Текст книги "Герцог Борджиа н-ской губернии"

ГЛАВА 4

В кабинете Вершинину дожидались Маркелов с Толкушкиным.

– Все сделали, – сообщил Толик, – вот документы.

– Молодцы, – одобрила Валандра, пробегая взглядом только что подписанный договор, – Толя, отнеси его Мещерякову, потом возвращайся ко мне.

– А для тебя, Вадик, будет вот такое задание, – сказала она, как только за Толкушкиным закрылась дверь, – вот адрес, по которому проживала Светлана Сергеева. Его дал Зубов, но он не уверен, что в последнее время она жила именно там. По его словам, Сергеева очень часто меняла место жительства. Но ты все-таки съезди, узнай, может, она жила там до вчерашнего дня или тебе дадут адрес ее следующего места проживания. Ты же знаешь, что нужно делать, не так ли?

– Опросить соседей, квартирную хозяйку, узнать о знакомых…

– Все правильно. Если будет возможность, осмотри ее личные вещи. Нароешь что-то важное – немедленно позвони мне.

– Хорошо, Валентина Андреевна, сделаю.

Вернувшийся от шефа Толкушкин столкнулся в дверях с уходящим Маркеловым.

– Для тебя у меня будет вот какое поручение, – обратилась к нему Вершинина, – съезди в НИИ, в котором работает Владимир Зубов, расспроси там его коллег, знакомых, может, тебе удастся выяснить что-нибудь о его личной жизни. Всегда есть такие доброхоты, которые с удовольствием поведают посторонним о сердечных делах своих знакомых. Узнай, возможно, у Зубова была интрижка с какой-нибудь профессоршей или деканшей.

– Да вы что, Валентина Андреевна, они же все старухи! – воскликнул Толик.

– Во-первых, далеко не все, среди них нередко попадаются молодые интересные дамы, а во-вторых, бывают такие старухи, которые дадут фору любой девчонке. Так что ты выясни, будь добр.

* * *

Приближался конец рабочего дня, когда Вершининой позвонил Мамедов.

– Я нашел ту клинику, в которой работала Сергеева, – сообщил он, – она называется «Медицинская практика», расположена на углу Московской и Астраханской. Света проработала там почти полтора года. Ничего важного мне выяснить не удалось. С медикаментами, которые могли бы оказать психотропное воздействие, клиника никак не связана. Там принимают только гинекологи, урологи и проктологи. О Свете отзываются довольно сдержано. У меня сложилось впечатление, что она не слишком хорошо ладила с коллективом. Когда я сообщил о ее гибели, особенного сочувствия никто не выразил. Некоторые медсестры перешептывались и мне показалось, что в их тоне даже злорадство проскальзывает, – рассказывал Мамедов.

– То есть, она была стервой, я правильно тебя поняла? – уточнила Вершинина.

– Похоже, что так, Валентина Андреевна. Мне показалось, что ее недолюбливали как медсестры, так и врачи. Главврач даже намекнул, что несколько раз вставал вопрос о ее увольнении, поскольку она не очень добросовестно выполняла свои обязанности – опаздывала на работу, была не достаточно вежлива с клиентами. Но когда я узнал, какие зарплаты они там получают, то сразу понял, почему ее так долго терпели – не много найдется таких отчаянных, которые за эти гроши будут вкалывать на такой работе. К тому же их могли вызвать в любое время суток, потому-то они всегда должны были носить с собой пейджеры. Одна из медсестер сказала, что Света работала там только ради регистрации – фирма предоставляла прописку иногородним в каком-то общежитии.

– Так она что, в общежитии жила?

– Да нет, эта общага находится где-то у черта на куличиках, она даже, как я понял, не достроена. Никто из сотрудников, прописанных там, в нем не проживал. Просто людям нужна была прописка, и фирма ее предоставляла.

– А ты не узнал, где проживала Света на самом деле?

– Нет, она не была настолько близка ни с кем из сослуживцев.

Валандра помолчала, обдумывая полученную Алискером информацию.

– Что теперь делать? – спросил он.

– Приезжай сюда. Скоро должны вернуться ребята, соберем все, что они выяснили, и будем думать, что делать дальше.

Едва Валандра повесила трубку, как снова затрезвонил телефонный звонок.

– Это Маркелов, – раздался голос Вадима.

– Ну что, нашел?

– Квартиру-то нашел, да и то с трудом. А в ней ничего особенного не оказалось.

– Хорошо, приедешь, все расскажешь, я не могу занимать телефон, Толик должен позвонить.

«Да что же это такое! – подумала Валандра, – нигде и ничего!»

– Подогнал ты мне работку, Миша, – пробормотала Вершинина.

Часы показывали половину шестого. Вершинина чувствовала себя так, словно не спала всю ночь. День был очень долгим и, как раздраженно отметила она про себя, очень бестолковым. Сколько они не пробегали, ничего стоящего откопать так и не удалось.

«А скоро позвонит Мещеряков, будет расспрашивать, как у нас дела», – думала она с неприязнью поглядывая на молчащий пока телефон.

Словно в ответ на ее мысли, он затрезвонил.

– Валюш, это я, как у вас дела?

«Легок на помине».

– Пока никак. Послала ребят на сбор информации, жду результатов.

– Хм, – в голосе шефа послышалось недовольство, – как только что-то прояснится позвони.

– Непременно позвоню, будьте спокойны, Михал Анатолич, среди ночи подниму, если придется.

Видимо, Мещеряков, наконец, сообразил, что Валандра находится не в том расположении духа, когда с ней можно разговаривать в приказном тоне.

– Звони, – немного растерянно произнес он и поспешно отключился.

Чувствуя немалое удовлетворение от того, что отбрила шефа, который весь день действовал ей на нервы, Валандра положила трубку и, закурив сигарету, стала ждать новостей от своих подчиненных. Спустя несколько минут приехал Толкушкин.

– Почему ты не позвонил? – спросила Валандра.

– Слишком много информации, по телефону не расскажешь, – объяснил он.

Вершинина выпрямилась в своем кресле. «Неужели хоть что-то сдвинулось с мертвой точки», – пронеслось у нее в голове.

– Выкладывай, я тебя внимательно слушаю.

– НИИ, в котором работает Зубов, относится к химико-технологическому факультету Политеха. Я говорил с его научным руководителем. Это Головинов, Дмитрий Сергеевич. Кстати, очень интересный человек. Настоящий ученый, – с некоторой долей восторга говорил Толик, – он заведующий лабораторией, где занимаются изготовлением лекарственных препаратов.

Валандра почувствовала, как у нее от волнения похолодели руки.

– Каких именно препаратов?

– Я не понял, Валентина Андреевна, я ведь, если честно, в химии полный профан.

– Как же так, ты же выпускник Политеха?

– Но я совсем на другом факультете учился. Там химия не была профилирующим предметом, и мне удавалось как-то обходить этот предмет стороной. Я ведь эту химию с детства не люблю, – виновато признался он.

Валандра с укором качнула головой.

– Ну ладно, – вздохнула она, – рассказывай дальше.

– Головинов говорил, что его лаборатория трудится над созданием принципиально нового лекарственного средства – так он выразился. Аналогов этого препарата не существует. В работе самое активное участие принимал Володя Зубов и его бывший сокурсник Андрей Комаров. Как сказал Головинов, это их совместные изыскания. И когда они его запатентуют, прибыль будет делиться на троих. Он очень хорошо отзывался о Зубове. Сказал, что Володя – очень способный, если не сказать талантливый человек с большими перспективами. Он был просто потрясен, когда я рассказал ему, что Зубова обвиняют в убийстве. Сказал, будто он уверен в его невиновности и выразил надежду, что вскоре все благополучно разрешится.

Валандра молчала, внимательно слушая Толкушкина.

– Потом он познакомил меня с Комаровым…

Тут в кабинет вошел Мамедов.

– Проходи, Алискер, – обратилась к нему Вершинина, – Толик как раз рассказывает о своем посещении НИИ. Он говорил с научным руководителем Зубова, который очень благожелательно отзывается о Владимире, – вкратце передала она содержание рассказа Толкушкина и умолкла, жестом предложив ему продолжать.

– Так вот, я познакомился с Андреем Комаровым. Тот был в самом настоящем шоке, когда Головинов сообщил ему, что Володе инкриминируется убийство. Он весь побледнел, даже уронил какую-то пробирку от волнения. Оказывается, он знал Сергееву. Комаров и Зубов – давние друзья. Андрей часто встречался со Светланой, когда она бывала в гостях у Володи.

– И что он о ней говорит?

– Он сказал, что не так хорошо знает ее. Все, что он мог сказать, это то, что они встречались с Володей, но потом расстались. Говорит, будто не знает, по какой причине это произошло.

– Даже не догадывается? – с сомнением спросила Вершинина.

– Он сказал, что ему не было до этого никакого дела. «Это, – говорит, – его личные дела, я в них не вмешивался».

– Но они же друзья!

– Ну и что? Не все друзья делятся друг с другом своими сердечными делами.

– Что-то тут не так, – продолжала сомневаться Валандра, – а Головинов, случаем, не знаком был с Сергеевой?

– Нет, он сказал, что никогда о ней не слышал. У них, как я понял, чисто деловые отношения. Все-таки Головинов гораздо старше, и потом, он имеет степень, а Зубов и Комаров – всего лишь аспиранты.

– А другие коллеги Зубова что говорят?

– Все в один голос твердят, что они не верят, будто Володя способен на такое. По словам всех сотрудников НИИ, от директора до вахтерши, он был очень воспитанным, интеллигентным человеком, всегда был вежлив и ровен в общении.

– Кроме Комарова у Зубова имеются там близкие друзья или подруги?

– Насколько я понял, нет. Они очень тесно общаются втроем: Головинов, Комаров и Зубов, ведь это их совместный проект, в котором, кроме них, никто не участвует в создании препарата. Я расспрашивал многих сотрудников, но никто не мог сообщить ничего стоящего. Романов он у себя в НИИ не заводил, да там, если честно, и не с кем.

– Что, совсем нет девушек?

– Есть, но это такие синие чулки, что и смотреть-то не на что.

– Все зависит от запросов, – заметила Валандра.

– Я бы не сказал, что они у меня слишком высокие, но девушки, которые даже не стараются придать себе более или менее привлекательный вид, меня не интересуют. Я, конечно, понимаю, что у них на уме совсем другое – наука, открытия и все такое, но все-таки женщина должна в любой ситуации оставаться женщиной. Вот как вы, Валентина Андреевна.

– Ну спасибо, Толя, ты мне очень польстил, – с улыбкой сказала Вершинина под дружный смех Маркелова и Мамедова.

– Сказал то, что думаю, только и всего, – смутился он.

– Все это замечательно, но я рассчитывала, что ты узнаешь больше.

– Да я же вроде все узнал, что можно было!

– Все, да не все! Если бы ты выяснил, какие именно препараты изготавливают в их лаборатории, тогда можно было бы сказать, что все.

– Ну, это дело поправимое, – улыбнулся Толкушкин.

– То есть?

– Дело в том, что Головинов изъявил горячее желание встретиться с вами лично и побеседовать о Володином деле.

– Вот как? – удивленно произнесла Валандра. – Значит, руководитель проявляет такое живое участие в судьбе своего помощника? Очень благородно, даже слишком, пожалуй.

– Когда вы с ним познакомитесь, то сразу поймете, что он, как говорится, не от мира сего. Видели бы вы, с каким восторгом он рассказывал о своем ноу-хау, дескать, сколько людей удастся вылечить и все такое… При том, что их работы практически не финансируются – он очень сетовал на это – они днями напролет занимаются им. Даже странно было в наше время встретить такого человека.

– Мало ли на свете чудиков, – прокомментировал Маркелов, – который уже несколько минут стоял за спиной Толкушкина, он вошел неслышно, чтобы не прерывать его оживленного рассказа.

– Сам ты чудик! – Возмутился Толик, обернувшись к нему. – Не видел еще человека, а уже обзываешь!

– Вижу, что он произвел на тебя сильное впечатление, – с улыбкой проговорила Вершинина.

– Вы поймете меня, когда с ним поговорите, – уверенно сказал он.

– Мне уже не терпится.

– Вот, – Толкушкин протянул ей листок с номером телефона, – он попросил вас позвонить ему, если вы захотите встретиться.

– Прямо сейчас?

– Он сказал, что будет ждать вашего звонка в своей лаборатории.

– Очень любопытно. Что ж, позвоню. Вот только Вадика выслушаю.

– Мой рассказ на фоне Толькиного будет бледно выглядеть, – сказал он, бросив на Толкушкина лукавый взгляд, – нашел квартиру, в которой до вчерашнего дня жила Сергеева. Мне, можно сказать, повезло. Она с месяц назад ушла оттуда, сказала, что другое жилье нашла, но недавно снова вернулась. Так что искать мне долго не пришлось. Она снимала комнату в старом жилом фонде, туалет – во дворе, вместо ванной – баня через два квартала. Одна раковина на весь этаж. В доме преимущественно живут древние старухи и алкоголики обоего пола. В общем, нечто среднее между проходным двором и притоном. О Свете ничего существенного никто рассказать не мог. Дружбы она ни с кем там не водила, в попойках почти не участвовала. Но все в один голос твердят, что характерец у нее был еще тот. Некоторые так прямо стервой и называли. Она скандалила по любому поводу. Если соседи чересчур шумели, вызывала милицию без всякого предупреждения. А сама водила хахалей, каждый раз новых. В комнате у нее жуткий бардак. Она курила прямо в постели, под кроватью пепельница, полная окурков. Пол не метен наверное, с Нового года. Я осмотрел ее вещи, но ничего не обнаружил. Ни записных книжек, ни дневников.

– А у нее не было никаких лекарств? – спросила Валандра.

– Стояла коробка на подоконнике с таблетками. Обычные таблетки, аспирин, анальгин и все такое. Больше ничего.

– А ты хорошо смотрел?

– В этой комнате и спрятать-то ничего нельзя, там кровать стоит, шкаф, тумбочка и две табуретки. Да, еще холодильник старинный.

– И что, никаких записных книжек, дневников, писем?

– Все, что можно было прочитать, заключалось в нескольких потрепанных журнальчиках, типа «Лизы» и «Насти», больше я там не увидел ничего, что можно было бы читать или на чем можно было бы писать. Да у меня вообще создалось впечатление, что она там не столько жила, сколько держала свои вещи и ночевала время от времени.

– Это все? – спросила Валандра.

– Все, – ответил Маркелов.

– Тогда можешь быть свободен и ты тоже, Толя.

– Вы собираетесь звонить этому Головинову? – с любопытством спросил Мамедов, когда ребята попрощались и вышли из кабинета.

– Да, собираюсь, а что?

– Ничего, просто я хотел предложить подвезти вас.

– Думаю, что я справлюсь сама, – улыбнулась Валандра, – на сегодня ты и так достаточно потрудился, иди отдыхай.

Вершининой показалось, что Алискер остался недоволен тем, что она отказывается от его сопровождения. Видимо, он настолько привык к своей роли ее неотлучного помощника, что не мог представить себе, как это начальница может обойтись без его услуг.

– У тебя завтра будет насыщенный день, – «утешила» она Мамедова.

Когда он вышел, Вершинина пододвинула к себе телефон и набрала номер, который дал ей Толкушкин. Трубку взяли после первого же гудка.

– Слушаю, – раздался низкий, приятный голос на другом конце провода.

– С вами говорит Вершинина – начальник службы безопасности… – начала было Валандра.

– Знаю, знаю, – перебил ее собеседник, – я давно жду вашего звонка.

– Вы – Дмитрий Сергеевич Головинов? – на всякий случай уточнила Валандра.

– Он самый, собственной персоной, – любезно говорил бархатистый бас.

– Наш сотрудник сказал мне, что вы изъявили желание встретиться со мной лично?

– Именно так, – ответил Головинов, – я принимаю самое горячее участие в судьбе Володи, он один из моих лучших помощников, если не самый лучший. Я хочу по мере своих возможностей помочь ему.

– А почему вы думаете, что вам это удастся?

– Дело в том, что я, как мне кажется, очень хорошо знаю Володю, я уверен, что он не мог совершить ничего противозаконного, а тем более убийства. Ваш подчиненный рассказал мне вкратце об обстоятельствах дела. Но мне, если это возможно, хотелось бы узнать обо всем поподробней и желательно от человека, который непосредственно руководит расследованием, то есть от вас.

Это объяснение вполне удовлетворило Валандру. По крайней мере, на первый взгляд все выглядело правдоподобно.

– У вас есть немного времени? – спросила она.

– Для вас – сколько угодно.

Хотя эти слова и нельзя было назвать комплиментом, Вершинина почувствовала себя несколько польщенной. Наверное, виной всему был этот завораживающий голос и мягкая, как бы ласкающая интонация.

– Предлагаю встретиться в кафе, – произнесла она, чувствуя острое желание поскорее познакомиться с обладателем такого необычайно приятного баса.

– Обеими руками «за»! – воскликнул он. – В каком?

– Вам будет удобно подъехать на улицу Радищева, в летнее кафе у входа в «Липки»?

– Превосходно! Когда подъехать?

– А когда вы сможете?

– Если выйду прямо сейчас, то минут через двадцать буду там, – ответил Головинов.

– Сейчас без четверти шесть, – сказала Вершинина, взглянув на часы, – давайте договоримся на пятнадцать минут седьмого.

– Отлично! С нетерпением жду встречи с вами!

Валандра едва удержалась от того, чтобы сказать ему то же самое. Головинов смог то, что удавалось очень немногим людям – сильно заинтриговать Валандру.

Она встала из-за стола и подошла к небольшому зеркалу, висевшему на стене. То, что она в нем увидела, заставило Вершинину нахмуриться. Так беспокойно начавшийся день, вся нервотрепка, которую ей устроил Мещеряков, давали о себе знать. Вершинина выглядела усталой и блеклой. Ей даже показалось, что на ее лице появились новые морщины.

«Этого еще не хватало», – думала она, открывая свою косметичку.

Она приводила себя в порядок целых пятнадцать минут – это для нее было много. Освежив макияж и заново уложив волосы, Валандра отошла от зеркала и снова придирчиво оглядела себя.

– Вроде ничего, пойдет, – пробормотала она.

Действительно, теперь она выглядела гораздо лучше. То ли удачно легла косметика, то ли сказалось приятное волнение, вызвано предвкушением встречи с интересным человеком, но Вершинина была вполне удовлетворена результатами своих трудов.

До летнего кафе, где она назначила встречу, можно было дойти пешком минут за семь. После долгих часов в душном кабинете Валандра с удовольствием вдыхала свежий вечерний воздух. На улицах было полно народа. Люди возвращались домой, но они не спешили влезть в тесные автобусы и троллейбусы, предпочитая, как и Вершинина, пройтись пешком. Пробираясь через многолюдную толпу, Валандра забеспокоилась, что им не удастся найти свободного столика.

Так оно и вышло. Летнее кафе было переполнено. Вершинина замедлила шаг, оглядывая сидящих за столиками людей. В этот момент высокий, крупный брюнет, сидевший в сторонке, поднялся и помахал ей руками. Она приблизилась к столику, который и цветом и размерами сильно отличался от всех остальных.

– Валентина Андреевна? – спросил мужчина тем самым голосом, который так впечатлил ее.

– Да, – она улыбнулась.

Внешность Головинова соответствовала его голосу. Валандра не была разочарована.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – он отодвинул от стола складной стул.

– Очень приятно познакомиться с вами, – говорил Головинов, усаживаясь напротив.

– Взаимно, – ответила Валандра, и была совершенно искренна.

Она с интересом посмотрела на столик, над которым, в отличие от всех остальных, не было зонта.

– Вы обратили внимание, что наш стол отличается от других? – спросил он, поймав ее вопросительный взгляд. – Дело в том, что все столики были заняты, и мне пришлось попросить служащих помочь нам.

– И они легко согласились? – Вершинина недоверчиво посмотрела на Головинова.

– Пришлось прибегнуть к некоторым действенным методам, – улыбнулся он, глядя на Валандру своими черными проницательными глазами.

– Не буду спрашивать какими именно, – сказала она, в свою очередь рассматривая Головинова.

– Я вас представлял себе примерно такой же, какой вы оказались на самом деле, и поэтому сразу узнал.

– У вас что, экстрасенсорные способности?

– До сегодяшнего дня такого я за собой не замечал, но, видимо, они во мне внезапно открылись.

В этом человеке на удивление гармонично сочетались многие данные, каждое из которых даже по отдельности было бы предметом гордости любого мужчины. Высокий рост, атлетическое сложение, прекрасные манеры, правильные черты лица, римский профиль, проникновенный взгляд больших красивых глаз под густыми черными бровями и этот голос, звуки которого, наверняка, сводили с ума не одну женщину.

«И этот человек проводит лучшие годы в лаборатории в поисках средства для излечения людей?» – подумалось Вершининой.

Помимо всего прочего, Головинов, как оказалось, обладал острым умом и способностью проникать в мысли окружающих.

– Вы, наверное, удивлены, – сказал он, что я занимаюсь столь неблагодарным делом, вместо того, чтобы удариться в бизнес или делать карьеру?

– Признаться, да, меня это удивляет.

– Я уже привык к такому отношению. Всякий раз, как я знакомлюсь с кем-нибудь, первый вопрос, который мне задают, звучит приблизительно так: «Неужели вам больше нечего делать?» Это я еще мягко выразился. Я согласен, что в наши лихие времена это выглядит более чем странно. Но я не виноват, – он улыбнулся подкупающей улыбкой, – что с самого рождения чувствовал в себе этот жар, спаливший до меня десятки других от Коперника до Эйнштейна.

– Ого! – не удержалась Вершинина от возгласа, услышав такое сравнение.

– Эк хватил, скажете вы! – усмехнулся Головинов.

– Каждый вправе стремиться к высотам, – тут же поправилась Вершинина, – за это вас только можно похвалить.

Пока они разговаривали, официант принес кофе, коньяк, мороженное и крупный ананас на большом блюде. Отказавшись от мороженного, Вершинина потягивала кофе с доброй порцией коньяка и курила.

– Я далеко не со всеми делюсь со своими амбициями, – говорил Головинов, разрезая ананас, – вы производите впечатление чрезвычайно умной женщины. У меня нет опасений, что превратно истолкуете мои откровения, решив, что я страдаю манией величия. Вы ведь так не думаете?

– Разумеется, нет. Кстати, можно поинтересоваться, над каким именно препаратом вы так усердно трудитесь?

– Я уже пытался объяснить это вашему сотруднику, – ответил Головинов, – но мне показалось, что он меня так и не понял. Это принципиально новое средство, так сказать, новое слово в медицине. Я рассчитываю создать препарат, который сможет помочь человечеству избавиться от таких заболеваний, как болезнь Альцгеймера, склероз, слабоумие и тому подобное. Не секрет, что в наши бурные времена человеческая психика подвергается нагрузкам, которые подчас становятся непосильными. Некоторые сдают. Если вы интересуетесь этим вопросом, то, конечно, в курсе, что в последние годы те болезни, о которых я говорю, очень «молодеют». Если эта тенденция будет набирать ход и дальше, то очень скоро процент слабоумных людей моложе пятидесяти лет достигнет угрожающей цифры.

Валандра внимательно слушала Головинова. Его глаза блестели, когда он говорил ей о своей работе. Теперь его сравнение своей персоны с Коперником или Энштейном не казалось Вершининой таким абсурдным, как поначалу. В его взгляде светился фанатичный огонь. Он был похож на человека, охваченного одной идеей и готового приложить все свои силы на воплощение ее в жизнь.

Он еще долго говорил в подобной манере, но Вершинина и не думала перебивать его. Слушая, она удивлялась тому, как подчас бывает обманчиво первое впечатление – образ Головинова – эдакого самоотреченного гения, создавшийся в воображении Валандры после рассказа Толкушкина и разговора с ним самим никак не вязался с его внешностью и ухватками любителя удовольствий, эпикурейца, которым он показался ей при встрече.

Наконец, Головинов осекся на полуслове.

– Что-то я совсем зарапортовался, – засмеялся он, в один миг превратившись в прежнего мужчину с манерами прожигателя жизни и гедониста, – вы уж меня простите, Валентина Андреевна, это мой конек, если я его оседлаю, то потом трудно бывает спуститься на землю. Тем более, что мне так редко попадаются столь умные и очаровательные слушательницы, как вы.

– Не нужно извиняться, мне было очень интересно. А Володя Зубов разделял ваши устремления? – спросила она.

– Разумеется! – с жаром воскликнул Головинов. – Иначе с какой бы стати он пропадал столько времени в лаборатории вместе со мной?

– Странно! – Вершинина повела бровями. – А мне не показалось, что он весь поглощен вашими изысканиями. Я разговаривала с ним сегодня, и довольно долго, и, представьте себе, в продолжении всего разговора он ни разу не упомянул о вашей работе.

– Правда? – лицо Головинова вытянулось. Он отставил свою чашку и, нахмурясь, посмотрел в сторону. Его явно покоробили и разочаровали слова Валандры.

Но тут же он снова улыбнулся и посмотрел ей в глаза.

– Что ж, его можно понять. У него сейчас совсем иные проблемы. То, что с ним произошло, повергло меня в самый настоящий шок, простите за избитость, но другого определения своим эмоциям я просто не могу найти.

Он, словно спохватившись, вспомнил о цели их разговора и озабочено спросил у Вершининой:

– Валентина Андреевна, как вы считаете, кто мог это сделать?

– Я так понимаю, что самого Владимира вы сразу исключаете из числа подозреваемых?

– Ну разумеется! Я прекрасно знаю Володю, он не способен на такое. Не буду распространяться по поводу его высоких моральных устоев, на мой взгляд, самым главным аргументом можно назвать его благоразумие, это свойство характера на моей памяти никогда не изменяло Володе.

Валандра кивнула.

– Я уже неоднократно слышала об этом. Но благоразумие иногда изменяет человеку. Мало ли какие могли сложиться обстоятельства…

Головинов прервал ее на полуслове:

– Простите, Валентина Андреевна, но я не предполагал, что вы сможете допустить и мысли о причастности Володи к смерти этой девушки!

– Почему вы так уверены?

– Да, я уверен, и ничто не заставит меня поменять свою точку зрения. Я подробно расспросил Анатолия, вашего подчиненного, об обстоятельствах дела. Мне кажется, что с первого взгляда можно понять, что здесь кроется нечто, неизвестное следствию. Вот я, непосвященный, посторонний, незаинтересованный человек. И что я вижу? Володя, решив по каким-то одному ему известным причинам, избавиться от своей… м-м-м, – он пожевал губами, – пассии, прошу прощения за пошлое словцо, приводит ее к себе на квартиру, опаивает отравленным вином, оставляет труп, а сам уходит в неизвестном направлении, не заперев дверь, и появляется только тогда, когда кто-то вызывает милицию. Дикость! Идиотизм!

– Я вижу, вы подробно проинформированы, – с неудовольствием заметила Валандра, ругая про себя Толкушкина на чем свет стоит. Она посылала его опросить Головинова, а вышло так, что его самого допросили.

– Только, пожалуйста, не сердитесь на вашего подчиненного, – попросил Головинов, снова угадав ее мысли, – это я виноват. Я очень просил его рассказать подробности, и даже пригрозил, что в противном случае не стану отвечать ни на какие вопросы. Так что, это целиком моя вина! А ваш сотрудник прекрасно справился со своим заданием.

– Ну, об этом уж позвольте судить мне самой, – отрезала Валандра, решив, что завтра непременно устроит взбучку Толкушкину, чтобы впредь он не слишком откровенничал. Хотя, после получаса общения с Головиновым, она прекрасно представляла себе, как трудно устоять против магнетического обаяния этого человека.

– Если вы так хорошо обо всем проинформированы, может быть, вы поможете мне прояснить ситуацию с вином, найденным в квартире Зубова?

– Да-да, я с удовольствием окажу любое содействие, какое только будет в моих силах, – с готовностью ответил он.

– Вы не знаете, что это может быть за напиток и как он мог оказаться у Володи?

Несколько секунд Головинов молчал, обдумывая слова Вершининой.

– Вы полагаете, – наконец произнес он, – что это может быть связано с нашей работой?

– Это очевидная мысль, которая напрашивается с первого момента ознакомления с делом.

– Вам, как частному детективу, виднее. Но мне она не кажется столь уж очевидной. К сожалению, я не могу сказать ничего определенного. Во-первых, потому, что я не знаю, какое именно вещество обнаружено в вине. А вторая причина заключатся в том, что я не знаю, как мог Володя вынести что-либо из лаборатории. Если вы захотите ознакомиться поближе со спецификой нашей работы, вы сразу поймете, как строго у нас учитывается каждый миллиграмм любого вещества, будь то обычный медицинский спирт или дорогостоящее лекарственное сырье.

– Но Володя, наверное, хорошо разбирался в подобных веществах, он мог приобрести их в другом месте.

Головинов вздохнул и неохотно согласился:

– Да, я не отрицаю, что при желании у нас можно достать все, что угодно. Но тогда снова напрашивается вопрос: для чего Володе нужно было затевать все это? Это же дичь какая-то!

– Кстати, – произнес он, не дождавшись от Вершининой ответа, – еще не известно, что было в напитке?

– Нет, но эксперты работают над этим. Возможно, завтра все выяснится.

– Это мое чисто профессиональное любопытство, – объяснил он.

– Понимаю, – кивнула Валандра.