Текст книги "Прогулки с пантерой"

Трупы убийца располагал на импровизированном ложе, судя по очертаниям, составленном из туго набитых мешков, прикрытых сверху брезентом. На стенах, на брезенте, на полу был странный налет, природу которого никто не мог понять. То ли пласты застарелой грязи, то ли какие-то технические испарения.

– Никаких вариантов, – жаловался Гришка, – что это может быть? Подобных помещений в Москве может оказаться несколько тысяч.

– Оно должно быть одиноко стоящим.

– Ну да, разумеется. Иначе кто-то наверняка услышал бы крики.

– Если он только не завязывал им рот.

– Такое тоже возможно. Но все-таки это было бы с его стороны очень рискованно. Скорее, все-таки задворки, окраина.

– А еще это может быть пригород, и вообще не Москва.

– Слишком далеко он бы не смог уехать, по времени не получается.

Поразительно, но фон вакханалий, состоявшихся по итогам двух первых преступлений, был поразительно похож. Единственное отличие – качество брезента, на которые фотограф укладывал изуродованные тела. И чуть иная геометрия пространства, оно по заключению экспертов было более тесным, особенности распространения света указывали на почти правильный куб, в то время, как московские снимки были сделаны в длинном вытянутом помещении.

– Эти помещения с большой вероятностью заточены под общее дело. Возможно, они связаны с его профессией.

– Да, и он очень вольготно себя там чувствует. Не боится, что его спугнут, раз за разом, не мудрствуя лукаво, он привозит жертвы в одно и то же место.

– И там есть вода, канализация.

– Гриш, но все равно этого мало. Вода есть в любом гараже, на многих складах. В конце-концов ее можно и привезти.

– Нет, привозить слишком сложно. Ему понадобилась бы цистерна, чтобы смыть СТОЛЬКО крови.

Иголку в стоге сена найти было проще. Загадка на логическое мышление, с которым у нас временно случились проблемы. Куда проще было ответить на вопрос, зачем он слал фотографии Пете. Если извращенец мнит себя художником, ему нужна публика. И он не просто художник, он гуру, он носитель придуманной же им самим культуры, нового языка искусства. Ему обязательно нужен собеседник, говорящий с ним теми же словами, разделяющий или хотя бы имеющий силы выслушивать его бред. Поэтому он так болезненно реагировал на попытки Петра выйти из игры. Оставаться один на один со своими «шедеврами» маньяк был не готов. Его кровавые игры имели смысл только при наличии зрителя.

* * *

Кое-что из Петиного рассказа казалось странно знакомым. Я долго вспоминала и наконец меня осенило – Василиса! Выбор… Кто-то выбирает убийство. Вот оно что! Ей нравилось, ей очень нравилось, когда кто-то выбирал убийство. Возможно, она тоже хотела получить индульгенцию, доказать себе свою правоту. Вот только убивала не ради того, чтобы выжить, а просто так, из природной предрасположенности. В ходе проверки ее алиби никаких вопросов у ребят в погонах не возникло. Она действительно была за городом. Все ее друзья подтверждали это. Но может быть, все-таки у нее была возможность улизнуть? Правда доподлинно известно, что ни в интересующий нас период, ни в какое-либо другое время Василиса Иванова не была в Германии. И все-таки… Все-таки слишком уж похож ее бред на откровения Пантеры.

Я брела по улице, смотрела на людей и думала, думала, думала. Против воли, словно повинуясь программе-вирусу, содрогаясь от отвращения к себе и миру, я представляла все эти злосчастные ситуации, когда нет оптимального выбора. Фантазия услужливо подсовывала подробности, занемогший разум плодил уродливых чудовищ. Скоро лица людей, идущих навстречу, стали казаться масками. В толпе все чаще мелькали низкие лбы питекантропов… Из мрачного омута меня вытянул тихий скулеж. Две собаки в грязной подворотне гипнотизировали взглядом сосиску. Животины были типичными представителями бездомного собачьего племени, трепаными в боях, измученные вечно пустым желудком. Сосиска была одна, а вожделеющих ртов в два раз больше. Время от времени собаки косили грустными глазами друг на друга и чуть не плакали. А потом… потом они дружно повернулись и порысили прочь. А сосиска так и осталась лежать на истоптанном асфальте.

– Ну че встала, корова? – толкнула меня в бок мадам в элегантной мохеровой кофте. Места вокруг было завались, но ей почему то хотелось пройти именно там, где затормозила я.

Я испуганно сместилась в сторону и набрала Гришкин номер.

– Слушай, Гриш, никак не дает мне покоя эта Василиса. Ее действительно проверили от и до?

– Даже не сомневайся! По полной программе. У нее железобетонное алиби, Настюх. А у тебя просто навязчивое состояние. Запала она тебе в душу.

– Возможно. История нас рассудит, – я нажала отбой и побежала ловить машину. Пешая прогулка меня больше не радовала.

* * *

У меня на совести висел последний, четвертый поклонник, исповедующий сексуальную свободу. Но в назначенное время он не явился на встречу. На мой упрек прислал сдержанные извинения, сообщил, что его планы несколько изменились. Эта мелочь цепляла, хотелось побыстрее закончить данный этап, отработать по полной и с чистой совестью заняться одним из длинного списка дел, которые мы с Гришкой себе запланировали. Но как всегда, первое наползало на второе, третье брякалось сверху, приходилось одновременно держать в голове множество ниточек и быть в нескольких местах сразу. Последнее я никак не могла освоить в совершенстве и к вечеру падала с ног. Я выглядела немногим лучше, чем Арина в свой первый визит. Может, поэтому консьержка в доме, где проживал Арнольд, меня не признала. Она с охотой пересказала мне все то, что я уже слышала и добросовестно попыталась припомнить обстоятельства того страшного дня. В этот раз я была умнее и не донимала бабу вопросами, предпочитая им равнодушные паузы.

– День был, не приведи господи, соседка с утра залила, сучка такая. Я ей сколь разов говорила, чтобы починила трубу? И вот дождалась, разверзлись хляби. Чуть потолок не рухнул, прямо на макушку. Тыщ на десять она меня уделала.

Неприятное происшествие случилось еще затемно, часов в пять. Луиза Петровна, так звали консьержку, до самого обеда собирала лужи воды, параллельно бегая скандалить с непутевой соседкой. Жила она в соседнем доме, удобно, до работы рукой подать. Ее смена начинается в девять часов, но тетка попросила подругу подменить ее и та почти до вечера несла вахту. Я разжилась телефоном доброй самаритянки и опять немного помолчала.

– А вечером сморило меня прямо! Да и то, так ухандокаться. Пожрать даже не успела, конфеткой угостили, а больше и маковой росинки во рту не было.

– Какой конфеткой? —забыв про то, что женщина плохо реагирует на вопросы, не сдержалась я.

– Какой конфеткой… тебе то что? Мужчина в двадцать третью квартиру шел и угостил.

Я мужественно молчала, но Луиза Ивановна уже перегорела. Ее больше не тянуло на общение.

– Голубушка моя, – молитвенно сложила я руки, – вспомните, что за мужчина?

– Да мужик как мужик, чего мне его помнить? Я не по этой части. Угостил, спасибо. Меня многие угощают. Яблоки несут, торт когда с праздника остается. Мы не гордые, кушаем да благодарим.

– Он был высокий, низкий? Возраст примерно можете сказать?

– Видный такой, – подумав, сказала консьержка. Видимо, она посчитала эту информацию исчерпывающей и больше я от нее ничего не добилась.

В двадцать третьей квартире жила молодая семья, жена сидела дома с ребенком и на мой вопрос о визите видного мужчины напряглась так откровенно, что мне стало неловко. Но именно в этот день, по ее словам, к ней никто не приходил. Это она совершенно точно помнит, во-первых потому что утром их ушей достигла ужасная информация о найденной то ли мертвой то ли почти мертвой женщине, во-вторых весь день у нее просидела подруга. Она всегда в среду ее навещает. Так что никакой путаницы с датами. К кому еще мог приходить гражданин? Да хоть к Валевским. К Валевским постоянно последнее время кто-то наведывается, проходной двор буквально устроили. А еще в приличном доме живут. Нет, женщину на лестничной площадке она не видела. Да она и не выходила никуда, сидела в квартире, как привязанная. Если надо, у мужа можно спросить.

Но и муж ничего подозрительного не вспомнил.

* * *

– А они как ушли на работу, так больше не возвращались. Хотя погодите, погодите. Женщина вроде днем забегала. Но одета по-другому была. Потому и не сразу ее вспомнила. Но вы сказали, и всплыло. Она быстро промчалась, подъезд своими ключами открыла, так что я не тревожилась. Быстро проскочила и минут через десять обратно. Наверное, за чем-то забегала домой. Взяла и ушла.

Больше Галина Ивановна, подменявшая подругу в подъезде злополучного дома, ничего интересного мне не поведала.

Все более-менее ясно. Наша клиентка с помойки зачем-то приходила в свою бывшую (если это конечно так) квартиру еще и днем. Была в ней совсем недолго. Но этого времени вполне достаточно для того, чтобы найти какую-то вещь. Тем более если заранее точно знаешь, где искать. Найти или оставить. А вот куда подевался видный мужчина? Луиза Петровна твердо стоит на том, что при ней он не выходил. Значит, он пробыл в доме достаточно долго. Снотворное, а в том что конфета была с сюрпризом, я не сомневалось, действует минут двадцать, а то и все сорок.

Что-то подсказывало – надо еще раз встретиться с Соней. Как и Петр, она подозрительно часто фигурировала в деле. Вроде бы совершенно случайным образом, но она назойливо мелькала на горизонте. Однако, девушка упорно не шла на контакт. Надо было или вылавливать ее, или терпеливо ждать, пока она созреет до разговора. На последнее было жаль терять время. Никто не знал, сколько нам его отпущено до следующей жуткой находки.

Пока жесткой цикличности в совершении убийств не было. Они происходили с разными интервалами. Промежутки между первым и вторым и между третьим и четвертым были короче, чем между немецкой и русской серией. Но это ни о чем особенном не говорило. Перемещаясь из Германии в Россию, маньяк терял дополнительное время. Возможно, у него были текущие дела, возможно, он просто отдыхал. Петр говорил, что на связь он выходил почти каждый день. Правда ни вчера, ни сегодня от него ничего нового не пришло. Интернет-пейджер, через который он держал связь был зарегистрирован на международном сервере и не давал для расследования новой информации. Беседы не сохранялись, в регистрационных данных не было указано ни города, ни страны.

Я была уверена, злодей знал о нас куда больше, чем мы о нем. Скорее всего, он был уверен в своей неуязвимости, возможно, подсмеивался над нами, сохраняя спокойствие снайпера, смотрящего на безоружных врагов через прицел.

8. Взгляд из ниоткуда

Занятия айкидо продолжались в прежнем режиме, но вместе Пети нашу группу теперь вел мрачноватый, похожий на азиата Артем. В нем было куда меньше грации, шарма. Да и схему наших мучений он упростил до примитивных разминок и последующей отработки упражнений разной степени сложности. У меня на руках крепко обосновались мозоли от палки, а мышцы стали равнодушны к физической нагрузке. Они уже не болели, лишь тупо ныло все тело, загнанное в бесконечных попытках научиться отступать, уступать и атаковать в самый последний момент. Го-но-сэн – так назывался захват инициативы непосредственно во время удара. Дело решали доли секунды. Для того, чтобы использовать эти короткие мгновения в своих интересах, требовались выматывающие душу тренировки – дыхание, ритмы тела, предельная точность движений… Кажущаяся легкость была иллюзорной. Это было похоже на арабески, выполняемые с под завязку нагруженном рюкзаком за плечами.

Самым сложным в айкидо было настроиться на волну противника, попасть в унисон движению его крови и мыслей. Раствориться в нем, отдаться врагу каждой клеткой, чтобы потом последним усилием воли отступить на полшага и тут же решительно отразить спровоцированный выпад. Заставить его играть по своим правилам, быть зеркалом, которое отражая, преломляет опасные лучи в сторону атакующего. Я точно знала, в самое ближайшее время эта наука может очень мне пригодиться.

– Все, я труп, этот Артем нас загонит, – стонала коллега по спортивным несчастьям Верочка. По ее словам с начала занятий она похудела на десять кило и один раз играючи расправилась с потенциальным насильником. Не уверена, что она не придумала его. А может и того хуже, напялила образ злодея на случайного прохожего, чтобы только опробовать трудно приобретенные навыки. Как бы там ни было, первая победа окончательно убедила ее в правильности выбора секции. Вера считалась у нас фанаткой. Немалую роль в ее преклонении перед японской борьбой играла личность Петра. Парадоксальным образом она умудрилась остаться единственной из «стареньких», кто не переспал с сенсеем. Все остальные опробовали тренерское тело уже после первых занятий и охотно делились впечатлениями. В целом они были согласны с Соней. Но Петины минусы не мешали им с теплом и пиететом относиться к учителю. А Вера вот не сподобилась. Но зато она обладала самым подробным досье, нет никого любопытней вожделеющей, но не удовлетворившей свою страсть женщины.

– Сонька циничная. Она сама на Петра повесилась, – сладострастно сплетничала Вера. Разговорить ее было проще, чем поджечь ворох сухого сена.

– А она вообще как? Нормальная тетка?

Верочке было куда приятнее поговорить о Пете, но она не брезговала и темами, имеющими к предмету охоты косвенное значение.

– Да ниче, – великодушно пожала она плечами, – когда тебя содержат, упаковывают с макушки до пяток, можно себе позволить быть белой и пушистой.

– Кто же ее содержал? – невинно поинтересовалась я.

– Муж бывший, он крутой, пару раз заезжал за ней на такооой тачке. Он у нее во где! – Вера крепко сжала кулачок, демонстрируя истинное место Павловского.

– Мало кому удается мужика к ногтю прибрать, – завистливо вздохнула я.

– Талант нужен, – с пониманием дела заметила Верочка, – но у Соньки к таланту еще кое-чего было.

– Что же? – мне даже не пришлось разыгрывать любопытство.

– Да нарыла она что-то про его делишки. Имелся у нее убийственный компроматец.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. Разговор случайно подслушала. Я в душе задержалась, воду выключила, ждала пока маска высохнет на лице. Тут как раз Сонька в раздевалку ввалилась. Видит, что никого нет, и давай названивать. И текст примерно такой. Я мол, с тобой шутки шутить не стану, ты мол, Федя сто раз подумай, прежде чем так со мной поступать. Я мол, тебя разделаю, от асфальта не отскребут. Фигурально выражаясь. Документики, говорит, на тебя убийственные имеются. Если ты забыл, так я, мол, напомню. Короче отмылила его Соня наша по полной программе. И слова не дала сказать, телефон отключила и ушла.

– Интересно как, – задумчиво молвила я.

– А то, – гордо согласилась со мной Вера, – Сонька она хваткая, железная баба, хотя и с придурью. Руки раз по сто мыла. Схватиться за что-нибудь и давать салфетками тереть. Но удар держала.

– Не помнишь, когда этот разговор состоялся?

– Да на фиг тебе сдалось? Точно не скажу. Как раз перед самым нападением на нее. Я уж тогда грешным делом подумала, уж не муженек ли ее постарался?

* * *

Почему-то я не верила, что маг-целитель Федор способен на подобный кульбит. Но рассуждая трезво – почему нет? Чужая душа – потемки, едва ли я могла быть уверенной в девственной честности Павловского. Эта совершенно параллельная история лишь мешала мне, не было смысла уходить в сторону от расследования и заниматься семейными тайнами Павловского. Но такая уж дурацкая натура, я не могу отмахнуться о того, что само идет в руки.

«Послушай, – сказал мне внутренний голос, который я последнее время окончательно придавила важностью обстоятельств и почти не слушала, – на можно ненадолго отложить всю эту круговерть? Отдохни, удели внимание родным и близким, ты вообще в зеркало когда последний раз смотрелась?» «Пожалуй, ты прав», – сказала я голосу. Зеркало ничем позитивным не порадовало. Под глазами круги, волосы всклокочены и кажется уже дня два не мыты, одежда производит сиротское впечатление. Если бы Лешка не протестовал, я бы в ней и спала. На процедуры одевания раздевания тоже нужны были силы, а где ж их взять? Даже Алексу последнее время почти не писала. Лелея в голове его образ, за неимением даже фотографии, полностью выдуманный, я грела себя мыслью, что когда-нибудь… совершенно случайно… сама того не желая… столкнуть с ним в равнодушной толпе. И он узнает мое лицо из тысячи. Елки зеленые, если это и случится, то пусть не сейчас, когда я пребываю в не лучшем своем воплощении.

К счастью, проверенная в боях с моей непростой шевелюрой парикмахерша Лена была в этот час свободна. Она в рекордно короткие сроки вернула к жизни мою самооценку, изобразив на голове нечто легкое, стильное и чертовски мне идущие. Лена не любила, когда ее называли стилистом. Стилистов, говорила она, нынче как собак, а парикмахеров хороших мало. Не могла с ней не согласиться. Личный цирюльник это не менее важно, чем хороший гинеколог. Не зря говорят, что волосы – наши антенны в космос, от того, кто их настраивает, во многом зависит самоощущение. Я уж не говорю, что прическа процентов на семьдесят делает имидж, она способна до такой степени изменить человека, что мама родная не узнает. И в плохом, и в хорошем смысле.

В кармане удачно обнаружились деньги. Решив идти на поводу своего внутреннего голоса и дальше, забрела в магазин. Цены не радовали, фасоны откровенно печалили, но любая новая шмотка, даже так себе сидящая, будоражит воображение и подпитывает свежей энергией. Я не барахольщица, в магазинах у меня не возникает болезненного зуда, меня не плющит от желания купить ВСЕ и еще немного. Но в целом мне нравиться время от времени забрести в не слишком пафосный бутик и с гордым видом бросить на прилавок перед кассой очередную ошибку дизайнера. Таких ошибок в моем гардеробе – на три коллекции. Ношу я все равно джинсы, рубашки, майки и свитера.

– Вот эта юбка очень актуальна, – пела мне девушка, пытаясь всучить нечто немыслимо асимметричное и пышное. Видимо, она слепа от природы и не видит объема моих бедер. Аберрация ее зрения была столь велика, что она не видела ни размера моей груди, ни общего абриса фигура и пыталась обратить мое внимание не вещи, рассчитанные на травести.

Но все-таки мне удалось усмотреть в череде вещичек прелестную трикотажную майку с очень смелым вырезом на груди. Почти наверняка зная, что не надену ее ни разу, я приобрела в комплект длинную юбку с рюшем по низу и фривольной расцветки шарфик.

– Хотите переодеться?

– Что? – не сразу поняла я, – а нет, упаси боже, заверните.

Нагруженная двумя легкими, но объемными пакетами я вышла в прохладный весенний вечер. Это была уже не совсем настоящая прохлада, она уже пахла прогретой пылью, застоявшимся бензиновым смогом, но в букете городских ароматов все еще явственно просматривалась зеленая терпкая нотка.

И тут я поняла, что за мной следят.

Черт его знает, как это можно понять, не имея видимых доказательств. Но кожей, затылком я ощутила взгляд, приклеившийся ко мне. От макушки он спустился к моим лопаткам и там замер, давя на позвонок так сильно, что я даже поморщилась от боли. Огляделась. Люди в этот час уже никуда не спешили, они лениво текли по улице. В их рядах на первый взгляд не было предателя, маскирующего злые намерения под праздную лень. И все-таки он был. Где? В кафе напротив? В одной из машин, тесно натыканных у обочины? Кто вдруг возымел интерес к ничем не примечательной Насте Голубкиной?

Прошла несколько метров. Давление в спину стало чуть меньше, но не пропало. Я постаралась успокоиться и идти ровным шагом. Легко сказать. Чем это мне может грозить? Да чем угодно! Это может быть взгляд убийцы, примеряющего на мне новенький оптический прицел. Это может быть сальный взгляд насильника, оттягивающего сладостное мгновение и не торопящегося спуститься от лопаток ниже. Это может быть взгляд вора, оценившего мою платежеспособность. Но я была уверена, что это взгляд принадлежит ЕМУ.

Из меня словно выдернули клапан. Воздух со свистом вышел. Я переставляла ноги, как во сне, панически боясь обернуться и мучительно желая это сделать. Обернулась. Никого. Равнодушная толпа обтекала меня, по вечернему лояльные граждане не пихались локтями, не обзывали меня росомахой, никто не мешал мне сомнамбулой маячить посреди тротуара. Темнело. Я так и не рискнула ни поймать машину, ни спуститься в метро. Держась освещенных и людных пространств, я прибыла домой почти ночью. Примерно на полпути взгляд отстал от меня, но это уже ничего не меняла. Кажется, я сошла с ума. «Доигралась», – встрял с неуместным сочувствием внутренний голос.

* * *

– Ну где же тебя носит? – Лешкины глаза сверкали от гнева, но вместе с них прыгали хитрые бесенята, – телефон отключила, с работы давно ушла. Насть, имей уважение к старшим! Мы с Сашей уже отчаялись тебя дождаться?

– С кем? – не врубилась я.

– Сюрпрайз, – в прихожую влетела загорелая до коричневого глянца, худая и ошеломляюще красивая Санька.

Кажется, для сегодняшнего дня это было уже слишком. Последние форпосты моей нервной системы рухнули и я разрыдалась прямо в коридоре. Санька к счастью решила, что от радости. Но Лешку так просто было не провести. Волевым решением изолировав меня в спальне, он минут сорок сидел рядом и просто держал за руку, делился силами. Честно говоря, я всегда была уверена, что истинная щедрость мужчины не в том, как легко он расстается с деньгами, а в том, насколько охотно он готов дарить тепло души. Правда, по жизни, это часто взаимосвязано.

Выйдя, наконец, к накрытому Санькой столу, я первым делом отчитала ее, что свалилась она как снег на голову без предупреждения. У меня не мыто, не чищено, в холодильнике – недельной свежести запасы. И сама я – лот-аутсайдер на аукционе подержанных девушек.

– Ой, да расслабься. Я хотела эффектного явления народу. Так и было спланировано, ты приходишь усталая с работы, а тут я, пир горой и все счастливы!

– Спасибо, Санькин, я оценила, – искренне сказала я.

После того, как мы выпили зубодробительно кислого кьянти, отведали пересоленной миланской колбасы и отставив в сторону и то, и другое, достали из бара доброй русской водки, а из морозилки шматок украинского сала, жизнь заиграла свежими красками.

К счастливой жизни с Олегом Санька шла так трудно и долго, что я думала – сломается, не осилит последний решающий этап. Мужик несколько лет метался, пребывал в почти истерическом состоянии. Он одинаково боялся и старой жизни, и новой, он раздваивался на конфликтующие друг с другом части, он мучал себя, Саньку, всех, кто так или иначе попадал в круг их истории. Но в итоге наши победили. Санька цвела и пахла, на ее лице светилась огромная неоновая вывеска «Жизнь удалась».

– Слушайте, как я отвыкла от Москвы, просто поразительно, – щебетала она, густо намазывая тонкий ломтик ветчины ядреной горчицей.

– Соблазнилась на сладкие итальянские кущи? Продала родину за стакан красного вина? – ехидничал Лешка.

– Нет, Леха, – парировала слегка осоловевшая Санька, – не за вино, не за комфорт. За солнце, веришь? Вот в чем Италию никто никогда не переплюнет, это в солнце. А какие там краски…

– А я думал, всему причиной любовь, – не унимался милый, – а ты оказывается на солнышке греться любишь.

– Любовь – это само собой. Но я тебе скажу, дорогой мой, когда климат благоприятствует, любовь жарче. Эта российская погода…. Это такой мрак. От нее одни депрессии. От нее не любовь, а тоска, не радость, а надрыв. Жить надо в тепле, это я тебе как врач говорю.

– Спасибо, коллега, учту, – Лешка под предлогом «в сон потянуло» деликатно ретировался, позволив нам пообщаться тет-а-тет.

* * *

Но общение странным образом не клеилось. Всего ничего жила Санька вдали от родины, а словно другой человек приехал. Пока она была здесь, дышала одним со мной воздухом, смотрела на те же самые лица и пила то же самое пиво в до трещинок изученном ресторанчике, мы при всей разности интересов, профессиональных и личных, умудрялись легко и просто понимать друг друга с полунамека. А сейчас… О чем ей рассказывать? Я красочно расписала нашу поездку в Германию, отдав должное красотам Рейна и сытости бюргерской жизни. Но на фоне Италии эти впечатления блекли. Другие же темы обозначить и вовсе язык не поворачивался. Ну не излагать же в деталях историю про Блюстителя? Впрочем, никакой он не Блюститель. Если мы на правильном пути и наши выводы не подпорчены Петиной фантазией, мы имеем дело с человеком, которому до морали, как до голубых Альпийский гор. Он просто получает удовольствие. Наслаждение – единственная его религия.

– Ты о чем задумалась? – спросила Санька, эгоистично не замечающая моих почти уже мертвых глаз. Казалось, что сейчас я просто рухну на стол и засну между овощным салатом и недопитой бутылкой водки.

– Все, падаю, – сказала я, – Саньк, ты прости, но мне надо чуть поспать. Иначе просто помру. Там в гостиной Лешка положил для тебя все причиндалы.

– Господи, да конечно, о чем разговор, – все-таки слегка обиделась Александра, и не сдержалась, добавила, – ну что ж ты так себя так вымотала? Я все понимаю, работа, зарплата, но ты посмотри на себя, как будто уголь на тебе месяц возили.

– Да ладно, оклемаюсь, – я не стала язвить по поводу ее неуместных комментариев в адрес моей внешности. Пошла спать. Не умывшись и даже зубы не почистив.

Лешка беспокойно ворочался на своей половине кровати. Хотел что-то сказать, но видимо не решался.

– Лешь, ты чего, – легонько пихнула я его в бок.

– Настюш, сил нет на этот твой рабочий беспредел смотреть, – о господи, сейчас он опять примется дудеть в свою дуду, – ну хочешь я тебе помогу? Я не знаю чем, но я попробую. Все-таки я считаюсь неплохим специалистом, а вы явно имеете дело с моим клиентом.

Я благодарно обняла его и заснула сном человека, которому на время отпустили все грехи.

* * *

На очереди маячила поездка в Германию. В России мы выходили уже все тропки, до дыр сносив башмаки терпения. А ни одного кандидата на страшную роль у нас не было. Вернее их было слишком много, а это все равно что никто. Гипотезы, предположения скользили мелким песком сквозь пальцы. Я решила, что все-таки подчищу все хвосты и уж потом вниму все более явным намекам Гришки. Он был уверен, что именно мне надо было лететь и там, под надежной охраной немецких коллег, как следует принюхаться к местности. У Гришки была одна не бесспорная, но любопытная теория. Он считал, что когда дело стопорится, надо пускать вперед дурака. Или женщину. Всем известно, что фору женской логике может дать разве что генератор случайных чисел. Но в ситуациях тупиковых порой именно случайное попадание обеспечивает успех.

Ваня Федоткин, спавший с лица в трудах и стараниях активно предлагал свои услуги. Ему было обидно, что его не берут в «серьезное дело».

– Я уже отчаялся за этой Любочкой следить, – стонал он, – ну сколько можно?

– Что она на этот раз учудила? – посмеиваясь, спросила Лизавета.

– Ой, не спрашивайте. Скоро отчет напишу и сдам клиенту, пусть сам с женой разбирается. Третьего дня они с кавалером по пивным ходили, да не по приличным, а по самым натуральным «рыгаловкам», где водка паленая на разлив и салат с тараканами.

– Носит ее нелегкая, – понимающе вздохнула Лизавета, – чего бабе неймется?

– Вот именно! – возмущался Ваня, – устал я, Анастасия Петровна, от этой рутины. Возьмите меня с собой, пожалуйста. Я вам верой и правдой служить буду.

– А что, Настюх, возьми мальца, – поддержал инициативу Григорий.

Тащить Федоткина с собой особого желания не было. Но и поводов отказать не находилось. Опять же, вдвоем сподручнее. Cтрах, поселившийся во мне, отравлял существование.

Решив включить стажера в наши дружные ряды, мы вывалили перед ним все наработанные документы. Лизавета, бывшая в курсе подробностей работы, крутилась рядом. Уже и в прессу просочилась информация, и слухи по городу поползли. Как почти всегда бывает, народная молва до неузнаваемости трансформировала сюжет. Трупов, согласно фольклору, было уже больше десятка, поговаривали, что маньяк специально выискивает самых симпатичных мужей и жен, у которых все в порядке и таким образом мстит за свою поломанную личную жизнь.

– Ой, у моей золовки точно такая же коптильня, – ни к селу ни к городу вставила наша помощница.

– Какая коптильня, Лизон? – уставился на нее Гришка.

– Да вот же, вот на этих фотографиях. Ох ты боже мой, непотребство какое!

– Коптильня…– замерла я… —Лиз, а ты почему решила, что коптильня?

– Да похоже. Стены в жиру все и в копоти, там же прижаривается, не оттереть. Вентиляция аккурат такая же, решеточкой забрана. И вот видишь, Насть, здесь желобок такой идет под наклоном, там видно стол в кадр не попал.

– Слушай, а ведь как удобно, – занервничал Гришка, – скажи, драгоценная моя, а канализация в коптильне твоей золовки имеется?

– Ну конечно, а как же там без этого? Вода непременно нужна. Туши разделывать, мыть. И водопровод, и слив, все имеется.

– Гениально! – резюмировал Гришка, – так, ты посмотри еще раз внимательно. Точно похоже?

– Да один в один, Григорий Иванович, глаза у меня на месте.

Это было уже что-то. Коптилен в округе, конечно, не мало. Но нас интересовали либо частные, либо заброшенные. Еще одно обязательное условие – их относительная изолированность. Постройки такого рода обязательно должны стоять на учете в пожарной инспекции, а значит, составить список подходящих объектов будет не так уж сложно. Эту работу мы никогда бы не осилили своими скромными силами. Нечего было и пытаться. Все оперативные мероприятия по поиску уже не иголки, а почти что вязальной спицы в стоге сена отдали «старшим братьям в погонах».

Мы давно забыли, что именно послужило основанием для начала расследования. А ведь проблема Арины так и не была решена. Даст Бог, женщина поправится. Если она нам не врала и на помойке оказалась действительно с тяжелой руки мужа, то доказать ее порушенный социальный статус – наша святая человеческая обязанность. Ей ох как понадобятся и жилье, и деньги.

Чувство вины погнало меня в больницу, где мучительно медленно шла на поправку Арина. Она постепенно приходила в себя, но события страшной ночи стерлись из ее памяти начисто. Или она по какой-то причине о них молчала. Лешка вызвался составить мне компанию, помочь разговорить все еще пребывающую в шоковом состоянии Арину.