пронизывало меня и запоминалось навсегда. В одну из первых встреч она мне сказала: «Запомните, Леночка, Радость – сила непобедимая, Радость – единственная сила, через которую зло не может коснуться человека. И если кто-то тебя обидел, старайся бросить ему цветок мира, и твоё доброжелательство поможет ему».

Очень нужна была мне Радость, и, конечно, моя душа впитала эту Мудрость, и она всегда помогала мне в трудные моменты жизненных испытаний, которые не оставляли меня. Кора Евгеньевна помогала найти в себе то основное, ради чего пришла я в эту жизнь, помогала поверить в свои силы. Она могла ничего не говорить – её лучезарные глаза передавали мне то, что было нужно душе моей.

Летом 1958 года Кора Евгеньевна и Ольга Николаевна отдыхали в Баковке, купив там полдома. Я бывала у них одна и с Машенькой. Здесь Ольга Николаевна разводила свои любимые розы, она так тепло и с любовью рассказывала о них!

В октябре был очень трудный для них переезд в новую двухкомнатную квартиру на Фрунзенской набережной, 42. А мы жили рядом через дорогу! Я помогала упаковывать вещи, мой папа тоже помогал при переезде.

На новой квартире я бывала редко, так как здоровье Коры Евгеньевны было неустойчивое. Навещала Гагину, Чехову, Дитиненко, Елену Давыдовну. Мой маленький опыт общения с ними и другими людьми за это время укрепился, я постоянно руководствовалась мудрыми советами Софьи Владимировны, Коры Евгеньевны, Ольги Николаевны. Я понимала, ощущала, что, если идёшь к людям с любовью, радостью, мудростью, встреча проходит ровно, легко, просто, радостно и даже высоко. Главное – забыть о себе, проникаясь заботами собеседника. А учиться этому нужно всю жизнь – постоянно, неустанно, ежеминутно. И я искала для себя способ, который помог бы мне выбраться на волю, на свободу, преодолевая свои недостатки. Долгие поиски, пробы… Ими были отмечены 1956–1958 годы.

Я понимала, что силой воли ничего не смогу добиться, так как считала, что её у меня нет. Значит, папин (волевой) пример не для меня. Каждый день на работе становился для меня Голгофой из-за неумения общаться с людьми, а также моих комплексов. Пришло решение – сначала укрепить то, что есть хорошего во мне (ведь должно же что-то быть), а потом исправить явные недостатки. Каждый день по песчинке чего-то добиваться. Пробовала не думать о плохом, о том ужасе, с которым просыпалась каждое утро, – опять Голгофа на работе. Старалась не думать об опасениях, что у меня что-то не получится, что я не смогу, не сумею. Пробовала не думать, уговаривала, убеждала себя заменять негативные мысли на светлые, радостные, положительные. Добровольно, без принуждения и насилия.

Прошло примерно два месяца моей незаметной, незримой работы над собой, когда по крупице, по песчинке в день избавлялась от неуверенности в себе, в своих силах и возможностях. И вот однажды на работе, во время выдачи книг читателям, когда я шла выполнять очередное требование, перед моим внутренним взором вдруг полыхнуло пламя, меня пронзила энергия, словно крылья возникли за плечами. И я поняла, почувствовала, осознала, что стряхнула многолетний груз, который так тяготил меня. За этот миг просветления поняла, как много может человек. Ведь всего за два месяца стало возможным сбросить тяжёлый груз, накопленный многими годами этой жизни, а может, и прошлых. И в это же мгновение я вдруг увидела, что за окном, оказывается, сияет февральское солнце, а до этого я его не замечала.

И всего-навсего достаточно изменить содержание мыслей. Надо только заменить отрицательные на положительные, светлые, радостные. Это первое озарение произошло примерно в феврале 1957 года. Затем мне разонравилось понятие «песчинка», и я заменила его на мысленный образ «лучик солнышка». Теперь каждое утро, просыпаясь, я мысленно запускала в себя этот «лучик» и с придуманными словами – «проживу день светло и радостно, несмотря ни на что» – отправлялась на работу в библиотеку МГУ или начинала свой очередной день дома.

Конечно, к этому времени я уже была полна мыслями из «Двух жизней» и других произведений духовного плана. Общение с Учителями духа (Бодянской, Герье, Антаровой, Цубербиллер) имело огромное значение для моего становления. Метод убеждения, уговаривания вместо насилия, подчинения очень помогал вытаскивать себя из болота, в которое я сама загнала себя жестокой, уничтожающей самокритикой. Всё нужно в меру, во всём должна быть золотая середина. Главное – без принуждения, добровольно изменять то, что считаешь нужным.

Потом меня заинтересовала мудрость Христа: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». И я поняла, что я себя не любила, считая плохой. Поняла, что надо не только прекратить ругать себя, но и научиться любить себя, не ту плохую, а лучшую, рождающуюся в результате процесса самоулучшения, самоусовершенствования. Учась любить себя, я стала более терпимо относиться и к другим людям. «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» – я всё больше и глубже постигала эту истину на своём опыте. Преодолевать все трудности с любовью, оказывается, во много раз легче и быстрее. В воспитании детей мой опыт, мой метод, да ещё и с любовью – самый безболезненный, эффективный, быстрый.

С этими «находками» я в июне 1958 года перешла на работу в библиотеку факультета востоковедения при МГУ, где меня ожидали новые испытания. Каждый день я шла, как на расправу. Девять лет травли, в течение которых меня пытались убрать из библиотеки. Мне каждый день готовились всевозможные ловушки, чтобы показать мою «плохую» работу, настраивали заведующую против меня (об этом она сама рассказала спустя годы). Мой метод помог мне выстоять все эти девять лет. Все эти годы я шла в библиотеку, заряжённая Лучиком и Любовью, Светом и Радостью в душе и сердце, которые я выращивала в себе, – они оберегали меня.

Однажды одна из моих недоброжелательниц, самая злобная, заявила при всех, что всё про всех она знает и понимает, а вот я для неё – загадка неразрешимая. Это было для меня знаком правильности моего метода постоянного пребывания в Свете и Радости, Добре и Любви. Этот опыт, конечно, накапливался по крупицам, и окрыляющие меня факты прибавляли уверенность в своих возможностях и в правильности выбранного Пути.

Ни дня, ни часа, ни минуты без Радости, без Любви, – добровольно, без насилия, без принуждения по отношению к себе и ближнему. Применяя этот метод, можно, не нанося вреда никому, особенно детям, пройти Путь достижения всех Вершин на физическом и духовном планах.

Когда наша заведующая собралась уходить из библиотеки, я решила тоже не оставаться, и она помогла мне перевестись в библиотеку философского факультета. А когда заболела мама (обширный инфаркт), и её после трёхмесячного лечения лежачей выписали из больницы, мне пришлось перейти в техническую библиотеку Дорожного института рядом с домом, чтобы быть ближе к маме.

Там опять проверялся мой метод. Опыт накапливался год за годом. Постоянная наука жить в Радости, в Любви ко всем и ко всему, несмотря ни на что, постигалась и приносила ежедневно чувство всё большей уверенности в своих силах.

Однажды вечером, в конце 1958 года, придя к Коре Евгеньевне и Ольге Николаевне, я была поражена их приёмом. Антарова сидела в своём кресле в солнечно-оранжевом одеянии. Атлас переливался, и словно солнце освещало всю её в этот момент. Она выглядела величественной, лучезарной, царственной. Ольга Николаевна усадила меня на скамеечку у её ног, она протянула ко мне руки, я положила свои в её ладони. Она говорила со мной, а я смотрела на неё снизу вверх заворожённая, с любовью к ней, готовая на всё… Её дивные, большие, добрые, ласковые глаза излучали энергию Света и Любви. Её голос был полон спокойной силы и нежности. Всё слилось в один мощный поток в моём сердце, любящем её. А что я? Меня не было, я была в этом потоке, на волнах вечной Любви. То, что она мне говорила, вливалось дивной мелодией прямо в душу. Слова были, и их не было… Я растворилась в Любви, которой она меня окутала. Она подарила мне миг Любви и слияние с Вечностью.

Если б я знала, уходя от них в этот вечер, что это была почти последняя моя встреча с Корой Евгеньевной. Она сама, конечно, знала, даря мне этот миг. Я же храню воспоминание об этом вечере в глубине души и сердца – и это навечно.

И Софья Владимировна, и Кора Евгеньевна дарили мне, такой малой, несовершенной, ничтожной, столько внимания, доброты, ласки, мудрости, любви. Они были мне Большими Друзьями, Учителями Духа. Мою им благодарность и любовь, ещё несовершенную, но от всего сердца, я мысленно посылала с той минуты, как мы встретились.

Прошло три года после ухода Софьи Владимировны и моей первой встречи с Корой Евгеньевной и Ольгой Николаевной, когда они мне помогали справиться с болью разлуки. И вот опять разлука – 6 февраля 1959 года ушла Антарова Кора Евгеньевна. К тому времени я более окрепла духом, но всё равно мне было очень грустно – опять ушёл мой Учитель. Очень было больно, но я училась у Ольги Николаевны стойко переносить утрату. Она просила звонить ей, приглашала бывать у неё. Её внимание ко мне наполняло моё сердце безмерной благодарностью. Для меня начались новые уроки с помощью Ольги Николаевны Цубербиллер.

Сама она раскрывалась с новых сторон в каждой встрече. В течение трёх лет я знала её строгой, суровой и доброжелательной, охраняющей покой и здоровье своего Большого Духовного Друга. Страж, который в любую минуту готов защитить, помочь во всём, несмотря на то, что сама была не очень здорова. Ольга Николаевна живо всем интересовалась и была в курсе всех событий в стране. С огромным вниманием и интересом она читала книги Учения Живой Этики и труды Н.К.Рериха.

В 1958 году Юрий Николаевич Рерих приехал на родину и привёз картины отца, которые тот завещал России. Выставка была организована в Москве, в зале на Кузнецком мосту, очереди стояли огромные.

Мы с папой ходили туда несколько раз. Однажды видели Ю.Н.Рериха, но подойти к нему даже папа не решился. Ольга Николаевна интересовалась моими впечатлениями, и я ими с ней делилась. С каким восторгом и трепетом я любовалась величественными горами, волшебными красками, наполненными духовной силой, – не хотелось уходить от них.

Ещё в детские, юные годы, когда папа водил меня в Третьяковскую галерею, он обратил моё внимание на картину «Гонец» Н.К.Рериха и просил запомнить её. И на этой выставке была эта картина, и мы рады были вновь увидеть её.

Рассказала Ольге Николаевне, как я «отличилась» при закрытии выставки, выступив в защиту картин и самого Н.К.Рериха от тёмного хулителя. Это я-то! Косноязычная, робкая, стеснительная! И вообразить-то никогда не могла, что на такое решусь. А тут меня словно вытолкнула какая-то сила, и я что-то горячо говорила. Знакомые потом сказали, что я прекрасно выступила. Когда все стали расходиться, Ю.Н.Рерих благодарил меня, жал руку и ласково сияли его глаза. Конечно, я очень смущалась, робела, как всегда. И конечно, не помнила, что говорила. Потом решила, что это, наверное, через меня шла защита творчества Н.К.Рериха. Но на этой прощальной выставке было много других людей, знакомых с его творчеством. Почему-то выступил не кто-то из них, а я. Почему? Я никому не говорила о своих проблемах, всё осмысливала в одиночку. И Ольге Николаевне, рассказывая, не задала никаких вопросов.

У Ольги Николаевны мне довелось встретиться с Эрарской, талантливой артисткой. Она пригласила меня к себе, и я один раз была у неё. Она очень тепло меня приняла, рассказала многое о своей творческой жизни. Подарила мне открытки, где она была запечатлена в своих ролях. Бывала у Ольги Николаевны, если она нуждалась в моей помощи, в день рождения и на именины, во время праздничных дней. Бывала одна, иногда с мамой. Часто у Ольги Николаевны встречалась с Машенькой, тогда мы вместе уходили и долго в метро беседовали. Иногда она спрашивала моего совета по вопросам, касающимся событий её жизни. Я ей что-то говорила, а она внимательно слушала и благодарила за помощь.

Очень меня удивляло то, что я так «красно» разговорчива и могу ей помочь своими малыми знаниями. Ведь я такая косноязычная и вообще неразговорчивая, а тут неожиданно становлюсь совсем самой себе не свойственной. Потом, вроде, я догадалась, что, вероятно, через меня посылалась ей помощь, которую она легче могла воспринять в моём изложении. А может, она не решалась спросить разъяснения у Ольги Николаевны, а со мной ей было легче.

В праздники у Ольги Николаевны собирались её друзья и знакомые. Всегда приходила семья профессора Стриженова: его жена, сын, дочь с мужем. Самый светлый из всего семейства был сын, он был очень молод и талантлив. В математике подавал большие надежды. Ольга Николаевна относилась к нему очень тепло, окружала его большой любовью. К сожалению, он рано погиб в автомобильной аварии.

Всегда меня удивляло и поражало, как Ольга Николаевна, незримо для всех, тонко, тактично руководила разговором. И меня не упускала из вида. Я всегда сидела далеко от неё. Слушала, наблюдала за всем с интересом, забывая об угощениях. Но Ольга Николаевна всё замечала и просила кого-нибудь, сидевшего рядом, поухаживать за мной (и я, конечно, смущалась).

Когда я бывала у Ольги Николаевны одна, то часто приходила к ней с неразрешимыми вопросами и чуть ли не с порога говорила об этом. Она улыбалась, усаживала меня за стол, задавала вопросы о моей жизни, о здоровье родителей, с вниманием выслушивала меня. Когда наступало время расставания, Ольга Николаевна спрашивала, что же было мне не ясно, чем она может мне помочь? И каждый раз оказывалось, что всё неразрешимое становилось простым, ясным, светлым, высоким. Как ей удавалось это волшебство, так и осталось для меня загадкой. Видя моё удивление, растерянность, она ласково улыбалась мне и говорила добрые, успокаивающие слова. И всегда я уходила от Ольги Николаевны переполненная радостью, уверенностью в своих силах, чего мне всегда недоставало.

Как-то, придя к ней днём, застала у неё группу китайских девушек, которые учились в институте, где она читала лекции, бывало, что перед аудиторией до пятисот человек. Обычно её слушатели с таким обожанием и восторгом смотрели на неё, в их глазах сияли любовь и преклонение. В душе я с ними была солидарна.

Однажды, придя к Ольге Николаевне, застала у неё её знакомую. Она жаловалась на свои болезни и сказала, что при обострениях она теряется, объятая паникой. И Ольга Николаевна стала учить её дыханию, которое успокаивает и нормализует работу организма. Надо осторожно вдыхать через нос, очень тихо и как можно глубже и дольше, и так же тихо и осторожно выдыхать. И так продолжать, пока не наступит облегчение.

Придя домой, я подробно всё рассказала маме. Позднее ей помогло это, когда во время завтрака в её дыхательное горло попала крошка хлеба. Она сумела сосредоточиться на этом процессе, несмотря на то, что после инфаркта была ещё очень слаба. Такое дыхание ей помогло. Оно помогает во многих случаях жизни – я проверила. При бессоннице, волнении, различных болях, а также после негативных встреч и событий. Чтобы это дыхание сразу приходило на помощь, надо упражняться ежедневно и перед сном.

Летом, когда Ольга Николаевна отдыхала на даче в Баковке, мы с Машенькой там бывали. Машенька чаще, так как помогала Ольге Николаевне в бытовых вопросах. После ухода Коры Евгеньевны на даче с Ольгой Николаевной каждое лето жила и семья Стриженовых с детьми. Ольга Николаевна уступила им весь первый этаж, сама же поселилась в мезонине на втором этаже. Туда вела узкая, скрипящая, шаткая лестница, и Ольга Николаевна с больным сердцем, распухшими ногами каждый день должна была по ней подниматься и спускаться. Где и как она отдыхала днём?

Мы с Машенькой поднимались и спускались по этой лестнице. Наши сердца отзывались болью и негодованием, стоило представить, как Ольга Николаевна каждый день совершает этот путь, этот подвиг. И как она могла допустить это? А эти здоровые молодые люди как могли согласиться? Однажды Машенька всё же решилась спросить Ольгу Николаевну об этом. На что та ответила, что так надо, необходимо погасить карму. (Ранее Коре Евгеньевне Учителем было сказано, что это воплощение Ольги Николаевны на Земле – последнее.)

Однажды у Ольги Николаевны я познакомилась с Люси Михайловной Хубларовой, близкой знакомой К.Е.Антаровой и О.Н.Цубербиллер. Время от времени она приглашала нас с Машенькой к себе. Она очень любила классическую музыку особенно часто мы слушали произведения Шопена. И благодаря ей я тоже полюбила произведения Шопена и других композиторов. Люси Михайловна была со мною строга, хотя и внимательна, любезна.

У Люси Михайловны бывали Аля Беклемишева, Машенька. С А.Н.Обнорским я встречалась у Люси Михайловны во время его приездов в Москву из Ленинграда. Он был сияющим, лучезарным, и я молча слушала, впитывала. Всё, о чём говорили, было мне неведомо. Всё было новым, интересным, поучительным – чего раньше не было в моей жизни.

Люси Михайловна печатала на машинке много теософской литературы. Она давала мне читать «Сад Учителя» (О.Б.Обнорской. – Ред.), книги Кржижановской и другие. При общении с Хубларовой всегда поражали воображение её огромные, грустные, глубокие, чёрные глаза.

Люси Михайловна познакомила меня с Антонюками – Сергеем Юлиановичем и Марией Григорьевной. А у них я познакомилась со скульпторами А.А.Арендт, A. Н.Григорьевым, художником Б.А.Смирновым-Русецким и другими. Все они собирались у Антонюков, и у них я жадно слушала их разговоры. Потом я бывала у Арендт дома. Она однажды познакомила меня с художником-анималистом B. В.Ватагиным, и он радушно показал мне свои работы. Антонюк вскоре после моего выступления на закрытии выставки картин Н.К.Рериха в защиту его творчества договорился с Ю.Н.Рерихом о моей встрече с ним. Но она так и не состоялась, так как Юрий Николаевич неожиданно заболел и вскоре скончался. Так что единственное непосредственное моё общение с ним было после моего горячего выступления на выставке, когда он, очень тепло улыбаясь и благодаря меня за защиту творчества отца, пожимал мою руку своими двумя. Я стеснялась, но у меня было очень хорошо и радостно на сердце.

Когда не стало папы в 1967 году, мама очень долго болела, около полутора месяцев. Ольга Николаевна всегда справлялась о её здоровье. А однажды навестила маму, несмотря на больное сердце. Хотя мы жили рядом с Ольгой Николаевной, всё равно ей это было нелегко. Для мамы её внимание было очень дорого, значительно, знаменательно. Память об этом дне она хранила, как и все другие встречи с Ольгой Николаевной, с великой благодарностью и благоговением. В 1970 году, 10 июня мамы не стало. Ольга Николаевна приходила с ней проститься и поддержать меня.

А вскоре, в 1971 году, и Ольга Николаевна ушла из жизни. И я совсем осиротела. Ушёл последний Учитель в этой моей жизни.

Все мои Великие Друзья – Учителя. Общение с ними подсказывало методы работы над собой, без которой вся мудрость великих мыслей малоэффективна. Они показывали мне верный Путь, который предстояло пройти в этой жизни мне и многим другим. Их живые образы учили меня на практике умению общения с людьми здесь, сейчас, всегда. Учили распознаванию себя и ближнего, совершенствованию постоянному, умению правильно любить себя и ближнего.

Портрет Учителя, подаренный Тер-Арутюновой К.Е. Антаровой

В дальнейшей моей жизни было много чудесных, интересных людей. Встречи с ними учили меня общению – не робея, не стесняясь разговаривать с людьми, отдавая с радостью всё, что накоплено сердцем, душой.

Вероятно, наука общения – одна из главных в жизни. Мне она давалась с большими муками и трудностями, но после неустанных усилий стала лёгкой и радостной. «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Христос). «Проще, легче, выше, веселей» (Станиславский). Учусь этой Науке общения до сих пор ежедневно, ежечасно, неустанно укрепляясь духовно. Этот Путь бесконечен.

Кто-то из писателей сказал: «Вспомнить прошлую жизнь – это всё равно, что вновь пережить её». Так было и со мной при написании этих воспоминаний. Я много пережила вновь и вновь. По-новому, глубже осмыслила всё написанное – жизнь свою и не написанное из жизни моей… Если бы не продолжительные, настойчивые пожелания друзей записать всё, что я им рассказывала, – я так и не решилась бы на эту работу… Спасибо им… А.Беклемишевой, И.Атаманову, К.Черенковой, О.Тананаевой, А.Стрелковой, Н.Падурра, А. Некрасову…

Е.Ф. Тер-Арутюнова