Текст книги "О театре, о жизни, о себе. Впечатления, размышления, раздумья. Том 1. 2001–2007"

5 января

«Веселые ребята» (по киносценарию Н. Эрдмана и В. Масса, музыка И. Дунаевского), реж. В. Крамер, антреприза И. Апексимовой.

Я поглядела, что это такое. Местами – детский утренник (особенно там, где участвует стадо коров, кстати, похожих на мохнатых яков или мамонтов, сплошь почему-то горбатых), местами – плохо исполненная оперетта. Там, где звучит подлинный И. Дунаевский, он зажигает. Там, где звучит дописанное М. Дунаевским, тембр на слух меняется: это уже не «Веселые ребята», а «Три мушкетера» или «Мэри Поппинс». Д. Харатьян, как я и ожидала, ходячая банальность. Постоянная улыбка, дурковатость, потому что прикидывается пастухом, говорок нелепый. Но это повинность, а не игра, не кураж. Когда он поет эти замечательные песни, голос звучит невероятно блекло и ученически. Замечательная Анюта – И. Богушевская, когда начинает петь «Я вся горю, не пойму, отчего» нутро переворачивается, тепло по телу разливается. Говорят, что для нее Л. Орлова была кумиром. Ирина не посрамила своего кумира. Какой-то все-таки нелепый художник Ю. Хариков. Красота ради красоты.

Позорнее всех выглядят два либреттиста, которых априори я бы тоже выбрала: В. Жук и И. Иртеньев… Тексты там потрясающие! Например, пьяные гости у Лены ждут ужина и поют что-то про то, как «ползут куриные пупки». Вдруг мать Лены говорит про поющих гостей: «Как ужасно поют эти люди» – цитата из «Вишневого сада», реплика Шарлотты. Это, кстати, частый прием и в наших сериалах. Приема никто не поймет, те, кто читал Чехова, сериалов не смотрят. Сценаристы то ли мстят непонятно кому, то ли это попытка отдохнуть, то ли отсутствие собственных слов и смыслов. Или еще такая цитата: «Вы звери, господа!» – из «Рабы любви». Все категорически не смешно.

Рояль в 1-м акте весь в ракушечнике, с вмурованным в него портретом Бетховена. Производит это дикое впечатление: заросло искусство? Яйцо, которое громко и смачно высасывает Лена, огромно, как страусиное. Любовный дуэт Лены и Кости в блестящих «американских» костюмах – имени «Чикаго». Девушки на пляже – в костюмах пляжных, а под ними – колготки 120 ден для утяжки ляжек. Единственная «королевна» – И. Апексимова, в черном парике, в приличной физической форме, но не первой молодости. Неумно: Анюту-Богушевскую в финале даже не переодели. Она так и осталась «гаврошем», а в мехах и духах только Лена-Апексимова. Ужасный балетмейстер – О. Богданович. Сравнить с О. Николаевым, сделавшим танцы для «Человека из Ламанчи», даже нельзя.

9 января

«Вечерний звон» (по пьесе И. Друцэ), Театр «Школа современной пьесы».

Поставил и играет Сталина С. Юрский. Играет хорошо: похоже, смешно, изобретательно. Но спектакль бессмысленный. Ибо цель высказывания (и драматурга, правда, тоже) непонятна. Это даже трудно назвать пьесой. Скетч какой-то, фарс. Единственная внятная мысль, провоцируемая этим спектаклем, даже пугает: Сталин не дурак, Сталин умнее своего народа (по крайней мере, представленного в пьесе и на сцене), и вообще – Сталина на нас, пошлых, мелких, низких, не хватает, чтобы вправить нам мозги.

Хотели ли этого авторы? Понять трудно. Вроде бы фарс по сюжету: молодую певичку привозят на дачу Сталина из Большого театра, чтобы она пела перед ним и его собутыльниками (они так и не появятся). Девушка перепугана, говорит и делает не то, ей не поется. Бога все время поминает, задает наивные и правдивые вопросы. В 1-м акте с ней общается (как потом выясняется) двойник Сталина, во 2-м – сам. Двойник обещает ей Сталинскую премию, из последних реплик настоящего Сталина, мы понимаем, что девушке устроят несчастный случай.

Вроде частная, но типичная история про то, как Сталин руководил искусством? Но тогда очень важно, а девушка на самом деле талантлива? Или бездарна? Или неумела? Непонятно по спектаклю. Испуг почти мистический (она слышит какие-то шумы, шорохи, колокольный звон, возвещающий чью-то смерть), но ее реплики про попранное достоинство не укладываются в характер, который задает актрисе режиссер Юрский, ее финальные дерзости тоже непонятны, нелогичны. Про что история? И зачем – здесь и сейчас?

10 января

Плоскостная лозунговая режиссура сегодня почему-то принимается «на ура!». Как будто мы все забыли или ничего не проходили. Н.Чусова одела своего Тартюфа в тюремную робу, он – урка. А монашки, его сопровождающие, не очень-то и скрывают, что б… Вот представьте себе, что подобное решение сегодня позволил бы себе Ю. Любимов, или П. Хомский, или А. Ширвиндт… – закидали бы тухлыми помидорами, обвинили бы в старомодности, советскости и использовании приемов старого социального советского театра. В «Лесе» Серебренникова тема актеров и лицедеев, театра, любви к театру не развита никак. И ничего. «Лес» всем нравится, а «Нитуш» – по той же причине (нет любви к театру) – не нравится. Зато в финале «Леса» Гурмыжская похожа на Пугачеву, а Буланов монолог об устройстве Пеньков произносит голосом Путина. И все в восторге! Ай, какой социальный пассаж. Но это так глупо, по-моему, плоско, топорно, не ко времени (или даже слишком ко времени).

12 января

«Мадемуазель Нитуш» (по оперетте-водевилю Ф. Эрве), реж. В. Иванов, Театр им. Евг. Вахтангова.

Безумно захотелось разобраться с легендой. Что же это было на самом деле: спектакль (1944) Р. Симонова (режиссер) и Н. Акимова (художник)? Я ведь даже не знаю, в каких это было цветах решено.

А у Володи, к сожалению, получилось грубо и громоздко. Флоридор – А. Олешко мелковат и в прямом, и в переносном смысле: Хлестаков, водевильный простак, не более. Н. Гришаева – Дениза, как я и предполагала, выглядит слишком опытной, потертой. «Играет» невинность, что еще хуже, чем не играть вовсе. Хотя поет хорошо. А. Завьялов – Шамплатро, наверное, последний благородный красавец на вахтанговской сцене. Л. Вележева-Корин – злобное, мелкое, агрессивное существо. Если вспомнить Л. Гурченко в фильме (двухсерийная музкомедия «Небесные ласточки», поставленная на киностудии «Ленфильм» в 1976-м режиссёром Л. Квинихидзе), то играть можно было (и нужно было) нечто иное. К сожалению, совсем не понравился П. Любимцев – в роли Директора театра. Надо было играть Синичкина, водевильного простака, влюбленного в театр до безумия, готового и к разорению, и к авантюре, обожающего примадонн, запах кулис. Внешне у Паши все это есть, но голый рисунок, душа его отсутствует, и когда он говорит, что сейчас умрет или упадет в обморок, ни минуточки ему не веришь.

К сожалению, и кордебалет этой «Нитуш» («небесные ласточки» и уланы) плох. Ни одного красивого или породистого лица, одна расхристанность. Может, где-нибудь в другом месте это бы и сошло с рук. Но на этой сцене, всегда поражавшей аристократизмом и изяществом, стыдно. Новые «щукины дети» пока не достойны этой сцены. Вспомнила шутку Р. Н. Симонова (советский актёр, режиссёр театра и кино, педагог, 1899–1968) и, кажется, И. М. Толчанова (советский российский актёр театра и кино, театральный режиссёр, педагог, 1891–1981). Смотрят какой-то кордебалет на репетиции и один другому говорит: «Как ты думаешь, это театр представления или переживания?». Другой отвечает: «Для них переживания, а для нас – представления».

Старый МХАТ позволял себе шутить в «Летучей мыши» Н. Балиева (Мкртич Асвадурович Балян, актёр, режиссёр, основатель и директор пародийного московского театра «Летучая мышь», 1876–1936), но они умели играть и по-другому. С. Юрский и А. Миронов были королями капустников, но в театре они умели по-другому. Сейчас, отведя иногда душу в критической статье на тот или иной спектакль, впору извиниться перед читателями (и даже исполнителями), вспомнив старую шутку – про объявление в ковбойском салуне: «Не стреляйте в пианиста. Он играет, как умеет». В «Веселых ребятах» (даже Апексимова и Харатьян) и в «Нитуш» молодежь играет честно, но «как умеет». Трудятся так, что потом пахнет. А великой силы искусства – нет.

15 января

«Скользящая Люче» (по пьесе литовского драматурга Л.-С. Черняускайте), реж. В. Скворцов, Центр драматургии и режиссуры А. Казанцева.

17 января

ТВ «Культура», передача о французском писателе Даниэле Пеннаке.

Большой философ и большой чудак. Размышляет о вечном, о чем всякий разумный человек размышляет, и пытается, как он сам шутит, быть оригинальным. Это ему удается. Забавная мысль: для него первым романом в жизни оказался даже не роман, а пьеса-об Эдипе-царе. Он признается, что всякий раз был захвачен сюжетом и всякий раз мечтал, чтобы Эдип оказался невиновен.

Неизбежность трагических сюжетов.

* * *

«Нельзя строить государство, одновременно разрушая общество» (кто сказал, интересно?) («Ни дня без строчки: из записных книжек», Ю. К. Олеша, М.,1961). Привет Грефу и Зурабову.

* * *

Старая власть умела, как сказала бы Л. Улицкая, «влезать в печенки». А вот и новая – с энтузиазмом принялась за дело. Слова в ее Уставе другие, методы действия – те же.

Когда на сцене Артист, все возможно и ничего не кажется старомодным. Когда Артист, за ним и следишь, и какое тебе дело до того, любит ли он «новую драму», голосовал ли за Жириновского, поддерживает ли Путина, одевается на толкучке или у Готье, получает удовольствие на спектаклях Някрошюса или Жолдака, или ни там, ни там. Артисты правят ремесло – и тогда все остальное неважно. В. Зельдин – Дон Кихот, А. Зайков – Трибуле и Е. Красницкий – Сен-Валье, М. Аронова – Гортензия.

21 января

«Песни сундука» (по пьесе И. Афанасьева), реж. В. Агеев, Центр драматургии и режиссуры А. Казанцева.

Очень неплохая идея соединить абсурдистскую пьесу молодого и странного Кеши Афанасьева с детскими абсурдистскими стишками Г. Сапгира (русский поэт, прозаик и переводчик, 1928–1999). Получилась полная картина современного мира (уже постсоветского) – гомерически смешная, и в чем-то очень точная.

23 января

«Три сестры», реж. Д. Крымов, Театр «Школа драматического искусства» А. Васильева.

Чем хороший спектакль отличается от плохого? На хорошем уже через 15 минут после начала предвкушаешь, как придешь еще раз. Мне в этом спектакле нравится все, даже его недостатки. Мы как-то совпали по настроению. Все остальное я написала в статье в газете «ДА» («Дом Актера»). И страшно была рада, что в последний момент нашла заголовок. Правда, понятен он будет, наверное, только Диме.

У него и его студентов сценографов есть спектакль «Недосказки», в котором из старого тряпья они мастерят кукол и рассказывают известные сюжеты (царевна-лягушка, колобок, красная шапочка и т. д.) на лад детских страшилок. Я назвала статью про «Сестер» сначала «Сказка о потерянном рае», а потом переназвала – «Недосказка о потерянном рае». Что-то мне нравится в этой переделке.

27 января

«Шекспир. Три сестры», реж. Д. Крымов, Театр «Школа драматического искусства» А. Васильева.

По-моему, это очень интересно. Хотя у нас скажут, как приложат: «Неудачный спектакль Крымова «Гамлет», «Захватывающий спектакль Е. Невежиной «Контрабас»… Бедные потомки. Если они будут верить всему, что написано, и не искать и не выискивать все, а не только то, что сохранит «поверхность», они пропали. История театра, особенно 90-х и далее годов, останется извращена.

В Диме мне нравится абсолютное нежелание кому-либо что-либо доказывать. Это потребность изнутри – ставить. В этом он очень похож на папу (А. Эфроса). И очень серьезное личностное начало, которого я в нем прежде не подозревала. Мне он всегда казался беспечным, балованным и счастливым «сынком», которому все (официальное) доставалось легко и на котором, казалось, природа отдохнула – все-таки. Его декорации не нравились. Я даже где-то написала, что он не владеет пространством, не обживает его, а заполняет, декорирует. И вот вдруг… ему надо было остаться сиротой и осознать это свое состояние, чтобы стать самостоятельным серьезным и, по-моему, очень своеобразным режиссером. И что странно, он вписался в пространство Васильева. Почти никто не вписывается, а он выглядит органично.

Январь-февраль

На ТВ «Культура» показывают цикл А. Смелянского «Предлагаемые обстоятельства». Скрестив заглавие одной своей книжки с содержанием другой («Уходящая натура») он рассказывает о своем участии в театральном процессе 70–80-х. Впечатление странноватое. Самое главное – при всей нелюбви к В. Вульфу (российский искусствовед, театровед, киновед, литературовед, переводчик, критик, 1930–2011), которую А. С. испытывал всегда, он, оказывается, хочет быть Вульфом. Мизансцены, пафос, фон, весь кадр сделаны «под» «Серебряный шар» (с 1994-го на Первом канале выходила авторская телепередача В. Вульфа «Серебряный шар», с 2003-го – «Мой серебряный шар»). Значит, благородное негодование по поводу легковесности Вульфа было просто завистью? Наверное.

Толя торопится зафиксировать на пленке (книжки теперь уже не в таком почете, читают мало) мнение о многих людях и вещах того времени, придать официальный статус своим версиям, придать им вес не «субъективных заметок на полях», а «единственно верного учения». Б. Поюровский, который относится к нему более чем трезво, сказал, что передачи нравятся. «Что же там может нравиться?» – «Хотя бы никого не поносит».

Толя хитрый, чует, что времена «поносов» кончаются. Снова в моде имперский стиль. Он и должен опять стать главным акыном этого стиля. Теперь себя (мысленно) сравнивает, наверное, не с «так называемым завлитом МХАТа П. Марковым» (русский советский театральный критик, режиссёр, историк и теоретик театра, педагог, 1897–1980), как он сам выразился в другой передаче, а с В. Виленкиным (российский театровед, историк театра, литературовед и переводчик, 1911–1997). Расположившись в кресле, нога на ногу (позу списывал с Вульфа), Толя вещает народу. Конфликт Любимова и Эфроса на Таганке – вполне взвешенная версия, верная, но без деталей и без драмы обоих. И мне нравятся эти оговорки: «Этого я не знаю, у Любимова не спрашивал». Так пойди и спроси, он живой еще. «Не знаю, ходил ли в театр Хрущев» – так узнай, это тоже нетрудно. Но он нам лучше расскажет о Брежневе на «Так победим!» и о Горбачеве на «Дяде Ване». Признается, что это анекдот, который он и сам не раз рассказывал.

Нелепый монтаж. Даже двусмысленный. А. С. рассказывает о том, как М. Горбачев позвонил после спектакля О. Ефремову, и как заинтересованно Е. с ним говорил, а нам кажут кадры из «Берегись автомобиля», где Ефремову звонит Деточкин (Смоктуновский) с признанием. Мимика рядом с текстом о Горбачеве не в пользу Е.

«Зная Ефремова, бойца, тарана, жившего на одних сухожилиях» – так много во фразе пафоса и никакого чувства. Даже и силится сказать о нем хорошо, да не выходит. Потому что не любил никогда: боялся, завидовал смелости, я думаю, всегда использовал. Но не любил никогда.

Передачу о «государственном режиссере» (это название) Товстоногове я не видела, но те, кто видел, пересказывали подробно и с возмущением: в памяти остается лишь любовь к дорогим автомобилям и костюмам и фраза, что Т. был очень хитер, умел договариваться с начальством и ставил много советских спектаклей.

Последняя передача, конечно, о Ефремове. Про спектакль «Сирано» – «спектакль об оскудении творческой энергии». Откуда он это взял?! А чтобы проиллюстрировать свое ощущение от умирающего режиссера. «Он уже плыл по течению… (есть еще желания) Но формы нет. Форма потеряна». Рассказывает про то, как Е., «уже на аппарате», играл Бориса Годунова. «Мы сбежались смотреть: сможет – не сможет. Не дай Бог, помрет на сцене». Вроде как домашняя интонация, имеет право так сказать, как «свой», а фраза страшно коробит. Неужели только меня?

Характеристика начала перестройки, 1987 год: «На головы вывалились десятки-сотни произведений». Про Е.: «Он первым почувствовал глухие подземные толчки, которые сопровождали наше освобождение». Какое-то странно-советское патетическое косноязычие. Е. «сформировался, как художник, как таран…». О современных пьесах, которые Е. ставил: «Он не попал в нерв больного времени». Оказывается, в перестройку у нас «рухнул порядок, на котором держится любая культура». Что-то нелепое сказал. Неточное ощущение времени и неточные его формулировки.

Двойственное ощущение, идущее от двойственности задач: дать зрителю понять, что стоял рядом, был близок, держал руку на пульсе, участвовал в исторических решениях, и при этом – остаться, как бесплотный дух, в стороне, не замаранным.

3 февраля

«Сон в шалую ночь» (по комедии У. Шекспира «Сон в летнюю ночь»), реж. Н. Чусова, Театр им. А. Пушкина.

Детский лепет на лужайке. Основной прием – все герои – негритосы, папуасы в соломенных юбочках и париках – дредах. Наше «совковое» представление о «рае». Почему негритосы? Чтобы выглядело эротичнее, надо было актеров раздеть. Но тела наших актеров не всегда выглядят «аппетитно» без загара. А черное тело скрашивает недостатки, оно не смотрится «голым» так, как белое.

4 февраля

Пресс-конференция К. Гинкаса по поводу его гастролей в Нью-Йорке и премии «Триумф».

Про премии хорошо сказал: нельзя относиться к ним всерьез, хотя лучше получать, чем не получать. «Получать премию в окружении картин Пикассо – это мощно». Это про «Триумф», награждение которым прошло, по-моему, в Третьяковской галерее. Сказал, что все жюри вышло на сцену и, значит, каждый нес ответственность за свое решение. Каждый из членов жюри – личность. И к этому нельзя отнестись ни иронически, ни ернически, этим можно только гордиться.

5 февраля

«Джан» (по повести А. Платонова), режиссер Р. Козак (1957–2010), Филиал Театра им. А. С. Пушкина.

На спектакле было стыдно. Ощущение, что он возник по самым утилитарным соображениям: режиссер решил дать жене, ущемленной в творчестве балерине, возможность что-то сделать (хореограф постановки – А. Сигалова). Спорно и его утверждение, что повесть Платонова очень эротична. Может быть, но не в этом ее главный посыл. Особенно, если вспоминать эпический спектакль К. Аширова (Туркменский государственный экспериментальный молодежный театр, Ашхабад, 1988).

Ощущение от спектакля: Сигалова – сексуально озабоченная женщина. В своем воображении она красавица и талант – это чувствуется в ее игре, в невероятно завышенной самооценке. Два молодых мужика лапают ее весь спектакль. Довольно странное и жалкое (что ужасно всегда – для актеров и режиссеров) зрелище.

История Платонова вроде бы о том, как спасают народ «джан»… Здесь о народе благополучно забыли, зато герой перетрахал всю пустыню, пока добирался до «своих». Поскольку Сигалова не драматическая актриса, переходы от роли к роли (а она играет все женские роли и даже птицу и верблюда) ей не всегда даются, в одном из эпизодов получается, что герой трахает и верблюда. У А. Матросова (Назар) очень специфическое актерское обаяние, вполне «советский» социальный герой. А если уж ставить эротический спектакль, надо выбирать героя поубойнее и способного понравиться всем. Разве не так? У него к тому же большие прозаические куски текста, а талантом чтеца (т. е. умением говорить и «видеть») он не обладает. Выходит много спешки, скороговорки, голого пафоса и крика. Поэзии – никакой. А на малой сцене с криком и физиологией надо быть осторожным. Все же очень близко.

Сигалова-балетмейстер здесь – даже не Морис Бежар для бедных, как я ее назвала много лет назад, а Пина Бауш для нищих. В финале прямая цитата из нее: откидывается ковер, покрывающий сцену, а там – поле красных маков. Цитата безумно прямая, выглядит кражей, потому что все действие внутренне к ней не подвело. Никто не заметил, не сказал. Рому любят, его щадят.

«Гениально» разоблачает, сама того не понимая, спектакль О. Егошина, «золотое перо», как говорят начальники «Театральных Новых Известий». «Из многосложного и многослойного текста театр вычленил одну, хотя и важную составляющую: эротическую тягу человеческих тел». «Он (Матросов) дал своему герою простодушную способность терять голову от сострадания к угнетенному женскому полу». «Все женские образы: (дальше идет перечисление: мать, девушку, девочку… – Н. К.) куст перекати-поля и тощего верблюда играет А. Сигалова. И всем своим персонажам она придает одинаковое затравленное выражение глаз (это правда, но это и плохо, никакой разницы, перехода от образа к образу. – Н. К.), напряженную шею и откровенность желаний тела». Ну, и впечатляющий финал: «И женское тело с задранным платьем весьма эффектно смотрится на маковом фоне». И это вторая любимая ученица Соловьевой. Неужели И. Н. – с ее образованностью, чуткостью к слову и образу – это все может нравиться?!

8 февраля

«Вий» (по мотивам повести Н. Гоголя), реж. Н. Чусова, Театр им. А. С. Пушкина.

18 февраля

Питер Устинов (британский актёр театра и кино, кинорежиссёр, 1921–2004) сказал о С. Кубрике (американский кинорежиссёр, 1928–1999): «Стэнли – человек, который никогда не был молодым, и поэтому никогда не состарится». Хорошая формула. Таких людей много и вокруг меня. Подумать…

А еще Кубрик преклонялся перед организаторскими способностями Наполеона, говорил, что его жизнь – ключ к судьбе всего человечества: если бы люди с талантами и образованием не позволяли иногда эмоциям брать верх над разумом, они бы добились величайших результатов. Спорно. Но эффектно.

18 февраля

«Подлинная история М. Готье по прозвищу Дама с камелиями» (по роману А. Дюма-сына), реж. Ю. Еремин, Театр «Современник».

19 февраля

«Люди древнейших профессий» (по пьесе Д. Привалова), реж. М. Угаров, Театр «Школа современной пьесы».

В который раз Угаров – режиссер кажется мне умнее, тоньше и талантливее Угарова – идеолога. Говорит глупости и резкости ужасные, а ставит любопытно. И главное – доказывает на деле, что новая драма не безнадежна: ее можно поставить и есть, для чего ставить и играть. Сам где-то сказал, что когда молодые актеры собрались и просто прочитали пьесу Привалова, «как принято в старом театре», читки хватило на 15 минут. Тогда начали придумывать внутреннее действие, другой сюжет. Т. е. занялись тем, чем всегда, на самом деле, занимался старый профессиональный театр – к пьесе добавили театр!

24 февраля

Дом актера. Вечер В. Агеева. «Театр Воображения – Сновидение как Пророчество».

Несколько по-васильевски выспренне названо, но, слава богу, им хватило чувства юмора, чтобы сделать это весело и симпатично. Володя сам как бы и вел этот вечер, и «спал, и видел сны». А в сны, как кошмары, приходили отрывки из его спектаклей. Самый симпатичный кусочек был из «Песен сундука» (по пьесе И. Афанасьева, Центр драматургии и режиссуры А. Казанцева, 2003).

27 февраля

Гастроли БДТ. «Маскарад», реж. Т. Чхеидзе.

Совершенно непонятная мне катастрофа. Ощущение мертвечины, холода, имперской какой-то надменности. Оформление Ю. Гегешидзе – какое-то оперное, для «Пиковой дамы». Сзади чуть ли не полукруг Казанского собора; папье-машовые колонны, белые, серые и красные, попеременно спускаются с «неба»; а уж сцена похорон Нины, с гробом посреди сцены весь 2-й акт, ужас.

Ошибка с жанром: не романтическая драма, а классицизм. Ошибка с распределением ролей: А. Толубеев – Арбенин похож то на Фамусова, то на Аблеухова; в прошлом, или шулер, или бандит, и, конечно, страшный ревнивец, такой русский Отелло. А. Куликова – Нина страшно манерная и простоватая. Играет руками, на ангела совсем не похожа, слишком обыкновенная. М. Морозов – Звездич почти пародийный, бывший герой-любовник, теперь уже слегка потрепанный, с пафосом и завываниями старинного театра, фигура комическая, глупая и нелепая. В общем, из-за чего сыр-бор – малопонятно. А Ан. Петров – Маска – какой-то абсолютно заземленный, реалистический и тоже мелкий.

3 марта

«Двенадцатая ночь, или Как пожелаете» (по пьесе У. Шекспира), реж. Г. Дитятковский, БДТ.

«Время! Только ты одно распутаешь, что так заплетено».

Выяснение отношений со старой культурой. Даже сцена оформлена, будто среди старых декораций, разбитых вдребезги. Какой-то кусок парчового занавеса, какая-то оперная колонна, несколько венских стульев, концертный рояль… Театральное закулисье. То, что всегда найдется в стенах любого театра. Столкновение простоты и сложности отношений к себе и к жизни, общение «народа» и рафинированности.

Уже с первой фразы все ясно: эстет Орсино в парусиновом костюме, пестром шарфе, шапочке-тюбетейке, руки в карманы, слушает музыку, изящные кисти рук, удлиненная фигура, мечтательный взгляд. «Прелесть новизны утрачена», – резюмирует он, послушав. Вот главное, о чем он тоскует, остальное – поиски идеала. Для каждого героя этой истории она об этом. На сцене снуют старые капельдинерши в синем плюше, беретках и белых носочках, девочки-старушки, анахронизм императорских театров, еще довоенных, может, еще дальше, которые только и любят театр, как класс. Делают «море», шурша синей тряпкой. А потом швабрами это самое «море» сужают до лужи, которая «возлежит» перед дворцом Оливии и через которую постоянно кто-то переступает.

А почему потом, во 2-м акте, на заднике идет снег и хрустит под ногами? Потому что так бывает в жизни: лето сменяет зима, веселье сменяется грустью. Во 2-м акте все больше драматических объяснений – прежде чем влюбленные герои обретут друг друга. Для Гриши даже важно, что две пары влюбленных Оливия и Себастьян, Виола и Орсино – разных возрастов. Наглядная констатация: для прелестного эльфа Оливии Орсино стар, ей нужен другой; даже то, что А. Аршинников – Себастьян похож на В. Реутова – Орсино, «работает» на спектакль. Оливия влюбляется в то же лицо, но молодое. Каждому свое и то, что нужно.

Гришины спектакли, я поняла, рассчитаны на идеальных актеров очень личностно сильных, на слаженный ансамбль. Если бы их играла труппа лучшего периода БДТ, наверное, это производило бы сильнейшее впечатление. Неслучайно, кстати, в спектакли Д. кто-то откуда-то приходит. Ясно, зачем ему нужен был Дрейден – Орсино, это человек со своим лицом, а не только актер, человек с биографией и репутацией. И В. Захаров в роли сэра Тоби – шута – тоже естественно.

Мне понравилась М. Лаврова в роли «мальчика». «Способности твои как раз для этой роли». Она небольшая актриса. И играет слишком много для своего небольшого таланта, но, по-моему, не потому, что дочь своего отца, а потому что труппа недоукомплектована. Но обучена М. Л. хорошо, и ремесло знает, и борозды не портит. Другое дело, что ее актерские данные ограничены все-таки: хриплый голос, неприятная улыбка-оскал (по-моему, зубы вставлены неудачно), «любимые» жесты и интонации-штампы.

«Все то же солнце ходит надо мною. Но и оно не блещет новизною». «Двенадцатая ночь» в переводе Д. Самойлова слушается блестяще!

7 марта

«Дом, где разбиваются сердца», реж. Т. Чхеидзе, БДТ.

Пьеса у Б. Шоу называется «фантазией в русском стиле». Ч. так и придумывает ее, как чеховскую жизнь, в которой люди болтают о пустяках, пьют чай и смеются, а в это время ломаются их жизни. В.Ивченко – великолепный эксцентрический Шотовер, в которого нельзя не влюбиться. Очень атмосферный спектакль, таких сейчас в Москве нет.

8 марта

«Перед заходом солнца» (по пьесе Г. Гауптмана), реж. Г. Козлов, БДТ.

Первый раз, когда они показывали спектакль в Москве (то ли «Маска», то ли Чеховский фестиваль), мне не понравилось. Он был очень «немецким» по форме, чопорность героев захватила и актеров, все было холодно в их игре. Это было реалистично, длинно и никак. Сейчас, может, время прошло, а может, контекст гастролей виноват, но все, что играет К. Лавров, словно отражает его жизненную ситуацию. «Я решил продержаться до тех пор, пока мои дети будут обеспечены». Дети выросли никчемными, потому что их не учили работать. «Шахматные фигуры превращаются в демонов… У всех – такие знакомые лица». Семье БДТ «свойствен некоторый идеализм», как и ее главе.

Дивное, богатое – современное! – оформление А. Орлова.

Длинная сцена К. Лаврова и Е. Каменецкого (Гейгер), разговор за рюмочкой коньяку. Думала, что народ побежит: все медленно, не спеша, но так правдиво, что зритель следит, затаив дыхание.

На этот раз преображение Лаврова – Клаузена в финале поразило. Красивый, живой и очаровательный старик вдруг в одночасье превратился в развалину с бледным полумертвым лицом. Последняя сцена сыграна им трагически сильно. Сыграл, конечно, короля Лира. И даже А. Куликова (Инкен) как-то подтянулась и в финале поддала темперамента, которого у нее маловато.

13 марта

Не понимаю! Мы вроде бы живем в конкурентном обществе. И газеты, и журналы должны соревноваться, стараться быть лучше, чтобы выжить. Это теоретически – по «школе» и по американским фильмам. Ну, почему же у нас в жизни так не получается? Внутри изданий люди живут, как прежде. Даже в том же советском ритме! Когда я захожу в редакцию, скажем, газеты «Труд» или даже «Культуры», мне кажется, что 20 лет как не бывало: те же лица, слова и телодвижения.

В «Культуре» как-то идет дело – и ладно. Никому ничего не хочется ни менять, ни придумывать, ни взбаламучивать. Единственное, что «новенького» сделали (и, видимо, гордятся этим) – оперативно «отражают процесс». Пишут рецензии на новые спектакли в ночь после премьеры. Но только вдвоем, Н. Каминская и И. Алпатова, по две-три штуки на полосе, отчего раздражаются все читатели. Еще и потому, что их мнение часто невыразительно, недоказательно и неинтересно. А главное – общая картина, контекст не складывается. Так что, видимо, мне надо бросать свои («маргаритины») иллюзии, что сами придут и все принесут, позовут и попросят. Из-за хорошего текста? А зачем? Зачем Алпатовой печатать Казьмину? («Опять Казьминой дадут премию», – как однажды она сказала в моем присутствии). А тогда, что лучше? Когда меня, юную, амбициозную барышню, единственным достоинством которой была бешеная работоспособность и безумная любовь к театру, меня – с улицы и без блата! – только за хорошую практику в журнале! – приняли в «Театр» «вчера»? Или когда «сегодня» меня, уже известного критика и человека, пишущего, в общем, все-таки хорошо, никуда не зовут на постоянную работу, скажем, в качестве обозревателя? Сегодняшняя «корпоративность» и стремление к жесткому идеологическому стандарту хуже и циничнее советской «стрижки» под одну гребенку.

За два десятилетия мы невероятно «наследили» в культуре и искусстве. Теперь я своими глазами увидела, как легко ломать и трудно строить и отстоять.

17 марта

Знаки времени и тоже кражи. Всевозможные целительницы и ворожеи с именами то Мария Каллас, то Алла Демидова, то…

* * *

Метаморфоза. Когда-то нам нравился ведущий Д. Дибров. Поначалу ужасал ростовским акцентом и некоторой излишней раскованностью, но нравился тем, что всегда интересовался собеседником, не старался быть умнее, хитрее, никогда не дистанцировался от личностей одиозных, какими, например, тогда,15 лет назад, были Жириновский или Анпилов. Спрашивал, беседовал на равных.