Текст книги "Не будите спящую принцессу"

Мелодия эта была мною порядком подзабыта, а слышала я ее в оперном театре Гдетои в первый день… точнее, в первую ночь прошлогоднего карнавала.

«Все-таки уснула, Ядрена Вошь, все-таки уснула!

Ладно. Раз я знаю, что сплю, это дает мне некоторые преимущества. Доверимся течению сна и будем действовать, как советовали, по обстоятельствам…

Кстати, насчет «доверимся течению». Это правильнее всего».

Я развернулась и поплыла вниз по реке – на звук. Сплю я или не сплю, не имеет значения, главное, что водопад заглушает мои передвижения. По возможности без всплеска выбралась на берег. То, что одета я исключительно в пояс с кинжалом, меня не смущало. Сон есть сон. Я вскарабкалась по крутому склону, заросшему травой. Там, на вершине, на валуне сидел человек в выцветшей синей хламиде и наигрывал на флейте. Я обошла его с тыла, прячась за зарослями орешника, немного еще послушала и спросила:

– Музицируете, принц?

– Да так, играю помаленьку, – ответил мой бывший муж и повернулся ко мне.

Он ничуть не выглядел удивленным. Действительно, сон есть сон.

– А вообще-то, ты что здесь делаешь?

– Тебя дожидаюсь.

– И давно?

– Я точно не знаю, тут времени счет теряешь. Но месяца три уж, наверное, будет.

Три месяца назад, направляясь в Оркостан, я понятия не имела, что попаду в Балалайские горы. А об этой долине узнала только сегодня. Но у сна своя логика, поэтому я тоже не удивилась.

– А, так это ты – отшельник Свояхатта?

– Наверное…

– Ничего себе отшельник, – фыркнула я. – Нашел место, где уединяться. Тут говорят, всяческие нагини и дакини бродят, сильно озабоченные. Ты их тоже флейтой приманиваешь или чем другим?

– Кто бы говорил! И по какому праву! Между прочим, это не я тебя бросил, а ты меня! И наверняка шляешься с целой толпой мужиков. Да еще голая!

– Сам-то больно одетый. Вырядился тут в хламиду, тоже мне, отец-пустынник, смех один…

– Это не хламида! А мой плащ! А прочую одежду я берегу, здесь ее стирать-чинить некому. И вообще, жарко здесь…

– А я, между прочим, купаюсь.

– Приличные дамы купаются в огороженных купальнях! И в специальных костюмах!

– Вот и женился бы на приличной…

Это все меньше напоминало сон и все больше – наши обычные семейные разборки. Если так будет продолжаться, я начну считать этот сон кошмаром.

И тут я похолодела.

«А что, если это вовсе не сон?»

Впрочем, возможно, похолодела я оттого, что солнце скрылось и завечерело. А во сне я таких вещей замечать не должна. А если я не сплю, откуда здесь взялся мой благоверный?

Он тем временем приступил к перечислению недостатков моей персоны – как в моральной сфере, так и в области домашнего хозяйства. Печальный опыт учил, что это может продолжаться долго.

– Стоп! Отношения после выясним. Ты скажи мне, откуда ты узнал, что я появлюсь здесь, если я сама этого не знала?

– Абрамелин…

– Ты же с ним незнаком!

– От тебя наслышан… В общем, я тебя искал и решил – может, он что-то знает. А он сказал, что если ты не сумеешь выполнить свою миссию в Оркостане, то, вероятно, появишься здесь.

– И ты, выходит, засаду устроил… А как тебе удалось меня обогнать?

– Абрамелин своего дракона ссудил.

– Стало быть, дело было так. Он послал Барсика ко мне с письмом, убедился, что я попалась на крючок, а потом отправил тебя с Барсиком в Балалаи. Ну, Абрамелин, ну, подлюга, гриб старый, пень трухлявый! Решил семейные узы укрепить и заодно мир спасти… нашими руками. Кстати, о спасении мира. Вот ты здесь давно сидишь. Золотой Субурган нашел?

– Это еще что?

– Такая штука, вроде храма, желания исполняет.

– Понятие не имею о подобном сооружении.

Я не была уверена, что он говорит правду. Однако не этот вопрос сейчас был главным.

– А кто-нибудь еще из людей в последние дни в долине появлялся?

– Уж это точно нет. Я внимательно следил.

– Значит, настоятель ошибся, и Анофелес пошел другим путем. Ладно, я иду одеваться.

– А я?

– Как хочешь. Мне нужно вернуться в монастырь, а я еще не настолько отрешилась от мира, чтоб ходить как йогини, одетой в воздух.

К тому времени, когда я оделась, он тоже подоспел, полностью экипированный. Я не стала возражать. Он же потащился сюда не корысти ради, а только волею пославшего его Абрамелина. Так же, как я.

Уже темнело, но по собственным следам на песке и примятой траве я нашла вход в пещеру. И уже там хлопнула себя ладонью по лбу.

– Ядрена Вошь! Совсем забыла! Ты же не проходил этим путем.

– Да, дракон высадил меня прямо в долине. А что?

– А то, что внутри есть такое хитрое устройство, которое пропускает лишь одного человека за раз. Правда, настоятель точно был уверен насчет прохода сюда, но у меня нет оснований предполагать, что эти челюсти не сомкнутся на обратном пути. Так что придется тебе до завтра обождать.

– Ага, а ты за это время скроешься в неизвестном направлении. Нет уж, не верю я тебе. Лучше я пойду первым.

– Ага, а там, в монастыре, сидит компания очень сердитых воинов, которые решат, что ты – злой колдун, сменивший облик, и зарубят тебя, едва ты покажешься из пещеры. Нет уж, первой пойду я.

– Вечно ты лезешь вперед, прикрываясь рыцарским кодексом. Хорошо, иди, я за тобой, а там посмотрим.

Обратно я двигалась с еще большей осторожностью, чем прежде.

«Какую гадость эти… хм… священнослужители приготовили тем, кто возвращался из долины с несбывшейся мечтой? Или они там у всех сбывались, поэтому никто и не возвращался? Просто прежде сюда не совались паломники с такими незатейливыми мечтами, как мы с благоверным.

А ведь как раз у нас-то мечты и сбылись. Я хотела помыться – и помылась, он хотел встретиться со мной – и встретился. Или этот механизм работает как-то по-иному?»

«Хрясь!»

Челюсти снова полетели вниз, и снова – позади меня. Я вздрогнула и чуть не заорала, потому что услышала явственный хруст. А потом челюсти со скрипом пошли вверх, и я обернулась.

Мой благоверный в задумчивости озирал обломки флейты, которую он успел подсунуть под каменные зубы. Надо же, сообразил…

– Что стоишь, идем быстрее!

«Как-нибудь после я его похвалю. Если не забуду, конечно».

Он не стал хвастаться своей находчивостью, а двинулся дальше. И до возвращения в подземелье храма коридор сюрпризов нам не преподносил.

А по возвращении я поняла, что правильно пошла первой. Все ожидающие, кроме Шланга и, естественно, настоятеля, держали наготове оружие. И стоило вслед за мной показаться незнакомцу, как все они мигом взмахнули мечами, топорами и саблями.

– Сабли в ножны, господа! – предупредила я. – Ну, и все остальное тоже. Разрешите представить вам… э-э-э… принца Гверна Безземельного. Он же – отшельник Свояхатта.

– Вы уверены, что он не солгал вам, назвав свое имя? – опередив контрразведчиков, с подозрительностью спросил граф Бан.

– А мы раньше были знакомы, – ответила я и, подумав, добавила: – Близко.

– Я где-то уже видел этого парня! – угрожающе прорычал конунг Ауди.

– Разумеется, видел, – спокойно ответил Гверн. – При осаде Фриценшвайна. Я тогда воевал на стороне короля Шерамура, а ты был в отряде северных наемников империи.

И поди ж ты, упоминание общих военных действий оказалось наилучшей рекомендацией. Хотя Шерамур – исконный враг империи, и графа Бана ожидала смертная казнь по одному подозрению в потворстве этому государству. Но через миг мечи, топоры и сабли вернулись на прежние места, а бойцы, вспоминая минувшие дни, громко хлопали друг друга по спинам. Вот и пойми этих мужиков.

Идиллию прекратил преподобный Читтадритта.

– Если вы – не пандит, прибывший к нам накануне, а я верю, что это так, ибо не чувствую в вас никакой магической силы, то ответьте мне – где этот пандит?

– Я уже отвечал на этот вопрос. Я пробыл в долине большую часть лета и начало осени, но не видел в ней ни одного человеческого существа.

– Вы хотите сказать, что он не приходил в долину Сбычи Мечт?

– Именно так.

Неизменное благодушие Читтадритты покинуло его. Старческое лицо, и без того морщинистое, осунулось еще больше.

– Я был уверен, что он выберет этот путь. Но, если он пошел по другому… все может быть очень плохо… а может, наоборот, все закончится хорошо, и он никогда туда не попадет.

– Так скажите нам, что делать! – воскликнул граф-воевода.

– Не знаю… я должен подумать… возможно, во время ночной службы на меня снизойдет озарение…

– А что, уже ночь? – спросил Ласкавый.

– Наверное, так, – сказала я. – Когда мы уходили из долины, был вечер.

Ауди смачно зевнул.

– И в самом деле, поздно уже. А то целый день без отдыха…

– Тогда расходимся по кельям, – повелел настоятель, – а утром соберемся снова, и я сообщу вам свои догадки.

– А поужинать? – полюбопытствовал Кирдык.

– Вам, оркам, лишь бы жрать! – съехидничал Шланг.

– Сам как будто меньше лопал, пискун!

Миннезингер был расстроен больше всех. Он-то надеялся уже сегодня избавиться от своего проклятия. Ничего не поделаешь, не свезло.

Пока мы поднимались по лестнице, Гверн спросил:

– Ты в какой келье остановилась?

– А тебе что за дело? Подселиться ко мне собираешься?

– Собираюсь. Имею полное право. Мы, между прочим, официально не разведены.

– С ума спятил! Здесь же монастырь!

– Мужской!

– Да тут половина келий пустует!

– Вот я и посмотрю, каждый ли в своей келье ночует. Ужо проверю я, кто тебя по ночам навещает! Тоже мне, соратники в борьбе… Рожи мне их не нравятся, кроме разве что графа Бана. А остальные, особенно орк и восточный купец…

– Он суржик на самом деле.

– Неважно. Все равно видно, что прохиндей. В общем, не доверяю я им.

– Можно подумать, что я доверяю… И хватит уже. – Я вдруг почувствовала, что страшно устала, хотя вроде было не с чего. Должно быть, купание так подействовало. То есть я надеялась, что купание, а не магия. – Если хочешь, подселяйся и сторожи. А я собираюсь спать. И если ты разбудишь меня без уважительной причины, как то: пожара, потопа, землетрясения или нападения врагов, я очень разозлюсь.

И что вы себе думаете?

Не разбудил.

Вот и верь ему потом, что он не развлекался все эти месяцы с апсарами и дакинями. А все сцены ревности – для отвода глаз!

Едва взошло солнце, настоятель устроил общую побудку. Вместо колокольного звона, который я ожидала услышать, раздалось хрипение труб с монастырской башни. Дудели оба монаха. Звуки отнюдь не ласкали слух, и не способны были поднять разве что мертвого.

Но, когда мы собрались у настоятеля, наши попутчики из Оу-йе отсутствовали, и я поначалу решила, что им и трубы нипочем. И ошиблась. Хлопнув в сухонькие ладошки, преподобный Читтадритта провозгласил:

– Мои добрые гости! Братья Дырбулщир и Дамбо сообщили, что посланцы князя Бо-яна, изменив своему долгу, покинули монастырь через один из подземных ходов.

– И монахи им не помешали?

– Они что, тоже поперлись в долину Сбычи Мечт?

Не сговариваясь, мы с графом Баном произнесли это одновременно.

– «Нет» на оба вопроса. Мы, монахи, верны позиции недеяния. Но братья проследили, куда пошли те трое. Они выбрали иной ход, не тот, который ведет в обследованную вчера долину. И это помогло мне разрешить загадку, терзавшую меня этой ночью.

– Так вы догадались, куда направился злодей… то бишь пандит?

– Да. И это меня радует. Потому что цели своей ему не достичь. Так же, как этим троим. Мы можем продолжать отдыхать и предаваться созерцанию. Сейчас братья подадут чай и цзамбу.

Почти все при упоминании о завтраке оживились. Кроме меня – потому что мне не нравился здешний чай, и графа Бана, который завсегда помнил о долге.

– Святой отец! Мы сюда не чаи распивать прибыли! Извольте объясниться.

– То же самое могу сказать и я. Вы ведь тоже поведали мне не всю правду. Видимо, вы такой же искатель амриты, как многие другие до вас.

– Значит, не лгут, что монастырь имеет доступ к напитку бессмертия? – высунулся Кирдык.

– Для начала – выпьем чаю. А потом поговорим о том, о чем умолчали вчера.

Принесли чай с этой самой цзамбой – помянутой раньше болтанкой из муки. Торжественного трапезования, как вчера, не получилось.

– Я ни от кого не скрывал, – сердито повествовал граф Бан, что происхожу от одного из соратников герцога Передоза, по прозвищу Дуб. Но я не предполагал, что эти подробности имеют значение!

– Мудрецы учат, что демоны таятся именно в подробностях.

– Хорошо. Вернувшись на родину, герцог Курвляндский навестил семьи своих погибших товарищей, среди них и нашу. С моим пра-пра-пра-пра-прадедом, который был тогда отроком, Дуб долго беседовал, и рассказал историю своих приключений. Эта история передавалась в нашем роду от отца к сыну, из нее я узнал и о монастыре Невидимых Миру Слез, и о существующих там проходах в тайные долины и скрытые страны…

– Так герцог Курвляндский действительно побывал в Камбале? – спросила я. За моей спиной Ласкавый прошептал без тени осуждения: «Гляди-ка, а простачком прикидывался».

– Нет. Не в Камбале. Совсем в другой стране.

Преподобный Читтадритта задумчиво покачал головой.

– Мне неизвестно имя того чужеземного властителя, что вы назвали, хотя, вероятно, оно записано в анналах монастыря. Но то, что я услышал, согласуется с моими собственными предположениями. Более всего жадные до исполнений желаний пришельцы стремятся проникнуть в долину Сбычи Мечт – и пропадают там. Истинно праведные паломники стремятся в Камбалу, и говорят, иные достигли ее. Но нам не дано знать, есть ли правда в этих рассказах. Однако мы, монахи обители Невидимых Миру Слез, точно ведаем – есть люди, что добирались до загадочной и странной Агарки, где все противоречит законам известного нам мира. Иные утверждают, что это не страна даже, а оборотная сторона нашей действительности – как меховой подбой есть оборотная сторона халата нашего друга орка. И недаром добираться туда нужно годами. Расположена страна эта глубоко под землей, но вовсе не там, где обитают души умерших. Совсем в другом измерении лежит Агарка. Жители ее совсем не ведают магии, но изощренно создают разные механизмы и управляют ими. И в этом умении могут сравниться с великими магами Ойойкумены.

– Что ты рассказывал про Ик Бен Банга, Кирдык? – обратилась я к орку. – Он будто бы хотел поставить магию на научную основу, а наука… как это… должна достигать магического эффекта.

– Не перебивайте, Этель! – сурово приказал граф Бан, однако настоятель взглянул на меня с одобрением.

– Если это и вправду так, моя догадка верна. И мы можем вздохнуть спокойно.

– Но почему?

– Долог и труден путь в Агарку. Он, на обычный счет, занимает несколько лет. Много ли спутников того властителя, о котором шла речь, вернулось вместе с ним?

– Никто не пережил тягот пути, кроме него самого, – отвечал граф-воевода.

– А ведь это наверняка были люди в расцвете лет. Пандит же, проникший в пещеру, стар и дряхл.

– Но ведь на что-то он рассчитывал, когда отправлялся в этот путь? – сказала я.

– Разумеется. Он возжелает испить из источника амриты. Но ничего у него не получится.

«И вот тут мы подходим к самому интересному…» – снова прошептал Ласкавый, но Читтадритта, несмотря на свой почтенный возраст, его услышал.

– Это так. Многим известно предание об источнике напитка богов, куда есть доступ из нашего монастыря. И это достоверное предание.

– Так вы пробовали напиток богов? Вы и впрямь бессмертны? – воскликнул Бан.

– Вижу, и вас коснулся соблазн… Нет, я не бессмертен. Небесные боги, уронившие на землю кубок с амритой, пьют ее каждый день и оттого живут вечно и вечно юны. Нам это недоступно. Небесный кубок, упавший на Балалайские горы, пробил толщу скал, и амрита стекает с осколков мелкими каплями и падает в каменную чашу в глубине одной из пещер. Стекает очень медленно, за столетие в чаше собирается едва ли несколько ложек амриты – примерно пять. И первый Читтадритта делил ее только с самыми доверенными монахами…

– Первый Читтадритта? А вы тогда кто?

– Я – четвертый настоятель этого имени, которое по традиции носит каждый принявший пост. Поэтому люди и считают, что настоятель монастыря Невидимых Миру Слез бессмертен. Однако, как я уже говорил, амрита в таких небольших дозах лишь продляет жизнь. Первые пару столетий это интересно, а потом надоедает. В конце концов все, испившие амриты, отказывались от нее и умирали естественной смертью. Я и оставшиеся здесь мои собратья также не прибегаем больше к этому средству. И не станем прибегать, если кто-то придет к нам на смену.

– Но за амритой направились уже четверо. Там ничего не останется на ближайшие сто лет!

– А вот тут, как выразился ваш друг, мы переходим к самому интересному. Мы позволяем распространяться слухам об источнике, но не сообщаем подробностей. А дело в том, что пещера запечатана, и снять печать, наложенную первым Читтадриттой, может только тот, кто принес полный монашеский обет и всю жизнь ревностно ему следовал.

Почти у всех моих спутников физиономии вытянулись, я же насторожилась.

– Преподобный, речь идет о монахе конкретно вашего монастыря или о любом монахе?

Настоятель заморгал.

– Нет, кажется, условия насчет монастыря не было. Да и нет здесь других монастырей…

– Вот видите! Если знать, где предел заклятия, всегда можно его обойти…

И тут меня поразила жуткая догадка. Я уставилась на Гверна. Он встретил мой взгляд, не отводя глаз. Да, учитывая то, что он меня ночью не разбудил…

– Я понял вас, преподобный, – твердо сказал граф Бан. – Пожалуй, вы правы. Я хорошо знаю Анофелеса. Он состоял наставником ордена, но монашеских обетов не принимал. Вы меня изрядно успокоили. Он не снимет печать.

Тут все разом загалдели, обсуждая, стоит ли гоняться за злодеем по подземелью или ждать, пока тот приползет назад. Оставив дискуссию в стороне, я зашипела в ухо Гверну:

– Каким образом ты добрался до Абрамелина, да еще долетел сюда на его драконе? На Барсике же заклятие с установкой против мужчин!

– Ты что, подозреваешь, что я лгу?

– Я подозреваю гораздо худшее. Тебе в боях после нашего расставания никакие мужские характеристики не отбили?

Он поперхнулся.

– Извращенка!

– Я-то как раз нормально мыслю. А вот ты…

Он не дал мне договорить.

– Я связался с Абрамелином по хрустальному шару! И спросил у него, как собственно, точно звучит это заклятие Малагиса, наложенное на дракона, охраняющего пещеру. Оно оказалось таким: «Ни один муж оружный да не войдет в эту обитель». И я пришел к Абрамелину без оружия. А дальше он как-то убедил дракона, что я свой. А ты тут со своими домыслами…

Я облегченно вздохнула. И прислушалась к тому, что говорят соратники. И не понравилось мне то, что они говорили.

– Этот ваш маг, как мы уже много раз убеждались, действует через сны, – вещал Ласкавый. – А в подземелье, во тьме, он обретет еще большую силу, чем прежде. Стоит ли рисковать, зная, что он сможет заставить нас в сонном забытьи порубить друг друга в мелкую капусту? Войти в пещеру с амритой он не сможет. Пусть с ним встретятся эти косоглазые хлопцы, а мы переждем и посмотрим, кто возьмет верх.

– Вот именно, косоглазые… извини, Кирдык, – вмешалась я. – Что мы знаем о них? Только то, что они сами рассказали. Возможно, они задурили голову молодому князю, воспользовавшись его юностью и неопытностью, и он невольно предоставил им возможность проникнуть в обитель. Но кто гарантирует, что кто-то из них, Пи Си, к примеру, не является монахом. Или даже все трое? На Ближнедальнем Востоке попадаются такие хитрые монашеские ордена, где послушников учат виртуозно обращаться с оружием или сражаться без помощи оного. Им разрешается надолго покидать свои монастыри – и от этого они не перестают быть монахами. Впрочем… – я осеклась. Но мне и не требовалось продолжать. Все снова зашумели, обсуждая мои слова.

– Признаюсь, этой возможности я не предусмотрел, – сказал настоятель. – Этот схьер дождется, пока переодетые монахи откроют пещеру, усыпит их, вылакает амриту, скопившуюся за столетия, и доберется до Агарки!

– Хорошее слово «схьер», – тихо произнес Шланг – с большой осторожностью, явно опасаясь запищать. – Надо будет взять на вооружение.

– …И вернувшись из скрытой страны, приволочет с собой невесть какие механические пакости тамошнего производства, которые в нашем мире неизбежно приобретут магические свойства, – продолжал Читтадритта.

– А может, и не собирается он идти ни в какую Агарку, – предположил Кирдык. – Ему просто нужна амрита. Он ведь старый уже. И он сейчас сидит в засаде, ждет, чтоб открыли двери… а дальше он со своей магической птичкой навластвуется всласть.

– Неважно. Хватит болтать, – сказала я. – Если вы не хотите идти, пойду одна. В первый раз, что ли?

«В конце концов, за этим меня и послали, разве нет?»

– Одна ты больше никуда не пойдешь, – вызверился Гверн. – Я с тобой.

– Эй, ребята, я с вами! – крикнул Шланг. – Мне проклятие надо снимать.

– Негоже скомороху вступать в бой впереди конунга, – Ауди придвинулся к нам.

– И негоже младшим обгонять старших, – заявил граф-воевода.

– Мне вообще эти фазаны и амриты без надобности, но любопытно посмотреть, чем дело кончится, – сказал Кирдык.

Оставшемуся в абсолютном меньшинстве Ласкавому ничего не оставалось, как без особого восторга закончить:

– А я рудый, что ли? Куда все, туда и я.

– Итак, семеро, – сказал настоятель. – Счастливое число.

– Оно не принесет нам счастья, если мы не поспешим, – возразила я. – Каждый миг приближает наших врагов к заветной пещере.

Но Читтадритта уже вновь обрел прежнее благодушие.

– А вот этого я не стал бы утверждать с такой уверенностью. Я говорил – пещеры полны ловушек и разветвлений. Возможно, наши враги достаточно осторожны, чтоб не попасть в ловушки и не заблудиться, но идти они будут медленно, с остановками, проверять все развилки, а вы…

– Вы дадите нам карту! – просиял Ласкавый.

– Лучше! Нет необходимости пользоваться дорожником. Адепт Антилопа, прибывший в монастырь из горного Дебета, изготовил для второго Читтадритты волшебный фонарь, освещающий прямой и непосредственный путь к пещере с амритой, минуя все ловушки. Мы, правда, им лет триста не пользовались, но я помню, что он в хранилище. Брат Дырбулщир!

Когда монах появился перед нами, настоятель отдал ему распоряжение на неизвестном мне языке, очевидно, на дебетском. Потом брат Цапцарап, или как-там-его, удалился, а настоятель обратился к нам.

– Пока брат Дырбулщир ищет фонарь, выслушайте наставление. Коварный схьер насылает сны, говорите вы? Но что есть сны? Сказал мудрец – мир ему! – «Сновидение изображает желание в его осуществленной форме». И повторил: «Сон – осуществление желания».

– Конечно, случается и так, – сказал Ласкавый. – Но бывают и страшные сны!

– Да уж, такие, пи-пи-пи… – прошептал Шланг.

– И это объяснил мудрый автор свитка «Толкование сновидений». Все не так просто во сне, как вьяве. Иногда ваши желания искажены и предстают с точностью до наоборот. Предположим, будто вам приснилось, что вы больны. Как это следует понимать? Так, что вы желаете быть здоровыми, и ваше желание не болеть претворилось в подобное видение. Мало того, самые видения оперируют символическими картинами. Сейчас я объясню вам, что значит во сне подземный ход и пещера, в которые вы собираетесь спуститься… А вот и брат Цапацарап!

То, что принес монах, больше всего напоминало подзорную трубу, только сделанную из глины, с линзой из горного хрусталя.

– Вы уверены, что это фонарь? – с сомнением спросил граф-воевода.

– Да, мой предшественник мне его показывал. Видите вот эти рычаги? Стоит потянуть за них, и волшебный фонарь зажжется.

Он потянул – и ничего не случилось.

– Ничего не понимаю…

– Должно быть, испортился от старости, – предположил Кирдык. – Или заржавел.

– Паломник, волшебные вещи не ржавеют! – обиделся Читтадритта. – Да и нечему тут ржаветь…

– Вот именно, нечему, – заметил Ауди. – В фонаре что-то гореть должно. Может, туда масла налить? Или свечку вставить?

Шланг хихикнул.

Настоятель всплеснул руками, чуть не выронив фонарь.

– Это я испортился от старости! Совсем забыл! Адепт Антилопа наложил на фонарь особое заклятие.

– Опять заклятие… – беспомощно проговорил граф.

– Увы. Антилопа был принцем Дебета, и, боюсь, это питало его гордыню. Дабы никто из монахов не воспользовался волшебным фонарем без его разрешения, он зачаровал фонарь таким образом, что зажечь его может только сын короля и королевы, рожденный в законном браке. А в последние столетия среди нашей братии попадалось не слишком много принцев, оттого фонарем и не пользовались.

– Ну, с этим проблем не будет, – Гверн шагнул вперед. – Я – принц.

Я прикусила губу: «Неужели Абрамелин и это предусмотрел?»

Гверн взял у настоятеля фонарь-трубу, и нажал на рычаги, которые Читтадритта до того бесполезно дергал.

В трубе что-то щелкнуло, и оттуда вырвался луч, не скажу, чтоб яркий в свете дня, но вполне заметный. Он заметался по настоятельским покоям – не как солнечный зайчик, но как солнечный пес в поисках добычи. И под невозможным для обычного луча углом (я сразу вспомнила траекторию полета болта в Киндергартене) устремился к лестнице. Гверн уверенно последовал на свет, остальные, давясь и толкаясь – за ним. Последним поспешал настоятель. Как бы ни был он бодр, годы, точнее, столетия, брали свое, и он порядочно отстал при спуске и бубнил нам вслед:

– Лестница – тоже символ. Но это не главное. Главное – что схьер может показать ваши желания, как во сне! В том самом искаженном, перевернутом виде. Вы должны помнить, каковы ваши желания на самом деле!

«Ага, – подумала я. – Если вспомнить, что все они хотели кого-то поубивать… Тут главное, не перепутать, кого».

Мы снова оказались в подземном зале, и луч, ставший в сумраке ярче, указывал на вход в один из ходов.

– Что ж, – сказал граф Бан. – Раз мы решились, не будем медлить. Мы не вашей веры, святой отец, но полагаю, благословение лишним не будет.

– Вообще-то, чтобы получить благословение настоятеля, паломникам нужно трижды совершить простирания вокруг монастыря. Но в экстремальных случаях возможны исключения. – Преподобный Читтадритта простер к нам руку. – Да будет явлен миру ваш смех, а слезы ваши – невидимы. Ступайте!

– Пообедать бы сперва… – заныл Шланг.

– Это ничего, что мы не обедали, – утешил его Ауди, подталкивая миннезингера в спину. – Если придется помирать, так лучше это делать на пустое брюхо. Меньше будем мучаться.

Шланг в ответ даже не запищал.

Волшебный фонарь оказался довольно полезной штукой. Потому как обещанные ловушки не заставили себя ждать, а он их все показывал. Челюстей, отсекающих путников друг от друга, как в предыдущем подземном коридоре, правда, не было. Были пропасти, но луч фонаря неизменно выхватывал перекинутый через провал тоненький мостик, либо вбитые в дно сваи, по верхушкам которых можно было перебраться.

Тел наших конкурентов на дне не обнаружилось. Как я и предполагала, шли они осторожно. А это неминуемо должно было замедлить продвижение. Да еще эти постоянные ответвления… Если бы не фонарь, застряли бы мы надолго.

Гверн, естественно, шел впереди – графу Бану пришлось уступить свое место во главе отряда. А я замыкала шествие. Во-первых, учитывая путаницу подземных ходов, конкуренты вполне могли пропустить нас вперед, отсидевшись в засаде, и ударить в спину. А во-вторых, мне надо было поговорить со Шлангом.

Сюда свет волшебного фонаря не попадал, но видно было, сколь уныла физиономия миннезингера. Никто из нас не лучился радостью, но Шланг мог служить иллюстрацией к поговорке «пустое брюхо к песням глухо». А именно о песнях я и собралась завести речь.

– Повесь свое ухо на гвоздь внимания… хотя ты не местный, можно говорит нормально… в общем, слушай сюда, Шланг.

Он повернул ко мне хмурое лицо.

– Короче, на тебя вся надежда, – закончила я.

– Чего? – он стиснул зубы, дабы не оскорбить попискиванием покой подземелий.

– В том, что сказал настоятель, есть нечто рациональное. Чтобы противостоять колдовству, нужно помнить, чего мы хотим на самом деле. И я уверена, что из всех собравшихся ты один этого не забудешь ни при каких обстоятельствах.

– Да уж… и хотел бы – не получится.

– А у степняков мы установили, что против колдовства Ик Бен Банга помогает громкое, ритмичное и бессмысленное пение. Собственно, были уже в истории прецеденты. Когда легендарного Нездесея хотели сбить с пути истинного коварные мермэйды, его спутник, бард Шалфей Луженая Глотка, переорал их, и с тех пор мермэйды от стыда онемели. Вот и от тебя то же требуется. Как только почувствуешь что-нибудь неладное, или я поддам сигнал – пой! Как у белышей – что угодно, лишь бы погромче!

– Но у белышей колдун уже убрался… И не смогу я… Шалфей был в расцвете творческих сил, а я…

– А ты думал – всегда можно за мной спрятаться? И еще прибавлять, что от меня не убудет? Голоса у меня нет, но слух пока что не подводит. Так что придется тебе петь как миленькому, если не хочешь помереть в этом подземелье!

Миннезингер ничего не ответил, однако мне показалось, что последний довод оказал решающее действие.

Так продолжали мы свое продвижение по мрачным глубинам, и не ведаю я, сколько прошло времени, покуда не очутились мы в огромном зале, переполненным лесом каменных колонн. Направленный луч волшебного фонаря рассекал тьму, но не мог озарить все пространство зала. Границы его терялись во мраке, а черные тени колонн и людей метались под ногами, как вспугнутые призраки.

«Лучшего места для засады, чем этот зал, не придумаешь. Полная потеря ориентации в пространстве».

И только я это осознала, как все и началось.

Из леса (пусть и каменного) навстречу нам вышел медведь. Не простой и даже не вымерший копытный, а белый. Я никогда не забиралась так далеко на север, чтобы увидеть таких воочию, но знала, что они существуют. И медведь почему-то не понравился мне гораздо больше своих бурых собратьев из заволчанских лесов.

Медведь шел на задних лапах, мотая головой из стороны в сторону, и рычал.

Все наши бойцы, не исключая Гверна с фонарем, свет которого упорно отклонялся в сторону, бросились на зверя. Но Ауди растолкал всех, размахивая топором и рыча похлеще медведя.

– Мой! Не трогать! Моя добыча!

Удар его топора мог бы раздробить череп не то что медведю, но слону, однако зверь с неожиданной легкостью ушел от сокрушительного удара.

– Шланг! Запевай! – крикнула я.

Дрожащим голосом миннезингер завел, очевидно, первое, что пришло ему в голову при виде мелькающего в воздухе конунгова топора.

 
Стою я раз на страже,
Держуся за топор.
Как вдруг ко мне подходит
Незнакомый мне сеньор.
 
 
И он мне говорит: «В Парлеве
Царит сплошной разврат.
И храброму воителю
Там каждый будет рад.
 
 
Предайте императора,
Бегите в Шерамур,
И все тогда мадамы
Вам сделают амур!»
 

Из-за сталактита выглянула молодая девушка в национальной суржикской одежде. При этом у нее были раскосые глаза, а волосы заплетены во множество косичек, как у орчанки.