Текст книги "Аромат розы (Буря в песках)"

Глава 7

Эмоции переполняли душу Энжи, пока она сидела в мексиканской ванне с высокими бортами, отделанной желтой и голубой черепицей. Вода доходила ей до подбородка. Сама же ванна была настолько длинной, что могла бы свободно вместить сразу двоих купающихся вроде Энжи. Поэтому ей все время грозила опасность соскользнуть на дно под булькавшие на поверхности пузыри, создававшие вокруг приятный аромат. Схватившись рукой за борт ванны, она согнула колени, присела и осторожно встала во весь рост.

Внимательно оглядевшись, Энжи вновь была поражена роскошью и вкусом, с которыми была обставлена ванная комната. Впрочем, то же самое можно было сказать абсолютно обо всем в этом провинциальном техасском доме. Энжи не привыкла к этому, а потому чувствовала себя здесь какой-то лишней. Даже нищенкой. Ей было очень трудно скрыть от окружающих изумление по поводу роскоши и богатства. Энжи вообще считала излишнее богатство чем-то греховным, а следовательно, непозволительным. Так ее воспитал отец. А здесь, в почти диком штате, каким ей показался Техас, это особенно бросалось в глаза.

Когда Иеремия впервые сказал ей, что его друг Баррет – человек очень состоятельный, Энжи представила себе большой, очень комфортабельный дом, обшитый досками, с деревянным полом и тяжелой мебелью. По ее представлениям, именно таким должно было быть жилище грубого провинциального владельца огромной скотоводческой фермы.

Песчаная буря не дала ей возможности сразу же получить полное представление о ранчо. Но уже тогда Энжи была поражена грандиозными масштабами хозяйства Баррета Макклейна. На нее произвели огромное впечатление массивные каменные стены дома, дощатые дубовые полы в комнатах и декорированные под кирпич – в коридорах. Мебель, несмотря на свою массивность, выглядела элегантной и была подобрана с большим вкусом, что очень радовало глаз. Но большего Энжи еще так и не успела увидеть: все ее внимание неожиданно занял Пекос. Его горящие глаза и довольно странные речи не выходили у нее из головы.

Когда Пекос вышел из комнаты, Энжи почувствовала себя легче. Баррет Макклейн с осуждающим вздохом посмотрел на закрывшуюся за сыном дверь, потом взял Энжи за руку и сказал мягким, почти задушевным, тоном:

– Дитя мое, я попросил Делорес показать вам спальню. Вы можете принять ванну, распаковать вещи и отдохнуть до ужина. Наверное, так будет лучше.

Тут же в комнате появилась сияющая очаровательной улыбкой мексиканка. Она поклонилась будущей молодой хозяйке, демонстрируя готовность преданно ей служить, и приветствовала кивком головы Баррета, а затем Эмили.

Делорес провела Энжи по другому, довольно холодному, коридору, в конце которого начинался расположенный отдельно от парадных комнат флигель. Войдя в него, они остановились перед еще одной массивной дубовой дверью.

– Прошу вас, сеньорита, – сказала Делорес, сделав легкий реверанс и открывая дверь.

Отведенная Энжи спальня по своим размерам не уступала той, в которой она всю жизнь прожила в Новом Орлеане. Но богатство и изысканность обстановки не шли ни в какое сравнение. Подобной роскоши Энжи еще не видела. Пол покрывал огромный восточный ковер. Он оказался таким мягким, что ноги Энжи тут же утонули по щиколотки, а шагов не стало слышно совсем. В глубине комнаты под роскошным балдахином стояла широкая кровать с затейливыми узорами на спинке и с боков. Она так и звала к себе, обещая тепло и мягкость. Энжи даже захотелось немедленно подбежать к ней, броситься на пуховую перину и крепко заснуть.

Мебель из красного дерева была отполирована до блеска и натерта каким-то снадобьем с запахом лимона. К нему примешивался аромат огромных желтых роз, стоявших в вазах вдоль окон и на столе.

Энжи остановилась у порога, потеряв дар речи. Снова и снова осматривала она каждый уголок своих новых апартаментов. И ей казалось, что все это просто какой-то сон. Вот-вот она вновь проснется в своей неуютной, бедной комнате, а сквозь тонкие стены будет доноситься из соседней спальни громкий храп отца. Так бывало каждую ночь…

Делорес тем временем открыла внутреннюю дверь в глубине комнаты, за которой оказалась ванная. Ее голос, донесшийся уже оттуда, сразу вернул Энжи к действительности:

– Сеньорита! Я сейчас приготовлю вам ванну. А пока будете мыться, распакую вещи.

– Не надо, – поспешно ответила Энжи. Она быстро прошла в ванную и тронула Делорес за руку: – Извините… миссис… – смущенно пробормотала Энжи. – Я… я сама все сделаю.

Делорес удивленно посмотрела на молодую хозяйку и пожала плечами:

– Понимаю, сеньорита. Вы не привыкли к слугам. Так?

– Так, Делорес! Я действительно всю жизнь обслуживала себя сама.

Энжи скрыла главную причину. Ей было стыдно признаться горничной, что в багаже, который та хотела начать распаковывать, не окажется не только ни одной ночной рубашки, но даже женской сорочки…

– Рыбка вы наша! – рассмеялась Делорес. – Ничего, здесь вас быстро испортят!

Она подошла к Энжи и нежно дотронулась пальцем до ее щеки.

– И вы не хотите, чтобы Делорес вас выкупала в этой ванне?

– Что вы! – испуганно воскликнула Энжи. – Ни в коем случае! Я ведь не ребенок!

Делорес рассмеялась еще громче и обняла свою юную хозяйку:

– Конечно, вы не ребенок! А очень красивая молодая женщина. Ну, если я вам не нужна, то я пойду. Только примите ванну раньше, чем в ней остынет вода. Но давайте я все же приготовлю вам постель – ведь вы обязательно захотите вздремнуть перед ужином!

Делорес занялась ванной, напевая какую-то веселую песенку на испанском языке. Не прошло и нескольких минут, как все было готово.

– Прошу вас, сеньорита, – вновь раздался звонкий голосок мексиканки.

Энжи вошла. Пока она пробовала ладонью воду, Делорес проскользнула в комнату. Энжи с жадностью смотрела на булькающие в ванне пузыри, наполнявшие все кругом душистым запахом, и не могла дождаться момента, чтобы окунуться в эту ласковую, теплую воду. Сделать это при Делорес она почему-то стеснялась. Наконец дверь в коридор хлопнула. Энжи поняла, что служанка ушла, но на всякий случай все же высунулась из дверей ванной и заглянула в спальню. Убедившись, что комната пуста, она бросила взгляд на кровать и невольно удивилась проворности мексиканки: за каких-нибудь несколько минут Делорес успела постелить белоснежные простыни, натянуть новые наволочки на подушки и аккуратно накрыть постель одеялом. Оставалось только поскорее вымыться и юркнуть туда. Боже, если бы не этот проклятый ужин, Энжи проспала бы до позднего утра следующего дня!

Она разделась и, по-девичьи хихикая от предвкушения неземного блаженства, сунула одну ногу в ванну. Потом вторую… И только после этого опустилась туда всем телом. Да, это было действительно райское блаженство! Но первым делом следовало смыть грязь с лица. Энжи взяла с полочки мягкую губку, намылила ее каким-то очень ароматным и, вероятно, дорогим моющим снадобьем и принялась за дело. Через несколько секунд она взглянула в зеркало и не узнала себя. На нее смотрело помолодевшее свежее лицо, на котором горели зеленым светом огромные изумрудные глаза.

Тщательно вымыв все тело, Энжи понежилась несколько минут под мягкими струями душа и только тогда вспомнила о предстоящем торжественном ужине, устраиваемом Барретом в честь ее приезда. Настроение тут же испортилось. Не потому, что не было аппетита. Наоборот: Энжи чувствовала поистине волчий голод. Но ее пугала официальная обстановка, которая, несомненно, будет царить за столом. А она совсем не знала, как в таких случаях принято себя вести. В свои восемнадцать лет ей еще ни разу не приходилось обедать или ужинать в чужом доме. Энжи до боли прикусила нижнюю губу, стараясь придумать предлог, чтобы как-то отказаться от присутствия на этом ужине. Может быть, симулировать неожиданное недомогание после тяжелой дороги? Или притвориться ужасно усталой? Нет, оба варианта не годились! Хотя бы потому, что ей до смерти хотелось есть, а потому пропустить несомненно роскошный ужин просто не хватило бы духу!

Энжи вдруг вспомнила, что на ужине, вероятно, будет и Пекос Макклейн. От этой мысли у нее по спине сразу же пробежал холодок, а на оголенных плечах кожа покрылась мелкими пупырышками, как у ощипанного гуся. Судя по утренней встрече, Пекос был слишком несдержан, груб и вел себя оскорбительно. Его манеры приводили в состояние полнейшего шока отца и тетушку, которые показались Энжи очень добрыми и внимательными. Во всяком случае, оба сделали все, чтобы она чувствовала себя здесь как дома. Интересно, почему Пекос так не похож на них? – спрашивала себя Энжи. И не находила ответа на этот вопрос. Особенно неприятно поразило Энжи отношение Пекоса к своему отцу. С детства она привыкла считать, что сын или дочь просто обязаны уважать отца, слушаться его и, конечно, любить. Сама она именно так всю жизнь и поступала по отношению к Иеремии Уэбстеру. Пекос же явно не слушался и не уважал никого в этом доме!

Энжи встала, вылезла из ванны и насухо вытерлась махровым полотенцем. Она снова чувствовала себя чистой и отдохнувшей. Это было чертовски приятно! Повесив полотенце рядом с большим овальным зеркалом, Энжи мельком взглянула на свое отражение. Да, она была молода и красива! Но, увидев себя в зеркале совсем обнаженной, неожиданно смутилась и покраснела. Впервые она обратила внимание на то, что грудь у нее полная и высокая, талия – очень тонкая, ноги – длинные и изящные…

Это открытие так поразило девушку, что она чуть ли не бегом бросилась в комнату, захлопнув за собой дверь ванной. После чего откинула покрывавшее постель одеяло и с наслаждением скользнула под шелковую простыню. Раскинув в стороны руки, она улеглась на мягкой пуховой перине, впервые за много лет почувствовав себя почти счастливой. Уже через несколько минут веки ее изумрудных глаз начали слипаться, дыхание сделалось ровным и спокойным, а по всему телу разлилась истома. И Энжи сладко заснула…

Ей приснился все тот же сон. Снова откуда-то возник прекрасный юноша и присел на край ее постели. Его теплые, полные любви глаза смотрели в глубь ее глаз – огромных, зеленых, загадочных… А рука осторожно проникла под желтую шелковую простыню и легла на грудь. Потом, как и раньше, стыдливо спустилась к низу живота, бедрам… Еще ниже… Энжи затаила дыхание и закрыла, как ей казалось, глаза, с трепетом ожидая прикосновения его тонких, изящных пальцев к самому интимному месту ее тела. И вот это произошло… Она открыла глаза, чтобы посмотреть на своего нежного ночного любовника…

И вдруг почувствовала себя донельзя униженной. Оскорбленной… Ее и без того большие глаза еще больше расширились. Она села посреди постели и натянула простыню себе на грудь.

– Нет, нет! – сказала она в темноту пустой комнаты. И, нервно вздохнув, повторила: – Нет!

Энжи натянула простыню до самого подбородка, закрыв плечи. Потом упала на спину, согнула колени и вдруг почувствовала себя совершенно обессиленной и вконец больной. Хотя скорее всего это была простая усталость после длинной и тяжелой дороги. Закрыть же глаза Энжи не решалась. Потому что сон на этот раз, несомненно, был бы просто ужасным. До такой степени, что у нее уже сейчас от страха стучали зубы. Вместо очаровательного и благородного молодого рыцаря, прежде являвшегося Энжи в эротических снах, она боялась увидеть ехидного, грубого, агрессивного Пекоса Макклейна!

Десятки тихо мерцавших свечей в серебряных подсвечниках наполняли столовую мягким, согревающим светом. Хрустальные бокалы и огромный столовый сервиз из белого китайского фарфора на фоне белоснежной скатерти, дорогие вазы с купающимися в них огромными алыми розами, бесчисленные блюда с самыми разнообразными яствами – все это придавало продолговатому большому столу особую праздничность и торжественность.

Энжи сидела на стуле выпрямившись, будто бы проглотила палку. Спина ее болела от напряжения. А горло, казалось, стягивала петля. Темно-розовый костюм был ей явно мал. Корсаж сидел настолько низко, что грудь оказалась открытой до неприличия. Вообще Энжи не покидало странное ощущение, будто бы она сидит за этим столом абсолютно голая. И она подумала, что ей надо быть максимально осторожной, чтобы каким-нибудь неловким поступком окончательно себя не скомпрометировать.

О своем наряде Энжи временно забыла только тогда, когда увидела разложенные перед ней бесчисленные серебряные приборы. С ужасом она поняла, что не знает, как ими пользоваться. А потому беспомощно опустила руки на колени и тупо уставилась на свою пустую тарелку. К счастью, в этот момент до нее донесся голос Баррета Макклейна. Не вставая, он обратился к сидевшим за столом:

– Давайте склоним наши головы перед Господом в знак благодарности за все его святые деяния.

Это давало Энжи какую-то передышку. Она сидела отдельно от остальных, по левую руку от Баррета. С другой стороны стола ей дружески улыбалась Эмили, время от времени проводя ладонью по своим роскошным иссиня-черным волосам. Пекос Макклейн восседал рядом со своей тетушкой. На нем была пестрая рубаха, расстегнутая чуть ли не до пояса и обнажавшая поросшую густыми волосами грудь. На шее висел серебряный амулет, по форме напоминавший солонку.

Энжи про себя решила, что даже внешне Пекос старается выглядеть вызывающе. Она опустила голову и вновь принялась внимательно изучать свою все еще пустую тарелку. А Баррет Макклейн продолжал читать молитву:

– Благодарим Тебя, наш Отец Небесный, за пищу, ниспосланную нам, которую мы сейчас будем вкушать. Твоя постоянная щедрость безгранична. Прими же благодарность от твоих недостойных слуг.

Голос Баррета становился все громче, поднимаясь к самым высоким нотам. Энжи закрыла глаза, стараясь сосредоточиться на словах молитвы и не видеть курчавых черных волос, выбивавшихся из-под распахнутой рубашки Пекоса.

– И еще мы благодарим тебя, Создатель, – продолжал вещать Баррет, – за то, что ты защитил в дороге это юное и невинное дитя, дав ей возможность благополучно прибыть сюда и сейчас вместе с нами славить тебя.

Молитва все длилась… длилась… длилась… Казалось, ей не будет конца… Как и тому вдохновению, с которым говорил Баррет Макклейн…

Энжи медленно открыла глаза, но продолжала сидеть с опущенной головой. Тем не менее она видела, как смуглая рука сидевшего напротив Пекоса играла висевшим на шее амулетом. Эта рука, длинные нервные пальцы, полуобнаженная грудь завораживали ее все больше и больше. Она поймала себя на желании ощутить его руку на своей высокой груди…

Проклиная себя за слабость, Энжи с усилием подняла голову и увидела, что Пекос тоже молча молился, уставившись в пол. А потому не мог заметить ее напряженного и зовущего взгляда. Она поспешно отвернулась и бросила быстрый взгляд сначала на Баррета, а потом на Эмили. Оба они были погружены в молитву и тоже сидели, склонив головы.

Но Энжи снова не удержалась, чтобы еще раз не взглянуть на Пекоса. Как раз в этот момент он тоже поднял голову и в продолжение нескольких секунд смотрел ей прямо в глаза. Потом вдруг подмигнул Энжи и улыбнулся, обнажив ровный ряд жемчужных зубов. Видимо, посчитав эти знаки внимания недостаточными, Пекос вытянул под столом ногу в кожаном полуботинке и осторожно нажал на большой палец миниатюрной ножки девушки. А поскольку Энжи сидела немного расставив ноги, он просунул ступню между ее лодыжками. Затем Энжи почувствовала, как его нога скользнула выше и очутилась уже между коленками.

Энжи вновь потупила голову, чтобы не видеть насмешливых глаз Пекоса. А Баррет все еще читал молитву, последовательно благодаря Бога за все, что Он сделал для людей вообще и для семьи Уэбстер в частности. Но Энжи в это время молилась совсем о другом. Она просила Всевышнего не допустить ее встречи один на один с человеком, который так настойчиво жал под столом ее ногу своей ступней, обутой в кожаный полуботинок.

– Аминь, – наконец провозгласил Баррет.

Пекос вполголоса, как эхо, повторил за отцом это слово. Энжи невольно бросила на него взгляд, полный затаенного желания. Тот успел его перехватить и, видимо, понять. Ибо рассмеялся и тотчас же отдернул ногу. Потом многозначительно посмотрел на Энжи и вдруг громко, почти торжественно сказал:

– Всемилостивейший Создатель! Я уже боялся, что все мы, послушные дети твои, умрем с голода, пока Баррет Макклейн столь пространно тебя прославляет! Например, я готов держать пари, что аппетит Энжел уже настолько разыгрался, что она готова проглотить весь этот стол со всеми вилками и тарелками. Или я не прав?

Энжи растерянно посмотрела на своего нагловатого визави и только нервно сглотнула. Она не знала, что ответить, и чувствовала, как на глаза навертываются слезы. Наверное, дело окончилось бы рыданиями, не вмешайся Баррет Макклейн. Он строго посмотрел на сына и произнес инквизиторским тоном:

– Пекос, хотя бы за этим столом попридержи свой мерзкий язык! Или же иди к себе и ужинай там! Кроме того, я заметил, что ты упорно называешь мою невесту «Энжел». Прошу тебя прекратить это раз и навсегда! Ее зовут Энжи. Или мисс Уэбстер, если уж тебе так больше нравится. Изволь соответственно к ней и обращаться!

Пекос даже не посмотрел на отца. Продолжая ехидно улыбаться, он спросил через стол у Энжи:

– Энжел, вы ведь не возражаете против такого обращения? Тем более что это ненадолго: уже очень скоро я вас буду называть «мамочка».

– Пекос! – Эмили попыталась предотвратить ссору, готовую разгореться между отцом и сыном. – Умоляю тебя, не надо…

Но тут появилась Делорес с огромным подносом, на котором горой лежали отменно приготовленные куски жареного мяса. Напряженная атмосфера за столом на время разрядилась, поскольку никому не хотелось посвящать в семейные дела слуг. Баррет тут же замолчал. Только Пекос продолжал не без сарказма улыбаться очаровательной блондинке, которую отец избрал ему в матушки. Он испытывал ее терпение, потому что был уверен: Энжи в конце концов не выдержит и выдаст себя.

– Не хотите выпить стакан молока, милая? – неожиданно спросил Баррет, внимательно посмотрев сначала на сына, а потом на свою невесту.

– Спасибо, – утвердительно кивнула Энжи. – Вы угадали мое желание.

Делорес подошла к будущей молодой хозяйке и налила ей полный стакан холодного молока с жирной пенкой. Потом пытливо посмотрела на Пекоса. При этом в ее черных глазах промелькнули искорки, не оставлявшие никакого сомнения в чувствах, которые мексиканка питала к сыну хозяина дома. Зная Пекоса с самого рождения, Делорес любила его, как родная мать.

Она обошла стол, остановилась рядом с молодым Макклейном и тоже хотела налить ему молока. Но Пекос игриво обнял девушку за талию и отрицательно покачал головой.

– Не надо, любовь моя, – сказал он по-испански. – Я не хочу молока.

Делорес захихикала, а Пекос привлек ее к себе, не переставая при этом нагло смотреть на отца. Тот ответил гневным, уничтожающим взглядом. На сына это не произвело никакого впечатления. Он окинул взором всех сидевших за столом и со всегдашней ухмылкой доложил:

– Когда я был ребенком, то и вел себя по-детски. Но теперь стал мужчиной… – Тут он поднял глаза на Делорес: – Дорогая, я ведь мужчина, не правда ли?

Служанка молчаливо кивнула.

– Ну а если так, то налей мне, пожалуйста, вина. Мужчина должен пить за ужином вино, а уж никак не молоко! Понятно?

– Да, да, Пекос, – утвердительно закивала Делорес.

Она осторожно убрала с талии его руку, взяла со стоявшего у стены столика с напитками большой кувшин мадеры и налила Пекосу почти полный хрустальный стакан, предназначавшийся для минеральной воды. После чего собралась было унести кувшин. Но Пекос остановил ее:

– Оставь его здесь, Делорес. Может быть, я захочу еще выпить. И кстати, Энжел очень любит хорошие вина. Ведь так, дорогая?

Последний вопрос относился к Энжи. Не дожидаясь ответа, Пекос взял кувшин и сделал вид, что хочет наполнить ее бокал. При этом его густые черные брови вопросительно изогнулись дугой. Энжи растерянно посмотрела на Пекоса и беспомощно пробормотала:

– Нет… Я не знаю… люблю ли вино…

Как только Делорес, прошелестев по комнате широкой юбкой, исчезла за дверью, Баррет Макклейн дал волю долго сдерживаемому раздражению.

– Мне надоело повторять, Пекос, – почти закричал он на сына, – чтобы ты прекратил свои хулиганские выходки! Мы собрались здесь мирно и спокойно поужинать. С тобой или без тебя! Что же касается этой девочки, то она никогда в рот не брала ни капли вина. И не будет пить его и в будущем! А теперь, может быть, ты позволишь нам поесть по-человечески?!

В столовой появились слуги с графинами, подносами и огромными тарелками, полными вкусной еды. Энжи твердо решила больше не обращать внимания на человека, упорно шокировавшего ее своим вызывающим поведением. И занялась дегустацией яств, от которых стол просто ломился. Она взяла понемногу с каждого блюда, которые усердно подносили слуги, и очень скоро на ее тарелке выросла огромная груда кушаний. К счастью, на это никто не обратил внимания. Кроме Пекоса…

– Позвольте мне помочь вам дотянуться вон до того паштета, пока его не съели, – с ухмылкой предложил он. – Или отрезать еще кусок холодной телятины. Я вижу, что вы очень проголодались. Прошу вас, не стесняйтесь, Энжел!

Все это было сказано таким издевательским тоном, что Баррет снова не выдержал.

– Хватит, щенок! – заорал он. – Я не позволю тебе оскорблять моих гостей! Вон из-за стола! Убирайся в свою комнату и жри там, если не умеешь себя прилично вести!

Энжи, рот которой был до отказа набит едой, чуть было не подавилась от этого взрыва ярости своего будущего супруга. Она со страхом посмотрела сначала на отца, потом на сына. Пекос же изящно поднялся со стула и улыбнулся ей:

– Энжел, выпейте минеральной воды. Иначе вы не сможете все это проглотить и обязательно подавитесь. Летальный исход в таком случае вполне вероятен. А нам всем очень не хотелось бы лишиться вас в первый же вечер!

Длинными пальцами он взял за горлышко кувшин с мадерой, поцеловал в затылок тетушку и, обведя взглядом весь стол, сказал:

– Вообще-то я не так уж голоден. Поэтому Энжел, если захочет, может доесть и мою порцию.

Пекос поднял двумя пальцами полный бокал Энжи и залпом опрокинул его себе в рот. После чего подчеркнуто медленно, вразвалку вышел из столовой.

Энжи проводила его взглядом и вдруг почувствовала, что ей сразу же стало легче. Еда больше не застревала в горле. Дыхание стало ровным. Ей показалось, что с плеч упала некая совершенно непосильная ноша.

Баррет тряхнул своей седой головой и с улыбкой посмотрел на Энжи. В его глазах отразились бесконечная доброта и нежность.

– Не обращайте внимания на Пекоса, – мягко сказал он. – Моему сыну почему-то всегда хочется непременно испортить всем настроение. Но успокойтесь, дорогая: вы не будете так уж часто его видеть. Очень скоро Пекосу здесь все надоест, и он уедет. Это всегда так бывает. Может быть, вы и вообще с ним больше никогда не встретитесь.

Баррет взял вилку и принялся за еду…

Около одиннадцати Эмили посмотрела на часы.

– Уже поздно, – сказала она. – Пора бы и на покой.

И встала из-за стола. Баррет кивнул в знак согласия, после чего тоже поднялся.

– Да, – в свою очередь сказала Энжи. – Я действительно очень устала.

– Конечно, дитя мое, – ответил Баррет, подавая ей руку. – Хорошего вам сна. И не вставайте рано. Лучше хорошенько выспитесь и отдохните. Мы очень рады, что вы приехали. Завтра снова встретимся. А пока не попросить ли слуг вам помочь?

– Ой, не надо! – энергично запротестовала Энжи. – Честное слово, я и сама отлично управлюсь!

– Тогда спокойной ночи, дитя мое!

Баррет пожал руку девушке, повернулся и вышел из комнаты.

– Проводить вас в спальню? – предложила Эмили, поправляя чуть растрепавшиеся волосы.

– Нет, спасибо! – улыбнулась Энжи. – Я найду дорогу.

– В коридоре действительно трудно заблудиться, – согласилась Эмили. – Он очень хорошо освещен. В случае чего моя спальня расположена как раз над вашей. Ну а теперь – спокойной ночи!

– Спокойной ночи!

Они вместе вышли из столовой и расстались у нижней ступеньки ведущей на второй этаж лестницы. Эмили поднялась к себе, а Энжи пошла по длинному коридору в левый флигель, где ей была отведена спальня. Но, дойдя до угла, остановилась. Дальше была сплошная тьма. Видимо, кто-то из слуг забыл зажечь свечи. Энжи вдруг сделалось до того страшно, что на голове зашевелились волосы. Все же, нащупывая путь вдоль стены, она стала постепенно продвигаться вперед, зная, что ее дверь – вторая направо. Энжи сделала в темноте несколько шагов. И вдруг наткнулась на какое-то препятствие. Ее вытянутая вперед рука уперлось во что-то мягкое, теплое… Живое…

– Только без крика! – тихо, но требовательно сказал кто-то.

Энжи с ужасом узнала голос Пекоса.

– Продолжим с того, чем кончили тогда? – насмешливо спросил он и, зажав ладонью ей рот, заключил в объятия…