Текст книги "Мой нелучший друг"

Глава 18

На неделе предстояла встреча с администратором агентства, с которым истекал контракт. Время летит незаметно. Отрывая лист календаря, убеждаешься, что закончилась осень. Пытаешься что-то подытожить. Понимаешь, что ничего глобального и существенного не случилось за этот период. Становится грустно. А осенняя хандра – вещь унылая и необратимая.

Сашка уехал, я продолжала покорять клубы, отрабатывая контракт, и все надеялась на Его Величество Случай. Все без изменений. А так хотелось праздника. Хотелось осуществления желаний! И все еще хотелось стать Звездой. Певицей на все времена.

– Смирнова, мы согласны пролонгировать с вами контракт при одном условии, – елейным голосом размазывала слова крашеная блондинка.

– Я слушаю.

– Слушать надо не меня, а директора, – тянула силиконовые губы девица.

– Вы сказали об условии, – я сдержала первый порыв врезать блондинке в пластилиновый рот одной левой.

– Агентству не интересен отработанный материал. Смените внешность, сходите к хирургу и засияете с новой силой.

Я чуть не задохнулась от такого предложения.

– Где директор?

– Игорь Александрович будет через час, – хлопнула она ресницами.

– Тогда зачем меня пригласили на это время, если его нет?

– Чтобы вы обдумали наше предложение.

Я плюхнулась в кресло. Первой мыслью было: бежать. Бежать подальше. Но вторая мысль была более прагматичная: куда? Что ждет меня там, за стенами этого агентства? Опять слоняться в поисках работы, перебиваться случайными заработками и ныть, напоминая о себе бывшим продюсерам и коллегам? На ТВ шла ротация следующего поколения шоу-талантов. Новые звезды жгли небосклон. Юные амбиции стремились покорить неприступный город. Смазливые лица создавали гороскопы нынешнего шоу-бизнеса.

– Смирнова, – вывело меня из оцепенения блондинистое чучело в приемной.

Я повернулась вполоборота. Знак неуважения. Типа того.

– Игорь Александрович подъезжает, возьмите свои документы.

Директор явился, напевая что-то себе под нос. Видимо, им владело прекрасное расположение духа. Прождав в приемной более часа, я ввалилась в кабинет без приглашения.

– Игорь Александрович, – заявила со старта, – на операцию не согласна. Считаю, что пластика в моем возрасте вредна для здоровья.

– Э… простите, а вы кто?

– Виктория Смирнова, – растерялась я, – вот контракт…

Он взял бумаги, покивал головой, почитал и вновь поднял на меня глаза.

– Значит так, я предлагаю дописать в ваш договор некую другую сумму, – внезапно предложил он.

– Если я сделаю пластику, это я поняла.

Я стала торопливо объяснять ему свою позицию.

– Понимаете, я не согласна…

– Стоп! Откуда эта навязчивая идея? Прекратите истерить.

– От вашей секретарши…

– Танечки? – поднял брови.

– Крашеной блондинки, – кивнула я.

– Ха, интересно!

Директор поднялся из-за стола и зашагал по кабинету. Я следила за его передвижениями и не могла понять, о чем он думает. Он медленно подошел ко мне, взял двумя пальцами за подбородок и приблизил свою усатую физиономию.

– Деточка, обещаю дописать к твоему гонорару нолик, если ты в конце выступления будешь снимать с себя одежду.

– Но… Вы…

– Я бы даже сказал – срывать. В порыве страсти. У меня есть новая песня. Ты подходишь по типажу.

Я чувствовала, как его пальцы вонзаются в мое горло, заставляя судорожно хватать воздух. Чудовищное предложение никак не вязалось с моим пуританским воспитанием. Непристойность была даже не в том, чтобы оголяться на сцене. Я никогда не критиковала стриптизерш. Они выбрали этот вид танца своим занятием. Но поющая стриптизерша – это слишком. А тем более, я мечтала стать певицей с большой буквы. Настоящей, на все времена. Такая мерзость никак не вписывалась в становление моей карьеры.

– Оголенными телами, микрошортами, смазливыми рожицами, глупыми песенками никого не удивишь, – откровенничал он, отпустив мое лицо. – Я придумал новый проект. Начинаем работу. Пиарить буду по всей стране. Это будет шоу высшего класса. Такого еще не было! У каждой из моих девочек будет особая роль. Разные типажи, песни, разные тела, объемы. Крутые бедра, голые попки, трясущиеся сиськи на сцене под аккомпанемент собственного голоса, – он закатил глаза.

Желание бежать окрепло и обрело форму.

– Ты выйдешь в кожаном плаще и высоких сапогах, как Миссис Смит, – вырисовывал он мне ближайшее будущее своей буйной фантазии.

– Споешь первый куплет, сбросишь плащ. Зритель будет загипнотизирован, возбужден, заинтригован. Он весь в предвкушении и ждет продолжения. Музыка ускоряется, ты входишь в транс, ловишь оргазм, бьешься в экстазе. Избавляешься от одежды и последние аккорды дотягиваешь на высоких нотах. Можешь вести себя как угодно распутно. Микрофон на стойке, стойка в твоем распоряжении. Но петь обязана. И раздеться! Полностью! Зал взорвется, задохнется и испытает блаженство. Это будет кайф! Настоящий опиум для народа!

– Но я…

– Нет, никаких накладных звездочек и перьев на груди. Голая плоть! Страсть! – понял по-своему мой неудачный лепет продюсер.

– Но я не хочу…

– Ладно, стойку можем убрать. Можешь использовать наушник. И сапоги можешь оставить. Снимать их на сцене не очень эротично.

– Послушайте, Игорь Александрович!

Но ошалелый директор, одержимый новым творением, видел воочию свое шоу на сцене и был скорее похож на фанатика, чем на бизнесмена. Не исключено, что в данный момент его разумом владел наркотик. Этим грешат почти все деятели в культурной сфере. Он меня не слышал.

– Я не согласна! – закричала я что есть силы.

– Но ты подходишь, – изумился он отказу.

– Я не согласна, – повторила твердо, но тише.

– Ты чё, не поняла, какая тебе улыбнулась удача? – Глаза директора округлялись. Азарт покидал безумный взор. – Да девки драться будут за это место. Такая возможность! Показать себя всему миру. Гастроли, будешь петь.

– Так? Так не буду.

– Да что ты? Спать не буду, раздеваться не буду, – кривлялся он, – а что ты будешь? Кому на фиг нужна?

Я стала пятиться к двери. Не исключено, что весь разговор прослушивался Танечкой из приемной. Черт с ней! Бежать. Надо бежать! Ничего он мне не сделает. Не заставит. Тем временем продюсер глотнул воды и опять стал надвигаться.

– Твои безликие прелести, замотанные в тряпки, не торкают. Не стрекочет, ясно? Будешь участвовать в шоу – оживишь даже Ленина, – хамил продюсер. – Иначе вылетишь как щепка.

– Вылечу?

– Вылетишь!

– Контракт истек, – напомнила я. – Вы мне должны за последний месяц.

– Что? Да что ты?

– Отдайте гонорар, и больше вас не потревожу, – пообещала я, сдерживая слезы от бессилия. –  Я… Я заработала эти деньги.

В горле предательски дрожал комок и мешал твердо вести переговоры. Я прижалась спиной к входной двери и готова была бежать. Даже без денег. В этот момент в сумке зазвонил телефон. Я быстро приложила мобильный к уху.

– Малыш, я приехал.

Это был Женька. Мой любимый друг Женька. Он вернулся из Америки. По щекам покатились слезы.

– Жень, забери меня, а?

Я быстро назвала адрес и выскочила из кабинета. Танечка вяло помахала мне вслед.

Глава 19

В тот день я снова потеряла работу. Но впервые об этом не жалела.

Сашка был на сборах, и я пригласила Женю к себе. Где еще встречаться с лучшим другом? Не вести же его в кафе. Друг только вернулся из Америки, увез меня из проклятого офиса агентства, спас, можно сказать, из лап наглого продюсера. Мне есть что рассказать Женьке и у него накопилась масса историй. Лучшего места, чем кухня, найти невозможно. Там за столом приятнее всего вести задушевные разговоры. Никто не подслушает, не помешает.

Я так обрадовалась Женьке, что щебетала всю дорогу до дома. Мы отпустили такси и поднялись на третий этаж.

– Живешь не одна?

Только переступив порог, Женька цепким взглядом исследовал прихожую.

– Нет, с парнем.

– Кто такой, чем дышит? – как можно более равнодушно спросил друг.

– Футболист. За сборную страны играет, – гордо ответила я.

Женька бросил короткий взгляд на Сашкину обувь.

– Спортсмен, значит?

– Да, нападающий.

– Звучит угрожающе.

Женька слегка улыбнулся, помог мне снять верхнюю одежду и прошагал на кухню. Я пошла следом. Поставила чайник, достала чашки и печенье. Женька выудил из пакета бутылку вина.

– Давай начнем по-взрослому, как ты считаешь?

Я радостно кивнула. Он разлил вино в бокалы, задавая вопросы как бы между прочим.

– Давно вы вместе?

– М-м-м… надо подумать.

– Вик, девушки такие подробности помнят.

Он меня раскусил. Я не хотела говорить с Женькой на любовную тему. Он только вернулся, у нас впереди целый вечер. Он столько всего видел, пересек океан, говорил на английском языке, жил и работал среди чужих людей. Неужели нет ничего интереснее моей личной жизни? Я вздохнула, улыбнулась и быстро произнесла:

– Мы знакомы почти год, живем вместе третий месяц.

– Да, – щелкнул пальцами друг, – давно меня не было. Тебя нельзя оставлять одну.

Я рассмеялась его шутке.

– Ну давай, за встречу.

Мы подняли бокалы, чокнулись и понеслось.

К концу вечера я так разошлась в пересказывании своей жизни, вместившейся в промежуток одиннадцати месяцев, что не услышала хлопок входной двери. В тот момент, когда я крепко держалась за Женькину руку и, хохоча, изображала одноногую цаплю в центре кухни, из темноты коридора появился Сашка. Я не сразу поняла, как это произошло и откуда он взялся. Вытерла выступившие от смеха слезы, приняла нормальное положение и сдавленным от гортанного смеха голосом глупо спросила:

– А что ты здесь делаешь?

Саша молча смотрел на меня и постепенно белел. Скулы сжимались с такой силой, что мне казалось, еще чуть-чуть и треснет челюсть. Он станет плеваться зубами и от злости меня ударит. Но Сашка пялился на меня круглыми глазами и сжимал губы. Я прокашлялась, залпом допила вино в бокале и вспомнила о Женьке.

– Это Женя, мой друг. Только что из Америки.

Я показала пальцем на Женю, и Саша перевел взгляд на моего гостя.

Женька продолжал сидеть за столом, удобно развалившись на стуле, и даже не попытался подняться в знак приветствия. Мужчины посмотрели друг другу в глаза. И отвернулись. Мне стало неловко.

– Что здесь происходит?

Саша придвинулся ко мне ближе.

– Я… это… мы встретились, поговорили, выпили немного.

– Это я уже понял, – он бросил взгляд на пустую бутылку.

– Понимаешь, я была в агентстве, и мне там предложили сделать пластику, а потом продюсер рассказал о новом шоу. Я хотела бежать, а тут как раз позвонил Женька и я…

Рваными кусками прожитого дня я пыталась быстро всунуть информацию в Сашкин мозг. Получалось плохо. Он смотрел на меня, как бык на красную тряпку, и совсем не поворачивался в сторону Женьки. Тот же, напротив, наблюдал за моей оправдательной сценой из-под полуопущенных век.

– И ты его пригласила в наш дом?

Сашка надвигался, недобро сверкая глазами. Я стала пятиться к окну.

– Ты не должна оправдываться, – раздался Женькин голос.

Мы оба замерли, развернулись и уставились на него. Женька сидел в той же вальяжной позе и смотрел мне в глаза.

– Ты не должна оправдываться, Вика. Ты ничего крамольного не совершила. Да, выпила три бокала вина с лучшим другом. Ну и что?

Последний вопрос был адресован Сашке. Сашка мгновенно выпрямился. Я поспешила вмешаться.

– Женя – мой одноклассник, старинный друг, понимаешь? Он на днях вернулся из Америки, целый год там жил, представляешь? А сегодня позвонил. Я как раз была…

– Это я понял, – перебил Сашка, – какое удачное стечение обстоятельств.

– Нет, неудачное. Я работу потеряла, а Женька просто меня оттуда забрал.

– Какое удачное совпадение, – повторял как заклинание Сашка, – я за порог, ты – любовника в дом.

Я замерла, как будто меня окатили кипятком. Лицо стало пунцовым. Женька хмыкнул. Сашка стукнул кулаком по столу.

– Хватит ломать комедию!

– Ты с ума сошел?

Я схватила Сашку за руку. Кровь отхлынула от лица, глаза быстро-быстро заморгали.

– Что ты говоришь, Саша?

– Вика, такого я от тебя не ожидал, – прошипел он сквозь зубы.

– Саша, это мой друг. Мой друг, – по слогам произнесла я.

– Какой друг? Ты мне о нем не рассказывала.

Саша сверлил меня взглядом. Я чувствовала себя как на допросе. Без вины виноватая.

– Он был в Америке, и когда мы с тобой познакомились…

– А, я все понял, – в который раз перебил он, – когда этот уехал, ты нашла меня. Очень удобно!

– Я думаю, вы неправильно понимаете ситуацию, – наконец-то встал из-за стола Женя.

– А тебя никто не спрашивает, – рявкнул в его сторону Сашка.

– И все-таки, я бы хотел, чтоб вы дали возможность Виктории рассказать. А вы все время ее перебиваете.

Сашка раздул ноздри и стал надвигаться на Женьку.

– А ты кто такой? Ее адвокат? Чего лезешь, куда не следует?

Женька был невозмутимо спокоен. Я наблюдала за этой сценой ревности, как из окопа. Как будто через экран. Я не я и ситуация эта не моя. Все было какое-то трагическое, неправдоподобное. Сашка, стиснув кулаки, приблизился к Женьке. А тот, будто издеваясь, был расслаблен и иронично настроен.

– Вика говорила, что вы нападающий. Но я думал, это относится к футболу.

В чашу терпения Петрешенко упала последняя капля. В одну секунду он взмахнул кулаком и, вложив в удар всю свою злость, расквасил нос противнику. Женька закрыл лицо руками от боли. Я закричала. Сашка посмотрел на окровавленный кулак, схватил сумку, брошенную в прихожей, и выскочил за дверь.

Я смотрела на происходящее стеклянными глазами. На меня напал столбняк.

– Дай салфетку, – попросил Женька.

Я отмерла и кинулась доставать аптечку.

– Ничего не надо, – отмахнулся он, – салфетку дай. Или полотенце.

Я с жалостью смотрела на друга, который скрылся в ванной, и не могла объяснить произошедшее. Что напало на Петрешенко? Почему он решил меня приревновать? Зачем так провокационно вел себя Женька? Куда ушел Сашка? И что со всем этим делать мне?

Глава 20

Когда Женька вышел из ванной, я сидела за столом, понурив голову и пила водку, найденную в запасах. Он остановился на пороге и тихонько засмеялся.

– Ты чего? – Я подняла заплаканное лицо.

– А ты чего? Есть повод лить слезы? Или травмировать организм крепким алкоголем?

Я положила голову на руки, согнулась в три погибели и застонала:

– Ты не понимаешь. Ты ничего не понимаешь.

– Ну конечно, я ведь не присутствовал на премьере трагикомедии, разыгравшейся в этой комнате. И это не мне дали в нос кулаком.

Я подняла голову и вытерла слезы. Мне стало жаль Женьку. И стыдно за Сашку. Такое противное чувство. Щемит и дергает изнутри. Я подошла к Женьке, погладила по лицу.

– Прости меня, – жалобно пропищала я.

– За что? – Он убрал мою руку.

– Больно?

– До свадьбы заживет.

– Я не знаю, что на него нашло, – начала оправдываться я и наткнулась на хитрый прищуренный взгляд.

Женька как-то особенно на меня смотрел. Не так, как всегда. Я осеклась. Он продолжал изучать меня сквозь полуопущенные ресницы.

– Ты стала другая.

– Может, – пожала я плечами, – немного.

– Эх, нельзя тебя было оставлять, – вздохнул он.

Мне стало неловко. Какой-то недружеский момент. Больше похоже на признание.

– Любишь его?

– Да, – после паузы тихо произнесла я.

– Он вернется, – в том же тоне ответил друг.

– Правда? – оживилась я.

– Правда.

– Откуда знаешь?

– Потому что тоже тебя любит.

Женька отобрал у меня рюмку и вылил остатки алкоголя в раковину. Я сидела за столом и глупо улыбалась во весь рот. Женька наклонился и поцеловал меня в макушку.

– Я пойду. Тебе надо побыть одной.

Я продолжала улыбаться, как мягкая игрушка Петрушка. Была у меня такая в детстве. Петрушка в ярком полосатом комбинезоне и колпаке с кисточкой. Ручки-ножки как тряпочки, ни стоять, ни сидеть не умеет. Но всегда с улыбкой. Вышитой красными нитками на круглом молочном лице. Самая позитивная игрушка.

– Не уходи, – неожиданно для самой себя я вскочила со стула и кинулась к Женьке. – Я не хочу оставаться одна.

Женька остановился и внезапно крепко прижал меня к себе.

– Не уходи, – прошептала ему в плечо.

– Я – не он, – сказал друг на ухо строгим голосом и стиснул мои плечи в объятиях. – Не путай, Вика.

Я дернулась и, если бы не Женькины руки, упала бы на пол.

«Может, он прав? – терзалась душа. – Может, я смешиваю понятия?» Тут же вспомнилась его прощальная фраза перед отъездом в Америку. Тот странный поцелуй. И сегодняшнее «до свадьбы заживет» обрело совсем другой оттенок. Может, Женька меня до сих пор любит? О, Господи!

Я отшатнулась и посмотрела на него, как будто видела впервые. Строгий взгляд смягчился, уголки губ улыбались.

– Мне лучше уйти, Вика.

Он поцеловал меня в лоб и вышел за дверь.

Ну вот, два самых важных мужчины в моей жизни решили одновременно меня покинуть. Почему? Почему это происходит? Почему это происходит со мной? Что делать? Куда бежать? Кому звонить?

Я схватила телефон и набрала Сашкин номер. Как и следовало ожидать, абонент находился вне зоны. Я отправила еще с десяток вызовов. Чтобы, когда он его включит, пришли сообщения о том, что я звонила десять раз. Он увидит, как я волнуюсь, и перезвонит сам.

Я посмотрела на часы. Звонить подругам поздно. Да и кто у меня остался, кроме Маринки? Только один верный друг Женька. Но он сегодня пострадал из-за меня. И хоть ушел недалеко, вряд ли захочет вернуться. Да и зачем? Слушать мое нытье?

Я вдруг четко осознала, что так ничего и не успела спросить у него. О нем, об Америке. Господи, да что я за подруга такая! Мне стало невыносимо стыдно. Я захотела тут же все исправить. Какая же я болтушка! Так хотела услышать о его жизни за океаном и не дала сказать ни слова. Схватила телефон и набрала Женькин номер. Он откликнулся после второго гудка.

– Почему не спишь?

– Жень, прости меня.

– Ты это уже говорила, – устало ответил он.

– Нет, за другое прости, – я закусила губу, – мы не успели поговорить. Я весь вечер только о себе болтала. А ты…

– Тебе не за что извиняться, – перебил он.

– Ну как это? Ты – мой друг, а дружба – понятие двустороннее.

– Рад это слышать. Но ты женщина. И тебе многое прощается по природе. Ты не можешь по-другому. Ты – эмоция, ты настоящая. Тебе хотелось поговорить, ты говорила. Когда тебе было так легко и уютно? Чтоб вот так на все темы, без тормозов?

– Э, – я задумалась, – не помню.

– Так вот и не стоит за это просить прощения. Никогда. Ни перед кем. Ты – женщина. И этим все сказано.

Я чувствовала, как наполняюсь волшебным ощущением восхищения. Мне хотелось, чтобы оно длилось вечно. Не прекращалось. Чтобы Женька говорил, говорил. Мне это было так важно. Как обезболивающая пилюля, как сеанс психоанализа или завораживающей мантры. Поэтому я спросила:

– Ты далеко ушел?

– Смотрю на твои окна.

Я заморгала от неожиданности. А Женя продолжал:

– Жду, когда ты их зашторишь.

– Что?

– Третий этаж, Вика. Мне на улице все видно.

Я забегала по кухне, как включенный в розетку пылесос. Натыкалась на стулья, шкафы, заглядывала за диван. Мне казалось, что комната светится насквозь. В каждом углу установлена прослушка, и каждый мой шаг известен наперед. Когда помутнение прошло, я поняла, что окна третьего этажа, освещенные изнутри, – отличная наблюдательная площадка с улицы. Но на окнах, кроме прозрачной белой гардины, ничего не было. Я пообещала себе завтра же купить плотные шторы на все окна съемной квартиры.

Вспомнила, что Женька еще висит на проводе, когда из мобильника послышался его голос:

– Вика, с тобой все в порядке?

Я взяла со стола мобильный и прижала к уху.

– Да.

– А что это за броуновское движение было? – хихикнул он.

– От тебя пряталась, – развеселилась я.

– Правильно, – он стал резко серьезным.

Я посмотрела на трубку. Я с Женей разговариваю? На всякий случай подула в микрофон.

– Ты изображаешь ветер? – спросил Женя.

– Я… э…

– Чего ты хочешь, Вика?

– Хочу, чтоб ты вернулся.

– Нет, Вика, – тем же голосом произнес он, – ты хочешь, чтоб вернулся твой футболист.

– Ты так считаешь? – еле слышно прошептала я.

– Еще ты хочешь стать звездой, – продолжал Женя, – но топаешь не по той дорожке.

– Как это не по той? – изумилась я.

Вмиг всплыли картинки гастрольной жизни, кастинг, договора, клубы, выступления. Я терпела унижения, испытывала страх, боль, отчаяние. Я пробивалась сквозь стену, сидела на диетах и мучила себя переживаниями. Бесконечно репетировала, шила за свои деньги костюмы, попадала в передряги и теряла подруг. Я прошла тернистый путь. И надеялась, что впереди меня ждет светлое будущее. И вдруг мой лучший друг бросает мне такое заявление. Да откуда он может знать, как я прожила этот год без него? По моим рассказам? Так я не все ему говорю, чтоб не травмировать.

– Как это не по той? – громко спросила я.

– Завтра расскажу, сегодня поздно.

Он собирался попрощаться. Ну уж нет.

– Я ведь не усну, Женя!

– Ты и так сегодня много перенесла. Новая информация в голову не поместится.

– Откуда ты знаешь, каких размеров моя голова? – разнервничалась я.

– Вик, давай, ложись спать. Я позвоню утром. Ладно?

– Нет.

Но он меня не слушал.

– Будет лучше, если ты с Сашей помиришься. Тогда будешь воспринимать все, что я говорю, спокойно и без истерик. Когда у женщины бушуют гормоны, серьезные дела лучше с ней не вести.

– Какие серьезные дела?

Я стояла у окна и размахивала руками в темноту. Там, на улице, где-то стоял Женька и вел со мной переговоры. Я хотела выглядеть убедительно. Пусть посмотрит, что я в трезвом уме и твердой памяти, вернется и все мне объяснит.

– Я привез из Америки классного продюсера. Он ищет сольную певицу. Хочет заниматься шоу-бизнесом серьезно. Об этом я хотел сегодня с тобой поговорить. О твоей карьере. А теперь спать. Спокойной ночи. Утро вечера мудренее.

И Женька отключился.

Я набрала его еще раз, но он сбросил. Я поняла, что настаивать не стоит. Кровь пульсировала в венах, виски отбивали барабанную дробь. Я не верила услышанному. Это реально вообще? Это происходит со мной? Это мой друг? Он так переживает за мою карьеру, что привез из Америки профессионала, чтоб мне помочь? Я ему настолько небезразлична? А я умею так дружить? А Сашка смог бы сделать для меня нечто подобное? Или он только и может от ревности кулаками махать?

Женька любит меня по-настоящему. Не как мужик, не как парень девушку. А так, как мать свое дитя. Беззаветно. И его чувства придают мне силы. С его поддержкой я добьюсь максимальных высот и достигну своей цели. Но как тогда быть с Сашкой? Он вряд ли поймет мою дружбу с Женей…

Вихрь вопросов жужжал в голове, пока не вымотал окончательно, и я уснула на сложенном диване, не раздеваясь.