Текст книги "Операция «КЛОНдайк»"

– Сергей Сергеевич, чем вы так озабочены?

– Да думаю, как бы Есении Викторовне не повредила эта поездка… – нашелся Круглов. – Вы уверены, что ей не опасно лететь в ее положении?

– Беременность, Сергей Сергеевич, не болезнь, – хмыкнул Граховский. – Есения Викторовна чувствует себя вполне прилично и способна не только прочесть доклад, но даже танцевать бальные танцы.

– Ну уж вы скажете! – не поверил Круглов.

– Не волнуйтесь, у нее все будет хорошо! – заверил его Граховский. – А вот я чего-то совсем расклеиваюсь… – И он потянулся к карману за нитроглицерином. Руки его при этом слегка подрагивали.

– Давайте, я вам помогу! – сказал Круглов, почти выхватывая одной рукой у Граховского стеклянную трубочку, а другой – откупоривая у себя в кармане пробку со своей тубы и зажимая между пальцев выпавшую из нее таблетку. – Подставляйте ладонь!

Открыв пробку с тубы Граховского, он вытряхнул ему на ладонь таблетку, которую тот тут же отправил в рот, а сам, чуть повозившись с пробкой, умудрился незаметным движением отправить «нелегальную» таблетку внутрь тубы, после чего с невозмутимым видом вернул упаковку с лекарством Граховскому, подумав при этом: «Надеюсь, никто пальчиков с тубы снимать не станет, его смерть будет выглядеть так естественно… А впрочем, я тогда буду уже далече…»

Провернув всю эту операцию и не вызвав при этом никаких подозрений у Граховского, Круглов немного успокоился и сосредоточенно взялся за игру, отвоевывая сданные ранее позиции. Партию они завершили вничью.

– Все, Генрих Модестович, мне пора, – заторопился Круглов, вставая. – Пойду собираться, завтра тяжелый день, хочу попробовать выспаться…

– Счастливый человек! – воскликнул Граховский, пожимая протянутую Кругловым руку. – А я не то что выспаться, порой просто уснуть не могу… Эх, старость – не радость… Ну, счастливо вам слетать! Буду с нетерпением ждать вашего возвращения. До скорой встречи!

«Не дай бог мне этой скорой встречи! – подумал про себя Круглов, выходя из дома Граховского. – Надеюсь, что она состоится лет через тридцать-сорок… где-нибудь уже на том свете…»

Шагая своим привычным размашистым шагом, он быстро добрался до своего дома, где на самом деле у него уже давно было все собрано, и, поставив будильник на шесть утра, лег спать, в чем был – не раздеваясь. Это была его последняя ночь в Озёрном. Утром они с Есенией улетят отсюда в новую жизнь…

Глава восьмая

Добраться-то они, конечно, добрались, но уже почти на подходе к вертолетной площадке, в каких-нибудь метрах восьмистах от нее, Фёдор с Леонидом услышали характерный шум взлетающего вертолета.

Леонид с отчаянием смотрел, как в посеревших сумерках «Ми-8», поднявшись над тайгой, стрекоча и задрав хвост, медленно отваливал к сопкам. Ему даже показалось, что он увидел в иллюминаторе лицо Есении.

– Не успели… – простонал он и сердито посмотрел на «снегоступы» Фёдора.

– Не переживай! Если бы и успели, толку все равно было бы мало, – сказал тот. – Вертолет маленький, не спрячешься, пришлось бы его захватывать… – И он вдруг с интересом взглянул в сторону вертолетной площадки.

– Вот черт! Что же делать?! Что же я такой непутевый! – Леонид в отчаянии опустился на снег. – Ничего-то у меня не получается!

– Ну чего ты разнылся, как баба! – оборвал его Фёдор. – Придумаем что-нибудь, выбираться-то все равно надо!

– Как?! – выкрикнул Леонид.

– Не ори ты, оглашенный! – рявкнул на него вполголоса Фёдор. – Будет еще вертолет, сам говорил, комиссию ждут. И мы подождем…

– Да сколько ждать? Мы же даже не знаем, когда она прилетит… – понурившись, махнул рукой Леонид.

– Сколько надо, столько и будем ждать! – снова оборвал его Фёдор. – Есения все равно три дня будет на конференции. Успеем, не боись!

Леонид уныло посмотрел на него, но Фёдор подал ему руку и, дернув на себя, заставил встать.

– Пошли, подберемся поближе. Нужно разведать, – сказал он.

Они вышли на окраину леса и затаились за сугробом.

– Лёньша, – сказал Фёдор, кладя тяжелую руку на плечо огорченного Леонида, – не переживай, найдем мы твою Есению! Вот приедем в Новосибирск, я тебя познакомлю с сыном моего афганского товарища, Мишей Вороновым. Он журналист газеты «Обновленная Сибирь», пишет о науке и многих знает из этого мира. Думаю, он сможет нам помочь узнать не только, где проходит эта конференция, но и провести нас на нее. Парень он надежный и хороший, правда, не в меру горячий, весь в отца, но это ничего, остудим… Все будет путем, не горюй!

– Хотелось бы надеяться, – тихо сказал совсем разуверившийся в успехе своего дела Леонид, оглядывая пустую вертолетную площадку, по которой мела поземка.

Снег перестал идти еще час назад, но поднялся ледяной порывистый ветер, разогнавший тучи и туман над озером. Небо, светлевшее с каждой минутой, уже начало окрашиваться красными лучами поднимавшегося зимнего солнца.

Бетонная вертолетная площадка с кольцами для крепления лопастей вертолета была только что расчищена от снега. Двухэтажное здание из бруса, стоявшее неподалеку, служило, по-видимому, всем сразу – и аэровокзалом, и диспетчерской, и метеостанцией. Леонид заметил рядом с домом огороженную метеоплощадку с приборами в нескольких будочках на ножках.

На мачте полоскался на ветру полосатый, почти клоунский колпак. Леонид не помнил, как он назывался, но знал, что тот указывает направление и силу ветра. У сегодняшнего ветра определенного направления не было, он налетал с разных сторон, то надувая и дергая колпак, то оставляя его безвольно обвисать на мачте.

«Странно, как это им разрешили вылет? – подумал Леонид о вертолете, на котором увезли Есению. – Видимо, конференция очень важная, коли даже в такую погоду полетели…»

Через час Леонид почувствовал, что продрог до костей. Зябко кутаясь в меховой воротник, он прошептал Фёдору:

– Я больше не могу. Еще полчаса – и ты будешь иметь рядом с собой окоченевший труп…

Фёдор, взглянув на его посиневшее лицо, молча вытащил из-за пазухи плоскую фляжку и протянул ему.

– Что это? – спросил Леонид, отвинчивая непослушными пальцами пробку.

– Моча на анализ… – хмыкнул Фёдор, отворачиваясь.

– Какой ты брутальный! – укоризненно сказал Леонид, стуча зубами, и понюхал плескавшуюся во фляжке жидкость, которая пряно пахла какими-то травами.

– Какой-какой? – спросил Фёдор, поворачиваясь к Леониду.

– Брутальный, то есть грубый, – пояснил Леонид и сделал на пробу глоток из фляжки.

– Помаленьку! – дернул его за рукав Фёдор, но было уже поздно – у Леонида глаза полезли на лоб. – Это ж на спирту. Вот, ей-богу, навязался на мою голову!

А Леонид закашлялся, зажимая рот рукой и чувствуя, как жар опалил все его нутро.

– Тише ты, филин! Кто-нибудь услышит, завалимся мы с тобой! – попытался привести его в чувство Фёдор, треснув по спине кулаком.

В ответ Леонид, улыбаясь и сипло дыша, неожиданно продекламировал:

Бухгалтер продал счеты и пистолет купил,

Днем грабил вертолеты, а ночью водку пил.

Но тут его голос заглушил звук моторов неожиданно выруливших из тайги на вертолетную площадку машин. Их было три: джип и два уазика.

Фёдор напрягся. Леонид тоже притих, от Фёдоровой настойки у него уже слегка поплыла голова, и он почти без страха подумал: «Неужели это по нашу душу?»

Но машины остановились в стороне, подъехав к двухэтажному зданию. Вышедшие из них два человека в военной форме и один штатский сразу же направились внутрь здания.

– Похоже, они готовятся кого-то встречать, – сказал Фёдор. – Крепись, Лёньша, кажись, ждать нам осталось недолго!

Леонид обрадованно кивнул, но радовался он, как выяснилось, рано: прилетевший действительно в скором времени «Ми-8» высадил группу подтянутых мужчин, которых тут же разобрали по машинам и увезли встречающие их люди. Экипаж из вертолета почему-то не вышел.

– Странно, обычно вертолет расчаливают и зачехляют. Значит, ненадолго прилетели, – сказал Фёдор. – Нужно активизировать наши действия.

– Да уж, пожалуйста, активизируй, – попросил Леонид, безуспешно пытаясь спрятать все лицо в воротник, изнутри он на какое-то время согрелся, но снаружи уже опять начал подмерзать. – А то я превращусь в ледышку…

Понаблюдав за вертолетом и убедившись, что его никто больше не собирается покидать, Фёдор сказал:

– Я пошел. Внимательно следи за мной. Махну рукой, сразу давай ко мне… – но тут же, не договорив, остановился: из дома вышел какой-то мужчина, вероятно диспетчер, и направился в сторону вертолета. Подойдя к нему, он постучал в борт.

В вертолете приоткрылась дверь, и из него на землю спрыгнул здоровенный мужчина. Коротко переговорив с диспетчером, он пошел вслед за ним к зданию.

В этот момент Леонид заметил, как в окне кабины вертолета появилось лицо какого-то человека, внимательно наблюдавшего за уходящими. На летчика он был мало похож – мордоворот какой-то…

– Такое ощущение, что они там, в вертолете, забаррикадировались… – недоуменно сказал Леонид.

Бросив на него короткий взгляд, Фёдор согласился:

– Ты тоже заметил? Тут и правда что-то не так… Почему экипаж не пошел с диспетчером? Их там должно быть не меньше пяти человек. Вертолет выстуживается моментально, а они сидят, мерзнут. Чего ради?

В этот момент мужчина, который уходил с диспетчером, уже вышел из здания, но направился не к вертолету, а почему-то ко входу на метеостанцию.

Дверь неожиданно распахнулась ему навстречу, и на пороге появилась девушка. Она что-то спросила мужчину, но тот, вдруг грубо впихнув ее внутрь, шагнул вслед за ней и захлопнул дверь.

Леонид ахнул:

– Это еще что такое?! Что он собирается с ней сделать?

Фёдор озабоченно нахмурился.

– Так, пора двигать, а то как бы и на этот рейс не опоздать… – сказал он и, оставив Леонида лежать за снежным бруствером на краю площадки, пополз вдоль нее в сторону здания.

Потеряв его из вида, Леонид даже не пытался всматриваться: если Фёдор опять врубил свой «невидимый режим», то бесполезно его высматривать, все равно ничего не увидишь.

Минут через пятнадцать Леонид опять начал замерзать и пожалел, что не попросил у Фёдора его заветную фляжку. Теряя остатки терпения, он принялся отжиматься на снегу, не опасаясь, что его съежившиеся от холода ягодицы кто-нибудь увидит за высоким сугробом. Чувствуя, как тепло медленными толчками все-таки начало расходиться по телу, он выглянул из-за сугроба.

Фёдора нигде не было видно. На площадке вообще ничего не происходило, лишь поземка гоняла по бетонному покрытию снежную крупу.

Леонид уже начал опускаться за бруствер, как вдруг что-то заставило его насторожиться: сначала послышался какой-то стук, потом скрежет дверных петель, и в вертолете неожиданно приоткрылась дверь.

Мужчина, которого он уже видел сквозь стекло в кабине, непонятно зачем встал на колени у порога и, наклонившись, высунулся наружу, пытаясь заглянуть под днище вертолета. А еще через секунду он выпал из вертолета на землю, причем не просто упал, а стремительно рухнул, словно его кто-то дернул вниз.

«Не иначе, Фёдоровы штучки…» – подумал Леонид.

И точно, словно ниоткуда, Фёдор появился рядом с вертолетом и призывно помахал Леониду рукой.

Обрадовавшись, Леонид подхватил рюкзаки и свои лыжи и, перебравшись через бруствер, побежал по широкой площадке к вертолету.

– Давай, залезай по-быстрому, – сказал Фёдор, забирая у него свой рюкзак и подсаживая Леонида.

Леонид вскочил в вертолет и замер: на полу рядком сидело пять человек в летной форме со связанными сзади руками.

Фёдор втащил за собой мужчину без сознания, которого он до этого в полном смысле слова «поверг» на землю, и, настороженно глянув на связанных летчиков, мгновенно оценил ситуацию. Захлопнув за собой дверь, он вытащил нож и, освободив пленных членов экипажа, их же веревками связал руки и ноги валявшегося на полу без сознания мордоворота.

– Кого это вы сюда доставили? – спросил он, обращаясь к летчикам.

– Сами бы хотели знать… – растирая занемевшие запястья, ответил командир. – Бандиты какие-то. Мы их в Красноярске взяли с грузом для доставки на соседний прииск. Они по документам проходили как сопровождающие. А на подлете вдруг вытащили оружие и потребовали, чтобы мы свернули сюда. Запрашивая посадку, диспетчеру пришлось сказать, что везем какую-то комиссию. Комиссия, блин… – Он зло мотнул головой и пнул ногой начавшего приходить в себя обидчика.

– Вот что, мужики… – обратился к летчикам Фёдор. – Я только что освободил раненых диспетчера и радиста, метеоролог, кстати, тоже была без сознания. Недалеко идет бой с вашими «пассажирами», и они наверняка будут пробиваться сюда, к вертолету. То, что приятели у братана серьезные, – он кивнул на таращившегося на него с пола бандита, – думаю, вы уже не сомневаетесь, так что предлагаю вам валить отсюда, покуда те не вернулись. Единственное, что хочу у вас попросить за ваше освобождение, это доставить нас с другом в Новосибирск. А там советую сдать террориста органам и рассказать все, как было. Естественно, не упоминая нас…

Летчики недоверчиво переглянулись.

– Мы теряем время, – поторопил их Фёдор.

– То есть теперь вы хотите захватить наш вертолет? – с сарказмом уточнил бортинженер.

– Да что вы мелете? – возмущенно вмешался Леонид. – О каком захвате может идти речь?! Тут дай бог ноги живыми унести! Заводитесь – и ходу! Или вам хочется опять лежать связанными, а то и похуже?

– Угрожаете? – Бортинженер зло сощурился.

– Я?! – оторопел Леонид. – Да нет, что вы!

– Лёньша, погоди! – остановил его Фёдор. – Мужики, времени на раздумье больше нет, посмотрите. – И он указал в иллюминатор на появившиеся вдалеке две армейские машины, направлявшиеся по дороге к вертолетной площадке.

Командир, наконец приняв решение, коротко отдал приказ, и экипаж в считаные секунды занял свои места, готовясь к взлету.

Леонид, весь напружинившись, следил в иллюминатор за тем, как машины неумолимо приближались.

«Господи! Спаси и сохрани!» – взмолился он и тут же закричал:

– Да взлетайте же вы, черт бы вас побрал! Перестреляют нас тут всех к чертям собачьим!

Но второй пилот невозмутимо продолжал щелкать какими-то тумблерами, а командир переговаривался по связи с диспетчером, запрашивая разрешение на взлет «во избежание повторного захвата вертолета террористами».

– Тебе, кстати, привет от вашего и нашего освободителя, – услышал Леонид его слова, обращенные к невидимому диспетчеру. – Мы доставим одного захваченного бандита куда следует, а ваши пока пусть разберутся здесь. Без нас бандюка́м все равно некуда отсюда деться.

Видимо, диспетчер разрешил взлет и пожелал им счастливого пути, потому что командир поблагодарил его, прощаясь, после чего лопасти вертолета дрогнули, качнулись и медленно завращались, с каждым оборотом набирая скорость. Оглушительный рев двигателя ударил по ушам.

Тяжело оторвавшись от земли, «Ми-8» поплыл вверх, пролетая над машинами, уже въезжавшими на противоположный край вертолетной площадки.

Леонид, выглянув в иллюминатор с другого борта, увидел, как из машин высыпали солдаты.

«Только бы стрелять не начали!» – испуганно подумал он, представляя, как пули пробивают бензобак вертолета и они взрываются, на какое-то время согрев ледяное окружающее пространство.

Но никто не стал их обстреливать, и вертолет беспрепятственно поднимался все выше. С высоты вся секретная долина была видна как на ладони и очень напоминала Леониду карту, нарисованную Лёней.

Слева, на дороге, ведущей к старой штольне, стояло несколько машин, бегали какие-то люди. Видимо, здесь шел тот самый бой, о котором говорил Фёдор, но сверху он смотрелся как игрушечное, невсамделишное действо.

Леонид не успел все рассмотреть, как вертолет уже оказался над сопками и, перевалив их, полетел над тайгой.

«Кажется, вырвались, – с облегчением подумал Леонид, откидываясь на сиденье и закрывая глаза. – Эх, горяченького бы чайку сейчас для полноты счастья…»

Усталость последних двух суток, замешанная на нервном напряжении, навалилась на него в виде какого-то дремотного отупения, но, промерзнув до костей в «засаде», он никак не мог согреться и уснуть. Однако вскоре в вертолете потеплело, и Леонид погрузился в тяжелый, без каких-либо видений, сон.

Он, видимо, проспал не менее четырех часов, потому что, когда его растолкал Фёдор, они уже подлетали к Новосибирскому аэропорту местного сообщения, находящемуся на северной окраине города.

Сообщив обстоятельства диспетчерской службе и получив разрешение на экстренную посадку, командир посадил вертолет в указанной ему зоне.

Поблагодарив летчиков и пожелав им удачи, Фёдор и Леонид выпрыгнули из вертолета и торопливо направились к концу летного поля. Издалека уже была слышна сирена мчавшейся к вертолету милицейской машины.

– Не беги, иди спокойно, – сказал Фёдор, шагая уверенной широкой поступью человека, имеющего право здесь находиться.

На счастье, им попался стоящий заправщик, и они смогли пройти бо́льшую часть пути, как бы отгородившись им от вертолета.

Уже на краю поля они оглянулись посмотреть, что происходит сзади, и как раз успели увидеть, как люди в форме выводили из вертолета бандита и засовывали его в машину.

– Ну теперь ходу! – сказал Фёдор. – Возьмем машину и рванем по Красному, а там выедем на Ипподромскую магистраль, где живет Миша.

– А если его сейчас нет дома? – спросил Леонид.

– Найдем где перекантоваться до вечера, – успокоил его Фёдор. – Только терять время жалко, вдруг Миша дома.

– Так давай ему позвоним, – предложил Леонид. – Ты его телефон знаешь?

– Знаю, да где сейчас бегать искать телефон… – отверг его идею Фёдор, торопливо двигаясь в сторону проспекта.

– А про это ты забыл?.. – спросил его Леонид, вытаскивая из внутреннего кармана трофейный спутниковый телефон.

– Точно, забыл, – сказал Фёдор, забирая у него телефон и вытаскивая антенну.

Михаил ответил сразу.

– Миша, привет, это дядя Федя, – поздоровался Фёдор. – Ты чем там занимаешься?.. Да, мне нужно с тобой срочно повидаться… Ага, добренько, жди. Только я буду не один…

Отключив телефон, он посмотрел на Леонида:

– Все путем, поехали, он нас ждет.

Через полчаса они уже были на месте, и Фёдор нажал кнопку звонка.

– Входите, открыто! – послышался из-за двери молодой мужской голос.

Толкнув дверь, они вошли в тесную прихожую, заставленную ящиками и пачками газет, перетянутыми бечевкой.

– Дядь Федь, проходите на кухню, я здесь! – опять донесся тот же голос.

В квартире стоял запах жареного лука и еще чего-то вкусного.

– Раздевайся, – пригласил Леонида Фёдор, снимая верхнюю одежду и валенки.

Из-за кухонной двери показался парень лет тридцати в тельняшке, джинсах и тапках на босу ногу. Рукава его тельняшки были завернуты, на поясе повязан фартук.

– Здравствуйте, – приветствовал он. – Извините, что так встречаю, но у меня там лук подгорает. Скоро обед будет готов, мойте пока руки. Небось есть хотите.

И он опять скрылся на кухне.

Леонид потянул носом вкусный запах, доносящийся из кухни, и услышал, как в животе у него заурчало.

– Пошли уж, коли хозяин приглашает, – усмехнулся Фёдор, тоже услышавший этот зов голодного чрева.

Вымыв руки, они прошли на кухню, где Михаил колдовал над большой чугунной сковородой, которая была до краев наполнена жареными луком и морковью.

«Куда ему столько?» – удивился Леонид.

Но когда через несколько минут они приступили к трапезе, он оценил Мишины усилия, с удовольствием уплетая борщ с большим ломтем хлеба, на котором высокой горкой лежал поджаристый золотистый лук. Леонид, немало поевший на своем веку деревенской пищи, никогда даже не предполагал, что бутерброды с луком – это так вкусно!

– Потрясающе! – похвалил он Михаила, закатив в восторге глаза.

– На здоровье! – откликнулся тот.

Познакомились они уже после обеда, когда Михаил проводил их в большую комнату.

– Так чего вы хотели меня видеть, дядь Федь? – поинтересовался Михаил.

– Да хотел узнать, в курсе ли ты, в каком институте в Академе занимаются генетикой? Там сейчас должна проходить научная конференция, – объяснил ему Фёдор.

Михаил удивленно посмотрел на него и с улыбкой сказал:

– Не знал, что вы, дядь Федь, интересуетесь проблемами генетики…

– Да это не я, а вот Леонид интересуется, – усмехнулся тот. – Хочет на конференцию попасть…

– Миша, мы были просто поражены, когда прочли в одном из январских выпусков вашей газеты статью[10]10
  Имеется в виду статья Айдара Кудирмекова в новосибирской газете «Новая Сибирь» от 26 января 1998 года «Как вырастить кентавра», в которой рассказывалось об исследованиях, проводимых в 1973 году в ИЦГ СО РАН и позволивших получить химерных мышей способом, близким к клонированию.


[Закрыть] о том, что у вас в Новосибирске были получены какие-то мышиные химеры, причем способом, близким к клонированию, да еще чуть ли не по разработкам тысяча девятьсот семьдесят третьего года, – объяснил Леонид. – Это действительно потрясающе! До какого же уровня дошла наука, которую в нашей стране так долго притесняли! Ведь всех же ученых разогнали! А сейчас еще и денег на науку выделяют крохи, и тем не менее просто удивительно…

– А я вот ничему не удивляюсь! – возразил Михаил. – Тут, знаете ли, начали просачиваться кое-какие сведения, дающие основание полагать, что, когда при Сталине начались гонения на генетику, некоторых из тех, кого забирали и как будто бы расстреливали, на самом деле оставляли в живых. Их, оказывается, вывозили на секретные объекты, где они уже без имен и биографий продолжали работать до самой своей смерти, осуществляя обезличенные научные открытия, о многих из которых мы еще, наверное, долго не узнаем.

– И что, действительно есть этому подтверждение? – спросил Фёдор, бросив многозначительный взгляд на Леонида.

– Наверняка есть… – серьезно сказал Михаил. – Впрочем, это коснулось не только генетики… Все уже знают, что основные разработки в космической и авиационной сферах проводились именно заключенными в стенах закрытых учреждений, в так называемых «шарашках». И это было не только выгодно экономически – ведь заключенным за работу платить не надо, – но и давало возможность сохранять высокую степень секретности.… Да что там говорить – большинство «великих строек» и вообще восстановление страны после войны осуществлялись за счет труда огромной армии заключенных. Соцлагерь… лагерь и был.… А академик Лысенко, видимо, был всего лишь прикрывающей фигурой для нашей генетики. Помните, наверное, этого чудика, построившего свою селекционную теорию на факторе воспитания и заявлявшего, что рожь можно «перевоспитать» в пшеницу. Видимо, кто-то из серых кардиналов, консультирующих Сталина, осознал гигантские перспективы генетики и предложил ее напрочь засекретить. А выбирая отвлекающую стратегию, они, похоже, намеренно решили вознести на пьедестал официальной науки автора совершенно бредовых теорий, из-за которых никому в мире и в голову не смогло бы прийти, что в стране, где академиком может являться дремучий Лысенко, на самом деле проводятся реально серьезные исследования в области генетики. И что они не просто проводятся, а проводятся с большим успехом и ошеломляющими результатами.

– Да ладно… – недоверчиво перебил его Леонид.

– Правда-правда! Мы ведь изначально были лидерами в этой области. Сейчас мало кто об этом вспоминает, но в двадцатых-тридцатых годах именно к нам приезжали перенимать опыт ученые из Америки и Европы. И даже собирались у нас в тысяча девятьсот тридцать седьмом году провести Всемирный конгресс генетиков, на котором планировалось доложить о потрясающих достижениях советских ученых. Такая же история, кстати, происходила и с разработками в области ядерной физики. Правда, там не озаботились такой мощной операцией прикрытия – просто в один прекрасный момент упоминание об этих исследованиях исчезло из научных журналов и конференций, все было враз засекречено и выведено из сферы открытого научного обсуждения. Это, кстати, и насторожило западную разведку, вызвав небеспочвенные подозрения, что здесь что-то затевается, и нашим пришлось изрядно потрудиться, сохраняя тайну ядерных исследований. Поэтому в случае с генетикой, видимо, и было все проделано тоньше: сначала обвинение ее в фашистско-расистской направленности, травля ученых, а в финале жуткий и окончательный разгром – и все это только для того, чтобы остановить несанкционированное любопытствование ученых на темы медицинской и вообще современной генетики, которую Сталин и его окружение считали очень важными. Ведь проблемы наследственности тогда очень волновали руководство страны. Это, в частности, и решение вопросов личного здоровья. Кстати, вы слышали о жутких фактах, всплывших после смерти Ким Ир Сена? Оказывается, у него существовал целый штат девушек и отнюдь не для любовных утех, а для поддержания его здоровья путем трансплантации ему их молодых органов…

Фёдор с Леонидом опять переглянулись.

– Дядь Федь, вы чего это все время переглядываетесь? Я что-то не то говорю? – настороженно спросил Михаил.

– Да все то, ты даже не представляешь, насколько то… – ответил Фёдор, покачав головой. – Объясни ему, Лёньша…

– Миша, нам нужна твоя помощь, причем помощь конфиденциальная и как раз связанная с тем, о чем ты сейчас говорил. Только писать об этом ни в коем случае нельзя, – сказал Леонид. – Мы ищем мою давнюю знакомую… если быть честным до конца, то мать моего сына. Она здесь, в Сибири.

– Сибирь большая, вы что же, точнее не знаете, где она находится? – удивленно поднял брови Михаил.

Леонид молча смотрел на него, собираясь с мыслями.

– Она что, заключенная и находится в какой-нибудь из местных колоний? – предположил Михаил и вдруг, осененный догадкой, воскликнул: – Или вы хотите сказать, что ее держат на одном из секретных объектов, о которых мы только что говорили?

Переглянувшись с Фёдором, который хмыкнул в бороду, покачав головой: вот, мол, какие догадливые попадаются, – Леонид решил открыться Михаилу, поэтому он молча достал из нагрудного кармана уже слегка слежавшееся письмо Есении и протянул ему.

Михаил взял письмо, аккуратно развернул и, подсев ближе к свету, принялся читать. Где-то на середине письма он поднял глаза, обвел Фёдора и Леонида потрясенным взглядом со словами: «Так вот оно что!» – и опять углубился в чтение. На щеках его выступил румянец.

Закончив читать, он вскочил и забегал по комнате. Фёдор убрал ноги под стул, чтобы бегавший в ажиотаже Михаил не споткнулся.

А тот бегал, не замечая ничего, и только повторял:

– Вот где собака зарылась, вот где собака зарылась…

Леонид с Фёдором молча наблюдали за ним, потом Леонид, не выдержав, остановил его:

– Прекрати бегать и объясни, что тебя так возбудило?

– Да ведь это же сенсация! – воскликнул Михаил и тут же возразил себе: – Да, но это же невозможно! – И опять забегал. – Вы поймите, весь мир носится с клонированной овечкой Долли, а у нас тут такое! А на Западе только затевают дискуссию – можно или нельзя клонировать человека, ах, наивные…

– Миша, ты, кстати, не можешь растолковать мне популярно, что такое это самое клонирование и с чем его едят? И чего это ты так переполошился? – спросил Фёдор, останавливая его и заставляя присесть рядом.

Михаил сосредоточенно потер лоб рукой и начал объяснять:

– Собственно клонированием называется процесс искусственного изготовления генетически идентичных копий отдельной клетки или организма, хотя в природе существуют так называемые естественные клоны – это однояйцевые близнецы, которые являются генетическими копиями друг друга. Здесь процесс клонирования осуществляется самой природой. Один врач в Штатах решил пойти вслед за природой и немного подтолкнуть ее. Он взял у одной женщины восьмиклеточный эмбрион, разделил его на восемь отдельных бластомер и подселил их в восемь разных женщин, которые, по идее, должны были впоследствии родить восемь генетически идентичных младенцев. Говорят, его выгнали с работы и лишили лицензии, но дело-то было сделано. А у нас еще в тридцатые годы Астауровым был разработан метод термического воздействия, который позволил в результате партеногенеза, то есть без процесса оплодотворения, клонировать личинки тутового шелкопряда, полностью повторяющие генотип матери. Но собственно клонирование как процесс, о котором с февраля тысяча девятьсот девяносто седьмого года гудит весь мир после известия в журнале «Nature» о рождении овечки Долли, – это процесс переноса генетического материала из одной – донорской – клетки в энуклеированную, то есть освобожденную от собственного ядра, яйцеклетку. В результате этого процесса и появляется клон донора. Короче говоря, если из яйцеклетки женщины изъять ее собственное ядро, а на его место вставить ядро клетки другого человека – донора, то женщина выносит и родит клона донора.

– Если это популярно, то, значит, я совсем оглупел на старости лет, – покачал головой Фёдор. – Но чувствую, что дело тут нечисто.

– Да нет, все понятно, – возразил Леонид, – хотя дело и правда непростое. Кстати, это же все напрочь устраняет принятое понятие семьи, да и все другие понятия: «мать», «кровное родство»… Кто же тогда является матерью этого клона? Та женщина, у которой взяли яйцеклетку? Или та, у которой взяли ядерный материал для переноса в освобожденную от собственного ядра яйцеклетку? Или та, которая в итоге выносила и родила этого ребенка-клона?

– Да, тут сложно разобраться, – согласился Михаил. – Помните, по Кодексу Наполеона отцом ребенка признается муж родившей женщины, даже если она зачала этого ребенка от другого? И сейчас в случаях экстракорпорального оплодотворения, даже при полном донорстве, когда и яйцеклетка, и сперматозоиды заимствуются в банке клиники, матерью ребенка все равно считается женщина, выносившая и родившая этого ребенка, а его отцом – муж этой женщины.

– Хорошо, а как же быть с суррогатным материнством, когда, например, бабушка вынашивает собственного внука за свою дочь? Кто он ей тогда – сын или внук?

– По рождению – сын, а по генетическому материалу – внук, – ответил Михаил, – ведь бабушка выступила для этого младенца только своеобразным инкубатором, а исходный-то материал был взят у ее дочери и зятя.

– Тогда получается, что факт вынашивания и рождение ребенка не делает женщину его матерью, если то, из чего он развился, взято от другой женщины… А женщина, выносившая и родившая ребенка из генного материала, взятого в банке клиники, является всего лишь его приемной матерью, вернее, приемной матерью для чьей-то осиротевшей яйцеклеточки или сперматозоидика. Во тоска-а-а…

– Да, тут есть над чем задуматься… – снова согласился Михаил.

– А если женщине в ее собственную, освобожденную от ядра яйцеклетку перенесут ядерный материал из ее же соматической клетки, то получается, что она сама себя… поимеет, забеременеет, выносит и родит… саму же себя… или это будет все-таки ее дочь, или сестра-близнец, только с разницей в возрасте?.. Блин, у меня мозги совсем враскорячку встали! Страшные времена грядут! Теперь для продолжения рода человеческого не нужны будут ни мужики, ни соитие. Сбылась мечта амазонок… А как же любовь и наслаждение?! – воскликнул Леонид.