Текст книги "Шанс на счастье"

Глава 15

Алевтина Сергеевна начала свой трудовой день в десять утра. Разложила на столе телефон, калькулятор и свой гроссбух, чтобы фиксировать ходы, как учили на семинаре. Проверила дополнительный аккумулятор на случай отключения электричества – энергетическая безопасность превыше всего – и включила компьютер. Вошла на платформу. Посмотрела график доллар/рубль. Вчера к вечеру рубль стоял на шестидесяти шести к доллару, а сегодня он вдруг упал на шесть пунктов. Алевтину Сергеевну это озадачило. Так не должно было быть. Вчера за день курс поднялся с пятидесяти восьми до шестидесяти шести, и Алевтина Сергеевна удачно сыграла на повышение. Но что же делать сегодня? Она решила подождать и не открывать позицию. Почитать ленту новостей.

Ошарашивающая новость была топовой. Центробанк поднял ключевую ставку до семнадцати процентов, чтобы коммерческие банки не занимали у него дармовую валюту и не наживались на ней, играя на повышение. К одиннадцати курс вдруг скаканул вверх, потом еще и еще. Алевтина Сергеевна спешно открыла краткосрочную позицию на повышение.

В двенадцать курс начал было колебаться и выбил ее ограничитель потерь – стоп-лосс, который она выставила близко к шестидесяти пяти, пока ходила на кухню за чаем. Она снова открыла позицию. График тут же пополз вниз и снова выбил ее ограничитель, закрыв для нее торговую сессию, а потом резко рванул вверх. Алевтина разозлилась. Она поняла, что это именно та ситуация, когда быки раскачивают график и выбивают из игры мелких игроков. Но ее так просто не возьмешь! Она снова открыла позицию и включила ленту новостей, чтобы не пропустить момент, когда Центробанк предпримет меры для урегулирования обвала рубля. Но Центробанк, похоже, самоустранился. Зато в ленте появилась ссылка на статью, обвиняющую «Роснефть» в провокации обвала. Статью Алевтина Сергеевна внимательно прочитала. Потом появился аналитический прогноз, в котором несколько экспертов хором утверждали, что без вмешательства Центробанка рубль выскочит за отметку сто за доллар.

Алевтину Сергеевну раздирали противоречивые чувства. Как игрок она должна бы радоваться, что рубль может упасть так низко. Но как нормальный человек она понимала, что осуществление такого прогноза будет означать полную катастрофу для многих. Она надеялась, что у зятя нет долларовых кредитов. Но точно не знала. Решила позвонить, поделиться с ним прогнозом. На всякий случай. Вдруг он не читал. Она набрала зятя. Петр не ответил, сбросил эсэмэску: «Я не могу сейчас говорить».

Алевтина Сергеевна заволновалась. Решила позвонить дочери, хотя в последнее время избегала общения с ней. Александра ответила не сразу. А когда отозвалась, то голос у нее был прерывистым. Казалось, она куда-то бежала, хотя Алевтине Сергеевне трудно было это представить, разве что как в замедленном фильме. Алевтина Сергеевна сообщила, что отправляет ей на мейл ссылку на валютный прогноз и пусть она срочно почитает и, главное, расскажет о прогнозе мужу. Александра ответила, что ей сейчас не до прогнозов, что отец с утра куда-то ушел и не берет трубку. Что она оббегала все окрестные дворы и магазины и теперь собирается ехать в их старый гараж, потому что ключей от гаража она тоже не нашла, и есть надежда, что он там, и только бы с ним ничего не случилось.

Тогда Алевтина позвонила внучке. Маша ответила, что сейчас она с клиентом и что у нее сегодня еще три показа, поэтому она и так понимает, что валютный прогноз плохой, а отца она все равно до вечера не увидит, если увидит вообще, потому что он днюет и ночует в своем офисе. Алевтина Сергеевна попросила Машу продиктовать мейл отца, отправила Петру ссылку на прогноз и только после этого почувствовала, что исполнила свой долг перед семьей.

Потом она побежала на кухню посмотреть, какие у нее запасы соли, сахара, круп и спичек. Соли было две пачки, сахара – десятикилограммовый мешок, а вот круп оказалось маловато. У нее возник порыв сбегать вниз, в магазин, запастись на всякий случай продуктами, но она взяла себя в руки. Алевтина Сергеевна вспомнила, что она теперь уже не нищебродка и не надо потворствовать старым инстинктам, подошла обратно к компьютеру и переключила экран с почтовой программы «Мейл.Ру» на график торговли.

…За то время, пока она читала аналитику, общалась с семьей и проверяла кухонные запасы, график успел хоть и ненадолго сходить до восьмидесяти рублей за доллар. Алевтина Сергеевна впала в ступор. Играть на повышение или уже все? Как учили, она десять раз вдохнула-выдохнула и повращала плечами, призывая интуицию. Интуиция велела ей идти ва-банк и не закрывать позицию. И вдруг курс стал резко падать. Так резко, что у нее закружилась голова, как будто она падала вместе с ним. Она теряла, но не верила, что интуиция подвела ее и что она приняла желаемое за действительное. В четыре часа за окном стемнело – и комната погрузилась во мрак. Алевтина Сергеевна пристально смотрела на экран, словно бы ее взгляд мог потянуть график вверх. В пять часов это случилось. График пополз. Но это продолжалось недолго. В семь он шарахнул вниз до шестидесяти восьми. Алевтина Сергеевна с ужасом осознала, что при последнем открытии она не выставила ограничивающий убытки стоп-лосс. Ее депозит обнулился. Это означало, что вся прибыль, которую она заработала после знаменательной покупки валюты в начале ноября, улетела в биржевую трубу, и она выбита из игры окончательно и бесповоротно. А Центробанк так и не предпринял никаких мер по регуляции курса – во всяком случае, в ленте новостей никаких сообщений на эту тему не было. А курс упал. Алевтина Сергеевна закрыла сессию, выключила компьютер, пересчитала наличку в кошельке, оделась, взяла с крючка у двери пару прочных матерчатых сумок и пошла вниз в магазин – закупать консервы, крупы, чай и кофе.

Когда она вернулась, притащив бакалеи столько, сколько смогла унести, на шум бряцающих жестянок и шуршавших кульков из комнаты выскочил Антон. Его грива была вздыблена как у льва, и даже борода распушилась во все стороны словно наэлектризованная. Будь у Алевтины Сергеевны настроение получше, она бы спросила его, не терся ли он бородой об экран компьютера. Он подхватил купленные Алевтиной Сергеевной стратегические запасы и потащил на кухню, насвистывая на ходу «О соле, о соле мио».

– Прекрати, – проворчала Алевтина Сергеевна, – денег не будет.

– Предрассудки, – парировал Антон, но свистеть перестал. На кухне он водрузил сумки на стол и попросил Алевтину Сергеевну подождать минуточку на кухне. Не успела она достать кульки из сумок, как он вернулся, потрясая в воздухе тремя листочками бумаги.

– Вот, – произнес он гордо и бросил листы на стол.

– Что это? – без всякого энтузиазма поинтересовалась Алевтина Сергеевна.

– Билеты в Рим и обратно, мне и вам. Спецпредложение. Я купил.

В одно мгновение Алевтину Сергеевну захлестнула буря эмоций. Горечь, зависть, возмущение, радость и благодарность скакали в ее душе беспорядочно и бесконтрольно. Задохлик купил билеты! Он даже не спросил, а согласна ли она, а не нарушит ли поездка ее планов, не согласовал даты. И где, интересно, он взял номер ее паспорта? Раз он купил билеты – значит хорошо заработал. А она, втайне от него открывшая счет на «Форексе», желая удивить и, может быть, опередить его в размерах прибыли, проигралась подчистую.

– А почему три билета? – только и спросила Алевтина Сергеевна.

– Билетов два. Третий листок – это бронирование квартиры. Вышло дешевле, чем отель. И удобнее. Мы же с вами едем на месяц.

– На месяц?! – опешила Алевтина. – Как на месяц? А как же твоя работа?

– Я завтра напишу заявление на увольнение.

– Ну и дураком будешь. У тебя, Антоша, по-моему, голова от эйфории закипела. Как заработал – так и спустишь, – жестко произнесла Алевтина Сергеевна.

Шокированный Антон внимательно вгляделся в Алевтину Сергеевну.

– Что это вы вдруг так пессимистичны? – спросил он после паузы. – Я думал порадовать вас, а вы злитесь. Что-то случилось?

Алевтина Сергеевна достала из шкафа пустую банку, надрезала пакет и стала осторожно вытряхивать муку. Белесая пыль струйкой поднималась из горлышка.

– Я на «Форексе» счет открыла, – сообщила она, не поднимая взгляда. Антон издал такой стон, как будто его полоснули ножом. Алевтина Сергеевна испуганно вскинула на него глаза. Мука, оставшаяся без внимания, потекла на стол.

– Мне ваша Маша говорила, что вы никого не слушаете, кроме себя…

– Что ты так вопишь? – возмутилась Алевтина Сергеевна. – У меня мука из-за тебя просыпалась.

– Я вам сказал – только демосчет на российской бирже? Сказал? – бушевал Антон.

– Ну, сказал, – подтвердила Алевтина Сергеевна.

– Я предупреждал, что без прописанной стратегии и серьезной практики никакой реальный счет открывать нельзя?

– А нам на семинаре говорили, что нельзя научиться плавать в бассейне без воды…

– Вы подумали, что без вас на рынке мало овец, которых надо подстричь?! На сколько вы депозит открыли?

– Это не твое дело, – огрызнулась Алевтина Сергеевна. – Он уже закрыт, – добавила она тихо.

– Я так и понял. Стопы не выставили и отвлеклись на аналитику?

– Откуда ты знаешь? – опешила Алевтина Сергеевна.

– Из опыта. Что же вы в партизанки записались? Знали, что я вас отговорю?

Алевтина Сергеевна молчала. Руки ее тряслись. Этот юнец, который годится ей почти во внуки, распекал ее как маленькую непослушную девочку. И ей нечем было крыть. Задохлик вдруг превратился в разъяренного отца, а она оказалась в роли провинившегося ребенка. И даже почувствовала себя таковым. И вдруг у нее возникло чувство, которого она никогда в жизни не испытывала – чувство спины. Чувство, что есть кто-то, на кого можно безопасно опереться. Ком ушел из горла, а дрожь – из рук.

– И когда мы едем? – прервала Алевтина Сергеевна тираду Антона.

– Куда? – не сразу сообразил взволнованный Антон.

– В Рим, – напомнила Алевтина.

– Тринадцатого января.

– Значит, успеем съесть накупленное. Хватит махать руками, помоги мне лучше! – и она сунула в руки Антона пакет с гречкой. – Пересыпай!

Глава 16

Александра выскочила из машины и рванула на себя дверь гаража. Проеденная по краю ржавчиной створка распахнулась неожиданно легко и бесшумно. Внутри горел свет. На полу гудела тепловая пушка, из стоящего на верстаке лампового приемника гремел «Марш оловянных солдатиков», а из-под багажника поставленной на колодки бесколесной «Волги» неподвижно торчали ботинки. У Александры подкосились ноги. Она рухнула на колени, на толстый слой влажного картона и завопила:

– Папа! Папочка!

Ботинки зашевелились, показались ноги, туловище, а затем и перемазанное лицо отца.

– Папа, ты жив?! Почему ты не предупредил, что собираешься в гараж? – набросилась на него Александра. – Я чуть с ума не сошла…

– Я не хотел тебя беспокоить, – извиняющимся тоном пробормотал Лев Иванович.

– Но на звонки ты мог ответить?

– А что, ты звонила? – удивился Лев Иванович. – Я не слышал. Наверное, потому что шумно здесь. Увлекся, извини!

Александра поднялась с колен, отряхнула брюки, поправила сбившуюся шапку.

– Поехали домой! – скомандовала она.

– Саша, мне еще пятнадцать минуточек надо! – взмолился Лев Иванович.

– Папа, давай в следующий раз! Ты и так уже непонятно сколько пролежал на сыром картоне. Ты заболеть можешь!

– Нет, – твердо сказал Лев Иванович. – Ничего мне не будет. – И он снова скрылся под днищем автомобиля. Александре оставалось только ждать.

Она оглядела гараж. Он был полон каких-то полуразвалившихся картонных коробок, деревянных неструганых ящиков, пожелтевших обойных рулонов и тусклой алюминиевой посуды. Все это покрывал толстый слой слежавшейся пыли, похожей на вату. У входа в углу висел пластиковый мешок из-под аммиачной селитры, доверху набитый старыми мягкими игрушками, и мордочки зайцев, лисиц, пингвинов и мишек смутно проглядывали сквозь белесый пластик. Александру передернуло под взглядом множества немигающих пуговичных глаз. Они смотрели на нее с укоризной – словно бы это она была виновата в том, что они здесь оказались. И только у большой куклы, возвышавшейся над этим пестрым звериным царством, патетически раскинувшей изящные ручки над словом «Аммиачная», глаза были закрыты, словно она имела привилегию не смотреть на этот заброшенный склеп отставных вещей.

Эту куклу с тряпичным телом и зефирным фарфоровым лицом подарил Саше отец на ее пятилетие. Куклу сразу отобрала мать, потому что игрушка была дорогая и хрупкая. Ее хранили на антресолях и выдавали Саше только в особых случаях – на праздники или чтобы показать подружкам, а потом снова убирали на недосягаемый верх. В свое полное распоряжение Александра получила куклу только в четырнадцать лет, когда совсем потеряла к ней интерес.

Александра провела рукой в перчатке по мешку, там, где проглядывало лицо куклы, и та неожиданно открыла глаза. Александра почувствовала, как к горлу подкатывает комок. Она сняла мешок с крюка, стараясь не перепачкаться в пыли, развязала затягивавший горловину шнур и извлекла куклу. Ручки, ножки, личико куклы были как новенькие и отсвечивали голубоватой белизной, а вот розовое капроновое платьице от одного прикосновения разлезлось на клочья. В тряпичном туловище зияла прореха, откуда виднелась пожелтевшая вата. Алевтина осторожно запихнула вату обратно в щель. Потом принесла из машины чистый пакет и бережно, стараясь ничего более не повредить, уложила в него куклу. Чихая от пыли, завязала мешок обратно и водрузила на место. Отец уже выползал из-под машины.

На обратном пути он без умолку рассказывал о неожиданно хорошем состоянии «Волги», перечислял все операции, которые ему предстоит с ней произвести. Стесняясь, попросил у Александры одолжить ему денег на новые колеса и аккумулятор.

– Я тебе потом верну! – твердо пообещал он.

Александра запротестовала – какие могут быть счеты у дочери с отцом.

– А я тебе говорю, что верну! – упорствовал Лев Иванович.

– Хорошо, хорошо, – согласилась наконец Александра. Она радовалась, что у отца появился какой-то интерес к жизни, пусть за это ей и пришлось сегодня заплатить сильным стрессом.

За ужином Александре не терпелось рассказать Маше о дедовской эскападе, да и Лев Иванович ерзал на табуретке, пытаясь привлечь внимание внучки. Он был оживлен и даже попросил налить ему рюмку водки – для согрева. После рюмки он размяк и заулыбался. И несколько раз пытался начать рассказ. Но как только дед открывал рот, у Маши звонил телефон.

Маша отвечала на звонки, даже не прожевав, и речь ее была невнятной и отрывистой, но она была так голодна и возбуждена, что даже не замечала этого. Наконец Александра не выдержала. Она попросила Машу отключить телефон на время ужина. Маша посмотрела на нее с оторопью и недоверием. Она сглотнула непрожеванный кусок курицы, закашлялась и принялась стучать себя в грудь. Восстановив дыхание, она спросила:

– Мам, а ты что, не понимаешь, какой сегодня день?

– А какой сегодня день? – отзеркалила вопрос Александра.

– День великого чеса, мама!

– Что-то я не улавливаю, – признался Лев Иванович. – А ты, Саша?

Александра пожала плечами. Маша переводила взгляд с матери на деда и обратно, пытаясь понять – неужели они ее разыгрывают? Они не разыгрывали.

– Сегодня доллар летал до восьмидесяти, а евро до ста рублей, – проинформировала она.

Дед и мать не среагировали. Они выглядели озадаченными, явно не видя связи между звонками на Машин телефон и полетами валюты.

– Клиенты запаниковали, – пояснила Маша. – Испугались: вдруг цены на квартиры вырастут в соответствующей пропорции. Один джигит мытарил меня два месяца: и это не то, и то не это, все хотел, чтобы в центре и недорого, а сегодня прискакал с чемоданом рублей и чуть не в ноги пал – Маша-джан, покупаю прямо сейчас. Я звоню собственникам, а те мне – не продаем, передумали. Я им говорю: «С ума сошли? Берите залог, завтра все улетит обратно вниз, вы потом еще три года квартиру не сбудете». Насилу убедила. А весь залог – сторублевыми купюрами, мы час считали.

– Это что, человек с рынка? – с брезгливостью спросила Александра.

– Мама, я происхождением его доходов не интересовалась, – в тон матери ответила Маша. И, прожевав салат, добавила: – Да хоть бы даже и с рынка. Мы живем в рыночной экономике.

– Неужели тебе не противно общаться с таким… – Александра пыталась найти правильное, но при этом политкорректное слово, – …таким контингентом?

– А что с ним не так, с этим контингентом? – с вызовом поинтересовалась Маша.

Александра смутилась.

– Ну, как, вот ты, интеллигентная девушка, университетское образование, диплом с отличием, два языка, пересчитываешь замусоленные купюры, пахнущие рыбой и гнилыми овощами. Тебя это не задевает?

– Мамуля, деньги не пахнут! – рассмеялась Маша. – Помнишь, кто это первым сказал? Учила ведь в курсе латыни.

– А кто? – заинтересовался не учивший латыни Лев Иванович.

– Один римский император, который ввел налог на уборные, – просветила деда Маша. – Между прочим, сейчас очень прибыльный бизнес знаете какой? – Маша сделала паузу, дожидаясь ответа. – Вывоз мусора. Мне сейчас один такой мусорщик и названивает. Срочно хочет вложиться в квартиру…

– Вот я и говорю, – перебила ее Александра. – Могла бы сейчас уже диссертацию писать, а не с мусорщиком за ужином общаться…

– Мам, кому она нужна – эта диссертация? В туалет потом с ней сходить? Ей даже налог не заплатишь, – захохотала Маша.

Александра сочла за лучшее замолчать.

– Маш, а как ты думаешь, запчасти на машины в цене теперь взлетят? – поинтересовался дед. – Я тут «Волгу» реанимирую.

– На отечественные, может, и нет, – предположила Маша. – А импорт взлетит.

– Надо завтра тогда съездить, не откладывая, купить колеса, – заволновался Лев Иванович. – Мы сможем, Саша?

О том, что сегодня днем ей звонила мать, Александра вспомнила только в половине двенадцатого, когда решила набрать мужа. Последнюю неделю Петр приходил домой только к полуночи, трезвый, но мрачный и неразговорчивый. Александра уже несколько раз пыталась выудить из него информацию о состоянии бизнеса и отношениях с Севой, но Петр упорно отмалчивался или отделывался фразой: «Процесс идет». Какой процесс и куда он идет, Александра не понимала. Она вообще была далека и от бизнеса, и от экономики, и от политики. Она служила семье и считала эту службу для себя главной. Мать же всегда пыталась держать руку на пульсе глобальных процессов даже после выхода на пенсию, и это удивляло и забавляло Александру.

Раньше Алевтина Сергеевна передавала в семью дочери газетные вырезки в мягких пакетиках из-под молока. Вырезки не читанными отправлялись в мусорку после недельной выдержки на кухонном столе. А теперь Алевтина Сергеевна повадилась отправлять дочери ссылки. Сегодня, похоже, опять что-то прислала. Александра слишком устала и переволновалась, чтобы углубляться в какие-то бредовые тексты, но сочла нужным отзвонить матери – сообщить о том, что отец нашелся и что с ним все в порядке.

– Со мной тоже все в порядке, – объявила Алевтина Сергеевна, хотя сегодня дочь и не интересовалась ее самочувствием и настроением. – Я в Италию улетаю.

– Куда, куда ты улетаешь? – Александре показалось, что она ослышалась.

– В Рим. После Нового года. С Антошей. Он мне подарок такой сделал.

– Антоша? Подарок? Щедро! Что, его девушка отказалась с ним ехать? – съехидничала Александра и тут же пожалела.

– Нет у него сейчас никакой девушки, – сообщила ей мать. – Я у него вместо девушки. И вместо матери, потому что матери у него тоже нет.

И отключила телефон, даже не попрощавшись.

Расстроенная Александра попыталась дозвониться до мужа, но он не ответил, прислав лишь сообщение: «Не могу говорить, приеду поздно, не волнуйся». Неконтролируемый приступ сильной тревоги охватил Александру. Ее домашний мир рассыпался в руках, как газовое платье старой куклы, и отказывался подчиняться ее организующим усилиям. Нужно было срочно сделать что-то, пусть символическое, чтобы вернуть всех на свои места, поставить разлаженную жизнь на привычные рельсы. Александра решила начать с куклы. По меньшей мере кукла не сможет ей сопротивляться. Она взяла из прихожей пакет и пошла с ним в ванную. Осторожно, чтобы не замочить тряпичного тела, обмыла кукле руки, ноги, фарфоровое личико, обдула феном пыль с волос и попыталась расчесать порыжевшие от времени локоны. Но за десятилетия синтетические волосы свалялась до состояния дредов, и распутать было невозможно. Александра примерилась – может отстричь? Но тут пришла на память мать с ее короткими рыжими кучеряшками, и Александра отложила ножницы. Вернулась в спальню, взяла иголку, подобрала подходящие по цвету нитки и зашила дыру на тряпичном теле. Потом разобрала постель, залезла под одеяло, прижимая одной рукой куклу к своей груди.

– Все хорошо, – пробормотала Александра, засыпая. – Я тебя больше никогда не брошу. Обещаю!

Александра проснулась от колыхания матраса – сидящий на краю кровати Петр с пыхтением стягивал с себя носки. Она засунула руку под одеяло, пошарила и извлекла из-под себя обломки кукольной ручки. Видно, во сне навалилась на куклу, фарфоровая кисть отломилась и попала ей под ребро. «Даже с куклой у меня не получилось», – с горечью отметила Александра. Все вокруг выстраивалось против нее.