Текст книги "О театре, о жизни, о себе. Впечатления, размышления, раздумья. Том 1. 2001–2007"

14 сентября

«Три сестры», реж. П. Фоменко, Театр «Мастерская Фоменко».

Три с половиной часа и ощущение, что Чехова надо оставить в покое. Все придумано, атмосфера гур-гур возникает, хотя немного умильно-типичная для этого театра. Актерам придуманы всякие штуки-дрюки, чтобы помогать играть, утеплять образы и кувыркаться в ролях. Но актеры играют из рук вон плохо, внутри пусты: говорят текст по очереди, ходят по сцене и шатаются от скуки, как Елена Андреевна, благополучно отсутствуют на спектакле, витают в облаках мыслями. Хуже всех – Г. Тюнина, а за эту роль —?! – ей в конце года дадут премию Станиславского. (Зейнаб – все-таки странная женщина (вице-президент Международного фонда Станиславского З. Сеид-Заде). Несет себя, как Федру Алиса Коонен (в 1922-м) или Алла Демидова (в 1988-м).

Все три сестры (Г. Тюнина и обе Кутеповы) – неприятные, довольно глупые (по спектаклю) барышни. Не обаятельные. Для Чехова и этой пьесы это, по-моему, плохо. Налет провинциальности во всем. Может быть, так задумано? Но провинциальность не должно играть провинциально.

4 и 19 октября

«Шинель» (по повести Н.Гоголя), реж. В. Фокин, Другая сцена Театра «Современник».

То, что именно такой «Шинелью», сделанной с большим вкусом и достоинством, открылась Другая сцена «Современника», факт красивый, но и опасный. Опасно испортить, «опустить» красивое начало последующими поступками. «Ноблес оближ» («Noblesse oblige» – французский фразеологизм – «честь обязывает»). Конечно, кто-нибудь обязательно скажет, что новаций, открытий в этой «Шинели» нет.

Но мне иногда кажется, что самой большой новацией сегодня будет выглядеть уже не переписанный или с ног на голову поставленный, скажем, «Тартюф» или «Ревизор», а просто – «спектакль в мизансценах Художественного театра» (естественно, того, исторического, а не этого).

Двумя следующими проектами «Другой сцены» и «Современника» должны стать «Голая пионерка» в постановке К. Серебренникова (роман М. Кононова, пьеса К. Драгунской) и роман Э. Ажара (он же Р. Гарри) «Все впереди» в режиссуре А. Жолдака. Скандал и некоторую тусовочную свалку у входа эти два господина «Другой сцене», естественно, обеспечат. Они нынче в моде. Однако хочется уже не скандала, а позитивного движения театра вперед. Логично было бы предположить, что истоком подобного движения может стать «Современник», сам некогда бывший Другим театром в московской театральной среде. В том, что это удастся Серебренникову и Жолдаку, с уже однообразным автоматизмом штампующих свои спектакли, уверенности нет абсолютно.

«Скандально известный» Жолдак уже напоминает мне скандально знаменитого Житинкина, который сам сказал, что он – скандал, и все подхватили. Технологическое совершенство должно быть поддержано тем же и на сцене. И вроде бы право и даже долг – у Волчек, заявившей, что они в свое время были другими. Но их выделили и благословили, а не просто потеснились, лучшие старики – в частности, В. Виленкин. Теперь доверять Чусовой и Серебренникову, просто потому, что они биологически другое поколение, я бы не стала.

Для традиций «Современника», знавшего Жизнь, приблизившего себя к Человеку с улицы, негоже делать ставку на тех, кто знает жизнь даже не по книгам, а по искажающему ее телевизору, кроме того, душевно неразвитых. Я бы на месте Г. Волчек поискала не так, как О. Табаков (выбирает то, что блестит и о чем болтает желтая пресса). Выбирала бы тех, кто профессию знает. У нее же, как у профессионала, глаз должен быть наметанным. Выбирала и немного пестовала, воспитывала, как когда-то Фокина. А то ведь странно: антагонисты во всем остальном, Табаков и Волчек, МХАТ и «Современник», в том, что касается молодых режиссеров, абсолютно сходятся. Значит, все-таки следуют моде, шуму, а не велению души.

Добавлено 12 декабря

Эх, Волчихе (Галина Волчек) бы сейчас силы, получив все, что можно, стать патроном молодой режиссуры и актеров, заняться собирательством, серьезным менеджментом. Это была бы достойная роль для нее. К сожалению, она повторяет ошибки Табакова. Неслучайно же они идут след в след и обращают внимание на одно и то же. «Голую пионерку» Серебренников, оказывается, предлагал Казанцеву. Леша отказался категорически: «через мой труп». Мне сказал, что это безнравственное сочинение.

Октябрь

ТВ. Шуточки. Лена Яковлева ведет (на телеканале «Россия» до 2005-го) «народную передачу» Комиссарова «Что хочет женщина». Начиная с названия, все неграмотно. Передача называлась «Первый мужчина в жизни женщины». И Лена, представляя передачу, сказала: «Первый мужчина оставляет в жизни женщины неизгладимый отпечаток». Эпоха идиотизма на дворе! «Лучше» звучит только реклама (какого-то крема) в исполнении Марины Могилевской: «Мимика играет главную роль в жизни актрисы».

Изнасилованные слова. Неграмотное и нелепое употребление слов, все наши милые еще вчера игры в стеб, в постмодернизм привели к тому, что слово обезличилось и обессмыслилось. Все время хочется ставить слова в кавычки: боишься, что поймут не так, как хотел. Почти любое слово в прямом и переносном смысле ДВУсмысленно.

* * *

Из рецензии на спектакль «Изображая жертву» И. Алпатовой (Газета «Культура», 30.09.2004): «А между тем в истоках XXI столетия братья Пресняковы «родили» еще одного мальчика, с простецким именем Валя, не мозгами, но инстинктами чуящего не менее страшную «вывихнутость века». Пресняковы с К. Серебренниковым «нахально тычут публику носом в старые мотивы». Девушка – «несчастная и семейно-сексуально озабоченная». «И тут подтекст догоняет собственно текст, а содержимое этого вывернутого наизнанку милицейского нутра выплевывается прямо в зал».

М. Б. Поюровский в подобных случаях, когда я возмущаюсь, говорит: «Ну, вы же поняли, о чем речь?» Поняла, перевожу: в последнем пассаже речь идет – всего-навсего – о том, что милиционер, которого достала жизнь, материт ее трехэтажно вслух. Происходит это на сцене МХАТа, поэтому вроде неприлично, поэтому И. А. так витиевато «обозначает» сей поступок.

А вот ее же перл по поводу «Аккомпаниатора» в Театре Российской Армии (по пьесе и в постановке А. Галина, 2004). «Пресловутый “квартирный вопрос”, некогда испортивший москвичей, не оставил этого занятия и сегодня» (!!!!!!!). Или по поводу «Романа с кокаином» в РАМТе (по роману М. Агеева, реж. О. Рыбкин, 2004): что может означать такой предмет – «огромный гимнастический конь с торсом-скелетом динозавра».

* * *

…Не успела я подумать, как хорошо было бы в Вахтанговском сделать «Мадемуазель Нитуш», ее начали репетировать.

Вот бы в Малом поставить в энный раз в истории театра (в 1915-м, 1941-м, 1953-м, 1966-м) скрибовский «Стакан воды» (вечер водевиля). Оперетта в драматическом театре – это же богатая идея. И есть люди, которые могли бы. Когда-то об этом мечтали А. Гончаров (1918–2001) и А. Лобанов (1900–1959). Мечтает и С. Яшин но все никак не решится. (См. «Чайку» Райхельгауза, «Наваждение» Галина). «Амилькар» – тот же посыл. «Мещане» – попытка заместить легенду БДТ.

Мы много говорили в начале нового века о рифме времен, о совпадениях и аналогиях с веком XX, так продемонстрируйте. Можно помочь, уговорить, заставить новое поколение высказаться на старой территории, чтобы восстановить в правах критерии. Искать конструктивно интересные ходы. Сейчас надо поражать конкретными фактами, а не голым многословным пиаром накануне премьеры: это будет лучший спектакль сезона, это уникальный проект, участие звезд, которые уже отрясли прах репутации, посадим на сцену самолет. При этом, кто режиссер, какие актеры – не пишут.

Самая смешная история – как после не слишком удавшейся премьеры (4 октября 2002-го) стали пиарить «Имаго» (по пьесе М. Курочкина, реж. Н. Чусова.) Зритель, голосующий ногами, заставил авторов стать и негордыми, и неспесивыми.

«Восемь любящих женщин» («Huit Femmes») Р. Тома считался самым неприличным кассовым спектаклем советских времен (для интеллектуалов). Французский кинорежиссер Ф. Озон сделал (2002) из этого среднего детектива не продвинутый, не великий, но прелестный и стильный фильм. Кто знает, может, именно этой картиной, а вовсе не, скажем, «Крысятником» (1998) он войдет в историю французского кино? И за одно это, ему скажут «спасибо» потомки – за то, что его посетила классная идея: собрать в одном фильме 8 лучших актрис французского кино разных времен (Л. Санье, В. Ледуайен, К. Денёв, Д. Дарьё, И. Юппер, Ф. Ришар, Э. Беар, Ф. Ардан).

Нечто похожее пытался сделать Эфрос, когда ставил «Прекрасное воскресенье для пикника» Уильямса (1986). Должны были играть М. Неелова, А. Демидова, Н. Дробышева и О. Яковлева (на Бронной). На Таганке сыграли О. Яковлева, А. Демидова, З. Славина и А. Вертинская.

Помечтаем в последний раз. Если бы кто-то из хороших наших режиссеров повторил – даже в антрепризе – подобную историю, я бы не бросила в него камень. М. Неелова, О. Яковлева, Л. Максакова, И. Чурикова, А. Казанская, Наталья Швец. Их мог бы соединить и выдержать Р. Туминас – с его нордическим отношением к московской театральной суете. Вот была бы «бомба». А в театре в день премьеры снесли бы двери.

22 октября

«Филоктет» (по трагедии Софокла), реж. Н. Рощин, Центр им. Вс. Мейерхольда.

«В спектакле многое покажется странным: движение, манера произносить текст, музыкальное сопровождение. Но получилось все, даже электромеханика, которая приводит в действие огромные столбы, изображающие вход в Аид. Они разделяют два пространства, существующие в спектакле – мир живых и мир мертвых, где и пребывает Филоктет». (Н. Рощин)

Очень интересно было бы спросить у режиссера, какие задачи он ставил перед собой. Если бы он сказал, что чисто познавательные и чисто технологические (прочесть Софокла, придумать визуальную конструкцию для постановки древнегреческой драмы, отобрать средства выразительности для изображения архаики – музыка, костюм, тип движения, голос) я бы его поздравила и не вязалась.

Спектакль, на первый взгляд, имеет товарный вид. Но, как всегда сегодня, чуть копнешь, и начинаются проблемы. Музыка Вани Волкова мне понравилась: эта джазовая барабанная дробь, эти контрабасные синкопы, эти странные инструменты на сцене, похожие на расчлененные трубы органа. Движение основано на актерской технике Терзопулоса, автоматически (неплохо) повторенной. Герои будто сошли со старых барельефов, рты, разверстые и разорванные в крике и ужасе, разведенные в стороны руки, откинутые, отпрянувшие фигуры, полусогнутые ноги – все очень напоминает «Персов» (трагедия Эсхила в версии Т. Терзопулоса в Центре им. Вс. Мейерхольда).

Дальше – что? На мой взгляд, его путь – стилизация, довольно вольная, годится только для экспозиции античной драмы. Дальше требуется работа по способу звучания, выражения и самочувствия актера в сюжете. «Дефилейное» существование, как в моде. Графичные мизансцены, ну, даже красивые. Но не доосмысленные и не настолько эмоциональные, чтобы завораживать поверх смысла.

История, рассказанная Рощиным, не до конца понятна. Элементарная история про мужскую дружбу предательство, содержащаяся в тексте Софокла, не понятна. И у него, как у многих новых режиссеров, экспозиция лучше всего – 15 первых минут. Дальше – чудовищно рычащие, надрывающие глотку голоса (техника речи!). Неприятно слушать.

27 октября

«Ромео и Джульетта» (по пьесе У. Шекспира), реж. О. Ольшанская, Театр из Лысьвы (Пермский край).

Очень симпатичное и страстное зрелище. Тоже молодежный вариант, но ни в какое сравнение со Стуруа не идет. Я выбираю Лысьву. Прелестные дети-влюбленные – это главное. У Стуруа, кажется, единственный, кто хорошо играл – А. Олешко, слуга Кормилицы. Придумал образ, без слов – урод, тащит ногу. Но при этом очень страстно переживает происходящее и болеет за влюбленных. Трогателен очень. Может, и сыграет Флоридора хорошо?

8 ноября

Вечер О. Борисова (1929–1994). 75 лет со дня рождения. Центр на Страстном.

Неуспех А. Смелянского и успех Т. Москвиной. Смелянский выступал долго и не мог остановиться, пел, как акын. Сквозной нити в разговоре не было. В отличие, скажем, от выступления В. Абдрашитова: коротко, внятно, и главное, ясно. Борисов был для него важной фигурой, блестящим актером и дорогим человеком.

Толя потерял свой прежний блеск. Он даже не почувствовал, что зал перестал его слушать и загудел, переговариваясь о своем. А он еще продолжал что-то говорить. Теперь даже не вспомню, о чем.

Табаков явился с дорогим и большим букетом, который передал со сцены Алле, жене О. И., блекло прочел свое стандартное «Их нет и все разрешено» (Д. Самойлов. «Нету их. И все разрешено») и удалился, даже не моргнув глазом. Было ясно, что происходящее ему глубоко неинтересно, приход – крайне дежурный. Он даже наиграть хоть какой-то интерес, волнение не считал нужным.

А Таня Москвина действительно имела большой успех. Сказав что-то о ригоризме Борисова, его высоких требованиях к профессии и о том, как рано он умер, она добавила: «Видел бы он спектакли Серебренникова и Чусовой – умер бы во второй раз». Зал устроил ей овацию.

11 ноября

«Красной ниткой», реж. В. Панков, Центр драматургии и режиссуры А. Казанцева.

Спектакль по старой (1983) пьесе А. Железцова рассказывает о фольклорной экспедиции музыкантов в российскую глубинку. Об открытии молодым столичным героем «настоящей» (реальной) жизни. Нелегкой. Непривлекательной. Пьяной.

Герои спектакля одеты в вечерние сценические костюмы (смокинги, черные длинные платья), но понизу заляпанные вековой, российской грязью. Когда В. Панкова спросили, как это сделано художником и настоящая ли это грязь, тот с удовольствием раскрыл «технологию»: грязь, мол, настоящая, но «посаженная на клей». Вот и спектакль похож на правду, посаженную на клей. Т. е. смотрится все неправдой. Раньше все рисовали белой краской, но фигуры получались плоские.

Сейчас рисуют черной краской, но фигуры такие же плоские. Их нельзя полюбить. А смысл театра – все-таки! (иначе, зачем непосредственный контакт?) – чтобы захотелось полюбить или пожалеть хоть какого-нибудь героя на сцене. Западный театр (левый) вывел на сцену бомжей и маргиналов, чтобы растрясти сытого и богатого зрителя, закосневшего в мещанских проблемах. А мы, аккордно воспитав такого зрителя лет за пятнадцать, объяснив ему на государственном (телевизионном) уровне, что только так жить правильно, современно и модно, теперь вдруг решили обернуть ему «глаза зрачками в душу»?

В стране, где уже нечего апеллировать к душе (ибо про нее не говорят давно, а значит, многие не подозревают о ее существовании), к вере (ибо она тоже стала модным ширпотребом). По-моему, это может вызвать только противоположную реакцию. Зритель смотрит это – как зрелище, как экзотику, как, например, шоу про преодоление страха, где едят червяков, хватают змей. Зритель не примеряет на себя эту жизнь, не ассоциирует со своей, но и не принимает вину за нее на себя. Т. е. цель такого зрелища сегодня бессмысленна. Хотя не бессмысленна, если зрелище страстно. Но!!!

Я не знаю, как быть. Панков сам говорит, как он любит этих людей, как им сочувствует, как хорошо знает, ибо сам в таких экспедициях участвовал. А я вижу фальшь в игре актеров. Даже хваленая О. Лапшина, которая создает одними приемами сотую свою старушку из народа, врет!!! Так не говорят и не пьют русские деревенские бабки. Все герои неприятны, «грязь» навязчива, ее много. Музыка, как всегда у Володи, замечательная, и сам он страстный человек.

14 ноября

ТВЦ, «Открытый проект».

Репортаж по поводу премьеры «Лира» С. Судзуки. Закадровый текст: он репетировал, требуя от актеров «забыть о психологизме и душе». Маленькое интервью. Он объяснил, как был рад приглашению в МХТ, что это приглашение для него связано с тремя «великими именами»: Станиславским, Немировичем и Табаковым. А потом добавил – с Табаковым в первую очередь.

15 ноября

Круглый стол в Центре им. Вс. Мейерхольда по поводу проекта «Открытая сцена». Солидно получилось. О. Галахова и М. Пушкин старались не зря. Было ощущение целесообразности разговора, что он кому-то нужен, что он что-то прояснит. Например, как-то в виде утверждения повисло в воздухе – что В. Фокин берет деньги на каких-то «молодых», а потом спектакли или не выходят вовсе или не прокатываются нормально. Э. Бояков вдруг сказал, что Чусовой больше бы не давал грантов на проекты, потому что она персонаж раскрученный. В чем я с ним публично солидаризировалась, добавив фамилии Серебренникова и Карбаускиса, и сказав, что я категорически была против гранта на «Сон в шалую ночь». Потом, правда, Бояков развивал свою любимую мысль о том, что надо отдавать деньги в одни руки продюсера, а уж он-то грантами распорядится. Тут мы заспорили и с ним, и с Пушкиным.

А почему продюсер должен получать у государства? Его ведь задача (так предполагает, как мне кажется, профессия) уметь доставать деньги у спонсоров. И потом, с какой это стати именно Бояков должен стать промежуточным звеном? Что Комитет (ныне – Департамент культуры г. Москвы) не способен сам решить проблему? Почему он должен доверить Боякову, а не кому-то другому? Пушкин мне доказывал, что надо нанять продюсера, а через год спросить с него, и если он неумно распорядился деньгами, взять другого. Но тогда государство выступает, как частный наниматель, рантье? Вопросов много, есть смысл обсуждать.

Когда Бояков много и долго, елейным голосом ангела говорил о высоких целях и задачах, о прозрачности денежных потоков и честности отношений «заказчиков» и «подрядчиков», я не выдержала и тоже, по-моему, елейным голосом спросила его про «Свадебное путешествие» (пьеса В. Сорокина показана в Центре им. Вс. Мейерхольда). А почему этот грант давался И. Рудзите, а вы тоже числитесь режиссером (более того, во многих публикациях только его и называют режиссером!)? Это означает, что молодая ученица Гинкаса не справилась с работой, и вы стали ей помогать? Он, не изменившись в лице: «Мы решили, что так подавать заявку будет лучше всего». Объясняю: молодому перспективному режиссеру скорее дадут, а он присоседится потом. Т. е. корысть и неправда вылезли наружу. Ольга Галахова это поняла, она мне сказала. А другие? Не уверена.

Разговор был интересным до поры до времени, пока не «вступили» в него участники Б. Юхананов и О. Мысина. Я долго была экспертом Комитета, дающего гранты. Объясняла режиссерам, что надо уметь использовать такой шанс, особенно молодым, лишенным сегодня возможности поставить дипломный спектакль в настоящем театре. Надо не быть такими инфантильными, сочиняя нелепые заявки, что смешно пенять на то, что денег мало дали (как, например, Рощин)…

Юхананов вдруг взвился на трибуну, обиженный, что его (в числе других) обвинили в инфантилизме и незнании истории русского театра. И понеслось. Он, конечно, Хлестаков, сколько бы мне ни говорили, что у него «есть смысл, есть идеи!». Маниловщина, умение пустить пыль в глаза, идеальный персонаж современности: мнимость на правах реальности. Человека дел. Режиссера века. Ко всему прочему, у него логорея: остановиться не может, говорит и говорит, прислушивается к себе и страшно себе нравится, «неси меня соломинка, неси». При этом какие-то нелепые большевистские лозунги: государство должно быть нам родной матерью, кормить грудью, еще чепуху какую-то…

Потом, вдохновленная его напором, выскочила Мысина, вывела своих актеров, кланялась Юхананову в пояс за его спектакль, после которого, оказывается, по-новому увидела небо над головой. Это театр XXI века. Ю., снисходительно потупив очи, слушал. А в финале мне что-то стало совсем грустно. Ну, за что мне это – на пятом десятке объясняться с этими…, тратить на них время и жизнь, доказательства. Тоска. И она все чаще. И все больше засасывает. Так я плавно и вползла к Новому году в грипп, который мотал меня полтора месяца. Грипп и депрессию.

21 ноября

Телепрограмма С. Урсуляка «Пестрая лента» (Первый канал) – об актерах, игравших в кино вождей. А. Калягин с сожалением отмечает, что в 90-е годы, оказывается, было много перегибов: «Толпа плевала в колодец, из которого все черпали», «Мне это очень не нравилось». А что ж ты молчал? И другие тоже. Ни один из маститых актеров и режиссеров ни разу не оказался в оппозиции (Т. Доронина, С. Говорухин и Н. Губенко не в счет, их тут же окрестили коммунистами). Все присягнули Ельцину и с радостью ходили… лизать.

25 ноября

Национальная академия ТВ (громкое название) объявляет, естественно, по ТВ о наборе «по основным телевизионным специальностям». Что интересно: «срок обучения – 6–10 месяцев». Хороши будут специалисты. По режиму работы Академия больше напоминает кулинарный техникум. У нас на журфаке было ТВ-отделение, так там учили 5 лет. Вот поэтому у новых «специалистов» по ТВ ничего не слышно, свет поставить не умеют и т. д.

26 ноября

«Шутники» (по пьесе А. Островского), реж. В. Долгачев, Московский Новый драматический театр.

10 декабря

Витя Крамер, слывущий умельцем в постановке зрелищ, приглашен И. Апексимовой поставить мюзикл «Веселые ребята». Крамер дает интервью. Смысл в том, что спектакль не ретро, не воспоминание. Нельзя сравнивать Апексимову и Харатьяна с Орловой и Утесовым. (Попробовал бы кто-нибудь! Они же не выдержат сравнения. Речь даже не о таланте, а об обаянии, о славе, о сексуальности, если хотите, которой у А. и Х. нет ни грамульки). Другое время, мол, другие песни. Да в том-то и дело, что песни старые. Сами выдумать не могут, берут старое. Так хоть бы мосты налаживали. Нет, оплюют, потопчут, а потом мифом-то попользуются.

Любимая тема Угарова – о ненависти к культурным мифам. Крамер высказался по-другому: актеры А. и Х. свободны от культурных штампов. Что бы это значило?

11 декабря

«Человек из Ламанчи», сценарий мюзикла – Д. Вассерман, Д. Дэрион – по роману М. Сервантеса «Дон Кихот», музыка – М. Ли, реж. Ю. Гусман, Театр Российской Армии.

12 декабря

«Ва-банк» (по пьесе А. Островского «Последняя жертва»), реж. М. Захаров, «Ленком».

В последнее время мне мало симпатичен М. А. по-человечески. Например, его неожиданное волнение за судьбу репертуарного театра, который 10 лет назад, он первый и начал «хоронить». Запахло жареным, и наши театральные олигархи забили тревогу, боясь, что у них отнимут дело, работу. Увы, только это и ничего больше заставляет их рассуждать о театре, за судьбу которого они якобы волнуются. Волнуетесь, так зачем столько лет позволяете совершаться стольким нелепостям? Почему не поддерживаете серьезную прессу, а заигрываете с маринамирайкиными? Почему не подаете в суд, когда вас оскорбляют в прессе? Почему не тратите денег на настоящие разговоры об искусстве? Почему боитесь «гамбургского счета»?

Но это все так, присказка. Когда же Захаров ставит спектакль, даже если он и не нравится, нельзя не отдать ему должное, как талантливому постановщику (именно постановщику, потому что всегда выходит зрелище). «Балакирев» мне не нравился, он был грубо сколочен. «Плач палача» не нравился тоже, потому что невыразительно и бестемпераментно играли молодые А. Лазарев и М. Миронова, а тема любви, искупающей все, в спектакле была важна. А вот «Ва-банк» понравился.

В нем все вертится, крутится, взрывается – и зажигает публику. И «мува», и «драйва» пруд пруди. Чусовой бы поучиться. И Захаров переделывает Островского. Но Чусова кромсает, в общем, бесцельно, а Захаров кроит по собственной выкройке и хорошо представляет себе, как будет выглядеть вещь в сшитом виде. Конечно, Саша Захарова не Тугина по Островскому. Но папина любовь к ней не настолько слепа, чтобы не видеть этого и не переделать пьесу под данные дочки. Ее Тугина нужна Прибыткову-Збруеву не потому, что молода и красавица, а потому, что она – его поля ягода, ровня ему – рачительна (если никакого Дульчина нет поблизости), практична. Флор Федулыч надеется вырастить из нее правильную жену. После открывшегося обмана Дульчина эта Тугина очень искренне и заинтересованно произносит только одну фразу: «Мне бы теперь только свои деньги вернуть».

Спектакль как бы противоречит Островскому, у которого Тугина, как замечательно написала в программке И. Вишневская, «умна и неумна, доверчива и недоверчива, практична и непрактична, права и виновна». У Саши она однозначнее и проще написанного: обыкновенная, глуповатая, влюбчивая душечка. Но в этом есть смысл тоже. Смысл вполне буржуазный – и весь спектакль, богатый, красивый, не слишком глубокий, но ясный по мысли, тоже абсолютно буржуазный. Если уж продаваться, то по-крупному, потому что Дульчин Д. Певцова – мелкий игрок, пошлый ухажер, Кречинский. А Прибытков – крупная птица, и играет по правилам, «вор в законе» по старым меркам, которому нужен порядок. А добротная Юлия могла бы, по сути, составить ему партию.

Дивное, как всегда, оформление О. Шейнциса: вся сцена заставлена каретами, пробка, и люди снуют между, пролезают внутрь, протискиваются мимо колес, взбираются на крыши. Много хорошо сделанных маленьких ролей, филигранных, я бы сказала, и с большим смыслом. В отличие от МХТ. Например, замечательная М. Струнова – Михевна: не просто старуха-нянька, как у Н. Журавлевой (МХТ), а наперсница, как было в сказках, более сложный характер. Чудесная Глафира Фирсовна – А. Якунина. Все-таки О. Барнет (МХТ) играет грубо, и между 1-м и 2-м актом, бедностью и переменой участи, трудно поставить знак равенства, поверить, что это один и тот же характер. А эта – бой-баба, перпетуум-мобиле, квинтэссенция «стервы», «подруги», «соседки по коммуналке». А главное играет гомерически смешно. А как, между делом, гоняет слуг! Если правда, что эту девочку выгнал Костя Райкин (я ее совсем не помню) ради своих новых студентов, то он сглупил, она – хорошая актриса, и М. Захаров это сразу из нее вытащил.

19 декабря

«Суер-выер» (по роману Ю.Коваля), реж. М.Левитин, «Эрмитаж».

20 декабря

«Гедда Габлер» (по пьесе Г.Ибсена), реж. М. Карбаускис, Театр «Мастерская П. Фоменко».

Очень неудачно. Если бы не знала, кто поставил, решила бы, что воинствующая феминистка или даже лесбиянка. Три мужика и все – уроды в одинаковых васильковых фраках. Вместо женщины, мечтающей быть свободной, мадам Бовари, которая жаждет мужского плена, просто другого, чем у мужа.

1906 год, «Геддой Габлер» открывается Театр Комиссаржевской. Ставит Мейерхольд. Б.Алперс: «первый программный спектакль условного стиля». Успех скандала. К. Станиславский, по мнению Алперса, и ставил пьесы норвежского драматурга, и играл в них («Доктор Штокман», «Бранд», «Когда мы, мертвые, пробуждаемся», «Гедда Габлер», «Дикая утка», «Столпы общества», «Привидения», «Пер Гюнт», «Росмерсхольм») «с резким нарушением общей идейно-художественной концепции Ибсена». Это все, конечно, оправдывает нашего мальчика – для кого-нибудь, но не для меня. Уж очень у него приземленное представление о людях и героях. Все у него (даже «Дядя Ваня») выходит как-то бескрыло.

29 декабря

«Страна любви» (по пьесе А.Островского «Снегурочка»), реж. К. Райкин, Театр «Сатирикон».

Спектакль сделан Костей для своих студентов, ради которых он почти совсем разогнал свою старую труппу. Многие его за это осудили (из этих не вырастил больших артистов, теперь новое поколение будет портить). Я пыталась понять и оправдывать. Хотя Костя все-таки вел себя странно. При мне, например, позвонил С. Яшину (я была у него в кабинете), сообщил, что увольняет актеров, и предложил кого-нибудь взять. Сережа, конечно, был обижен: «Это что значит? На те, Боже – что мне негоже?».

Сначала райкинские студенты мне понравились – в «Ричарде» бутусовском. А в «Стране любви» не понравились совсем. С одной стороны, инфантильны, с другой, инфантильность слащаво наигрывают. Темперамента нет настоящего, красоты, интеллектуализма. Но это сейчас везде. Что касается режиссуры – и тут странно. Делает из Снегурочки угловатого «мальчика-подростка», которого не могли бы полюбить Лель (здесь – бабник откровенный в белом пиджаке) и уж тем более Мизгирь. А любовь Снегурочки – странная. Что-то тут с логикой.

30 декабря

«Маскарад» (по драме М. Лермонтова), реж. В. Агеев, Театр «Сатирикон».

Беда большая…

* * *

Всё немножко похоже на всё на нашем ТВ. Скажем, даже приличный сериал Н. Досталя «Штрафбат» по стилистике напоминает военные фильмы А. Германа. А не слишком приличный сериал А. Кавуна «Курсанты» – на П. Тодоровского, по повести которого снят (продюсер – сын). Унылая вторичность. Крепкое советское ремесло. Что касается исторических якобы «Детей Арбата» А. Эшпая и «Московской саги» Д. Барщевского, то это полное безобразие и профанация.