Текст книги "Целительница. Первое испытание"

Приняв помощь, встала. Собиралась взять рюкзак – пусть и больше привычного рюкзачка, но тоже девчачий, со стразами, – но Кир успел первым.

– Предлагаешь свою кандидатуру? – хмыкнув, направилась я к выходу.

– А почему нет? – легко засмеявшись, парировал он. – Собой хорош, да и как собеседник неплох. Единственный мой недостаток – близость к императорской семье, но можно сделать вид, что ты об этом еще не знаешь.

– А то, что третьекурсник? – привела я, как мне показалось, весомый аргумент.

– А третьекурсники бывают разные, – многозначительно заметил он, но не удержался и рассмеялся снова. – Саш, первокурсники имеют право пригласить на бал любого. И если ты пригласишь меня…

– А я могу подумать? – вновь остановившись, посмотрела я на Кира.

Соглашаться вновь не хотелось – несмотря на собственную убежденность, что дружбы у нас не получится, пойти на бал я предпочла бы с Игорем. Отказываться…

– И не только подумать, но и отказаться, – словно знал то, о чем я даже не догадывалась, произнес Кир. – И если это случится, я не обижусь, а…

– …просто найду другую первокурсницу, с которой и пойду, – воспользовавшись паузой, чуть слышно закончила я за него.

А сама подумала, что, наверное, хотела бы иметь такого старшего брата. И не важно, что он выпендрежник. Просто…

Жаль, но просто ничего не было. Да и версия с братом не выдерживала никакой критики.

В ресторан, выбранный Надеждой Николаевной, я вошла за пять минут до назначенного времени. А ведь могла и опоздать. Сначала попала в пробку, затем искала вход, оказавшийся совершенно не там, где думала.

Заведение было не только пафосным – в его отделку явно вложили серьезные деньги, но и закрытым, обеспечивая своим посетителям определенный уровень уединенности. Если бы мое имя не было внесено в список приглашенных, внутрь я бы вряд ли попала.

Княгиня и мой двоюродный братец находились уже там. Илья, опередив метрдотеля, встретил меня у двери. Похоже, видел, как подъехала. Помог снять пальто – погода не испортилась окончательно, но все шло к тому, – проводил в небольшой закуток, отделенный от остального зала рифленым стеклом, по которому, чуть слышно шелестя, стекала вода.

Столиков у прикрытого магической защитой окна стояло два. Один – пустой, за вторым, накрытым на троих, сидела Надежда Николаевна.

В глаза почему-то бросилась стоявшая в центре бутылка вина и бокалы… Тонкое стекло. Прозрачное до звона.

Княгиня была взволнована. И хотя внешне придраться оказалось не к чему – ни грамма надменности или высокомерия, но сомнений в том, какое именно положение занимала эта женщина, не возникало, – однако для меня ее волнение выглядело очевидным. Полевая структура пылала сдерживаемыми эмоциями, что было не очень хорошо для ее состояния.

– Надежда Николаевна, – несколько торопливо подойдя к столику, укоризненно качнула я головой, – не бережете вы себя…

Больше ничего сказать я не успела. Она порывисто поднялась и, всхлипнув, крепко обняла меня.

– Девочка моя…

Ощущения были странные. И облегчение – она знала, кто я. И страх – о желании ее супруга устроить мою судьбу рассказал Андрей. И радость – всегда хотела иметь любящую бабушку. И даже какое-то предвкушение, причины которого мне были совершенно непонятны.

А еще было тепло. Словно после холода улицы, да в домашний уют с пылающим огнем в камине. И ароматом роз. Легким, ненавязчивым.

– Бабушка, – не выдержав чувств, что теснились в груди, произнесла я чуть слышно. И, бросив взгляд на Илью, смотревшего на нас с довольной улыбкой, больше не стесняясь, обняла ее в ответ.

Сколько мы так простояли – не знаю. Но когда Илья иронично хмыкнул, разрывая наше единство, резануло словно по живому. Слишком четким получилось понимание, чего именно лишили меня. Не отец с матерью – у меня даже мысли не возникло винить их в этом. Те, кто не принял их решения быть вместе.

Когда все-таки сели за стол, если легче и стало, то совсем чуть-чуть. Хотелось столько сказать, но говорить не получалось, слова застревали в горле. Оставалось только смотреть и улыбаться.

Первой себя в руки взяла Надежда Николаевна, что, впрочем, и неудивительно. Вызвав официанта, приказала подавать закуски.

Пока расставляли салаты и нарезки, говорили о мелочах. Княгиня расспрашивала про учебу, я – отвечала. Сначала не сильно вдаваясь в подробности, но бабушку… да, именно бабушку, а не Надежду Николаевну Воронцову, интересовало все. Преподаватели, однокурсники, предметы. Как разговорилась, сама не заметила.

Так же прошло мимо меня, как Илья наполнил бокалы вином. Как, ухаживая за мной, положил на тарелку салат…

И опять время словно одновременно шло и замерло. Снаружи секунды, сопровождаемые репликами и постукиванием приборов, собирались в минуты. А вот внутри…

Почему внутри все замирало от напряжения, я догадывалась. Рано или поздно бабушка должна была спросить про отца.

А вот что ей ответить, я не знала.

* * *

Андрей, которому я позвонила сразу после разговора с бабушкой, приехал к ужину. Принес коробку с пиццей, от которой пахло так соблазнительно, что я, ни слова не говоря, занялась сервировкой стола.

Пока он раздевался, мыл руки, управилась и я. А ведь собиралась отделаться только легким салатиком. После довольно плотного обеда вроде как и не хотелось.

Жизнь показала, что, даже когда есть ты уже не можешь, от вкусненького вряд ли откажешься.

В отличие от меня Андрей был голоден. Более того, единственным эпитетом, соответствовавшим его состоянию, было слово «зверски». Пришлось добавлять к салату еще и мясную нарезку, благо холодильник пустым не был.

Ел он вроде и спокойно, но как-то сосредоточенно-быстро. Как если бы опасался, что прервут в самый неподходящий момент.

Впрочем, с его беспокойным хозяйством все могло быть.

– Как Мария? – дав крестному утолить первый голод, аккуратно поинтересовалась я.

Если верить сумке, которую притащил с собой, спать Андрей вновь собирался у меня на диване.

И ведь не сказать, что была против, но имелись у меня смутные подозрения, что причиной этому была отнюдь не их ссора.

– Нормально, – вроде как безразлично ответил он, проводив взглядом кусок пиццы, который я перекладывала на свою тарелку.

Был тот уже вторым. Первый я съела, даже не распробовав.

– Ты не узнавал, когда мне можно приехать на примерку? – сделала я вид, что не заметила нежелания Андрея говорить на эту тему.

– Позвони сама, – на этот раз не скрыл он недовольства.

Поднял голову, посмотрел на меня. В глазах мелькнуло что-то непонятное, но тут же пропало, давая повод усомниться в собственной наблюдательности.

– Извини, – спустя секунду улыбнулся он мягко. – Устал я что-то сегодня.

– Я заметила. – Я ответила ему улыбкой. – Ляжешь…

Про пораньше я сказать не успела. Он отложил вилку и нож, вытер руки и только после этого достал из кармана поставленный на беззвучный режим магофон.

– Хлопонин.

Последовавшая пауза оказалась довольно длинной. И несколько напряженной – на лбу Андрея залегла тяжелая складка, намекая на усиленную работу мозга.

– Даже так… – качнув головой, наконец произнес он. – Я тебя понял.

Андрей отключился, вновь посмотрел на меня, потом на мой телефон, лежавший на краю стола.

Говорить что-то нужды не было, ситуация знакомая.

Отключив телефон, еще и «накрыла» его целительским куполом. На всякий случай. Это магофон не прослушать, а вот телефон вполне возможно. Через него – тоже, но только техническими средствами. Магическая защита лишала такой возможности.

– Что-то случилось? – закончив, подняла я на Андрея вопросительный взгляд.

– Что-то случилось, – повторил он уже без вопросительных интонаций и нажал на вызов.

Ответили ему не сразу.

– Ваше превосходительство, извините, что поздно, но тут… – Эта пауза была короткой. – Княгиню Воронцову завтра утром отправляют в имение под Пензой. Вроде как по причине ухудшившегося здоровья. Илью – на вольные хлеба с минимальным содержанием.

В отличие от спокойного Андрея я даже зажала рот ладонью, чтобы не сказать какую-нибудь непристойность.

В том, что все происходящее стало следствием нашей последней встречи, я не сомневалась, но чтобы так…

А Андрей между тем продолжил разговор:

– Да, предлагаю перехватить утром, на выезде из княжеского городка. А Илью на несколько дней в общежитие, пока все не утихнет.

Судя по тому, что следующей фразой Андрея было пожелание доброй ночи, его предложения были приняты.

Я только и дождалась, когда он уберет магофон:

– Что с бабушкой?

– С бабушкой? – иронично приподнял он бровь.

Вот ведь…

В последнее время я начала воспринимать крестного серьезно, успев позабыть, какой язвой он был в имении.

– Да, с бабушкой, – хоть и тревожилась, но ехидно протянула я. – И тебе лучше…

– Понял, – «сдаваясь», поднял он руки.

И очень хорошо, что продолжать в том же духе не стал. От нетерпения узнать, что происходит, я вполне могла сотворить какую-нибудь глупость.

Вот только начал он не с объяснений, а с вопроса:

– Илья об Игнате знает?

Хоть и получилось неожиданно, но с ответом я не задержалась:

– Нет. Об отце с Надеждой Николаевной мы говорили без него. Да и она… – Я чуть замялась. – Она только спросила, жив или нет. А я не стала ничего объяснять.

– Это хорошо… – Андрей посмотрел на меня с удовлетворением. – Будем считать, что ты оправдала мои ожидания. – Он вновь потянулся к приборам. – Надежда Николаевна подала на развод, что, как ты понимаешь, очень не понравилось ее супругу. А тут еще и ваша встреча…

– Он ведь знает, кто я? – нахмурилась я.

– Было бы удивительно, не узнай он об этом, – криво усмехнулся Андрей, перетаскивая на тарелку сразу два куска пиццы.

Я проводила их взглядом. В коробке оставалось еще два, но Андрею было нужнее, так что я, приподнявшись, переложила на его тарелку и их.

– А об отце? – нахмурилась я.

Признаться честно, я уже ничего не понимала. А ведь всего-то и должна была приехать в Москву, поступить в академию и тихонечко жить, не привлекая к себе внимания.

Не знаю, какую роль во всем происходящем сейчас сыграла моя везучесть, но ситуация изменилась с точностью до наоборот. Лично у меня сложилось ощущение, что именно я стала центром какой-то навороченной комбинации, к которой сама имела весьма смутное отношение.

– Предлагаешь спросить у него? – Андрей вновь приподнял бровь. – Саш, – изменил он тон, – мне нечего тебе сказать, потому что такие люди, как твой дед Воронцов, не просчитываются. Их можно прочувствовать, их действия – предугадать, но просчитать…

– Почему? – не забыв, что больше всего меня интересовала судьба бабушки и Ильи, все-таки спросила я.

– Потому что есть хитрые, есть мудрые, есть профессионалы. А он хитромудрый самодур, которому уже давно пора уйти на покой, а он все еще продолжает выстраивать многоходовки. И надо признать, чаще всего они удаются. А то, что он при этом не щадит ни своих, ни чужих, так это уже издержки. Для него издержки, – заметив, что я собралась высказаться на эту тему, поправился Андрей.

– Для меня это плохо? – не удержалась я и от этого вопроса.

– Плохо, – спокойно, словно не говорил мне о грозившей опасности, произнес Андрей, – но мы с этим справимся.

– А для бабушки?

На этот раз Андрей ухмыльнулся. Да так, что я бы посочувствовала тому, кому эта ухмылка предназначалась.

– А за бабушку не беспокойся. Государь в курсе ситуации, так что вместо ссылки Надежду Николаевну ждет отдых в подмосковном имении Романовых по приглашению ее императорского величества. А Илья, – предвосхитил он мой вопрос о кузене, – пока все эти непонятки не закончатся, поживет в общежитии университета. Только на пользу пойдет.

– Ты так уверен…

Стук в дверь не позволил мне закончить.

– Да, войдите, – на правах хозяйки разрешила я. Встала, предполагая, кого именно увижу.

И не ошиблась.

– Андрей Аркадьевич, Саша… – приветствовал нас вошедший в гостиную профессор.

– Данила Евгеньевич, – поднялся и крестный, – рад вас… – Он осекся, раньше меня заметив выражение растерянности на лице профессора. – Что-то случилось? – Андрей вышел из-за стола.

– Случилось? – задумчиво переспросил профессор. Потом посмотрел почему-то на меня. – Да, случилось, – произнес он уже тверже. – Я получил письмо от князя Мещерского с просьбой о встрече, чтобы обсудить помолвку его внука и моей дочери Юли. А Людмилы Викторовны еще нет, и мне даже не с кем… Ой, простите, – похоже лишь теперь увидев накрытый стол, встрепенулся он, – кажется, я не вовремя.

Убеждать профессора, что все в порядке, мы с Андреем начали одновременно. И не важно, что все было не совсем так. Да только не воспользоваться возможностью, чтобы узнать все буквально из первых рук, было бы просто глупо.

Глава 10

Время пролетело, я и не заметила. Словно только вчера был вечер понедельника, когда Данила Евгеньевич рассказал нам с Андреем о предложении князя Мещерского, а сегодня уже пятница.

О том, что помолвка все-таки состоится, стало известно в среду. Юля была растеряна – ничего подобного она не ожидала, но повела себя, на мой взгляд, абсолютно правильно. Судьба дала ей шанс быть с любимым человеком. Потерять этот шанс было бы большой глупостью.

Ну а то, что я с ребятами так и не помирилась… Мне удалось убедить подругу, что это только дело времени. Ну и обстоятельств, но об этом я промолчала.

Помолвку назначили на конец октября, подгадав между двумя балами. Тем самым балом первокурсников, на который, несмотря на название, собирались практически все отпрыски известных фамилий, и осенним балом, проводившимся под патронажем императорской семьи.

Радовалась ли я за подругу?

Несмотря на осадок, вызванный ссорой с парнями, да, радовалась! Хотя бы тому, что им с Антоном повезло значительно больше, чем моим родителям.

Но еще я понимала, что легко Юле не будет. Высшее общество, оно такое… Превалирующее большинство их союз все равно воспримет как мезальянс.

Но все эти мысли оставались за стенами академии. Здесь я думала только об учебе и нагрузке, которая с каждым днем становилась все более значительной.

– Итак, дамы и господа…

Первая пара пятницы – занятие по начальному целительству. При кажущейся его простоте предмет весьма серьезный. Та самая основа, без которой не получится хороший целитель.

Вел его старший преподаватель Иван Васильевич Скрябин, выглядевший добродушным невысокий старичок с лысой головой и тощей седой бородкой.

Первое впечатление было ошибочным. Иван Васильевич оказался въедливым и дотошным, не терпя ни малейшей безалаберности и легкомысленности в отношении к своему предмету.

А уж каким он был язвительным…

На себе мне его ядовитый сарказм прочувствовать не довелось, а вот некоторым, в том числе и Бабичеву, от Ивана Васильевича досталось. Да еще и по полной, чего привыкший к другому обращению Виктор явно не ожидал. Он, похоже, думал, что здесь все как Людмила Викторовна – хоть и строго, но с уважением.

Нет, что касается Ивана Васильевича, то упрекнуть его в невежливости было нельзя. Что отнюдь не мешало ему использовать весьма обширный запас уничижительных, но при этом не относившихся к ненормативной лексике эпитетов.

– Сегодня начнем с вас, госпожа Александра Салтыкова. – Под дружный вздох облегчения Иван Васильевич просеменил к моему столу.

Вытащив из коробки плоский круглый камень, положил передо мной.

– Тест Шермана. Прошу вас, можете приступать.

Встав, отодвинула стул, освобождая себе место. Потерла ладонь о ладонь – действие необязательное, но помогало настроиться, затем поднесла одну руку к камню.

Ощущения не заставили себя ждать. Дохнуло жаром. Отхлынуло, но лишь для того, чтобы накатить новой волной в ритме частившего пульса.

– Тепло. Между сильным и очень сильным. Соответствует температуре тела тридцать девять – сорок градусов, что говорит об остром воспалительном процессе.

– Это все? – Иван Васильевич, торопя, постучал пальцами по столу.

– Нет, – произнесла я, подумав, что могла бы рассказать о значительно большем, если бы сам Иван Васильевич не требовал строго придерживаться изученного материала. – Есть дополнительное ощущение колючего холода. Интенсивность – слабая.

Диагностика, которую мы сейчас изучали, выглядела довольно просто. Сначала скользящие движения по контуру тела – сверху, от макушки, вниз. При всей незамысловатости вполне позволяло определить общее состояние пациента: плотность и однородность его полевой структуры, температурный фон.

Затем, имея первоначальное представление о том, с чем предстояло работать, целитель переходил к обследованию по уровням. Голова, шея, плечевой пояс, грудь, живот, руки, ноги. Здесь движения становились медленными, с фиксацией на проекции внутренних органов, что позволяло сложить более полную картину.

Последним этапом шла диагностика по движению энергии в каналах.

Чтобы определить, какая именно помощь требовалась пациенту, в простых случаях такого рода обследования вполне хватало. Но это касалось целителей, чьи способности относились к средним или ниже. Те же, чей уровень был выше, предпочитали использовать магемы. Точнее, да и картина происходившего с больным выглядела более четко.

– Других ощущений нет, – поставила я точку, пожелав мнимому пациенту как можно скорее оказаться на операционном столе. Потому как подобная совокупность ощущений вполне могла соответствовать перитониту с начавшимся некрозом тканей в месте перфорации.

Целитель, конечно, в таких случаях тоже способен помочь – продержаться до оказания хирургической помощи, но и только. Это вам не прирастить отрезанный палец, что для хорошего специалиста нашего профиля не составляло особой проблемы, тут требуется санация иного рода.

– Вы уверены? – чуть наклонив голову, посмотрел Иван Васильевич на меня снизу вверх.

От такого взгляда любой бы засомневался в собственном ответе, я исключением не стала. Еще раз прислушалась к своим ощущениям…

– Да, уверена, – твердо произнесла я, понимая умом, что это всего лишь еще одна проверка, но продолжая волноваться. – Тепло между сильным и очень сильным, ближе к сильному, и колючий холод слабой интенсивности.

– Ну что ж, садитесь, – забирая камень, недовольно протянул Иван Васильевич.

Я напряглась… нет, ошибиться не могла – отец натаскивал меня на ощущения, как натаскивают на запахи борзую, но в жизни случается всякое.

– А что нам скажет на этот счет господин Бабичев? – Иван Васильевич переложил камень на соседний стол, за которым как раз и сидел Виктор.

Сказать Виктор ничего не успел. По ушам «ударил» сигнал «Внимание», затем на выданном пару дней назад браслете замигала красным цифра «двадцать четыре», а по вещательной сети академии разнесся голос ректора:

– Внимание, ЧС! Всем внештатным целителям МЧС немедленно пройти в аудиторию триста один. Всем целителям, приписанным к медицинским учреждениям, собраться в холле второго корпуса. Всем не занятым в оказании помощи в условиях ЧС до особого распоряжения оставаться в аудиториях и классах академии. Повторяю…

Первая реакция – непонимание и растерянность. Потом мысль о том, что произошло что-то из ряда вон выходящее.

Как рассказывала Людмила Викторовна, при ЧС внештатных целителей привлекали чаще всего группами, начиная с более опытных, в которые входили студенты четвертого, выпускного курса. А тут всех, да еще и поднимают целителей…

Взрыв? Железнодорожная авария или крушение самолета? Обрушение здания? Крупный пожар? Химическое отравление?

– Аня, Саша… – сбил меня с мыслей голос Ивана Струпынина.

Этого хватило, чтобы я подскочила, сунула в сумку учебник и рабочую тетрадь и, не пропустив хмурого взгляда Ивана Васильевича, наблюдавшего за нашими сборами, бросилась к выходу.

В коридоре хлопали двери, из них выбегали парни и девушки, осматривались, словно ища ответ на тот же вопрос, который задавала себе и я. Что могло случиться, чтобы привлекли всех?!

Триста первая аудитория находилась на третьем этаже. Кабинет, в котором мы изучали начальное целительство, здесь же, только ближе к центру, но, когда подбежали к дверям, там уже стояли не только дежурные – два парня с какого-то из старших курсов, но и с десяток студентов.

– Полная подготовка! – Дежурные пропускали по одному, сканером снимая данные с браслетов. – Разобраться по группам. Полная подготовка… – повторил он заходившей вслед за мной Анне.

В триста первой аудитории два прохода: справа и слева. В конце них – двери в мужскую и женскую раздевалки. Там – кабинки с одним из комплектов специальной формы, которая выдавалась всем внештатным целителям МЧС, туалеты и душевые.

Полная подготовка – это две магемы, экстренно очищающие кишечник и мочевой пузырь. Не самые приятные ощущения, да и кишки потом ноют, но, когда неизвестно, где и сколько предстоит работать, это лучше, чем если приспичит в самый неподходящий момент.

Магемы я произнесла, как только вошла в аудиторию. Время срабатывания – две-три минуты. Как раз добраться до туалета.

Когда переодевалась, пыталась действовать быстро, но несуетливо. Вот только получалось плохо. Вроде и опыт какой-никакой имелся – на тренировки с отцом приходилось тоже поторапливаться, но там не примешивались нехорошие предчувствия. А тут… то одно выпадет, то другое. То в штанину не получается попасть, то рукав оказывается вывернутым внутрь.

А еще заполошно билось сердце – первый выезд. Да и от дурных мыслей избавиться было трудно. Масштабное ЧС! Я попыталась посмотреть новости по телефону, но связь оказалась заблокированной, что не добавило спокойствия.

Но тем не менее я справилась.

Специальное белье. Тонкая, но хорошо впитывающая гигиеническая прокладка. Футболка, штаны, куртка, ботинки со специальной шнуровкой. Затем бандана с красным крестом и жилет с кучей карманов и двумя эмблемами: целителей и МЧС. Ну и сумка с минимальным целительским набором, защитными масками и перчатками, двумя бутылками питьевой воды и пакетиком сухофруктов, чтобы восстановиться при утомлении.

Раздевалку мы с Анной покинули вместе, одними из первых. Но это была не только наша заслуга. Девушек среди внештатников немного, так что никто друг другу сильно не мешал.

Когда уже одевались, на браслет пришло новое сообщение – номер автобуса, к которому следовало прибыть, и план стоянки.

– Ты что-нибудь знаешь? – не удержалась от вопроса Анна, когда мы уже были на лестнице.

– Нет. – Подкрепляя ответ, я чуть качнула головой, а вообще старалась смотреть под ноги, чтобы случайно не запнуться.

– Никто ничего не знает, – обогнал нас парень с третьего курса. Занимался вместе с нами. – Все блокировано.

Анна остановилась, ошарашенно глядя ему вслед, но я тут же схватила ее за руку и потянула вниз. Мешкать нельзя. Если верить предчувствиям и догадкам, информации для которых было более чем достаточно, все оказалось еще хуже, чем я думала изначально.

Полная блокировка!

Такие меры предосторожности применялись только в одном случае.

В случае совершенного теракта!

* * *

– Слушаем меня внимательно, – как только выехали за пределы академии, поднялась со своего места Людмила Викторовна. Встала у передней двери, крепко ухватившись за стойку.

Одета она была так же, как и остальные, в униформу внештатных целителей МЧС. Вот только кроме стандартной сумки у нее была еще одна, довольно объемная, стоявшая сейчас у сиденья.

Взгляд, которым Людмила Викторовна прошлась по каждому из находившихся в салоне, был жестким, не оставляя ни малейшего сомнения, что все очень серьезно.

Впрочем, я в этом уже не сомневалась. Своими глазами видела, какие задействованы силы. И это только внештатные целители академии, для которых было выставлено более тридцати автобусов.

В этом, рассчитанном на двадцать человек, нас было как раз двадцать. Не считая, конечно, водителя. Пять групп по три человека, все с выпускного курса, нас четверо – Петр, Кирилл, Анна и я – и Людмила Викторовна.

– Массовое отравление неизвестным токсином в главном общежитии Московского Императорского университета.

Я прикусила губу, чтобы не вскрикнуть. Илья Воронцов! Мой двоюродный брат. Со вторника он жил именно там.

– Токсин отсроченного действия, – бросив на меня быстрый взгляд – реакции на свои слова она не пропустила, продолжила Людмила Викторовна. – Накапливается в почках и в меньшей степени в печени. Вызывает острую почечную недостаточность, которая стремительно приводит к отказу почек.

– Это теракт? – задал интересовавший нас всех вопрос один из старшекурсников.

– Наша задача, – проигнорировав, продолжила Людмила Викторовна, – сортировка. Шесть групп, три сортировочные площадки. В связи с нехваткой медицинского персонала сортировку проводим по сортировочным группам. Напоминаю цветовую градацию: черная карточка – наступившая смерть или терминальное состояние; красная – экстренная медицинская помощь; желтая – нуждающиеся в экстренной медицинской помощи во вторую очередь; зеленая – легкое поражение. По предварительным данным, на каждые десять пострадавших один летальный исход, один – терминальная стадия, два-три требуют экстренной помощи.

– Ни хрена себе! – выдохнул кто-то из сидевших в конце автобуса.

Я была с ним полностью согласна. Еще когда готовилась к поступлению в академию, просматривала информацию о других высших учебных заведениях Москвы. Все меня, конечно, не интересовали, но статистику по университету я не пропустила. Более тридцати тысяч студентов, две трети из которых проживали в четырех общежитиях. В главном, самом большом, находившемся в студенческом городке неподалеку от основного учебного корпуса, половина. Это около десяти тысяч. Если из каждых десяти умирает один…

От осознания получившейся цифры в горле встал ком. Тысяча погибших! Не плюсуя тех, кто получит красную карточку, но своевременной помощи так и не дождется.

Похоже, считать умела не я одна. Сидевшая рядом со мной Анна побледнела, до побелевших костяшек вцепившись в лежавшую у нее на коленях сумку. Да и я сама…

Хотелось открыть глаза, проснуться и, отойдя от испуга, понять, что это был лишь сон. Страшный, но сон.

Увы, мы не спали. И все, что происходило сейчас, происходило именно с нами.

– Токсин распространялся через горячее водоснабжение. Максимальную дозу получили те, кто раньше других умывался или особенно принимал душ. Поэтому на этапе диагностики не только смотрим степень интоксикации и уровень поражения почек, но и оцениваем дозу полученного токсина. Решение принимаем на основании трех показателей. Используем малую диагностическую магему. Карточки клеим в любое доступное место: спина, грудь, руки, ноги. В каждой бригаде имеется оборудование для отслеживания соответствующих сигналов.

– Оказание первой помощи?

Я опять не увидела, кто задал вопрос, потому что сидела спиной к говорившему.

– До дальнейших указаний ваша задача – сортировка, – тем же жестким, не терпящим возражения тоном произнесла Людмила Викторовна. И добавила: – Исключение составляют нейтрализаторы. При выявлении пострадавших в терминальной стадии вы должны оказать возможную помощь для снижения статуса до красного. Повторяю, – она посмотрела на Анну, – до красного статуса. Данная схема действует до наступления следующего этапа, сообщение о котором придет на ваши браслеты. При возникновении непонятных ситуаций – желтая кнопка. Угроза жизни целителя – красная кнопка. Напоминаю, что жизнь целителя – важнее жизни пострадавшего. Это – закон. Всем все понятно? – вновь окинула она нас быстрым взглядом.

Вопросов не последовало. Да и к чему? Все, что нам предстояло, Людмила Викторовна расписала в достаточно ярких красках, чтобы не только понять схему действий, но и осознать, какими могут быть последствия в случае ее нарушения.

Один из десяти – летальный. Еще один – в терминальной стадии…

Сколько всего сортировочных площадок – неизвестно, но даже на наших трех…

На каждого – сорок секунд, идти будем от центра к краям. За час, если не прерываться ни на мгновение, сможем оценить состояние девяноста пострадавших. А их десять тысяч!

– Аня, ты готова работать? – заставив сдвинуться Петра и Кира, сидевших лицом к нам, устроилась на краешке их сиденья Людмила Викторовна.

– Нет, – едва слышно выдохнула Филоненко и тут же добавила: – Но я справлюсь.

– Это хорошо, – ободряюще улыбнулась ей Людмила Викторовна. – Если поймешь, что с чем-то не справляешься, не стесняйся жать желтую кнопку. Я буду держаться поблизости, одних вас не оставлю. И еще, – ее тон стал более серьезным, – работаем без перерыва, до последнего пострадавшего. Когда будешь проводить нейтрализацию, рассчитывай, что через тебя пройдет не меньше чем тридцать – сорок человек. Поэтому свое воздействие ты должна дозировать очень четко. Отвести пациента от черты с расчетом, что реальную помощь ему окажут не раньше чем через час.

Несмотря на отношение к Ане, в этот момент я ею гордилась. Только что сидела бледная как смерть, но тут же взяла себя в руки, полная решимости сделать все, что от нее требовалось.

Я чувствовала, что она волновалась, но…

Вряд ли ошибусь, если скажу, что каждый из сидевших сейчас в автобусе, включая Людмилу Викторовну, испытывал схожие эмоции. Массовое отравление!

Это какой же надо быть сволочью, чтобы обречь столько людей на подобные мучения.

Острая почечная недостаточность… Не важно, что знала я об этой проблеме немногим больше, чем обыватель. Одного сочетания трех слов было достаточно для понимания, какими могут оказаться последствия.

– Теперь ты, – возвращая в реальность, Людмила Викторовна перевела взгляд на меня. – Диагностическую магему делаешь ты. Оценку – все четверо. Решение о статусе пострадавшего принимаете совместно. Старший – Петр.

В ответ кивнула. Не скажу, что стало легче, но все-таки оказаться в роли судьи, выбиравшего, кому жить, а кому нет, я была еще не готова.

– Ну, если все понятно…

– Людмила Викторовна, – перебила я ее, не пропустив, как напряглись братья Орловы, – в главном общежитии университета живет Илья Воронцов.

Ее взгляд стал нечитаемым. Лицо на мгновение закаменело… Одноклассник ее дочери. Княжич и возможный наследник рода Воронцовых…

– Я возьму на контроль, – наконец произнесла она, поднимаясь, и, больше ничего не сказав, ушла на свое место.

Стекла у автобуса затемненные. С той стороны ничего не видно, с этой все выглядит нереальным, словно фильм в плохом качестве. Все мрачно и похоже на детскую поделку: криво вырезанные из бумаги фигурки, наклеенные на грязный картон. А еще и дождь… Закончился он утром, но небо все еще оставалось заляпанным тяжелыми, неуклюжими тучами.

– Саш… – сидевший напротив Кир наклонился, положил ладони мне на колени.

Оторвав взгляд от того, что творилось за окном, посмотрела на него.

Дорога, по которой ехали, была практически пустой. Лишь военные машины с сидевшими в них бойцами обгоняли нашу колонну, стремясь куда-то к центру города.