Текст книги "Право на одиночество"

– Какая? – спросила я тихо, боясь пошевелиться. Только бы руку не отпустил…

– Спящая красавица, – Громов улыбнулся. – Вы… слишком взрослая для своего возраста. Слишком спокойная… самостоятельная. И очень, очень грустная.

В этот момент мое ледяное сердце обливалось кровавыми слезами. Никто и никогда, кроме Ломова, не говорил со мной с таким сочувствием в голосе. Никто и никогда не гладил так мои пальцы – в этом не было ничего пошлого, просто легкие касания. Но через мою руку как будто что-то вливали… что-то очень хорошее, теплое, любящее. Как будто ты упал, разбил коленку, и вдруг пришла мама и крепко обняла…

– Я хочу рассказать вам одну историю, чтобы вы понимали… – продолжил Громов, не отпуская моей руки, и я была ему за это очень благодарна. – Чтобы вы понимали, как же вам повезло. Такие родители, как у вас, даны далеко не каждому человеку. Многие дети растут в семье без папы или мамы, или они постоянно друг с другом ссорятся.

– Мои же родители… Они сильно отличались от ваших. Мама была очень хорошей женщиной, но слишком мягкой и доброй. А отец, наоборот, был жестоким человеком. И он держал ее в ежовых рукавицах. У мамы не было друзей или подруг, она не работала, всегда сидела дома, потому что отец никуда ее не отпускал. Он даже, – Громов вздохнул, – бил ее.

– За что? – возмутилась я.

– Из ревности. Мама была очень красивой женщиной, на нее заглядывались. Мы-то с вами прекрасно понимаем, что никто не может быть застрахован от страстных взглядов и приставаний. Вы же не виноваты в том, что на вас обратил внимание Томас Бриар… Но отец этого не понимал. А может, и понимал, просто ему нравилось причинять маме боль. Впервые на моих глазах он ударил ее, когда мне было всего семь. Я кинулся на отца, но он отшвырнул меня, и в тот день я поклялся, что когда-нибудь смогу побить его, – на лице у Громова промелькнула горькая усмешка. – Мама записала меня на занятия по восточным единоборствам. Вы все удивлялись, почему я так легко и быстро отправил в нокаут вашего несостоявшегося насильника… А я просто этим занимаюсь с семи лет, Наташа.

– И вы… – я сглотнула, – вы побили своего отца?

Несколько секунд Громов молчал. Я видела, как он сжал вторую руку – так, что побелели костяшки пальцев.

– Мне было восемнадцать, я учился на первом курсе… Пришел домой после института, а тут отец орет на маму. И когда он ударил ее, я кинулся на него, всего несколькими ударами я отправил его отдыхать у стеночки… Мы с мамой собрали вещи и ушли из дома. Почти год жили у ее брата, а потом он помог нам купить квартиру… Отец пытался вернуть нас поначалу, но после разговора со мной передумал. И еще через год он умер.

Схватив бокал с вином, Громов выпил его залпом и закашлялся.

– А ваша мама? Она… больше не вышла замуж?

– Какое там, – Максим Петрович хмыкнул, – она до конца жизни от мужиков шарахалась, как от бубонной чумы. Не желала ни с кем разговаривать, кроме меня и брата, даже слесарей и электриков посылала на три буквы. Мама очень помогла нам с женой, когда родилась Анжелика, да и с Алисой тоже…

С женой… я вздрогнула и отняла у Громова свою руку. Он немного удивленно посмотрел на меня.

– Наташа, что с вами?

– Просто… немного жутко, – я даже почти не соврала. – Ваша мама уже умерла?

– Да, три года назад.

Громов смотрел на меня как-то странно. Словно понял, почему я отняла руку… но нет, этого просто не может быть.

– Видите, Наташа… не каждому в жизни так повезло с родителями. А ваши были прекрасными. Я понимаю, вы скучаете по ним. Но нужно жить дальше.

– Я и живу, – огрызнулась я, отодвигая пустую тарелку.

– Живете, – и Громов, воспользовавшись случаем, снова взял мою руку. – Но вы ничего не чувствуете, Наташа. Ваше сердце продолжает биться, но вы закрыли его от любых привязанностей, потому что больше не хотите испытывать боль от потери любимых. Вы как спящая красавица – да, вы живы, но… вы спите.

– И что? – я не понимала, к чему он клонит.

– Вам нужно проснуться.

Проснуться… если бы я еще знала как. Но вслух сказала иное.

– Зачем? – тихо спросила я. Громов, кажется, слегка удивился. – Зачем мне просыпаться? Родители – это единственные люди, которые никогда бы меня не предали. Но они ушли навсегда. Зачем мне просыпаться и открывать свое сердце кому-то еще, постоянно ожидая, что он либо уйдет, либо предаст? Я не выдержу больше… лучше не привязываться, не чувствовать, не любить…

Он смотрел на меня с такой нежностью и таким сочувствием… И меня внезапно начало это бесить. Да и вообще, почему я тут рассуждаю о своей жизни со своим же начальником?

– Максим Петрович, – я попыталась улыбнуться, кажется, получилось кривовато. – Пожалуйста, оставьте эту тему. Это моя жизнь, и я проживу ее так, как мне хочется.

В последний раз сжав мои пальцы, Громов убрал руку. Жаль…

– Простите… я вас не обидела?

– Нет, Наташа, – он покачал головой. – Мне не на что обижаться.

Я вздохнула с облегчением.

– Есть только одна вещь, которую я хотел бы вам сказать. Вы… всегда можете довериться мне. Я никогда вас не предам, обещаю.

Я посмотрела в серые глаза Громова и поняла, что верю ему.

Ночью мне снились родители. Мы вместе собирали землянику. Мне было всего десять, впереди еще половина школьных каникул, а дома меня ждала интересная книжка…

– Лизхен, Наташик, бегите сюда скорее! – кричал папа. – Здесь целая поляна!..

И мама, наклоняясь, срывала для меня землянику горстями. И я ела эти кисло-сладкие ягоды, прижимаясь губами к ее ладони.

Я проснулась со слезами на глазах… И в который раз пожалела, что не могла остаться в своем сне навсегда.

Среда и четверг пролетели быстро. Вечер среды мы с Максимом Петровичем посвятили покупкам сувениров. Было очень забавно смотреть, как он выбирает подарки для жены и дочерей. И я сразу поняла, что Громов очень хорошо знает характеры своих близких. Судя по подаркам, старшая дочь и жена действительно похожи друг на друга, а вот младшая… Не представляю, как такие разные люди уживаются под одной крышей.

– А как Анжелика и Алиса общаются между собой? – спросила я у Громова, когда он ходил из угла в угол в магазине с товарами из кожи.

– Нормально, – хмыкнул мой начальник. – Они и не дружат, и не ссорятся. Слишком разные.

Странное чувство согрело меня изнутри… Если Анжелика похожа на жену, а Алиса – на Максима Петровича… Получается, они с женой тоже – слишком разные?

Хоть это чувство и грело меня, я понимала, что оно нехорошее, и поэтому постаралась отбросить ненужные мысли.

Вечером в четверг мы уже должны были улететь в Москву. Ушли с выставки в два часа, поели, вернулись в отель, собрали вещи и отправились в аэропорт. Вылет был в шесть вечера.

– Не жаль возвращаться? – улыбнулся мне Громов, когда мы входили в самолет.

Что я могла сказать… С одной стороны, было немного жаль… Особенно когда я понимала, что теперь не смогу столько времени проводить наедине с Максимом Петровичем, болтая о пустяках. После возвращения в Москву почти все наши разговоры будут о делах.

А с другой – я хотела домой. Я соскучилась по Алисе, по своему дивану, по Светочке…

– Немного, – в конце концов ответила я.

Через полчаса мы взлетели. А еще через три часа я сошла с трапа и, вдохнув полной грудью весенний московский воздух, поняла – я дома.

Но домой в полном смысле этого слова я приехала уже за полночь. Мы с Громовым решили ехать в разных такси – он тоже торопился, и как ни не хотелось мне с ним расставаться, все-таки пришлось позволить погрузить себя в отдельное такси.

– Спасибо, Максим Петрович, – улыбнулась я ему на прощание, а потом, подумав, добавила:

– Мне было очень хорошо с вами.

Он улыбнулся и, наклонившись, легко коснулся губами моей щеки.

– Мне с вами тоже, Наташа.

Пожал мою руку и закрыл дверь машины. Ничего лишнего…

Квартира встретила меня оглушающей тишиной. А затем…

– МЯЯ-УУУ!

И на меня откуда-то прыгнуло нечто серое и стремительное, чуть не сбив с ног. Я почувствовала, как острые когти впиваются в плечо.

– Алиса, девочка моя хорошая!..

«Хорошая девочка», кажется, и вправду решила меня растерзать. В любом случае, оторвать кошку от себя я не смогла: когти Алиса запустила очень глубоко… кажется, куртку придется выбрасывать. Ну и ладно.

И я, стянув сапоги, шагнула в комнату и повалилась на диван вместе с Алисой. «Фыр-фыр-фыр», – урчала она мне на ухо.

– Я тоже очень скучала, Алис.

Я чуть не заплакала. Черт побери, в последнее время я стала чересчур сентиментальной…

А на кухне меня ждала коробка конфет и красивая открытка, подписанная корявым Аниным почерком:

«С возвращением, лягушка-путешественница!

Хотела купить тебе цветочек, но потом вспомнила, что ты у нас баба ненормальная и цветы не любишь. Так что кушай конфетки, кушай и толстей, а то совсем отощала, позор! Схватить не за что!

P.S. Позвони мне в пятницу – хочу увидеть тебя вечером в субботу. Отказы не принимаются!»

Громко рассмеявшись, я открыла коробку с конфетами. Алиса сидела рядом, на стуле, и смотрела на меня совершенно очумевшими от счастья зелеными глазами.

Тринькнул телефон. Дважды. Первая смс была от Антона.

«С возвращением, пчелка! Завтра жди от меня письмо с красивыми фотками!»

А вторая… от Громова.

«За эти дни я привык желать вам спокойной ночи, Наташа. Так что добрых вам снов и до понедельника!»

Несколько секунд я стояла, словно оцепенев, а затем, прижав телефон к груди, тихо сказала:

– Господи, спасибо тебе за них.

Вечером в субботу Аня потащила меня в бар. Слава богу, ее «друзей» там не было, зато к нам примотались два парня, которые, кажется, очень хотели секса вчетвером. Аня очень ловко их отбрила, но неприятные ощущения у меня остались – уж очень навязчиво один из них трогал меня за место пониже спины.

– Не парься, слышь, – размахивая стаканом с коктейлем, успокоила меня подруга. – Если париться о каждом придурке, который тебя лапает по причине своей озабоченности, никаких нервов не хватит.

Но в целом вечер был хороший. Хотя такие вот вечера я могу терпеть только ради Ани… все-таки не очень я люблю кучу пьяных людей и громкую музыку. А, да, еще и табачный дым…

В понедельник я мчалась на работу с радостью. И я даже не могла понять, чему рада больше… Тому, что увижу Светочку? Или Громова? Или я просто по работе соскучилась?

Света, кстати, меня чуть не задушила в объятиях, вопя на весь кабинет:

– Зотова вернулась!! Вот счастье-то!!

– Тише ты, фурия, – я тщетно пыталась ее отпихнуть. – Ты мне сейчас все ребра переломаешь, и останется на рабочем месте только мой трупик…

Ухмыляясь, Светочка отпустила меня.

– Ну, как съездили? Как тебе Максим Петрович в более интимной обстановке? – и она лукаво подмигнула.

– Интимной? – я подняла брови. – Ты имеешь в виду выставку?

Несколько секунд Светочка просто смотрела на меня, а затем вздохнула.

– То есть ты хочешь сказать, что у вас с ним ничего не было? – кажется, она была разочарована.

– Нет, – я рассмеялась. – Ты чего, Свет, он ведь женат!

– Как будто это хоть кому-то мешает…

– Мне мешает…

– Ладно, с тобой все ясно, – она опять вздохнула. – А у нас тут, между прочим, новый директор по маркетингу! В пятницу заявился на работу.

– М-м, – я загрузила электронную почту и чуть не заплакала от количества присланных за неделю писем. – Ну и как он, хоть лучше, чем Крутова?

– Да кто его там разберет, я его только в коридоре видела. Но отдел инноваций он уже расформировал. Такой красавчик, Наташ!

– Кто?

– Да директор по маркетингу этот! Блондин, а глаза большие, карие… И тело такое… Просто конфетка!

Я иронично посмотрела на Светочку.

– Намечаешь себе очередную жертву? Ты смотри, интрижка с директором по маркетингу может стоить тебе рабочего места.

Она отмахнулась.

– Нет, я пока другого охмуряю.

Я с подозрением посмотрела на подругу.

– Не переживай, это не Громов, – и Светочка подмигнула мне. Я, слегка обалдев, собиралась что-то ответить, но тут из кабинета выскочил сам Максим Петрович.

– Доброе утро, – он кивнул мне и Свете. – Наташа, только что звонил Королев, он вызывает нас с вами к себе прямо сейчас.

Я поднялась с места и поспешила к генеральному. Интересно, зачем мы ему понадобились в понедельник, с утра пораньше?..

– Как пришлись подарки вашим дочкам? – спросила я у Громова, пока мы топали к Королеву.

– Отлично, – он улыбнулся. – Правда, Лика придиралась, но она всегда так. Алиса же прыгала от радости. Особенно ей, конечно, книжки понравились, хоть они и на английском.

Мы вошли в приемную генерального. Катя радостно улыбнулась, кивнула нам обоим и сказала:

– Входите, Сергей Борисович ждет.

Но в кабинете нас ждал не только Королев. Рядом с ним стоял еще один мужчина. Довольно молодой, лет 27–28, высокий и мускулистый, светлые волосы, большие карие глаза… И тут я его узнала!

Сегодня утром, когда я уже была возле проходной издательства, этот человек перегородил мне путь и, улыбаясь (он, видимо, считал эту улыбку сексуальной), сказал:

– Девушка, какие у вас планы на сегодняшний вечер? Вы просто покорили меня своей красотой, и я хотел бы пригласить вас в ресторан.

Я удивленно посмотрела на него и ответила:

– Нет, спасибо, я обойдусь.

Попыталась пройти мимо, но этот нахал схватил меня за руку.

– Ну пожалуйста!.. Вы так прекрасны! Я не отпущу вас, пока вы не ответите мне согласием!..

От пафосности его речей меня покоробило.

– Если вы меня не отпустите, – холодно ответила я, выворачивая руку, – я громко закричу. Тут рядом сплошные офисы, охранников много, и по вашу душу найдутся.

После этого он меня все-таки отпустил, но выглядел при этом так, как будто больше всего на свете мечтает задушить. И вот – теперь этот бабник стоит рядом с Королевым и мило улыбается!

Впрочем, улыбка его померкла, когда он увидел меня.

– Максим Петрович, – услышала я голос генерального, – Наталья Владимировна, знакомьтесь, это Алексей Михайлович Молотов, наш новый директор по маркетингу.

Капец! Почему же мне так не везет…

– Я с Алексеем знаком, – сказал Громов, пожимая руку нашему новому директору. – Некоторое время назад работали вместе в «Ямбе».

Молотов кивнул и протянул руку мне. Ладно, сделаю вид, что я его не узнала.

– Очень приятно, – сказала я, вежливо улыбнувшись.

И второй раз – капец! Он мою руку не просто пожал – он ее поцеловал! И при этом так смотрел на меня своими глубокими карими глазами, что впору было ложиться и бить ногами об пол от восторга.

Но никакого восторга я не испытывала. Осторожно высвободив свои пальцы, я с трудом удержалась, чтобы не вытереть их о юбку.

– Максим Петрович – наш главный редактор, а Наталья Владимировна – его заместитель, – продолжал Королев. Я была не уверена, что Молотов его слышит – он просто сверлил меня глазами. И я была уверена, что Громов это заметил – он переводил удивленный взгляд с него на меня.

– Алексей Михайлович, – не снимая с лица вежливой улыбки, сказала я, – вы во мне дыру протрете.

Кажется, это его встряхнуло.

– Прошу прощения. Вы похожи на одну мою знакомую…

– Сергей Борисович, – мне это надоело, и я повернулась к Королеву, – прошу прощения, я сегодня первый день после выставки… Мы с Максимом Петровичем хотели бы узнать, когда и кому мы должны доложить о результатах переговоров.

– Есть несколько принципиальных моментов, – перехватил инициативу Громов. – И чем скорее мы это обсудим, тем лучше.

– Хорошо, – Королев немного раздраженно кивнул. – Тогда самое важное давайте обсудим прямо сейчас, а по остальному пройдемся на совещаниях. В том числе завтра, на новинках.

Я еле сдержала горестный стон. Чувствую, завтрашнее совещание продлится до ночи…

Мы сели за стол, и Громов принялся рассказывать генеральному о наших успехах. Особенно Королева впечатлил договор с Бриаром.

– Да ты что! – воскликнул генеральный. – Я даже как-то не ожидал… Обычно Томас никогда не изменяет своим принципам и не отказывается от предварительных договоренностей. Я думал, это безнадежное дело…

– Подписание договора – полностью заслуга Натальи Владимировны, – сказал Громов с гордостью в голосе, безумно напоминая мне в этот момент Михаила Юрьевича.

– И как вы это сделали? – поинтересовался Королев.

– Ловкость рук и никакого мошенничества, – я пожала плечами. – Просто он показался мне типичным дельцом, вот я и рассказала о преимуществах договора с нами. Принципы принципами, но кто же отказывается от таких условий?

Примерно час мы сидели у Королева, и за это время новоиспеченный директор по маркетингу меня удивил. В том, что он бабник, я ни капли не сомневалась, но и специалистом Молотов был прекрасным – в этом я убедилась. Великолепное знание рынка, ни одного лишнего слова, полная концентрация во время совещания. За это я простила ему утренний инцидент. И даже была готова простить его плотоядные взгляды на мою грудь, когда мы выходили из кабинета.

– Наташа, я предупреждаю вас, – тихо сказал Громов, когда мы уже шли по коридору редакции. – Я неплохо знаю Алексея, он не пропускает ни одной юбки.

– Не волнуйтесь, Максим Петрович, – я ухмыльнулась. – Моей юбки ему не видать, как своих ушей. И потом, он, по крайней мере, хороший специалист.

– Да, этого у Молотова не отнять. Но тем не менее…

– Максим Петрович, если я буду переживать из-за всех бабников на свете, никаких нервов не хватит. И вы тоже – не переживайте, – я посмотрела на Громова и, улыбнувшись, добавила: – Вашей спящей красавице не нужны принцы.

Под его взглядом я почувствовала, что начинаю таять, как мороженое. А уж когда он посмотрел на мои губы… Я с трудом осознавала тот факт, что мы стоим сейчас в коридоре перед дверью в наш со Светочкой кабинет и нас может увидеть кто угодно…

И вдруг Громов начал наклоняться к моим губам. Я была не в силах сказать что-либо, только продолжала смотреть в его ласковые серые глаза, которые все приближались…

Но вместо того, чтобы поцеловать меня, Максим Петрович поднес свои губы к моему уху и прошептал:

– А Молотов и не принц. Он кобель.

Я засмеялась. И над словами Громова, и над своей глупостью. Ну как я могла подумать, что он собирается меня поцеловать?

Иногда я солидарна со Светочкой – я все-таки страшная дура.

Это был жуткий день. Я не разгребла даже половины дел к концу дня и поэтому задержалась на работе допоздна. Светочка убежала ровно в шесть на очередное свидание, Громов простился со мной полседьмого, а я все сидела за компьютером…

Мне не хотелось домой. Почему-то не хотелось читать очередное послание Антона, не хотелось сверлить глазами потолок, лежа на диване… Мне хотелось просто моргнуть – и переместиться в следующий день, оказавшись сразу на рабочем месте. Только здесь я чувствовала себя важной и нужной, только здесь мое существование, в котором я искренне сомневалась после смерти родителей, приобретало некоторый смысл… И я разгребала дела с остервенением, с отчаянной безнадежностью.

После гибели родителей я боялась одиночества. А оно неизменно приходило… каждый день, даже не стучась, приходило и захватывало все мое существо. И я принимала это чувство и отдавалась ему полностью, зная, что заслужила это наказание.

Глупы те люди, что мечтают об одиночестве и называют его свободой. Одиночество – это наказание для тех, кто не ценит любовь.

И сколько бы я ни притворялась теперь любящей дочерью, я никогда не ценила свет любви, исходящий от моих родителей.

Размышляя о них, я встала и подошла к шкафу с документами, открыла створки и принялась искать нужную папку… Я и не заметила, как открылась дверь и вошел человек, которого я меньше всего хотела сейчас видеть.

– Не ожидал, что вы все еще здесь, Наталья Владимировна, – я вздрогнула от неожиданности, услышав его голос. – Ведь уже почти полдевятого.

Я обернулась к говорившему. Это был Молотов. Он стоял в дверях, скрестив руки на груди, и смотрел на меня со странной насмешливой улыбкой.

– Я тоже не ожидала, что здесь есть еще кто-то, кроме меня и охранников, – я постаралась вежливо улыбнуться и вернулась на свое рабочее место.

– Почему же? – Молотов продолжал стоять на месте и смотреть на меня.

– У нас не оплачиваются сверхурочные.

– Что же вы тогда здесь делаете? – несколько шагов вперед, и Молотов вновь остановился.

– Работаю, – и я перевела взгляд на документы, этим давая понять, что он мне мешает. Но Алексей Михайлович то ли не понимал намеков, то ли ему было откровенно плевать на то, что я не желаю его ни видеть, ни слышать.

– За сегодняшний день, – он заговорил так громко, что я была вынуждена поднять глаза, – я столько всего интересного о вас узнал, Наталья Владимировна.

– Прошу вас, Алексей Михайлович, покиньте мой кабинет, – я вздохнула. – Я еще раз повторяю – я работаю. Мне не до разговоров сейчас. И мне совершенно не интересно, что вам обо мне наговорили.

Когда Молотов опять заговорил, я почему-то подумала, что этот мужчина – полная противоположность Максиму Петровичу. И если Громов вызывал мое восхищение, то этот… раздражал.

– Наталья Владимировна, я понимаю ваше желание выставить меня отсюда, но это не в моих интересах, – он усмехнулся.

– Ну и что тогда в ваших интересах? – я уже не скрывала свое раздражение.

– Чтобы мы ушли отсюда вместе и направились в ресторан.

Несколько секунд я молчала, смотря на Молотова. Как он меня бесил этой своей самодовольной ухмылкой, скрещенными на груди руками, насмешливым взглядом… Вздохнув, я постаралась успокоиться и тихо, но твердо ответила:

– Катитесь колбаской!

Он, кажется, удивился. Я продолжила:

– Да, прямо сейчас! Разворачивайтесь к двери и катитесь отсюда колбаской! Считаю до трех, и если вы этого не сделайте, я брошу в вас ее, – я взяла со стола тяжелую статуэтку, которую Ломову подарили четыре года назад, а он ее сплавил нам со Светочкой за ненадобностью. Вот и пригодилась!

И тут Молотов меня удивил. Он поднял руки и, рассмеявшись, сказал:

– Стойте, Наталья Владимировна! Пощадите меня! Позвольте объяснить…

– У вас тридцать секунд! – я старательно целилась ему в голову.

– Я хотел извиниться за то, что случилось утром! Мне очень жаль! И… вы мне правда нравитесь! Ну что я такого сделал-то? Вы тут сидите, во всем издательстве никого не осталось, кроме нас… Я тоже весь день дела разгребал, полчаса назад решил домой пойти, и когда уже проходил пост охранников, один из них сказал: «Опять наша снежная королева допоздна сидит». А я уже знаю, что вас тут так называют! Вот я и решил… Ну простите, а?

Все это Молотов не просто сказал, он это выстрелил пулеметной очередью, я еле поспевала за ходом его мыслей. Но статуэтку все же решила опустить.

– Хорошо, прощаю. Только выйдите из моего кабинета и закройте дверь… снаружи. По-хорошему прошу.

Молотов выглядел расстроенным.

– В ресторан сегодня не пойдем?

– Нет.

– А завтра?

Я вздохнула.

– Хорошо, если я пообещаю, что пойду с вами в ресторан на этой неделе, вы покинете мой кабинет?!

На лице Молотова появилась счастливая торжествующая улыбка, которая меня немного взбесила. Но я не успела ничего сказать – он кивнул и, сказав: «До свидания!», поспешил скрыться за дверью.

Вот гад, а? Все-таки добился того, за чем приходил! Но думать о Молотове мне было некогда – я опять погрузилась в увлекательный мир издательского дела…

Ушла я почти в десять. Охранники на посту уже вовсю клевали носом.

Утром, минуя проходную, я услышала насмешливый голос Петра, начальника охраны:

– Ну вы даете, Наталья Владимировна! Последняя ушли вчера, почти первая пришли сегодня!

– Что значит – почти? – я улыбнулась.

– Да появился тут у вас конкурент, – Петр хмыкнул. – Алексей Молотов, знаете такого?

Я вздохнула. Еще бы мне не знать…

На рабочем месте меня ждал сюрприз. На столе лежала алая роза, к ней лентой была прикручена записка. Уняв подступившую тошноту, я быстрым движением оборвала ленту и развернула записку.

«Сегодня вечером жду Вас ровно в шесть возле проходной. А. М.»

Вздохнув, я разорвала записку и бросила клочки в мусорное ведро. Затем, взяв розу, я сломала ее пополам и отправила туда же. Винить Молотова в испорченном настроении я не могла – он ведь не знал, что я «ненормальная баба» и цветы не люблю.

Этот вторник… он был испытанием для моих нервов. Да и не только нервов. Совещание, длившееся почти пять часов, под конец которого я с трудом держалась на ногах… В этот раз Громов помогал мне его проводить, но все равно, так как он работал пока меньше месяца, я была вынуждена постоянно вмешиваться в его монологи и контролировать ход совещания. И к концу этого ада я подумала, что уж лучше бы я сама его проводила… может, так было бы быстрее.

А Молотов удивлял своей компетентностью. Впрочем, он сам, кажется, был под впечатлением от меня. А больше всего меня поразил Королев, который смотрел на меня с некоторой долей… гордости. И такого взгляда я у него никогда не видела раньше.

Про предстоящее «свидание» с Молотовым я никому не сказала, даже Светочке. Боже упаси! Не нужно давать нашим змеям повод в очередной раз почесать языками. И хотя я была уверена, что подруга никому ничего не скажет, я понимала, что она в любом случае засыплет меня вопросами. И отвечать на них у меня не было никакого желания.

Я дождалась, пока Света убежит домой ровно в шесть, нацепила свое пальто и, попрощавшись по телефону с Громовым, спустилась вниз.

Увидев меня, Молотов просиял.

– Я уж думал, мне придется выковыривать вас с рабочего места…

– Умоляю, – я говорила еле слышно, – никто не должен догадаться, что мы уходим вместе. Иначе завтра такое начнется… кто, с кем, когда и в каком углу…

– А что, я не против, – он ухмыльнулся.

– Зато я – против, – отрезала я и, пройдя мимо, миновала проходную, вышла наружу и поспешила прочь от издательства.

– Стойте, – услышала я сзади тихий голос Молотова. – Поворачивайте направо… теперь налево… Вот и моя машина. Никого нет рядом, садитесь, никто не увидит.

Я быстро юркнула на переднее сиденье и слегка пригнулась.

Он сел рядом, как-то странно улыбаясь, завел мотор и выехал со стоянки. Когда мы уже находились в потоке машин, двигавшихся к центру Москвы, я расслабилась и выпрямилась в кресле.

– Какая ты смешная, – услышала я тихий голос Молотова и посмотрела на него. Он продолжал как-то странно улыбаться.

– Не припомню, чтобы мы переходили на «ты».

– Да ладно тебе! – он рассмеялся. – Я всего на четыре года старше тебя, да и мы сейчас не на работе. Так что можешь звать меня Алексеем, ну или Лешей, как больше нравится.

– Хорошо, – буркнула я.

– Ты меня сегодня на совещании просто поразила.

– Чем же?

– Ну… ты сильная женщина, Наташа. Такие совещания, да еще и в присутствии всех директоров и генерального – это очень сложно. А ты… так легко говоришь, не напрягаясь, не смущаясь… В общем, я восхищен, – он бросил на меня мимолетный взгляд. Как ни странно, но было приятно.

– Спасибо большое. И еще… я хотела попросить… – я выдохнула, – тебя. Пожалуйста, никогда не дари мне цветов.

Молотов явно удивился.

– Почему?

– Я не люблю цветы. Не вникай, просто не дари, и все.

Он помолчал, а затем резко спросил:

– У тебя кто-то есть? Мужчина?

Интересный вывод из просьбы не дарить цветы. И еще мне почему-то очень хотелось ответить: «Нет, блин, женщина!»

– Мне кажется, мы с тобой недостаточно близки для того, чтобы ты задавал мне подобные вопросы, – ответила я ледяным голосом.

Некоторое время мы молчали, а затем Молотов вдруг сказал:

– Тогда расскажи о себе, пожалуйста.

Я улыбнулась.

– Сначала ты расскажи, что тебе там наговорили про меня в коллективе.

– О, – он тоже улыбнулся, – значит, тебе все-таки это интересно?

– Немного, – я кивнула. – Должна же я знать, что обо мне болтают. Хотя… я представляю, о чем шла речь.

– Ну… тебя уважают, Наташа. Даже очень. А еще говорят, что ты просто фурия, когда злишься, – он усмехнулся. – Хотел бы я на это посмотреть! Еще рассказывали, что тебе предлагали должность директора по маркетингу, но ты отказалась. И про попытку изнасилования тоже поведали… Гадина эта Марина Ивановна, вот что.

– Кто ж спорит.

– Называли тебя снежной королевой и Медузой горгоной. Хотя на последнюю ты не очень похожа… Разве что волосы…

Заметив его восхищенный взгляд, я с трудом удержалась от насмешки типа: «Не смотри, а то в камень обращу».

– А еще говорят, что ты была любовницей прошлого главного редактора, – восхищенный взгляд поменялся на оценивающий. Я вздохнула.

– Да уж, старые сплетни все так же цветут и пахнут, когда новых не дают…

– Поэтому ты так старалась, чтобы никто не понял, что мы уехали вместе?

Я кивнула.

– Ну а… Это просто слухи или… дыма без огня не бывает?

– Потом расскажу, – я улыбнулась. Тут Молотов затормозил возле небольшого здания с массивной дверью, вышел, подошел с моей стороны и помог мне выбраться из машины.

В ресторане его явно знали. Нам тут же выделили столик в отдельной маленькой комнатке и сразу же, даже до подачи меню, поставили на стол бутылку холодного шампанского.

– Ты, видимо, сюда часто девушек водишь, – усмехнулась я, когда нам принесли меню. Взглянув на цены, я с трудом удержалась от желания присвистнуть.

– Это ресторан моего отца, – Алексей откинулся на диванные подушки, окружавшие нас в большом изобилии. – Так что ответ на твой вопрос – да, я сюда часто вожу девушек.

В этом я не сомневалась. Только не понимала, почему он так странно меня разглядывает, словно пытается что-то отыскать в моем лице.

– Тогда посоветуй, что здесь самое вкусное, – я попыталась переключить его внимание на меню.

Но Молотов не желал переключаться. Он наклонился и прошептал:

– Самое вкусное здесь – это ты.

Я прищурилась, отложила меню и холодно сказала:

– Еще один подобный намек – и я уйду.

К моему удивлению, он расхохотался.

– Да уж, теперь я вижу, что тебя справедливо называют снежной королевой. Ни упоминания о других девушках, ни страстный комплимент – ничем тебя из себя не выведешь!

– Ты меня вчера из себя вывел, – я улыбнулась и вернулась к изучению меню. – Когда я почти швырнула в тебя эту бедную статуэтку.

Как ни странно, но вечер прошел очень хорошо. Больше Алексей не пытался вывести меня из себя своими дурацкими «комплиментами», мы просто разговаривали – о книгах, о его детстве, которое оказалось очень насыщенным, о любимых фильмах и музыке.

У Молотова было такое детство, которое многие родители желают своим детям. Я сразу поняла, что он вырос в обеспеченной семье, но не представляла, что настолько. Учеба за границей, собственный дом на побережье Италии… Да уж, завидный жених. Почти принц.

И почему-то вспомнились слова Громова: «Он не принц. Он кобель».

Но я была вынуждена признать – мне было с этим кобелем интересно. И я практически не заметила, как пролетел вечер и Молотов, расплатившись по счету (я боялась представить сумму в чеке), повез меня домой.

Прохладный воздух врывался в полуоткрытое окно машины, я смотрела на мелькавшие улицы, дома, деревья, людей… Почему-то мне было очень хорошо. Я не ожидала от похода в ресторан с Молотовым ничего подобного, но тем не менее… Все оказалось не так уж и страшно. Быть может, прав Громов, и мне пора наконец проснуться? И не отталкивать всех, кто тянется ко мне?