Текст книги "Последний император. Жизнь и любовь Михаила Романова"

Вечером того же дня, 26 октября, местная полиция обнаружила, что великий князь вместе с «какой-то» дамой прибыл в городок Валдай. На следующее утро они выехали в Бологое, а там пересели на поезд, отправлявшийся в Москву.

Конечно, в Министерство внутренних дел вскоре поступил отчет о путешествии Михаила Александровича и сопровождавшей его «дамы». Копию его доставили в Царское Село, и она оказалась на столе Министра двора барона Фредерикса, возглавлявшего, к тому же, Секретную службу. Именно этот документ положил начало истории длительных взаимоотношений Наташи, императорского двора и охранки. На нее было заведено досье под названием «Вульферт Наталия Сергеевна», в котором вскоре уже хранились сотни документов. С каждым месяцем папка становилась все толще. Листая ее, барон Фредерикс каждый раз ловил себя на мысли, как же младший брат императора – такой добродушный и предупредительный, ухитрялся столь часто попадать вместе со своей возлюбленной в весьма неприятные истории.

А Наташа и Михаил, несмотря на все неприятности, постоянную слежку, недоброжелательность, а порой и ненависть окружающих, были беспредельно счастливы вместе. Великий князь постоянно убеждал любимую, что она значит для него намного больше, чем просто любовница, содержанка, хотя многие именно так ее и называли. Да и сам он, по своей человеческой природе вовсе не был волокитой, и, встретив свою женщину, отдал ей себя – целиком, без остатка.

Вернувшись в Москву, они вскоре поселились в новом доме. Маленькая Тата вернулась к этому времени из Швейцарии, и была взволнована переселением не меньше взрослых. Впоследствии она писала[74]74
  Majolier, Natalie. Stepdaughter to Imperial Russia. London: Stanley Paul, 1940. В книге «Падчерица Императорской России» автор описывает свое детство и юность, с большой теплотой вспоминая отчима – «дядю Мишу».


[Закрыть], что это был «очаровательный маленький домик, с очень милой, большой детской и окнами, выходящими прямо в сад».

Несколько дней Наташа и Михаил провели здесь, словно в раю. Жизнь казалась наполненной счастьем, радостью, любовью, благополучием. Но длилось все это недолго. Вскоре им стало известно, что в Москву вернулся Вульферт, и он требует немедленного возвращения Наташи в лоно законной семьи. И в то же время он угрожает… убить ее.

Вернувшись в Москву, Наташа получила в полиции разрешение на временное проживание раздельно от мужа. Вопрос же о постоянном раздельном проживании супругов находился пока на рассмотрении властей. Но Вульферт, узнав о выданном его жене разрешении, сразу же опротестовал его и потребовал, чтобы Наташу силой вернули ему. Формально правда была на его стороне. И если бы полиция строго следовала закону, то Михаил Александрович мог бы оказаться в очень затруднительном положении, не говоря уж о молодой женщине, ожидавшей ребенка.

А Владимир продолжал неистовствовать. Как-то он встретил Алексея Матвеева, и сказал ему, что если увидит «ее» на улице, то или поцелует, или застрелит – в зависимости от того, в каком он будет в тот момент настроении. Со стороны же казалось, что он все-таки более склонен убить бывшую фактически жену.

Не на шутку взволнованный Михаил вынужден был вновь обратиться за помощью к барону Фредериксу. Тот написал великому князю, что обязательно объявит поручику Вульферту выговор за его неподобающие для русского офицера высказывания и угрозы. Он обещал также уладить вопрос, касающийся раздельного проживания бывших супругов.

Но это было далеко не все. Буквально через несколько дней барону опять пришлось решать очередную проблему, связанную с великим князем Михаилом и Наталией Сергеевной. Дело в том, что командующий Московским военным округом генерал Плеве и командир бригады, в которой служил Михаил, генерал Стахович, получили строгие указания от императора удерживать – во что бы то ни стало, его младшего брата в Орле, и оградить того от встреч с мадам Вульферт. Адъютант опального великого князя полковник А. А. Мордвинов[75]75
  Мордвинов Анатолий Александрович (1870-?) – полковник Лейб-гвардии Кирасирского ее величества императрицы Марии Федоровны полка, бывший адъютант великого князя Михаила Александровича, флигель-адъютант императора Николая II. В тяжелые дни предал государя, покинув его сразу же после отречения. В эмиграции с 1920 года.


[Закрыть], последовавший за своим шефом в «почетную ссылку», впоследствии вспоминал: «…во внезапном назначении Великого Князя в Орел мне чувствовалось… совершенно личное, но почти сразу понятое всеми: это – пусть наивное – желание уберечь Михаила Александровича от дальнейших сетей увлечения, которое составляло отчаяние его семьи и вызывало столько толков, как в гвардейской полковой среде, так и в столичном обществе…

Гусарский полк представился новому командиру в блестящем виде, офицеры немного напряженно и застенчиво. Как всегда, пожалуй, еще больше, был застенчив и сам Великий Князь. Офицеры это быстро почувствовали, и также быстро пришли ему и себе на помощь, а присущее Михаилу Александровичу обаяние сделало остальное…

Кроме общества офицеров полка, Великий Князь изредка посещал дома Свербеевых, Андреевских, Галахова, Лопухина, Владимировых, Полозова, Шамшевых, Плещеева, князя Куракина, графа Бенигсена и др. Много времени проводилось и дома, по возможности в саду, где мы устраивали различные спортивные игры и состязания. Предпринимались и длинные прогулки верхом…

Довольно часто бывали в городском, очень недурном театре, где была устроена отдельная великокняжеская ложа.

Но в большие праздники и другие свободные от занятий дни, Великий Князь пользовался всяким случаем, чтобы уехать из Орла хотя бы на короткое время…»

Уезжал он, конечно, для тайных свиданий с любимой женщиной. Встречались они в Первопрестольной.

Михаил, по природе своей человек честный и открытый, вынужден был пускаться «во все тяжкие». Своему командиру он несколько раз подавал рапорт о кратковременной отлучке в Москву, мотивируя это… зубной болью. Ему, мол, надо, посетить дантиста, а там специалисты гораздо лучше, чем в Орле. Все бы ничего, да что-то слишком часто у него стали зубы болеть. Подозрительно как-то…

Что было делать двум бедным генералам? Они, в общем-то, могли на некоторое время арестовать Михаила Александровича, но… решиться на такой поступок без санкции Министра двора не посмели. Поэтому и послали ему рапорт, на большее не отважились. Слишком уж щекотливой оказалась ситуация.

За три недели до этого великого князя уже вызывали в Москву, и пожурили за частые туда визиты. Ему напомнили, что он не должен покидать место службы без «высшего» на то позволения. Разговор оставил в душе Михаила Александровича неприятный осадок. И он решил выразить протест: написать письмо старшему брату – императору Николаю II. В этом послании он подчеркивал, что добросовестно выполняет свой воинский долг, и просит не вмешиваться в его личную жизнь. Тем более что в Москву он ездит с частными визитами. В письме прорывается мольба и отчаяние любящего человека. Михаил признавался брату, что для него и Наталии Сергеевны просто невозможно не видеть друг друга, хотя бы иногда.

Видимо, в сердце императора что-то дрогнуло – Наташе было разрешено отдельное проживание от Вульферта, но только в Москве. Правда, в разрешении оказалась оговорка: если ее взаимоотношения с великим князем вызовут скандал в обществе, оно тут же будет аннулировано. Михаил мог видеть любимую, но он находился под постоянным наблюдением, и должен был вести себя чрезвычайно осмотрительно.

Он очень старался, но иногда все же вызывал своим поведением растерянность и недоумение у окружающих. Был ли это вызов обществу или порой давал себя знать характер Михаила, любившего пошутить? Ведь недаром младшая сестра Ольга называла его, уже взрослого, «милым шалунишкой». По крайней мере, легенда гласит, что однажды великий князь, приехав по какому-то делу к орловскому губернатору и не застав его на месте, снял с пальца перстень и нацарапал алмазной гранью на оконном стекле свою подпись: «Михаил». Что мог подумать губернатор, увидев ее, когда вернулся в свой кабинет, остается лишь догадываться.

А Вульферт, тем временем, продолжал злобствовать. Он не делал секрета из краха своей семейной жизни и причин, его вызвавших, и рассказывал свою историю всем желающим. Информация об этом вскоре дошла до барона В. Б. Фредерикса, и сильно его расстроила. Неприятности, связанные с романом великого князя Михаила Александровича, не уходили в прошлое, а наоборот, росли как снежный ком.

Недовольна была и Наталия Сергеевна. Разрешение свыше очень ограничивало ее в правах, и, по сути дела, было незаконным. Возмущался и Алексей Матвеев. Как профессиональный юрист, он понимал, что это – «дурное обращение и злоупотребление властью». Молодая женщина тут же обо всем написала любимому. Она подозревала, что адъютант Михаила, Анатолий Мордвинов, которому было поручено составить от ее имени письмо на имя императора, вступил в тайный сговор с придворными против нее.

В своих подозрениях она оказалась права. А. А. Мордвинов действительно испытывал все возраставшую неприязнь к женщине, в лице которой он видел реальную угрозу для великого князя. Его младшая сестра, великая княгиня Ольга Александровна, которая раньше постоянно близко общалась с Наталией Сергеевной, порвала с ней все отношения, испугавшись, что любимый брат из-за «этой дамы» может попасть в очень неприятную историю. Мордвинов это знал, и старался привлечь Ольгу Александровну на свою сторону в борьбе против Наташи. В одном из писем он жаловался, что теперь доверенным лицом Михаила Александровича стал молодой офицер Кока Абаканович – во многом благодаря его невесте Мэгги, одной из подруг Наталии Сергеевны, «из ее круга». Мордвинов горевал, что теперь влюбленные не будут изолированы от общества, а «окружены союзниками». Словом, они разработали весьма умный план…

Отныне Мордвинов и Наталия Сергеевна стали заклятыми врагами. Она даже собиралась дать ему пощечину при встрече, если таковая состоится. Возмущение ее вполне объяснимо: ведь власти – а Мордвинов способствовал этому, действовали по отношению к ней противозаконно. К кому же ей теперь обращаться за защитой?

А. Матвеев считал, что Михаил просто обязан настаивать на предоставлении любимой женщине ее законных прав. Он должен немедленно потребовать объяснений у служащих императорского двора, а если таковых не последует или они окажутся невнятными, нужно устроить скандал, которого власти очень опасаются. Ведь по их милости Наталии Сергеевне приходилось жить, не зная, что принесет ей завтрашний день.

Михаил был разгневан не меньше Наташи. Он просил свою «дорогую маленькую звездочку» не волноваться, обещал ей свою защиту и писал о том, что он всегда на ее стороне. Вслед за первым письмом он написал второе – барону Фредериксу, в котором напомнил Министру двора: он, великий князь, обещал, что Наталия Сергеевна не приедет в Орел, и обещание свое сдержал. От барона же он ожидает помощи в возвращении ей необходимых документов, и просит его, в свою очередь, сдержать свое обещание не чинить препятствий молодой женщине.

Фредерикс пытался сделать все от него зависящее, и написал письмо барону Будбергу, в котором просил помочь госпоже Вульферт. Но вскоре получил от того ответ, не оставлявший сомнений: распоряжение чинить препятствия «разведенке» отдано лично императором, и отменить его может лишь один человек – сам Николай II. Мадам Вульферт по-прежнему имеет право проживать отдельно от законного мужа лишь в Москве. Пусть, мол, будет благодарна за то, что ее не вернули к нему насильно.

К сожалению, барон Фредерикс оказался не в состоянии помочь великому князю Михаилу. Вскоре же он почувствовал, что ситуация еще больше обострилась: Михаил Александрович уведомил его о том, что Наталия Сергеевна ждет ребенка.

Сама Наташа, узнав в декабре 1909 года, что носит под сердцем ребенка Михаила, обрадовалась и разволновалась до слез. Но радость ее несколько угасла, когда она вспомнила, что все еще является официальной женой Вульферта, и по законам Российской империи именно он будет считаться отцом, если их брак не расторгнут до рождения малыша. Судебная практика свидетельствовала, что решение подобных вопросов занимает никак не меньше девяти месяцев. И это говорило о том, что, скорее всего, именно Вульферт будет признан по закону отцом ребенка. Такая перспектива приводила в отчаяние как Михаила, так и Наташу.

Будущая мать очень волновалась, что Вульферт отнимет у нее малыша, и опасения ее были вовсе не беспочвенными. Переживала она и об их с Михаилом будущем. Она любила его безрассудно, отчаянно, но опасалась, что его заставят отречься от нее… или он встретит другую, более чем она, «подходящую» женщину, и вынужден будет жениться на ней. Наташа знала, что для нее это станет концом всего. Михаил никогда, никогда не позволит себе иметь одновременно жену и любовницу. Очень он честный, порядочный для этого.

Он утешал ее как мог. Писал, что встреча с ней, любовь, которую он испытывает к «дорогой маленькой звездочке», полностью изменила его жизнь. И ни одна женщина в целом мире не сможет ее заменить. А вот ее опасения относительно судьбы их будущего ребенка он полностью разделял. Однажды они даже обсуждали возможность аборта. Но Наташа тут же отказалась от этой мысли. Нет, невозможно! Она уже чувствовала, как малыш двигается, дает о себе знать. Убить его она не могла…

Угрозы Вульферта отобрать ребенка мучили ее днем и ночью. Почему великий князь, который беззаветно ее любит, не может защитить свою Наташу? Почему она должна все время жить в страхе?

Для многих борьба между простым поручиком и великим князем казалась непостижимой, не имеющей объяснения. Люди считали, что Михаил Александрович – человек могущественный, с легкостью может защитить себя и женщину, которую любит. Но в действительности это было не так. Он не мог устроить свою жизнь, как того желал. И настоящая помеха этому – вовсе не Вульферт. У влюбленной пары, и особенно у Наташи был действительно грозный, беспощадный противник – император Николай II.

И все-таки Наташа надеялась на ускорение бракоразводного процесса. Конечно, она понимала: для этого придется пойти на подкуп, и немалый… а что делать? Но было и опасение: могущественные враги, узнав об этом, сразу же поймут, что Михаил собирается на ней жениться. И тогда, как писала она любимому, развод будет длиться «не девять месяцев, а три года».

В минуты отчаяния будущая мать думала, что положение ее безнадежно. Она считала, что Михаил слишком оптимистичен по своей природе, чтобы понять, что же происходит на самом деле. Отдавшись страхам, печалям, опасениям, молодая женщина забывала обо всем на свете. Она словно теряла свое собственное «я». К реальности, хоть и горькой, ее вернула телеграмма, в которой говорилось, что Михаил сильно простудился. Она в отчаянии думала: когда они вместе, у Миши все хорошо, а когда в разлуке – обязательно случается что-то плохое. А вдруг… вдруг с ним действительно случилось что-то серьезное? Ведь ей… не разрешат приехать к нему, и это – самое страшное!

Прошла целая неделя, а Наташа все еще была подавлена, и порой ей казалось, что бороться за свое счастье нет смысла, ей следует признать поражение. В одном из писем тех дней она писала Михаилу: возможно, ребенку лучше дать фамилию Вульферта, по крайней мере, у него будет в таком случае официальный отец. Все равно им с Михаилом не дадут быть вместе, будут чинить препятствия с разводом. Ведь недоброжелатели понимают: если она станет свободной, у них останется меньше препятствий, чтобы официально связать свои судьбы.

В ее взгляде на происходящее прослеживалась определенная логика. Ведь действительно, пока Наташа оставалась женой Вульферта, она не могла выйти замуж за Михаила. А он не мог жениться на ней тайно, как пытался когда-то обвенчаться с Диной. А, учитывая тот факт, что Наташа ждала от Михаила ребенка, императору было очень выгодно, чтобы она не получила развод.

Настроение ее ничуть не улучшилось, когда на следующий день она увидела Вульферта в Большом театре – впервые с тех пор, как вернулась в Москву. Она сидела в ложе, он – в партере. Наташа не была уверена, что Владимир заметил ее, и все же сильно расстроилась. Если раньше она в глубине души жалела бывшего мужа, испытывала перед ним чувство вины, то теперь, после его бесконечных угроз, преследования, Наташа его просто возненавидела. Даже его бледность, длинные усы – все теперь раздражало ее в этом человеке.

Михаил думал, как же ему приободрить любимую. И однажды отправился в Гатчину, чтобы привезти оттуда любимую Наташину дворнягу – Джека, который все это время жил у друзей. Она нашла когда-то эту бездомную, полуголодную собаку на улице, и была очень рада вновь увидеть своего любимца. Правда, в первую же ночь в Москве с Джеком случилась неприятность. Он «опозорился», как рассказывала Наташа впоследствии Михаилу, и сделал большую лужу на диване в спальне. Но хуже всего то, что хозяйка постелила на диван одеяло, и оно полиняло. Диван же стал пятнисто-голубым. И, тем не менее, рядом со старым другом она чувствовала себя намного лучше…

И вот, наконец, долгожданная радость – Вульферт согласился на развод! Владимир стал «джентльменом» после того, как ему была передана «некоторая сумма». У Наташи словно выросли крылья, она теперь была по-настоящему счастлива, что носит под сердцем ребенка Михаила, и думала о будущем малыше с бесконечной нежностью.

Но когда же именно состоится развод? Не слишком ли поздно? Ведь если упустить время, то именно Вульферт будет считаться официальным отцом ребенка. Она умоляла Михаила опять написать барону Фредериксу – пусть он окажет влияние на Владимира, еще раз серьезно поговорит с ним, и тот откажется от прав на это дитя. Нет, она вовсе не стремилась дать ему известное всему миру имя, не искала приключений, хотя… именно в авантюризме и подозревали ее окружающие, и имя ее… вечно будет смешано с грязью. Наташа понимала это, но защитить себя никак не могла. Людей не переделаешь. Как бы тихо и скромно она ни жила, о ней все равно будут думать плохо. Видно, такая уж судьба… Но все же… возможно, Фредерикс прислушается к словам Михаила, к его просьбе. Барону нужно обязательно написать и все объяснить.

Под влиянием великого князя барон Фредерикс сделал все, что от него зависело, чтобы ускорить бракоразводный процесс. Но даже через месяц дело практически не сдвинулось с места. Михаила Александровича это очень волновало, и он вновь написал Министру двора, настаивая на том, что развод должен состояться ко времени рождения ребенка. Он подчеркивал, что обещал императору не жениться на Наталии Сергеевне Вульферт, и единственная причина настаивать с его стороны на разводе: он не хочет, чтобы его ребенок носил имя Вульферта и тот имел на него законные права.

А через неделю он написал непосредственно старшему брату. Михаил просил «дорогого Ники» помочь с ускорением бракоразводного процесса лишь ради будущего ребенка. Он уверял императора: «У меня нет намерения жениться на ней, даю тебе в этом свое слово».

Спустя две недели, в конце апреля, Михаил вместе с вдовствующей императрицей Марией Федоровной отправился в Лондон представлять Россию на похоронах «дядюшки Берти» – короля Эдуарда VII. Перед поездкой он встретился со старшим братом в Аничковом дворце и еще раз попросил его помочь с разводом Наталии Сергеевны. Николай уверил его, что волноваться по этому поводу не следует, все будет сделано, как того просит Миша.

Прощание с «дядюшкой Берти», которого Михаил искренне любил, отвлекло его на пару дней от Наташиного развода. Но как только выдалась свободная минута, он написал любимой письмо, стараясь ее поддержать. Несмотря на уверения старшего брата в содействии, великий князь написал также из Букингемского дворца и барону Фредериксу: «Абсолютно необходимо, чтобы все было закончено в течение месяца… Пожалуйста, помогите».

После прощальной церемонии, обменявшись рукопожатиями с провожающими, Михаил Александрович отправился домой. Он с нетерпением ждал встречи с Наташей, хотел услышать ее чудный голос, увидеть улыбку. Все непременно будет хорошо! Ведь Ники обещал помочь, письмо барону Фредериксу отправлено. Он сделал все, что мог. Любимая обязательно скоро станет свободной! Будущее казалось ему светлым и радостным.

Глава десятая
Рождение Георгия

Приближалось лето 1910 года. Уже в мае установилась жара, и Михаил решил вывезти Наташу за город. Для этого арендовал небольшое поместье недалеко от Москвы. Свежий воздух, надеялся он, пойдет будущей матери на пользу.

До родов оставалось всего два месяца, а новостей, как двигаются дела с разводом, все не было. Наташа переживала, и немного успокаивалась, лишь когда Михаил был рядом. Но в том-то и дело, что видеться они могли только по выходным, да и то не каждую неделю: почти все время Михаила занимала служба в полку. Все чаще, когда дни проходили за днями в бесплодном ожидании любимого, Наташе казалось, что их отношения угасают, подходят к концу. Она боялась думать о будущем – таким горестным и беспросветным оно ей казалось. Одна с двумя детьми – и с погубленной репутацией. Общество от нее отвернулось. На что же можно теперь надеяться?

Особенно тяжело Наталии Сергеевне приходилось по ночам. Днем как-то отвлекала Тата, повседневные заботы, а когда ложилась спать, всевозможные страхи, как привидения, кружили вокруг нее. Она часто не могла уснуть, плакала, и с надеждой ждала утра. Как хорошо, что рядом – пусть их и совсем немного, остались преданные друзья. И, прежде всего, заботливые, добрые Рахманиновы.

Известный композитор Сергей Рахманинов уехал с семьей из России в 1906 году, после прокатившейся по стране волне беспорядков, вызванной Первой русской революцией. Обосновался он в Дрездене, где и написал знаменитую Вторую Симфонию. Но спустя два года, когда волнения на Родине улеглись, Рахманиновы вернулись домой. У них подрастала семилетняя дочь Ирина, ровесница Таты Мамонтовой, и девочки быстро подружились. Впоследствии дочь Наталии Сергеевны вспоминала, что с удовольствием ходила в гости к Рахманиновым, и там они вместе с Ириной занимались танцами. Пока шел урок, взрослые беседовали, пили чай.

Давнишняя дружба Наталии Сергеевны с этой семьей лишь укрепилась, когда она узнала, что Михаил тоже знаком с Сергеем Рахманиновым, причем, много лет. Еще в 1904 году молодого композитора пригласили в Москву, дирижировать в оперном театре. В значительной степени в решении этого вопроса помогла рекомендация великого князя Михаила Александровича. В то время, конечно, он не был знаком с Наташей, и тем приятнее им обоим было узнать, что у них есть общий друг, да еще такой талантливый. Поэтому Сергей Рахманинов и его жена Наталья были теперь особенно необходимы Михаилу и Наташе, а общество их – всегда желанно. Они, как показала жизнь, порядочные, преданные люди, которые не бросают близких в беде. В отличие от многих из тех, кого раньше считали друзьями, и кто теперь, когда настали трудные времена, отвернулись от Наташи.

Но на людях она старалась не показывать переживаний – такой гордой и независимой была по натуре. Презирают, отворачиваются, осуждают, а некоторые даже не хотят здороваться? Что ж, пусть, вольному воля, унижаться перед недоброжелателями она не будет. И женщина, которую судьба одарила Большой Любовью, всегда ходила с высоко поднятой головой. Пусть удивляются, пусть завидуют!

Слезам она давала волю, лишь оставшись в одиночестве. Спрашивала себя: как долго сможет выдержать такую жизнь – парии в обществе, изгоя в собственной семье? Родители Наташи тяжело пережили известие о ее первом разводе, не могли смириться с тем, что и вторая ее попытка создать семью закончилась крахом. А уж то, что у нее должен родиться незаконный ребенок, и вовсе повергло их в отчаяние… Ее поведение казалось им необъяснимым, просто шокирующим, и они с ужасом думали, какое же будущее уготовано их младшей дочери.

Наступил момент, когда отношения с отцом, обожавшим Наташу с рождения, любившим ее больше всех на свете, зашли в тупик. Она даже написала Михаилу, что теперь имя Шереметьевских стало для нее так же «неприятно, как и имя ее мужа». К счастью, взаимоотношения Наташи с родителями, спустя несколько месяцев, несколько улучшились. Во многом благодаря тактичному, выдержанному Михаилу, который стал бывать в их доме. Их обоих теперь приглашали на милые семейные праздники, как и двух старших дочерей с мужьями. Сергей Шереметьевский, стараясь сгладить ситуацию, «забывал», что у них в гостях – великий князь, и обращался к нему, как к обычному человеку.

Но Наташина мнительность, все усиливающаяся раздражительность не давали ей возможности радоваться этим маленьким победам. Теперь ей казалось, что Михаил стыдится ее, не хочет, чтобы их видели вместе. Подозрения возникли после прочтения одного из его писем. Перед приездом в Москву он просил не встречать его на железнодорожной станции, как Наташа это обычно делала, а оставаться дома, в постели. Михаил писал, что ему доставит огромную радость, если она будет беречь себя. Вчитываясь в строки письма, она пыталась угадать, кто же писал его на самом деле: пылкий влюбленный или мужчина, который стыдится своей возлюбленной, находящейся на седьмом месяце беременности? Наташа с грустью размышляла об этом, и, в конце концов, пришла к выводу, что Михаил испытывает неловкость или даже стыд.

Чувства ее обострились. Она улавливала, что на людях, даже среди друзей, Михаил никак к ней не обращался. Ей казалось, он стеснялся не только выходить с ней вместе на прогулку, но и идти рядом по перрону – потому что боялся, что их увидит вместе кто-нибудь из его сослуживцев… Определенно, он стыдился ее положения.

Для такой гордой, как Наташа, женщины это было унизительно. Она привыкла быть в центре внимания, и сейчас не хотела оставаться в тени. С удовольствием продолжала ходить в театр, и всегда занимала место в первом ряду ложи – не прятаться же ей от людей, в самом деле? Пусть кругом множество завистников и недоброжелателей, которые только и ждут того дня, когда Михаил ее оставит… Она все равно будет ходить с гордо поднятой головой!

Молодая женщина знала: по мнению многих она стала «персоной нон грата» еще задолго до своей беременности. Чего же ей стыдиться теперь – будущего материнства? Нет, этого от нее не дождутся! Даже страх потерять любимого, который то и дело поднимался волной в душе, не мог ее сломить. И вот настал момент, когда она сама уже была готова оставить Михаила и… написала ему об этом.

Он ответил немедленно, постарался уверить ее, что все волнения – напрасны. И, в общем-то, был прав. Ведь он любил ее, и главное – именно это, а отнюдь не людская молва.

Наташа продолжала упорствовать, упрекала Михаила в каких-то ничего не значащих пустяках. Простим ее за это. Ведь обстоятельства, в которых она оказалась, легкими не назовешь. И если она порой и сомневалась в чувствах любимого, то уж в своих – никогда. Наташа писала Михаилу, что любит его так же самозабвенно и трепетно, как в тот день в Гатчине, когда впервые увидела его…

За месяц до рождения ребенка у нее вновь забрезжила надежда, что развод может состояться в срок. Да, конечно, в этом деле множество проволочек, но вот Михаилу пришло обнадеживающее письмо от барона Фредерикса. Может быть, все еще действительно образуется?

Михаил приехал в конце июня – как раз к рождению малыша. Настроение будущей матери тут же улучшилось: она словно обрела новые силы. Это почувствовали все, и, прежде всего, маленькая Тата. Позже она вспоминала лето 1910 года как нечто совершенное, прекрасное. Девочка даже примирилась с прибытием строгой гувернантки-англичанки, и охотно взялась… за учебу.

Правда, после уроков она резвилась и играла в саду, сколько того желала ее душа. «Дядя Миша», как Тата теперь называла великого князя, ставил в тени деревьев стул, садился на него и начинал играть на флейте. А рядом без устали носился его любимый пудель Куко. Иногда к нему присоединялись, чтобы послушать музыку, попугай, несколько кошек и любимая дворняжка Наташи и Михаила – Джек. Все они были полноправными обитателями загородного дома, и обожали своих хозяев.

Поместье находилось несколько в стороне от дороги, и проникнуть туда любопытным было не так-то просто. Это стало одной из главных причин, почему Михаил и Наташа выбрали это место для рождения ребенка. Здесь они могли вести тихую спокойную жизнь в кругу самых преданных друзей. Лишь музыка, вылазки на природу и купание в озере вносили некоторое разнообразие в ее мерное течение. Спустя годы Тата вспоминала, что в те дни она очень любила собирать со своей гувернанткой грибы, которых в округе было великое множество. А ее мать, которая прекрасно в них разбиралась, некоторые из них сушила, часть засаливала на зиму, а оставшиеся жарила на обед. И это было лучшее в мире лакомство!

По признанию той же Таты, «дядя Миша» стал в то лето «частью семьи». Вскоре она перестала его стесняться, и, чувствуя исходившую от этого большого человека доброту и дружелюбие, всюду следовала за ним. Михаилу это нравилось, и они стали друзьями.

Он с радостью остался в поместье, чтобы отметить день рождения девочки, 2 июня. Праздник отметили фейерверком, после которого подали обед, меню которого она вспоминала спустя долгие годы: бульон с вермишелью, жареное рыбное филе, цыпленок и на десерт – мороженое.

А в конце июня, 27-го числа, они отметили уже Наташин день рождения – ее тридцатилетие. Опять фейерверк и великолепное угощение! Поздравить «виновницу торжества» приехали из Москвы ее сестры и ближайшие друзья. В этот день она получила множество подарков, и больше всех от Михаила. Но – самое трогательное: он лично украсил стул, на котором сидела любимая женщина, гирляндами из полевых цветов.

Все последующие дни Михаил без устали делал снимки Наташи. Казалось, он не выпускал фотоаппарат из рук – так много осталось фотокарточек, сделанных до рождения сына и в первые дни его жизни. Великий князь гордился отцовством, и вовсе не хотел этого скрывать от окружающих. Каждое движение Наташи, каждый ее жест были для него драгоценны, и он старался запечатлеть их навеки.

Одна лишь маленькая Тата не понимала, что происходит, и почему ее мама почти все время отдыхает, а «дядя Миша» – такой внимательный и заботливый, не отходит от нее практически ни на шаг. До поры до времени это оставалось для нее загадкой…

За несколько дней до родов Михаил, оставив Тату на попечение гувернантки, перевез Наташу в Москву, где обеспечить надлежащий уход за молодой матерью и младенцем было проще, чем в загородном поместье. 24 июля Наташа родила мальчика.

Этот день Михаил запомнил на всю жизнь. Волнуясь, он ходил по кабинету, и думал только об одном: хоть бы с его ненаглядной Наташечкой и ребенком было все в порядке! Эта мысль не покидала его ни на секунду. И каким же счастьем стали для него слова доктора Рахманова:

– Поздравляю Вас с рождением сына и наследника!