Текст книги "Доктрина шока. Расцвет капитализма катастроф"
Автор книги: Наоми Кляйн
Жанр: Экономика, Бизнес-Книги
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
В одном из самых больших аргентинских центров пыток – Технической школе Военно-морского флота в Буэнос-Айресе – одиночные камеры назывались «капуча» – капюшон. Хуан Миранда, проведший три месяца в камере «капуча», рассказал мне об этом мрачном месте. «Они надевают повязку на глаза и заковывают руки и ноги в кандалы. Ты лежишь на губчатом матрасе весь день на чердаке тюрьмы. Я не мог видеть других заключенных – от них меня отделяла фанерная перегородка. Когда стража приносила еду, меня заставляли повернуться к стене, – тогда они поднимали капюшон, чтобы я мог поесть. И это был единственный момент, когда мы могли присесть, все остальное время должны были лежать». Другие аргентинские узники подвергались сенсорному голоду в камерах размером с гроб, которые назывались «тубос».
Хуже изоляционной камеры была только комната допросов. Самой современной техникой допроса в регионе, захваченном военными, был электрошок. Они знали десятки способов применения тока на живых узниках: голые провода, военные телефоны, иглы под ногтями; прищепки на деснах, сосках, половых органах, ушах, губах, открытых ранах; на телах пленных, погруженных в воду для усиления воздействия; на телах, привязанных к столам или к бразильским железным «драконовым креслам». Хунта аргентинских скотоводов гордилась своим изобретением: узники получали разряд тока через железную кровать под названием «партилья» – барбекю, где их подвергали пыткам пиканой – так называется электрическая погонялка для скота.
Невозможно точно подсчитать количество людей, прошедших через пыточную машину стран южного конуса, но примерное их количество составляет от 100 до 150 тысяч, десятки тысяч из них были убиты[279]279
В Бразилии было 8400 политических узников, из которых тысячи пережили пытки. Количество политических заключенных в Уругвае составляло 60 тысяч, и согласно сведениям Красного Креста пытки там применялись систематически. Около 50 тысяч чилийцев и не менее 30 тысяч аргентинцев были подвергнуты пыткам. Поэтому 100 тысяч переживших пытки – это соответствует самым осторожным подсчетам. Rohter L. Brazil Rights Group Hopes to Bar Doctors Linked to Torture // New York Times. 1999. March 11; Report on the Situation of Human Rights in Uruguay // Organization of American States, Inter-American Commission on Human Rights. 1978. January 31, www.cidh.org; Campbell D., Franklin J. Last Chance to Clean the Slate of the Pinochet Era // Guardian. London. 2003. September 1; Feitlowitz M. A Lexicon of Terror, p. ix.
[Закрыть].
В то время быть левым означало, что за тобой охотятся. Человек, не попавший в лагерь, постоянно стремился на один шаг опережать тайную полицию, используя тайные явки, телефонные коды и поддельные документы. Одним из таких людей в Агрентине был легендарный журналист, прославившийся своими расследованиями, Родольфо Вальш. Необыкновенно талантливый и общительный, подлинный человек эпохи Возрождения, автор детективов и рассказов, завоевавших разные литературные премии, Вальш был также прекрасным сыщиком, способным расшифровывать военные секреты и следить за шпионами. Он особо прославился, когда, будучи журналистом на Кубе, сумел перехватить и расшифровать телекс ЦРУ о вторжении в Заливе Свиней. Эта информация помогла Кастро подготовиться и защититься от нападения.
Когда военная хунта Аргентины запретила перонизм и удушила демократию, Вальш решил присоединиться к движению «Монтонеро» в качестве советника[280]280
Движение «Монтонеро» возникло в ответ на диктатуру. Когда перонизм потерпел поражение, Хуан Перрон, находившийся за границей, призвал своих сторонников вооружиться и сражаться за восстановление демократии. Они откликнулись на призыв. Хотя движение замешано в вооруженных нападениях и похищениях, оно сыграло важную роль в организации демократических выборов в 1973 году. Но когда Перон снова пришел к власти, его напугала популярность «Монтонеро», он натравил на них команды убийц правой ориентации; в результате движение, вызывающее противоречивые оценки, к 1976 году утратило влияние.
[Закрыть]. Из-за этого он занимал первые места в списке разыскиваемых военными, и каждое новое исчезновение вызывало опасение, что человек, подвергнутый пыткам пиканой, может выдать полиции убежище в маленькой деревне около Буэнос-Айреса, где Вальш скрывался со своей подругой Лилией Феррейра.
Используя широкую сеть источников информации, Вальш пытался следить за многочисленными преступлениями хунты. Он составлял списки погибших и пропавших без вести, карты массовых захоронений и тайных застенков. Он гордился своим знанием врага, но в 1977 году он сам стал жертвой безумной жестокости аргентинской хунты, направленной против своего народа. В первые годы режима военных десятки его близких друзей оказались в лагерях смерти; погибла также и его 26-летняя дочь Вики, из-за чего Вальш испытывал приступы безумного отчаяния.
Но пока повсюду разъезжали автомобили Ford Falcon, тихая жизнь была не для него. Понимая, что его время ограничено, Вальш решил по-своему отметить годовщину правления хунты. В потоке официальных речей, восхваляющих генералов за спасение страны, должны были появиться и его свободные слова, говорящие об упадке Аргентины. Его послание называлось так: «Открытое письмо писателя военной хунте». Оно писалось, по словам Вальша, «без надежды, что к нему прислушаются, с уверенностью, что оно вызовет гонения; я верен тому пути, который для себя избрал много лет назад – свидетельствовать в тяжкую годину жизни»[281]281
McCaughan M. True Crimes, p. 290.
[Закрыть].
Это письмо осуждало как государственный террор, так и экономическую систему, которой служило насилие. Вальш хотел распространить свое «Открытое письмо» тем же способом, каким он раньше распространял сводки новостей из подполья: он сделал 10 копий и разослал их, бросив в почтовые ящики разных людей, которые должны были распространить его послание дальше. «Я хочу, чтобы эти козлы поняли, что я тут, что я еще жив и все еще пишу», – ска-зал он Лилии, садясь за пишущую машинку «Олимпия»[282]282
Там же, p. 274.
[Закрыть].
Письмо начинается с описания кампании террора, в которой генералы используют «сильнейшие, бесконечные пытки»; там также говорится об участии ЦРУ в обучении аргентинской полиции. После скрупулезного перечисления пыточных методов и тайных захоронений во всех ужасных подробностях Вальш резко меняет тему: «Эти события, которые должны возмутить сознание цивилизованного мира, тем не менее не являются главной причиной страдания аргентинского народа или самым ужасающим нарушением прав человека. Но экономическая политика правительства не только позволяет найти причину этих преступлений, но и является наибольшим зверством, которое целенаправленно ввергает миллионы людей в нищету… Достаточно несколько часов погулять по огромному Буэнос-Айресу, чтобы понять, с какой скоростью эта политика превращает город в трущобы для 10-миллионного населения»[283]283
McCaughan M. True Crimes, pp. 285–289.
[Закрыть].
Система, которую описывал Вальш, была неолиберализмом чикагской школы, моделью экономики, призванной расчистить весь мир. За прошедшие десятилетия эта модель достаточно глубоко укоренилась в Аргентине, и более половины населения оказалось за чертой бедности. Вальш видел в этом не случайность, но точную реализацию плана – «запланированную нищету».
Он поставил на письме дату – 24 марта 1977 года – ровно год спустя после переворота. На следующее утро Вальш и Лилия Феррейра отправились в Буэнос-Айрес. Они захватили с собой несколько писем и бросили их в почтовые ящики. Несколькими часами позже Вальш шел на встречу с семьей пропавшего товарища. Там была засада: кто-то проговорился под пытками. Десяток вооруженных людей поджидали Вальша, чтобы его схватить. «Приведите ко мне этого чертова ублюдка живым, он мой», – лично приказал солдатам адмирал Массера, один из трех руководителей хунты. Вальш часто повторял: «Говорить – это не преступление, преступление – дать себя арестовать». Он немедленно выхватил свой пистолет и начал стрелять; ранил одного из солдат, и те открыли ответный огонь. Когда машина доставила его в Техническую школу военно-морского флота, он был уже мертв. Тело Вальша сожгли, золу и пепел бросили в реку[284]284
Там же, pp. 280–282.
[Закрыть].
Хунты стран южного конуса не скрывали своих революционных стремлений переделать общество, но им хватило ума отрицать то, в чем их обвинял Вальш: для достижения экономических целей они использовали массовое насилие и без применения системы запугивания и устранения препятствий их меры вызвали бы народное возмущение.
В тех случаях, когда им приходилось признаваться в убийствах, организованных государством, правительства хунт утверждали, что это была война против опасных террористов, сторонников Маркса, которых финансировал и направлял КГБ. Хунтам приходилось использовать «грязные» методы лишь потому, что они сражались против чудовища. Адмирал Массера, используя слова, которые кажутся до боли знакомыми сегодня, называл это «войной за свободу против тирании… войной против людей, стоящих за смерть, потому что мы стоим за жизнь… Мы сражаемся с нигилистами, агентами разрушения, которые стремятся исключительно к разрушению, хотя и скрывают это стремление под маской социального служения»[285]285
Feitlowitz M. A Lexicon of Terror, pp. 25–26.
[Закрыть].
В процессе подготовки к перевороту в Чили ЦРУ развернуло широкую пропагандистскую кампанию, чтобы представить Сальвадора Альенде замаскированным диктатором, коварным интриганом, который использовал конституционную демократию для захвата власти и вскоре создаст полицейское государство, от которого чилийцы никогда не смогут освободиться. Самые крупные левые группы в Аргентине и Парагвае – «Монтонеро» и «Тупамару» – были представлены как ужасающая угроза для национальной безопасности, что заставило генералов приостановить демократию, взять власть в свои руки и использовать все возможные средства для борьбы с противником.
Но в каждом случае эти страхи были либо крайне преувеличены, либо просто придуманы хунтами. Сенатское расследование 1975 года показало, что, по разведывательным данным, предоставленным правительству США, Альенде не представлял угрозы демократии[286]286
Covert Action in Chile 1963–1973, p. 45.
[Закрыть]. Что же касается «Монтонеро» в Аргентине и «Тупамару» в Уругвае, то, действительно, это были вооруженные группировки, широко поддерживаемые населением, способные нанести отчаянные удары по военным или общественным объектам. Однако в Уругвае «Тупамару» были устранены к тому моменту, когда военный режим захватил полную власть, а с «Монтонеро» в Аргентине расправились за первые полгода диктаторского режима, растянувшегося на семь лет (причина, заставлявшая Вальша скрываться). Рассекреченные документы Государственного департамента показали, что Сесар Аугусто Гуззетти, министр иностранных дел аргентинской хунты, 7 октября 1976 года сообщил Генри Киссинджеру, что «террористические организации уничтожены», однако в период правления хунты люди продолжали исчезать и после этого десятками тысяч[287]287
Weschler L. A Miracle, a Universe, p. 110; Secretary’s Meeting with Argentine Foreign Minister Guzzetti. 1976. October 7. // Department of State. Memorandum of Conversation. Declassified, www.gwu.edu/~nsarchiv.
[Закрыть].
В течение многих лет Государственный департамент США представлял «грязные войны» в странах южного конуса как суровые битвы между опасными повстанцами и военными, которые иногда допускали эксцессы, но тем не менее заслуживали экономической и военной помощи. Однако большое количество фактов свидетельствует, что Вашингтон прекрасно понимал, какого рода военную операцию он поддерживает.
В марте 2006 года Архив национальной безопасности в Вашингтоне рассекретил протоколы заседания Государственного департамента, проходившего ровно через два дня после захвата власти хунтой в Аргентине в 1976 году. На этой встрече Уилльям Роджерс, заместитель государственного секретаря по Латинской Америке, сказал Киссинджеру, что «вскоре нам следует ожидать развернутых репрессий, в Аргентине возможно длительное кровопролитие. Я думаю, они жестоко расправятся не только с террористами, но и с диссидентами из профсоюзов и рабочих партий»[288]288
In Attendance – Friday. 1976. March 26. Рассекреченный документ доступен в Архиве национальной безопасности, www.gwu.edu/~nsarchiv.
[Закрыть].
И эти ожидания оправдались. Подавляющее большинство жертв террора в странах южного конуса отнюдь не были членами вооруженных группировок, но мирными активистами с фабрик и ферм, из поселков и университетов. Среди них были экономисты, художники, психологи и члены левых партий. Их убили не потому, что они кому-либо угрожали оружием (которого у них и не было), но за их убеждения. В странах южного конуса, где зародился современный капитализм катастроф, «война против террора» была войной против всех препятствий на пути нового порядка.
Глава 4
С чистого листа: террор делает свое дело
Уничтожение людей в Аргентине не импровизация, оно не случайно и не иррационально: это систематическое разрушение важнейшей части аргентинского народа с намеренной целью изменить этот народ как таковой, перекроить его существование, его взаимоотношения, его судьбу, его будущее.
В 1976 году Орландо Летельер возвратился в Вашингтон уже не как посол, но как активист прогрессивного мозгового центра – Института политических исследований. Помня о коллегах и друзьях, все еще подвергающихся пыткам в лагерях хунты, Летельер использовал свою вновь обретенную свободу для разоблачения преступлений Пиночета и защиты памяти Альенде перед лицом пропагандистского аппарата ЦРУ.
Его деятельность принесла свои плоды, и весь мир начал осуждать Пиночета, поправшего права человека. Но Летельера, опытного экономиста, огорчала одна вещь: мир ужасался свидетельствам массовых казней и пыток с применением электрошока, но при этом большинство людей оставались равнодушными к шоковой терапии в экономике, а международные банки даже охотно предоставляли хунте всевозможные займы, откровенно восхищаясь Пиночетом как сторонником «основ свободного рынка». Летельер не мог согласиться с распространенным мнением, что хунта имела две разные программы, которые легко разграничить: это, с одной стороны, смелый эксперимент по трансформации экономики, а с другой – система омерзительных пыток и террора. Бывший чилийский посол утверждал, что это единый процесс, в котором террор был наиважнейшим средством внедрения свободного рынка.
«Нарушение прав человека, систему организованного насилия, жесткий контроль над мыслями и подавление всякого инакомыслия рассматривают (чаще всего осуждая) как феномен, лишь косвенно связанный – или не связанный вообще – с политикой “свободного рынка”, проводимой военной хунтой», – писал Летельер в своей пылкой статье для журнала The Nation. Он утверждал, что «эта весьма удобная концепция общества, в котором “экономическая свобода” и политический террор сосуществуют и не зависят друг от друга, позволяет думающим так финансистам поддерживать подобную “свободу”, одновременно говоря о защите прав человека»[291]291
Letelier O. The Chicago Boys in Chile.
[Закрыть].
Летельер даже заявил, что Милтон Фридман – «интеллектуальный творец и неофициальный советник команды экономистов, которые сегодня управляют экономикой Чили», – разделяет с Пиночетом ответственность за преступления этого режима. Он отверг возражение Фридмана, уверявшего, что предложение шокового лечения – это всего-навсего «технический» совет. «Строительство свободной “частной экономики” и контроль над инфляцией по рецепту Фридмана», пишет Летельер, невозможно осуществить мирным путем. «Такую экономическую программу необходимо вводить с помощью силы, а в отношении Чили это можно сделать, только убив тысячи людей, создав концлагеря по всей стране, бросив в тюрьмы за три года 100 тысяч человек… Откат вспять для большинства и “экономическая свобода” для маленькой привилегированной группы – это в Чили две стороны одной медали». «Есть, – уверяет он, – “внутренняя гармония” между “свободным рынком” и безграничным террором»[292]292
Там же.
[Закрыть].
Вызвавшая споры статья Летельера была опубликована в конце августа 1976 года. Меньше чем через месяц после ее публикации, 21 сентября, 44-летний экономист ехал на работу в центр Вашингтона. Когда он проезжал район посольств, раздался взрыв бомбы с дистанционным управлением, подложенной под водительское сиденье: машина подпрыгнула в воздух, взрывом Летельеру оторвало обе ноги. Тяжело раненного срочно повезли в Госпиталь Джорджа Вашингтона, оставив его ноги на тротуаре; по прибытии туда Летельер скончался. В машине бывшего посла находилась его коллега, 25-летняя американка Ронни Моффит, которая также погибла в результате взрыва[293]293
Dinges J., Landau S. Assassination on Embassy Row. New York: Pantheon Books, 1980. Рр. 207–210.
[Закрыть]. Это было одним из самых возмутительных и наглых преступлений Пиночета с первых дней существования его режима.
Расследование ФБР показало, что взрыв бомбы совершил Майкл Таунли, крупный чин тайной полиции Пиночета, который предстал перед Федеральным судом США по обвинению в этом преступлении. Убийца проник в Америку по подложному паспорту с ведома ЦРУ[294]294
Constable P., Valenzuela A. A Nation of Enemies, pp. 103–107; Kornbluh P. The Pinochet File, p. 167.
[Закрыть].
В декабре 2006 года Пиночет скончался. Ему удалось прожить 91 год, и многие хотели увидеть бывшего диктатора перед судом за преступления, которые он совершил, находясь у власти: от убийств, похищений и пыток до коррупции и уклонения от уплаты налогов. Семья Орландо Летельера десятилетиями пыталась добиться суда над Пиночетом в связи со взрывом бомбы в Вашингтоне, призывая раскрыть американские документы по этому делу. Но диктатор отправился в мир иной, избежав судебных процессов и оставив письмо, в котором оправдывал переворот и применение «максимальной суровости» необходимостью предотвратить установление «диктатуры пролетариата». Пиночет писал: «Как бы я желал, чтобы 11 сентября 1973 года не было необходимости применять военную силу! Как бы я желал, чтобы наше отечество никогда не знало марксистско-ленинской идеологии!»[295]295
Gallardo E. In Posthumous Letter, Lonely Ex-Dictator Justifies 1973 Chile Coup // Associated Press. 2006. December 24.
[Закрыть]
Не все латиноамериканские преступники времен террора были настолько удачливы. В сентябре 2006 года, 23 года спустя после окончания военной диктатуры в Аргентине, один из главных организаторов террора был приговорен к пожизненному тюремному заключению. Этого человека звали Мигель Освальдо Эчеколац, он был полицейским комиссаром в провинции Буэнос-Айрес в годы правления хунты.
Во время этого исторического судебного процесса оказалось, что важнейший свидетель, Хорхе Хулио Лопес, исчез. Он уже исчезал в 70-е годы, был подвергнут жестоким пыткам, вышел на свободу – и вот все это повторилось снова. Лопес стал известен в Аргентине как человек, который «исчез дважды»[296]296
Dos Veces Desaparecido // Página 12. 2006. September 21.
[Закрыть]. В середине 2007 года его местонахождение все еще оставалось неизвестным, и полиция точно уверена, что это было похищение для устрашения прочих потенциальных свидетелей – тактика, хорошо знакомая по годам террора.
Судья Аргентинского федерального суда 55-летний Карлос Розански признал Эчеколаца виновным в шести случаях убийства, шести случаях незаконного ареста и семи случаях пыток. Объявив о своем решении, он сделал нечто необычное. Судья сказал, что это обвинение не отражает истинной природы преступления и что в интересах «коллективной памяти» ему следует добавить, что это были «всевозможные преступления против человека, совершенные в рамках геноцида, происходившего в Республике Аргентина между 1976 и 1983 годами»[297]297
Карлос Розански был главным автором этого судебного решения, ему помогали судьи Норберто Лоренцо и Горацио А. Инсауральде. Federal Oral Court № 1. Case NE 2251/06. 2006. September, www.rodolfowalsh.org.
[Закрыть].
Вынеся такое решение, судья внес свой вклад в пересмотр истории Аргентины: убийства левых в 70-е годы не были просто частью «грязной войны», где сталкиваются две стороны, совершая различные преступления, как было принято думать десятилетиями в рамках официальной версии истории. Так и исчезавшие люди не были жертвами безумных диктаторов, опьяненных садизмом и властью. Произошедшее имело более научную и пугающе рациональную основу. По выражению судьи, это был «план уничтожения людей, проводимый теми, кто правил страной»[298]298
Federal Oral Court № 1. Case NE 2251/06. 2006, September, www.rodolfowalsh.org.
[Закрыть].
Он пояснил, что убийства были частью целой системы: они заранее планировались, повторялись по единому образцу на территории всей страны и исполнялись с четким намерением не просто расправиться с отдельными людьми, но разрушить ту часть общества, которую эти люди представляли. Геноцид – это попытка уничтожить определенную группу, а не ряд отдельных людей; «следовательно, – утверждал судья, – эти действия – геноцид»[299]299
Federal Oral Court № 1.
[Закрыть].
Розански понимал, что применение слова «геноцид» может вызвать споры, и подробно описал, как он пришел к такому выводу. Да, он знал, что в Конвенции ООН по геноциду это преступление определяется как «намеренное действие, направленное на полное или частичное уничтожение какой-либо национальной, этнической, религиозной или расовой группы», то есть в Конвенции ничего не говорится об уничтожении группы на основе ее политических представлений, как это было в случае Аргентины. Однако Розански утверждал, что это не лишает его мнение юридической силы[300]300
Convention on the Prevention and Punishment of the Crime of Genocide, www.ohchr.org.
[Закрыть]. Судья сослался на малоизвестную страницу истории ООН: 11 декабря 1946 года Генеральная ассамблея ООН единогласно приняла резолюцию, непосредственно связанную с нацистским холокостом, против актов геноцида, «когда уничтожаются полностью или частично расовые, религиозные, политические и другие группы»[301]301
Kuper L. Genocide: Its Political Use in the Twentieth Century // Genocide: An Anthropological Reader. Malden, MA: Blackwell, 2002. Р. 56.
[Закрыть]. Слово «политические» было исключено из Конвенции два года спустя по требованию Сталина. Последний знал, что если назвать геноцидом уничтожение «политической группы», то проводимые им массовые аресты политических оппонентов и кровавые чистки полностью подпадут под действие этого документа. Сталина поддержали другие политические лидеры, которые хотели сохранить за собой право избавляться от своих политических противников[302]302
Schaack B., van. The Crime of Political Genocide: Repairing the Genocide Convention’s Blind Spot // Yale Law Journal 107. 1997. № 7. May.
[Закрыть].
По мнению Розански, первоначальное определение ООН более законно, поскольку оно не подверглось редактированию из корыстных интересов[303]303
Уголовные кодексы многих стран, включая Португалию, Перу и Коста-Рику, запрещают акты геноцида, включая в это определение политические группировки или «социальные группы». Французский закон еще шире: геноцид там определяется как намерение уничтожить целиком или частично «группу, выбранную по произвольным критериям».
[Закрыть]. Он сослался на решение суда Испании, вынесенное в 1998 году, осудившего одного из печально известных аргентинских преступников по обвинению в применении пыток. Там тоже сказано, что аргентинская хунта повинна в «преступлении геноцида». Группа, которую хунта намеревалась уничтожить, названа там такими словами: «граждане, которые не соответствовали модели нового порядка в стране, выбранной властями»[304]304
Auto de la Sala de lo Penal de la Audiencia Nacional confirmando la jurisdicciуn de Espaсa para conocer de los crimines de genocidio y terrorismo cometidos durante la dictadura argentina // Madrid. 1998. November 4, www.derechos. org; Schaack. B., van. The Crime of Political Genocide.
[Закрыть]. В следующем, 1999 году, испанский судья Бальтасар Гарсон, прославившийся тем, что выдал ордер на арест Аугусто Пиночета, также утверждал, что Аргентина пережила геноцид. Он же попытался дать определение той группе, которую стремилась уничтожить хунта. Цель хунты, писал испанский судья, заключалась в «установлении нового порядка, как и в гитлеровской Германии, и в этом новом порядке не было места для некоторых типов людей». Эти люди «составляли собой те сектора общества, которые препятствовали созданию задуманной идеальной конфигурации аргентинского народа»[305]305
Garzо́n B. Auto de Procesamiento a Militares Argentinos // Madrid. 1999. November 2, www.derechos.org.
[Закрыть]. Конечно, преступления корпоративистских диктатур Латинской Америки в 70-е годы невозможно сравнивать по масштабам злодеяний с нацистами или с Руандой в 1994 году. Если геноцид тождествен холокосту, то преступления хунты не относятся к этой категории. Но если геноцид соответствует упомянутым определениям судов и представляет собой намеренную попытку устранить группы, препятствующие реализации политического проекта, тогда можно говорить о геноциде не только в Аргентине, но в той или иной мере и в других странах региона, превратившегося в постоянно действующую лабораторию чикагской школы. В этих странах «на пути идеала стояли» левые разных мастей: экономисты, работники бесплатных столовых, профсоюзные деятели, музыканты, фермеры, политики. Члены всех этих групп испытали на себе заранее определенную и сознательно проводимую по всему региону стратегию, которая могла легко пересекать границы с помощью операции «Кондор». Это был план искоренения и уничтожения всех левых.
Со времени падения коммунизма свободный рынок и свободные люди подаются «единым пакетом» как наилучшая идеология для человечества и единственная защита от повторения истории с ее общими могилами, трупами на полях сражений и камерами пыток. Однако в странах южного конуса, где современная религия свободного рынка, сбросившего оковы, вышла из подвальной мастерской Чикагского университета и впервые была опробована в реальном мире, она вовсе не принесла народам демократию, ее предпосылкой было свержение демократии в одной стране за другой. И она не принесла мир, но потребовала систематического убийства десятков тысяч и применения пыток для 100–150 тысяч человек.
По словам Летельера, существовала «внутренняя связь» между стремлением избавиться от определенных частей общества и идеологией, стоявшей в центре этого проекта. «Чикагские мальчики» и их профессора, дававшие советы хунтам и занимавшие ведущие посты при военных режимах в странах южного конуса, верили в чистую по самой своей природе форму капитализма. Их система основывалась на вере в «равновесие» и «порядок» и потребности избавиться от препятствий и «помех» ради успеха. Из-за этих особенностей режим, стремившийся воплотить в жизнь этот идеал, не мог мириться с существованием альтернативных или смешанных мировоззрений. Для достижения идеала требовалась монополия на идеологию, иначе согласно основным положениям теории экономические сигналы наталкиваются на помехи и вся система выходит из равновесия.
«Чикагским мальчикам» трудно было бы найти другую часть мира, более враждебную к их абсолютистским экспериментам, чем страны южного конуса в Латинской Америке 1970-х годов. Необычайный расцвет девелопментализма означал, что в этом регионе возникла сложная смесь именно таких подходов, которые чикагская школа воспринимала как помехи или «неэкономические идеи». Более того, этот регион кишел интеллектуальными движениями, прямо противоположными беспредельно свободному капитализму. И такие взгляды были тут не маргинальными, но типичными для большинства граждан, как это показывали многочисленные результаты выборов. Предложения чикагской школы могли рассчитывать здесь на такой же восторженный прием, как и идея пролетарской революции в Беверли-Хиллс.
Еще до того, как Аргентину захлестнула кампания террора, Родольфо Вальш писал: «Ничто не может остановить нас – ни тюрьма, ни смерть. Потому что вы не можете пересажать или убить весь народ и потому что большинство аргентинцев… знают, что только народ спасет народ»[306]306
McCaughan M. True Crimes, p. 182.
[Закрыть]. Сальвадор Альенде, наблюдая, как танки приближаются к президентскому дворцу, в последний раз обратился к народу по радио с подобными словами: «Я верю, что семена, посеянные нами на доброй почве сознания тысяч и тысяч чилийцев, невозможно уничтожить. Сейчас на их стороне сила, они могут заставить нас подчиняться, но они не в силах остановить социальные процессы с помощью преступлений или насилия. История за нами, и ее делает народ»[307]307
Constable P., Valenzuela A. A Nation of Enemies, p. 16.
[Закрыть].
Вожаки хунты этого региона и их экономические советники прекрасно понимали эти истины. Один из ветеранов нескольких военных переворотов в Аргентине так описывает настроения заговорщиков: «В 1955 году мы думали, что проблема – это [Хуан] Перон, и мы его свергли, но к 1976 мы уже поняли, что проблема – это рабочий класс»[308]308
Levy G. Considerations on the Connections between Race, Politics, Economics, and Genocide // Journal of Genocide Research 8. 2006. № 2. Р. 142.
[Закрыть]. То же самое происходило и в других странах региона: проблема была обширна и глубока. И это значило, что для успеха неолиберальной революции хунта должна была сделать то, что, по словам Альенде, сделать было невозможно, – решительно искоренить семена, посеянные во время подъема левых сил в Латинской Америке. В своей декларации, выпущенной после переворота и посвященной основным принципам новой власти, диктатура Пиночета описывает свою миссию как «продолжительную и глубокую операцию по изменению чилийской ментальности», что перекликается с утверждением, высказанным на 20 лет раньше Элбионом Пэттерсоном из USAID, крестным отцом «чилийского проекта»: «Нам необходимо изменить сам склад этих людей»[309]309
Valdés J.G. Pinochet’s Economists, pp. 7–8, 113.
[Закрыть].
Но как это сделать? Семена, о которых говорил Альенде, не были определенной идеей или даже группой политических партий и профсоюзов. В 1960-х и начале 1970-х годов в Латинской Америке левые представляли доминирующую массовую культуру: это поэзия Пабло Неруды, народная музыка Виктора Хары и Мерседес Соса, теология освобождения священников третьего мира, «театр угнетенных» Аугусто Боаля, радикальная педагогика Пауло Фрейре, революционная журналистика Эдуардо Галеано и самого Вальша; это легендарные герои и мученики прошлого и настоящего, от Хосе Хервасио Артигаса и Симона Боливара до Че Гевары. Поэтому когда хунта задумала опровергнуть предсказание Альенде и выкорчевать социализм с корнем, она объявляла войну всей этой культуре.
Этот императив отражали основные метафоры, которыми пользовались режимы Бразилии, Чили, Уругвая и Аргентины, – все эти фашистские образы чистки и мытья, искоренения и исцеления. В Бразилии облавы на левых носили название «Чистка». В день переворота Пиночет назвал Альенде с его кабинетом «мерзостью, которая хотела разрушить страну»[310]310
Constable P., Valenzuela A. A Nation of Enemies, p. 16.
[Закрыть]. Месяц спустя он поклялся «вырвать корень зла из Чили», совершить «моральное очищение» нации, «омовение от пороков», что перекликается с призывом одного из идеологов третьего рейха Альфреда Розенберга «безжалостно чистить железной щеткой»[311]311
Там же, p. 39; Rosenberg A., Myth of the Twentieth Century: An Evaluation of the Spiritual-Intellectual Confrontations of Our Age. 1930, repr. Newport Beach, CA: Noontide Press, 1993. Р. 333.
[Закрыть].
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
