Текст книги "Ад под ключ"

– Хану и Серене Немилову. Мне ведь надо было кем-то прикрыться. Для этого я и изучал личные дела членов правления. Немилов показался мне наиболее подходящей кандидатурой, хотя компромат я нашел на каждого. Точнее, мне помогли его найти. Малину мне испортил чертов Биткоин. Но элемент неожиданности есть в каждом деле. Паша поперся на крышу вместе с Суве именно в тот момент, когда меня там ждал Хан. Немилова я просто-напросто подставил, чтобы потом шантажировать. Он стал невольным свидетелем наших с Ханом разборок. Что до самого Хана… – он тяжело вздохнул. – Я сказал, что для него есть заманчивое предложение. Он, в отличие от тебя, сразу понял, что я все еще мент. У блатных на это звериный нюх. Но Хан не думал, что я на него наброшусь и применю болевой прием. У меня ведь репутация интеллектуала. Я не дуболом, а сыщик.

– И что же сделало тебя убийцей? – напряженно спросил Сажин.

– Ты. И запомни: я не убивал, а выполнял приказ, понятно? У меня была группа прикрытия, вся операция тщательно планировалась. Разумеется, опера, которые приехали на место происшествия, были не в курсе. Бандитскими группировками занимается другое ведомство. Куда меня временно перевели. Мое новое начальство прекрасно понимало, что чужому человеку к тебе не подобраться. Было несколько совещаний. Предпочтительнее было внедрить в группировку человека нейтрального, того, кто не знал тебя лично. Фээсбэшника какого-нибудь. Но ты был настороже. Ты правильно понял, что в «БуЗу» внедрят информатора. И я решил, что лучше будет, если им стану я сам. Мне пришлось врать жене, я не имел права сказать ей правду. Мне ни разу я жизни не было так тяжело, клянусь! Я возненавидел свою работу!

– Я думал, ко мне в колонию друг приезжает. А это, оказывается, был агент спецслужб. Уж лучше бы ты отказался. Да, купился я, подумал, что ты тоже прозрел, – поморщился Сажин. – А ты, оказывается, предпочел остаться у кормушки.

– Ты даже не хочешь понять, что произошло. Ты заигрался. Решил собрать армию. Планировал захват власти, причем не легитимно, в рамках закона, а готовил вооруженное восстание. Я не понимаю, на что ты рассчитывал. Главной твоей ошибкой было то, что ты притянул к «БуЗе» ОПГ, я тебе уже говорил. После этого ты сам стал бандитом. И твоя «БуЗа» – это ОПГ. Чтобы ты сам ни думал и что бы ни говорил. Ты заметил, кто в тебя стрелял там, во дворе, когда Дым бросился под пули? Собровец. Закон тебя больше не защищает. Никто, кроме меня. А теперь суди сам, друг я тебе или нет, – Алексей замолчал и отошел к парапету.

Сажин смотрел на него, словно боролся с искушением. Алексей намеренно стоял в расслабленной позе. Он хотел, чтобы Сажин сделал выбор осознанно.

– Немилова именно я предупредил, – дожимал он. – Не секретарша твоя, а я. У нас с ним была договоренность. Я его «разоблачаю», но даю возможность сбежать за границу. План был такой: после того как Хан убит, твоя «БуЗа» разваливается. От нее откалываются бандитские группировки, забирают деньги из общака. Остается бизнес да юридический департамент. Бизнесменов разогнать нетрудно, они, как тараканы шустрые, чуть что – шасть в темноту, все с двойным гражданством и недвижимостью где-нибудь в Италии – Испании, те, которые поумнее. Самые ушлые с израильскими паспортами. Спрячутся, и не найдешь. А дураки сядут. Как их обирают, сам знаешь. Кочарян – не та фигура, чтобы грамотно обороняться. Как только запахнет жареным, он тут же уволится. Теплое местечко для него всегда найдется. Зачем многодетному отцу криминальные проблемы? Такой был расклад после убийства Хана. Все было на мази, но ты, черт тебя дери, полез в драку! Ну, навалял ты Кирею. Думал, с рук, что ли, сойдет? И ты после этого станешь авторитетом у блатных? Ни разу не угадал. Ты для них всегда будешь второй сорт. Они под «мужиками» не ходят, даже под авторитетными. У них свои тузы. Которые пока еще предпочитают договариваться с ментами, а не с теми, кто идет против законной власти. Потом: ты поссорился с Дашей, на которую я очень рассчитывал! Ты, по сути, поставил меня в безвыходное положение. У меня приказ: ликвидировать. Раз другим не удалось и ты теперь повсюду ходишь с охраной, а стрельбы во что бы то ни стало надо избежать, то это должен сделать я. А теперь скажи, друг я тебе или нет?

– Всё против меня. – Сажин, казалось, приходил в себя. Взгляд его сделался осмысленным и немного посветлел. Теперь в нем отражалось свинцовое небо.

Алексей все гадал: Сажин сам хочет спрыгнуть с крыши или его столкнуть? А может, вместе, в обнимку? Он понимал, что сильно рискует. Но он должен был подставиться, чтобы показать: я твой друг. Я один и без оружия. И без прикрытия. Хочешь убить – убей. Но лучше вместе подумать, как выжить.

И Сажин отошел от парапета.

– Ночью Гриша умер в больнице, – глухо сказал он. – Жаль парня. Я ведь его опекун. Не будь меня, Гришку признали бы недееспособным, у него ведь трешка почти в самом центре Москвы. Лакомый кусок для черных риелторов. Гриша был все равно что ребенок. Очень уж доверчивый. Отчего все думали, что с придурью. А он был классным водителем, ответственным исполнителем. Спас, называется. Под пули подставил. А ведь он был мне верен. Гриша, Дым… Все ушли. Теперь вот ты.

– Я остаюсь… Как ты сказал? – встрепенулся он. – Гриша умер?

– Да. Рана воспалилась из-за того что поздно доставили в больницу, началось заражение крови. Вроде здоровый парень, а не сдюжил. Надо тело из морга забрать.

– А у него что, нет родственников?

– Родители погибли в автокатастрофе, братьев-сестер нет. А дальних родственников искать у меня времени нет. Эти пираньи сами объявятся. Я им приманку не кину. Поэтому хоронить Гришку придется мне. Как же я устал носить траур!

– Потому что слишком долго носил белое. А ведь это выход, Дима. Тебе надо умереть. Мы все устроим. Гриша нам поможет.

– Ты хочешь сказать… Нет, так нельзя.

– Он бы очень хотел быть тобой. Он мне сам об этом говорил. Вот и будет. Я думаю, Грише это понравится. Это царский подарок, Сажин. Бог тебя любит. Прими это как знак.

– Нет, я так не могу. Сбежать после того, как угробил столько людей и дело.

– Я обещал Даше тебя вывезти. Она ждет.

– Врешь!

– Я ей звонил. Мы долго говорили. Она тебя простит и примет обратно. С оговорками, но…

– Мне – унижаться перед женщиной?

– Перед твоей женой. Кто у тебя еще остался? – сердито спросил он. – Я да она.

– Скажи мне одно: почему ты столько времени тянул? – глухо спросил Сажин. – Ты мог сразу мне сказать.

– Доверие зарабатывал. Мне ведь надо было доказать, что я на службе, выполняю приказ. Подбираюсь к преступнику с целью ликвидации.

– Выходит, все это время ты был двойным агентом, – усмехнулся Сажин. – И вашим и нашим.

– Можешь себе представить, как мне было тяжело? Еще вчера сидел, ломал голову, как буду тебя спасать. Положим, паспорт я тебе достану. Не самая большая проблема. Но где мне раздобыть твой труп?

– Ты так уверен, что надо меня спасать? – тяжело посмотрел на него Сажин. – А может, ну его? Сбитый летчик, туда мне и дорога.

– Ты просто поспешил. Тебе надо отсидеться. Остыть, если хочешь. Ну, куда ты ломанулся? Комплекс Монте-Кристо? Забудь. Все благородные чувства остались в прошлом веке. А сейчас у нас, образно говоря, моральное бездорожье. Все ненавидят всех. Не только бедные богатых. Низший средний класс кроет тех, кому живется чуть лучше, бюджетники костерят ипэшников за то, что им не надо по графику ходить на работу, бизнесмены – госслужащих, провинциалы – москвичей, которые обкладывают матом провинциальное быдло, разве что в ненависти к олигархам все единодушны. А ты кто? Ну, бывший олигарх. Так ведь все уверены: наворовал. Ненавидят каждого, кто живет чуть лучше. Некого объединять и некуда. Каждый сам по себе и со своим мнением. И уж точно, бороться за кого-то другого никто не будет. Все борются исключительно за себя, и то по большим праздникам, а чаще помалкивают, не понимая, что таким образом лучше не будет никому. Ведь получается, что одновременно все борются и против себя же. Создавая разрозненное, озлобленное большинство. Пока мы не научимся договариваться и уступать, а главное, доверять честным людям, каковые все же остались, всякое сотрясение воздуха бесполезно. Но ты еще нестарый человек, Сажин. Мужик в самом соку. Время еще есть. Я думаю, тебе стоит сохранить жизнь. Иначе бы я на это не подписался.

– Хорошо, давай попробуем.

– Первое: разговор останется между нами. На людях ты со мной холоден, мы в натянутых отношениях после смерти Дыма. Второе: завтра хоронишь Гришу. По-тихому, на ближайшем деревенском кладбище, в будни, понял? Третье: сегодня нанимаешь клининговое агентство и начинаешь приводить в порядок свой дом на «Риге»…

– А это еще зачем?

– Четвертое: вопросов больше не задаешь. Я говорю: ты делаешь. У меня очень мало времени, Дима. Ты должен был умереть еще вчера. Я отговорился только тем, что все должно случиться в безлюдном месте. Чтобы избежать человеческих жертв. Чего мне это стоило, если бы ты знал! Ты все понял?

– Не дурак, – напряженно сказал Сажин. – Постараюсь тебе подыграть.

– И соберись, – сурово сказал он. – Сам на себя не похож. А ведь ты был такой борзый, Сажин. Отчаянный, крутой. Ох, какой крутой! Как сейчас помню: в белом свитере, штанах в обтяжку, с наглой улыбкой. «Я – Сажин». «О боже, какой мужчина» – так я подумал, когда ты впервые вошел в мой кабинет. А сейчас черный, как головешка. Да, прибило тебя. А ты соберись. Море вылечит, солнце согреет. Глядишь, и мысли какие появятся. Ну, вперед! – и он ободряюще хлопнул Сажина по плечу.

На балкон по узкой винтовой лестнице Дмитрий Александрович спускался первым. Алексей шел следом, глядя на широченные сажинские плечи в черном пиджаке, и думал о том, как много предстоит сделать за эти сутки. Хорошо хоть, план есть и Сажин с ним согласился. Но делать-то ему.

К полудню на деревенское кладбище приехали три машины: катафалк с пустым салоном, в котором стоял один только заколоченный гроб да лежала пара венков, следом Сажин на своем белом «Мерседесе», а процессию замыкал огромный черный джип с охраной. Крутые машины у покосившихся ворот, на фоне могил с ржавыми оградами и облупившимися крестами смотрелись довольно-таки нелепо.

Двое могильщиков уже ждали. Было холодно, и работали они споро. Надгробных речей не было, заколоченный гроб без помпы опустили в свежевырытую яму и наскоро закидали землей. Сверху поставили венки.

– Поехали, – кивнул охране Сажин и направился к своей машине.

Те задержались, осматриваясь. На кладбище было пусто, хоронили здесь редко, а могилы навещали только на Пасху да в Родительскую. Так что охранники не суетились и осматривались больше для порядка. Один из могильщиков нерешительно подошел к самому, как ему показалось, важному, и, глядя на него снизу вверх, просительно сказал:

– Прибавить бы. Земля, вон, промерзла. Долго возились. Да корни пришлось рубить. Вишь, начальник, береза рядом с могилой растет?

Телохранитель Сажина молча полез в карман за деньгами.

– Это кто ж такой? – закуривая, спросил могильщик. Его руки тряслись то ли от холода, то ли с похмелья.

– А тебе зачем? – усмехнулся телохранитель.

– Видать, олигарх. Только чего он здеся забыл, в нашей дыре?

Ответить ему не успели. За воротами раздался мощный взрыв. Могильщики испуганно присели и обхватили руками головы, нагнув их к самым коленям. Охранники, матерясь, кинулись к горящему «Мерседесу».

– Хорошая машина, новая, – с завистью сказал Алексей лежащему сзади, на полу, между задним сиденьем и спинками передних кресел Сажину. – И каких денег стоит! Жалко.

– Пожалел бы – не поверили. Слушай, езжай быстрей, мне тут тесно, – сердито сказал тот.

– Там было бы лучше? – кивнул Алексей на оставшийся сзади факел.

– Жарковато. Уж куда-куда, а в ад спешить не надо.

– Это точно. Как мужики? Надежные?

– Знают только двое. Не подведут.

– Я обратил внимание: третьего грамотно закрыли. Он видел то, что надо. Нужные показания даст. Тело ты сам грузил?

– Сам. Ночью еще. Вроде никто не видел. Часы, обручальное кольцо, даже одежда моя. Гриша был почти с меня ростом. Ботинки только оказались великоваты. А как у тебя? Вдруг будут делать генетическую экспертизу?

– Вот если бы я не выждал месяц, а сразу попытался бы тебя вывезти за границу, инсценировав твое убийство, тогда бы стали проверять. Сейчас вряд ли. Тем более Алиса не знает. За ней какое-то время будут следить.

– Это хорошо, что она меня ненавидит, – в темноте усмехнулся Сажин. – Димку жалко. Сначала папа, потом дедушка.

– Тебя-то мертвого он не видел, не тупи, – сердито сказал Алексей. – Скажут: дедушка уехал. А потом объявишься, когда все утихнет.

– Куда ты меня везешь?

– К себе на дачу. Несколько дней выждем. Визу в паспорт поставим.

– И как меня теперь будут звать?

– А тебе есть разница?

– Не хотелось бы стать Хулио Педро.

– Я рад, что ты в такой момент можешь шутить.

– А что мне еще остается? – проворчал Сажин. – Раз я труп.

– С часок еще придется полежать на полу, Дима.

– А ты уверен, что за тобой не следят?

– Не уверен. Сейчас никто ни в чем не уверен. Будем надеяться на знак. Если Богу еще нужна твоя жизнь, он поможет. Если нет, так и тягаться с ним смысла нет. Ему-то всегда виднее.

– А я думал, Леха, что ты атеист!

– Когда в тебя стреляют, очень уж хочется верить в бессмертие души… Если бы ты знал, как я жил эти полгода…

– Я никогда этого не забуду.

– Давай без пафоса. Все равно я твердо решил изменить свою жизнь.

– Начальству-то отрапортовал?

– А как же! Доложил о ликвидации объекта. «Ухожу от погони».

– А не боишься, что и тебя…

– Всего боюсь. Только давай мы с тобой потом будем бояться? За деньги спасибо. Очень пригодились. Дружба дружбой, но заплатить пришлось. За левую симку, на подставное лицо, за паспорт, за то, что прикрыли. Чуть ли не впервые порадовался, что в этой стране всегда будут брать взятки. Погранцам еще надо занести. Подстраховаться.

– Кто ж такое устроил?

– Есть люди, – он с благодарностью вспомнил Юрку Панова. Который говорил всегда только правильные вещи и делал тоже.

Но давно уже не все в порядке в «Датском королевстве». Во властных структурах наметился раскол. Сажин многим нужен. Потому что он прирожденный лидер и отличный организатор. Мужчина с харизмой, что тоже немаловажно. В одиночку Алексей бы не справился.

…Через три дня он вез загримированного под новый паспорт Сажина в аэропорт. Оба волновались, но вида ни один не показывал.

– Удачи, – сказал Алексей, провожая Дмитрия Александровича на паспортный контроль. – В самолете отбей сообщение. На тот номер, который я тебе назвал. Помнишь?

– Сплошная конспирация, – проворчал Сажин.

– А ты как хотел? Остальное сделает Даша. Общаться с твоей «вдовой» мне не запрещено. Я по-прежнему друг семьи.

– Взаправду или роль такая?

– Иди, – сказал он сердито. – Хорош трепаться, не на митинге. Авось увидимся когда-нибудь.

– Увидимся, – уверенно сказал Сажин и, крепко пожав ему руку, поправил на плече лямку модного рюкзака и двинулся к турникетам. Этот рюкзак Алексей покупал сам, лишняя запоминающаяся деталь, отвлекающая внимание, не помешает. Всем ведь не заплатишь, не дай бог какая-нибудь ретивая девчонка, из новеньких, забьет тревогу.

Глядя, как уверенно Сажин шагает на паспортный контроль, Алексей с удовлетворением подумал, что за эти три дня Дмитрий Александрович изменился. Какая-то новая его ипостась в черных ботинках, черных брюках и белом свитере.

«Переходный период», – с измученной улыбкой подумал он. «А свитер на нем все-таки белый…»

«Порядок», – получил он эсэмэску через полтора часа. Это означало, что самолет, в котором сидит сейчас Сажин, готовится к взлету. Алексей, который сам сидел в это время в машине на стоянке у аэропорта, устало закрыл глаза. Некстати вспомнился фильм про Штирлица, как тот спал также в машине на обочине.

«Тоже мне, разведчик», – обругал он сам себя. «Ночью от страха почти не спал. Все могло в любой момент сорваться. Похоже, ничего не боятся только мертвые. А у меня и сейчас еще мандраж…»

Он все-таки уснул, прямо в машине. А когда проснулся, подумал, что пора начинать новую жизнь. Его прошлое стремительно набирало сейчас высоту в почти что новеньком аэробусе, чтобы улететь навсегда. Алексею даже показалось, что он видит его в вечернем московском небе.

…Они стояли у выхода из зоны выдачи багажа, Сашка жался к матери и, не узнав отца, который был в парике с густой челкой, закрывающей шрам над левой бровью, и с усами, застеснялся и спрятался совсем. Сажин улыбнулся и, нагнувшись, взял сына за руку:

– Привет!

– Усы тебе не идут, – серьезно сказала Даша.

– А что идет? Пластическая операция? – подмигнул он.

– Надеюсь, до этого не дойдет. Здравствуй, Дима. Ты вернулся?

– Как видишь, – он крепко прижал к себе сына, который узнал наконец отца и пошел к нему на руки.

– Ты не понял. Я спросила: ты вернулся?

– Да, – сказал он твердо и наконец решился ее обнять.

Так они и стояли вдвоем, обнявшись, с ребенком на руках, и не обращали внимания на суету в зоне прилета. Зимой в Италии был не сезон, но желающие побродить по солнечному Неаполю все равно находились. А некоторые приезжали сюда зимовать, на Амальфитанское побережье, где жила сейчас Даша. Сажину никогда не нравилось на юге Италии, и он не планировал здесь надолго задерживаться. Все надо начинать сначала. Встречаться с людьми, организовывать бизнес, возобновить тренировки…

Но главное – вернуть себе семью. Как только он потерял надежный тыл, все и посыпалось. Ему нужен сдерживающий фактор, чтобы не терять головы. Мнение, которому он доверяет. И это счастье, что Даша нашла в себе силы выслушать его. А уж он попытается убедить жену отменить решение о разводе. Отсюда, из Италии, они должны уехать вместе.

Эпилог

Прошла неделя. Алексей отъелся после того, как несколько дней перебивался одними только бутербродами, отоспался после пышных «похорон» Дмитрия Александровича Сажина и решил наведаться в «БуЗу». Он ожидал, что огромное здание опустело, спортивный клуб закрылся, оргтехнику вывозят, люди разбежались. Но, к его несказанному удивлению, в «БуЗе» жизнь кипела.

В огромном «аквариуме», юридическом департаменте, отделенном от основного помещения оргстеклом, царь Тигран важно прохаживался между столами, за которыми сидели погруженные в работу юристы. Увидев Алексея, Кочарян демонстративно отвернулся. К нему подошла знакомая Алексею блондинка и протянула папку с документами. Под понимающими взглядами сотрудников пара уединилась в кабинете начальника.

На втором этаже, где Алексей вышел по привычке, деловито сновали нагруженные папками работники бухгалтерии. В дверях Алексей столкнулся с розовой от волнения Вандой Бруновной Суве и спросил:

– Переезжаете?

– Расширяемся, – озабоченно сказала она. – Мне дали отдельный кабинет.

– Чайник не забудьте.

– Что? Ах, да, – она поправила челку, и Алексей заметил, что Ванда Бруновна покрасила волосы. Видать, в сетевом гипермаркете вчера была распродажа краски для волос. И косметичку Суве даже не раскрывала, когда собиралась сегодня на работу.

– А что здесь вообще происходит? – с интересом спросил он.

– Мне некогда, спросите у начальства, – отмахнулась Суве и подлетела к уронившей папку сотруднице: – Осторожнее! Это же копии платежных поручений!

«А где начальство?» – сам себя спросил Леонидов и шагнул в лифт. На третьем этаже его остановила охрана:

– К кому?

– К начальству!

– Пропуск есть?

– А как же! – он достал из кармана пропуск.

– Это старый, – презрительно сказал прыщавый хлыщ в черном костюме.

– А что, уже есть новые?

– У нас есть. А у вас?

– А у нас старая информация. Странно, что меня вообще сюда пропустили.

– Да, странно. Видать, вы все еще в списке. Надо сказать, чтобы вычеркнули. Ждите здесь, – велел хлыщ и сунулся в приемную.

Алексей замер у дверей.

– Проходите, – нелюбезно сказали ему минут через пять.

В приемной у президентского кабинета по-прежнему сидела Даша.

– А там кто? – кивнул он на заветную дверь.

– Это хорошо, что вы сами пришли, – сурово сказала Даша.

– Не понял?

– У нас реорганизация. Впрочем, сейчас вам все скажут. Одну минуту, я доложу, что вы ждете в приемной, – и Даша направилась к белой двери с табличкой, на которой все еще было написано «Президент Дмитрий Александрович Сажин».

«Вообще-то, я не жду», – разозлился он, слушая барабанную дробь, которую рассыпали по ламинату Дашины каблучки. На ней сегодня было нарядное платье, лицо тщательно подкрашено, волосы уложены.

– Проходите, – сверху вниз кивнула ему Даша, вернувшись от шефа.

Он вошел.

– Приветствую, – проскрипел Гербер, не поднимаясь из-за стола.

Алексей усмехнулся. После Сажина – Гербер, которому этот кабинет идет как корове седло. Паникер и почти что состоявшийся самоубийца. Интересно, что сказал на это его психиатр? Гербер устроит ему кабинет прямо здесь, за ширмой?

– Я, собственно, собирался отдать распоряжение секретарше, чтобы вас вызвали. Вы отсутствовали на рабочем месте несколько дней.

– У меня были уважительные обстоятельства. Как вы знаете, Сажина убили.

– На этот счет были оставлены соответствующие распоряжения.

– Да вы что? Так это вы наняли киллера?

– Я не так выразился, – оскорбился Гербер. – Я имел в виду, что в случае устранения президента и председателя правления по какой-либо причине полномочия оных переходят ко мне. Это записано в уставе.

– Поздравляю, – скептически сказал Алексей. – Но боюсь, боксерские перчатки Дмитрия Александровича будут вам великоваты.

– У меня другие методы, – нашелся Гербер. – У нас реорганизация. В связи с чем ваша должность упразднена. Вы уволены, – злорадно сказал Яков Карлович. – Формальности уладите в отделе кадров.

– Это совпадает с моим желанием, – усмехнулся он. – Один вопрос: а что здесь теперь будет?

– Общественная организация «Будущее за нами», – торжественно сказал Гербер.

– И чем заниматься будете?

– Консалтинг, девелопмент, развитие детского спорта, организация спортивных соревнований…

– Военно-патриотическое воспитание…

– Ирония неуместна, – поджал и без того тонкие губы Гербер. – Вы отнимаете у меня время. А я еще не вполне вошел в курс дела, – Яков Карлович поправил похожий на жирную селедку серо-голубой галстук.

– Еще одна шарашкина контора, – тяжело вздохнул Алексей. – Отмыв бабла. Значит, сыщики вам не нужны?

– Покиньте помещение, а не то я вызову охрану.

– Не трудитесь. Мне здесь делать нечего, – и он вышел в приемную.

– Уволили? – злорадно спросила Даша.

– Я всегда знал, что женщины злопамятны. Тебе злость не идет, у тебя лицо стареет. Сразу видно, что тебе тридцать.

– Мне двадцать восемь!

– Никогда бы не подумал, – и он положил ей на стол пропуск. – У тебя взгляд старухи, купи себе имиджевые очки. Счастливо оставаться.

…Когда жена пришла с работы, он был дома.

– Ты разогрел мне обед? – удивилась Саша.

– Все равно делать нечего. Давай поедем куда-нибудь, погуляем?

– На улице холодно. И сегодня вторник.

– А что, в Москве по вторникам не подают к столу спектаклей или каких-нибудь концертов? Ну, уж выставка какая-нибудь завалящая обязательно найдется? Жоп-арт какой-нибудь.

– Леша, перестань. Ты неуважительно относишься к искусству!

– Купить билет на концерт – какое же это неуважение? А я готов потратиться в честь такого дня.

– Леша, что с тобой? – Саша присела на диван и посмотрела ему в глаза. – Что опять случилось?

– Я уволился из органов.

– Вот новость! Ты еще в начале ноября уволился!

– Ты не поняла. Я действительно уволился из органов. Я не вернусь на работу в полицию.

– А тебя что, опять позвали?!

– Долго объяснять, – он тяжело вздохнул. – Когда-нибудь я наберусь смелости и расскажу тебе эту историю. Но не сейчас. Сейчас я очень устал, Сашенька. Мне надо вернуться.

– Откуда?

– Из того ада, в котором я прожил почти год. Когда я опять начну спать по ночам, я подумаю о том, что делать дальше.

– Такое лицо у тебя обычно бывает, когда ты разгадал очередную детективную головоломку. И мы обязательно куда-нибудь едем. Или идем в ресторан.

– А что? Давай рванем. Я тебя приглашаю. Мне дали выходное пособие. Можем кутнуть. Если хочешь, поедем отдыхать.

– Куда?

– Допустим, в Италию.

«Мне надо улучить момент и поговорить с Алисой, – подумал он. – Это последнее, что связывает меня с прошлым: дочь Сажина. Надо грамотно вывести ее из того состояния, в котором она находится. Начнем с того, что обсудим с Алисой Дмитриевной эскиз памятника для семейной могилы. А там, глядишь, и до сути дойдем. Как только я пойму, что Алиса печалится о смерти отца, я скажу ей правду. А сдается мне, Алиса Дмитриевна долго не сможет его ненавидеть. В ее жизни должен быть мужчина, рядом с которым она может хоть немного побыть слабой. Просто потому, что она – женщина».