Текст книги "Женщина в православии. Церковное право и российская практика"

2. Женщины и монахи и проблема женской исповеди

Запрет женщинам посещать мужские монастыри строго соблюдается сегодня в афонской традиции, но этот запрет существовал во всех монастырях.

Соборные правила категорически воспрещали совместное пребывание женщин и мужчин в монастыре (не делая оговорки ни для духовников, ни для священников) и погребение женщин в мужском, а мужчин в женском монастыре.

47-е правило VI вселенского (Трулльского) собора содержало запрет оставаться в монастыре на ночь женщине в мужском, а мужчине в женском: «Ни жена в мужском монастыре, ни муж в женском да не спит. Ибо верные должны быть чужды всякого претыкания и соблазна, и благоугождати жизнь свою сообразно с благоприличием и благоприступанием ко Господу. Аще же кто сие учинит, клирик ли, мирянин ли, да будет отлучен»⁴³. В комментарии к этому правилу Вальсамон ссылается также и на гражданские законы, подтверждающие этот запрет: «А 2-я глава 123-й Юстиниановой новеллы, или 15-я глава 1-го титула 4-й книги Василик говорит: «ни женщина совершенно не должна входить в мужской монастырь, ни мужчина в женский ни под предлогом поминовения умершаго и там лежащего, ни по другой причине, ни даже в том случае, если кто имеет в монастыре брата, или сестру, или кого-нибудь из плотских родственников: ибо у монахов, поревновавших о жизни небесной, нет родства. Да для чего бы желающим и делать такие входы, если бы они не хотели сделать чего-либо запрещенного? И так и мужчинам следует делать в мужских монастырях приличное мужчинам, равно и женщинам следует в женских монастырях делать то, что предоставлено женщинам, так чтобы никто не смешивался с другим, ни даже в том случае, если бы кто-нибудь называл себя, например, братом, или сестрою, или другим родственником: ибо мы даже под этим предлогом не позволяем никому входить. Ибо если мы пресечем самые начала и воспрепятствуем прелести, которое чрез самое зрение вкрадывается в души, и положим препятствие происходящему отсюда падению, то будет гораздо легче и удобнее для священных подвижников исправление жизни на лучшее. Поэтому пусть все повинуются этому закону, и пусть ни мужчины не полагаются в могилах женских монастырей, ни женщины пусть не зарываются в мужских монастырях. Ибо как мужчинам неприличны помещения, назначенные для женщин, так и обратно и мужские помещения для собрания женщин. …Но, хотя это так ясно, однако же представляется необходимым часто входить в монастыри тем, которые служат при погребениях и особенно носящим одр. И в мужских монастырях это удобно, а в женских монастырях не так, по причине сказанного запрещения. Поэтому мы постановляем, чтобы, если когда-либо случится это, и в женском монастыре будут погребать какую-либо женщину (мужчину погребать не дозволяем), то благоговейнейшие жены (т. е. монахини) остаются в своем монастыре, и при совершаемом присутствует одна привратница, или привратницы, или, может быть, и сама игуменья, если захочет. И те, которые совершали установленное при погребении, копали могилу, по исполнении сего должны тотчас удаляться, не видев ни одной из благоговейнейших жен и не быв замечен ни одною из них»⁴⁴.

20-е правило VII вселенского (Никейского) собора содержало запрет на совместное проживание женщин и мужчин в монастыре: «Определяем не быти отныне монастырям двойным, потому что сие бывает соблазном и преткновением для многих. Аще же восхотят некии со сродниками отрещися от мира, и монашескому житию последовати, то мужам отходити в мужский монастырь, а женам входити в женский монастырь: ибо сим благоугождается Бог. А обретающиеся доныне двойные монастыри да будут управляемы по правилу святого отца нашего Василия, и по заповеди его, законополагающей тако: да не живут во едином монастыре монахи и монахини, потому что соводворение дает посредство к прелюбодеянию. Да не имеет дерзновение монах с монахинею, или монахиня с монахом беседовати наедине. Да не спит монах в женском монастыре, и да не яст монахиня вместе с монахом наедине. И когда вещи потребныя для жизни, со стороны мужеской приносятся к монахиням: за вратами оныя да приемлет женскаго монастыря игумения с некоею старою монахинею. Аще же случится, что монах пожелает видети некую родственницу, то в присутствии игумении с нею да беседует, не многими и краткими словами, и вскоре от нея да отходит»⁴⁵.

Практика поминаний умерших не знала принципа разделения по полу: в сохранившихся синодиках женские имена идут вместе с мужскими, а принцип раздельного погребения шел вразрез с этой практикой. Вопрос о том, насколько соблюдался принцип раздельного погребения, остается невыясненным⁴⁶. Этот принцип четко виден в истории московских великих князей: все они погребены в Архангельском соборе Московского Кремля, тогда как женщины были захоронены в Вознесенском монастыре. Но вопрос о том, оказала ли эта практика влияние на более широкие круги населения, остается открытым.

Из приведенных выше правил очевидно, что запрет на посещение мужчинами женщин мыслился как общий для всех монастырей. Среди поучений, обращенных к монахам, запрет на общение с женщинами был выражен неоднократно. Как считали некоторые исследователи XIX в., аскетическая литература задавала отрицательное отношение к женщине: «Особенною нетерпимостью к женщинам дышали монахи в своих уставах и поучениях, трепеща за слабость человеческую перед бесовским обаянием красоты женской»⁴⁷.

Помимо указанных выше соборных определений, ограничивающих общение монахов с женщинами, можно привести правило Никифора Исповедника, которое разрешает монаху самовольно покидать обитель только в трех случаях: если игумен – еретик, если женщины входят в монастырь, если в нем обучают малых детей⁴⁸.

Во многих текстах, содержащих этот запрет, подчеркивается, что смысл его в том, чтобы удержать монахов и монахинь от соблазна, а не в причине греховности жен. Так, в древнерусских аскетических сборниках часто встречается «Слово к иже иноческое житие постничествующим» Василия Великого. В нем содержится глава «Яко не достоит женския беседы без сохранения творити»⁴⁹. В этой главе дан совет не беседовать с женами без нужды, а если и случится такая нужда, то «хранится яко от огня». При этом объясняется, что дело не в самих женщинах, а в страстных помыслах, возникающих у монахов: «Не яко ненавидящим рода, ни убо, ни яко отметающихся онех сродства, но и представительствующим по возможному. Вся убо приобщающю человеческому естеству, изрядне же яже о чистоте подвиге приемшуя, яко братскаа нам страждущу»⁵⁰.

В этой же рукописи имеется слово некоего отца Стефана: «Не имей дружбы с женою да не сгориши огнем»⁵¹.

В русской версии не позднее конца XV в. Скитский устав⁵² получил устойчивый «конвой»: подборку текстов, которая сопровождает его в редакции, включенной в Иерусалимский устав⁵³. Помимо статей дисциплинарного характера, в него входят статьи, объединенные одной темой: запретом общения монахов с женщинами.

В эту подборку вошли уже приведенные: 20-е правило VII вселенского собора; 47-е правило (оно ошибочно названо 87) VI вселенского собора; выдержка из Градского закона; От постничества Василия Великого.

Кроме упомянутых сюда вошло: Иоанна Златоуста Сказание (начало: «Любодеяние убо постнику и велико прелюбодеяние еже со женами сожительствовати»); От поучения Федора Студита (начало: «Да не имаши дружства со иночицею»); святого Макария (начало: «Чесо ради беседы сия неподобные и бедные творити к женам»; в этом поучении говорится, что лучше иноку умереть от голода, чем питаться от жены); Вопросы и ответы святого Варсонофия («Брат вопроси великого Варсонофия, глаголя: «Хощет убо кто зван ясти со женами»; Авва Варсонофий запрещает иноку есть вместе с женами, и если во время трапезы появится женщина, то он должен уйти).

Эта версия Иерусалимского устава получила широкое распространение на Руси⁵⁴.

Однако аскетическая литература никогда не унижала женщину как человека, но говорила лишь о соблазнах, происходящих для монаха от лицезрения женского образа и от женских бесед. Среди монашеских текстов немало рассказов о женщинах-подвижницах.

В хорошо известном как в греческой, так и древнерусской письменности собрании рассказов Палладия, епископа Еленопольского (Лавсаике), о святых подвижниках, целый ряд глав посвящен женщинам-подвижницам: «Почел я за нужное упомянуть в этой книге и о женах доблестных и благочестивых, которым Бог наравне с мужами, пожившими для Него добродетельно, дал в награду венец, чтобы женщины беспечные не изнеживались и не ссылались на то, что они слишком слабы для подвигов добродетели и жизни благочестивой. Видел я много между ними благочестивых и встречал много дев и вдовиц таких, которые мужественно подвизались в добродетели»⁵⁵. Среди многочисленных рассказов, приводимых в этом собрании, примечателен рассказ о блаженной Исидоре. Эта блаженная терпела множество унижений в женском монастыре, и о ее подвигах стало известно благодаря отшельнику Питириму. Ангел сказал Питириму: «Хочешь ли видеть женщину более тебя благочестивую? Ступай в женский Тавеннисский монастырь и найдешь там одну, которая носит на голове повязку: она лучше тебя, ибо она борется с таким многолюдством, всем служит различным образом и, хотя все презирают ее, сердцем никогда не отступает от Бога. А ты, сидя здесь и никогда не живши в мире, блуждаешь мыслью по городам»⁵⁶. Питирим с разрешения учителей отправился в женский монастырь, где отыскал подвижницу, пытавшуюся скрыться от него, «пал ей в ноги, и сказал: «Благослови меня, мать». И она, также упавши ему в ноги сказала: «Ты благослови меня, господин мой!». Увидя это, все изумились и стали говорить: «Авва, не срами себя, она безумная!». «Вы безумные, – отвечал святой старец, – а она лучше вас и меня, она мать наша, и я молюсь, чтобы оказаться равным ей в день суда»⁵⁷. По рассказу Лавсаика, после визита Питирима блаженная Исидора удалилась из монастыря, и никто не узнал, где она скончалась. В грузинской письменности существует продолжение этого рассказа: святая Исидора ушла в пустыню и сделалась настоятельницей 400 святых отцов, носивших имя «пасущихся»⁵⁸.

На Руси запрет на вход женщин в мужской монастырь, по-видимому, никогда повсеместно строго не соблюдался. Из жития Феодосия Печерского известно, что его духовной дочерью была боярыня Мария, жена Яна Вышатича. Авраамий Смоленский исповедовал жителей города с женами и детьми⁵⁹. Функции духовников выполняли также Никон Радонежский, Кирилл и Мартиниан Белозерские, Пафнутий Боровский, Иосиф Волоцкий, Даниил Переяславский⁶⁰.

Но в уставе Ефросина Псковского (преставился в 1481 г.) есть запрет на вход женщинам в монастырь с ссылками на 46-е правило V собора. При этом делается оговорка, что нельзя презирать Божье создание, от которого рождены, и дано сравнение с солью: «Соль от водного естества бытие имать, но егда пакы приближится к воде, абие в небытие расходится: сице убо, рече, мужеский пол вину имать с женским»⁶¹. Запрет на вход женщинам в монастырь содержится и в Уставе Иосифа Волоцкого⁶². Однако этот запрет не мешал принимать Иосифу Волоцкому пожертвования от женщин и вести с ними переписку⁶³.

С вопросом о входе в монастырь связан и вопрос об исповеди женщин.

В отличие от западной историографии, где покаянная дисциплина давно и основательно изучается и существуют многочисленные работы, посвященные классификации пенитенциалов⁶⁴, в отечественной науке чины исповеди и особенно епитимийники остаются почти неисследованными. После трудов А. И. Алмазова⁶⁵ и С. П. Смирнова⁶⁶ новых классификаций этих памятников не появилось. В новейшей работе М. В. Корогодиной предметом исследования стали исповедные вопросники⁶⁷.

Источники дают противоречивый материал о тайной исповеди. Особое место для практики православной церкви имел Номоканон Иоанна Постника – один из древнейших памятников покаянной дисциплины. Патриарх Иоанн Постник жил в VI в., однако вопрос о принадлежности именно ему этого текста давно вызывал сомнения у исследователей. Памятник известен во множестве редакций и переработок. В ряде редакций Номоканон Иоанна Постника включает епитимийные правила. Номоканон Иоанна Постника входит в состав Устюжского сборника, включающего также Синтагму Иоанна Схоластика в 50 титулах, есть он и в других редакциях Кормчих⁶⁸. С XIV в. в славянской письменности известен Номоканон Зонары (или Псевдо-Зонарин Номоканон), содержащий целый ряд епитимийных статей, с XV в. – Номоканон при Большом требнике (такое название дал этому собранию автор исследования А. С. Павлов, так как с 1620 г. этот Номоканон регулярно стал издаваться в печатных изданиях Требников как украинской, так и московской печати). В XVIII в. в старообрядческих типографиях был издан и Зонар⁶⁹, переизданный в 2004 г. в г. Верещагино Пермской области. Помимо этих двух типов сборников существуют различные «покаянные номоканунцы», содержащие правила с псевдонадписаниями. Изучение этих сборников затрудняется отсутствием исследований их греческих протографов.

Тайная исповедь, несмотря на длительное существование, никогда не была однозначно регламентированным институтом⁷⁰. По мнению историка церковного права Н. С. Суворова, тайная исповедь вытеснила публичное покаяние в эпоху после вселенских соборов, поэтому их постановления никак не регламентируют институт духовничества. Покаянные уставы возникают на основе монашеской дисциплины и отражают практику монашеских общин. При этом в монашеских общинах не была окончательно вытеснена и публичная исповедь. Так, в Скитском уставе упоминается порядок, когда во время утрени монахи между кафизмами имеют возможность исповедать публично свои прегрешения против братьев⁷¹. Существует множество различных чинов исповеди, отличающихся как составом молитв, так и епитимийными правилами⁷². Собрания сохранили указания, касающиеся в том числе и исповеди женщин⁷³.

Источники говорят о существовании института покаянного пресвитера, отмена которого связана все с теми же женщинами. Церковные историки Сократ и Созомен приводят рассказ о том, что эта должность была отменена после того, как благородная женщина, осужденная к публичному покаянию, призналась в преступной связи с диаконом⁷⁴.

Исповедь женщин с развитием монашества стала несомненной проблемой. Строгие правила, запрещавшие монаху общение с женщинами, противоречили практике исповеди у монахов. В Номоканоне Иоанна Постника раздел «О женщинах» появляется в поздних греческих редакциях памятника⁷⁵.

Различные правила определяют, кто может принимать исповедь. Большинство предписаний касаются возраста духовника: им категорически не может быть молодой священник. Правила различают исповедь монахов и монахинь и исповеди простых мирян. Василий Великий предписывал монахиням исповедоваться перед пресвитером при старице⁷⁶. Правила запрещали женатым священникам принимать исповедь у монахов⁷⁷. Монахиням митрополит Киприан разрешал причащаться у мирского попа, а на покаянии предписывал быть у многолетнего старца⁷⁸. Стоглав также разрешал причащаться монахам и монахиням у мирского священника, но не быть у него в покаянии⁷⁹. Патриарх Иосиф в 1642 г. запретил священникам принимать на исповедь черниц; обещание не принимать иноков и инокинь на исповедь имеется и в ставленических грамотах XVII-XVIII вв.⁸⁰

Монахам воспрещалось принимать на исповедь и мирских женщин. Псковские священники писали митрополиту Фотию (XV в.) как о нарушении о том, что «игумены по миру жены мужескыя в покаянии держат», а митрополит Фотий отвечал, что это разрешается только «старцю духовному и во иночестве утвержену игумену, человеку добродетельну»⁸¹. В этом ответе, как отметил С. Смирнов, митрополит Фотий следовал указаниям греческого Номоканона.

В славянских епитимийниках встречается полный запрет молодым священникам принимать исповедь: «(И) ереи аще в старости доспел ес(ть) и в разуме духовнем, аще ли жену своя имать и может съи, аще хощет приимати некых исповеданием к себе, да приимет, аще достоен ес(ть), 15 ч(е)л(о)в(е)к, или 20. Прочи(и) да не примемлят. Юнеи же иереи сущи отнюд, тъи да не смеет приети ни едину душу к исповеди, понеж слепец слепци водит, и о(боя) в ров впадется»⁸².

Исповедь у женщин предписано принимать при открытых дверях, в притворе, чтобы не было соблазна.

П. Смирнов, однако, не отметил, что по одной из ранних редакций Номоканона Иоанна Постника женщина на исповедь вообще не допускается, за исключением тех случаев, когда она опасно заболела или будет «заматоревшей во дни многи»⁸³. Покаянные Номоканоны содержат противоречие между указаниями об исповеди женщин и воспрещением монахам вообще принимать женщин на исповедь⁸⁴.

В приложении мы приводим отрывок из творения известного и очень авторитетного греческого писателя XI в. Никона Черногорца. Никон пишет о том, что для инока очень опасно принимать женские исповеди. Он приводит пример из Жития святого Иоанникия, который чуть не впал в блуд с инокиней, исповедавшей ему свои помыслы. Он приводит также пример современного ему монаха, который тоже не устоял в этом искушении, хотя до этого обладал даже силой чудотворения. Никон говорит о том, что нигде не существует разрешения принимать мужчинам (а тем более монахам) женщин на исповедь. Но как же быть тогда женщинам? В связи с этим он приводит толкование Иоанна Златоуста, который объясняет, что женщин целомудрию должны учить старицы.

Дальше Никон говорит о том, что Постников Номоканон не велит принимать помыслы женские, и на вопрос о том, что же будет с женами, если их не принимают на исповедь, отвечает приведенными выше словами Златоуста о старицах, которые «уцеломудрят юные».

По-видимому, не без влияния произведений Никона Черногорца, широко цитируемого в старопечатных изданиях, патриарх Иосиф в XVII в. запретил принимать священноинокам мирских людей и жен на исповедь, а тем более называться духовниками женщин, потому что «диавол женами брань творит мнихом и святителям»⁸⁵.

Этот же запрет был повторен патриархом Никоном в грамоте архимандриту Нижегородского Благовещенского монастыря⁸⁶.

Вопрос об исповеди женщин и монахинь так и остался нерешенным в древнерусской практике.

Мы не ставим целью изложить все вопросы, которые предлагались и предлагаются женщинам на исповеди: частично такая задача уже ставилась в работах М. В. Корогодиной⁸⁷, Н. Л. Пушкаревой⁸⁸ и И. Левин⁸⁹, сосредоточивших внимание на проблемах секса.

Большинство редакций Номоканона Иоанна Постника содержат раздел «О женах», где говорится о том, что проводящий исповедь жен должен быть особенно внимателен, так как существуют особые женские грехи, связанные с изгнанием плода и изготовлением различного рода снадобий. Правила не делают различия между употреблением тех средств, которые приводят к изгнанию плода (выкидышу или аборту), и средств, направленных на то, чтобы не зачать (т. е. контрацептивных) или воообще стать бесплодной (стерилизация).

Именно с грехами, направленными на детоубийство, связано большинство епитимий для женщин в разного рода епитимийниках. Те, кто давали отраву или «детогубное зелье» (Анкир. 21, Василия Великого 2, Трул. 91), приравнивались к числу вольных убийц.

Правила рассматривали это убийство как двойное, т. к. убивался младенец, и опасности подвергалась также и мать. Однако правила устанавливали за это 10 лет отлучения, учитывая распространенность этого греха. Епитимийные правила сокращают этот срок до 5 лет в том случае, если жена только употребляла «былиа» с целью «проточити плод чрева». Вина жены усугубляется, если она при этом замужем, и от такой нельзя принимать приношение, пока не покается. Если это делается с ведения мужа, то отлучается и ее муж. Если жена убивает ребенка во время родов, то отлучается пожизненно. Если это делает блудница, то ее епитимия – всего 9 лет⁹⁰. Таким образом, правила более строго относятся к замужним женщинам, совершающим преступление против ребенка, чем к блудницам⁹¹.

Отметим некоторые правила из упомянутого собрания Зонар, касающиеся женщин: за убийство жены мужу назначается 15 лет покаяния⁹². В полном соответствии с римской и иудейской традицией, если муж застигнет жену в момент прелюбодеяния и убьет обоих соучастников, то он не наказывается за убийство⁹³.

Интересно отметить, что правила, строго закрепляя подчиненность жены мужу, все же предусматривают возможность, когда у неразумного мужа есть мудрая жена. В этом случае и он должен слушать свою жену: «Жена аще не покаряется своему мужу и не в воли его пребывает, яко же апостол глаголет: «мужу глава есть Х(ристос)с, а жене есть глава муж ея», да аще не послушает се таковая анафема. И пакы гл(аго)-лет апо(о)с(то)л: «яко же глава есть Х(ристо)с ц(е)ркви, тако и глава ес(ть) муж жене», и не повинующаяся сему, Далиде и Иезавели сопричастна да будет.

Аще ли муж буи будет и развращен разумом, и совет его недостаточен, а жена его будет разумна и мудра, да не послушает его всегда, на всеко слово, но овогда да послушает жена та мужа своего, овогда же да послушает пакы муж тъ и жену свою»⁹⁴.

Муж и жена должны иметь в доме два раздельных ложа, чтобы в праздники они имели возможность спать порознь: «Лепо же ес(ть) всекому хр(и)стианину, жене же и мужу в дому своем, два одра имети ложам своим. И на разно легати в н(е)д(е)ля и на с(вя)тыя праздник господскыя, и в великую седморицу. Да аще иногда не может от них кто воздержатися Б(ог)а ради, попев сия дни въздержатися подб(а)еть, а не всегода валетися яко же всиниа в кале. От таковых стр(а)стеи, безстрашие Б(о)жие всеко бываеть, и ниже память см(е) ртная когда въходит в ум ч(е)л(ове)коу»⁹⁵.

Особую группу составляют правила, отлучающие женщину от причастия в послеродовой период. Этой теме посвящены исследования И. Левин⁹⁶. Взгляд на роды как нечистые имеет архаичные корни. Это связано не только с Ветхим Заветом, но и с теми представлениями, которые имелись в славянской языческой культуре. Обряды, связанные с родами, имеют весьма архаичный характер. Само место родов – для родов выбиралась баня (или овин), – место, связанное с языческим культом, «нечистое». «Бабы», помогавшие при родах, отлучались на 7 дней от причастия, и в правиле этот небольшой срок оправдывался тем, что они делали полезное дело: «потребную службу служут»⁹⁷. Те же женщины, которые приходят просто смотреть на роды, отлучаются от причастия до 12, 15 или 20 дней, и правило говорит о том, что не нужно без дела присутствовать на родах («а бабы служащии на рождених, повелеваем тем до 7-го дне приходити к с(вя)т(о)му причящению. Понеже и сия потребную службу служат. А прочаа жены без работы сущюя и без службы приходящюя на се, в тъи час рождениа, таковыя да прияти будут в ц(е)ркви до 12-го дне. А другыя до 20-го дне, противу работе како коаждо ест что служила. Аще бо не призовут кою либо на се службы ради некыя, да не ходит»⁹⁸).

Нельзя не заметить удивительного факта: роды воспринимаются как нечто нечистое, даже смотреть на них воспрещается, однако на иконах изображается Рождество Христово, на западной стене всемирно известного собора Рождества Богородицы в Ферапонтово изображено рождение св. Анной Марии. Получается, что сакральная сфера не влияет на восприятие реальности. Исследовательница И. Левин считает, что взгляд на роды, как на нечистые, являлся проявлением охранительных функций по отношению к роженице и ребенку и в целом способствовал сохранению здоровья женщины и ребенка (запреты ограждали женщину и ребенка от присутствия посторонних и тем самым от инфекции)⁹⁹.

Целый ряд правил определяет, как поступать, когда роды приходятся на сакральное время: Великий пост или Пасху. В Великий пост жене разрешено есть, даже если она родит в Великую пятницу¹⁰⁰, но причащаться она должна после сорокадневного поста, если родит Великим постом, а если роды придутся на Пасху, то после седьмого дня ей разрешается пить «агиасму», т. е. святую воду¹⁰¹.

А. И. Алмазов отмечал, что вопросы о системе запретов для женщины после родов волновали духовенство и в XIX в. Анализируя вопросы, поступившие в редакцию «Церковного вестника», он выделил их в особую группу: «Те же ревнители безупречной обрядности отрицательно относятся к женщине как родильнице и в известном ее болезненном состоянии. Они поэтому не смущаются обращаться за разъяснениями с такими вопросами: могут ли быть восприемницами женщины, находящиеся в периоде месячного очищения? Или: можно ли венчать, если невеста в день, назначенный для брака, окажется в периоде месячного очищения? Позволительно ли при посещении приходских домов со святым крестом допускать ко кресту женщин, находящихся в состоянии естественной нечистоты? Как поступить, когда мать-родильница просит дать ей 40-ю молитву раньше 40 дней, напр., в 30-й, 35-й день, ввиду горячего желания быть в церкви по какому-либо важному случаю (отпевание ее родителей, мужа и пр.)? Можно ли давать молитву по рождении и молитву сороковую матери незаконнорожденного ребенка, и если нельзя, то что нужно сделать, чтобы она могла ходить в церковь? Можно ли причащать находящуюся в смертельной опасности родильницу в самый день родов? Можно ли причастить жену-родильницу до сорокадневного очищения страха ради смертного? Можно ли женщину, умершую от родов до 40 дня, следовательно, не введенную в церковь положенным порядком, вносить при погребении в церковь или нельзя? Можно ли вносить в церковь умершую до 40 дней родильницу, а также младенца, умершего до воцерковления? Можно ли жене-родильнице, не получившей еще очистительной молитвы, посещать нужды ради (например, для проводов или поминания усопших) кладбища и погосты церквей? Можно ли родильнице есть освященную пасху и кулич? <…> К сожалению, такое отрицательное отношение к женщине-родильнице порою поддерживается и самою редакцией «Церковного вестника»¹⁰².