Текст книги "Улыбка волчицы"

Гамлет города Енисейска

Некоторые люди сетуют, что их жизнь серая, скучная, однообразная, как в фильме «День сурка». У меня же наоборот, и двух дней, похожих друг на друга, припомнить не смогу. Я бы хотела жить тихо и незаметно, но у меня не получается, как будто кто-то властный и сильный руководит обстоятельствами. Вот и в наступившей обстановке мой разум старался отыскать как можно больше важных доводов, чтобы дать возможность увильнуть от поездки на писательское собрание в Красноярск. Но душой я понимала, что собрание может принести энергетический подъём, всплеск творческих мыслей, общение, конечно. И мои колебания можно понять, потому что вряд ли хоть один нормальный человек согласится по своей разумной воле в сорокаградусный мороз ехать весь день на автобусе сперва в Красноярск, а потом захочет, не отдохнув, толком не поев и не попив, возвращаться этой же ночью обратно домой, само собой разумеется, на автобусе и, естественно, по усилившемуся морозу. Вот и я раздумывала. Но когда все мысленные отговорки иссякли, а посоветоваться мне было, как всегда, не с кем, то я пошла на автовокзал и купила билеты.

Сборы в дорогу заняли совсем мало времени: я налила кипятка в термос, верхняя крышка от которого потерялась ещё в советском времени, да взяла с собой плюшевую подушечку с вышитым зайчиком – сиденья на всех вокзалах в сибирской округе были железными. Дорога от дома до автовокзала заняла всего полчаса, но за весь свой начальный короткий путь я насчитала семьдесят три собаки, которые попали в периметр моего обозрения. Возможно, некоторые из них были сосчитаны мною дважды, поскольку собаки рыскали вдоль и поперёк улиц, поэтому я не берусь утверждать, что подсчёт был произведён предельно точно. Меня перепугала собачья свадьба, которая в столь морозную погоду представляет собой серьезную угрозу, из-за стужи и своей жениховской охоты взбесившиеся кобели в ярости готовы загрызть любого прохожего, на которого тявкнет их сучка. «Сильные ощущения» на сей раз пробежали мимо, благодаря моему маневру, – я намертво прилипла к полупьяному мужику, которого всякое здравомыслящее существо, кроме меня, предпочло бы обойти за три километра, он громко матерился, а я от всей души и не менее громко хвалила его за смелость, стойкость, мужественность, ещё не помню за что.

Место в автобусе досталось у прохода, а примерзать к окну выпало счастье не по сезону одетому парню, который за своё легковесное отношение к сибирской стуже сразу вызвал у меня твердую неприязнь. Несмотря на начинающие промерзать ноги, я пыталась вздремнуть, это должно было прибавить силы. Но даже немного забыться не давал сосед: он трясся от холода, а со стороны окна его лёгкая курточка начала подёргиваться реденьким инеем. Мой крепкий выносливый разум не позволял лишний раз взглянуть на парня, а глупая душа уже жалела его. И когда автобус проехал ровно половину пути, мы поменялись местами, я не пожелала наблюдать, как этот олух начнет окочуриваться у меня на глазах. Но теперь пришла моя очередь примерзать к окну. Не помогал даже плюшевый зайчик, он застыл колом примерно через полчаса, как я расположила его между заиндевевшим стеклом и онемевшей от холода рукой. Хотела попить из термоса, да только обожгла себе губы, без утерянной крышки-стаканчика, при трясучке, не то на ухабах, не то от мороза, свершить это, как оказалось, весьма проблематично. В Красноярске оживший сосед доволок нас с зайчиком и термосом до остановки, и точно помню, что столько раз «спасибо» мне ещё никто не говорил.

На писательское собрание в Дом искусств я попала почти вовремя, оно только что началось. Когда я вошла, обсуждались грядущие творческие встречи, только я не сразу уяснила, о чём говорят, голова после долгой дороги гудела, а мысли путались. В перерыве оживлённые собратья и сосётры то и дело окликали меня, вежливо выспрашивая, почему это я не улыбаюсь, а мне, честно говоря, было не до них и не до улыбок, да уже и не до собрания тоже, а думалось только об одном, как бы живой доехать обратно до дома. На какое-то время всё же моя глупенькая душа взбодрилась, едва заслышав о предстоящем литературном фестивале, но бдительный разум сразу погасил веселье, рационально пояснив, что такие мероприятия проводятся только для местных литераторов, а мне, чтобы вновь приехать, понадобится уйма здоровья, два мешка дурости и половина пенсии.

После собрания я смогла поговорить с Гамлетом Арутюняном, моим земляком, гордостью города Енисейска, их некогда сосланная семья верой и правдой служила людям. Разговор был недолгим. Да и какую тему можно обсуждать, если видишь перед собой смертельно усталые глаза собеседника.

– Что с тобой, Гамлет? – довольно неловко полюбопытствовала я у него.

– Да прошедшая неделя была страшно тяжёлая.

Вот, собственно, почти и весь наш разговор. Слов до нелепости мало и все просты на слух, но вместе с тем уёмисто и предельно дорого каждое из них. Когда прощались, Гамлет попросил:

– Привет от меня передай городу Енисейску.

– Хорошо, передам, – пообещала я.

Некоторые его стихи я помню наизусть, потому что они душой писаны, не разумом. Гамлет работает главным врачом в онкологической больнице, уже защитил докторскую диссертацию. Но главное его достоинство в том, что он Человек. Когда дорогу под ногами от горя и слёз уже не чувствуешь, всё равно помнишь, что есть Гамлет, который поможет, и крохотная надежда появляется во всяком доме Енисейска, если раньше туда уже пришла онкологическая беда. У меня муж умер семь лет назад от рака, оттого я знаю цену каждому своему слову о Гамлете.

Кое-как вытолкнула себя из Дома искусств за дверь. Как ни страшилась, а подошла-таки мне пора ехать на автовокзал, домой возвращаться надо. На дворе ночь, мороз с ветерком, жутковатая темень, всё чужое и незнакомое. Автобусов мимо остановки проходит видимо-невидимо, а на каком из них до автовокзала можно добраться, поди-ка разбери. Пока всматриваюсь, что на табличке написано, автобус уходит, за ним другой, третий… А тут ещё страх взял, что опоздаю, билет-то ведь уже куплен, он у меня в кармане, ночевать в Красноярске не у кого, и дом родимый в Енисейске сирым остался, назад поджидает, ему тоже без меня страшно…

Обратилась ко всем сразу:

– Люди добрые, посадите ради Христа на автобус, не успеваю разобрать, на какой мне сесть надо…

Мигнуть не успела, как уже поехала, сибиряки – народ отзывчивый, их только попросить надо с уважением. И до автовокзала добралась удобно, да и переживала тоже напрасно, рейс до Енисейска задержали. Когда посадку объявили, многие пассажиры уже порядком иззябли от крепенького морозца, и в тепле на радостях никто сначала и не заметил, что в салон автобуса понемножку пробиваются выхлопные газы. Так и двигались в одурманенном состоянии, все угар наравне нюхали, как пассажиры, так и шофёр, тому, правда, интереснее всё же ехать было – по технической надобности он часто выскальзывал свежего воздуха вдохнуть – мотор ремонтировал.

Моя творческая душа и угорелый разум совсем распоясались, будто с катушек съехали, опять заспорили. Разум утверждал, что надо было после окончания Литературного института оставаться в Москве, там цепляться за жизнь, а не выживать в Енисейске, где даже ни одного годного к нормальному передвижению автобуса нет, все разбитые, и изначально на тёплый климат и мелких людей рассчитаны. А душа куражливо ему перечила:

– А давайте всей страной в Москву переселимся, то-то сладко жить станем. Только кормить нас тогда кто будет, если все мы скопом за мегаполисным раем ринемся?

– Вот посмотрю, как ты перед утром запоёшь, ехать ещё часов пять, не меньше, – обиделся разум.

– Да я же русская душа, что мне подеется, везде выживу, я-то уж точно нигде не пропаду…

Хотела хлебнуть глоток водички, да опять не удалось, честный советский термос добросовестно держал температуру, кипятком на ухабе вновь прижгло губы, от боли слегка ругнула себя за нерадивость, что не удосужилась в Красноярске озаботиться стаканчиком. Если бы не угар, который становился всё гуще, то ехать было бы терпимо. Соседа своего, тощенького мужичонку со спутанными ногами, я выжила совсем скоро: он при каждой поломке и возле всех автовокзальчиков семенил наружу покурить, возвращаясь, валился сначала на меня, а потом уж проползал на своё сиденье. Я не понимала, зачем человеку травить себя ещё и никотином, если он уже пьяный, да и в салоне не продохнуть от дармового дыма, нюхай досыта, услаждай организм на халяву, и посторонних людей затаптывать не потребуется. Часа полтора терпела, не меньше, а потом со всей силы притиснула его к окну, тот без слов уразумел, что требуется, и сразу от меня убрался.

Енисейск встретил промёрзлой тишиной и запахом печного дыма. Дышалось совсем тяжело, а эхо от скрипа подошв по жёсткому снегу угрюмо заполняло видимое пространство. Я с поклоном исполнила своё обещание:

– Здравствуй, город. Привет тебе от Гамлета.

В ответ что-то ухнуло, как будто поблизости глыба снега с крыши свалилась. Но пребывать в мистических переживаниях было непозволительно, потому что на севере в мороз действует только одно непреклонное правило – если хочешь жить, то двигайся без остановки. И замотав лицо шарфом, скорым шагом двинулась вдоль улицы.

На последнем свороте к дому я всё же остановилась. Из-за двухметрового сугроба показалась овчарка, вслед за ней вымахнул молодой рыжий кобель, и совсем рядом с собой я разглядела собаку окраса сухой соломы с волочащимся обрывком цепи. Выбирать мне было особо не из чего – либо загрызут, либо замерзну: где-то поблизости обитала загулявшая сучка, и остатки собачьей свадьбы могли неделю гужеваться возле её дома. Ещё ошалелый от угарного газа усталый мой разум подсказал поговорить с собаками по-доброму, не важно о чём, главное, следить за интонацией. Я обстоятельно взялась рассказывать кобелям, как тяжело я съездила, и от жалости к себе сама чуть не расплакалась, мне показалось, что и получаться стало: овчарка отошла в сторону, палёвый уши отвесил и перестал цепью греметь, но рыжий, смотрю, к прыжку изготовился, видать, ему ещё хуже жилось в последнее время, чем мне. И тогда я начала визжать, да так пронзительно и с переливами, что даже самой понравилось. В ближнем доме свет зажёгся, однако спасать меня явно никто не торопился. Палёвый от моего визга в испуге за сугроб спрятался, овчарку вообще как ветром сдуло, но рыжий кобель сначала вроде тоже отпрянул, а потом совсем остервенился, ко мне вплотную норовит приблизиться, и зубы оскалил, того гляди, за ногу цапнет. Я швырнула в него своей плюшевой подушечкой, она сверху в пакете лежала, под рукой оказалась. Но зайчик даже до земли не долетел, рыжий разорвал его прямо в воздухе, пух плюшевый вокруг нас мгновенно разлетелся. И тут, наверное, от обиды за зайчика, может, одурелость моя от угара сработала, в полной мере себя проявила, не помню как, только я сама на рыжего кобеля бросилась, прыгнула к нему и по хребтине пакетом с термосом его вытянула. Пластмассовый советский термос разорвался с жутким грохотом, а рыжий с воем в переулок на трёх лапах ускакал, видать сквозь старенький пакет кипятком ошпарился.

– Итак, подведём итоги поездки, – вздохнул на подходах к дому неугомонный разум. – Деньги потрачены, здоровье подорвано, термос разбит, а зайчик погиб… Нечего сказать, хорошо прошвырнулись…

– С Гамлетом встречу… забыл? Он не на каждом собрании бывает, – услужливо подсказала душа.

Я в темноте привычно нашарила ключ в поленнице берёзовых дров, цыкнула на расшумевшихся душу и разум, с наслаждением открыла входную дверь. Переступая через порог, услышала восторженное пение души:

– Господи, как же хорошо снова быть дома!

– Да, – тихо буркнул разум, едва ли не впервые с ней согласившись…

Операторы машинного доения

В последние год-два стала примечать новую особенность времени. Если чуть раньше в отношениях купи-продай на первом месте стоял оголтелый отъём значительных сумм денег, то теперь к этому добавилось бесстыдное воровство по мелочам – смотришь, а у тебя уже непонятно каким образом стибрили десятку-другую, а следом оторвали малюсенький кусочек человеческого достоинства, зацепили клочок жизненной энергии, не погнушались ввести в мелкое одурачивание. И не только. Тем, кто деньги отнимает, теперь нужно непременно доказать, что правы именно они, и обязательным приложением к этому процессу следует унижение того, у кого деньги отбираются. Если пытаешься глубже прояснить ситуацию, то тогда поголовно наблюдаешь, как перед тобой хитромудро разводят руками, дескать, во всём виноват компьютер, он недосмотрел, завис, просчитался, не даёт войти в программу, не отвечает на запрос, словом, ты истец, а он ответчик, но результатов будет ноль.

С неделю тому назад я снова съехала в привычную для себя финансовую ситуацию, на моей сбербанковской карточке образовался мизерный остаточек в восемьдесят рублей. Как это всегда бывает, когда заканчиваются деньги, на телефонных счетах тоже появился минусовой показатель. И тогда я поступила по ситуации – перевела с помощью телефонных сообщений с карточки на обе симки по тридцать и пятьдесят рублей соответственно, чтобы там хоть сколь-нибудь копеек да брякало, и до меня добрые люди могли дозвониться. Тридцать рублей пришли мгновенно, а пятьдесят как сквозь землю провалились. Я благоразумно подождала три дня, а потом подалась их разыскивать. Пока добиралась до офиса МТС, меня несколько раз окликали – город маленький, где многие друг друга знают. Все люди, с которыми довелось по дороге поговорить, убеждали поберечь свои нервы, из-за пятидесяти рублей не блуждать по офисам, а просто выкинуть из головы эту затею, да тихо-мирно жить дальше. Доводы на первый взгляд вроде были правильными, пятьдесят рублей – это не те деньги, из-за которых стоит днями оббивать пороги, но моё деревенское нутро уже имело на этот счёт другое мнение, потому что я стала терять каждый месяц одну десятую часть пенсии на такие вот «пустяки», у меня даже появилась новая расходная статья, которую я назвала «мелкие потери».

В офисе МТС народу было не протолкнуться – покупали в основном подарки в кредит к Новому году. Запас терпения я прихватила с собой, когда выходила из дома, поэтому стоять в очереди для меня оказалось не таким уж трудным делом. Оглядываясь по сторонам, я приметила, что покупатели в основном сюда заходили деревенские, за маленькую предновогоднюю радость теперь весь год будут доить с них кредитные проценты, обдерут дочиста как липку, подумалось мне. А пока их старательно облизывали, умело направляя в кредитное рабство.

Моя же просьба о поиске утерянных пятидесяти рублях выглядела на общем ажиотажном фоне прямо сказать инородным телом, как заржавелая гайка в новогоднем салате. Я поняла сразу, что искать мои деньги здесь никто не будет. Молодые люди в фирменных футболках МТС, с первого раза и не разберёшь, кто они, не то операторы, не то продавцы, со мной даже продолжать разговор не захотели, прослышав о мизерной сумме пропажи, косоротились и бочком-бочком ускользали кто куда. Странно и смешно эти ребята порой выглядят, если понаблюдать за ними: по клавиатуре блуждают одним пальцем в поисках нужной буквы, а перед человеком две пятерни разом веером раскидывают.

Вероятно, чтобы я не портила покупателям предпраздничное настроение своим серьёзным видом, меня всё же направили в Сбербанк за «чеком», как доказательство того, что деньги с карточки на телефонный счёт мне перечислили, и выпросить этот «чек» я должна была у банкомата. А потом, если банкомат «чек» соблаговолит выдать, тогда мне дозволят написать заявление о пропаже, и после этого якобы уже начнут искать.

В Сбербанке народу скопилось ещё больше, чем в МТС, и кое-где ругня слышалась нешуточная. Проследить через выданную банкоматом бумажонку ход движения денег с карточки оказалось сложновато, поскольку проставлялась лишь сумма, а куда она ушла, понять не представлялось возможным, поэтому я взяла талон к контролёру. Снова пришлось долго толкаться в очереди, но теперь я начала явственно чувствовать, что к точке закипания нахожусь ближе, чем к своим кровным пятидесяти рублям. И вообще я уже давно подметила, что вынужденное бездельное прозябание в очередях пробуждает скорый гнев, навязчивые воспоминания, недовольство людьми и обстоятельствами, которые в обычной рабочей обстановке к человеку даже не приближаются. Околачиваясь в очереди перед окошком контролёра, я с горькой печалью думала о том, что в МТС мне могли бы подсобить отыскать пропавшие деньги и без сбербанковского чека, но не захотели проявить крошечку участливости к пожилому человеку, очевидно считая помощь невыгодным делом. Стариковские переживания на фоне теперешней быстроты кажутся молодёжи мелкими и несуразными. И это тоже немаловажная особенность нашего времени.

На память пришёл неприметный московский случай. Однажды на сессии в Литературном институте я весь день готовилась к завтрашнему экзамену, а к вечеру в перерыве между учёбой решила сбегать в магазин за продуктами, быстренько там всё купила – на долгие покупки нужны большие деньги, и таким же скорым шагом ворочаюсь назад. У светофора старушка стоит, я на неё ещё по пути в магазин обратила внимание, только сейчас она, смотрю, уже светофорный столб правой рукой обнимает, а левой на бодожок опирается. Я остановилась, подошла к старушке и со своей сибирской простотой спрашиваю её:

– Милая дама, вы кого-то поджидаете на этом месте?

Та встрепенулась, вроде как обрадовалась, и начала мне с поспешностью, очень странной в её возрасте, объяснять, что стоит у светофорного столба давно и уже порядком устала, но боится переходить улицу, потому что до переключения светофора пройти успевает лишь половину дороги, а потом попадает в поток машин, и этот тарарам её сильно пугает. Как она сказала, так и вышло, только старушка явно поскромничала в оценке последующего тарарама, потому что мы с ней попали в такую жуть, какой я ещё в своей жизни не видывала. Страшный грохот, рев и скрип свалились на нас со всех сторон, поскольку мы застряли на шоссе ровно посередине. У старушки подол платья от ветра поднялся, а нижняя челюсть, наоборот, опустилась, и слышу, вроде она подвывает от страха. Меня секунд на десять тоже столбняк хватил, а потом я быстро опомнилась – так ведь можно ненароком и под колёсами сгинуть. Я старушку покрепче к себе прижала, бодожок у неё забрала и вверх его задрала, но не как слепые ходят, дорогу перед собой простукивая, а приспособила его с замахом, что машины ваши, дескать, враз расшмандорю, если хоть на сантиметр к нам приблизитесь, и вперёд слегка на шажочек сдвинулась. Москвичи – народ понятливый, кому охота свою дорогую машину-красавицу под железный набалдашник одурелой бабе подставлять, поэтому движение сразу замедлилось. Остатнюю дорогу мы благополучно миновали, «милая дама» моя моментально взбодрилась, и вижу, что она и ещё бы не прочь туда-сюда по шоссе прошвырнуться, да мне и самой дорогу с ней переходить уже понравилось, но учить надо было, к экзамену готовиться.

За воспоминанием не столь нудно приспела и моя очередь к заветному окошку. Но достигать договорённости с контролёром довелось сложнее, чем с банкоматом, – девушка была на сносях, и ей только что крупно досталось от одной уморившейся банковскими сложностями пары. Она выдала мне такую же мутную бумажку, как и банкомат, только размером больше. На ней тоже были проставлены циферки, но понять ход движения денег и здесь не представлялось возможным. Брать грех на душу, требуя у одурманенной человеческим ядом беременной контролерши нужный мне «чек», я не стала из опасения, что она разродится прямо на своём рабочем месте, махнула рукой на родные полсотни, и пошла в магазин за хлебом. По дороге ко мне привязались давние мои друзья – голуби, разлетались вокруг всей стаей – бросай все свои дела – корми попрошаек пшеном, хотя иногда приходит мысль, что их любовь – это единственное оставшееся у меня счастье. Пока кормила голубей, невзначай вдруг заметила, что выпавший ночью снег отсвечивает голубизной, настолько он белый, и что в город пришёл Новый год, а у проходящих мимо людей нет и похожести улыбки на лицах. Те, кто ещё не совсем очерствел, останавливались, смотрели, как молоденькая голубка клюёт у меня с ладошки жёлтенькие солнечные зёрнышки. Врать не буду, улыбки не появлялись, наверное, отвыкли мышцы лиц, но взгляд теплел у всех без исключения. А самой наблюдать за людьми порой страшно становится, когда выпадаешь из толпы, и смотришь на всех и на себя тоже сторонним взглядом.

Из магазина вышла с хлебом, купила его по бонусной накопительной карточке. Хотела стопы направить домой, да ноги сами принесли меня к офису МТС: кто знает, чего завтра я недосчитаюсь, надо этот процесс мелкого отъёма как-то останавливать в своей жизни. Совестно сознаваться, но орать я начала прямо-таки с порога:

– Ну что, все опять заняты, или кто свободный есть? Может, очередь снова отстоять, чтобы узнать, куда мои денежки пропали?

Сперва тишина организовалась, а потом сразу, как по новогоднему волшебству, офисный коллектив посыльного ко мне из себя вытолкнул. Парень лет двадцати с фирменным лицом слушать начал меня вежливо, но уже через минуту-две, как и в первый приход, вихляться передо мной стал, и, гляжу, тоже закосоротился, чтобы усмешку свою скрыть. Я сносить этого больше не захотела, мнение ответное высказала, и по покупателям легонько прошлась, пояснила, какой непродуманной кабалой новоприобретённые кредиты в наступающем году для них обернутся. В помещении ширь свободная образовалась, операторы своим прямым делом занялись, и мои пятьдесят рублей с поразительной быстротой появились на моём телефонном счету. Благодарить за помощь я никого не стала, а только вот обиду свою прошлую не смогла стерпеть, подошла к стойке, где обивался парень, который меня в Сбербанк отсылал, и, стараясь быть спокойной, спросила у него:

– Почему вам не стыдно, что вы пожилому человеку не помогли, когда вас просили об этом? Вот вижу, что и имя у вас хорошее, Алексеем зовут… И даже в Новом году чего-то ждёте? Вы сказки детские перечитайте заново, они вас доброте научат, если, конечно, счастья себе и любви хотите…

Натолкнулась на его пустые глаза, и не захотелось мне продолжать душеспасительные наставления, не для него это… Лучше домой спокойно уйти, чем силы тратить на тех, кто ничего понимать не хочет. Да и переживать особо не стоит… жизнь сама его всему научит… Жаль только, что не сейчас…