Текст книги "Операция «КЛОНдайк»"

Увидев, что Григорий Тарасович и Фёдор внимательно его слушают, Леонид по ходу повествования так разошелся, в лицах рассказывая свою историю, что ее конец потонул в хохоте слушателей, представивших, как герой рассказа отмывался от навоза.

– Ну и садист же был твой дедушка! – неожиданно раздался укоризненный голос стоявшей на пороге Есении, которая, оказывается, уже вернулась и все слышала. – Как можно такое деликатное место навозом мазать, это же наверняка вредно! А вы еще и потешаетесь! Вас бы так!

Леонид, смутившись, что Есения услышала его не очень приличный рассказ, попытался оправдаться:

– А я этого не знаю! Мне было неловко расспрашивать деда по поводу того, бывают ли какие-либо плохие последствия, если намазать эти самые места навозом. Но, судя по тому, что на следующий день Микола Иванович отменил свой приказ, а через неделю продал кнуров в соседний колхоз и перевел свиноматок на искусственное осеменение, урок был действительно жестоким…

– Еще бы! – покачала головой Есения, садясь рядом с Леонидом.

– Ну вот, угощайтесь… – предложил Григорий Тарасович, разливая молоко по кружкам.

– Я не буду, спасибо, – отказался вдруг Фёдор. – Я молоко не пью. Пойду лучше прогуляюсь…

– Куда это? – удивился Григорий Тарасович.

– Прогуляюсь… – уклончиво ответил Фёдор и спросил, глядя прямо в глаза Григория Тарасовича: – Надеюсь, мы тут не под домашним арестом?

– Ни боже мой! – обиделся старик. – Иди куда хочешь! Да вот только здесь тайга и волки рыскают, сам же видел, сколько следов вокруг…

– За это не волнуйтесь, – серьезно ответил Фёдор и, повернувшись к Леониду, сказал: – Вернусь часика через три. Обедайте без меня. А ты, Есения, полежала бы…

– Я хорошо себя чувствую! – удивленно посмотрев на него, возразила она.

– Ну смотри, мое дело – предупредить… – пожал плечами Фёдор и вышел в сени, захватив с собой лыжи.

Григорий Тарасович, выпив молока, тоже засобирался, сказав, что у него дела по хозяйству.

Есения было предложила ему свою помощь, но тот отказался, объяснив, что все привык делать сам, к тому же они его гости. И кроме того, им, по его мнению, нужно набираться сил перед дальней дорогой…

– Ведь дорога вам предстоит дальняя? – внимательно глядя на Леонида и Есению, как бы невзначай спросил старик.

– А это нужно у вашего племянника узнать, – пожал плечами Леонид. – Он нас ведет…

– Так не на аркане же он тянет вас в эту заграницу… Что вы – малые дети? Сами знать свой путь должны… – пробурчал Григорий Тарасович, выходя за дверь.

– На что это он намекает? – удивленно спросила Есения Леонида.

– Я и сам не понял. Может, ему не очень нравится деятельность его родственничка и он предлагает нам свалить по-тихому? – предположил Леонид.

– Не знаю…

Вечером, лежа на теплой печке и прислушиваясь, как Григорий Тарасович, спавший ниже их, на лежанке, громко похрапывал во сне, Леонид тихо передал вернувшемуся Фёдору слова старика.

– Правильный дед, – коротко охарактеризовал Фёдор.

– Я не понял, он что, не хочет, чтобы мы шли с его племянником? – спросил Леонид.

– Я тоже не хочу, но другого выхода у нас нет. Ладно, давай спать. Завтра поговорим, без лишних ушей, – предложил Фёдор и отвернулся лицом к стенке.

Леонид несколько минут молча полежал, таращась в темноту, а потом тихонько тронул Фёдора за плечо:

– Слушай, Фёдор, надо бы позвонить Серёге…

– Зачем? – сонно спросил тот.

– Посоветоваться… И потом, у него наш сын, ты забыл?

– Почему же, помню… А ты тут лишнего не болтай! – оборвал его Фёдор.

– Да спит он! – прислушавшись к храпу Григория Тарасовича, возразил Леонид и торопливо зашептал: – Я вот что думаю… Если мы будем выбираться отсюда через Китай, может, попросить Сергея привезти Лёню, чтобы мы все вместе могли уехать?

– Куда привезти? – В голосе Фёдора послышалось раздражение. – Сами-то не знаете, как выберетесь, еще и пацана с собой тащить вздумал! Вот когда нормально у вас все сложится, тогда и сына перевезешь к себе, а так куда? В белый свет как в копеечку?..

– Наверное, ты прав, – вздохнул Леонид. – Но я тут подумал, что невзгоды переживать легче вместе. Серёга, конечно, верный друг, но и вешать на него своего ребенка – это слишком, у него жена молодая. Да и Лёне жить без отца, без матери тоже нехорошо… Семья должна быть вместе… Кстати, а почему ты говоришь: «Сами-то не знаете, как выберетесь?» Ты что, с нами не едешь?

Фёдор повернулся к Леониду:

– Не еду, Лёньша. Провожу вас до границы – и домой.

Леонид от неожиданности даже привстал.

– Но тебя же могут!.. – воскликнул он и, испуганно оглянувшись на оборвавшего храп Григория Тарасовича, добавил тише: – Этот, ну, что гнался за нами на джипе, он же тебя признал! Вдруг он тебя найдет, жизни ведь не дадут!

– Лёньша, я тут покумекал и думаю, что Квач не только за мной гнался. Похоже, все дело в кругловском «дипломате»… – сказал Фёдор.

– С чего ты взял? – насторожился Леонид.

– Смотри: они пришли с оружием и сразу же начали стрелять. Если бы им нужен был сам Круглов, то они бы постарались взять его живым. Значит, им был нужен не столько он, сколько то, что у него было. А у него с собой был только его чемодан, с которым он не расставался, и в нем, как он сказал, были деньги и какие-то счета… А если это не его деньги? И их хозяин послал за ними?

– Вполне возможно… – согласился Леонид. – Но тогда это тем более означает, что если через тебя будут искать эти деньги, то домой тебе нельзя…

Сказав это, Леонид вдруг подумал и о другом последствии их расставания: они ведь с Есенией останутся один на один с вражеским агентом, в чужой стране, и не будет никого рядом, кто бы мог им помочь, если что… Леониду от этой мысли стало не по себе. Он подавленно замолчал.

А Фёдор ответил ему так, что внес еще большую сумятицу в мысли Леонида:

– Это означает, что за нами пойдет охота со всех сторон: Квач с его дружками, милиция, – сказал он. – Смотри: был убит подполковник ФСБ, находящийся «при исполнении», да еще после его убийства исчезло два человека – Есения с Филиппом, а поскольку они кадры ценные, то их уже будут искать на всех уровнях, и МВД, и ФСБ. Так что ничего не попишешь, придется вам всяко уходить за границу, а я здесь как-нибудь выкручусь. Я давно подумывал вернуться на дедову пасеку, там меня никто никогда не найдет…

– Кстати, а куда это ты ходил? – спросил Леонид, вспомнив, что не узнал, где Фёдор пробыл почти пять часов, вернувшись уже в полной темноте, когда и дед, и Есения уже начали нервничать.

– Да смотрел я эту узкоколеечку… – ответил Фёдор. – Так и не понял, откуда она и куда идет. Видимо, все ж таки придется на дедовом снегоходе добираться в Абакан к Филиппу.

– Слушай, Фёдор, я думаю, что нужно позвонить Серёге. Если ты с нами не поедешь, то боюсь, что мне одному будет не справиться…

– Ты про что? – не понял Фёдор.

– Да не нравится мне этот Филипп, совсем не нравится… Как бы нам от него по пути оторваться? Ведь неизвестно, куда он нас так настойчиво зазывает… Я вот что думаю, надо его в Абакане выспросить о планах. Рассказать ему о сыне, попросить где-нибудь, уже за границей, пересечься с нашим другом, который привезет нам Лёню. А, как ты считаешь?

– Так он тебе о своих планах и доложится! – усмехнулся Фёдор.

– А мы можем сказать, например, что без сына никуда не поедем, – предложил Леонид. – И если он на наше требование согласится, то должен же он будет где-то назначить нам встречу с Серёгой. А тот что-нибудь обязательно придумает, он у нас – голова, и связи у него – будь здоров! Если мы объегорим Филиппа, то сможем уехать куда захотим.

– А кто вам это все оплатит? Он же берет на себя расходы по переходу через границу, – спросил Фёдор.

– Прости, Фёдор, я тебе не сказал, – придвинувшись к нему ближе, прошептал Леонид. – У меня есть с собой свои деньги, да и в «дипломате», судя по весу, сумма тоже немалая… Надо, кстати, как дед куда-нибудь уйдет, полюбопытствовать, что же там внутри.

– Интересно, а как ты эту сумму собираешься провезти через границу?

– Часть провезу официально, а часть, видимо, придется спрятать…

– Китайцы тебе не дураки… – усмехнулся Фёдор. – Хотя среди «челноков» и может прокатить. Ладно, давай спать, утро вечера мудренее…

– Спокойной ночи, – вздохнул Леонид и нехотя повернулся на бок.

Он еще долго слушал, как в темноте разливались рулады храпа Григория Тарасовича, к которому прибавилось мерное посапывание уставшего за день Фёдора, и все думал, думал, что же он будет делать… Как только Фёдор их покинет, все ляжет на его, Леонида, плечи. Поддержки ждать будет неоткуда, а способностями он обладал только в своем бухгалтерском деле – героя Стивена Сигала или Брюса Уиллиса из него никогда не получится. С этой прискорбной мыслью он и уснул.

Глава девятая

После того как дворника Кондратюка всю ночь «раскручивали», выяснилась масса новых деталей, связанных с таким безобидным на вид ученым секретарем. И совсем не «Дети Сварога» вызывали сейчас негодование Визорина – этой вонючей организацией он займется потом, – самое поганое было то, что Кондратюк оказался резидентом чьей-то разведки, а судя по тому, что стажировался он в Канаде, можно было предположить, на кого он работает. То, как он умело скрылся с места происшествия, говорило о его немалой опытности, а ведь был же когда-то, судя по характеристике, тихим киевским пареньком…

Накануне Кондратюка чуть не перехватили, соседка заметила, как он входил в свою квартиру на Воронина, но, пока милиция звонилась, а потом взламывала дверь, он смог каким-то образом уйти через окно, причем, что удивительно, с четвертого этажа, и опять исчезнуть в неизвестном направлении.

Да, за столько лет пребывания в институте такой кадр, наверное, мог переправить на Запад немало важных научных секретов. Из разговора с директором Института репродуктивной генетики Вахрушевым выяснилось, что именно Кондратюк был инициатором и организатором проведения конференции по трансплантологии, значит, зачем-то ему это понадобилось. И скорее всего, он не случайно оказался рядом с Кругловым, когда на того напали, а потом вместе со своим сообщником вывез из института его «дипломат», а может, и Вербицкую тоже, поскольку местонахождение ее до сих пор не установлено. Исчезновение Вербицкой очень встревожило Москву, и это еще мягко сказано. Сюда уже прилетела правительственная комиссия, а Визорину было дано недвусмысленное распоряжение с самого верха, в контексте которого прозвучало, что если не удастся получить Вербицкую живой, то лучше ей тогда и не жить вообще, так же как и тем, кто ее упустит… Наверху уже не сомневались, что ее будут пытаться вывезти за границу, поскольку она обладала настолько ценными сведениями, что любая информированная об этом иностранная разведка сделает все, чтобы ее заполучить. Были предприняты всевозможные меры, чтобы это предотвратить: фотографии Кондратюка и Вербицкой были срочно размножены и переданы по электронной почте во все аэропорты и на железную дорогу, задействованы дополнительные люди. Пути, по которым беглец с заложницей предположительно могли пробираться за границу, сейчас спешно просчитывались. Анализируя ситуацию, Визорин со своими подчиненными остановился на том, что в западном направлении те вряд ли будут уходить – слишком большое расстояние до границы, да и охраняется она не в пример другим. А на Восток они могли уходить по трем направлениям: либо в Монголию, либо в Китай, либо на Аляску, хотя туда было дальше всего. На крайний случай были предупреждены сотрудники Красноярска, Владивостока, Петропавловска-Камчатского, Магадана и Благовещенска.

Но убийством Круглова и исчезновением Кондратюка и Вербицкой проблемы не закончились – в процессе следствия открылись другие, еще более неприятные факты. Недаром говорят: пришла беда, открывай ворота… Выяснилось, что с покойным Кругловым все обстояло гораздо хуже, чем казалось на первый взгляд: поступили сведения, заставившие по-другому взглянуть на смерть начальника по режиму объекта «Озёрный», погибшего якобы при исполнении… И от этих сведений дело распухало на глазах как снежный ком, обрастая новыми деталями, показывавшими, что у Круглова рыльце в пушку, да еще в каком! В ином свете взглянули и на события, произошедшие в Озёрном: смерть подчиненного Круглова – Николая Первачёва, совпавшая с побегом сына Вербицкой, кровавые разборки вокруг рудника…

Утром Визорину доложили, что в кабинете Круглова в Озёрном раздался взрыв такой силы, что разворотило полкрыла административного здания, имеются жертвы. Чудом остался жив полковник Сазонов, прибывший на смену Круглову. Спрашивается, кто и что пытался скрыть этим взрывом? А два часа назад поступили сведения, что программист научного комплекса капитан Евгений Шкирятов во время работы с базой данных обнаружил по оставленным им неприметным «якорям», что кто-то входил в глобальный компьютер и скопировал с него информацию, связанную с ППРГСН.

Прикинув по времени, Шкирятов вспомнил, что за несколько минут до этого в тот день в компьютерный зал с проверкой спускался сам Круглов, после посещения которого Шкирятов неожиданно уснул, чего с ним никогда не случалось во время работы. Поковырявшись в «электронных мозгах» головного компьютера, Шкирятов нашел запись о выполненной команде по очистке воздуха от постороннего газа и понял причину своей сонливости.

Копирование информации, взрыв в кабинете, отъезд на конференцию и исчезновение там Вербицкой – все это были этапы тщательно спланированного Кругловым побега из Озёрного вместе со сведениями государственной важности. Однако, видимо, он чего-то не учел и погиб от рук неизвестных лиц, личности которых устанавливаются. А сведения, которые Круглов вывез с секретного научного комплекса, скорее всего, попали в руки Кондратюка и его сообщника, личность которого тоже выясняется.

Сейчас вообще шерстили всех, кто был так или иначе задействован на конференции. Из аккредитованных представителей прессы опросили почти каждого, не удалось найти только двоих. В редакции «Обновленной Сибири», от которой эти журналисты аккредитовались, про Александра Веселова сообщить ничего не смогли, заявив, что, скорее всего, это был внештатный сотрудник, работавший в газете на общественных началах. А второй – Михаил Воронов, их сотрудник, отбыл накануне в Иркутск в командировку. Кстати, пустая машина этого самого Воронова была обнаружена недалеко от института. То ли она была брошена, то ли оставлена специально… Коллеги Визорина в Иркутске ищут Воронова, обещая доставить его в Новосибирск ближайшим рейсом. Нельзя было упускать ни малейшей зацепки в этом деле, иначе у самого голова полетит, а до пенсии оставалось так мало…

***

Бурого мутило. Рита заставила его выпить полстакана водки и лечь в постель, но это не облегчило его мук. Он давно так не напивался…

Глядя на перекошенное с похмелья лицо мужа, Рита с тревогой думала о том, что же у него происходит, если он так сорвался.

Обычно Бурый не посвящал ее в свои дела, и ей приходилось о многом только догадываться. Но сейчас она хотела знать наверняка, что́ у него стряслось, отчего он в последние дни ходит сам не свой и даже намедни впервые в жизни гаркнул на нее.

Она подумала о Валере, который продолжал кимарить на кухне. Можно было попытаться взять его сейчас, обессиленного и ничего не соображающего, и, используя орехово-гастрономический подход, прижать к стенке и расколоть, выжав из него все, что он знает. Рита не сомневалась, что это у нее получится, тем более что Валера почему-то всегда побаивался ее, впрочем, как и многих других… Трусоват был парень, и как этого не видел сам Бурый, она не понимала, но вмешиваться не хотела.

Дождавшись, когда Бурый уснул, Рита вернулась на кухню и, растолкав Валеру, налила ему стакан водки и силой заставила выпить. Того даже передернуло.

Через полчаса она уже знала все. Задав с десяток уточняющих вопросов, на которые Валера ответил заплетавшимся языком, она вызвала такси и выпроводила Валеру домой отсыпаться, а сама устало опустилась в кресло, переваривая полученную информацию. Мужа нужно было спасать… Прав Копытин, черт с ними, с деньгами, Витёк сейчас должен отойти от всей этой истории, пока на него самого не вышли… «Боже мой! Столько людей погибло! – покачала она головой. – А если, не дай бог, что-нибудь выплывет…»

Встав, она набрала номер телефона знакомой, у которой муж был наркологом, и попросила, чтобы тот приехал помочь снять ее мужу похмельный синдром, де у него сегодня важные дела, а он вчера сильно перебрал.

Бурый, которого Рита разбудила через полчаса, глянул в ее печально-укоризненные глаза и, решив, что это ее реакция на его пьяную ночь, почувствовал себя последней сволочью. Поэтому он даже не рыпнулся и стоически перенес все мучительные процедуры, которые над ним проделал приехавший на дом нарколог.

Рита все это время сидела непривычно молча и разглядывала мужа с каким-то болезненным вниманием, словно видела его впервые.

Когда врач уехал, Бурый было попытался сунуться к ней с извинениями, но она решительно отстранилась, сказав, что ему пора ехать на работу.

– Да черт с ней, с работой! – отмахнулся Бурый, пытаясь притянуть жену к себе.

– Витёк, ты сейчас поедешь на работу, – упершись ему в грудь руками, сказала Рита. – Подобьешь все свои дела, а потом вернешься сюда, и мы с тобой уедем.

– Куда это? – нахмурился Бурый.

– Отдыхать… Куда угодно… – Рита спокойно выдержала подозрительный взгляд мужа.

– Милая, но я не могу все бросить! – воскликнул Бурый, отводя взгляд. – У меня, блин, дела, бизнес, черт бы его побрал! – Он попытался примиряюще улыбнуться. – Ну что с тобой? Чего ты так расстроилась? Перепил разок, с кем не бывает! Обещаю, что больше ты меня в таком виде не увидишь.

– Не увижу, – серьезно кивнула Рита, не ответив на его улыбку, – потому как я тебя тогда просто сама придушу… Моему сыну отец-алкаш не нужен!

– Ну так уж сразу и алкаш… – обиделся Бурый.

– Теряем время! – резко оборвала его Рита. – Давай, собирайся: ты – на работу, я – в турфирму, вперед!

Бурый посмотрел на жену, обескураженный ее непривычной суровостью, и, решив с ней не спорить, пошел в комнату одеваться. В конце концов, Ритуля была права – утром должны были вернуться Козак с Квачом, нужно их будет подробнее порасспросить, как там все было…

Рита, проводив мужа, тоже собралась и поехала в турфирму.

Бурый, приехав на работу и кивнув улыбнувшейся ему Галюне, прошел в свой кабинет и сразу же набрал номер Козака.

– Ты где? – спросил он, услышав его голос.

– Через десять минут можем быть у офиса, – ответил тот.

– Позвони мне снизу, как подъедете, – приказал Бурый. – Наверх не поднимайтесь – я сам спущусь. Поедешь за мной следом, где-нибудь остановимся, погутарим.

– А что, еще что-то случилось? – напрягся Козак.

– Ничего пока не случилось, – успокоил его Бурый. – И нечего каркать!

– Понял, не буду…

– Галюня! – позвал секретаршу Бурый, нажав кнопку селектора. – Кофе мне, быстро и побольше!

– Сей момент! – тут же отозвалась та. – Коньячку плеснуть?

– Ни в коем случае! – Бурого передернуло. – Принеси лучше аспирин, если есть.

– У нас как в Греции – есть все! – весело объявила Галюня.

«Вот трещотка!» – беззлобно усмехнулся Бурый, потирая рукой ноющий затылок.

Через несколько минут Галюня вошла в кабинет, неся на подносе дымящуюся чашку с кофе и стакан, в котором шипела и брызгалась бешено метавшаяся по воде таблетка аспирина.

– Поправляйтесь! – улыбнулась она, поставив поднос перед Бурым и окидывая понимающим взглядом опухшее лицо шефа.

– Спасибо, – вздохнул тот и, взяв стакан, с отвращением влил в себя лекарство.

Когда Козак отзвонился ему снизу, Бурый вышел из кабинета, сказав секретарше на ходу:

– Я ненадолго, через час буду. Всех отсылай к едрене-фене. Да… и закажи к вечеру большой букет красных роз…

– Для Маргариты Ивановны? – уточнила Галюня.

– Любопытная, – усмехнулся Бурый. – Смотри, чтобы нос на базаре не оторвали…

Выйдя на улицу, он нашел взглядом джип Козака и, едва заметно кивнув, сел за руль своего «мерседеса».

Тронувшись с места, он поехал в сторону от центра, на одну неприметную улицу, вдоль которой тянулись кооперативные гаражи. Там можно было остановиться, не привлекая ничьего внимания, и спокойно поговорить.

Прибыв на место, Бурый заглушил мотор и подождал, пока Козак перейдет к нему в машину.

– Здоро́во! – протянул ему руку Козак, плюхнувшись рядом на сиденье.

– Здоро́во! – отозвался Бурый, глядя перед собой и игнорируя протянутую руку. – Ну, рассказывай, что вы там наваляли!

Козак сжал губы, убирая отвергнутую руку в карман, но, сдержавшись, стал подробно излагать ход событий, как он их понимал.

Бурый молча слушал его и наливался глухим раздражением. Даже ему, никогда не участвовавшему непосредственно в подобных разборках, было понятно, что пацаны повели себя как последние отморозки, за что и поплатились жизнью, и его, Бурого, наказали на деньги, не выполнив задания.

– А как же ты сам остался жив? – спросил он у Козака, бросив на него подозрительный взгляд. – Ну, Квач – понятно, он на улице в машине сидел, а ты-то как от пули ушел, если там такие асы были?

– Задержался в кабинете… Васька пошел к ребятам, я кровь секретарши подтирал, а то она протекла бы в коридор. Я же не думал, что там все так быстро получится. А потом уже поздно было… Все произошло слишком быстро…

– А Ваське поручить пол подтереть ты не мог? – саркастически спросил Бурый. – Может, если бы ты вместо него пошел, там все бы по-другому обернулось, может, и ребята твои не все тогда полегли бы?

– Ты на что намекаешь?! – заиграл желваками Козак. – Что я их под пули подставил, а сам отсиделся?

– Ну примерно так, – зло сощурив глаза, ответил Бурый. – А ты попробуй, докажи обратное! Ты пошел главным и должен был руководить ходом всей операции, а у тебя сначала твой Васек в секретаршу сдуру палит, а потом остальные прут на рожон и, понятное дело, нарываются на отдачу. Я же говорил вам: не на лоха идете, мать вашу, а на профессионала! Неужели нельзя было тихо выйти на Круглова, сообразить, что к чему, а уже потом стрельбу поднимать?! Зачем мы, вообще, вам фээсбэшные удостоверения выправляли? Покрасоваться? Нет, не для этого, а чтобы вы могли пройти тихо и без шума там, где другие не пройдут, а вы что устроили?! Шмон на всю Сибирь!

– Ты мне морали не читай! – вскипел вдруг Козак, ощерившись, а потом тише, сквозь зубы, добавил: – Тебя там не было, а что получилось – теперь не исправишь. Это мои люди погибли, а не твои, и мне еще их семьям что-то объяснять надо будет. Так что давай договоримся: ты с нами рассчитываешься, и мы полюбовно разбегаемся в разные стороны!

– Рассчитываюсь?! – взорвался Бурый. – Да ты вообще ох…ел! За что это я буду с тобой рассчитываться?! Ты дело сделал?! Где мои деньги, за которыми ты ездил? Да это ты мне еще должен, понял? И верни то, что тебе Валерка в Новосибирске дал, у тебя там расходов не было!

– А кто мне расходы возместит за лобовое, которое какой-то придурок высадил, да еще Квача чуть не замочил? – Козак вроде как даже заскучал, задавая этот вопрос нарочито спокойным голосом. – А колесо простреленное кто оплатит? Оно тоже не копейку стоит, да и хорошо, что я успел его поменять до прибытия ментов, а то… Короче, Бурый, давай не будем кипятиться, а разойдемся по-хорошему. Согласен, не выполнили мы твоего задания, но мы старались, видит бог. Ребята жизни лишились. Так что давай договоримся: то, что Валерка мне передал, – я у себя оставлю, и мы в расчете…

Бурый хотел послать Козака с его «давай договоримся», но в этот момент у него в кармане запищал мобильный телефон. Бурый раздраженно выхватил его, собираясь отключить, но, увидев высветившийся номер, поднес трубку к уху:

– Да, Пряхин, что тебе? Я сейчас очень занят.

– А я тебя надолго не задержу, – услышал он заплетавшийся голос начальника золотодобычи.

– Ты что, пьяный? – Бурый поморщился. – Перезвони, когда протрезвеешь!

– Когда это еще будет? Так что ты трубочку не бросай, как бы хуже не стало!

– Ты мне угрожаешь?! – Бурый оторопел.

– Пока нет, просто хочу с тобой поговорить, – ответил Пряхин, тщательно выговаривая слова.

– Ну, слушаю тебя, – устало произнес Бурый. – Только давай по-быстрому!

– У меня проблемы, Виктор!

– А у кого их нет? – с раздражением перебил его Бурый, не желая сейчас выслушивать о чужих бедах.

– А в моих проблемах виноват ты! – вдруг зло выпалил Пряхин.

– Здрасте! Это с какой стати? – удивился тот.

– А с такой! Из-за того, что там твои архаровцы натворили… сам знаешь где, меня теперь снимают с работы. Меня, ветерана труда, орденоносца! Причем, дай бог, чтобы просто сняли, а то ведь следствие еще идет…

– Ну и что ты от меня хочешь? Чтобы я тебя к себе на работу взял? – с усмешкой спросил Бурый. – Так мне молодые нужны, а тебе, извини, в тираж пора. Без своей должности ты мне неинтересен.

– Во-во, я так и думал! – злобно прошипел Пряхин. – Все люди – суки, добра никогда не помнят! А мало я тебе помогал?! Теперь меня выкинут на пенсию, как жить буду?!

– Да ты из себя казанскую сироту-то не строй! – в свою очередь разозлился Бурый. – Ты только от меня одного столько поимел, что можешь припеваючи жить на шикарной вилле где-нибудь в Италии.

– Ну, на виллу у меня, может, и хватит, а вот чтобы жить на ней припеваючи – капиталец нужен. Может, подсобишь будущему пенсионеру по старой дружбе, как говорится, на посошок?

– Да откуда? – усмехнулся Бурый. – У меня у самого сейчас крутой прогар везде…

– Ну, тогда смотри… – недобро сказал Пряхин. – Не хочешь подсобить, так и мне незачем тебя особо выгораживать…

– Где это ты меня выгораживать собрался? – насторожился Бурый.

– Ну как же…. – изобразил удивление Пряхин. – Я ведь могу намекнуть кое-кому, от кого та «комиссия» прилетала, да и первые трупы, похоже, из твоей же обоймы…

Бурый подобрался и вкрадчиво заметил:

– Если ты меня сдашь, так и сам же на соседние нары присядешь…

– А нар у тебя в этом деле не предвидится, – с усмешкой возразил Пряхин. – Вышачок… как пить дать, вышачок тебе припаяют. А за меня ты не беспокойся – я человек аккуратный, сдам тебя так, что ни одна сволочь не догадается, откуда ветер дует, даже ты…

– Ну, во-первых, вышачки у нас сейчас отменены, а во-вторых, если бы и приводились в исполнение, то это не такое быстрое дело, – сказал Бурый. – Так что времени у меня хватило бы подсуетиться, чтобы и ты «присел» со мной рядом… – Потом, уже приняв решение, он сменил тон и посетовал, вроде как с укоризной: – Что-то у нас с тобой, Пряхин, разговор нехороший получается. Мы с тобой старые знакомые и обижать друг друга нам не к лицу…

– Вот это правильно – и не обижай! – обрадовался Пряхин.

– Ну и сколько же ты хочешь? – устало спросил Бурый.

– Да всего ничего: один ма-а-аленький зелененький лимончик… – ответил Пряхин и засмеялся: – Люблю недозрелые цитрусовые.

– От целого, да еще зеленого тебя может и пропоносить, – заметил Бурый, внутренне закипая.

– Ничего, у меня желудок крепкий, выдержит! – заржал Пряхин.

– А мне негде тебе целый лимон взять, – сказал Бурый. – Давай хотя бы напополам его разрежем и сахарком присыпем.

– А что за сахарок будет? – заинтересованно спросил Пряхин.

– Моя тачка… Перекрасишь в белый цвет, чем тебе не рафинад?

– А сам на чем ездить будешь? Неудобно как-то без колес тебя оставлять, – сделал вид, что застеснялся, Пряхин.

– Не боись, не обезножу, – успокоил его, усмехнувшись, Бурый. – Только подождать тебе придется, мне еще нужно твою половинку от чего-то отрезать…

– Даю тебе сутки, – быстро сказал Пряхин. – А потом – не обессудь!

– Суток мало! – попытался возразить Бурый.

– Сказал – сутки, значит – сутки, и не торгуйся, не на базаре, – оборвал его Пряхин. – Я тебе завтра позвоню в это же время. – И он отключился.

– Бл…дь! Сука! Ну обложили! – Бурый в бессильной ярости откинулся на сиденье, забыв о сидевшем рядом Козаке.

– Проблемы? – спросил тот тихо. – Может, помочь?

Бурый резко повернулся к нему:

– Ты мне уже в Энске помог, помогальщик, мать твою!

– Ну смотри, было бы предложено, – пожал плечами Козак. – Я тебе по дружбе предлагаю. Без денег… в компенсацию за моральный ущерб…

– Тот ущерб уже не компенсировать! – махнул рукой Бурый, неожиданно успокаиваясь.

Решение он принял еще во время разговора с Пряхиным. Что-что, а шантажировать себя он никому не позволит! К тому же Пряхин не из тех, кто наедается, наверняка захочет годами тянуть с него. Перспектива всю жизнь находиться в подвешенном состоянии Бурого не грела.

– Ты понял, кто звонил? – спросил он у Козака.

– Понял, – кивнул тот. – Пряхин – личность известная.

– Да? – удивился Бурый. – Сталкивался, что ли?

– Было дело… – уклончиво ответил Козак. – Потому с особой ответственностью отнесусь к делу.

– Так что, действительно без гонорара его сработаешь? – вроде как невзначай поинтересовался Бурый.

– А Валеркин кусок оставляешь мне? – задал встречный вопрос Козак.

– Оставляю, черт с тобой! – кивнул Бурый.

– Тогда ничего больше не надо. Есть какие-нибудь пожелания?

– Нужно продумать, как это сделать, чтобы все было чисто, – задумчиво сказал Бурый. – Очередного прокола я не потерплю, но и тянуть нельзя – у нас всего только сутки.

– А тут мудрить нечего. Где ты с ним обычно встречаешься? – спросил Козак.

– В бане или в ресторане, – ответил Бурый, не понимая, к чему тот клонит.

– Вот и назначь ему завтра встречу в ресторане, вроде как деньги лично передать и обмыть по-дружески.

– Это еще зачем? – удивился Бурый. – Да у меня водка в рот не полезет с ним пить…

– А никто и не предлагает, ты, главное, сиди и жди его в ресторане, да так, чтобы все видели, что ты ждешь друга…

– Ну?..

– А мне сообщишь точное место и время вашей встречи… Мы его с Квачом проводим…

– Зачем? – удивился Бурый. – Как потом убирать будете после нашей встречи? На меня же сразу падет подозрение…

– А встреча не состоится… – Козак, скрывая усмешку по поводу непонятливости Бурого, отвел глаза. – И ты по этому поводу попереживаешь, а потом, безутешный, поедешь домой.

– А… – сообразил Бурый. – Вы его по пути?.. Годится! Только осторожнее, не проколитесь в этот раз, а то доедет, устроит скандал по поводу денег. Убирать его придется все равно, но после шума труднее будет отвести от себя подозрение.

– Не волнуйся, Бурый, на сей раз все будет путем! – твердо пообещал ему Козак.

– Ну тогда ладно! – повеселел Бурый. – Расходимся, а насчет места и времени я тебе завтра сообщу, после разговора с Пряхиным. Да! – остановил он вылезающего из машины Козака. – Купи в магазине ма-а-аленький зеленый лимончик и вставь Пряхину в задницу… на прощание, он так любит недоспелые цитрусы…