Текст книги "Тайный обожатель"

Глава 35

Хастад переместился на крышу соседнего дома и наблюдал.

Оле сделали операцию. По прозрачной нитеобразной трубке, приклеенной к Олиной руке, великан понял, что его женщина жива. Жива!

Ребёнка разглядеть не удалось. Врачи обступили его и куда-то увезли ещё до окончания операции.

Хастад вернулся к сестре взволнованный:

– Хола жива!

– А что с ребёнком? – недоверчиво спросила Ашсаха.

– Я не знаю, – честно признался великан.

– Мальчик или девочка?

Этого Хастад тоже не знал, но главным было другое: Хола жива.

***

Если бы всё-таки ребёнок оказался девочкой, за её руку стали бы бороться тысячи великанов; если мальчик – нашлись бы желающие убить младенца. Взрослые великаны в своём стремлении заполучить невесту теряли рассудок и не жалели даже самых маленьких детей.

Дети, рождённые от человеческих женщин, тоже подвергались опасности. Чтобы уберечь дитя от покушения, с ним ежеминутно нянчились и клали спать не в колыбель, а рядом с собой. Но несмотря на предосторожности, младенцы гибли от рук доведённых до безумия одиноких великанов.

Великаний род истреблял сам себя. Скудные ресурсы планеты, уцелевшие после рокового атомного взрыва, не позволяли науке плодотворно развиваться. Каждый выживал как мог. Даже пистолеты и бластеры состоятельные великаны приобретали в другом мире, на чёрном рынке.

***

Ашсаха бросила в корзину грязные, измазанные кровью тряпки и отправилась к озеру стирать их. Женщина испытала необъяснимое облегчение, когда Хастад отправил свою человечку в родной мир. Там каким-то чудом Холу спасли. Великанше было важно только, что её брата не заберут в смерть.

Возможно, судьба на стороне человечки и её брата. Если ещё ребёнок выживет и будет девочкой, то это сделает их богатыми. За девочкой начнут ухаживать женихи, завалят их хижину дарами. Они ни в чём не будут нуждаться.

Надо сходить к шаману и попросить о девочке.

Великанша впервые в жизни мечтала. Она окунала окровавленную ткань в ледяную воду в полынье, а мыслями была в сказочном будущем.

Какое это счастье – девочка.

С Хастадом Ашсаха намучилась. Каждый день тряслась, чтобы он не попался под чью-нибудь горячую руку. Ребёнок-мальчик – это горе. Вроде любишь его, а потом он либо погибает, либо приводит в дом слабую человечку, которая вот-вот уведёт его за собой в смерть.

***

Когда великан остался один на один со своими переживаниями, он затрясся в рыданиях и, словно в неистовой молитве стал биться о пол, повторяя одно только слово: «Жива! Жива! Жива!»

Да, он долго тянул с решением. Да, был на грани и чуть не схватился за нож, чтобы исполнить волю Холы.

Отважился бы он собственной рукой разрезать живот любимой женщине? Удержался бы в здравом уме, пока она умирает? Что потом было бы с ним? Смог бы он жить только ради ребёнка, из-за которого умерла его женщина? Об этом и думать невыносимо.

И вот теперь – чудо! Хола жива. И есть надежда, что она не возненавидит Хастада за своеволие.

Но для Холы самое важное – уберечь ребёнка. Если ребёнок умрёт… Хастад задумался. Если ребёнок умрёт, Хола не выдержит. Она с трудом вернулась к жизни после первой утраты. А сейчас, после стольких мучений, она не переживёт, если ребёнка снова убьют.

Значит, надо любой ценой спасти их малыша.

***

Оля очнулась от того, что к её шее приставили градусник.

– Где я? Где мой ребёнок? – встрепенулась она.

– Тише-тише. Вы в больнице, – ответила ей женщина-врач. – Вам на редкость повезло, вы – первая, кто выжил.

– Что с ребёнком? – переспросила Оля.

– Очень слабенький, долго находился в безводном пространстве. Он не может самостоятельно дышать. Мы делаем всё возможное. Но готовьтесь к худшему.

Перед глазами у Оли поплыло. В памяти воскрес перенесённый год назад ужас, когда ей принудительно сделали аборт. Она завопила, обливаясь слезами:

– Умоляю, не убивайте его! Пожалуйста, только не убивайте!

– Успокойтесь, – мягко сказала врач, – мы делаем всё, чтобы мальчик остался жив.

– Мальчик… – всхлипывающим голосом произнесла Оля. – Когда мне разрешат его увидеть?

– Вы потеряли много крови. У вас было сильнейшее воспаление придатков, их пришлось удалить. Вы больше не сможете иметь детей. Чудо, что вы доходили до такого срока. В ближайшие три дня вам не рекомендуется вставать с постели. Наберитесь терпения. Я попрошу, чтобы завтра вас отвезли посмотреть на ребёнка.

Оля немного расслабилась, когда услышала ответ, и почувствовала, что у неё горит желудок от голода.

– Я хочу есть, – попросила она.

– Скажу, чтобы вам принесли ужин, – по-доброму улыбнулась женщина. – Если что-то понадобится, нажмите кнопку.

– Обо мне уже сообщили в полицию?

– Этого я не знаю. Но в родильное отделение их не пустят. У нас всё строго. Выздоравливайте.

– Спасибо, – от души поблагодарила Ольга.

– Пожалуйста.

Часы показывали половину девятого вечера. Через десять минут Оле в самом деле принесли ужин: жидкую рисовую кашу, компот и булку с маслом. Еда как-то незаметно провалилась, и голод только усилился.

Когда сон уже начал одолевать Олю, она почувствовала, как к её щеке прикоснулось что-то тёплое и шершавое.

Хриплый голос шепнул ей на ухо:

– Хола?

Она открыла глаза. Великан смотрел на неё, как на призрак. Может быть, он сам об этом не догадывался, но был слишком взволнован, чтобы контролировать эмоции.

– Где ребёнок? – спросил он.

– Мне сказали, что он не может сам дышать. Он в другой палате. Это мальчик.

– Я заберу его, – сказал Хастад, ещё раз прижался к Олиной щеке и исчез.

***

Мальчик…

Хастад понимал, что Оля ставила жизнь сына выше своей, поэтому бросился на его поиски. Он сделает всё, чтобы их малыш выжил. Ребёнок не достанется людям.

Сына он нашёл на другом этаже, в палате интенсивной терапии для новорождённых. Сомнений быть не могло: младенец явно не человек. Полупрозрачная светло-серая кожа, четыре дыхательных отверстия, нечеловеческий разрез глаз. Это их с Холой дитя!

Малыш лежал, накрытый стеклянным колпаком, а изо рта у него торчала трубка.

У Хастада затряслись руки. Медлить нельзя, но эмоции захлестнули его. Это первая встреча с сыном. Самая первая.

Великан открыл колпак кувеза, убрал всё лишнее, убедился, что ребёнок дышит сам, и, завернув сына в пелёнку, переместился в дом сестры.

– Ашсаха, помоги, – попросил он. Тонкости обращения с детьми ему были неведомы. – Чем его кормить?

– Если у матери нет молока, его берут на рынке. Молоко нынче дорогое.

– Подержи его. Я найду молоко.

– Его? – помрачнела великанша. – Это мальчик?

– Мальчик, – кивнул Хастад.

Ашсаха посмотрела на личико спящего малыша, вздохнула и всё-таки улыбнулась. Жаль, что он родился мальчиком, но какое счастье, что смерть обошла стороной их хижину!

***

Хастад ещё не успел до конца осознать, что стал отцом, но уже был счастлив тому, что его женщина всё-таки жива.

И ещё это было такое непередаваемое чувство: теперь на свет появилось маленькое существо, которое пахло одновременно и Холой и им. Плод их любви. Любви, которую во что бы то ни стало нужно уберечь. Всеми силами и любыми способами.

Великан вернулся в человеческий мир и промчался по закрытому ночному магазину в поисках питания для новорождённого сына. Он набрал всевозможных смесей, молочных продуктов и бутылочек с сосками. Ему всё казалось, что он забыл что-то важное, но торопился.

– Он просыпался и открывал рот, – сообщила брату Ашсаха.

– Вот, я принёс. Это еда для младенцев. Сейчас сделаю.

– Этот порошок заменяет молоко? – удивилась сестра.

– Да. И его можно долго хранить. Хола пока не может покормить ребёнка.

Младенец давился и кашлял. У него всё никак не получалось сосать из бутылочки смесь. Во время кашля выпитая смесь отрыгивалась обратно.

После нескольких часов мучений Хастаду всё-таки удалось накормить сына из бутылочки с самой маленькой дырочкой в соске. Малыша приходилось держать в полулежачем положении, чтобы он не захлёбывался.

Наконец, сытый, утомлённый и утомивший всех, ребёнок уснул.

***

Той же ночью в послеродовую палату влетела дежурная медсестра, разбудила Олю и сообщила, что младенец пропал.

Несмотря на то, что была в курсе намерений Хастада забрать ребёнка, Оля расплакалась. Бывает же такое: вопреки всему стала матерью, но не успела и украдкой взглянуть на сына. Хастад забрал ребёнка, но бросил её…

– Ну-ну, радуйся, что сама осталась жива, – прониклась Олиным горем медсестра.

– Я была уверена, что умру, а теперь моя жизнь всё равно кончена… – рыдала Оля.

– К сожалению, тут мы бессильны чем-то помочь. Единственное, что можно сделать, – это дать тебе немного оправиться здесь. Мы задержим твой перевод в другую… больницу, – она намеренно не стала произносить слово «тюремную», чтобы не травмировать пациентку ещё больше.

Непонятно было, зачем Оля до сих пор жива. Если у этой вселенной есть создатель, то как он допустил такой абсурд?

А ведь стоит только набраться решимости, доползти до окна, прыгнуть – и конец проблемам. Не придётся терпеть побои следователей, мотать срок в тюрьме, гнуть спину, работая не по профессии…

Смерть не так уж и плоха. Лучше неё может быть только… Нет, не думать об этом.

Оля не верила словам о вечной любви и считала их юношеским любовным бредом.

Без сомнения, Хастад был вполне искренен с Олей, но он влюбился первый раз, и это оказался тяжёлый для него опыт.

Она думала, что со временем великан устремится к более подходящей женщине, а Олю с её человеческой немощью и душевными ранами оставит в прошлом. Во всяком случае, так поступают люди: бросают друг друга и находят новую любовь.

В её голове мысли выстроились в логическую цепочку.

Если их ребёнок выживет, то, возможно, Хастад вернётся за ней, а если нет, то оба они будут переживать горе поодиночке.

Оля всё ещё не могла представить себя матерью. Пережить роды она не планировала, поэтому будущее для неё как бы не существовало.

Несмотря на избавление от бремени, Оля чувствовала себя так, словно у неё отбиты все внутренние органы. Руки и ноги слушались плохо; суставы сгибались со скрипом и щёлканьем, будто готовились к превращению Олиного тела в статую.

Но постыдней всего было проситься в туалет или на помывку. Для этого приходилось специально вызывать санитарку, перекидывать своё немощное тело в инвалидное кресло и слышать недовольное сопение за спиной. Кому хочется ухаживать за врагом человечества? Все ведь уже в курсе, что ждёт Олю дальше.

Стоит Оле встать на ноги, как её переведут в тюремную больницу, а там уже не жди снисхождения. Следователи набросятся, как стервятники. Заклюют. Проходили уже. На этот раз Оля не питает иллюзий.

Хорошо, что Хастад забрал ребёнка. Даже если тот умрёт, лучше тихая смерть, чем достаться на растерзание людям.

И всё же Оля в очередной раз почувствовала себя преданной. Вот какова была цель великана: получить потомство. Но зачем тогда было тянуть до последнего, рискуя жизнью ребёнка? Наверное, былая привязанность и страх увидеть Олину смерть. А что ещё? Олю никогда никто не любил. С чего великану быть исключением?

***

Хастад появился вечером третьего дня всего на какую-то минуту. Посмотрел на Олю виноватыми глазами, сообщил о том, что Ашсаха помогает ухаживать за ребёнком, затем исчез. И всё. Прямо это не было сказано, но Оле дали понять, что её оставляют здесь.

Ну, хотя бы сказал, что сын жив и что людям на растерзание он не достанется. И на том спасибо.

«Выброшена, как отработанный материал. Как он смог так меня провести? Я же знала, что его любовь не навсегда!» – ревела в подушку она.

Так больно, что грудную клетку сдавливает спазм. Вот бы прямо сейчас умереть от инфаркта. Тихо и быстро.

О том, что Хастад, уличив свободную минуту, каждую ночь навещает её спящую, Оля не подозревала.

Великан изводил себя чувством вины: он нянчился с сыном без перерыва на сон. Ребёнок, вне всяких сомнений, был болен. Он то задыхался, то без остановки визжал, то исторгал наружу выпитую смесь.

Хастад не верил в бога, но он молился вселенной, чтобы та сохранила жизнь его сыну. Великан не боялся лишиться потомства, его страшило другое: что Хола не простит ему смерть ребёнка.

Глава 36

В ожидании скорой отправки в тюрьму прошло ещё два дня. Оле осточертело притворяться немощной, и она отказалась от помощи санитарки. Теперь от её состояния уже ничего не зависело. У неё в запасе было три дня перед отправкой в места не столь отдалённые.

Достаточный срок, чтобы решить: жить или умереть.

Окно, к великому облегчению, открывалось без труда, а главное, на нём отсутствовала решётка. Четвёртый этаж. Если лететь головой вниз, то мгновенная смерть обеспечена.

***

Оля переборола слабость и приняла душ. Волосы ей пришлось мыть обычным мылом, которое лежало на краю раковины, так как личных вещей у неё с собой не было.

Она протёрла ладонью запотевшее зеркало и взглянула на себя: длинный, но аккуратный горизонтальный шов внизу живота, немного дряблая кожа. Не обвисшая до колен, как боялась Оля, а просто будто бы сморщенная. Не так уж и страшно. Внешне Оля выглядит не так плохо, как чувствует себя.

Ощущение чистоты немного ободрило её, и она, шаркая большими не по размеру и тоже чужими тапками, поплелась в свою палату.

Она притворила за собой дверь, и голос великана заставил её вздрогнуть.

– Хола. Ты уже ходишь…

Оля осторожно, чтобы резкими движениями не причинить себе боль, повернулась и неприветливо с обидой спросила:

– Зачем пришёл?

– За тобой.

– Почему тогда не забрал меня сразу? – не поверила она.

Великан приблизился и опустился рядом с ней.

– Да я дышать на тебя боялся, – он уткнулся лбом в её бедро. – Я боялся, что ты не простишь мне, если с нашим сыном что-то случится. Прости меня, Хола.

– С ним всё в порядке?

– Он жив, – последовал уклончивый ответ.

Рядом с палатой находился пост дежурной медсестры, и звучание мужского голоса привлекло её внимание. Мужчин в послеродовых палатах в такое время быть не могло, так как все врачи уже закончили свои смены, а посетителей туда вовсе не пускали.

Хастад, толком не спавший пять дней, страдал от головокружения и звона в ушах. Обоняние в этот раз тоже подвело, и он не заметил, что их подслушивают.

– Я больше никогда не смогу забеременеть, – выдала она, думая, что эта новость внесёт ясность в их отношения.

Хастад с облегчением выдохнул:

– Если бы я знал, что всё случится так, то не прикоснулся бы к тебе.

Он тряхнул головой и пошатнулся, поднимаясь на ноги.

– Что с тобой? Ты ранен? – заметила неладное Оля.

– Я в порядке.

– Ты не умеешь врать, Хастад! – строго и громче обычного сказала она.

– Пожалуйста, тише… Поблизости люди. Возьми свои вещи, мы уходим.

Из своего у Оли было только тряпьё, в котором она попала в роддом. Но она не растерялась и забрала всё, и даже то, что было постелено на её койке.

Когда медсестра открыла дверь, палата уже была пуста. А ведь так хотелось хоть одним глазом посмотреть на серого великана… Ведь это был именно он.

В голове у медсестры всё перевернулось вверх дном. Ей говорили, что великаны – людоеды, но эта выжившая женщина за дверью не была похожа на безвольную пленницу, она говорила с монстром резко, а он – наоборот. И ещё… Великан прекрасно говорил по-русски. Не оставалось никаких сомнений, что за дверью был не кто иной, как великан. И чудовище, и женщина исчезли бесследно, словно растворились в воздухе.

***

Ещё час назад Оля размышляла над техникой эффективного полёта из окна, а теперь уже сидит в знакомой великаньей хижине и держит на руках своего сына. Живого, с признаками смешения двух совершенно разных рас на личике.

Пока ребёнок спал, она разглядывала его в тусклом подмигивающем свете лампы. Четыре носовых отверстия, светло-серая кожа, большая голова с жиденькими тёмно-русыми волосиками.

Оля держала сына и в тот момент ей больше ничего не хотелось. Забылась боль в каждой части тела, улетучились страхи быть оставленной и забытой. Больше никто не отберёт у неё сына. Теперь у неё появилось родное во всех отношениях существо.

Хастад, как только вернул свою женщину, свалился на лежанку без чувств. Даже, вопреки обыкновению, не снял обувь и не накрылся шкурой. Сознание его отключилось ещё до того, как он упал головой на подушку.

Никогда ещё великан не загонял себя до состояния полного бессилия. Да, он бывал при смерти, но даже физические раны переносились не так тяжело, как переживания за Холу и ребёнка. А теперь Хастад даже просыпается обессиленным. Если его обрывочную кратковременную дрёму можно назвать сном.

***

Втроём ухаживать за ребёнком было проще. Правда, Оля всё ещё недоверчиво косилась на великаншу. Отношения у них не сложились с самого начала.

Но Ашсаха, вопреки ожиданиям, успокоилась и смирилась с рождением племянника. Она помогала убаюкивать малыша, когда тот плакал, готовила еду и больше не шипела на Олю.

Каждую ночь у ребёнка случались приступы удушья. Если промедлить хотя бы минуту, малыш мог уже никогда не проснуться.

Поэтому ни Оля, ни Хастад не спешили давать сыну имя. Слишком страшно представлять его подросшим, когда каждая ночь для него – это борьба за жизнь.

Отсутствие имени не делало малыша менее любимым. За ним ухаживали круглыми сутками, ни на минуту не оставляя без присмотра.

Наверное, нужное имя само должно прийти на ум, казалось Оле. Что-нибудь не совсем земное, но и не по-великаньи сложное.

***

В тот день Хастад ушёл на озеро полоскать детские пелёнки. Ашсаха топила печь и что-то стряпала из украденных в человеческом мире продуктов, а Оля приглядывала за спящим сыном, чтобы тот не начал задыхаться и не подавился отрыжкой во сне. Малыш часто ёрзал и кряхтел, видимо, его что-то беспокоило.

С тех пор как Оля и ребёнок вернулись в хижину живыми сестра великана словно превратилась в другое существо. Теперь великанша боялась лишний раз взглянуть на женщину своего брата, но старалась услужить ей во всём. Зря Ашсаха думала про смерть.

Прошла неделя с Олиного возвращения к великанам. Самочувствие мало-помалу начало приходить в норму, а почти все заботы о младенце взяли на себя Хастад и Ашсаха.

Раньше Оле приходилось видеть новорождённых детей, но её собственный ребёнок, даже при беглом взгляде на него, не был похож на человека. Как мать она не могла совладать с великаньим младенцем; когда он начинал плакать, его истошный вопль больно резал по ушам, воздух вокруг него вибрировал. Сколько ни пыталась, Оля не могла его успокоить.

У Хастада в арсенале было одно простое средство: умение усыплять. Правда, вместе с сыном засыпала и Оля, так что она порой терялась, день сейчас или ночь. Да разве это важно?

Оля чувствовала себя счастливой: наконец-то она могла крепко и сладко спать, зная, что её сын в надёжных руках. Она верила, что главные кошмары остались позади. Вспоминая свои подозрения относительно Хастада, Оля чувствовала, как её губы расползаются в виноватой улыбке. Напрасно она сомневалась: Хастад любит её.

***

Малыш заворочался и закряхтел. Оля, не дожидаясь пронзительного писка, взяла его на руки и прижала к себе.

Когда она оглянулась, то увидела двух великанов. Белых.

Дальше всё произошло мгновенно. Один из них неуловимо быстрым движением снёс Ашсахе голову.

Брызги тёмной великаньей крови попали Оле на лицо.

Обезглавленное тело великанши мешком свалилось на пол и дёргалось, пока из него обильно вытекала кровь.

Оля крепче прижала сына к себе и не сводила глаз с пришельцев.

Белые, видимо, не ожидали увидеть в хижине серых великанов белую женщину, подобную им, но миниатюрную. Поэтому медлили, раздумывая, убить её или нет.

В хижине стало ещё теснее. Появился Хастад. Он молниеносно среагировал и перенёс Олю с ребёнком в первое пришедшее на ум место: в лес, к их будущему дому.

В следующее мгновение там, где стоял Хастад, со свистом рассекая воздух, пронёсся клинок.

Белым великанам не досталась человеческая женщина.

***

Вокруг приостановленной стройки было белым-бело. Холод моментально пробрался Оле под кофту.

– Хастад… – не помня себя от ужаса, простонала Оля.

– Мы спаслись, Хола, – обнял её великан. – Всё позади, – он немного отстранился и вытер с её лица брызги крови.

– Ашсахи нет… – всхлипнула она.

– Да, Хола, – он сгорбился и закрыл руками лицо, но очень быстро выпрямился обратно и сказал: – Здесь слишком холодно. Нам нужно в другое место.

И они переместились на какой-то склад.

Помещение не отапливалось, внутри тоже было холодно, но Хастад бросился к одной из полок и достал оттуда какой-то мешок.

– Это комбинезон с электро обогревом, – сказал он. – Со склада всё забрали. Забыли только пару штук: твой прошлый и этот. Я не успел ничего забрать из хижины. Нам нельзя туда возвращаться.

Оля передала Хастаду сына и послушно влезла в комбинезон. Тело дрожало, словно его искупали в ледяной воде.

Но обогрев не включился. Стало чуть теплее, потому что телесное тепло теперь задерживалось под одеждой, но грелка не заработала.

Оля умолчала об этом Хастаду. Он и так только что потерял сестру. Ни к чему навешивать ему дополнительные проблемы.

Со склада они переместились на чердак бывшего Олиного дома. Правда, сама Оля об этом не подозревала.

Под низким потолком было пыльно и пахло сыростью.

– Хола, прости… – великан сел на пол, усыпанный мелкими дренажными камешками, упёр локти в согнутые колени и закрыл лицо.

Хастад не плакал. Он просто сидел с закрытыми глазами и глубоко и шумно дышал.

Оля отмела камешки в сторону и устроилась у стены под тёплой трубой. Пока всё тихо, можно спокойно полежать и попытаться как-то переварить случившееся.

Ашсахи, которую Оля, по правде говоря, недолюбливала, больше нет. Зато для Хастада это потеря. Сестра вырастила его. Она по-своему заботилась о нём, хоть методы у неё были варварские.

А теперь у них нет ни жилища, ни няньки для ребёнка.

***

Утром Хастад кое-как справился с горем и сам завёл разговор.

– Хола, нам нужно как можно скорее переселиться в новый дом.

– Который не построен, – добавила Оля. – С ребёнком на улице будет холодно.

– Комбинезон должен согреть. Хола, я не могу оставить тебя надолго рядом с людьми. Ребёнок заплачет, и вас могут обнаружить. Я смогу вас защитить, только если вы будете со мной.

– Ладно, – согласно вздохнула она и опять не сказала, что комбинезон неисправен.

Поначалу всё казалось не так страшно: Хастад расчистил снег, повесил над лавочкой новый тент и поставил топиться печку-буржуйку.

Короткий день неспешно перетёк в вечер. Оля грелась у печки, и даже изловчилась несколько раз сменить малышу подгузники, не заморозив его при этом. С кормлением тоже не возникло проблем.

Оля то ложилась на лавочку, дополнительно укрывшись добытым одеялом, то сидела, то прохаживалась вокруг стройки. Чтобы не было скучно, она даже сварила похлёбку в котелке, и на природе горячая свежая еда показалась дивно вкусной.

Великан самозабвенно работал.

Дом рос на глазах, бревно за бревном. На высоком фундаменте, просторный, но пока без окон и дверей и с черновым полом.

Хастад время от времени исчезал на поиски инструментов и материалов для строительства. Возвращался быстро и, невзирая на усталость, снова принимался за дело, пока время не подошло к ночи.

Малыш вёл себя в этот день тихо, поэтому Оля сама ухаживала за ним.

Ночевать решили в лесу. Спать легли на лежанку около горячей печки, закрывшись от ветра тентом.

Ещё не наступило утро, когда Оля проснулась оттого, что замёрзла. Непонятно, пальцы ног совсем превратились в лёд или просто занемели от холода. Нос и щёки тоже свело.

Малыш у Оли в комбинезоне начал ворочаться и тревожно кряхтеть. Судя по запаху, пора менять подгузник. И самой не помешало бы сходить под куст. Или в нормальный туалет. Лишь бы согреться…

– Хастад? – затормошила она великана. – Я очень замёрзла.

– М? – вздрогнул, пробуждаясь, он. – Я сейчас затоплю печь.

– Я не хочу печку. Перемести нас в какую-нибудь гостиницу. Мне кажется, я отморозила ноги.

– Но у тебя же электро подогрев? – удивился он.

– Он не работает.

В следующее мгновение они трое оказались на уже знакомом Оле чердаке.

– Грейтесь здесь, – сказал великан. – Я поищу пустующий номер в гостинице.

***

Ещё до возвращения Хастада Оля почувствовала, что снова может шевелить пальцами ног. Значит, отморозила их не до конца. Вот в пальцах появилось жгучее гудение – кровь забегала по жилам. Хорошая новость. Не хотелось бы по глупости остаться калекой.

Гостиничный номер попался скромный, но уютный. А главное, с горячей водой в кране.

Оля уложила сына на кровать и скинула комбинезон. Хотелось вобрать в себя как можно больше тепла.

Она залезла бы в горячую ванную, но шов на животе ещё не успел до конца затянуться. Поэтому пришлось довольствоваться опущенными в горячую воду ногами. Но озноб всё не прекращался, хотя в номере было тепло.

Когда Оля закончила подмывание и кормление сына, её ждала уже нагретая постель с провалившимся в глубокий сон Хастадом.

О возвращении в скованный морозом лес не хотелось даже думать.

Сон всё не шёл к Оле: ей всё казалось, что она до сих пор мёрзнет на улице и медленно превращается в обледеневшую статую. Голова разболелась, в груди появилась неприятная тяжесть.

«Как некстати…» – мысленно простонала Оля, понимая, что простыла.