Текст книги "Прощальная прелюдия, или Прогулка под дождём"

4

– Анечка…

Больная позвала очень тихо, но медсестра обернулась, как на пушечный выстрел.

– Послушайте, Анечка, сегодня воскресенье, и я хочу гулять.

Сказав это, она встала и начала одеваться – спокойно, без спешки, даже наоборот, как-то замедленно, словно решила дать девушке возможность прийти в себя. Но Аня смотрела на неё очень удивлённо и прийти в себя не могла, просто от этой медлительности ещё труднее было сообразить: что же делать? Бежать к дежурной по отделению? Звать на помощь санитара? или… провести её чёрным ходом, чтоб всё было тихо? Ой, откуда это такая мысль?

– А Владимир Николаевич разве разрешил? – спросила Аня, стараясь не выдать своего смятения.

– Разрешит, куда он денется!

– Ага, а если нет? Я же… меня же…

– А как он узнает?

– Не говорить? – ужаснулась Аня.

– Врать, конечно, не стоит, но правду надо говорить, только когда спрашивают. Но я вам даю гарантию, что он вас не спросит. Анечка, мы недолго, за ручку, не волнуйтесь.

Как это она так странно заговорила? Во-первых, как нормальная, а во-вторых… До сих пор Анечка была уверена, что эта надменная женщина – больная, страшная, худющая – вовсе её не замечает. И вдруг – такая ласковая. Говорит, что слушаться будет. Даже смешно. И очень хочется сделать ей приятное. Конечно, если б не в воскресенье, а в какой-нибудь другой день, Аня ни за что бы не поддалась. Воскресенье, воскресенье – день прогулки, день спасенья…

А эта была уже у двери – закуталась так, что даже не узнаешь. И платок пуховый где-то раздобыла. Ой, кажется это Верин платок. А как уверенно крадётся к чёрному ходу! Аня шла следом, мучимая страшными подозрениями… и по тому, как эта женщина в полутьме крошечного, без окон, коридора уверенно нашла и откинула засов, стало ясно – это уже не первая прогулка.

Снаружи больница выглядела интереснее и даже не походила на больницу – старинное, прочной кладки двухэтажное здание из тёмного кирпича. Кирпичики мелкие, теперь таких не делают, и швов таких тоже не увидишь – ровные, как стрела. Окна фасада – огромные, светлые, в них – тёплые, жёлто-оранжевые занавески, это в палатах, а в кабинетах, расположенных в боковых крыльях и придающих зданию сходство с располневшей буквой «п» – беленькие, стерильные. Лиза первый раз снаружи увидела кабинет доктора – пустой… а жаль! Вот бы сейчас помахать ему рукой или бросить снежок в окошко и спрятаться, хоть вот за это дерево, чтобы можно было наблюдать, как он удивлённо выглянет, блестя очками, от которых вся строгость. Потом, может быть, задумается. Он какой-то мечтательный, этот доктор, несмотря на свои – сколько там ему? сорок? пятьдесят? Шестьдесят?

Лиза остановилась под окном (оно было высоко, приходилось задирать голову), но Анечка требовательно потянула её за рукав халата. Нечего ж гулять под окнами, а если кто-то выглянет? Они завернули за угол. С обратной стороны окон почти не было, кроме двух маленьких с двух сторон и нескольких зарешёченных посередине. Лиза сразу узнала окно своей «темницы».

Снег вокруг был белый-белый, прочный, совсем зимний, и от вида этой белизны такая бодрость, такая свежесть разлилась вдруг во всём теле, что Лизе захотелось побежать. Ну, она и побежала. Анечка тоненько пискнула и бросилась следом, крича: «Стойте! Вы куда! Как же вам не стыдно!»

Надолго Лизы не хватило – резко закололо в боку, перед глазами поплыли круги и точки, ноги ослабли и сделались ватными. Она цепко схватилась за подоспевшую Анечку и, сжав губы от боли, кивнула на дверь больницы.

Они пошли. Лиза мягко опиралась на девушкино плечо, раза два улыбнулась, а Аня… то ли от неожиданности всего происходящего, то ли от внезапного и удачно разрешившегося испуга, но ей сделалось удивительно хорошо, и она даже тихонечко посмеивалась, стараясь идти в ногу с ней, с этой… удивительно хорошо, удивительно! Вот ведь бывает же так!

Но и это была ещё не вся программа на сегодня: всё так же тайком вернувшись в больницу и, переступив порог своей палаты, Лиза вдруг споткнулась, а потом застыла на месте, открыв рот от изумления.

– Ну, проходите! – мягко подтолкнула, шедшая следом Анечка. Вдруг непонятный испуг сковал её члены.

– Доктор… – прошептала Лиза, и Анечка приготовилась хлопнуться в обморок. В это время Лиза, наконец, сдвинулась с места и пошла вдоль стен палаты всё с тем же изумлённым выражением на лице. И было от чего: все четыре стены были увешаны картинами – яркими, жизнерадостными, точно детские игрушки.

– Что это? – спросила Анечка оторопело, появляясь в дверном проёме.

– Это?.. Крым!

Часть III Лето

– Какие сегодня могут быть дела?

– Могут.

Я поднялся на крышу базы. У меня там было дело. Посмотреть на солнце.

Андрей поднял на меня чистые, серьёзные серо-голубые глаза.

– Не знаю, вам надо всю правду говорить?

– Всю так всю, но уж если не получится, лучше что-нибудь вообще опустить.

– Ладно, я понял. Только… я расскажу, что было, а как и почему, вы меня не спрашивайте.

1

Лето стояло жаркое, знойное. Хотелось к морю. Недавние горести, казалось, не оставили в Лизе никакого следа. Она верила в свою звезду, и годовая отсрочка теперь воспринималась не как неудача, а как особое везение.

Они собирались в Крым впятером: Пашка и его друг Андрей, Лиза и две её подруги – Оля и Люда. Незадолго до отъезда пришло письмо от Татьяны – у неё началась преддипломная практика в одной из центральных молодёжных газет, а в приписке по секрету сообщалось, что их с Димой первенец вот-вот появится на свет. Лиза на минутку погрустнела, ясно ощутив истинное положение вещей. Но посвежевший к вечеру воздух пах морем и чудесными надеждами. «Зато я еду в Крым!» – прошептала она про себя, и жизнь вновь наполнилась красками и звуками. Сердце забилось часто, точно в предвкушении чего-то необычного и приятного. Единственная досада: присутствовавшая при этом Люда не обошлась без обычных своих вздохов:

– Да, повезло девушке, в Москве учится, да… у меня подруга вот тоже в Киеве в институт поступила, Элька. В институт органической химии или ещё какой-то там химии, а в школе химию терпеть не могла. Я её спрашиваю: «Элька, зачем тебе этот институт?», а она: «Так надо же где-то учиться?»

– Ну, и что дальше? – усмехнулась Лиза. – К чему ты это рассказала?

– Просто так!

В это время раздался звонок – Пашка приехал.

Пашка вошёл в квартиру, сбросил сумку на кресло, и комната сразу наполнилась светом, смехом и другими забавными звуками. Его друг Андрей оказался рослым, крепким парнем (Пашка всё же был на полголовы выше) с очень выгодной наружностью, за которой угадывалось наличие множества положительных свойств – надёжности, деловитости, основательности. Сразу же признав в Лизе хозяйку, он протянул ей руку:

– Андрей.

Потом подошёл к Люде, а Лиза подумала, что со спины он похож на шкаф или комод купеческих времён. Больше никаких мыслей и чувств по отношению к нему у Лизы не возникло. И это удивило, потому что Андрей оказался первым человеком, к которому она отнеслась как к чужому забору или траве под этим забором.

2

Дни до отъезда прошли в заботах. Люда, несмотря на собранные чемоданы и купленные билеты, всё ещё не верила в возможность поездки, но благоразумно помалкивала и вздыхала с видом человека, умудрённого опытом, но вполне терпимо относящегося к капризам «молодёжи». Ольга громко смеялась, краснела, покашливала и потирала руки. Что-то в ней настораживало Лизу, но разбираться было недосуг.

Буквально накануне отъезда выяснилось, что забыли взять подробный адрес крымской тёти. Целый день названивали знакомым, пока не выяснилось, что те уехали пожить на дачу. Экипаж впал в панику, но Лиза сказала: «Ерунда!» и они с Людой отправились на дачу, договорившись, что все вместе встретятся завтра на вокзале.

– За вами вещи и Оля. Смотрите, не потеряйте чего-нибудь!

– Смотрите, сами не потеряйтесь, – посоветовал Пашка.

До отправления поезда оставалось меньше часа, а автобус всё не шёл, хотя по расписанию ему уже давно полагалось быть на месте. Пассажиров на остановке собралось достаточно, и они уже начинали проявлять признаки недовольства – дачники несмотря на утренний час обнаруживали нетерпеливое желание попасть в город. Лизу это забавляло. Потом она подняла лицо к небу и убеждённо произнесла:

– Будет дождь.

Люда тоже посмотрела на небо, – там царили чистота и прозрачность, – и отрицательно качнула головой.

– Нет, будет, – повторила Лиза настойчиво и пояснила: – Дождь в дорогу – это к счастью.

Её веселье и беззаботность действовали на Люду успокаивающе: ей как-то даже лень было волноваться, хотя в глубине души что-то часто и жалобно трепетало. Но внезапно Лиза вскочила, переменив свою удобную позу, и громко воскликнула:

– Это всё из-за тебя!

– Чего? – переспросила Люда ещё миролюбиво, но по сморщенному носу и недовольному выражению лица можно было понять, что сейчас долго выносить Лизины шутки она не намерена. Однако Лиза в расчёт не брала: взялась причитать и болтать без умолка (и жара из-за тебя, и долго нет автобуса – тоже из-за тебя, и вот-вот снова из-за тебя опоздаем на поезд!)

Люда, уже не скрывая раздражения, обернулась и увидела, что Лиза, направив взгляд в гущу толпы, премило улыбается. И чему бы вы думали?

Тут подошёл автобус, переполненный так что, когда двери открылись, люди посыпались из него, как горошины из перезревшего стручка, толкаясь и наскакивая друг на друга. Лизу, а за ней и Люду подняли, подтолкнули, втиснули в середину. Двери с жалобным скрипом захлопнулись, и автобус покатил.

– Ничего, – ободряюще прошептала Лиза, вися между Людой и какой-то толстой жениной с авоськами, – без нас они не уедут. Билетики-то, между прочим, у меня!

Так чему бы, вы думали, она улыбалась? Там, на остановке, в нескольких шагах от них, стоял симпатичный высокий худощавый кудрявый парень с шальными глазами цвета бутылочного стекла и поглядывал в их сторону с заметным интересом. Он сел в тот же автобус и теперь стоял совсем рядом, продолжая свои наблюдения. Лиза реагировала по-своему и весьма благосклонно. Сколько раз уже Люда наблюдала за этим увлекательным и непостижимым процессом: как эта Лизка притягивает парней, и теперь посмеивалась про себя над новой простодушной жертвой. Ближе к остановке Лиза вдруг задёргалась:

– Скорее! Ну, поворачивайся же ты! Нам же выходить!

– Успокойся, здесь многие выходят.

Девушки выскочили из автобуса, нырнули в переход, выскочили на платформу. Всю дорогу Лиза бежала сзади и ужасно ругалась.

Поезд уже выпускал пары. Возле седьмого вагона стояли двое – Андрей и Оля. Люда помахала им рукой, они увидели и радостно замахали в ответ. Сзади вдруг долетело:

– Девушка! Девушка!

Люда не обратила никакого внимания и продолжала бежать, но, не слыша за собой Лизиной ругани и её торопливых шагов, приостановилась и оглянулась: парень из автобуса догнал Лизу и что-то убедительно говорил ей, протягивая блокнот и ручку.

– Но я же уезжаю! – твердила Лиза.

– Но вы же вернётесь, – убеждал он.

У него была очень обаятельная, чуть нагловатая улыбка симпатичного и уверенного в себе человека; ямочки на щеках и на подбородке. Лиза сдалась: чиркнула что-то в блокноте, улыбнулась и вслед за Людой побежала к вагону.

– Спасибо! Спасибо! – кричали сзади.

– Что ты ему написала? – спросила Люда, задыхаясь от быстрого бега.

– Что-что… Звоните 06 до востребования, вот что!

Они были уже у цели, и Люда рассмеялась.

– Ещё смеются, бесстыжие! – упрекнула их Ольга.

– И ещё с билетами! – добавил Андрей, пропуская вперёд и подсаживая сначала Люду, потом Лизу и Олю, и вошёл сам. Поезд тронулся.

Пашка сидел в купе, закинув ногу на ногу, перелистывал свеженькую газету, потягивал пивко и барабанил пальцами по столу.

– Ну, ты как всегда, – улыбнулась Лиза, садясь напротив и чувствуя, как рада видеть брата.

– Ты тоже, – ответил он. – Пиво будешь? Привет, Люд.

– Отличный марафончик, да? – спросил Андрей, присаживаясь рядом с Пашкой, – мы наблюдали.

Лиза ничего не отвечала, напряжённо вглядываясь в окно. Там, за пределом уже набиравшего скорость поезда, промелькнуло лицо со всезнающей и нагловатой улыбочкой – тот самый. Показалось, он смотрит прямо на неё и грозит изысканно-длинным пальцем. Сердце похолодело и вздрогнуло, точно коснувшись чего-то запретного. Где она видела эту руку с длинными и сильными пальцами, руку музыканта? Ощущение длилось секунду. Лиза напряглась, силясь вспомнить, понять, но мысль прошла мимо, и она только воскликнула: «Смотри!»

Люда бросилась к окну и тихо изумилась:

– Дождь. И правда, дождь!

По толстому стеклу неторопливо сбегали косые струйки дождя.

3

После, когда были высказаны все замечания, вещи пристроены, а билеты собраны, и первые восторги немного улеглись, Андрей забрался на верхнюю полку, Оля с задумчивым видом села у окна, Паша отправился бродить по вагону и налаживать контакты с соседями, а Люда углубилась в чтение газеты. На Лизу дождливая погода действовала всегда одинаково: девушка прилегла на полку и через минуту крепко спала.

Под стук колёс Люда изрекала:

– Семья из трех человек снимет однокомнатную квартиру или комнату на длительный срок… Утерян аттестат на имя… Вот разиня!.. Продаётся коза.

– Люд, ну, зачем тебе коза?! – не выдержала Оля.

– Так интересно ж, кто что продаёт, – резонно ответила та.

Андрей, свесившись с полки, насмешливо пробурчал:

– Мне приснилось, что я доил козу.

Девушки весело рассмеялись. В это время появился Пашка и сообщил:

– Рядом с нами вагон-ресторан. В Симферополе будем в шесть часов вечера. По расписанию вообще-то раньше, но знающие люди сообщили, что по расписанию этот поезд не ходит.

– Берегись жала скорпиона! – вдруг заплетающимся языком пробормотала Лиза, садясь на полке.

– Что? Какого скорпиона?! – взвизгнула Люда, мгновенно подобрав ноги.

– Какие ещё скорпионы? – заулыбалась Ольга. – Мы же не в Африку едем. Всего лишь в Крым.

– А в Крыму есть скорпионы? – не унималась Люда.

Андрей с усмешкой покачал головой, показывая всем своим видом: «Ну, и публика! С кем я связался!». Только Пашка, ничего не говоря, подошёл к Лизе и, как ребёнка, погладил по голове. Его тонкие длинные пальцы нежно перебирали её волосы.

– Приснилось, – пожаловалась она, протирая кулачками глаза. – Кто-то сказал мне, как предостережение, эти слова: «Берегись жала скорпиона». Как думаешь: что это значит?

– Поживём – побачим, – ответил он.

Паша и его знающие люди оказались правы, но уже вечером следующего дня маленький газик, разгоняя темноту южной ночи огнями фар, высадил всю компанию на окраине небольшого посёлка, расположившегося у самого моря.

Улица шла в гору. Мелькала редкая цепочка огоньков. Вдалеке в глубине садов играла музыка. Воздух был тугой, напористый, ветер нетерпеливо толкал вперёд. Внизу, у самых ног, шумело море.

– Мечтаю искупаться голой! – шепнула Лиза на ухо Люде. Та только усмехнулась понимающе. Андрей подозрительно покосился на подружек, но ничего не сказал. Пашка, чуть прищурив глаза, смотрел на море. Волосы его развевались на ветру, на губах играла улыбка. Он не был красив, но в его резких чертах лица было что-то мальчишески-нежное и одновременно спокойно-мужественное.

Переговариваясь шёпотом, точно страшась спугнуть идущее рядом счастье, которое в этот миг приняло почему-то вид радостной, ласковой чёрной собачонки, ребята шагали вверх по улице, вглядываясь в дворики – маленькие, уютные, людные, где домишки вплотную примыкали друг к другу, а увитые виноградом верёвки и рейки составляли продолжение крыши. Люда считала дома, Паша пытался в темноте высмотреть нужный номер, а Лиза положилась на интуицию. Остановившись перед одним домиком, все дружно согласились: «Здесь!» Лиза с Пашкой отправились на разведку.

В глубине двора, покрытого зелёной виноградной крышей, на широкой деревянной скамейке сидели двое – моложавая женщина в шортах и пёстрой кофточке и девочка лет двенадцати. Обе они обернулись и с любопытством посмотрели на появившуюся на дорожке пару. Вбежавшая следом во двор чёрная болонка звонко залаяла.

– Кузя, фу! – крикнула девочка, и Лиза сразу прорезалась:

– Здравствуйте, а тётя Надя здесь живёт? Это вы?

Женщина кивнула и заулыбалась. Лиза протянула ей записку. Она прочитала и заулыбалась ещё шире.

– Очень хорошо, что приехали! Лиза, так, да? У меня сейчас как раз пусто. Вы вдвоём? Тут написано…

– Да, нас пятеро.

– Пятеро? Ну, а где ж остальные?

Пашка свистнул, и чуть погодя в свете фонаря возникли ещё три фигуры. Тётя Надя внимательно рассмотрела своих новых неожиданных постояльцев и снова разулыбалась.

– Очень хорошо! Молодцы, что приехали. Сейчас мы вас расселим. Доча, проводи-ка гостей в комнаты.

Девочка проворно вскочила и зашлёпала босыми ногами по бетонной дорожке. В дверях она обернулась, зажгла свет, и все по очереди оказались сначала в маленькой кухоньке, затем в комнатке, где стояли три кровати и стол. Занавешенный проём без двери вёл в следующую совсем крохотную комнату, где также почти вплотную стояли три кровати, стул и табуретка.

– Как всё отлично! – шепнула Оля. Люда осматривала скромную обстановку. Лиза взглянула на девочку – та была чуть пониже её ростом, крепкая, загорелая, с узким и каким-то нерусским лицом. В её зелёных малайских глазах сквозил живой интерес к происходящему, но держалась она уверенно и независимо.

– Как тебя зовут? – спросила Лиза, и девочка тут же выпалила:

– Юля.

– Вот. Потом эта Юля ходила за ней, как привязанная. Куда Лиза, туда и она – как хвостик, – Андрей усмехнулся и показал рукой этот хвостик. – Почему? Ну, я не могу объяснить. Я только одно могу сказать: всё, что потом с Лизой случилось, всё – и хорошее, и плохое, – можно было предвидеть уже тогда. Не это, так другое, если б не раньше, то позже. Я это понял ещё тем летом, ещё до женитьбы на Ольге, до того, как узнал многие подробности. Я всегда предчувствовал, что она… что что-то с ней случится. У неё жизнь была какая-то непонятная, без всякого порядка, без правил, без… Не знаю! Не умею я объяснить!

– Андрей, говоря о беспорядке и несоблюдении правил, вы имеете в виду её непостоянство в любви?

– Да она никого не любила! Она только позволяла себя любить, да и то не всем желающим, – он саркастически улыбнулся и беспомощно развёл руками. – Понимаете, я не особо хорошо умею объяснять, но… с ней было всё иначе. Жизнь как будто обретала четвёртое измерение. Она всегда всё знала наперёд, она вселяла в человека уверенность и силы, и также легко могла лишить уверенности и сил. Рядом с ней и я чувствовал себя другим человеком, а на самом деле… а на самом деле это она была другой, только не человек, а точно часть какого-то другого мира, и только когда она ушла, то вдруг понимаешь: вот, ты остался, и этот мир снова стал прежним, а все эти чудеса, и звуки, и краски, все эти непонятные встречи, совпадения, и силы, и смех, и слёзы – это она. Она ушла – и ничего этого не стало, словно захлопнулась дверь. Она была обречена на то, чтобы её любили, но она никого из нас не могла полюбить в ответ, потому что… ну, мы же люди, а она что-то совсем другое… откуда я знаю, что?.. Или эти её странности, видения, чего я уж совсем не понимаю. Мы просто прогуливались вдоль моря по дороге, где ездят машины. Но в тот момент дорога была совершенно пуста. Вдруг Лиза резко отшатнулась и прижалась к обочине. Мы удивились, а она сказала: «Вот сумасшедшая! И откуда она здесь взялась!» Мы спросили: «Кто?» – «Как кто? Эта белая лошадь! Вы что, не видели?» Мы смотрели на неё, а она смотрела на нас – и чуть не плакала. Потом спросила у Сашки: «Разве её не было? Она же только что промчалась мимо и чуть не сбила меня!» Сашка погладил её по голове и сказал: «Ну, конечно, белая лошадь». Люда тоже помялась и призналась: «Да, я тоже что-то почувствовала, какой-то ветер». И только мы с Ольгой стояли, как два дурака. Мы ничего не видели и ничего не почувствовали. Признаться, тогда я подумал, что нас разыграли, но после изменил своё мнение. Слишком много странностей, слишком много совпадений. Признаю. Но не ждите от меня объяснений.

4

Доктор и Виктор одновременно вошли в кабинет, и Владимир Николаевич присел к столу, быстро просматривая свежие бумаги и ни на минуту не теряя при этом нити разговора. Виктора всегда поражала эта его способность, прямо как Цезарь, думал он про себя.

– Пережитый шок может обернуться потерей памяти – полной или частичной. Мне кажется, Витя, мы приближаемся к какому-то заповедному уголку, к чему-то важному, о чём она не хочет ни говорить, ни вспоминать и что очень важно для понимания сути проблемы.

– А почему вы так думаете?

– Потому что сопротивление становится очень сильным. Мне едва-едва удаётся его преодолевать. Хорошо, что она начала рисовать. Я ждал этого. Этого или чего-то ещё в таком роде… Иногда мне кажется, что Лиза – моё последнее дело. Она отнимает слишком много сил! Вообще эта работа. Я должен выбирать и экономить силы.

– Поэтому вы отказались от преподавательской деятельности?

– Разве? Я отказался только от одной из её форм – лекционной. Я же продолжаю работать с несколькими учениками, это намного продуктивнее. Выступление перед большой аудиторией – это большой энергетический выплеск, а процент отдачи – величина неизвестная. И потом – эти студентки!

Виктор понимающе улыбнулся и, глядя на Владимира Николаевича, подумал о том, что, если б он был девушкой, он бы тоже не устоял перед такой силой интеллекта и мужским и человеческим обаянием доктора.

– Теперь я тщательно отбираю для себя учеников, со смыслом… ну, как в Евангелии. Кстати, это очень ценная для нас книга, как для знатоков потаённых глубин человеческих – если уметь её читать. Если понять, что речь идёт – в нашем случае, в сугубо практическом смысле – не о внешних событиях, а о процессах, происходящих во внутреннем пространстве личности. Все образы, страхи и комплексы – налицо. Да, душа человека и есть тот Армагеддон, где происходит решающая битва между добром и злом. Путь человека-творца – это не путь избегания опасностей или падений, о, нет, он должен отваживаться на исследования и эксперименты! Главное, чтобы общий, суммарный вектор всех его импульсов был направлен в сторону Добра. Тогда он выживет и победит. Ваше имя Виктор – победитель. Ваше имя – причина, по которой я вас выбрал, ведь имя человека – это его судьба. Человек, Витя, устроен по принципу голограммы: с какой точки не начни копать – постепенно дойдёшь до сути. Можно начать с имени, можно с воспоминаний и впечатлений детства, с рисунков или других продуктов творческого воображения. Есть метод работы с самим воображением. Можно начать и с внешности, особенностей лица и фигуры, с формы руки, пальцев, папиллярных линий… Да, в нашей области множество интересных тем для исследования… Вам, Виктор, трудно будет пойти так далеко, как пошёл я. В науке не бывает тем абстрактных – интерес учёного к той или иной теме имеет, как правило, очень сильную личностную мотивацию. Я в одночасье потерял горячо любимую женщину и лучшего друга. Такие уроки не проходят даром. Он был мне не просто другом. С годами я понял, что он моё Альтер-эго. Он многое помог мне понять в себе самом… Я нахожусь уже в том возрасте, когда понимаешь: нельзя объять необъятное, и приходится выбирать… Видите ли, существуют различные типы познания, соответственно, различные типы людей и их задач. Путь творца отличается от пути религиозного деятеля или революционера. Есть путь учёного – наш с вами путь. Наш путь – познание нематериального, его структуры, особенностей проявления, целей и задач – через материальное. Путь творческой личности – познание через творчество, в процессе творчества. И тут случаются кризисы, когда человеку кажется, что он в полном тупике. И тогда нужен какой-то импульс. Мы с вами в данном случае и играем роль этого импульса. Она не хотела делиться словами – и мы попробовали арт-терапию. Кажется, лёд тронулся.

– А этот друг, о котором вы говорили?

– А?.. Да, очень близкий друг, мы вместе росли, потом расстались, но никогда не переставали дружить. Никогда и несмотря ни на что. Василий Резников, может, слышали?

– Это у которого песни?

– Да, вообще-то он был физиком-электронщиком, работал в секретном институте, который перед тем закончил. Там же и преподавал впоследствии. Но ещё, представьте себе, поэт, песни тоже вот. После его гибели, на годовщину, друзья на свои средства издали небольшой сборник его стихов. У меня, к сожалению, его нет. Но есть некоторые вещи в рукописях, которые, как мне кажется, ещё ждут своего часа… Знаете, Витя, это тоже очень интересно – судьба автора и его творений. Кто-то становится знаменит при жизни, а по смерти его совсем забывают. А некоторые переживают славу – и их забывают ещё при жизни. Некоторые становятся знаменитыми, умирают знаменитыми и продолжают оставаться таковыми на протяжении времени. Другие живут и умирают в безвестности, а потом… Вот так, например, с Вильямом Блейком, слышали о таком? Он был поэт и художник, рисовал прекрасные литографии к своим стихам и, по нужде, готов был продавать и то, и другое за гроши. Но никто не брал. Умер всеми презираемым нищим… Сто лет спустя его запылённые литографии нашли на чердаке библиотеки – и теперь они идут на всех аукционах мира за бешеные деньги.

– Круто!.. Я хотел сказать – мистика! Необъяснимый с точки зрения здравого смысла феномен!

Владимир Николаевич добродушно рассмеялся.

– Виктор Ильич!

– Вы?

– Да, Олег, будем знакомы.

– Журналист? Так и знал, что никуда от вас не денусь. Вы как прошлый раз появились, так я и понял… Идёмте. Может, оно и к лучшему. Кому-то надо всё-таки это рассказать.

Мы вышли из больницы и пошли по тихой, буйно зеленеющей аллее парка.

– Для начала речь пойдёт не о моей работе, ОК? Знаете, в молодости я занимался альпинизмом. Не очень серьёзно, хотя, когда начинал, казалось… Ну, ладно, не о том речь. У нас был тренером Олег Сокольский. По профессии он был археологом. Но и мастером спорта международного класса по альпинизму, ну, ещё какие-то титулы были, не помню. В то лето он взял с собой несколько перспективных новичков и повёз на скалы. В том числе и меня. Ну, для него это было сочетание приятного с полезным. Они там работали поблизости, раскапывали Херсонес, но туда не всех пускали. Закрытая была зона, вот мы и расположились лагерем поблизости. Что-то ему помогали, он нам много интересного рассказывал. Человек он был…

Виктор замолчал и задумался.

– А Лиза? – не утерпел я.

– Погодите, будет и Лиза. Я приучен излагать по порядку.

Ранним утром берег был чудесным и пустынным, но уже часам к десяти вся цивилизованная его часть заполнилась людьми – отдыхающими и зарабатывающими: работал прокат, рынок, души с пресной водой, то тут, то там сновали предприимчивые фотографы, босоногие мальчишки предлагали фрукты и мороженное.

Люда, Оля, Андрей, Лиза, Пашка и увязавшаяся за ними Юлька забрели подальше, отыскав для себя уютное и почти безлюдное местечко. Здесь было немного зелени, создающей спасительную тень, и очень чистая, прозрачная вода.

– А что, поставить бы здесь палатку и жить себе, – мечтательно произнёс Пашка.

Андрей поддержал друга:

– Так в чём дело? Палатка ведь есть!

– Погодите, люди, – вмешалась Лиза, пристраиваясь в тени с альбомом и красками, – дайте насладиться цивилизованным отдыхом. Одичать всегда успеем.

– Ну-ну, – сказал Паша, и все разбежались. В тени кипарисов осталась только Лиза и наблюдавшая за ней Юлька. Лиза неторопливо смешивала краски, щурилась и с лёгкой небрежностью наносила на белую шершавую бумагу контуры сиреневых гор, туманную линию горизонта, зелёно-сине-золотистые блики прозрачной, захваченной солнцем воды. Эта непостижимая легкость, с которой на бумаге появлялся прекрасный пейзаж, приводила Юльку в восторг. Она поминутно исторгала радостные возгласы, не забывая время от времени вносить коррективы:

– А там не так, и холмик этот побольше, и…

Лиза кивала, и продолжала рисовать по-своему.

На пустынной в этом месте дороге (основная немного раньше сворачивала выше в горы) появились два пешехода – один рослый, молодой, широкоплечий, второй невысокий, крепкий и бородатый. На них были только шорты, а за спиной болтались тощие рюкзаки, в которых что-то позвякивало. Этот звук заставил Лизу оторваться от своего занятия и взглянуть на путешественников. Маленький уже улыбался во всю ширь, и встретив взгляд девушки, тут же спросил:

– Девушка, хотите мы вам попозируем?

– Спасибо, не надо.

– Жаль, мы могли бы украсить собою любой пейзаж и не только пейзаж! – он как-то проворно подпрыгнул и оказался рядом. – Разрешите взглянуть?

Лиза не возражала.

– Ба! Не узнаю любимых гор! Какая загадка-а! – протянул новоявленный знаток живописи, хотя смотрел не столько на набросок, сколько на Лизу, и в глазах его читался живейший интерес.

– Каждый видит по-своему, – сухо возразила она. – У вас одни горы, у меня другие.

– Вот как! – наиграно изумился маленький. – А я до сих пор наивно полагал, что они как сотворены матушкой-природой, так и есть – для всех одинаковые. А тут, слышь, Вить? – обратился он ко второму, но тот стоял неподвижно, точно прирос к месту, и смотрел на девушку с каким-то испугом. Маленький кашлянул и весело подмигнул своему растерявшемуся спутнику. – Я вам теперь спасибо должен сказать, просветили!

– Ну, так скажите, – спокойно ответила Лиза.

– Если хотите получить интересный вид, – продолжал непрошеный консультант, – вам надо забраться повыше. А вообще Крым лучше рисовать весной или осенью. Краски чудесные!

– Верю, – согласилась Лиза, – но весна уже прошла, а осени ждать слишком долго.

– «Слишком долго», эх, молодо-зелено! Сколько вам лет?

Она не ответила. Непрошеные советчики ещё немного потоптались с ноги на ногу и ушли.

– Уф, отвалили, – облегчённо вздохнула Лиза и улыбнулась притихшей Юльке.

– Ой, я даже испугалась! Этот бородатый так на тебя смотрел! А второй – немой? – Юлька вытаращила хитрые глазёнки. Ей очень понравилось это знакомство со «взрослой» жизнью, а также то, как невозмутимо вела себя Лиза. Ей хотелось поговорить ещё, но Лиза явно не расположена была к разговорам.

– На здоровье ему. Искупаемся?

Вода в море была тёплой, ласковой, принимающей в себя. Казалось, большего чуда и представить себе нельзя. Недалеко от берега плескалась Люда. Остальных не было видно. Лиза подплыла к подруге.

– А где они?

Люда забралась на большой гладкий камень, поболтала в воде ногами.

– Откуда я знаю? Уплыли.

– Да? Ну и пусть тонут, как хотят. Я за них волноваться не собираюсь.

И она действительно не собиралась волноваться: море было спокойным, небо голубым, мир бесконечным и ярким – он принадлежал только ей.