Текст книги "Блондинка в Токио"

Мартецкий (мрачно): Угу. Как-то так.

Профессор: А не фиг трахать всех подряд, голубчик!

(Пауза. Все потрясённо молчат, впечатлённые возвышенным слогом доктора наук).

Профессор: Но, в принципе, я ни в чём не уверен… А вдруг это сделала Ира?

Ядвига: Ира?! Бросьте, Николай Андреевич! Вот уж, действительно, ерунда. Горазды вы фантазировать!

Я (с сомнением): Знаете, мне – человеку со стороны – показалось, что Ира и Беата были близкими подругами. Ира так плакала, так переживала… Я права? Они дружили?

Профессор (презрительно): Вздор! Да вы, милочка, с лестницы упали.

Вот негодяй!

А не разбить ли ему окуляры?

Ядвига: Николай Андреевич, как вы грубы! Откуда Елене знать о нюансах взаимоотношений в нашем коллективе?

Мартецкий: Николай, не хами! Но вы, Леночка, конечно, ошиблись. Мысленно поставьте рядом Ирину и Беату. О какой дружбе может идти речь?

Ядвига: Согласитесь, наша бесхитростная сорокалетняя толстушка, одетая в китайский трикотаж, очень мало подходит на роль Беатиной подруги.

Профессор: Ирине ещё сорок не стукнуло.

Ядвига: Да ладно!

Профессор: Ей слегка за тридцать. Или даже двадцать семь. Она девочка совсем.

Ядвига: Хорошо, не буду спорить. Но сути это не меняет. Ира и Беата ни за что на свете не подружились бы.

Мартецкий: Беата вообще была не способна дружить. Ира – женщина простодушная и ранимая. В её необъятной груди бьётся чуткое сердце. Она, конечно, незамысловата, и немного странно смотрится в нашей компании хорошо зарабатывающих карьеристов и модников, но мы её любим. Кроме того, она отличный работник. Говорю вам как её непосредственный начальник.

Профессор: А пакостница Беата совершенно необоснованно гнобила Иру. Вечно писала на неё докладные.

Мартецкий: И умудрялась же повод найти! Какое отношение она имела к нашему отделу? Но Беата ко всем цеплялась. Я был вынужден вновь и вновь идти к генеральному и объясняться по поводу каждого доноса. Ира отличный работник, но у неё тяжёлая ситуация дома. Больной муж, сын-охламон. Несчастная женщина. У неё огромные долги по кредитам.

Ядвига: Беата буквально выдавливала её из нашей фирмы! Зачем? Может, приглядела местечко для кого-то своего?

Мартецкий: Скорее, из спортивного интереса. Но я в любом случае не позволил бы уволить Иру.

Профессор: Ха, если только генеральный не решил бы уволить вас обоих! А ещё Беатка попрекала Ирочку пышными формами. Глумилась, можно сказать!

Мартецкий: Это точно. И совершенно зря. Потому что Ира – идеал женщины.

Ядвига (ревниво): Вадик, а как же я?

Мартецкий (страстно): А ты – богиня! Ты вне конкуренции!

Я (чтобы не отставать): А я?

Мартецкий: Вы, Елена, восхитительная незнакомка, способная, я подозреваю, добавить нам проблем.

Профессор (желчно): Да-да. Вот-вот. Всё конспектируете, конспектируете… Добром это не кончится.

Я: Безусловно. И совсем не зря я конспектирую! Смотрите сами. Сначала вы хором заявили, что у Иры Ромоховой нет абсолютно никаких мотивов убивать Беату. И тут же накидали мне столько вариантов, что никаких сомнений не остаётся: убийца – Ира!

Ядвига (возмущённо): Да нет же! Послушайте! Ира никого не способна убить. Она – океан доброты.

Я: Зато этому «океану доброты» теперь не угрожает увольнение!

Мартецкий: Повторяю, я бы не позволил выгнать Иру. Генеральный прислушивается к моему мнению. Кроме того, Валерия Владимировна тоже всегда была готова прикрыть её своей грудью.

Профессор: Гораздо более скромной, чем у Иры.

Мартецкий: Да уж. По пышности и необъятности бюста у Иры конкурентов нет.

Ядвига: Вот вы негодяи! У вас одно на уме!

Я (разочарованно): Как жаль. Была такая внушительная мотивация. И всё рухнуло. Ладно. Честно говоря, из всей вашей компании, одна Ира мне и симпатична. Она хотя бы порыдала. А всех вас труп в салоне вроде бы и не волнует. Бездушные!

Мартецкий: Нет, Леночка, вы ошибаетесь! Мы не бездушные, а просто более сдержанные. Скупы на проявление эмоций.

Профессор (тихо): Вот же прицепилась. Сыщица доморощенная!

Ядвига: Николай Андреевич, вы опять грубите! А сами-то ничего не помните?

Профессор: Что?

Ядвига: Да то! Полгода назад вы гонялись за Беатой чуть ли не с бензопилой! Хотели у неё срезать пуговицу с фиолетового костюма!

Профессор (кисло): Не было такого.

Мартецкий: Было! Я тоже помню.

Ядвига: Эффектный такой костюмчик…

Мартецкий: Сильно обтягивающий!

Ядвига: С очень красивыми пуговицами. Вот, совсем как у Елены.

Профессор: И что вы себе вообразили?

Мартецкий: Я знаю, знаю! Ты очень злопамятный мальчуган. Небось, все эти полгода вынашивал идею, как прикончить Беату. Хотел отомстить.

Профессор: Чушь!

Мартецкий: Совсем не чушь! Ты действительно очень злопамятен. Помнишь, я тебе нечаянно чай пролил на клавиатуру? Так ты мне сзади незаметно штаны чикнул ножницами. И я полдня ходил позорился, сверкал волосатой ляжкой.

Ядвига: Не переживай, у тебя чудесная ляжка.

Профессор (вредно): Все вы – молодые, отвратительные придурки!

Ядвига: Нет, правда, Николай Андреевич! Из-за пуговиц вы превратились в натурального маньяка! Думаете, мы не знаем, зачем вы заняли у Беаты такую крупную сумму? Опять же, чтобы истратить на вашу коллекцию.

Профессор: Отстаньте, а? Я взрослый человек. И не обязан ни перед кем отчитываться.

Ядвига: Да вы весь коллектив затерроризировали! Страшно уже и в новом пальто прийти, если на нём вдруг оригинальные пуговицы.

Профессор (встрепенувшись): Ты купила новое пальто?

Ядвига: Вы как увидите какую-нибудь пуговицу, так у вас взгляд меняется. Даже Фредди Крюгер побоялся бы отказать вам. А Беата сглупила.

Мартецкий: Пять тысяч долларов долга… Плюс драгоценная пуговица…

Профессор: Ой, да отдал бы я эти деньги, отдал! Что вы привязались!

Мартецкий: Вот ты и попался, Николаша!

Профессор (ласково): Ядвигушка, девочка, так ты прикупила новое пальтишко? Наверное, такое лёгкое, весеннее, да? А кто производитель? Дизайнерское? Да, да? Я прав?

Ядвига ничего не ответила, только покачала головой. Повисла задумчивая пауза.

Я нервно оглянулась в поисках ножниц. Бог с ним, с итальянским костюмом, жизнь дороже.

Рейс 2579. Метод сократовской иронии

Лера продолжала работать. Она листала какие-то таблицы на экране ноутбука, завернувшись в плед и прихлёбывая кофе из чашки. А могла бы посмотреть фильм на мониторе, вмонтированном в спинку кресла, или послушать музыку, или поспать.

Труженица!

– Познакомилась, наконец, с профессором, – доложила я.

– Восхищена твоей коммуникабельностью, – буркнула Валерия и оторвала взгляд от экрана. – И что тебе не сидится? Носишься туда-сюда, как тушканчик. Неугомонная.

– Зато согрелась.

– И как тебе профессор Риенко?

– Мороз по коже. Какой он мизантроп! Да и вообще, думаю, у него не все дома.

– Что касается науки, он гений. У тебя глаза подозрительно блестят. Ленка, вы что, пили?

– Самую капельку, за знакомство. Скажи, а был ли у профессора мотив устранить Беату? Стервозная блондинка его ничем не обидела?

– Ты же только что общалась с народом. И тебе ни о чём не рассказали?

– Ой, да вы все такие скрытные! – соврала я, не моргнув глазом. Мне хотелось услышать версию Леры. – Так как? Беата ничем не обидела Николая Андреевича?

– Разве что денег дала. Пять тысяч долларов.

– Пять тысяч долларов! – притворно изумилась я. – Так он у неё занял?

Надо сказать, тут я использовала метод сократовской иронии. Он заключается в том, чтобы прикинуться полным валенком, предоставляя собеседнику право всё тебе разъяснить и разжевать, как малому ребёнку.

На эту уловку ведутся все без исключения: ведь так приятно почувствовать себя на голову выше собеседника, показать, насколько ты компетентен и осведомлён.

– Занял. Беата постоянно ему напоминала об этом. Но курс доллара в очередной раз прыгнул вверх, поэтому профессор всё никак не мог вернуть долг. Вся фирма была в курсе их сложных финансовых взаимоотношений.

– И чем же это не мотив?

– Тем, что слишком прозрачен. Во-первых. А во-вторых… Да, Николай Андреевич, конечно, безумно эксцентричен. Но не до такой степени, чтобы травить людей.

– Может, Беата ему ещё как-то насолила?

Лера пожала плечами.

– Ну, если только пуговицу для него пожалела.

– Вот! – воскликнула я. – Ты опять про какую-то пуговицу! Но ничего не объясняешь.

– Какая же ты настырная! Дело в том, что наш Николай Андреевич – страстный коллекционер пуговиц. И уже немножко сдвинулся на этой почве. Как сорока, тащит в гнездо всё яркое и необычное и аж дрожит от вожделения. А Беата ему отказала. Слёз, обид, слюней было море. Наш профессор ходил по всем кабинетам и жаловался на коварство блондинки. Но это было давно, где-то полгода назад. Согласись, пуговица – не повод для убийства. И Николай Андреевич слишком любит комфорт и атрибуты благополучной жизни, чтобы всем этим рисковать из-за мелкой обиды.

– Теперь понятно! – я картинно хлопнула себя ладонью по лбу. – Хорошо, что ты мне всё объяснила. Он и у меня просил. Даже вдруг показалось, что профессор сейчас вцепится зубами мне в грудь, чтобы отгрызть с костюма пуговицу.

– Да, Николай Андреевич вполне на такое способен.

– И после этого ты говоришь, что для него пуговица – не повод для убийства?

– Это всего лишь его пунктик.

– Это не пунктик, а психопатология. Лечиться надо.

– Да ерунда, не обращай внимания. Зато с ним не соскучишься. Знаешь, что мы подарили профессору на день рождения? Угадай!

– Пуговицу?

– Точно! Специально заказали у местного художника, нам сделали одну-единственную и неповторимую, в багровых тонах с вкраплениями серебра.

– Николай Андреевич был счастлив?

– Не то слово! Он плакал. Серьёзно! Развернул бумагу, открыл коробочку, замер, перестал дышать… А потом у него по щекам потекли слёзы.

– И это были слёзы счастья, – хмыкнула я. – Боже! Куда я попала! Профессору явно надо подлатать крышу. Пока совсем не обрушилась.

– Пуговицы – его милое хобби. Пусть.

– Да он же убить за них готов, – я нервно посмотрела вниз, на свои итальянские пуговицы.

– Не утрируй.

– Хорошо, на время забудем о безумном профессоре. А Вадим Мартецкий? У знойного красавца с Беатой был роман?

– Был. Небольшой кратковременный романчик, – прерывисто вздохнула Валерия. – Мартецкого, с его потрясающей внешностью, Беата, конечно, не могла пропустить.

– Сколько же любовников было у этой девицы!

– Наверное, бездна. Думаю, она брала от жизни всё. В последнее время у неё завёлся кто-то очень богатый, на огромном «мерседесе» антрацитового цвета с непрозрачными стёклами. Наверное, какой-нибудь депутат. Видела пару раз, как «мерседес» подбирал её у офиса, а она ныряла рыбкой внутрь салона.

– Ладно, мифические любовники Беаты нас не интересуют.

– Почему?

– Они же не являются пассажирами этого самолёта. Убийца Беаты находится рядом, здесь, в салоне, а не на земле.

– Понятно.

– Кстати, Лера, мы недостаточно подробно обсудили твои мотивы…

– Видимо, природная деликатность не позволила тебе копнуть глубже, – ухмыльнулась однокурсница.

– Что ты, деликатность не является моим сильным качеством.

– Значит, ты просто никудышный сыщик, раз не сумела проявить настойчивость.

– Да, сыщик я никакой. Так, развлекаюсь, чтобы время в полёте занять. Ну и? Выкладывайте карты на стол, дорогая Валерия Владимировна.

– Да нечего мне выкладывать. Но… Стыдно признаться…

– Что? – насторожилась я.

– Сейчас, когда представляю, что теперь мы не будем встречать в офисе Беату, на сердце становится невероятно легко. Просто какой-то праздник.

– Ты жестокая.

– Я понимаю, что нельзя так радоваться. Ведь погиб человек… Но Беата была на редкость вредоносной штучкой. Неуемный сексуальный аппетит, безнравственность, склочность! Иногда – после очередной выходки – и впрямь хотелось её прибить.

– Странно, что вы не сделали этого раньше.

– Месяц назад она так меня подставила! Приехали иностранные партнёры, и генеральный назначил внеплановый сбор. Беата позвонила мне вечером и сообщила: «Валерия Владимировна, завтра в половине десятого совещание. Его величество приказали передать». И я купилась на эту старую, как мир, уловку! Нарисовалась к девяти, как обычно, стала готовить бумаги… И услышала от генерального: «Один раз в жизни, Валерия Владимировна, можно было бы прийти на полчаса раньше». Оказывается, он назначил совещание на половину девятого. Был ужасно мною недоволен… И ведь ему не объяснишь, что тебя подставили: решит, что пытаюсь оправдать собственную неорганизованность. А Беата сделала невинные глазки – ой, ну как же вы не расслышали, я вроде чётко сказала «в половине девятого»?

– И зачем ей всё это?

– Вот такая она вредина. Была.

– Знаешь, что? Пойду-ка растолкаю японцев. Подозреваю, выяснится, что им Беата тоже сделала какую-нибудь гадость.

Рейс 2579. Персонажи

Валерия закрыла и спрятала ноутбук, одними губами сказала мне гудбай! и, натянув до подбородка плед, свернулась улиткой на соседних креслах.

Я листала свой блокнот. Полёт заканчивался. Надо подвести итог моим детективным изысканиям.

«Жертва: Беата, 28 лет. Директор по маркетингу компании «Фармаконика». Сексуальный идол. Стерва, нимфоманка, вредительница.

Шкала оценки:

Наличие мотива – от 0 до 5.

Способность подозреваемого совершить преступление – от 0 до 5.

Подозреваемые:

1. Марина, 25—30 лет. Бывший сотрудник компании, ныне – стюардесса «Частных Уральских авиалиний». По вине Беаты лишилась высокооплачиваемой и перспективной работы, из компании выставили с позором. Переквалифицировалась в стюардессы, так как её репутация отличного рекламщика была загублена. 5 / 5.

2. Ирина Ромохова, около 40 лет. Простушка, добрая душа и размазня. Из-за происков Беаты могла запросто лишиться работы и, следовательно, стабильной зарплаты. А для неё это смерти подобно – больной муж, сын-бездельник, кредиты. 5 / 0.

3. Ядвига, около 40 лет. Сотрудник отдела научных разработок, роскошная дама с божественным голосом, смелая, раскованная. Бездна шарма и природного обаяния. Почему-то ненавидела Беату. Но за что конкретно? Неясно. Никто мне не объяснил. 3 / 5.

4. Вадим Мартецкий, 40—45 лет. Директор отдела научных разработок. Знойный красавец и обаяшка. Очень, очень хорош собой… Если бы я не любила так сильно Константинова… Стоп, не надо отвлекаться. У Мартецкого была интрижка с Беатой, после чего девица стала его преследовать и угрожать разоблачением: красавчик провернул какую-то финансовую махинацию. 4 / 4.

5. Профессор Николай Андреевич Риенко, 67—70 лет. Доктор фармацевтических наук, научный консультант. Чокнутый коллекционер. Мог бы конкурировать с Беатой по степени вредности – только она девица, а он маленький мстительный старичок. Имеет склонность к гадким выходкам. Задолжал Беате пять тысяч долларов. Она ему – красивую пуговицу. 3 / 5.

6. Валерия Осокина, моя однокурсница. Директор отдела продаж, без пяти минут коммерческий директор «Фармаконики». Главный специалист компании, правая рука генерального. Авторитетна, уважаема коллегами. Но только не Беатой. Та постоянно делала Валерии гадости. Тем не менее, Лера с удовольствием убила бы не Беату, а меня – за то, что двадцать лет назад я увела у неё жениха. 2 / 5».

Итого: шесть подозреваемых, один лучше другого!

Я захлопнула блокнот и окинула мысленным взором вереницу фигур – они появлялись передо мной, как на большом экране, и растворялись в темноте, уступая место следующему персонажу.

Вот красивая, самоуверенная Беата, ещё живая… Мы в аэропорту Нарита, у выхода на посадку. Девушка с негодованием вытаскивает из сумки испорченные чернилами вещи и суёт мне в руки листок с запутанной интеллект-картой. Всего несколько минут нашему знакомству, а Беате уже удалось меня удивить – и яркой красотой, и наглостью, и пристрастием к перьевым ручкам…

Вот туманно усмехающийся красавчик Мартецкий – гвардейская стать, рост, плечи. Что он прячет за своей показной циничностью? Он весь – сплошной обман. Роскошная внешность идёт в комплекте с первыми вестниками импотенции. Он занимает в компании высокий пост директора отдела научных разработок, однако его высокоорганизованных научных мозгов не достаточно, чтобы разработать и провернуть финансовую операцию.

Дальше. Восточная куколка в оранжевой униформе – вишнёво-чёрные глаза и намертво приклеенная к губам улыбка – стюардесса Марина. Скомпрометированная, уязвлённая. Выставленная с позором на улицу, потерявшая хорошую работу.

Заплаканная толстушка Ира. Как странно видеть её – такую незамысловатую и несовременную – в этой компании. Однако она удачно вписалась в коллектив. Все, кроме Беаты, относились к ней с симпатией.

Кто идёт следом? Моя язвительная однокурсница Валерия. Когда-то – нищая студентка, а теперь – холёная дама с претензиями, крутой топ-менеджер. Тайно влюблённая в Мартецкого и мечтающая о должности коммерческого директора.

Дальше – вредный маленький старичок, одетый с иголочки, как итальянский жиголо. Профессор Николай Андреевич…

А потом – преданная любимым мужем Ядвига, отчаянно пытающаяся доказать всем, что ей уже не больно…

Ещё раз заглянула в блокнот, полистала страницы. Итак, будучи законченным мизантропом, я нисколько не сомневалась, что абсолютное большинство Беатиных коллег нашли бы в себе нравственные и физические силы отправить девушку на тот свет. Единственно, кого можно было сразу вычеркнуть из списка, так это Иру Ромохову. Хотя откуда мне знать? Возможно, её истерика была наигранной…

Поразмышляв над ситуацией ещё немного, я вдруг поняла, что импровизированное расследование больше не отвлекает меня от собственных проблем. Мысли о моих отношениях с Константиновым заполнили всё пространство вокруг, как горячий липкий туман.

Что с нами будет?

Удастся ли сохранить наш союз?

Неужели наша история закончилась?

Невесёлые раздумья достигли своего апогея в тот момент, когда шасси самолёта коснулись земли. Я смотрела в иллюминатор, в мокрую темноту, расцвеченную огнями аэропорта, и гадала, приехал ли Володя меня встречать.

Екатеринбург. Аэропорт Кольцово

Сначала нас очень долго не выпускали на волю.

Второй салон самолёта спешно покинули японские пассажиры – их отфильтровали несколько деловых мужчин в штатском. Вероятно, это были сотрудники службы безопасности аэропорта. Я надеялась, что и меня сразу же отпустят: ведь я не имею никакого отношения к «Фармаконике» и её междоусобным войнам. Однако фокус не прошёл, меня не выпустили. Мы остались сидеть на своих местах под прицелом колючих взглядов.

Затем нас, убийц, под конвоем провели в здание аэропорта и рассортировали по служебным помещениям, предварительно забрав самое дорогое – сумки со смартфонами и прочим имуществом. Ни позвонить, ни причесаться, ни носик припудрить.

Я очутилась в одной компании с Ирой и Николаем Андреевичем – нас троих закрыли в маленьком кабинете со стеклянной стеной, расчерченной горизонтальными полосками жалюзи.

– Вас-то почему не отпустили, Елена? – устало зевнула Ира. – Как же хочется домой! Принять душ, смыть с себя всё это… Ужасно, что с нами приключилось… Телефон отобрали, бессовестные! Разве так можно? Мы же не преступники! Что нам скажут? Почему мы здесь сидим? Сколько ещё ждать? Ох!

Профессор стойко хранил молчание. Он разместился на стуле, высоко закинув ногу на ногу, и постукивал пальцами по хрупкому колену. Выглядел импозантно, так, словно и не провёл долгое время в полёте, да ещё и рядом с трупом. Седая ухоженная шевелюра профессора сверкала серебром в ярком свете ламп, стёкла крутых очков блестели, дорогой галстук золотился шёлковой нитью. Глаза доктора наук вспыхивали мрачным огнём, когда его алчный и недовольный взгляд задерживался на моём бюсте. Я давно уже не обольщалась – понимала, что моя грудь волнует профессора так же мало, как перепёлку – котировки на фондовой бирже. Его интересовали только пуговицы.

В окне, разгоняя ночной мрак, сиял прожектор

– Елена Владимировна? Пройдёмте со мной, – вежливо пригласил парень, заглянувший в нашу комнату…

В соседнем кабинете на столе стоял ноутбук. Антон Николаевич, больше похожий на молодого доцента, чем на сотрудника правоохранительных органов, ловко колотил по клавишам, записывая каждое моё слово. Мне казалось, что я сдаю экзамен, уточняющие вопросы сыпались как из рога изобилия. На двадцатой минуте нашей беседы Антон Николаевич всё ещё не иссяк, хотя основательно меня утомил. Я уже три раза попыталась прилечь на стол, скрестив руки, но въедливый молодой человек тут же поднимал меня новым вопросом. Его глаза были обведены чёрными тенями многодневного недосыпания, волосы торчали гребешком – но не так, как это модно у молодёжи, а словно его выдернули из кровати в разгар ночи, и он даже не подумал заглянуть в зеркало. Несмотря на прилипчивость, Антон Николаевич, в целом, вызывал симпатию – свои бесконечные вопросы он задавал мягким и уважительным тоном и не сводил с меня заинтересованного взгляда.

– Елена Владимировна, давайте ещё раз уточним. Я всё же не совсем понял. Вы первый раз в жизни прилетели в Токио, отправились в выставочный центр Биг Сайт и там случайно столкнулись с подругой по институту? Вы с ней не виделись более двадцати лет. А тут приехали – и сразу встретились в толпе. Так, что ли?

– Угу, – я уже основательно клевала носом.

Дорога домой затягивалась. Сколько прошло часов с того момента, когда в отеле Кейо Плаза я собралась в дорогу – надела изящную дамскую амуницию, колготки, туфли, костюм… Сейчас всё это превратилось в орудие пытки, впивалось, резало, давило. Правда, после посадки я поменяла шпильки на сапоги, но что с того! Сапоги у меня тоже на высоких каблуках, и сейчас измученные ноги жгло огнём.

Мне, вообще-то, уже не двадцать!

А юный следопыт продолжал расспрашивать, уточнять, выведывать. И все мои ответы кропотливо вбивал в память ноутбука.

Летописец!

– Итак, вы не виделись с подругой целую вечность. И вдруг…

– Нет, я бы не сказала, что мы с Валерией Осокиной являемся подругами.

– Нет?

– Мы просто однокурсницы… Но что вас смущает, Антон Николаевич?

– Трудно поверить, что вы случайно встретились в огромном выставочном комплексе. И за несколько тысяч километров от дома. В безумной толпе!

– Более того! Наша встреча была неизбежна.

– Как это? – удивился юноша.

– Смотрите. Мы обе прилетели в Токио с одной целью – принять участие в международной медицинской выставке. Лера вместе с коллегами представляла компанию «Фармаконика». Я приехала на разведку по поручению Шарлотты Венсан.

– Подождите, я не успеваю! – Шорох клавиатуры.

– Антон Николаевич, вы это уже записывали!

– Разве? Про Шарлотту Венсан вы говорите впервые. Кто она такая?

– Моя заказчица. Она тоже планирует принять участие в японской выставке, потому что это престижно и перспективно. А я приехала, чтобы изучить ситуацию, осмотреться и…

– Но почему вы сказали, что ваша встреча с Валерией Осокиной была неизбежна? Ой, извините, я вас перебил!

Какой вежливый мальчуган!

– Потому что, попав на выставку, я никак не могла пройти мимо стенда «Фармаконики».

– Почему?

– Все знают, что это екатеринбургская фармацевтическая компания, её продукция известна всей стране.

– Да, это так. И что с того?

– Представьте, что вы прилетели в Нью-Йорк и где-нибудь на Манхэттене вдруг увидели ларёк «Уральские пирожки». Неужели вы бы не подошли? И не расспросили бы продавца об этимологии названия?

– Этимо… что?

– Не важно! Подошли бы?

– Безусловно, – признался Антон Николаевич и вздохнул. – Я люблю пирожки. Мама вкусные печёт – с яйцом и луком, с яйцом и рисом, с печенью. А ещё с морковкой.

– Да ладно! Никто не любит пирожки с морковкой!

– О, у моей мамы они обалденные! – снова вздохнул парнишка.

Я вдруг загрустила.

Подумала о том, что Натка, любимая дочь, никому не сможет сказать, что её мама печёт обалденные пирожки с морковкой. Её мама чем только не занимается! Мечется по планете, выступает с лекциями на медицинских выставках, торгует криозамораживателями, пьёт текилу (а потом не может вспомнить, не прикончила ли накануне собутыльников). И так далее.

Но пирожки с морковкой…

Это вне моей компетенции.

– Значит, Елена Владимировна, вы увидели логотип екатеринбургской компании и направились к стенду, чтобы пообщаться с соотечественниками?

– Точно. Никак не смогла бы пройти мимо.

– А раз вы никак не прошли бы мимо, то и встреча с однокурсницей была предрешена!

– Абсолютно верно, – пробормотала я, с ужасом осознавая, что если мы с такой тщательностью будем анализировать каждое моё слово и телодвижение на выставке, то наш разговор с Антоном Николаевичем не закончится никогда.

Однако диалог с приятным молодым человеком был прерван. Дверь кабинета позади меня открылась, и я услышала за спиной мужской голос:

– Антон, давай, дальше тут я сам. Иди, разберись с вещдоками…

Я вдруг почувствовала, что моё сердце проваливается в чёрную бездну и летит вниз, судорожно трепыхаясь.

Этот голос был хорошо мне знаком.