Текст книги "Ранняя философия Эдмунда Гуссерля (Галле, 1887–1901)"

Но дело не только в этом как будто формальном или процедурном отличии подхода автора ФА даже от тех господствовавших в современной ему психологии подходов, к которым он подчас относится одобрительно. Главное: они все же предлагают не тот путь, на который хочет выбраться Гуссерль.

Должна заметить, что последние страницы II главы ФА представляются мне неясными именно относительно того, как Гуссерлю рисуется «тот самый путь», на который он мечтает вступить. Возможно, и самому будущему основателю феноменологии этот путь не рисовался с полной ясностью…

3. Отношения, «физические» и «психические» феномены
(III глава «Философии арифметики»)

Глава носит общее название «Психологическая природа коллективного объединения». В самом начале её автор, как бы оглядываясь на уже проделанную в ФА работу (Rückblick), уместно прочерчивает и главные теоретические линии, проступившие в предшествующих главах, и основные понятия, там задействованные.

«Мы предприняли [попытку] выявить происхождение (Urspung) понятий множества и числа», для чего, считает Гуссерль, было необходимо «точно представить взору конкретные феномены, от которых они были абстрагированы» (64_6–9).

Итак, снова подчеркнем это, в центре внимания автора ФА именно в данной главе – совершенно особые, специально выделенные проблемы: процедуры «объединения представлений» в «единое представление их совокупности (Inbegriff)». О чем читателю никак нельзя забывать; не надо пытаться подставить сюда, как нередко делают интерпретаторы, совсем другие, негуссерлевские сюжеты. Особые трудности, отмечает автор ФА, состояли в поиске «перехода от этих данностей к всеобщим понятиям» (64_10–12).

Единственное, что, согласно Гуссерлю, могло попасть в кадр рассмотрения, было «соединение (Verbindung) объектов в единое представление их совокупности (Inbegriff)» (64_15–18). Сами математические результаты, добавляет Гуссерль, ясно даны для анализа изначально (lagen klar zutage) как «готовое» знание – в виде «конкретных множеств, или Inbegriffe» (64_9–10).

Свою более конкретную задачу в III главе Гуссерль видит в том, чтобы дать «более точную характеристику вида этого соединения» (64_18–19 курсив мой. – Н. М.). Одновременно осуществлялась проверка «ряда теорий о происхождении и содержании понятий множества (Viellheit) и числа (Anzahl), которые, взятые вместе – из-за неправильных пониманий (Miβverständnissen), касающихся представленного здесь синтеза, – потерпели крах» (64_20–23). Единственной из разобранных теорий, которая частично удовлетворяет принципу научности (Wissenschaftlichkeit), является, по мнению Гуссерля, теория различений (Unterscheidungstheorie) (65_5–6). О ней в этой относительно краткой главе (она занимает 12 страниц) автор ФА будет говорить несколько позже. Но несмотря на неудовлетворительный общий результат, продолжает Гуссерль, они, эти теории, по крайней мере обратили наше внимание на важное психологическое предварительное условие: «всякое коллигируемое (тесно объединяемое. – Н. М.) содержание должно быть для себя (für sich) замеченным» (64_25–30). В ходе предшествующего (во II главе ФА) разбора соответствующих теорий, уверяет автор ФА, «мы познакомились с временем (die Zeit) как психологическим предварительным условием числа» (65_3–4). Здесь, кстати, очевидно то, о чем у нас речь особо шла и ранее: прилагательное «психологический» имеет в ФА весьма широком совокупное значение, лишь частично относящееся к науке психологии, а здесь – к небольшому спектру скорее философско-математических сюжетов. Вот главное, что фактически означает (здесь и в других местах ФА) слово «психологический»: речь пойдет, во-первых, о процедурах сознания, во-вторых и именно, о процедурах «объединяющих», коллигирующих, в-третьих, о выявлении генезиса в сознании (Ursprung), при «детальном, взвешенном обсуждении» (detallierte Erwägung), отдельных связей, отношений (65₁₅), в-четвертых, об обязательной процедуре замеченности, т. е. специальной отрефлектированности как раз объединяющих процессов и процедур. Иными словами, совокупный смысл того синтеза, который на самом деле мыслит отследить и выявить Гуссерль, никак не соответствует здесь узкому пониманию как будто лишь дисциплинарно разбираемого термина. Знаток уже развитых концепций Гуссерля – на её стадии феноменологических разработок – может заметить, что их-то ему больше всего напоминает новое гуссерлевское описание, маркируемое автором ФА по-разному, но чаще всего как психологическое. Но и к будущей феноменологии такие наброски относятся как раннее, смутное предчувствие чего-то в то время неясного и самому Гуссерлю. Подобные прорывы в текст ФА пред-феноменологических идей и структур встретятся нам и в других главах – и мы будем их обязательно фиксировать.

Особая трудность, которая применительно к этой проблеме существует, обсуждалась мною в разных плоскостях и аспектах, и в данном случае – применительно именно к главе III ФА – проистекает из того, что материал главы, подчас связан с чисто математическим содержанием разбираемой проблематики, входить в которые – задача скорее для математиков по профессии, чем для философов. Продолжим наше исследование ФА.

После своих резюмирующих характеристик Гуссерль и переходит к теме, объявленной в общем заголовке главы; она охватывает проблему коллективного объединения (der kollektiven Verbindung). Для сегодняшнего читателя такое терминологическое обозначение – сугубо неясное, если не сбивающее с толку, почему и требуются специальные прояснения. Они были нужны, впрочем, и для читателей его времени, но Гуссерль честно признался: сделать их «представляется не таким уж легким делом» (64₁₉).

В преамбуле уже было установлено, что в целом надо было отправляться, согласно Гуссерлю, от анализа «психических актов», но что попытка ряда теоретиков сделать это, – имея в виду, скажем, вполне определенные психические акты (различения), – оказалась несостоятельной. «Какие же возможности ещё остались?», – задает вопрос Гуссерль (65₁₂).

Автор ФА предупреждает, что при дальнейшем анализе он станет опираться на «теорию отношений» (Relation), о которой упоминал и ранее. Теперь, как он думает, пришел черед непосредственно ввести её в кадр подробного анализа.

Почему в данном контексте справедливо говорить именно об отношениях? Гуссерль рассуждает следующим образом: когда мы устанавливаем сходство, родство, преемственность и т. д., то исходим из того, что и при очевидных устанавливаемых нами различиях между всеми членами какого-либо объединения мы тем не менее регистрируем наличие отношений (Relationen). Но эти отношения могут быть существенно различными. Гуссерля же интересует «новый и весьма отличающийся от всех других класс отношений» (66_6–7), и именно тот класс, который он называет «коллигированием», а его «результат» – «коллекцией» (die Kollektion). (О «новизне» исследуемых отношений говорится не в том смысле, что они только возникли, а в том, что их лишь недавно стали специально анализировать). Лингвистическое пояснение: слово «коллекция» не ассоциируется в немецком языке, как это бывает в русском, с собиранием предметов в ту или иную коллекцию (в этом последнем случае в немецком языке употребляется, как правило, слово «Sammlung».)

Автор ФА просто имеет в виду «особый вид объединения» (eine besondere Verbindungsart) (65₁₁) – не материального характера, а осуществляющегося исключительно в сознании и в ходе его специальной деятельности. Речь, таким образом, и идет для Гуссерля о прояснении специфики осуществляемого в сознании «коллективного объединения» по отношению к другим связям, отношениям (Beziehungen) (66_13–15).

Желая определить свою позицию применительно к уже существующим разновидностям теории отношений (Relationstheorie), Гуссерль отмечает, что последняя – «темная глава описательной психологии» (66_20–21). В ней нет ничего прочного, научно исследованного, на что можно было бы опереться. Гуссерль дает полезное разъяснение о том, что согласно Дж. Ст. Миллю (фиксирующему, впрочем, довольно банальный факт), выражение «state of mind» (Bewuβtseinszustand), или состояние сознания, не следует понимать как высказывание о психическом акте, но «брать в самом широком смысле, так именно, что в своем значении оно соответствует феномену»(67_2–5). Терминология Дж. Ст. Милля амбивалентна, замечает автор ФА, почему и спешит дать свое определение: «…под “отношением” (Relation) следует понимать тот комплексный феномен, который образует основу для образования релятивных атрибутов, а под словами “фундамент отношений” (в соответствии с обычным сегодня словоупотреблением) надо понимать любое из соотносимых содержаний… Применительно к различным областям мы находим отношения, которые имеют один и тот же характер. Так, имеются [отношения] равенства, подобия и т. д. как в областях первичных содержаний (“и физических феноменов”), так и [в сферах] психических актов (“психических феноменов”)» (67_{17–21, 31–35} – курсив мой. – Н. М.) Хочу заметить: употребление здесь, в ФА, слов «комплексный феномен» достаточно важно, поэтому надо хотя бы ненадолго задержаться и обратить внимание на сочетание прилагательного и существительного. Ибо понятие «феномен» и в зрелой феноменологии подразумевает именно «комплексное содержание», которое уже имеется в какой-то целостности сознания – и на основании специальной остановки на этой целостности и ее элементах позволяет ее расшифровать, распутать. Разумеется, в ФА Гуссерль еще не владеет концепцией и методологией феноменологического анализа, что станет делом будущего, впрочем, не такого уж отдаленного.

Правда, говоря о «феноменах» и их делении на «физические» и «психические», Гуссерль (в сноске) ссылается, что естественно, на работу своего учителя Фр. Брентано «Психология с эмпирической точки зрения» (Psychologie vom empirischen Standpunkt. Bd. 1. Buch 2. Kap. 1), подчеркивая, что в ней читатель найдет разъяснение самих терминов, как и «фундаментальное, для нашего последующего рассмотрения совершенно необходимое, лежащее в основе различение» (S. 67, сноска 3, продолжение в сноске на S. 68). И о том, какие имеют место пересечения сторон деятельности и сознания (впоследствии исследуемые с применением специальной и рафинированной методологии и методики). И вот если находить такие подвижки в анализируемой III главе ФА, то (говоря обобщенно) они пока что состоят:

1) в критическом отношении к запутанному, по мнению Гуссерля, разговору о «физических феноменах» у Брентано и его сторонников;

2) в фиксировании аспекта «отношений» (Relationen) как одного из возможных аспектов анализа сознания, что вполне правомерно, а в будущей феноменологии выльется в подробнейшее распутывание именно уже сложившихся отношений между структурами сознания и типами их анализа – например, отношений, взятых в аспекте актов сознания (ноэтический анализ), и отношений, исследуемых с точки зрения предметных структур (ноэматический анализ), впоследствии – и с увязыванием тех и других в особые отношения.

Но вот что почти не принимается в расчет в литературе (ибо сам Гуссерль не был провидцем и не знал о собственном творческом будущем): в ФА уже опробована по крайней мере одна из разновидностей анализа отношений, действительно складывающихся в сознании и отчасти уловленных в теоретических его осмыслениях. Какова она, эта разновидность, потребует более конкретной расшифровки, что станет возможным, когда у нас будет больше материала.

В данной же главе все определяется целевыми установками, более или менее осознанными Гуссерлем и расшифровываемыми в тексте. Вернемся к ним.

Напомним: именно в анализируемой главе основная цель Гуссерля – точнее определить характер складывающихся в сознании отношений, его содержаний и актов, причем таких отношений, которые объединяют эти последние в некий «коллектив» (отсюда – «коллегирование» как результат). Этот анализ приводит автора ФА к следующим рабочим дефинициям, которые опираются на определения, имевшиеся ещё у Б. Больцано. А именно: отношения, которые составляются именно из отношений, называются «составными», сложными (zusammengesezte), отношения же, к коим это не относится, именуются «простыми» (einfache) (71_20–23). А отсюда – новые шаги в гуссерлевском анализе (не забудем: анализе генезиса понятий типа множество как совокупность «Inbegriff»).

В последующем тексте III главы ФА Гуссерль набрасывает (правда, не развёртывает) свое понимание ряда вопросов, так или иначе требующих, по его мнению, уточнения характеристик.

Прежде всего Гуссерль зарисовывает своего рода путь восхождения сознания от «первичных целостностей представления» (primären Vorstellungsganzen) к наиболее обширным, поистине всеобъемлющим целостностям только благодаря рефлексии на психический акт, благодаря коему и возникает совокупность (Inbegriff) (74_7–13). Заметим: обыкновенно интерпретаторы оценивают подобные пассажи в ФА как чисто психологические, более того, как дань психологизму, которым-де проникнута ФА. Думаю, оценки такого рода неверны. Ибо что же подобные пассажи действительно открывают нам в способах анализа Гуссерля? Во-первых, то, что происходит обращение к «психическим актам», во-вторых, что идут ссылки на (науку) психологию (вкупе с философией), в-третьих, что фигурируют слова «интерес», «подмечание» и т. д. Уже такие вкрапления считались – под влиянием Фреге и других авторов – незаконными, запретными. Но если их ещё можно было рассматривать именно так, то лишь применительно к особым научным дисциплинам, их специальным областям, конкретным научным задачам (это, скажем логика, математическая логика и запрет на претензии их обоснования со стороны психологии). Но ведь в данном контексте ни о чем подобном нет и речи: в разбираемом разделе ФА ставятся совсем другие цели, появляются иные интересы, исследовательские задачи (в отдельных главах труда – довольно специальные). Отчего «философию арифметики» надо подозревать во всех смертных грехах, если и когда её теоретики формулируют свои цели, притом в разных главах – специфицированные? А уж если сопоставить ранние гуссерлевские формулировки с будущими определениями специфики феноменологии, обнаруживается, как уже неоднократно говорилось и требует повторения в новой связи, нечто удивительное и по-своему показательное: позже Гуссерль тоже введет, как вполне законные для феноменологического анализа, сходные слова и понятия. Это, говоря коротко, акты, процедуры сознания, соответствующие повороты внимания, рефлексия, созерцание, «подмечание» (Bemerken), операции объединения.

Гуссерль говорит и об известных житейских вещах. Например, люди употребляют слово «и» (und), причем весьма часто. Само по себе оно лишено значения. Но в случае, когда оно связывает два имени или более, как раз и имеет место «коллективное объединение» упоминаемых сединств. «То обстоятельство, что языки народов не располагают никакими самостоятельными именами (названиями) для коллективных объединений, нельзя считать каким-то чудом; лишь в виде исключения на это бывает направлен научный интерес. Постоянные цели мышления и речения как раз и требуют только языкового фиксирования того обстоятельства, что данные содержания бывают соединены коллективистским образом и что это обеспечивает нашим языкам полностью подходящую конъюнкции “U”» (от «Und», «и» в русском переводе. – Н. М.) (75_35–39–76_1–4) – так Гуссерль заканчивает эту краткую и важную главу. В сноске он добавляет: Дж. Локк (в «Опыте», кн. II, гл. XI) обсуждает деятельность коллигирования, употребляя термин «compounding» (от слова «compound» – составной, сложный), причем Локк обращает внимание на роль «compaunding» в образовании такого единства, как число, хотя ещё не раскрывает роль такой деятельности «при абстрагировании этого понятия» (76, сноска).

Итак, в III главе ФА Гуссерль как бы поставил читателя перед своего рода исследовательской интригой. Ведь усилия ряда великих (Лейбниц, Кант) или известных, выдающихся авторов, направленные на разгадку происхождения числовых понятий, оказались – по мнению автора ФА – в конечном счете бесплодными.

А ведь этими мыслителями были рассмотрены как раз достаточно важные осваиваемые сознанием виды отношений – подобие, равенство, временны́е и пространственные отношения, отношения различия и тождества и т. п. Однако оказалось, что этим учениям об отношениях не суждено стать теми «китами, на которых мог бы покоиться синтез объектов, объединяемых в представлении о совокупности…» (65_34–36).

«Какие возможности остались в нашем распоряжении?» – вопрошает Гуссерль (ФА, 66₁₂).

Общий ответ автора ФА на напряженно звучащий вопрос состоит в следующем: «Нам ничего не остается, как подыскать для коллективного объединения новый класс отношений, который хорошо отделен от других классов» (66_5–7). Но Гуссерль должен был учесть: понятие отношений и классов отношений (Relationsklasse), которое он попутно вводил и раньше, требует прояснения, тем более что некоторые из традиционных теорий, в коих уже применялось это понятие, Гуссерль не приемлет. С полемики против реляционистских концепций начинается небольшой раздельчик III главы ФА «К теории отношений».

Правда, вводное рассуждение одного из сторонников «реляционной теории», Дж. Ст. Милля (оно было опубликовано как замечание к работе его отца, Джеймса Милля) сначала цитируется сочувственно: «Любые объекты, – пишет Дж. Ст. Милль, – все равно физические или ментальные, к чему-либо относятся, или состоят с какими-либо другими объектами в каком-либо отношении – в силу некоторого состояния сознания (state of consciousness), в которое они оба включены, [что имело бы место], даже если бы не было более сложного состояния сознания, нежели совместная мысль об этих двух объектах. И они относятся друг к другу многими самыми различными способами, иными словами, они находятся друг с другом во многих различаемых отношениях, причем существуют специфические, отличающиеся друг от друга состояния сознания, в которых оба объекта составляют их части».[185]185
  James Mill. Analysis, vol. II. P. 10 note, цит. по ФА. S. 66.


[Закрыть] Оговорив, что он в принципе согласен с таким определением и что «state of mind» (или «state of consciousness») следует здесь понимать как «психический акт”, Гуссерль всё-таки сетует на неясность терминологии и снова спрашивает: «Что же надо понимать под “отношением” (Relation)?» (67_7–8).

Мне кажется, что и гуссерлевский способ прояснения понятия «отношений» вовсе не ведет к какой-либо четкости в определении этого понятия. Ибо Гуссерль предлагает осмысливать требующее более точного определения понятие отношения в связке с другим понятием, в то время тоже весьма далеким от ясности. Это другое понятие – «феномен», что нас вряд ли удивит после ранее сказанного о внимании и раннего Гуссерля к теме феномена. Дополнительная сложность состоит в том, что при расшифровке понятия феномена Гуссерль, с одной стороны, опирается на работы Брентано,[186]186
  Ссылка дается на: Fr. Brentano. Psychologie vom empirischen Standpukt. Bd. I. Buch 2. Kap. 1. Цит. по: ФА 67, сноска 3.


[Закрыть] а с другой стороны (о чем уже упоминалось), не может скрыть своего критического отношения к брентановскому различению «физических» и «психических» феноменов. (Подробнее об этой теме – позже.) Сказанное требует от читателя напряженного внимания и интереса к тончайшим моментам и аспектам анализа и критики. Гуссерль, кроме того, предпочитает здесь двигаться окольным путем – не затрудняться предварительным выведением общего понятия отношений, а для начала дать их классификацию.

Предложенная автором ФА классификация отношений вкратце такова. 1) Один класс объединяет отношения, которые имеют характер первичных содержаний («физических феноменов» в том смысле, в каком их определяет Ф. Брентано) (68_6–8).

Дальнейшие проясняющие рассуждения автора ФА чрезвычайно сложны. Например, Гуссерль говорит: «Всякое отношение покоится на “фундаменте”; оно является комплексным феноменом, который в известном…смысле охватывает частичные, составные феномены (Teilphänomene). Но отнюдь не любое отношение “охватывает” свой фундамент интенционально, т. е. таким специфически определенным образом, что “психический феномен” (акт, благодаря которому мы что-то замечаем, или акт воли и т. д.) охватывает свое содержание (нечто замеченное, волимое и т. д.)» (68_9–14). В силу важности как бы фирменного понятия «феномен» для будущей концепции Гуссерля снова задержимся на этих его упоминаниях темы уже в ФА. Для Гуссерля здесь существенны в высшей степени тонкие оттенки различий, касающиеся всех феноменов. Например, когда мы говорим о представлении, улавливающем подобие (Ähnlichkeit) двух содержаний, то далеко не всегда речь идет именно о «психическом феномене», что может быть отнесено и к другим способам установления отношений. Иногда речь идет именно об отличных от психических феноменов «первичных» содержаниях. Отчетливо видно, что вводя понятие «феномен», Гуссерль никак не мог не обращаться к учению Брентано, и в частности, не упомянуть о тех специфических обращениях (к структурам сознания), кои у Брентано названы «физическими феноменами». Хочу предупредить читателей: здесь предпочитаю не вдаваться подробно в беглое освещение Гуссерлем – в связи с учением Брентано – темы «физического» феномена. Правомерность этого брентановского термина будет вызывать у него все больше сомнений; он деликатно выскажет их (вспомним: в книге, посвященной, «с глубочайшей благодарностью», учителю Францу Брентано) всего парой страниц позже (S. 70), в специальной сноске. В ней автор ФА уведомит читателей, что вообще будет «избегать выражения “физический феномен”»!

Что касается толкования интерпретаторами смыслосодержания термина «феномен» в ФА (термина, важнейшего, фундаментального для будущей феноменологии), то положение сложилось двойственное. Не могу согласиться с теми авторами, которые непременно хотят увидеть в ФА не менее чем раннюю версию будущей феноменологии, но не поддерживаю и те толкования, согласно которым между ФА и ЛИ (II том) в этом вопросе нет точек соприкосновения. Подвижки в сторону будущей феноменологии я вижу и непременно их фиксирую по ходу всего анализа ранних работ Гуссерля. Но применительно к понятию «феномен» они состоят, полагаю, скорее не в самом факте употребления и традиционного, и – ближе – просто подхваченного у Брентано (и пока не насыщенного собственным «феноменологическим» смыслом) слова «феномен», а в других моментах. Каковы же они? Прежде всего это прокладывание, опробование путей к весьма специфическому конкретному анализу сознания (впоследствии – с применением рафинированной методики). Продолжим анализ ФА.

2) «На другой стороне, – разъясняет Гуссерль, – находится второй главный класс отношений, которые характеризуются тем, что здесь реляционный феномен является [именно] психическим. Если на многие содержания направлен некий единый психический акт, то применительно к нему эти содержания [уже] объединены и отнесены друг к другу.

Когда мы осуществляем такой акт, то, естественно, было бы напрасным в содержании представлений искать отношения или их объединение (ещё и при условии, что кроме того там ещё оставались и первичные отношения). Ведь содержания объединены здесь единственно актом, что может быть замечено только благодаря специфической рефлексии именно на это объединение» (69_9–20). Все пока достаточно туманно. Рассматриваемые страницы ФА, по моему мнению, принадлежат к числу самых трудных в книге.

Так в чем же всё-таки состоит различие между двумя рассматриваемыми Гуссерлем классами отношений? Гуссерль поясняет: «первичные отношения принадлежат к той же ступени содержаний представления, что и их фундамент, а в случае “психических” отношений этого нет» (69_30–33). Итак, решающим обстоятельством для раннего Гуссерля, по-видимому, является отсутствие или наличие соответствующей рефлексии (также и рефлексии на то, что не вполне понятно объявляется «фундаментом»). В случае класса «первичных отношений» сами отношения – всего лишь момент, вплетенный в содержание представлений, причем момент неотрефлектированный. Второй класс – это собственно «психические» отношения, которые «для представления об отношениях требуют акта представливания (des Vorstellens), осуществляющего рефлексию на сам процесс установления отношений» (69_36–37). Непосредственное содержание описываемого именно здесь акта представления – акт, устанавливающий отношение (die beziehungstiftende Akt, 69₃₉), благодаря которому можно соотнестись с фундаментом. «Приводимые в соотношение содержания и [сами] отношения образуют, следовательно, содержание различных ступеней» (70_1–2).

Вот здесь-то Гуссерль и делает неброское, незапальчивое по форме (притом «сосланное» в примечания), но принципиальное по смыслу возражение против той части концепции Брентано, где были различены «физические» и «психические феномены». Второй термин (пока) как будто бы не вызывает критики и так или иначе используется в ФА. А вот применительно к термину «физический феномен» Гуссерль должен был объяснить читателям, почему он в предшествующем изложении стал «избегать» (vermeiden) его употребления: «Было неудобно обозначать такие стороны, как подобие, увеличение (Steigerung) и т. д. словами “физический феномен”». Да и в самом деле, уже соединение в одно понятие слов «физический» и «феномен» противоречиво, ибо под «феноменом» изначально понимается «психическое», а не чисто «физическое» явление и состояние. Гуссерль добавляет, что Брентано фактически, по смыслу разумел «абсолютные первичные содержания» (то есть имел в виду сознание, а не нечто именно «физическое»), когда употреблял также и понятие «физический феномен». По Гуссерлю, Брентано в данном случае, говоря о «первичности» таких актов, подразумевал «индивидуальные феномены», а не абстрактные моменты созерцания» (70, сноска 1). Что же касается собственно «психических феноменов», то им уже присущ «признак интенционального внутреннего существования» (intentionalen Inexistenz – это тоже термин Брентано, который Гуссерль считает в принципе применимым и к осмыслению отношений). Правда, никаких более конкретных разъяснений по проблеме интенциональности автор ФА здесь не дает. Создается впечатление, что понятие интенциональности, которому впоследствии суждено будет – после его глубокой содержательной переработки – стать одним из центральных терминов феноменологии, пока трактуется просто как сознательная рефлексия по поводу психических актов и устанавливаемых в них отношений.

Гуссерль напоминает, что ещё имеются классификационное разделение отношений на простые (einfache) и составные (синтезируемые – zusammengesetzte). В данном случае Гуссерль ссылается на достаточно известного тогда автора М. Дробиша (M. Drobisch) – и притом на его книгу по логике («Новое изложение логики» – Neue Darstellung der Logik, 4 Aufl. Leipzig 1875. S. 34).

Гуссерль готов принять это различение, но при условии, что его не станут толковать так, как это делают Дробиш или другие авторы, а просто будут иметь в виду следующее: только отношения, которые относятся к отношениям же, правомерно называть сложными, составными (zusammengesetzte); отношения, в которых нет этого момента, можно считать простыми (71_20–23).

Предварительные рассуждения об отношениях были нужны Гуссерлю для того, чтобы снова перейти к центральной, в данном контексте, проблеме анализа, а именно к вопросу: «являются ли отношения, которые объединяют предметы (некоторой) совокупности и которые мы назвали коллективными объединениями, первичными отношениями в вышеназванном смысле, какими, например, являются метафизические и континуальные объединения, или мы должны, быть может, выделить [здесь] класс психических отношений?» (71_26–31).

Анализ дальнейших рассуждений Гуссерля поможет нам, с одной стороны, лучше уяснить смысл его различения «первичных» и (собственно) «психических» отношений, а с другой стороны, вместе с автором ФА продвинуться дальше по пути расшифровки специфики «коллективных объединений», которые, как мы теперь знаем, у Гуссерля ответственны за происхождение всеобщих числовых понятий.

Гуссерль предлагает разобрать какие-либо «первичные представляемые целостности» (Vorstellungsganzen). Скажем, речь идет о такой целостности представлений, которую мы называем «розой». Здесь – внимание! – речь у Гуссерля идет не о самой розе, а о том, как мы представляем её как некую целостность. При образовании этой целостности (все же целостности сознания) мы как бы последовательно движемся от одной части к другой отличающейся части: скажем, сначала мы видим, отмечаем, что у розы есть листья, стебель (физические части); потом мы говорим о цветке, его цвете, интенсивности цвета (ярко-красная роза), её запахе и т. д. «Каждая часть вычленяется благодаря тому, что мы её специально замечаем (“durch ein besonderes Bemerken”) и прочно объединяем в одно целое с другими частями. В качестве следующего шага анализа возникает, как мы видим, совокупность (Inbegriff), и именно как совокупность замеченных особо (für sich) частей целого» (72_12–16). Эта целостность, по Гуссерлю, созерцаема (anschauliche) – указание принципиально важное. Последующее же объединение – а оно именно «коллективное» – по Гуссерлю, уже может не иметь и часто не имеет признака созерцаемости, усматриваемости (72_25–29).

Сравним, приглашает Гуссерль в ФА несколько позже, «коллективные соединения» с отношениями равенства, подобия, увеличения и т. д. Благодаря ряду промежуточных ступеней анализа Гуссерль приходит к выводу, к которому склоняют, утверждает он, «многочисленные свидетельства, но прежде всего сам внутренний опыт» (73_25–26): «коллективное единство» само не дано доступным созерцанию образом в «содержательном представлении»; сознание имеет его «только в известных (gewissen) психических актах, которые объединяющим образом охватывают содержание…» (73_28–30). Отношения единства, объединения здесь таковы, что объединяются «особые и специфически определенные первичные содержания отношений» (72_18–19). В таких случаях само объединение – нечто дополнительное, бо́льшее (das Mehr) сравнительно с наличием простой совокупности (dem bloβen Inbegriff), которая лишь удерживает (в сознании) части целого, не занимаясь объединением в подлинном смысле. А вот в случае реализуемого объединения отношения не просто имеются, но их можно воспринимать созерцательно, можно легко фиксировать в ходе специального преемственного (континуального) анализа. (Например, тогда, когда наш взгляд постепенно, последовательно и именно объединяющим образом охватывает все части розы).