Текст книги "Тайный обожатель"

Глава 20

Утро в семье майора Краснова началось с возмущённого крика жены:

– Паша, что это? – Милана держала в руке мужнины несвежие трусы, на которых ярким рыжим огнём сверкали два вьющихся женских волоска.

В том, что волоски эти женские, сомневаться не приходилось.

В соседней комнате заплакал ребёнок. Милана, так и не дождавшись ответа, бросила доказательство измены мужу в лицо и убежала успокаивать сына.

Павел, кряхтя, перевернулся на другой бок и закрыл уши руками, чтобы не слышать чужих истерик.

Майор Краснов был женат второй раз, и первый брак распался именно из-за его неверности.

Доказывать женщине, что секс с коллегами и проститутками – это всего лишь способ сбросить напряжение, было бесполезно. Жёны Павлу попадались порядочные, одна ранимей другой.

Он, между прочим, борется и с беззаконием, и с нашествием пришельцев. Так неужели нельзя простить физиологическую потребность в расслаблении? Глупые эти бабы.

За предательство майор себя не ненавидел и даже не осуждал, а при случае, когда в напарники ему доставался кто-то мужского пола, не брезговал воспользоваться бесплатными услугами проституток. Так ночь в патруле не казалась бесконечной: спать хотелось меньше, ноги и пятая точка не затекали – одни плюсы.

Но снова становиться холостяком Павлу не хотелось. Прошлый раз при разводе он оставил жене и дочке квартиру, полученную по наследству от бабушки, а сам взял в ипотеку новое жильё.

Платить предстояло ещё почти семь лет, так что о приобретении ещё одной жилплощади и речи быть не могло. Дорого это – разводиться. Это означало, что сойдёт любая, даже самая гадкая ложь, лишь бы Милана поверила в верность мужа.

И Павел возблагодарил судьбу, что сын так вовремя заплакал, и это дало фору на раздумья.

«Может, сказать ей, что волосы прицепились, пока я был в душе на работе? Нет, душ я принимал дома, Миланка наверняка слышала…

Скажу, что ночью задержали проституток, и одна случайно зацепилась волосами за пряжку на ремне», – так и решил, на что получил в ответ новую порцию оскорблений и угроз.

К ругани майор Краснов уже привык, а умением сопереживать не владел. Наверное, потому и пошёл работать в полицию.

Павел подумал, что даст жене время остыть, перекантуется где-нибудь, а потом ещё раз попробует убедить её в собственной верности.

В целом семейная жизнь его устраивала: Милана моложе почти на десять лет, у неё стройная сексуальная фигура, а готовит так, что Павел, не гнушаясь, берёт её стряпню на работу, хотя в полиции это не принято.

Зато сама Милана превратилась в несчастливую женщину: с ребёнком не помогал ни муж, ни родственники, времени на себя практически не оставалось, а тут ещё предательство… Как давно всё это началось? Судя по всему, давно. Как же слепы бывают влюблённые женщины.

От её восхищения профессией мужа не осталось и следа. Напротив, когда в магазине или на улице ей встречался полицейский, она мысленно навешивала на него ярлык беспринципного взяточника и изменника. Милана потихоньку возненавидела людей в форме.

***

Павел гостил с ночевкой у своей коллеги, когда ему позвонили и сообщили, что на Ольгу Белову, ту самую, которая утверждала, что у нее поселился серый великан, завели уголовное дело за связь с пришельцем. Майор Краснов также привлечен к делу за пренебрежение показаниями, ведь Ольга дважды жаловалась на пребывание в ее квартире пришельца, а он не удосужился поставить на территории ее жилья даже самую элементарную прослушку. И вот итог: подсудимая арестована за интимную связь с серым великаном.

– Ну дела! – протянул Павел, откладывая телефонное стекло и прикрывая пах краем одеяла.

– Понятно, – прокомментировала коллега. – Ночной звонок – значит, попахивает жареным.

– Дела – дерьмо, Лера, – Павел растёр глаза ладонями. – Я эту девку сам послал, когда она давала показания про пришельца. Даже оштрафовал её за ложный вызов… кто ж знал, что эта серая зверюга решила не похищать бабу, а поселиться прямо в её квартире. Я-то думал, они все каннибалы, что сюда только поживиться прилетают. И сучка эта длинноногая потом отнекивалась, типа и не было никакого великана, ей всё привиделось… Вот тварь, а! Ох… И как всё не вовремя!

– Херово, чё, – по-своему посочувствовала коллега и потянулась к подоконнику за пачкой сигарет.

– И мне дай, – попросил сигарету Павел.

– А правильно Миланка на развод подала, – усмехнулась Лера. – Мудила ты некомпетентный.

– Молчала бы лучше, а! – огрызнулся Павел.

– Кто тебе ещё правду скажет, если не я? – Лера прикурила обе сигареты. – Тебе остаётся только кому-нибудь задницу полизать. Там, глядишь, может, и отмажут…

– Я ж не баба. Это ты, вон, ноги раздвинула – и вперёд!

– Н-да. Тебе с таким мировоззрением только один путь… – с сарказмом сказала Лера.

– Ну и куда же?

– На дно, Пашечка. На дно. Бомжевать и подыхать. Профессия слишком сильно тебя деформировала. А дегенератов в полиции не держат.

– Но-но-но! Я вообще-то майор!

– Ну, пока ещё майор… – ухмыльнулась коллега.

***

Дело Ольги Беловой передали в другое ведомство, и на ход дела майор Краснов уже никак не мог повлиять. Напротив, два запротоколированных обращения подсудимой в полицию по поводу пришельца и выписанный ей штраф стали отправной точкой по новому делу, возбуждённому на Павла Краснова.

Из-за халатности майора Краснова человеческая женщина подверглась изнасилованию и вынуждена была покрывать своего иноземного сожителя.

Павлу, конечно, реальный срок не грозит, но вот разжалование – очень даже вероятно. И всё из-за какой-то одинокой девки, которая легла под великана!

***

Заткнув как следует вопли гордости, Павел Краснов лично встретился с полковником Астаховым, тем самым, который мог повлиять на любое судебное решение.

Для Павла это был последний, самый отчаянный шанс.

Пресмыкаться перед чинами Павлу было не впервой. Семь лет назад он едва не угодил под трибунал за несанкционированное хранение наркотиков. Попался, как мальчишка, но отмазался. Тогда ему в качестве «отработки повинности» велели выкрасть вещдоки из архива. Афера крайне опасная, но Краснову невероятно повезло.

А теперь… Теперь стоит Павел, ждёт вердикта полковника, потеет и трясётся, как мальчишка.

– Значит, из-за тебя, сучий ты потрох, мы профукали серого великана? – полковник посмотрел на Павла, как на таракана, которого вот-вот раздавит ботинком.

– Я… – попытался оправдаться Краснов.

– Пш-ш-шёл вон! – громогласно перебил его Астахов.

– Я… Подождите! Я готов выполнить любое, даже самое рисковое задание.

Астахов сдвинул густые чёрные брови и целую минуту молчал. Затем он строго переспросил:

– Любое, говоришь?

– Д-да, – активно закивал Павел. В конце концов, что ему терять?

– Есть одно дело… – недобро улыбнулся полковник.

Глава 21

Олины испытания не ограничились принудительным абортом. Вместо возвращения домой Олю арестовали. И больница с неприветливым персоналом показалась ей раем.

Полицейские не церемонились с ней. Во время допросов Олю избивали, требовали, чтобы она выдала великана, рассказывали подробности об этих мерзких тварях – но всё тщетно.

Её версия звучала так: «Он меня усыпил и изнасиловал, я даже не знала, что беременна».

Методы, которыми пытались выманить из неё информацию, были далеки от гуманных. Дознаватели использовали болезненные, но не слишком травмирующие пытки, угрожали, смеялись над её требованиями адвоката.

Но ни удары кулаком в живот, ни загнанные под ногти иголки, ни прочие унижения и побои не смогли вытянуть из неё правду.

А что Оля могла сказать? Что великан оказался всего лишь несмышлёным подростком, который бежал от гибели? Что интимная связь с ним произошла по её инициативе? Нет. Пусть бьют. Пусть убивают. Терять ей нечего. Боль от побоев не сравнится с чёрной дырой в душе.

В Олиной квартире провели обыск со взломом, но опять ничего не обнаружили. Ни следа присутствия великана. Словно серый пришелец существовал в другом измерении. Неуловимый, расчётливый и опасный.

Охота на серых великанов в который раз не дала результатов. Не из-за этого ли дознаватели пытались выбить из Оли информацию всеми правдами и неправдами?

Слабая человечка только и умела: молчать, выть от боли и реветь.

***

На суде, после оглашения приговора, Оля свалилась в голодный обморок.

Да и можно ли это сборище назвать судом? К Оле приставили фиктивного адвоката, который не привёл ни единого довода в пользу подсудимой. Судья ни разу не упомянул о том, что Оля дважды приходила с заявлением к майору Краснову. Половина фактов была скрыта и не фигурировала в деле.

Оля собрала оставшиеся крохи сил, чтобы перетерпеть эту клоунаду, где её закидывали обвинениями и словесно клеймили.

"Цирк… – думала она. – Я для них просто антилопа в вольерной охоте".

После оглашения приговора Олю отпустили.

Это были самые худшие две недели в её жизни.

***

Оля провела в камере две недели, затем, после суда, её условно освободили и приговорили к трёмстам часам общественно полезных работ. Напоследок она получила ещё «подарок»: в личном паспорте появился штамп о недопущении к педагогической деятельности. О мало-мальски приличной работе теперь можно не мечтать.

Измученная бессонницей и вся в синяках она вернулась домой. Дверной замок был цел, зато в квартире всё оказалось перевёрнуто вверх дном.

Оле хотелось смыть с себя кровь и грязь. Кровотечение всё не прекращалось, но средств, чтобы его остановить или хотя бы скрыть, не было. Нижняя часть одежды загрубела от засохшей на ней крови.

В полиции никому не было дела до Олиных проблем; даже когда она умоляла позвать врача, к ней остались глухи. Ей не давали нормально помыться целых две недели. В камере из крана текла ледяная вода, и проводить гигиенические процедуры приходилось в несколько заходов, чтобы окончательно не застудиться.

Олю тошнило от собственного отвратительного запаха. Несмотря на попытку постирать вещи с мылом, полностью избавиться от ощущения грязи на теле не удалось.

Оказавшись дома, она первым делом залезла в ванну, несколько раз натёрла себя мочалкой, потом полчаса простояла под душем, а затем набрала воды до краёв и лежала в ней, пока не почувствовала расслабление.

Прибираться не хотелось. Или не было сил. Единственное, чего Оля хотела, – уснуть, надолго, а лучше навсегда.

Её лишили смысла жизни и выбросили подыхать. Как после такого можно надеяться на что-то хорошее?

За весь вечер Оля ни разу не вспомнила про Хастада.

***

Хастад исчез не просто так. Когда Оля не вернулась утром с работы, он догадался, что с его любимой и ребёнком случилось что-то страшное.

К несчастью, он пропустил момент, когда Оле стало плохо на работе.

По горячим следам найти возлюбленную не удалось. Он потратил на поиски несколько дней, рискуя быть замеченным, а когда нашёл, то не смог пробраться в здание. Это был следственный изолятор с усиленной системой охраны здания.

В отличие от распиаренной, но фальшивой, охранки кинотеатра, изолятор был надёжно защищён как от побегов, так и от вторжений, в том числе и иномирных.

Как только Хастад попробовал переместиться на территорию СИЗО, включилась сирена, издавая какой-то больно режущий по ушам звук, всюду забегали люди с оружием, и Хастад вынужден был отступить. Слишком глупо было бы погибнуть от пуль вот так, оставив Олю наедине с её горем.

Великан следил за изолятором с крыши соседней высотки почти всё время, поэтому видел, как его женщину увозят в здание суда. Ему хотелось немедленно забрать её домой, но что-то подсказывало, что этим он только навредит.

Оля боялась людей в форме и строжайше запретила Хастаду показываться им на глаза. Если бы Хастад ослушался, все Олины показания относительно общения с пришельцем признали бы ложными.

После суда Оля шла домой пешком, потому что стыдилась своего неопрятного вида и запаха.

Хастад наблюдал за ней с крыш и понял главное: их ребёнка больше нет. Это стало для него сильнейшим потрясением. Ему не было так плохо со дня, когда убили его родителей. Только вот боль от смерти родных притупилась за давностью лет, а новое горе было свежим, острым, ядовитым.

Он спрятался на своём излюбленном чердаке и плакал совсем как ребёнок. Из его глаз вытекали последние капли детской наивности, а на их место приходило осознание: люди насквозь подлые, им нельзя верить.

Прошло несколько часов, прежде чем великан решил показаться на глаза своей возлюбленной. К этому времени он успел вернуть самообладание. Хола не должна видеть его слабым.

***

Оля сидела на кухне среди развороченных шкафов и валяющейся по всему полу посуды. Она налила себе чай, но даже не отхлебнула. Он так и остыл, отдав своё тепло её ладоням. Глаза у неё были будто бы стеклянные и смотрели в никуда.

Стрелки часов приближались к полуночи.

Когда Хастад появился, Оля никак не отреагировала на него. Даже если её глаза и видели внушительную серую фигуру великана, то в сознании не мелькнуло ни единой мысли о его присутствии.

Хастад замер, и ужас пережитого нахлынул на него с новой силой. Он заметил, что на лице его возлюбленной виднеются следы побоев, а под ногтями багровеют кровоподтёки.

Он, глупый никчёмный уродец, не смог ни предотвратить беды, ни спасти Холу. Лучше бы это его пытали, лучше бы на его долю выпали испытания, чем видеть, что человеческие мерзкие твари сделали с его женщиной.

– Я ненавижу людей, – сказал он.

Ему хотелось крушить всё вокруг, но всё уже разрушили и без него. Нужно было держать себя в руках, чтобы не сделать ещё хуже. Ради Холы. Исключительно ради неё.

Оля ответила нескоро:

– Тебе не место в этом мире.

– Как и тебе, – эти слова он буквально выдавил из себя. Ком в горле и дрожь мешали говорить. Хастад внушал себе, что нужно быть сильнее, чтобы Хола поняла, что ему можно довериться.

Разговора не вышло. Оля сидела, больше похожая на сломанную куклу, чем на человека. В голове она раз за разом проживала момент, когда ей вкололи снотворное.

Её сознание бунтовало: «А что если бы я отказалась от укола и сбежала? Может быть, мне удалось бы спасти ребёнка? Почему я не догадалась об их намерениях?»

Потом она вспомнила слова медсестры про умирающих женщин со вспоротыми животами, и её перемкнуло.

«Если это было правдой, то у Хастада одна цель – это продолжение рода, а значит, вся его забота обо мне – фальшивка», – подумала она и решила, что единственно верным будет прогнать великана.

«Выживаемость – нулевая», – словно на повторе звучали в Олиной голове слова медсестры.

– Хастад. Я не хочу тебя видеть больше никогда. Убирайся, – мертвенно спокойным голосом произнесла она.

Из его груди вырвался звук, похожий на всхлип.

– Прости, я не смог вас защитить… – он протянул к ней руки, но она взвизгнула, словно к ней прикоснулись чем-то раскалённым.

– Не прикасайся ко мне! – взорвалась она. – Прочь отсюда, не хочу тебя больше знать!

– Хола…

– Что ты присосался ко мне, мерзкая серая тварь?! Из меня вырезали твоего ребенка! Его заживо разрезали на куски и достали из меня! Может, меня вообще стерилизовали! Проваливай! Видеть тебя не могу! Чего тебе ещё надо от меня? Будь проклят день, когда я попалась тебе! Всё, чего я хочу – это сдохнуть! – закричала Оля.

Великан, как от пощёчины, развернулся корпусом к стене и усилием подавил всхлип. Он зачем-то держал спину прямо, хотя ему хотелось зарыться в землю и там похоронить себя. Затаил дыхание, чтобы боль в груди не растеклась по всему телу и не вырвалась наружу рёвом раненого зверя.

Больно. Невыносимо. Их ребёнка больше нет. Хола не хочет его знать. Хола ненавидит людей, а его, Хастада, – больше всех. Хола называет его мерзкой тварью. Она больше не любит его.

Люди убили его нерождённого ребёнка. Люди пытали его женщину. Все, кто был причастен к их горю, поплатятся жизнью, но этим уже ничего не вернуть…

***

Хастад растворился в воздухе. Не в силах справиться с болью, он переместился в лес, в то место, где когда-то одолел медведя, и завыл.

Только теперь ни медведей, ни других вражески настроенных хищников поблизости не было. Враг затаился внутри. Это по вине Хастада страдает Хола. Он не уберёг. Обещал сделать её счастливой, а получилось наоборот.

Нет, Хастад не позволит себе выглядеть жалким в глазах Холы. В момент, когда ей плохо, он просто обязан быть сильным. А слова… тлен.

Хастад ещё докажет Холе, что серый великан ни за что и никогда не откажется от своей женщины.

Хастаду не повезло родиться на другой планете. Разве он виноват в этом? Разве его вина в том, что его сородичи похищают людей? Да, сам он тоже убивал, но только из необходимости. Хастад защищал свою женщину и себя.

Люди ненавидят его не за личные качества, а потому что он большой, серый и уродливый. Люди ненавидят его за расу.

Только это никого не волнует. Хастад один против всего мира, и проигрывает. А Хола не хочет жить и не хочет его знать.

Где взять сил, чтобы справиться с отравляющим тело и душу отчаянием?

***

Несмотря на категоричность и резкость, в глубине души Оля не верила в корыстные намерения Хастада. Даже если он и имел свою корысть, это не делало его более подлым, чем люди. У каждого свои ценности и интересы.

Она нарочно бросалась в великана громкими словами, чтобы прекратить это мучение. У них с Хастадом нет будущего.

Однако Олино сознание против воли пыталось разобраться в происходящем, приводя аргументы «за» и «против» отношений с великаном. Хотелось докопаться до истины, какой бы она ни была, и успокоиться.

***

Хастад не подозревал, что его возлюбленная теперь в курсе о смертях женщин, оплодотворённых великанами. Он списал её поведение на шок от трагедии, поэтому исчез с глаз, дав ей немного времени, чтобы успокоиться. Но не ушёл окончательно.

В моменты, когда ему становилось нестерпимо больно от потери, он перемещался в какое-нибудь дикое укромное местечко и душераздирающе выл.

Подлые люди убили нерождённого ребёнка Хастада и жестоко обошлись с его любимой женщиной.

Хастад вычислил и запомнил каждого, кто унижал Холу, каждого, кто был причастен к её горю. Все они достойны мучительной смерти. Но мстить пока что было нельзя, иначе расплачиваться снова пришлось бы Холе, а этого великан никак не мог допустить.

Когда-нибудь он обязательно доберётся до виновников их с Холой несчастья и убьёт всех до единого. А пока нужно обеспечить безопасность любимой женщине и помочь ей вернуться к нормальной жизни.

Глава 22

Оля отгородилась от реальности. Каждый будний день после основной работы уборщицей она надевала серый рабочий комбинезон, по иронии судьбы точь-в-точь такого же цвета, как кожа великана, и шла отрабатывать наказание.

Она не чувствовала ни голода, ни холода, ни усталости, а когда возвращалась домой, делала вид, что находится в квартире одна.

Еда, которую готовил для неё Хастад, стояла нетронутой.

Великан каждый день подбирал слова и пытался поговорить со своей женщиной, но она только шипела на него или визжала, когда он осмеливался прикоснуться к ней.

Горе разъедало их обоих изнутри.

Больше не было уютных вечеров, когда они вместе смотрели фильмы или читали, когда занимались любовью, без остатка отдаваясь друг другу.

Их близость кому-то помешала. Этот кто-то, многочисленный и сильный, перекрыл им все пути к счастливой жизни. Или почти все?

Но Хастад не отступится. Он найдёт место, где они с Холой будут в безопасности, и заберёт свою женщину. Там Хола сможет залечить свои раны. Однажды она снова будет нуждаться в нём, в Хастаде. Однажды…

***

На работу, отработку повинности и домой Оля ходила пешком. По сторонам не смотрела, втайне надеясь, что её собьёт на переходе какой-нибудь зазевавшийся водитель или рабочие забудут закрыть канализационный люк.

Увы, водители сохраняли бдительность, а рабочие знали правила безопасности на зубок.

Олины мечты о блаженном небытии так и остались мечтами. Её тело зачем-то дышало, выполняло какие-то простые действия.

Сама она не решилась бы свести счёты с жизнью.

***

Наливая утром кипяток из только что вскипевшего чайника, Оля промахнулась мимо чашки. Обильная струя обожгла руку.

Оля рефлекторно бросила чайник на плиту и выронила чашку. Чашка раскололась.

– Хола! – материализовался на кухне испуганный Хастад. – Срочно под холодную воду!

Поздно. Ошпаренная кожа уже покраснела.

Для Оли ожог стал искрой, которая разожгла истерику. Она села прямо на пол и завыла. Боль. Везде боль. Любое действие, любое решение приводит к новым несчастьям. Так Оле казалось.

Великан обработал и перевязал Олину кисть, но истерика всё не прекращалась.

– Хола, скажи, тебе так больно? Что мне сделать, чтобы тебе стало легче?

– Почему это всё со мной происходит? – рыдала она. – Я не хочу так жить! Зачем я вообще живу?

Хастаду было нечего ответить. Он уже знал: когда у Холы истерика, она никого не слышит. Надо дать ей время, чтобы успокоиться. Ведь всё когда-нибудь проходит.

Когда-то Хастад думал, что умрёт от горя после смерти мамы и папы, но вскоре после этого готов был есть их тела, лишь бы выжить. Голод и отчаяние любого превратят в зверя.

Жизнь странная штука. Даже после трагедии в детстве Хастад смог стать счастливым. Правда, ненадолго.

***

Однажды вечером, спустя неделю после того, как Оля вернулась из СИЗО, в квартире зазвонил домофон. Трубка пищала долго, а Оля словно не слышала.

На экране домофонной панели высветилось лицо Жени. Хастад понял, что нужно что-то делать. Возможно, Женя смогла бы как-то помочь, поддержать подругу.

Хастад встряхнул Олю за плечи:

– Хола. Это Женя пришла. Открыть ей?

В ответ Оля только отвернулась и убрала от себя руки великана.

И Хастад открыл дверь. Ничего не говорил в трубку, чтобы не навести новые подозрения на Олю. Ей нужна была помощь, пусть даже против воли.

Хастад показался на глаза Жене только когда за ней захлопнулась входная дверь.

– Привет, – негромко поздоровался великан.

– Ох! – в испуге вжалась в стену Женя.

– Не бойся, – прозвучало в ответ.

– Я просто не думала, что ты всё ещё здесь, – поспешила объяснить свою реакцию Женя. – Мне обо всём рассказала Олина бывшая начальница.

– Они убили ребёнка. Я не смог защитить… – великан поник головой.

– Где Оля?

– Там, – Хастад указал в сторону комнаты. – Молчит и отказывается есть. Помоги…

Женя прошествовала в указанном направлении, но, стоило ей появиться на пороге, как прозвучал вполне чёткий и уверенный голос Оли.

– Не стоило приходить. Я в своём уме и всё понимаю. Я хочу побыть одна.

– Тебе сейчас тяжело и больно. Но лучше выговориться и открыться, например, мне. И станет легче, – попыталась пробиться сквозь невидимую стену Женя.

– А что тут открывать? Ты и так знаешь, в какой дерьмовой ситуации я оказалась. Теперь за контакт со мной тебя саму могут осудить, – стояла на своём Оля.

– Не говори ерунду.

– Так! Всё, – Оля выпрямила спину и вперила взгляд в подругу. – И ты, и Хастад, который прячется за дверным косяком, очень внимательно послушайте меня. Оставьте меня в покое! Я никого не хочу видеть. Мне не нужны ни друзья, ни любовники, ни вообще какая-либо помощь. Я хочу, чтобы вы ушли из моей квартиры.

– Эх… – тяжко вздохнула Женя. Она оглянулась на Хастада и развела руками. – Извини, но её сейчас и правда лучше оставить в покое. Ты не плохой, но ваше… эм-м… общение принесло ей несчастье. Ты ведь путешественник, можешь перемещаться, куда захочешь…

Великан сидел, подпирая спиной дверной косяк, и смотрел куда-то в пустоту. Женя озвучила мысли, которые Хастад всеми силами гнал от себя.

– Хастад? – позвала Женя, её голос заставил великана вздрогнуть. – Только давай без глупостей, ладно?

– Разберусь, – ответил он. – Уходи.

И Олина подруга, обуреваемая недобрыми предчувствиями, ушла.

***

Хастад заглянул в комнату: Оля лежала на диване лицом к боковине. По её дыханию было слышно, что она не спит.

Великан приблизился и провёл ладонью по волосам своей возлюбленной. Не успел он одёрнуть руку, как Оля подскочила на постели и бросила на него горящий отчаяньем взгляд.

– Какого чёрта?! Что ты пристал ко мне? Что ещё тебе нужно от меня? Ты разрушил мою жизнь! Ты омерзителен мне! Проваливай из моего дома! Вон! – она кричала громко, будто бы ей специально для этой речи заменили голосовые связки.

Когда крик стих, Хастаду показалось, что мир вокруг лишился звуков. Воздух словно обрёл тягучую тяжесть, стало трудно дышать, от этого грудь великана заходила ходуном.

Нет, Хастад и дальше будет заботиться о своей женщине. Вдох – выдох. Она злится, потому что ей больно, но это пройдёт. Вдох – выдох.

Примерно эти слова он и ожидал от неё услышать. Слова, от которых становилось ещё невыносимее и появлялось желание схватить Холу и перенестись с ней туда, где никто больше не посмеет вмешаться в их жизнь. Только знать бы, куда?

– Этими словами ты меня не удиви… – великан повёл носом. – Хола, кровь! У тебя кровь!

– Чёрт… – сползая с дивана, пробубнила себе под нос Оля и, захватив из шкафа смену белья, удалилась в ванную.

Когда она вернулась в комнату, диван уже был застелен чистой простыней, а Хастад, хоть и был где-то неподалеку, но на глаза больше не показывался. Оставалось только лечь обратно и погрузиться в небытие.

Но забыться Оле не дала ноющая и одновременно жгучая боль в животе. О том, чтобы вызвать скорую помощь, не было и речи, потому что любые медицинские услуги платные, страховку отобрали при увольнении, а денег у Оли осталось ничтожно мало.

– Хола? – донеслось из темноты коридора.

– Отстань… – простонала она.

– На, выпей, – сказал Хастад. Диванные пружины заскрипели, прожимаясь под внушительным весом великана. – Это молоко с мёдом. Тебе станет лучше.

– Не хочу… – услышал он в ответ.

– Тогда не отстану, – продолжил гнуть свою линию великан.

Оля нехотя выпила предложенное и снова откинулась на подушку.

– Зачем ты это делаешь? – спросила она.

– Потому что ты моя женщина и я хочу о тебе заботиться.

– Ох… – она уже пожалела о своём вопросе. – Тогда достань мне обезболивающее.

– Хорошо. Я поищу в интернете, что нужно, и принесу тебе, – пообещал он. – Помочь тебе уснуть?

– Угу, – кивнула она, закрывая глаза.

***

Великан знал, что ему нельзя появляться в общественных местах этого большого города, чтобы не навести новых подозрений на Холу. Поэтому он переместился в Сургут, где было на два часа позднее, и нашёл ночную аптеку.

У прилавка скучала молодая девушка-фармацевт. При виде Хастада она пришла в такой ужас, что не смогла даже пискнуть.

– Ни звука, ясно? – сразу предупредил Хастад.

Девушка согласно дёрнула головой и вытаращила на великана глаза ещё сильнее.

– Мне парацетамол и что-нибудь от кровотечения. И побыстрее, пожалуйста, – сказал он.

Работница аптеки боком попятилась вдоль аптечного шкафа подальше от серого чудовища. Хастад вовремя предотвратил попытку бегства и загородил ей дорогу.

– Женщина, ты тратишь моё время! – прорычал он.

Через минуту Хастад получил необходимые препараты.

– Спасибо, – уже менее грозно сказал он, но девушка посмотрела на него с ещё большим страхом. – Да не буду я тебя есть. Великаны людей не едят. Денег у меня нет, но покажи записи с камер начальству, и тебе простят недостачу, – с этими словами он растворился в воздухе.

***

К утру видеозапись с появлением великана в аптеке разлетелась по всей стране, а вскоре и по всему миру.

Это был первый случай, когда пришелец, а именно серый великан, заговорил на человеческом языке и не похитил жертву.

Учёные по внеземным формам жизни пришли в недоумение: во-первых, откуда серый великан выучил русский язык? Во-вторых, для чего ему лекарства, одно из которых явно женское? Возможно, великана кто-то научил языку? Возможно, великан поселился на Земле вместе с человеческой женщиной?

По всем русскоязычным странам запустили проверку: найти женщин, подозреваемых в контакте с пришельцами.

Из ныне живущих нашлась только одна кандидатура: Ольга Белова.

***

В свой законный выходной Оля неподвижно лежала на диване и прокручивала в памяти воспоминания. Болезненные, обманчиво-счастливые, полустёртые из детства… Время текло медленно. Даже переворачиваться с затёкшего бока не хотелось, потому что вдруг там, за спиной, Хастад со своим страдающим взглядом? С ним больше не о чем говорить. Вот бы дождаться, когда он исчезнет насовсем…

Хастад сидел на полу в прихожей и читал. Это было руководство по малоэтажному строительству. Он откуда-то знал, что эти знания ему пригодятся.

Великан мечтал о том, чтобы построить дом и поселиться в нём с Холой. Найти укромное местечко, где нет людей, и жить счастливо.

За месяцы странствий Хастад нашёл много живописных мест, но безлюдными были в основном только ледяные и песчаные пустыни. Нелёгкое это дело – искать тихие места на перенаселённой планете.

***

Снова зазвонил домофон. На экране высветилась круглая физиономия полицейского.

– Хола, полиция, – сообщил Хастад.

Но Оля даже не шевельнулась.

Домофон отзвенел и заглох, а спустя пару минут раздался настойчивый стук в дверь. Великан к этому времени уже исчез из квартиры, прихватив всё, что могло скомпрометировать Холу.

Оля, сутулясь и держась за ноющий живот, открыла дверь.

– Здравствуйте, почему двери не открываем? – строго спросил слуга закона.

– Болею, – сухо ответила Оля.

– Яс-сненько. Я старший лейтенант Булат Гамзоев, ваш новый участковый. А вы, Ольга… – он заглянул в ведомость. – Александровна, у нас под наблюдением.

Оля прислонилась к стене плечом и головой. Ей хотелось лечь обратно, и чтобы все от неё отстали.

– В последние сутки был ли у вас контакт с серым великаном? – поинтересовался полицейский.

– Нет.

– Как проходило ваше общение с пришельцем, когда вы контактировали в последний раз?

– Никак, – всё так же безучастно ответила она и прикрыла глаза.

– Потрудитесь отвечать более полно, если не хотите снова вернуться в изолятор! – пригрозил Гамзоев.

Но Оле было всё равно. Она даже не выпрямила спину, продолжила всё так же полуобморочно прижиматься к стене.

– К нам поступили данные, что вы научили серого великана русскому языку.

– Все показания я дала на допросе, – устало вздохнула она. – Ничего нового я вам не скажу.

– За дачу ложных показаний вам грозит реальный срок, так что прямо сейчас подумайте лучше: хотите ли вы в тюрьму?

– Мне всё равно, вернут меня в СИЗО или нет. Я хочу умереть, – ответила Оля.

– Что ж… даже так! – участковый издал крякающий смешок. – Ну, это можно устроить.

В следующую секунду за спиной старшего лейтенанта Гамзоева материализовался Хастад.

Оля едва заметно качнула головой в знак того, что полицейского нельзя трогать.

Участковый так и ушёл, не подозревая, что был на волосок от гибели.