Текст книги "Принц полуночи. Книга 2"

Трудно ли поводья судьбы

Всё время держать внатяг?

Олег Медведев

К утру в доме было полно людей. Маги-следователи, Клендерт, подчинённые Клендерта, Казимир Мелецкий и Старая гвардия в полном составе.

Клендерт уже успел попенять на то, что Тир не попытался установить, куда же открывал портал Моюм Назар. Тот факт, что в процессе открытия портала мертвец колотил Тира башкой об пол и собирался придушить, не был сочтён достаточным оправданием для невнимательности.

– Как будто тебе убудет!

– Ему убудет, – вмешался Казимир. – А вы, капитан, подумайте лучше о том, как злоумышленник смог проникнуть в дом, вроде бы находящийся под наблюдением вашей службы.

Пожалуй, в княжеском титуле есть своя прелесть. Кто другой в ответ на подобное заявление в лучшем случае получил бы ледяную отповедь и совет не лезть не в своё дело. А на светлого князя Клендерт лишь глянул исподлобья.

И поинтересовался у Тира, где они могут переговорить «без посторонних».

Ближе к полудню даже Эрик с Хильдой ненадолго заглянули. Почти одновременно с ними явился де Трие. И был слегка растерян, встретившись с императором Вальденским в неофициальной обстановке. Не привыкли они у себя в Лонгви к императорам. Дикари! Шефанго!

Воспользовавшись визитом лонгвийского гостя как подходящим предлогом, Тир наконец-то отделался от Клендерта, который по третьему кругу взялся задавать одни и те же вопросы, отдал дом в распоряжение магов, распрощался с Эриком, выставил за дверь старогвардейцев.

Катрин, в свою очередь, усадила Гуго смотреть очередной выпуск «В гостях у сказки». И, для разнообразия, к Гуго на этот раз присоединился Шаграт. Вообще-то последние года три он перестал приходить в гости, и хоть не старался пока держаться от командира подальше, до этого тоже было недалеко. С Шагратом скоро нужно будет что-то делать. Но не сейчас. Сейчас Катрин велела обоим, и Гуго и Шаграту, вести себя хорошо и закрылась в библиотеке. Близились очередные экзамены, и неугомонная госпожа фон Рауб, кажется, снова собиралась сдать экстерном полторы, а то и две сессии.

Де Трие обалдело моргал, но вежливо старался скрыть своё любопытство.

– Нет, – сказал Тир, – нет, у нас не всегда так. Обычно выходные проходят чуть поспокойнее. Ладно, что там у вас за вопросы?

Список вопросов по последней методичке оказался небольшим, но в процессе обсуждения были затронуты ещё несколько жизненно важных тем. И к тому времени, как Гуго с Шагратом потребовали еды, Тир и де Трие уже успели перейти на «ты», де Трие утратил остатки священного трепета перед легатом Старой гвардии, легат, в свою очередь, перестал щадить психику гостя и несколько раз его обрычал. Они сошлись во мнениях по множеству вопросов, они не сошлись во мнениях по множеству вопросов, они искали точки соприкосновения, и возвращаться с небес на землю ни тот ни другой не собирались. По крайней мере, не сегодня.

– Я с вами, – сообщил Шаграт. – Мне тоже интересно.

– Тогда уж и остальных надо поднимать, – решил Тир. – Плакал выходной у женатиков.

– Ничё, – Шаграт пренебрежительно махнул рукой, – перебьются.

И действительно – перебились. Причём с ожидаемым энтузиазмом. Полетать с новым пилотом – это ж такой подарок для них, давным-давно знающих друг друга наизусть, сжившихся настолько, что действия каждого в небе воспринимались чуть ли не как свои собственные.

К ним очень скоро присоединился Эрик. И за одно только это Фой де Трие заслужил благодарности. Его и отблагодарили – объяснили принципы «прыжка». Знатный подарок.

Одной из тем, крайне интересовавших Фоя, был как раз «прыжок». А другой – как Тир смог объяснить другим то, что вроде бы необъяснимо. Ведь «прыжок» – это не магия, это нечто похожее на чары, но и не чары. Искусство. То его проявление, которое лежит уже за гранью объяснимого. Можно научить приёмам, но нельзя научить гениальности.

Из-за этого они тоже поспорили.

Гениальности, может, не учат – об этом Тир ничего не знал. Но он знал, что «прыжок», а в перспективе и «призраки» – всего лишь манёвры, доступные тем, кто… скажем так, достиг определённого уровня.

– Сам? – уточнил Фой.

– Сам, – подтвердил Тир.

Они тут все – все семеро были самородками. Родились, чтобы летать, и, может быть, умели летать с рождения.

Тогда, дома, Фой оставил последнее замечание без комментариев. А сейчас, когда тема снова всплыла, к спору присоединились ещё и остальные старогвардейцы. Те из них, кто считал себя достаточно компетентными, чтобы спорить о столь тонких материях, как природа чудес. Тир, например, ни черта в чудесах не смыслил.

А Падре утверждал, что понять и объяснить их – нельзя.

Но если ты не можешь объяснить, как тебе удаётся тот или иной манёвр, то много ли от него проку? Если ты никого не можешь научить, то зачем ты нужен? Получается, что ты – одноразовый. А одноразовая вещь, считай – негодная вещь.

– Он – идеалист, – сообщил Падре Фою.

Падре нравилось обзывать Тира идеалистом.

– В Лонгви бы его поняли, – согласился Фой. – У нас много таких.

Насыщенный оказался выходной. Обмен опытом – де Трие тоже было что показать старогвардейцам, – уточнение сходств и различий в методах работы, ориентирование вслепую, полёты в группе… Мал даже слегка пожалел молодого лонгвийца, которому в родном городе не с кем было летать, кроме самого барона. А у барона хватало других дел.

Как и у императора, между прочим.

Шпильку насчёт императора подпустил, разумеется, Тир. Не удержался.

– Моя вина, – согласился Эрик, – угораздило же в императоры угодить. Больше этого не повторится.

Старогвардейское шестое чувство – ещё одна тема для обсуждения. Пресловутая интуиция, развитая до такой степени, что превратилась в надёжное и сверхъестественное чутьё. Достигнув соглашения по этому поводу, Тир фон Рауб и Фой де Трие сцепились не друг с другом, а вдвоём – со всеми остальными. Включая Эрика. Интуиция постепенно развивалась – с этим не спорил никто. Но Тир утверждал, что на процесс развития можно и нужно влиять, и Фой поддержал его, ссылаясь на опыт Мечников.

– Мечники – не показатель, – возразил Эрик в завершение долгой и острой дискуссии, прерывающейся время от времени короткими воздушными боями.

– А кто тогда показатель?! – взвился Фой. – Кроме нас, они – единственные Мастера-бойцы. У них огромный опыт…

– Ты из Лонгви, пилот, – с непонятной усмешкой произнёс Эрик. – Извини, но вы там все как наш Суслик. Верите в лучшее.

Фой бросил взгляд на Тира. И стало ясно, что парня пора поддержать.

– Он привёз методики тренировок Мечников, – сообщил Тир. – Отдал мне. Я подумаю, как их можно использовать.

Риттер присвистнул.

Эрик поднял брови и очень задумчиво взглянул на де Трие. А тот пожал плечами:

– Там нет ничего секретного. То есть ничего, что нужно скрывать от Мастеров. Мы все должны сотрудничать, когда есть такая возможность.

– О да. Безусловно. Так, господа старогвардейцы, вы свободны. Фой, рад был познакомиться, кланяйся от меня барону де Лонгви. Суслик, через час будь в замке.

Ну вот. Всегда так. Все – свободны, а Суслик – в замок. В замке то ли вздрючат, то ли похвалят, а за что – в любом случае непонятно.

…– Чего ещё он хотел? – без обиняков и предисловий спросил Эрик. – Зачем прилетел сюда?

– В основном чтобы познакомиться. Интересовался моделированием боевых ситуаций… По поводу переучивания пилотов на новые скорости вопросы возникли. У нас методы разные. В Лонгви тренажёры, а мы тут – в реальных условиях.

– Моделирование боевых ситуаций? Почему он к тебе с этим явился?

– А к кому?

– Суслик, это – теория, а специалистов-теоретиков гораздо больше в Лонгви. Ты не понял, да? – Эрик набивал трубку и не смотрел на Тира. – Он же не самородок. Он – научился летать. Вас всех я нашёл, вы все действительно такими родились, а де Трие – обученный мастер. Кто его научил?

– Лонгвиец?

– Не только. Ещё и ты. Поэтому он пришёл к тебе с вопросами, поэтому он тебе в рот заглядывает и каждое слово ловит. Он с тобой даже спорит не так, как с остальными. И если он прав насчёт Мечников… точнее, если Лонгвиец прав насчёт Мечников, потому что Фой явно повторяет за ним, то получается, что летать можно научиться.

– А кто и когда утверждал обратное?

– Все утверждали, – Эрик вздохнул. – Точнее, никто, кроме тебя, не говорил, что этому можно учить. Вот что, поправь меня, если я ошибусь, но после разговора с Фоем ты воспринимаешь Лонгви как рай на земле, верно?

– Я всегда его так воспринимаю.

Эрик молча смотрел на него, глаза в глаза, чуть улыбаясь, приминая табак в трубке большим пальцем.

Тир отвёл взгляд и кивнул:

– Да.

– Он тебя хочет, – констатировал Эрик. – Сначала отдал, а теперь спохватился и решил вернуть. Точнее, решил сделать так, чтобы ты сам вернулся. Зачем ты ему понадобился, знаешь?

– Чтобы учить пилотов летать.

– И, боюсь, это означает, что пока ты – единственный, кто на это способен.

Эрик отвернулся, некоторое время раскуривал трубку, окутавшись облаком бело-голубого дыма. Потом сказал, не оборачиваясь:

– Ты уже знаешь, что у него есть осаммэш[4]4
  Осаммэш (зароллаш) – дар, талант.


[Закрыть]. Он провидец. Я унаследовал кое-что… интуицию или какие-то зачатки предвидения, благодаря этому я нашёл тебя и находил остальных, по мере того как они преодолевали барьер. Но до деда мне далеко. Его люди – ты наверняка слышал об этом – все как один исключительно талантливы. И все как один преданы ему, как… пожалуй, как ты мне.

Он наконец-то снова взглянул на Тира, выдыхая ароматный ядовитый дым.

– Казалось бы, у него гораздо больше возможностей для создания своей собственной Старой гвардии, и всё же он захотел именно тебя. Значит, без тебя ничего не выйдет. Ты ещё ценнее, чем я думал, Суслик.

Тир молча кивнул. Он всегда знал, что Эрик его недооценивает. И даже сейчас Эрик отнюдь не думал о том, чтобы использовать Тира фон Рауба с максимальной отдачей. Но то, что он хотел сделать, было всё-таки лучше, чем ничего. Гораздо лучше.

– Я дам тебе особые полномочия. Выбирай сам, кого ты хочешь учить, решай сам – как ты будешь учить. Чёрт с ним, я куплю у Вотаншилла тренажёры и что там тебе ещё понадобится? Защитные поля на болиды? Что тебе нужно, чтоб компенсировать недостаток запасных жизней? Составишь список. С провидцами трудно, – признался Эрик, глубоко затянувшись, – никогда нельзя сказать наверняка, предусмотрели они твои действия или ты делаешь что-то, нарушающее их планы… вот я и не понимаю, знает дед, что я создам тебе условия для работы, или он действительно надеялся выманить тебя в Лонгви?

– Не надеялся, – Тир ухмыльнулся. – Я обещал ему, что ноги моей не будет в Лонгви, так что у барона насчёт меня какие-то совсем уж хитрые планы. Может, он просто хочет посмотреть, что получится, если вы дадите мне возможность нормально работать?

– Суслики – милые пушистые зверьки! – с чувством произнёс Эрик. – За какие грехи мне досталась скользкая ядовитая гадина?

– Суслики – разносчики чумы. А я, кстати, злопамятный.

– Ну, по крайней мере, честный. А насчёт Мечников… Тир, этот мальчик знает не всё. И то, чем поделился с ним – и с тобой – Лонгвиец, наверняка ценно, наверняка необходимо, но имей в виду, что, скорее всего, это методики только самого Лонгвийца и его учеников. Остальные Мечники… очень сильно расходятся с ним во мнении о том, как нужно обучать новых Мастеров. И в своём отношении к Мастерам и к Искусству они тоже отнюдь не единодушны. Помни об этом. Просто на всякий случай.

– Расходятся во мнении? – Эрик явно имел в виду нечто крайне неприятное, и Тир предпочёл бы услышать как можно более точную формулировку.

– Проблема перехода через барьер, Суслик. Мечники нередко убивают своих учеников.

* * *

«Перейти через барьер» означало совершить невозможное. Преодолеть предел человеческих способностей, выйти за установленные природой рамки. Там, за барьером, за клеткой природных законов, не было уже никаких ограничений. Преодолев барьер, человек, ставший мастером, мог развиваться и самосовершенствоваться до бесконечности. Хватило бы силы воли и терпения.

Мечники брали людей в ученики, учили всему, что умели сами. В процессе тренировок – подводили к барьеру. Чтобы преодолеть его, ученик должен был победить учителя в бою. Подход прост: победить Мечника в бою на мечах невозможно, значит, ученик должен сделать невозможное.

И только-то!

Эрик, пересказывая всё это, обошёлся без комментариев, предоставив Тиру самостоятельно делать выводы и определяться со своим отношением к подобной методике. И Тир потратил на это некоторое время.

Время, которое, может быть, стоило бы потратить на обдумывание своего незавидного положения, побеспокоиться из-за раиминов, совершивших два покушения меньше чем за полгода.

Он потерял на войне немало людей, которые считали его учителем. Их отношение, при всей своей безосновательности, волей-неволей провоцировало встречную реакцию: люди, которых он учил, были Тиру фон Раубу небезразличны. На них было потрачено время. На основании наблюдений за ними были составлены и усовершенствованы учебные планы. Благодаря их письмам, их боевому и командирскому опыту развивалась и развивается тактика воздушного боя. Убивать их своими руками? Чушь собачья! Сначала тратить годы на обучение, а потом – расписываться в собственной несостоятельности, вот уж достойное занятие. Что может быть глупее, чем, вложив в человека время и силы, вдруг отдать завершающий, самый важный этап своей работы на откуп неконтролируемым и необъяснимым обстоятельствам?

«Что может быть унизительнее?»

Тир поймал себя на последней мысли с изрядным удивлением. Он не желал оперировать подобными категориями и остался недоволен собой.

Использовать людей таким образом… чёрт, да понятно, что нерационально. И хватит уже настороженно оглядываться, едва вспомнив это слово – то, что оно не нравится окружающим, говорит не в пользу окружающих. Не проще ли убивать сразу, ещё до того, как начал учить? Во-первых, сэкономишь массу времени, а во-вторых, исключишь элемент случайности.

Что скажешь, легат, разве Эрик не поступал именно так? Спрашивал, смогут ли летать пилоты, которых ты обучал, выяснял, что вряд ли, прекращал обучение и отправлял на фронт. Разумный подход. Ты с ним спорил, потому что считал, что мог бы научить большему, однако стоит ли тратить время, если… если ученик не сможет преодолеть барьер?

А это по обстоятельствам. В мирное время Эрик никуда не спешил и позволял доучивать пилотов, и из этих пилотов вышел толк. Часть из них служит в гвардейском полку, часть – стала командирами и продолжает расти. На кого действительно не стоило тратить время, так это на Алекса. Потому что он мог – и не захотел. А девиз «Всегда можно лучше» уместен только для Лонгви.

Лонгви…

Эрик однажды сказал, что не видит среди лонгвийцев ни одного толкового пилота. И вот – пожалуйста. Де Трие. Лонгвийцам удалось то, что до сих пор не удавалось никому: они научили летать человека, который не был рождён для полёта. Лонгвийцам?… Правильнее уж сказать: Лонгвийцу. И Тиру фон Раубу.

Наверное, это должно быть неприятно – то, что с твоей помощью кто-то чужой добился того, что не смог сделать твой хозяин. Наверное. Но Тир не утруждал себя выбором правильной реакции. За двенадцать с лишним лет так и не научился видеть разницу между Вальденом и другими государствами. Небо над всеми – одно, так не всё ли равно, в какой точке на планете появился новый пилот?

Интересно, Лонгвиец и это учитывает?

Лонгвиец, похоже, учитывал многое. Когда Тир, уставший от размышлений, взялся наконец за материалы, привезённые де Трие, он не раз и не два вспоминал слова Эрика о том, что им нашлось бы о чём поговорить с бароном де Лонгви. С Мечником Эльриком де Фоксом.

Лонгвиец делал записи для своих учеников и для учеников своих учеников. Он отнюдь не имел в виду, что всё это будет читать именно Тир фон Рауб, Чёрный, Contra Mundi, пообещавший когда-то не возвращаться в Лонгви, напророчивший Лонгвийцу, что тот пожалеет об этом обещании.

Если верить Эрику, пророчество сбывалось.

Если вспомнить, как отреагировал тогда сам Лонгвиец, – пророчество имело все шансы сбыться в его пользу. Если этот шефанго и впрямь умеет играться с вероятностями.

Нет, об этом лучше даже не думать. Иначе недолго почувствовать себя куклой на ниточках. А этого ощущения, однажды пережитого, оказалось вполне достаточно, чтобы не желать повторения. Если уж тобой играют в куклы, пусть это делает кто-нибудь не уступающий по уровню прежнему кукловоду. Тот был вроде как сам Сатана, мать его, грёбаный Творец… и на меньшее Тир фон Рауб теперь не согласен.

А Лонгвиец утверждал, что Мастером может стать любой. Что любого можно научить летать – научить танцевать, – что всё зависит только от целеустремлённости и силы воли ученика и учителя. А ещё Лонгвиец не признавал никакого барьера. И складывалось впечатление, что для него не существует таких понятий, как «талант» или хотя бы «предрасположенность». Обманчивое впечатление – Тир понял это, хоть и не сразу. На словах все выглядело просто: можно научить любого. На практике же – отнюдь не всякий мог научиться. Талант был тем топливом, которое питало стремление стать Мастером, талант был огнём, который сжигал в ученике всё препятствующее стремлению к цели, талант был стержнем, не позволяющим сломаться и отступить, и был крыльями, на которых в конце концов ученик поднимался в небо.

Если таланта не было – ученик сдавался ещё во время испытаний.

Поэтичность сравнений естественна для шефанго, но оказалось, что она ещё и заразна. Сообразив, что вереницу поэтических образов породило его собственное воображение, Тир только вздохнул. Это же надо – заразиться поэтичностью от Лонгвийца. От шефанго, в котором поэзии меньше, чем в опасной бритве.

В описание испытаний он ухнул с головой, отключившись от внешнего мира настолько, что к реальности его вернул лишь Гуго, прискакавший с очередными полутора тысячами вопросов.

Испытания – методика, которой так не хватало. Процесс отбора учеников, позволяющий из множества соискателей выбрать тех, кто сможет стать Мастером. Формулирование принципов этого отбора у самого Тира продвигалось крайне медленно. Не хватало данных, слишком мала была выборка. И можно сколько угодно повторять себе, что Лонгвиец писал это не для него, а для своих учеников, таких же Мечников, но разве для них он расширил описание, собрал и выделил аспекты, общие для всех: Мечников и художников, музыкантов, и поэтов, и оружейников, и магов – и пилотов? Нет. Ученикам Лонгвийца это было не нужно. Мечники, они учили – если учили – себе подобных. Обобщение было необходимо Тиру фон Раубу.

И Тир почти видел насмешливую ухмылку, всплывающую за ровными строчками записей на экране мнемографа. «Так кто же из нас пожалеет о твоём обещании, а, Чёрный?» В насмешке не было яда и не было злорадства. Фантазия Тира позволяла разглядеть там нечто гораздо худшее: терпеливое и спокойное ожидание.

* * *

Фой де Трие вернулся в Лонгви. А спустя три дня на склад почтового отделения «Антиграва» пришла посылка. На имя Тира фон Рауба. Контейнер длиной в вуаш, высотой – чуть меньше хиррзи. Пять на два метра, если вспомнить метрическую систему. Ничего такая посылочка, почтовые службы надорвались бы, пожалуй, телепортом доставлять. Тем не менее контейнер пришёл именно через телепорт, а печати с золотой розой в белом круге указывали на отправителя, весьма вольно относившегося к правилам телепортационной почты.

Лонгви. Ага.

Печатей на пломбах было по две. Одна – лонгвийская, вторая – с чёрной кошачьей головой в синем треугольнике – личная печать барона. Кое-кого из нестареющих, помнивших былые времена, эта кошка до сих пор вгоняла в суеверный страх. Тир страха не испытывал, но подвох заподозрил. Ничего хорошего он от Лонгвийца не ждал, вопреки тому, что тот не однажды ему помогал. Точнее – именно поэтому.

И всё же, несмотря на хорошо развитую подозрительность, вскрыв контейнер, он забыл об осторожности. Внутри было оборудование, о котором мечталось последние десять лет. Тренажёры, генераторы защитных полей, а кроме этого – Тир о подобном даже не мечтал, потому что никогда о таком не слышал, – терминал, с которого можно было полностью контролировать двадцать четыре болида, как настоящих, так и – иллюзорных. Терминал, позволяющий моделировать реальный воздушный бой, при необходимости – брать на себя управление любой из включённых в сеть машин или всеми машинами сразу, следить за полётом как извне, так и изнутри – из кабины любого выбранного болида, поддерживать связь с пилотами … и ещё до чёрта всего.