Текст книги "Кошка и Токио"

– Благодарю вас! – Он утирает лицо.

– Все в порядке? Можно ехать дальше? – спрашиваю я.

– Думаю, да. Только можно немножко помедленнее?

– Разумеется. Вам нравится Кэт Стивенс?

– Очень.

И я включаю CD-плеер.

Ночами по городу катаешься как по маслу. Днем кругом пробки, все едут бампер к бамперу. А вот ночами, когда дороги пустеют, мое такси плавно и беспрепятственно порхает по городу от одного клиента к другому. Проезжая по ровному бетонному покрытию[53]53
  Основным покрытием большинства японских автодорог (по технологии, заимствованной у США) является именно бетон, который, хоть и обходится в строительстве дороже, служит намного дольше асфальтового покрытия.


[Закрыть], шины тихонько поют свою песню. Как будто весь город держится на шарикоподшипниках и крутится вокруг меня, а я, будучи его центральной осью, удерживаю все это в целостности. Мне нравится такое ощущение! Это очень похоже на то, что я частенько представляю перед сном – причем еще с самого детства. Мой футон как будто превращается в ковер-самолет, и, лежа на нем, я могу летать по улицам города. Прохожие смотрят на меня, летящего, и показывают пальцем. И иногда я к ним спускаюсь поболтать.

Я принимаю еще одну таблетку, поскольку в пояснице снова начинает пульсировать боль. Потом подъезжаю к стоянке такси, чтобы выпить кофе. Возле автомата уже болтаются, покуривая, Вада с Ямадзаки. Вада как будто еще сильнее прибавил в весе, а Ямадзаки сделался еще тоньше. С расстояния они смотрятся как два забавных персонажа из диснеевского мультика про льва, который мы смотрели с Риоко, когда она была маленькой. Как же их там звали? Один, помнится, был кабан-бородавочник, а другой – вечно остроумничающая крыса.

– Ух ты! Неужто Таро-сан? Ну что, как поживаешь?

– Неплохо, Ямадзаки-сан. А ты?

– Да вот работаю как вол. Но вообще не жалуюсь.

Я отправляю в автомат сто двадцать иен и получаю холодную банку черного кофе. С силой тяну за «язычок», чтобы открыть, и наконец вздыхаю с облегчением.

– Что, Таро-сан, сигаретку? – встряхивает он пачку в своей пухлой руке.

– Arigato[54]54
  «Спасибо» (яп.).


[Закрыть], я твой должник.

Я беру одну сигарету, и Ямадзаки уже протягивает ко мне щуплую руку, щелкая зажигалкой:

– Не бери в голову! Ты всегда угощаешь Ваду сигаретами. Бессовестный попрошайка! – Ямадзаки ехидно улыбается, приоткрывая пожелтевшие зубы.

Вада глядит обиженно.

– Кстати, о попрошайках. Как там твой сынок, Ямадзаки? – справляется он, лукаво подмигивая.

– Ох, лучше не начинай! Хватит того, что мне жена дома плешь проедает. Еще не хватало, чтобы ты тоже об этом напоминал! Если честно, я даже рад, что из-за работы целыми днями не бываю дома – только бы подальше от семейки!

– А как твоя семья, Таро-сан? – поворачивается ко мне Вада.

Ямадзаки делает страшные глаза. Я отворачиваюсь, прикидываясь, будто просто хочу выдохнуть дым в другую сторону. Мне не хочется ставить Ваду в неловкое положение. Возможно, он ничего не слышал насчет моей жены. Так что я поскорее сменяю тему:

– Кто-нибудь знает, как сыграли Giants[55]55
  Речь идет о бейсбольной команде San Francisco Giants.


[Закрыть]?

– Думаешь, у нас есть время следить за бейсболом? – фыркает Ямадзаки, однако чувствуется, он тоже рад, что разговор перевели на другое.

– Я даже не хочу знать, какое сейчас время года! Наш Carp[56]56
  Имеется в виду базирующаяся в Хиросиме бейсбольная команда Hiroshima Toyo Carp.


[Закрыть] только вгоняет меня в уныние. – Вада родом из Хиросимы и очень этим гордится. – Слушай, Таро-сан, а отчего бы тебе как-нибудь не пропустить с нами по стаканчику?

– Ну, даже не знаю…

– Присоединяйся! Будет весело, – обещает Ямадзаки.

– Я знаю классное местечко, где делают отличные окономияки[57]57
  Окономияки – японское блюдо из разряда фастфуда, называемое еще японской пиццей: жареная лепешка из смеси (или послойного соединения) разнообразных ингредиентов (лапши, рыбы, овощей, яйца и пр.), смазанная соусом и посыпанная стружкой из сушеного тунца или сушеных водорослей.


[Закрыть]. Моих друзей заведение, – предлагает Вада.

– Послушай, Вада! – заявляет Ямадзаки. – Таро-сан – коренной токиец. Он привык к изысканности. Думаешь, ему захочется есть эту деревенскую фигню?

Вада в ответ шутливо дает приятелю подзатыльник, и мы дружно смеемся. Некоторое время курим и болтаем о том о сем, ребята записывают номер моего сотового, чтобы договориться как-нибудь вскоре посидеть вместе за выпивкой. Затем повисает неловкое молчание: каждый вынужден признать, что, сколько бы ему ни хотелось стоять тут, пить кофе и курить, время – деньги. Я отчаливаю первым. Толстяк Вада, как и всегда, любезно забирает у меня пустую банку. Я на прощание низко киваю друзьям и возвращаюсь к своей машине. Уже отъезжая, замечаю, что они закуривают еще по одной. Меня даже смех разбирает! Когда эта парочка успевает работать?

Уже опускаются сумерки, и беззвездное небо над головой медленно накрывает мраком неоновое разноцветье города. Светящиеся дороги сходятся и расходятся, изгибаются, свиваются в развязки, петляют по мостам и путепроводам, ныряют в тоннели. Все кругом пересекается и переплетается, точно толстые белые нити лапши в миске с удоном. И по мере наступления вечера город начинает покрываться пóтом и скверно пахнуть.

От лотков с якитори[58]58
  Якитори (букв. «жареная курица») – очень популярное в Японии блюдо: кусочки курицы с потрохами, зажаренные над углями на бамбуковых шампурах и политые каким-либо соусом.


[Закрыть], стоящих под железнодорожными путями станции Симбаси, вовсю поднимается дымок, проплывая между ярко раскрашенными фонарями и пожелтевшими, отрывающимися от стен афишами «Историй эры Сёва»[59]59
  «Истории эры Сёва» – японский аниме-фильм 2011 г. о семействе Ямадзаки, которые живут в Токио во время 39-го Сёва (39-го года правления императора Хирохито); в этом году Токио принимал летние Олимпийские игры 1964 г. Эпоха Сёва (букв. «Просвещенный мир») – период японской истории с 25 декабря 1926 г. по 7 января 1989 г.


[Закрыть]. Рядом на тротуаре, на перевернутых ящиках из-под пива, пристроенных в качестве табуреток, сидят отдыхающие офисные труженики – курят, разговаривают, едят якитори на палочках, запивая холодным пивом из больших запотевших стаканов.

Чем глубже вечер, тем более буйными становятся городские выпивохи – и все более одинокими.

Вижу компанию офисной молодежи. Обхватив друг друга за плечи, ребята орут песни, поднимая лицо к ночному небу. Вижу парня, что мочится с пешеходного моста на дорогу внизу, а друзья его весело подбадривают. Смех, да и только! Ну да, им всем надо немного спустить пар. Всю неделю день-деньской они прикованы к своим рабочим местам, заперты, словно в тюрьме, в своих прозрачных офисных ячейках. Преданно служат своей компании. Бедолаги! Я бы ни за что так не смог… Вот почему я выбрал работу таксистом. Здесь, по крайней мере, я сам себе хозяин. Никто не говорит, что делать или куда идти. Все полностью в моей власти.

Немного погодя, совсем уже поздним вечером, в Роппонги я сажаю к себе троицу: двоих молодых людей и девушку. Парни в черных костюмах и белых рубашках – явно офисный народ. Девушка же одета несколько иначе. На ней розовый свитерок с воротом поло и почти белые брюки. Ее розовая кофточка сразу напоминает мне о той молодой особе, что я подвозил сегодня к парку Уэно: у той узоры с сакурой на кимоно были такого же розового оттенка. Только эта девушка помоложе, и волосы у нее убраны в высокий хвост. Один из парней и девушка садятся в салон тихо: парень в пиджаке, у него приятный и приличный вид и прическа вполне приличная – не то что эти торчащие шипами космы, которые так любит делать себе нынешняя молодежь! Второй молодой человек садится не сразу, потому как ругается на кого-то впереди на дороге. Наконец он тоже забирается в салон: пиджак снят, рубашка навыпуск, под нагрудным карманом темнеет пятно от соевого соуса. Бедная девчонка оказывается зажата между ними посередине заднего сиденья.

– В Сибую! – командует неряшливый парень.

– Не-не! – протестует второй. – Извини, Рю, но я уже вне игры. На сегодня больше не пью. И домой уже хочется.

– Да брось, Макото! Не будь таким занудой! Киоко, ты-то, надеюсь, хочешь еще выпить, да?

– Вообще мы сегодня и так уже изрядно приняли… – отвечает девушка.

– Глупости! Вечер еще только начался! Водитель, вези нас к Сибуе!

– Слушаюсь.

Я направляюсь к району Сибуя, однако что-то подсказывает мне, что эти клиенты еще доставят хлопот. Когда у тебя в такси трое в подпитии, между ними частенько вспыхивают разногласия.

– Так в какой бар двинем? – настойчиво вопрошает выпивоха по имени Рю.

– У меня кончились наличные, – отвечает другой – тот, что Макото.

– Водитель, вы карты принимаете? – спрашивает меня Рю.

– Принимаю, – отвечаю я. – Но если есть наличные, это предпочтительнее. А то наша компания заставляет меня самого оплачивать комиссию с карты.

– Не проблема. Можете подвезти меня к какому-нибудь банкомату? Мне по-любому нужно снять деньги.

– Разумеется.

Мы останавливаемся недалеко от банкомата, и Рю вылезает из машины с банковской картой в руке. Двое его друзей остаются на заднем сиденье. Они тихонько шепчутся между собой.

– Слушай, как мы теперь от него избавимся? – спрашивает Макото.

– Господи, даже не представляю! – отвечает девица, которая Киоко. – Он, когда выпьет, такой доставучий!

– А что, если нам с тобой выйти пораньше где-нибудь у метро? Тогда мы сможем от него куда-нибудь свинтить. В ту же Тибу, например.

– Идеально!

– Водитель, а не могли бы вы по пути к Сибуе, куда едет наш друг, высадить нас у какой-нибудь станции метро? – уже более громко обращается ко мне Киоко.

– Без проблем.

Мне не избавиться от предчувствия неприятностей. Так и подмывает сказать этим ребятам, что им пора уже стать взрослыми и научиться правильнее, более открыто общаться между собой, яснее выражать свои чувства и желания. Быть может, в Нью-Йорке, где живет Риоко, таксисты могут что-то высказывать и давать пассажиру советы, но у нас, в Японии, клиент – это бог. А как можно указывать богу, что ему делать?

Наконец Рю садится обратно в машину, небрежно запихивая в бумажник небольшую пачку банкнот по десять тысяч иен.

– Все окей! Гуляем!

Подъехав к станции метро, я вопросительно смотрю на парочку в салонное зеркало. Макото шарит в кармане и вытаскивает несколько купюр.

– Держи, это за нас, – вручает он их Рю.

– За что это? – не понимает тот.

– Мы выходим здесь, – говорит Макото.

– В смысле?! Вы куда?

Я останавливаю такси у самой станции метро и открываю дверь со стороны Макото. Он выбирается наружу первым, за ним Киоко. Она стоит с ним рядом, но они никак друг друга не касаются.

– Вы куда это? – повторяет свой вопрос Рю.

– По домам, – отвечает Киоко.

– Я думал, мы вместе собирались посидеть где-нибудь в Сибуе… – плаксивым голосом возмущается Рю.

– Извини, мы уже очень устали. Поезжай туда без нас.

– Так, может, мы здесь где-нибудь выпьем напоследок? И вы поедете. Водитель, спасибо! Я тоже выйду здесь. – И Рю пытается пихнуть мне в руки деньги. Я уже почти протягиваю руку, чтобы их взять, но сразу отворачиваюсь обратно, поскольку Макото твердо говорит ему:

– Нет, Рю. Поезжай домой.

– Ну и ладно! – отвечает тот и сует деньги Макото: – Забери тогда себе. Мне их не надо.

– Не валяй дурака, просто возьми, и все! Можешь заехать в Сибую, еще выпить – и домой.

– Мне не надо. У меня свои есть деньги.

– Ну, как хочешь. – Макото берет деньги назад.

Рю сидит набычившись.

– До завтра! – улыбается ему Киоко и машет рукой.

– Да ну вас… – огрызается Рю.

На этом я закрываю дверцу машины, и мы отправляемся в сторону Сибуи.

– Придурки долбаные! – бормочет Рю на заднем сиденье. – Подлые засранцы!

Я храню молчание. У меня хватает опыта общения с пьяными. Не только на работе, но и дома тоже: приходилось унимать Итиро в самом гадком его состоянии. Так что с этим кадром я, пожалуй, справлюсь.

– Черт бы всех побрал!

Я включаю Кэта Стивенса. Надеюсь, это улучшит ему настроение.

– Выключи это дерьмо!

– Извините, сэр. – Я послушно выключаю магнитолу.

– Гребаные ублюдки! Задолбало уже все!

– Вы по-прежнему желаете ехать в Сибую, сэр?

– Разумеется, желаю! Что за дурацкий вопрос?!

– Прошу прощения, сэр, – касаюсь я фуражки и киваю. – Просто уточнил на всякий случай. Мои извинения!

– Просто делай свою работу. Води себе такси и не лезь не в свое дело!

– Прошу меня извинить, сэр.

Он глядит в окно, недовольно мотая головой. Мы подъезжаем к Сибуйскому диагональному переходу. Уже полночь, и молодежь гуляет по улицам, готовая, похоже, пить до утра.

– Тормозни-ка!

– Да, сэр.

– Вот, – сует он мне кредитку.

– Сэр, вы не против заплатить мне наличными? Просто…

– Ты еще будешь мне указывать, что делать?!

– Нет, сэр. Просто…

– А по-моему, ты как раз собираешься давать мне указания! Как твое имя?

– Если вы посмотрите на мой подголовник сзади, сэр, то сможете увидеть там имя и номер…

– Я не об этом тебя спросил. Я задал простой вопрос. Как твое имя?

– Охаси Таро.

– Так вот слушай, Таро… – Он подается ко мне так близко, что в его дыхании я чувствую запах спиртного. – Ты знаешь, кто я? И что я могу с тобой сделать? И кто мой отец? Я мог бы вообще тебя уволить, чтоб ты знал. Недоумок!

Я же вспоминаю Итиро и те ужасные вещи, что он нам наговорил. В тот черный день, в саду под старой сакурой…

– Я очень извиняюсь, сэр, – тихо говорю я. – Я не хотел проявить к вам неуважение.

– Вот так-то! И запомни на будущее: я здесь клиент, а не ты.

– Да, сэр.

Я как можно скорее провожу его картой по считывающему устройству, затем открываю дверь, чтобы его выпустить.

– А теперь пошел в задницу, Таро! Ты кусок дерьма, а не таксист. Ничтожество!

И он вылезает из машины.

– Спасибо, сэр! Приятного вам вечера. – Я закрываю дверь и сразу отъезжаю.

Когда я езжу по городу по ночам, то иногда гляжу в окно и вижу чье-нибудь лицо, которое движется с той же скоростью, что и я. И в такой момент кажется, будто мы оба стоим на месте – два призрачных лика, зависшие в воздухе. Иногда этот человек смотрит мне в глаза, иногда отводит взгляд в некую далекую точку, словно разглядывая что-то неразличимое вдали. Его лицо лишь ненадолго зависает в темноте, точно мое отражение. Но стоит мне его увидеть, и оно сразу начинает удаляться. Он поднимается на путепровод, я спускаюсь в тоннель. И так мы разделяемся навеки.

Вот и час ночи! Я останавливаюсь перед «Макдоналдсом» в Сибуе, куда заезжаю всегда, если работаю в это время суток. Скажи я кому, что постоянно приезжаю в одно время в одно и то же место, меня бы, пожалуй, сочли чудаком. Мне трудно признаться в этом даже самому себе, но цель моих визитов – увидеть одну из девушек, работающих там в ночную смену. Вот и сегодня она работает! Как обычно. Я встаю в очередь и пропускаю несколько людей вперед, подгадывая так, чтобы меня обслужила именно она.

– О! И снова здравствуйте! Как поживаете? – улыбается она.

– Genki[60]60
  Бодрый, здоровый (яп.).


[Закрыть], – отвечаю. – Для такого старикана, как я.

Она смеется, ее зеленые глаза весело поблескивают.

– Что желаете?

– Всего лишь черный кофе.

– Что-нибудь к нему?

– Может, каких-нибудь браунхашей?

– Вы имеете в виду хашбрауны[61]61
  Хашбрауны – подающиеся в «Макдоналдсе» картофельные оладьи, жаренные во фритюре.


[Закрыть]? – хихикает девушка.

– Ага, именно.

Я наблюдаю, как она собирает мой скромный заказ. Девушка протягивает мне поднос, и я благодарю и улыбаюсь. В этот момент из-под рукавов на ее вытянутых руках выглядывают татуировки, но я стараюсь на них не пялиться. Вместо этого гляжу на бейджик с ее именем, как делаю всякий раз, рассматривая буквы: Н, А, О, М, И – и отсутствие рядом с ними звездочек. Совершеннолетняя то есть.

Я занимаю местечко недалеко от стойки, но лицом к окну – так, чтобы видеть ее отражение в стекле, не будучи замеченным. Она всегда приветливо мне улыбается. Иной раз спрашивает, как у меня дела. Но в последнее время я начинаю смущаться от того, что она меня узнает. Я все думаю, не вызовет ли у нее отвращение мысль о том, что я заезжаю сюда, только чтобы ее увидеть. У нее острые скулы и ямочки на щеках, когда она улыбается, – точно такие, как были у Соноко, моей племянницы. Соноко уже очень давно умерла, еще ребенком. Но мне приятно думать, что, если бы она все же выросла и ей было бы сейчас двадцать с небольшим, она была бы очень похожа на девушку, что здесь работает.

Я выпиваю кофе, съедаю половину порции оладий, и на прощанье она машет мне рукой. Я тоже машу в ответ. Потом сажусь обратно в свое такси и еду по более тихой сибуйской улочке прочь от питейных заведений. Наконец съезжаю к бордюру и принимаю еще две таблетки обезболивающего, после чего даю себе маленький перерыв на сон.

Передо мной большое вишневое дерево. Это единственное, что здесь цепляет взор. Просто ветвистая сакура – в точности как та, что росла в нашем старом саду. Та самая, под которой Итиро устраивал семейные представления ракуго, пока не начал напиваться до такой степени, что был уже не в состоянии рассказывать свои истории. Однажды мне пришлось силой заталкивать его в дом прямо на глазах Соноко и Риоко, и он со злости плюнул в меня и грязно выругался в мой адрес.

Дерево сейчас в полном цвету, и мне не оторвать глаз от необычной окраски его цветков – белых, с легким кроваво-красным отливом.

И вот лепестки медленно облетают с веток. Друг за другом они плавно падают на землю, точно белые платочки с пятнами крови. Я крепко зажмуриваюсь, а когда смотрю туда опять, на ветвях уже ни одного соцветия. И все, что передо мной осталось, – просто высохшее старое дерево с гниющими под ним блеклыми цветками.

На смартфоне моргает иконка голосовой почты. Номер токийский. Звонок поступил еще в начале вечера. Видимо, Вада или Ямадзаки звонили договориться насчет того, чтобы вместе поужинать. Касаюсь пальцем иконки и слушаю:

«Здравствуйте! Вам звонит сержант Фукуяма из полицейского управления Токио. Мне нужен Охаси Таро-сан. Ваш номер дали мне в таксомоторной компании. Сейчас я ухожу из управления, но если вы перезвоните мне по этому номеру и не сможете связаться, то завтра я обязательно вам перезвоню. Спасибо».

Конец сообщения.

Что бы это могло быть? Впрочем, сейчас я слишком устал, чтобы шевелить мозгами. Надо вернуться домой, принять душ и выспаться.

Дороги в этот час пусты, и я прибавляю газа, стремясь к западной оконечности города. Длинный ряд желтых уличных фонарей стремительно проносится мимо. Вдалеке один из них моргает, и по мере приближения к нему у меня начинают слезиться глаза. Я пытаюсь проморгаться, тру веки, но свет от этого не перестает мигать. И он раздражает, отвлекает. Возможно, там надо просто вставить новую лампочку. Я снова потираю глаза – и вдруг замечаю мимолетное движение. Маленькая фигурка выскакивает на дорогу и замирает прямо перед авто. Ее глаза вспыхивают в ярких лучах дальнего света, как будто повисая в воздухе, словно призрачный лик из потустороннего мира. Кошка не двигается с места – и у меня нет времени остановиться. Но почему она застыла как вкопанная? Я с силой торможу, но все равно не успеваю: я вот-вот ее собью. Я не хочу этого делать, не хочу отнимать чью-то жизнь! И потому резко выкручиваю руль. Кошка стоит неподвижно, а у меня заблокировались колеса. Шины отчаянно визжат, и, отвернув от кошки, я лечу прямиком в припаркованное авто. Машина все ближе и ближе, но мне не остановиться – и ничего уже не изменить. Молоко в холодильнике скиснет, а мусор я так и не вынес. Они позвонят в Нью-Йорк Риоко, сообщат ей о случившемся. И я не смогу пойти с Вадой и Ямадзаки поесть хваленые окономияки… Но, может, это все и к лучшему? И я наконец смогу снова увидеться с ней…

Затем треск, скрежет, звон бьющегося стекла. В голове боль – я ударяюсь носом о расширяющийся белый шар, что расцветает у меня на руле. И слышу жуткий хруст сминаемого, рвущегося, корежащегося металла… и… и… Больше ничего: лишь тишина и густой туман. И острая, раздирающая боль в ноге…

– Эй, вы как там?

Я пытаюсь поднять голову от руля, и взгляд останавливается на моих белых водительских перчатках. На тыльной стороне одной из них – большое круглое красное пятно, очень напоминающее хиномару[62]62
  Хиномару («солнечный круг») – государственный флаг Японии.


[Закрыть]. И единственное, о чем я сейчас способен думать, – это то, что перчатки безнадежно испорчены и теперь мне придется покупать новые. Телефон, разбитый вдрызг, валяется на соседнем сиденье.

– Вы в порядке?

Я все же приподнимаю голову и вижу маячащее в воздухе незнакомое, призрачное лицо. Оно склоняется ко мне так близко, что я читаю на нем и жалость, и тревогу, и заботу, и сострадание – все те эмоции, которые и сам хорошо когда-то знал. И у меня возникает страх, что это лицо и я начнем сейчас медленно отдаляться друг от друга в пространстве. Что оно исчезнет, а я вновь останусь один, уплывая на своем ковре-самолете-футоне вдаль, прочь из города, в бесконечную тьму над заливом. Моргнув пару раз, сквозь кровавую пелену я смутно различаю светловолосую женщину – европейку – с собакой. Может, это и есть ангел? И я уже мертв? Она озабоченно вглядывается в меня сквозь разбитое стекло. Я силюсь что-нибудь сказать, но слова не выходят.

– Не шевелитесь. Я вызову «Скорую», – говорит она по-японски, но с сильным акцентом.

А затем все вокруг становится белым с легким красноватым отливом.

Детектив Исикава
Примечания к делу. Часть 1

Когда они впервые пришли ко мне в контору, я играл на ноутбуке в шахматы сёги онлайн со своим старым приятелем по колледжу. День шел к концу, работы было мало.

Единственным направлением сыска, снабжавшим меня делами в последнее время, – помимо неиссякающего потока супружеских измен, – были пропавшие кошки. Не знаю, может, где-то что-то в воду подмешали? Но в эти месяцы число кошек и котов, исчезающих с наших улиц, как-то резко возросло. Однажды ко мне даже заявился мальчонка с картинками типа комиксов, которые он сам нарисовал: там изображалась его кошка, ушедшая невесть куда. Я спросил, нет ли у него фотографий, но единственное, что у него имелось, – его комиксы. Странный, если честно, мальчик!

Конечно, пропавшие кошки и собаки для токийских частных сыщиков – всегда верный кусок хлеба. И все же огромное число исчезновений питомцев в последнее время озадачивает. Ходят слухи, что это следствие своего рода зачистки улиц в преддверии Олимпиады. Но, как и с большинством слухов, тут невозможно сказать точно, какова в них доля правды и есть ли она там вообще.

Как бы то ни было, я мало что способен тут сделать. Разве только самолично поболтаться по паркам и диким зарослям да расклеить по городу объявления о пропаже. Черт, большинство людей на эти листочки даже не смотрят! Случись мне самому найти чьего-то пропавшего питомца, я бы отдал его Таеко, чтобы она забрала животное домой и подержала у себя несколько дней. Так я мог бы добавить в счет клиента еще и время передержки. Хотя чего там? Хозяева всегда щедро расплачиваются, ведь их бесценный малыш вернулся наконец домой!

Я обдумывал свой очередной шахматный ход, когда в коммутаторе послышался голос Таеко:

– Исикава-сан?

– Да?

– У нас клиенты. Мужчина и женщина. Направить к вам?

– Разумеется.

И, пока они не успели зайти в кабинет, я продолжал изучающе глядеть на доску с сёги на экране. Затем опустил крышку ноутбука.

Говорят, дела открывают и закрывают. Но, сказать по правде, закрытых дел не так уж и много. Большинство из них так и остаются лежать без движения. Вот прямо сейчас у меня огромное количество открытых дел – причем таких, которые я вряд ли когда-то сумею завершить. Каждому делу нужны время и удача. Причем удача – в особенности. И есть люди, которые начисто лишены и того и другого. Так вот, эти двое, только что вошедшие в мой кабинет, выглядели настолько невезучими, что несчастнее пары я в жизни не видал! Казалось, если сейчас я поселю их в огромном старом имении, набитом деньгами, они уже через неделю окажутся на улице, цепляясь друг за друга как за последнюю надежду.

Она была крайне нервной дамочкой: все время ерзала, крутила кисти рук и теребила пальцы. Когда же переставала выкручивать перед собою руки, то принималась заправлять свои беспорядочные (и порядком уже засаленные) волосы за уши. Видно было, что для похода в мою контору она надела лучший свой наряд, но все равно он выглядел поношенным и ветхим. Было понятно, что выбирать ей особо не из чего.

Примерно то же относилось и к ее супругу. Там ей тоже не из чего было выбирать.

Рубашка его была усеяна пятнами. Подозреваю, от рамэна на обед. Зубы кривые, волосы непричесанные. Черт-те что! При всем при том мужчиной он был довольно заметным. Телосложение его, пожалуй, можно было назвать даже громоздким, но с возрастом это качество постепенно сходило на нет. К тому же он сильно сутулился, как будто стеснялся своего роста.

– Прошу вас! – указал я на кресла, стоявшие перед столом. – Присаживайтесь.

Они сконфуженно сели, с трудом втиснув свои массивные зады в узкие сиденья.

Я подождал, пока кто-либо из них заговорит.

– Детектив… – Первой все же подала голос она и подняла на меня взгляд, оторвав его от своих беспокойных рук. – Нам необходима ваша помощь.

– Вот ведь какая неожиданность… – Я закурил сигарету.

– Да… – попыталась продолжить она. – Мы… в общем… Как бы мне лучше это изложить…

Она с таким отчаянием заломила руки, что аж кисти побелели. Я даже подумал, не отломаются ли они сейчас.

– Н-н-не могли бы вы п-п-помочь, – подался вперед в кресле ее муж, промакивая потный лоб носовым платком, – н-н-найти н-н-нашего сына?

«Да уж, лучше не придумаешь! Похоже, наша встреча обещает быть долгой…»

– Прежде чем мы с вами перейдем к подробностям дела, я хотел бы озвучить стоимость своих услуг.

Я уже давно убедился по опыту, что денежный вопрос нужно всегда решать прямолинейно и заранее. Нет ничего хуже, чем выслушивать чью-то долгую слезливую болтовню лишь для того, чтобы посетители в итоге выяснили, во сколько им это обойдется. Иные такой вой при этом поднимают!

– Да-да, очень разумная идея, – кивнула она и вонзила ногти себе в запястье.

– Вот, взгляните. – Я протянул им прайс.

Первым листок взял муж, и я увидел, как глаза у него расширились, а челюсть слегка отвисла. Жена торопливо забрала бумагу у него из рук. Проглядела, затем положила на стол, вытащила белый носовой платок и промокнула себе запястье. Когда она стала запихивать платок обратно в сумочку, я заметил на нем красные пятна.

– Д-д-детектив Исикава! – снова заговорил он. – А есть к-к-какой-то вариант…

– …чтобы расплатиться в рассрочку? – закончила за него жена.

– Попробуем что-нибудь придумать, – вздохнул я.

Дальнейшее наше общение прошло вполне гладко, но я заметил, что глаза у них обоих будто слегка остекленевшие. Они отдали мне фотографии сына (почему так выходит, что на снимках разыскиваемые люди всегда выглядят так, будто вот-вот пропадут?). Наконец мы попрощались, и я обещал сделать все, что в моих силах.

И все же по их лицам было видно, что они по-прежнему только и думают, что о цене моих услуг.

Нет ничего хуже, чем браться вести дело людей, которые не могут себе это позволить. Не так уж часто ко мне приходят клиенты, для которых моя такса за услуги превышает их возможности, а потому, когда такое случается, я чувствую себя крайне неловко.

Обыкновенно моя первая встреча с клиентом происходит примерно следующим образом:

– Детектив Исикава. Приятно с вами познакомиться!

– И я очень рад нашей встрече! Прошу садиться.

Тут я киваю Таеко, хотя она и так прекрасно знает, что следует принести кофе.

Мы церемонно кланяемся друг другу, обмениваемся визитными карточками – мэйси, – после чего усаживаемся за стол. Располагаемся поудобнее, каждый кладет перед собой на стол мэйси другого. И у меня есть минутка, чтобы повнимательнее разглядеть эту карточку.

Визитка посетительницы напечатана на дорогой бумаге. Полностью белая, лишь простым черным шрифтом идет надпись на английском – и много пустого места. Информации на карточке минимум: ни электронной почты, ни почтового адреса. Только имя: Сугихара Хироко – и номер телефона. Ни названия компании, ни должности.

На мою мэйси она даже не глядит.

Посетительница вынимает из внутреннего кармана пиджака серебряный портсигар.

– Вы не возражаете, если я закурю?

– Пожалуйста.

Из нижнего ящика стола достаю пепельницу и ставлю перед ней.

Входит Таеко, неся поднос с кофе, аккуратно расставляет перед каждым чашки. Затем кланяется и уходит, плотно затворяя за собой дверь.

– Не желаете? – протягивает она мне раскрытый портсигар. Не вижу, какой марки сигареты, – могу лишь сказать, что с самоконтролем у дамочки все в порядке. В портсигаре семь сигарет.

– Нет, благодарю вас, – отвечаю я. – Бросил. Но вы, пожалуйста, курите.

Она закуривает, и я тут же испытываю сожаление, что отказался. Губы у нее мягко обхватывают фильтр, она затягивается – и мгновенно в глазах у нее словно вспыхивает электрическая искра наслаждения.

Затем она вперивается взглядом мне в глаза.

– Детектив Исикава, я буду говорить по существу. Я не из тех, кто долго ходит вокруг да около. И я знаю, что время – деньги. И для вас, и для меня.

– Как вам будет угодно.

– Мой муж завел роман, и я бы хотела поймать его на измене. Так, чтобы получить определенные преимущества при разводе.

На мгновение ее слова словно повисают в воздухе.

– А вы уверены, что у него роман? – спрашиваю я, выждав паузу.

– Да.

– Изменилось ли как-то его поведение в последнее время?

– Нет.

– Можете ли вы указать нечто такое, что вызывает подозрения?

– Не так чтобы… Скорее нет.

– Видите ли, по моему опыту, когда партнеры заводят внебрачные связи, это обычно вызывает некоторые перемены в их поведении. Как правило, в лучшую сторону. Может, ваш муж стал как-то иначе одеваться?

– Нет.

– Ясно. Может, у него более счастливый вид? Стал ли он с вами галантнее? Чаще покупает вам подарки?

– Я бы так не сказала.

– Понимаю… – Я делаю ощутимую паузу. – Что же, с огромным к вам уважением, Сугихара-сан… Почему вы так уверены, что муж вам изменяет?

Она делает глубокую затяжку, затем стряхивает пепел и выпускает в воздух целого дымного дракона. Он плывет над столом ко мне, проникает в ноздри…

– Детектив Исикава, мой муж – обманщик.

– Простите, я…

Она вскидывает ладонь, обрывая меня на полуслове.

– Мой муж – профессиональный лжец. У него такая работа – обманывать. И мне он врет с момента нашей первой встречи. На этом, собственно, и основаны наши отношения: на успешном вранье друг другу. Но женщина всегда чувствует, когда муж ей неверен. Я никак не могу это доказать. Он достаточно умен, чтобы оставлять какие-либо свидетельства. Но я знаю как факт, что муж мне изменяет. Мне лишь требуется собрать доказательства. Только и всего.

Я храню молчание. Пусть немного потомится.

– Детектив Исикава, вы, конечно, вольны отказаться от этого дела. Разумеется, вы не первый частный сыщик, с кем я пообщалась сегодня в Синдзюку. И тем не менее, как я уже ясно дала понять и прочим вашим коллегам… вы могли бы получить щедрую компенсацию за ваши старания. Готова предложить вам вот такую сумму плюс попутные издержки…

И она протягивает мне сложенный вдвое листок. Я разворачиваю его, гляжу на число со множеством нулей. Потом складываю как было и возвращаю ей.

– Хорошо. Я возьмусь за это дело.

Вот так я зарабатываю себе на жизнь. Подлавливаю людей, заводящих интрижку на стороне, и собираю доказательства. Иногда даже трудно сказать, кто из участников всего этого действа человек более скверный. Но мне, по крайней мере, за это платят.

Когда супружеская чета наконец удалилась, я сообщил Таеко, что сегодня она может освободиться пораньше: сделать необходимую бумажную работу и закрыть контору на весь оставшийся день.

Нынче затянул дождь, поэтому я сразу раскрыл зонтик и примкнул к целому потоку одетых в черные костюмы офисных служащих, спешащих по улицам к станции Синдзюку. Выглядел я в точности как эти белые воротнички. В этом моя сила – вписываться, а не выделяться. Ибо «Deru kui wa utareru»[63]63
  Букв. «По выступающей свае бьют».


[Закрыть]. Иначе говоря, торчащий гвоздь покрепче забивают.