Текст книги "Прогулки с пантерой"

9. Случайно важные детали

В палате, пациентку всего лишь сутки как перевели из реанимации, пахло хлоркой, йодом и пирогами с капустой. У окна на застеленной клетчатым одеялом кровати трапезничали две толстые тетки. У одной в гипсе обе ноги, у другой рука по самое плечо. Вместе они составляли грустный и вместе с тем веселый симбиоз. Их лица лучились от удовольствия. Я лежала в больнице лишь однажды и помню, как радовали меня элементарные житейские радости, когда я стала поправляться. Солнышко светило куда ярче, чем в здоровой жизни, принесенная из дома еда казалась божественно вкусной. Люди, которые ходили за окном лазарета, представлялись счастливчиками. Я думала, что когда выйду, никогда не буду больше грустить. Ведь жить так прекрасно. Меня хватило на неделю после выписки.

– Да уж пора будить вашу Арину, – уверили нас тетки, – она и так, почитай, все время спит. Толкните ее легонечко.

Я послушалась совета и тронула спящую, а скорее пребывающую в усталом забытьи женщину за плечо. Она вздрогнула, открыла глаза и очень долго вглядывалась в мое лицо, видимо никак не могла вспомнить.

– Я Настя. Настя Голубкина. Из «Бюро семейных расследований». Вы были у нас. Вы меня помните?

– Да, – тихо сказала Арина, – я вас помню.

– А это мой муж, Алексей. Он врач, ему можно доверять полностью.

Лешка сдержанно кивнул и даже профессионально четко окинул Арину взглядом, затормозив на зрачках, которые были странно сужены, почти незаметны на темно-серой радужке.

– Вы можете говорить? – спросил Лешка.

– Не знаю, наверное могу… Извините, такая ужасная слабость.

– Это нормально.

Все тело Арины почти от подбородка и до пят было заковано в жесткий корсет. Я чувствовала себя отвратительно. Как будто пыталась отнять у обездоленной последнее.

Соседки Арины повозились на кровати, о чем-то пошептались, а потом неловко поковыляли к выходу. Та, что на костылях, держалась за специальный поручень на колесиках и управилась даже быстрее чем подруга с загипсованной рукой. Мы могли спокойно поговорить. Врачи предупредили нас, что нервы у больной совсем расшатаны. Она часто плачет ночами, и днем, когда не спит, почти все время мечется. Ей постоянно колют успокаивающее.

– Арина, я должна вас еще раз спросить. Простите, но это действительно важно. Все ли вы нам рассказали?

– Да, да… – забеспокоилась женщина, – почти все.

– Почти?

Возникла гнетущая пауза. Валевская несколько минут боролась с собой. Ей видно хотелось сбросить с души тяжелый камень недосказанности, но страх постепенно перевешивал.

– Дело в том, что Альберт, мой муж, он был болен, у него была… была одержимость, мания…

– А в чем она заключалась?

Арина сморщилась, как от боли, на лице проступила еще большая бледность, хотя мне казалось, что и так в нем нет уже ни одной краски жизни.

– Я не могу сказать, – жалобно прошептала она.

Лешка придвинулся к ней ближе, взял за тонкую прозрачную ладошку и наклонившись к ее ухо, что-то тихонько заговорил. Я не разобрала ни слова, но успокаивающие интонации его голоса почти усыпили и меня.

– Нет, нет! – вдруг закричала женщина, – не могу, не могу, оставьте меня!

– Арина, ваш муж мертв, кого вы боитесь? – подала я голос.

– Мертв? – широкими от удивления глазами посмотрела она на нас, – то есть как мертв?

– Его убили, зверски, жестоко. Его и ту женщину.

– То есть что, совсем убили?

– Совсем, по настоящему, – кивнула я.

– Это не ошибка? Вы ничего не перепутали? – показалось мне или нет? Во взгляде Арины мелькнуло что-то очень похожее на радость.

– Поверьте, ошибка исключена. Мертвее не бывает, – уверила я.

– Когда?

– В тот день, когда с вами случилось несчастье. Несколькими часами позже.

– Господи, боги мои чудесные, – выдохнула несчастная, – почему же мне ничего не сказали?

Еще полминуты назад женщина умирала и вот за ничтожный отрезок времени в нее словно вдохнули силу. Губы с лихвой компенсировали неподвижность тела, они самым постыдным, неподобающим для такого момента образом растягивались в улыбку, они смеялись, почти хохотали.

– Он умер? – снова и снова спрашивала она, казалось, ей доставляет наслаждение слушать мой ответ.

– Да, врачи видимо не хотели вас беспокоить, ждали, когда вы наберетесь сил, чтобы сообщить печальную новость.

– О, какая нелепость. Они бы ждали вечно, до самой моей смерти, он точно умер? Он умер… Умер!

– Может быть, теперь вы все наконец объясните?

– Да, да, конечно! Я хотела бы выпить сока, налейте мне вот в тот стакан. Спасибо большое. Ох, и есть так хочется, с меня словно надгробную плиту сняли. Я ведь ждала, как очнулась, все время ждала, что он придет и расправится со мной, уже окончательно. Точно знала, не оставит меня на этом свете, жалела, что не погибла сразу. Он очень, очень опасен. Был…

От черной меланхолии Арина перешла к истерической оживленности. Лешка кивнул мне и я постаралась сменить русло разговора.

– У нас не очень много времени, – намеренно сухо остановила я ее словесный поток, – давайте к существу вопроса.

– Конечно, я понимаю, – подобралась женщина, отложив бурное веселье до лучших времен, – он зверь, он маньяк!

– Кто?

– Альберт. Он убивал людей. Он шел к этому постепенно, но уже очень давно я начала замечать за ним странности и они усугублялись. Он был тяжело болен, в нем жили два человека. И когда я пришла в квартиру, когда нашла доказательства, он избавился от меня второй раз.

Что-либо понять из ее речи было очень трудно. Мы проговорили почти два часа, прежде чем из бессвязных, наползающий друг на друга деталей сложилась цельная картина. Арина, выговорившись, успокоилась и умиротворилась. Я же поняла, что стою на краю пропасти, в которой нет ни единого проблеска разума. То, что она рассказала, не могло быть правдой. И все-таки женщина не врала. Оказалось, что все это время она помнила вечер и ночь дня, когда с ней случилась трагедия. Но не признавалась в этом. Боялась не смерти, боялась еще раз встретиться с Альбертом, посмотреть в его глаза.

– Он бы пришел расправиться со мной, но не убил бы меня сразу, он бы мучил меня, как тех людей…

* * *

Они познакомились шесть лет назад, в Вильнюсе, где жила очень старенькая бабушка Альберта, где он проводил школьные каникулы, где жили друзья его детства и первая юношеская любовь Нина. Бродя по Старому городу, мужчина случайно заглянул в магазин дизайнерских аксессуаров, где Арина работала продавцом-консультантом. Сразу обратил на нее внимание.

– Он нашел во мне сходство с Ниной, которую сильно любил. У меня тогда умерла бабушка и я осталась совсем одна. Была рада всякому человеку. А Альберт… он респектабельный, яркий… Мне льстило его расположение.

Путь от мелких знаков внимания до серьезных отношений оказался коротким. Уже через три дня Альберт обосновался в старом доме, а маленькой темной квартире Арины, где и провел остаток отпуска. Он часто уходил на весь день и даже, бывало, на ночь, ссылаясь на неотложные дела. Но в остальное время был внимателен и нежен. Арина – из тех женщин, которые непременно должны опираться на чье-то плечо. Самая ненадежная опора для них предпочтительней самостоятельного плавания.

В течение года Альберт приезжал еще два раза, и пару раз Арина ездила в Москву, где была представлена семье брата. Брат собирался уезжать из страны, в связи с чем на очень выгодных условиях продал свою квартиру родственнику. Именно туда и перебрались молодые после формальной и совсем неторжественной церемонии бракосочетания.

Арина не любила Альберта и он тоже не любил ее. Но жизнь свела их вместе, они прибились друг к другу и нашли с этом союзе немало удобного и полезного. Арина с детства была несколько заторможенной, ни друзей, ни особых интересов у нее не было. Равнодушный муж, исправно выделяющий деньги на хозяйство и решающий все серьезные вопросы, был оптимальным вариантом. В его личную жизнь она не лезла, предпочитая бурным страстям монотонное времяпровождение – прогулки по городу, походы по магазинам, сидение у телевизора и чтение бесконечных дамских романов, которые манили ее загадочными, неведомыми ей жизненными сюжетами.

При всей своей апатичности дурой она не была. Странности в поведении мужа заметила еще до того, как стать женой. Какое-то время отмахивалась от подозрений, но потом была вынуждена посмотреть правде в лицо – Альберт серьезно болен. Первый тревожный звонок прозвенел, когда они попали на выставку скандального фотохудожника Питера Уиткина. Это было в Вильнюсе, после полугода знакомства. Шапочный знакомый Альберта Альгимантос, встретив их на пороге выставочного зала, посоветовал обходить подобные вернисажи стороной. «Это грязь, сплошная грязь и надругательство над зрителем», – жестко заявил он. Но для Альберта слова оказались лучшей рекламой. Фотографии трупов, на которые Арина даже и смотреть не могла, так и проходила с низко опущенной головой до самого конца, ввели ее жениха в дикое, почти болезненное возбуждение. Он начал раздевать ее прямо в машине, и этой ночью у них впервые случилась настоящая страсть.

Такие ночи повторялись потом с интервалом примерно в месяц. И каждый раз им предшествовали одни и те же обстоятельства, либо просмотр кровавой криминальной хроники, либо долгое сидение в интернете на сайтах, посвященных насильственным преступлениям. А потом случилась ночь, перед которой померкли все предыдущие.

– Он пришел домой какой-то странный, благостный. Я никогда таким его не видела. Молчал, ходил осторожно, словно боялся расплескать что-то внутри себя. Потом проверил почту, долго сидел у компьютера и когда зашел в спальню, я испугалась. Это был другой человек. Яростный и до такой степени уверенный в себе, что я совсем не могла ему сопротивляться. Он вел себя жестко, делал мне больно, но именно тогда я поняла, что значит быть кроликом, которого гипнотизирует удав. Вся, целиком, я была в его власти. Это было страшно.

На следующее утро Альберт ушел из дома чуть свет, а Арина долго собирала себя по частям, пытаясь поднять с кровати измученное тело. Кое-как добравшись до душа, она долго стояла под теплой водой, пытаясь скинуть с себя наваждение. Ей казалось, что грязь впиталась в ее кожу, проникла в каждую клеточку.

Рубашку, испачканную кровью, она нашла под ванной, когда подтирала воду. Хотела спросить о ней мужа, но словно провидение подсказало не предпринимать никаких шагов. Она аккуратно оставила ее на месте, а уже на следующий день рубашка исчезла. Альберт снова стал отстраненным и немного холодным. Приходил поздно, дела клуба требовали много внимания. Арина подозревала, что в его жизни есть и другая женщина. По некоторым приметам, по распечаткам телефонных звонков и случайным обрывкам информации она поняла, что муж встречается с той самой Ниной и даже представляет ее своим коллегам в качестве жены. Женщины действительно были похожи, никто ничего не подозревал.

* * *

У Арины было много свободного времени, часть из которого она тратила на освоение компьютерных программ. Видимо, у женщины были определенные способности, она играючи справилась с графическим редактором, научилась делать виртуальные странички, а потом купила пособие для начинающих хакеров и уже через два дня могла взламывать простенькие пароли.

– Он не знал, что я умею обращаться с техникой. Директории, где он хранил свои документы, были защищены самым примитивным кодом. Я легко их открыла и…

От подозрений, которые Арина долго гнала прочь, стало уже не отмахнуться. Альберт был одержим. Тысячи фотографий, рассортированные с бухгалтерской аккуратностью, являли смерть во всех неприглядных, ужасных ее проявлениях. Женщина, впав в затяжной транс, щелкала и щелкала мышью, каждый раз содрогаясь от кадров, один страшнее другого. Чем объяснить, что она устранилась от принятия решения? Она не стала ничего менять в своей жизни, ни намеком, ни жестом не дала понять мужу, что все знает.

– С одной стороны, я боялась его реакции, мне было просто страшно. С другой, куда идти? Если бы мы развелись, я осталась бы на улице.

Но что-то делать было надо. Чем дальше, тем явственней Арина это понимала. Именно тогда она с радостью откликнулась на предложение Петра записаться в секцию айкидо. Свободных денег у нее не было, муж всегда дотошно проверял все ее траты, и выделить сумму на занятия борьбой категорически отказался. Но тренер пошел на встречу, разрешил посещать уроки бесплатно.

– Петр, он был как лучик света. Впервые я поняла, что значит нормальные человеческие отношения. Он меня почти не замечал, принимал мое восхищение, как должное, но на фоне Альберта он был очень светлым человеком. Мне было все равно, я готова была делить его с кем угодно, лишь бы только иметь возможность иногда и недолго видеть его, быть рядом.

– Почему вы не сказали нам, что Петр может легко опознать вас? Вы упомянули о Сонечке, но почти ни словом не обмолвились о нем.

Арина отвела глаза.

– Боялась. Боялась за него. Дело в том, что перед тем, как случилась та история, после которой я оказалась на свалке, я все-таки решилась. Не, не уйти от мужа, но хоть кому-то рассказать об этом кошмаре. Я поняла, что не могу все это нести в себе, мне надо было с кем-то поделиться. Тем более, что в архивах Альберта появилась новая папка. Там было совсем мало фотографий, но по сравнению с другими они были очень …правдоподобны. Серия снимков… мужчина и женщина, словно разорванные зверем, на них было страшно смотреть, они мне снились, и я просыпалась от собственного крика. И вот тогда я набралась смелости и позвонила Петру, попросила его о разговоре. К тому времени он уже охладел к нашим отношениям, но мне совершенно не к кому было больше обратиться. Соне я сказать не могла, она всего лишь женщина, такая же слабая.

Разговаривая по телефону, Арина не заметила, как в квартиру тихо зашел Альберт. Сколько он слышал из ее телефонного разговора, она не знала. На фразе «Я приеду и покажу тебе эти фотографии» муж аккуратно тронул ее за плечо. Женщина похолодела, она была готова ко всему, к тому что ее убьют прямо на месте, к скандалу, к признаниям.

Однако Альберт повел себя на удивление сдержанно. Он взял из ее рук трубку мобильного телефона, нажал отбой и мельком глянул на номер, не записывая его, но наверняка крепко сохранив в памяти.

«Я тебе все объясню, это совсем не то, что ты думаешь», – спокойно сказал он и попросил разогреть ужин.

А на следующий день он пригласил ее в кафе.

* * *

– Дальше вы все знаете.

– Не все, осталось совсем немного – рассказать, что случилось той ночью, когда вы ушли из гостиницы.

– Случилось еще днем. Мне надо было получить доступ к компьютеру.

– У вас же не было ключей от квартиры.

– Были. Я раздобыла ключи. Пока бродяжничала, приобрела много полезных навыков. Незаметно обворовать Нину не составило большого труда. Я дождалась, пока они уйдут, быстро поднялась наверх, мне повезло, в этот день в подъезде дежурила незнакомая вахтерша. Остальное заняло не больше десяти минут. Но мне хватило их, чтобы понять, зверь одержал над Альбертом окончательную победу. Та папка, которая появилась год назад, пополнилась новыми снимками. Еще две серии жутких, невероятных фотографий. Такое трудно вообразить, пока не увидишь. А увидев, забыть уже невозможно.

Арина быстро прошлась по сети и очень скоро нашла похожие снимки на одном из новостных сайтов. Убитые были немцами и выглядели они совсем не так, как в досье Альюберта.

– Их словно кто-то отмыл от крови…

– Арина, почему вы ничего не сказали нам?

– Не знаю, я была как в бреду. Разум отказал мне. Вечером в гостинице я вдруг поняла, что хочу его видеть. Спросить его лично, что значат все эти фотографии? Почему он так странно поступил со мной, не убил, а лишь выбросил, накачал какой-то отравой. Если все эти мертвые люди – его рук дело, то почему меня не постигла такая же участь?

– Господи, что вы несете?

– Я была не в себе. Я пошла туда, к ним. Долго стояла у дома, не решаясь войти.

– Но все-таки вошли?

– Вошла. Мне опять повезло. Консьержка спала. Я поднялась в квартиру, позвонила. Мне открыл мужчина, незнакомый. Он очень удивился, когда меня увидел. Почти испугался. Я спросила его, где Альберт.

Незнакомец на секунду замешкался, а потом сказал, что сейчас он позовет Альберта. «У него кое-какие проблемы, – сказал мужчина, – вы можете подождать на площадке?»

– Я поднялась на полпролета выше и закурила около окна. Толчка я почти не почувствовала. Я даже не слышала, что ко мне подходят. Помню, что из последних сил упиралась в карниз, но тот, кто на меня напал, он был гораздо сильнее. Когда падала вниз, вот не верь после этого, что время может растягиваться и сжиматься, вспомнила, что уже видела того человека. И долго-долго вспоминала, где.

– Не вспомнили?

– Нет.

* * *

Переварить услышанное было непросто. Этого не могло быть, потому что не могло быть. Альберт сам стал жертвой маньяка и уж по одной этой причине не мог маньяком быть. Мало того, что он повторил участь немецких пар, после его страшной смерти уже его участь повторили случайные люди, зашедшие в «Пантеру» в поисках острых ощущений.

– Она не врет, – уверил меня Лешка, – возможно, говорит неправду, но не врет. Если ошибается, то делает это искренне. Хотя ты знаешь, мне показалось, что она немного недоговаривает. Словно какую то часть истории оставила за кадром.

– Да? – удивилась я, —неужели к этому есть что прибавить?

– Знаешь, мне показалось немного странным, что она пошла на такой риск без серьезной мотивации.

– О чем ты?

– О ее походе в бывшую квартиру. Все-таки согласись, это странно. Перед ней забрезжила надежда. Вернулась память, она нашла людей, которые вызвались ей помочь и вдруг такое безрассрудство.

– Возможно, действительно действовала в полубреду. Скажи, а маньяки могут размножаться?

– Вопрос философский. Если мы рассуждаем о них, как об абстрактном зле, то да, разумеется. Зло, как вирус, способно прокладывать себе дорогу, вовлекая в порочный круг все новых и новых людей. Но в данном случае речь идет о конкретных преступлениях. И на мой взгляд, имитировать, дублировать такое просто невозможно.

– Вот и Гришка так же считает.

– Он прав. Можно инсценировать какие-то детали, кляпы во рту, какой то внешний антураж. Но такой способ убийства… нет, я в это не верю. Насть, давай о чем-то другом. Нужна небольшая передышка. Я все-таки не понимаю, как ты можешь всем этим заниматься.

– Леш, опять? По твоему мне надо сесть дома? Плевать в потолок и смотреть сериалы? Я творческая личность! Мне нужна реализация.

– Это ты называешь реализацией. Все. Хватит. У меня голова сейчас от напряжения лопнет.

Моя голова уже давно лопнула. Извилины перепутались до полного несовпадения исходных раздражителей и последующей реакции. Смеющиеся лица вызывали оторопь, в толпе рядовых московских граждан чудились монстры, пыль, прибитая легким весенним дождем, была красного цвета.

Но надо было держать себя в руках. Тем более что еще утром я твердо пообещала Саньке прогулку по злачным заведениям. Она весь день готовилась к вечерним приключениям, наводила марафет и перебирала привезенные из Милана наряды. Отпустив Лешку, я пересеклась с Григорием и передала ему диктофонную запись нашей с Ариной беседы. Рассказывать и комментировать сил не было. Лешка прав, нужна пауза. Забыть, хоть на несколько часов выкинуть из головы весь этот бред, всю эту кошмарную жуть.

– Нет, ну так не годится, – сказала встретившая меня в полной боевой готовности Санька, – в таком виде с таким лицом в люди? Ты похоронила всех своих близких? У тебя обнаружили смертельный вирус?

– Вирус… смертельный…. Возможно.

– Теть Насть, – выглянул из своей комнаты Филипп, хотите я вам музыку дам послушать, специальную, для медитации?

– Так, слушай все что угодно, делай, что хочешь, но приходи в себя. Давай сюда свой диск, – поторопила Санька Лешкино чадо, и тот с готовностью кинулся к рюкзаку. При ближайшем рассмотрении парень оказался не таким уж безнадежным. Просто он жил в своем мире и испытывал минимальный интерес к окружающему.

* * *

Протяжные звуки скрипки сменились вкрадчивым шумом прибоя. Шел дождь, смешиваясь с беспокойными волнами. В доме на берегу светилось редкими всполохами окно, там горел камин. Огонь с треском бегал по сухим поленьям, будя сверчка и позднюю осеннюю муху. Ленивый саксофон спорил с нервной гитарой и она уступала его вкрадчивым ласкам. Там, за стенами бушевала холодная неуютная стихия, но она была бессильна перед теплом очага, перед надежной, на века поставленной крышей. Рокот и рев, и хлесткие удары ливня звучали все глуше и глуше, словно сквозь мягкий толстый плед. Живой огонь пугал призраков, пока он жарко дышал в прогретой кирпичной пасти, они не рисковали подойти ближе порога. А чья-то заботливая рука все подкладывала и подкладывала дрова.

– Эй, – Санька нервно скреблась в дверь ванной, где я боролась с усталостью и страхами. Отложив наушники я пообещала ей быть готовой в рекордно короткие сроки. Музыка от Филиппа и правда помогла. Вспомнилась подзабытая в лихорадочной суете последних дней истина – в мире всегда будет и свет и мрак, а самые страшные злодеяния – те, о которых ты еще не знаешь.

* * *

– Итальянские мужчины? Нет. Смотреть там особо не на что, – припечатала подруга всю сильную половину Италии.

– А как же знойные мачо?

– Слушай, когда на улице каждый второй знойный, это уже скучно. К тому же Милан – это ведь не Неаполь. Обычные европейские парни. Магазины там куда интересней. Представляешь, там все так дешево. За сто евро можно одеться с ног до головы.

– Так уж и с ног до головы?

– Ну почти. Там есть очень много магазинчиков, где выставляются начинающие дизайнеры. Если нет пунктика по поводу известных марок, так можно очень прилично экономить.

– У тебя, наверное, шкафы уже ломятся.

– Не скажи, – грустно заметила Санька, – я ведь теперь кто? Девушка на содержании.

– И что? Разве Олег мало зарабатывает?

– Зарабатывает немало, но как тебе сказать… – подруга помялась, – нет, он совсем не жадный, но как-то так получается, что свободных средств у меня нет. Покупки мы делаем вместе и если я что-то планирую приобрести, я должна ему сказать об этом. А ты же меня знаешь, я так не могу.

– Почему не можешь?

– Неловко… неудобно. Что мне, одеть что ли нечего? Он же видит, что у меня все есть и тут я вдруг подхожу к нему и прошу денег на очередную сто десятую кофточку.

– Ой, да разве в этом дело? Просто оторваться, позволить себе излишества, да просто в целях профилактики сплина прошвырнуться по торговым точкам.

– Да не объясняй, я все знаю. Пока мы с ним были на расстоянии, о таких бытовых вещах и не думалось. А сейчас вижу – надо иметь свои собственные средства. Мужчина, даже самый золотой, все равно генетически предрасположен к тому, чтобы довлеть над женщиной и финансовые рычаги здесь отлично работают.

– Олег давит?

– Формально нет, но я вижу в нем способности к этому, и хочу подстраховаться. Сейчас учу итальянский, с трудом, но дело движется. Потом буду искать работу, любую, лишь бы только иметь минимальную независимость. Пока я самодостаточная женщина, ему кажется что он будет ценить и уважать меня вечно, даже если в ближайшие двадцать лет я не заработаю ни копейки. Но понимаешь, я боюсь, что стоит мне окончательно превратиться в домохозяйку и он переменится ко мне. Может, не хуже будет относиться, но иначе.

– Как странно. Такие большие страсти и такие мелкие счеты…

– Настюх, поверь мне, я шкурой чувствую, что права. Никому нельзя давать шанса завладеть тобой полностью. Натура человеческая капризна, пока вещь стоит на прилавке магазина, она тебе нравится, но купленная, она претерпевает метаморфозы. К ней привыкаешь, хорошо если срастаешься, как с домашними тапками, а если просто надоест?

– При таком раскладе, надо продаваться в бессрочный кредит.

– О чем и толкую. Ну а у тебя как с твоим ненаглядным Алексисом?

– Нормально, – пожала я плечами, – все хорошо.

– Ой не юли подруга. Вижу в твоих глазах второе дно.

Я давно уже хотела рассказать кому-то об Алексе. Кому, как не Саньке? Она поймет. И я рассказала.

– Понимаешь, Сашка, он понимает меня с полуслова. Он затрагивает какие-то лучшие струны моей души. С ни хочется быть сильнее, мудрее, сильнее. С Лешкой я стою на месте. Да, он классно ко мне относится, но я вполне устраиваю его, такая как есть. Я могу даже зубы на ночь не чистить, он мне и это простит.

– Вон ты как заговорила, – судя по выражению Санькиного лица, она меня все-таки не поняла, – ты, мать, и правда так глупа или просто притворяешься?

– Сань…– уставилась я на нее, – не врубаюсь. Ты что хочешь сказать?

– Ну кто-то ведь должен сказать тебе правду. Выброси этого Алекса из головы. Это химера, ничто. Его нет.

– Как же его нет? Мы с ним каждый день почти переписываемся. Только последнее время не успеваю отвечать, а так заснуть не могу, пока не напишу письмо.

– Сеть, милочка, в твои годы пора бы уж знать, плодит с легкостью кошки и монстров, и принцев. Ну откуда ты знаешь, что он именно тот, за кого себя выдает, а?

– Нет, ну так врать невозможно!

– Ты видела его?

– Нет.

– О чем и речь. Но даже если ты его увидишь, и он окажется писаным красавцем, это еще ровным счетом ничего не значит. Ты просто в свое время не нафлиртовалась вдоволь. И ты, видимо не знаешь, глупышка, что во время флирта люди предстают своей наиболее выигрышной стороной.

– Да мы не флиртуем. Мы вообще не говорим о чувствах. Своих…

– Ах какая разница. По сути – это флирт. Но человек станет иным, когда ты его узнаешь. Когда увидишь его будничную сторону. Ой, ну что я тебе прописные истины объясняю. В сети нет туалета, грязных носков, храпа, скуки, которая неизбежна в нормальной жизни. Романтики ей захотелось! Только посмей.

– Ты что разбушевалась так?

– А то! Лешка тебя любит, он добрый, внимательный, умный. Какого рожна тебе надо?

Разговор приобретал нежелательную для меня окраску и я быстренько свернула его, сославшись на чудовищную усталость и неспособность предаваться аналитике, тем более на личную тему.

Нам принесли кофе в крошечных фарфоровых чашечках и микроскопические десерты, красиво оформленные свежей черникой. В жизни всегда можно найти позитив – свежую ягоду в мае, вежливого официанта, со вкусом декорированный зал. Исподтишка осматривая посетителей, я не могла не обратить внимание, что большая часть гостей заведения довольно улыбается. Может, я разучилась радоваться жизни? Работа работой, но за ее пределами есть много такого, что способно утешить и после самых сокрушительных провалов. Мне есть ради чего стараться. Есть ли?

– Слушай, может быть, ты мне расскажешь, что с тобой происходит? Я понимаю, что мой визит оказался некстати, но кто же знал, что я застану тебя при таких делах.

– Могу рассказать, только с какого конца начать, не знаю. Слишком уж путаная и скажу тебе, Саньк, отвратительная история.

– Да ладно, закажем еще коньяка и я сравняюсь с тобой интеллектом.

К концу моего рассказа в голове приятно шумело, но в этот шум уже вплеталось завтрашнее тяжелое похмелье.

* * *

– Я знаю, кто может помочь! – вдруг закричала на все кафе Александра. На нас стали подозрительно коситься.

– Да не кричи так? Кто тут может помочь? Полиции двух стран с ног сбились.

– Полиции сбились, и пусть себе, а у меня есть на примете человек, который обязательно поможет. Точно знаю. Пошли скорее отсюда, надоело, на воздух хочу. Сейчас я ему позвоню. Он как раз должен быть дома.

– Сань, да объясни, кому ты собираешься звонить?

Но Санька, не слушая меня, уже набирала номер.

– Бонасера, синьора, соно Алекс, се Марко, порфаворе? – залопотала она вполне бойко для начального уровня итальянского, – туто бене? О, белло! Граци. Марко? Слушай, есть очень-очень интересная тема. Будто специально для тебя! Не ругайся, я звоню, чтобы просить о помощи.

Заслонив трубку рукой, Санька отошла от меня на несколько шагов, и минуты две слушала монолог неведомого Марко. Потом в три раза дольше говорила сама.

– Он прилетит, – крикнула она, завершив беседу и кидаясь ко мне.

– Да кто? Объясни же!

– Нет, ничего объяснять не буду. Марко – это Марко. Надо увидеть, иначе все равно ничего не поймешь.

Она была права.

Огромный детина ростом за два метра, рыжий, бородатый с глазами ребенка и поступью медведя неуклюже обнял Александру, одновременно протягивая руку мне. По-русски он говорил с едва уловимым акцентом, но его словарный запас с лихвой перекрывал мой и Санькин, вместе взятые.

Вчера подруга, сколько я ее не уламывала, так и не сподобилась на комментарии. А уже утром ее итальянский знакомый разбудил нас звонком в шесть часов и сказал, что в восемь вечера мы можем встречать его в аэропорту. Я терялась в версиях, пытаясь объяснить подобную оперативность.

От Марко пылало, как от печки. Если бы я была режиссером, чуждом художественным штампам, я бы взяла его на роль Иисуса. Именно таким должно быть добро в современном мире, с пудовыми кулаками, но с чистыми, как и много веков назад, глазами, на которых знание мира не оставляет грязи. От Марко обалдели все, и Лешка, и заглянувший на огонек Григорий, и вечно отстраненный Филипп, и монстр Кузя, доевший накануне последние запасы гуталина. Одна Санька, уже привычная, на правах старой знакомой Марко, лучилась от самодовольства. Мы же, открыв рты, неприлично пялились на детину. Он и слова то еще сказать не успел, а мы были в нокауте.

Знакомство мы начали по традиции за столом. Марко уверенно опрокинул стопку водки, закусил ее хрустким огурчиком и похлопав длинным ресницами, сказал.

– Наверное, я должен объяснить.

– Если это не очень сложно, – робко попросила я.

– Хочу предупредить сразу, никакой мистики, никаких потусторонних сил. Просто я умею вживаться в образ.

– В каком смысле? – подавился куском колбасы Гришка.

– В самом прямом, коллега.

– Коллега?

– Да, я долгое время работал, как у вас говорят, в органах, сейчас в отставке. Дед оставил наследство, могу позволить себе заняться тем, что по душе. Езжу по миру, учусь новому, пишу книги. Ваша история показалась мне очень любопытной в качестве сюжета. Но он не закончен, не так ли?

Мы кивнули.

– У меня абсолютная память. Есть особенность, я запоминаю не просто слова, события, людей. Я запоминаю ощущения. Не только свои, но и окружающих. То, что я пережил однажды, или кто-то пережил рядом со мной, навсегда остается вот здесь, – Марко ткнул себя в голову, – и вот здесь, – коснулся груди. Порой мне достаточно увидеть несколько деталей, чтобы воссоздать картину. И …меня очень сложно обмануть.

– С такими талантами и на свободе, – буркнул завистливый Гришка, – как же тебя со службы отпустили?