Текст книги "Неудержимые демоны, или История женской войны. Книга первая"

– Не смей говорить так о Байне! – покраснев, воскликнул Ноули. Марта лишь равнодушно усмехнулась и продолжила говорить, не сводя взгляда с его лица:

– Не нравится? Подожди, не взрывайся раньше времени, я сказала ещё не всё, что думала. Возможно, единственное дарование твоей сестры – её феноменальная наивность, поскольку я не заметила красоты в том убожестве, в которое она обрядила тебя. В нашей тюрьме, в кандалах, ты выглядел лучше. Да, Виллимони, слушай правду, слушай же правду! В этом мундире ты куда больше похож на разноцветного попугая!

– Сауновски…

– Говорить же о твоём моральном облике я и вовсе не желаю: ты надменный, самовлюблённый, самонадеянный имперец, такой же, как и Фолди! Ты лишь немного уступаешь ему в мерзости. И в моих глазах ты навсегда останешься таким, моё мнение о тебе ничто не изменит, ясно? Моя ненависть к тебе так же сильна, как и прежде, хоть ты и спас мне жизнь, и я, конечно, немного благодарна тебе за это. Ты даже моё спасение превратил в унижение. Да как ты вообще смел назвать меня своей невестой?

– Тебе больше понравилось бы болтаться в петле? – язвительно спросил Виллимони.

– Да! – запальчиво ответила Марта. – Да! Ведь тогда я умерла бы с честью!

– А почему же тогда ты не сказала стражникам правду и не отправилась на виселицу? – поинтересовался он, хитро сузив глаза. – У тебя был шанс поступить по-своему! Так почему ты не воспользовалась им?

В наступившей тишине она не знала, что ответить ему. Ведь он говорил правду: она могла признаться стражникам в обмане, рассказать им обо всех тех страшных днях, что она провела на Дебллских укреплениях среди озлобленных смертников, своих товарищей по убеждениям. Она могла бы сбросить с плеч тот неподъёмный груз, что свинцом давил ей на плечи, но она струсила. Теперь, возможно, ей не представится другой возможности выговориться всласть! Она считала, что жизнь давно не дорога ей, но оказалось, это не было правдой. Будь она так же смела и решительна, как и несчастные смертники с Дебллских укреплений, гибель не устрашила бы её. Если бы она действительно была той, кем хотела быть, она давно уже пошла бы во Второе Измерение с лёгким сердцем и спокойной улыбкой на устах. Но, стоя на развилке между смертью и жизнью, она выбрала второй путь. И зачем? Весь этот год, этот долгий, жалкий, унизительный год, она подло обманывала саму себя. Нет, даже не год длилась её двойная жизнь: та, настоящая, глупая и бессмысленная, и идеальная, та, о которой она мечтала – не год, а гораздо дольше! Уходя на защиту родного города с оружием в руках, Марта велела своему разуму забыть об инстинкте самосохранения. Но одного веления для достижения цели было недостаточно. На самом деле она всегда любила жизнь, и сейчас, под тяжёлым злым взглядом Виллимони, не имело смысла отрицать эту очевидную истину.

Она несмело подняла взгляд на его лицо, полускрытое мягкой тенью Старых Кварталов. Оказалось, возмущённое пламя в его глазах уже погасло: он тоже устал ненавидеть и уважать её одновременно, ведь это было слишком сложно. Сейчас он, как и она, должен был выбрать что-то одно.

Шумно вздохнув, Виллимони отклеился от влажной древней кладки и грустно посмотрел на неё.

– Прощай, Сауновски, – тихо сказал он.

– Ты не сдашь меня страже? – удивилась она. – Не станешь мучить меня? Неужели кровавые расправы утолили жажду Империи и сделали её добрее?

– Не начинай, – попросил её Виллимони. – Ты же знаешь, я давно мог бы убить тебя, но я не сделаю этого никогда. Я благодарен тебе за всё, что ты для меня сделала, действительно благодарен.

– А я тебе – нет, – гордо отрезала Марта. Но, мгновенно смягчившись, она торопливо опровергла собственное заявление: – То есть: да… Немного… Но это не будет мешать мне ненавидеть и тебя, и Фолди, и Империю.

– Таковы твои железные принципы, – устало улыбнулся Виллимони. – У меня они совсем другие…

– Значит, ты забудешь о моём существовании, вычеркнешь нашу встречу из памяти, будто бы её и не было? – всё ещё не веря ему, спрашивала Марта. Ноули утвердительно кивнул, и в глазах его, подсвеченных странным сиянием Старых Кварталов, появился твёрдый, решительный блеск:

– Да.

– Но как ты объяснишь высшему свету внезапное исчезновение своей невесты? Они вытянут из тебя все жилы, если ты им не ответишь.

– Что-нибудь придумаю, – хмыкнул Виллимони. – Лучше побеспокойся о себе, Сауновски: в следующий раз, когда ты попадёшь в беду, я не стану спасать тебя.

– Не волнуйся, твоя помощь больше никогда мне не потребуется, – расправив плечи, она отступила от Виллимони на несколько шагов и уже тише и мягче проговорила: – Я клянусь, что никому не расскажу о нашей встрече… и о том, что было до неё.

– Я тоже клянусь, Сауновски.

– Прощай, Ноули, – с трудом сглотнув колючий ком в горле, неуверенно шепнула она.

– Прощай, Марта.

Может, это и было типичнейшим проявлением глупости и наивности, но ей вовсе не хотелось, чтобы Ноули уходил. Среди толпы враждебных захватчиков имперцев он был единственным, кто мог бы защитить её. Только, к сожалению, кроме этого, у них не было ничего общего. Удостоив его последним прощальным взглядом, она круто повернулась и быстро зашагала вперёд, к свету, к людскому шуму, к призрачной уверенности в безопасности и защищённости, которая была у неё лишь пару часов назад. Она и не заметила, что застывший позади Виллимони всё ещё смотрит на неё.

Жаркое, будто не весеннее, солнце ослепило её, громкие разговоры горожан оглушили её, но внутренне она осталась так же спокойна и безразлична ко всему, как и прежде. Словно вторая встреча с Ноули надломила что-то внутри неё, и её чувства на мгновение оледенели. Зная свой характер, Марта ускорила шаги, чтобы добраться домой раньше, чем её настигнет боль. Она бежала по залитым солнцем улицам вприпрыжку, пока не примчалась на другой конец Кеблоно, в кварталы бедняков, где царили мрак и холод, угрюмые дома угрожающе посматривали на замусоренные улицы, а пьяные отщепенцы распевали бессвязные песни до хрипоты в залитом спиртным горле. Марта давно научилась справляться с отвращением, что вызывали в ней эти места; ведь она жила здесь. Но она была уверена, что никогда не испытает к своему новому дому и бледной тени тех тёплых чувств, что были у неё к прежнему – погибшему под тяжестью имперского булыжника вместе с её семьёй. Мысль о семье растравляла рану в её сердце, которая не могла затянуться из-за каждодневных горьких воспоминаний. Марта научилась не плакать от боли, но это не значило, что она забыла о своём прошлом. Наверное, неуловимая тень, волочащаяся за спиной у всех лицемеров, теперь стала и её постоянной спутницей, уподобив её Фолди! Она пыталась убедить себя, что между ней и министром нет ни капли схожести, но на самом деле это было не так.

Она проворно скользила между хаотично расставленными рядами мусорных баков, точно пугливая кошка. Она привыкла бояться каждого странного звука, каждого подозрительного движения. И собственные ощущения бесили её, ей хотелось избавиться от них, только… не получалось. Иначе ей не удалось бы выжить.

Приблизившись к своему дому: типичной для бедных кварталов Кеблоно серой двухэтажной развалине – она сразу заметила на крыльце Бирра. Он нетерпеливо и тревожно расхаживал по верхним ступенькам, зорко вглядываясь вдаль. Бирр заметил её, едва она вынырнула из-за тёмной груды отбросов, уже несколько дней гнивших на улице. Его лицо вдруг просветлело, преображаясь за краткие доли быстро бегущих секунд. Проигнорировав ступеньки, Бирр тяжело, как мешок, спрыгнул на землю и полетел ей навстречу.

– Где ты была?! – выпалил он, встряхнув Марту за плечи. – Я волновался! Я уже собирался идти искать тебя!

– Я прошла через ворота раньше тебя, – странно улыбаясь, ответила она. – Меня пропустили.

– Как… пропустили? – Бирр отшатнулся, озадаченно рассматривая её. Впрочем, уже в следующую минуту он с радостью поверил её словам и решил прочесть ей нотацию. – Марта! Мы же договорились, что ты не станешь рисковать!

– Я не рисковала, Бирр, успокойся, – широко, натянуто, неестественно улыбнулась она ему. – Я же здесь.

– Но тебя могли арестовать, тебя могли казнить, Марта! – его обычно каменное лицо вдруг стало тревожным и взволнованным. – Ты знаешь не хуже меня, что всюду шныряют имперцы! А если бы этот мальчишка… Ноули Виллимони, если бы он увидел и узнал тебя?

«Он не только видел и узнал меня, – мысленно вздохнула Марта, – но и спас меня от гибели. Я могу бояться любого в этом городе, но только не его».

Однако она и теперь не сказала Бирру правду. Внутри неё жила такая подлая трусливая мыслишка, что ему очень не понравится истинная история её приключений, он сочтёт её предательницей и бросит. А она не могла позволить себе потерять и его. Ради того, чтобы он остался, она была готова солгать.

Опуская голову и пряча глаза от его требовательного внимательного взора, Марта наигранно фыркнула:

– Бирр, я не боюсь.

– То, что ты не боишься, – тихо сказал он, – не гарантирует тебе безопасности.

– Но я же здесь! – утомлённо повторила Марта. – Бирр, хватит, не действуй мне на нервы! Неужели ты не видишь, что мне плохо и без твоих нескончаемых нравоучений?

Её крик словно взорвал шумную суету грязных тупичков и переходов. Для неё мешающие ей звуки умерли, мешающие люди – исчезли. Для неё в этом городе, в этом государстве, даже во всём этом мире, остались только двое – она и Бирр. Прочее не имело никакого значения.

– Прости, – хмуро буркнул он.

Отвернувшись, Марта хранила гордое молчание: она не верила, что его извинения могут быть искренни, ведь он всегда считал себя правым.

Он повторил уже громче:

– Сауновски, прости меня. Ты слышишь?

– Я не хочу тебя слушать, – фыркнула она, снова отворачиваясь от подошедшего к ней Кавера.

Даже нервы потомков гибридов, славящихся своей невозмутимостью, иногда не выдерживают. Поведение Марты разозлило его, и он, взмахнув руками, грозно заговорил:

– Перестань! По большому счёту, сейчас извиняться должна ты! Думаешь, я не волновался за тебя, пока бегал из одного конца площади в другой? Ты и не знаешь, о чём я только ни успел подумать, пока тебя не было! Я ожидал от тебя хотя бы крошечного «извини» и внятного объяснения твоему отсутствию, но ты пришла и накричала на меня! Тебе кажется, ты поступила правильно, так?

Пристыженная, Марта несколько наполненных мукой и болью секунд стояла с опущенной головой. Невыплаканные слёзы позднего раскаяния жгли ей глаза, а она молча сглатывала их, чтобы не показать Бирру своей слабости. Наконец, когда боль немного утихла, она произнесла хриплым шёпотом:

– Прости. Если тебя интересует, где я была, я могу ответить. Я заходила в Старые Кварталы.

– Зачем? – с удивлением и облегчением в голосе спросил он. – Что ты делала там?

– Не имеет значения. Бирр, это совсем не имеет значения.

Сейчас она не смогла бы заставить себя сказать ему неправду: возможно, потому, что ей никогда раньше не приходилось делать это.

Если бы только он был таким же толстокожим, как и все вокруг! Но он знал её с детства и тонко чуял любые перемены, происходящие в ней, как будто он проживал с ней одну жизнь на двоих. Его сердце, услышав отзвук упорной скрытности, взвыло, как от боли. «Она теперь совсем не та», – с горечью осознал Бирр. Но, надеясь, что их тёплые, доверительные отношения ещё можно вернуть, он выпалил в порыве обезоруживающей искренности:

– Марта, я всегда могу выслушать тебя! Ты же знаешь! Поверь мне, Марта, не прячься от меня!

– Да, я знаю об этом, Бирр, – холодно подтвердила она и, протиснувшись мимо него в узком переулке, с кажущейся бодростью зашагала к крыльцу.

– Марта, ты можешь довериться мне! – с отчаянием воскликнул Бирр.

«Теперь – нет, – тяжко вздохнув, подумала она и рывком отворила скрипучую дверь. – Наверное, нет».

История Его Превосходительства Министра Внутренних дел Авалории, Гая Фолди (28. 08. 14)
14 Сээйра 3041 года по летоисчислению Авалории. Королевство Авалория (истинно – Империя), Столица.

Во дворце царила привычная для полуденной сиесты тишина. Все, кто населял сейчас бесконечные анфилады просторных покоев, будь то придворные, знатные гости или Их Величества, спали или же пытались уснуть. Только недремлющие стражники механически маршировали по опустевшим коридорам, и их чёткие шаги заставляли мраморные стены отзываться звучным эхом. Стук-стук, – печально бормотали напольные маятниковые часы. Стрелки на их циферблате двигались с той же монотонной предсказуемостью, с которой в последнее время текла жизнь при дворе. Года проходили за годами, придворные становились всё ленивее и толще, Король и Королева – старше и печальнее, а министр внутренних дел, Гай Фолди – хитрее и властолюбивее. В это время Фолди заимел огромное влияние в Авалории. Все, даже Кларк и Влеона, мчались к нему за советами, все почитали и уважали его. До тех пор, пока при дворе не выдвинулось такое лицо, как Ноули Виллимони. Этот мальчишка, по мнению министра, вообще ни в коей мере не заслуживал свалившихся на него почестей. В те три тяжелейших для имперской армии дня, когда стены Кеблоно брали ожесточённым штурмом, Ноули сидел в кеблонской тюрьме, в безопасности! Фолди был уверен, что повстанцы не убьют его: ведь иначе они не сумели бы раскрыть секрет формулы нового оружия, который Виллимони, кстати, так и не выдал им, хоть его и пытали зверски мучительно и долго. Но неужели его трёхдневное молчание стоило двадцати орденов и девяти медалей за «отвагу», «мужество», «смелость» и «верную службу Короне»? Разве он, Гай Фолди, практически держащий в своих руках бразды правления страной, не заслужил таких же почестей? Судя по поведению Кларка и Влеоны, они считали, что нет. И это безмерно злило министра. Он десять лет шёл к власти всеми мыслимыми путями, переулками и закоулками, он хитрил, лгал, доносил на своих товарищей, бессовестно подлизывался, даже, бросив свои неотложные дела, по приказу Их Величеств помчался под стены Кеблоно, и что же он получил в результате? Ничего! Даже хуже, чем ничего! Ноули Виллимони, этот ничтожный мальчишка, потеснил его с его заслуженного места! Злобно фыркнув, Фолди с удвоенным остервенением зарылся в бумаги, высокими белыми стопками окружавшие его рабочее место со всех сторон. Возможно, если из-под его пера выйдет какой-нибудь великий закон, ему удастся вернуть расположение Кларка и Влеоны.

Покачнувшись на кончике пера, чернильная капля упала на поставленную в верхнем углу страницы печать. Раздражённо покусав губы, Фолди подписал эдикт и отложил его в сторону. Зачем он обманывает самого себя? Ведь он прекрасно знает, что, даруй ему Магия ни с чем не сравнимую мудрость небесных помощников, Их Величества всё равно будут восхищаться Виллимони.

– С этим надо что-то делать… – задумчиво пробормотал Фолди. – Нельзя позволить этому зайти слишком далеко. Конечно, Виллимони не стремится к власти сейчас, но это не значит,…что он не станет стремиться потом. Его популярность мешает мне. Из-за его появления я потерял прямой доступ к Королеве! И почему, Великая Магия, я не оставил его тогда в подземелье, на съедение крысам?!

Облегчив свою сухую душу разговором со столом – единственным в королевском дворце, что молчаливо слушал и никогда не предавал, – Фолди вновь мрачно уставился в окно. Появление Виллимони доставляло ему немалые неудобства. В последнее время призрачные предчувствия, грозившие отнять у него в будущем корону, преследовали его везде, куда бы он ни пошёл. Фолди привык доверять своей интуиции, следовательно, Королева действительно ожидает ребёнка либо изменила завещание в пользу кого-то другого. Кстати, то самое завещание, вступления которого в силу он ожидал на протяжении последних четырёх лет, было составлено Кларком и Влеоной тайно, в приступе отчаяния, которое охватило их после очередного выкидыша у Её Величества. Секретари, подписавшие завещание, не успели поведать о его существовании никому: едва последняя печать была поставлена, а бумага – надёжно спрятана, они скоропостижно скончались, как Король объяснил: «от сердечного приступа». Венценосная чета не обмолвилась ни словом о своём решении. Но уже к концу следующей недели каждому, даже самому ничтожному, придворному стало известно, что, если Влеона и Кларк умрут бездетными, трон перейдёт по наследству к Фолди. Будущий наследник, конечно, проведал об этом раньше всех. Долгих четыре года он, сжигаемый тайной жаждой власти, ждал своего часа. Но Король и Королева не желали умирать, и он начинал подумывать о том, как бы помочь им с этим делом. Впрочем, уже по истечении первого года ожидания он, словно очнувшись от дурного сна, снял с глаз пелену и ужаснулся: о чём он только мечтал? Об убийстве своих правителей, своих господ, тем, кому он клялся служить…

Кому, как не ему, знать, что клятвы имеют не больше веса, чем тополиный пух, весною носящийся по ветровым волнам. Неожиданные угрызения совести вскоре оставили его: чрезмерно благородные при дворе не выживали. Власть приплывает в руки к тем, кто упорно добивается её. Поэтому Фолди не стал забивать себе голову ненужными моральными принципами и, затаившись, как змея среди тенистых камней, принялся ждать…

Но эта стратегия оказалась не самой выигрышной: завещание теряло свою силу; видимо, потому, что он не составил себе труда проводить около королевского трона все двадцать четыре часа в сутки, как в первые годы своей службы при дворце. Король и Королева ещё не лишили его наследства публично, но он видел в насмешливых взглядах придворных, обращённых к нему, что вскоре это случится.

«Надо что-то делать», – снова подумал он и выскочил из-за стола. Неожиданный план, осветивший его голову, придал ему столько сил, что он не сумел бы спокойно усидеть на месте. Высунувшись в распахнутое окно, он с наслаждением вдохнул запах весенней свежести. Птицы чирикали в голубой небесной вышине, деревья в Королевском Парке, огороженном чугунной решёткой, шумели молодой зелёной листвой, цветы подставляли нежные лепестки жаркому солнцу, в белоснежном внутреннем дворе, оцеплённом охраной, стояли на круглосуточном карауле стражники, а сверкающая громада дворца дышала тишиной и покоем. Все должны были спать в молчаливый полуденный час. Все… кроме Его Превосходительства Гая Фолди, у которого не было ни времени, ни желания, чтобы следовать этому правилу. Он вздохнул с некоторой тоской: сейчас, когда у него столько дел, он не мог позволить себе и крошечной передышки. Впрочем, она ему не требовалось: Фолди нравилось работать. Даже тогда, когда на плоды его упорных трудов никто не желал обратить внимания. Ни Король, ни Королева, ни придворный штат. Только народ помнил о нём, и, возможно, это всё-таки лучше изменчивой, как дыхание ветра, признательности высших кругов. Они – тунеядцы, они не умели ценить чужой труд, считая, что деньги горами валятся с неба. Фолди презрительно хмыкнул. Странно, но самого себя он не относил в эту категорию, хотя тоже родился аристократом.

С некоторым внутренним сожалением отворачиваясь от окна, он вдруг заметил на балконе соседнего крыла чью-то фигурку, и, заинтересовавшись, пригляделся к ней. Насколько он знал – а о том, что творилось в пределах дворца, он знал всё – никто, кроме него, не нарушал правило сиесты. Интересно, кто же этот бесстрашный (или всего лишь заваленный работой?) человек?

Напрягая своё не слишком острое зрение, министр всё же сумел понять, что там, напротив, стоит девушка лет семнадцати, невысокая, с длинными тёмными волосами. Всё понятно… Озадаченно хмыкнув, Фолди отлепился от подоконника. Он и не подозревал, что Байна Санна, сестра этого Ноули Виллимони, приехала во дворец. Зачем бы? Ведь её брат за множество километров отсюда, он теперь – начальник войск внутреннего охранения Кеблоно, и пусть лучше он им же и остаётся, не мешая Фолди возвращать утерянное расположение света.

Девушка, стоявшая на балконе, обернулась и испуганно посмотрела на министра. Кажется, она не ожидала увидеть его здесь. В руках у неё нервно завертелась длинная тонкая игла, воткнуть которую в ткань она забыла. «Вот, нашёлся хоть кто-то в этом бездействующем сборище лентяев, кто тоже знает значение слова „работа“», – с некоторой родственностью, даже отзвуком уважения, подумал он и нехотя отвёл взгляд от Байны.

– Значит, так… – пробормотал он и торопливо подошёл к своему огромному письменному столу: появление Байны Санны напомнило ему ещё об одной вещи, которую он не сделал.

Выдвинув один из верхних ящиков, полных различных бумаг, он, покопавшись в них, извлёк свежий номер газеты «Кеблонский Вестник». Вследствие последних событий в этом городе он считал своей обязанностью следить за событиями в нём по донесениям шпионов, рассказам беззаботных местных жителей и газетным репортажам. Его быстрый взгляд неожиданно застыл на огромных буквах заголовка:

«Сенсация!

Как выяснили наши постоянные авторы: Ами Седак и Линн Линей – при дворцовом штате готовится к запуску тяжеленная катапульта неожиданной для всех нас новости. Наверное, вы, дорогие читатели, и представить себе не могли до сей поры, как и мы, между прочим, что Его Командирство, господин Ноули Виллимони, самый завидный жених Авалории, уже занят! Да-да, девушки, можете смело падать в обморок, поскольку ваш кумир и тайная мечта сам заявил об этом! Его невеста, Марта Сауновски – коренная жительница Кеблоно, между прочим, принадлежащая к громкой фамилии. Её деда, Беониса Сауновски, вы наверняка знаете как героя Великой Войны, что отважно оборонял королевские фронты шестьдесят шесть лет тому назад. Конечно, союз госпожи Сауновски с господином Виллимони должен быть принят нами с радостной благосклонностью, ведь он перекинет мост через пропасть между Кеблоно и Империей

Обстоятельства своего знакомства и помолвки с вышеназванной госпожой Сауновски Его Командирство держал в строжайшей тайне. И, возможно, если бы не одно неприятное происшествие, имевшее место быть по окончании торжественного парада в честь первой годовщины победы Империи в Освободительной Войне, мы ничего не слышали бы о невесте господина Виллимони до момента их свадьбы. Но, в силу одного рокового обстоятельства, их тщательно охраняемая тайна раскрылась.

Линн Линей сообщает, что по окончании парада госпожа Сауновски, потеряв своего жениха из виду, растерялась и двинулась к Арочным Воротам. Но по пути туда её задержала банда из двенадцати головорезов, тех, что по непонятным причинам пустили наблюдать за триумфом Империи. Бедная девушка не смогла сопротивляться им, и они потащили её на виселицу. Но своевременное появление господина Виллимони в окружении многочисленной охраны спасло ей жизнь. Полагаю, этот неприятный инцидент натолкнул нашу благоразумную общественность на мысль о том…»

– Выходит, я составил об этом мальчишке неверное мнение, – пробормотал удивлённый министр, откладывая недочитанную газету в сторону.

Те новые факты, что он узнал о Ноули Виллимони, и холодно поразили, и тепло обрадовали его одновременно, и открыли многочисленным вопросам и подозрениям ворота в его голову. Его немало настораживало происхождение невесты Виллимони: она – коренная кеблонка… возможно, она тоже была в числе повстанцев. Но также она приходилась родной внучкой герою Великой Войны, знаменитому Беонису Сауновски! Фолди даже не знал, что ему следует думать обо всём этом, однако некий план действий уже смутно намечался в его сознании. Чтобы избавиться ещё от одной неожиданной проблемы, ему следовало обратиться к королевской чете напрямую. И чем скорее, тем лучше: важную информацию не следует утаивать слишком долго, иначе некто более расторопный мог предоставить её вместо него.

Но до окончания сиесты было ещё около двух с половиной часов. С течением лет Кларк и Влеона начинали относиться к придворным традициям с большим трепетом. Они пришли бы в ярость, если бы хоть кто-нибудь, даже Фолди, нарушил установленное ими жёсткое правило. А ему не стоило злить их: он и так стремительно терял их доверие. Этот год выдался для Фолди на редкость тяжёлым: он был обделён королевским вниманием, оттеснён на задний план каким-то нахальным девятнадцатилетним выскочкой и ещё завален неблагодарной чёрной работой сверх того. Но он не привык жаловаться: во-первых, он не видел смысла в тоскливом нытье в стиле многочисленных фрейлин Влеоны, а во-вторых, никому из его слушателей не пришло бы в голову мысли благороднее, чем вдоволь позлорадствовать над ним. Хлипкие людишки, пускающие слюни в подолы добрых подружек, никогда не добивались того, что им требовалось. Для достижения цели нужно действовать… но с умом. И с оглядкой.

Стрелки напольных часов в кабинете Фолди словно навек остановились на половине первого дня. Он ни на мгновение не отвлекался от своей работы, шурша бумагами и поскрипывая пером. Ещё год назад он и подумать не мог, что ему придётся не поднимать головы от письменного стола в надежде вернуть утраченную любовь света. Ещё год назад он чувствовал себя счастливейшим из людей. У него было всё: деньги, слава, власть, признательность почти всего народа Авалории. А что у него осталось теперь? Деньги, конечно, по-прежнему при нём, и количество их даже увеличилось, но слава его украдена Виллимони, власть ускользает из рук, а люди отворачиваются от него. И было у Фолди такое мерзостное предчувствие, что малейшее промедление может отобрать у него и остатки всего богатства, каким он прежде обладал.

В нескончаемых трудах и заботах время полетело быстрее. Казалось, он лишь минуту назад взялся за изучение седьмого закона о трудовых обязательствах народа, составленного Королевским Тайным Советом, а вот уже в комнате трижды гулко пробили часы, и дворцовый колокол низко, звучно запел, поднимая обитателей дворца из постелей. Фолди удивлённо поморгал уставшими от напряжения глазами. Перо неуверенно повисло над последним положением закона. «Утвердить или нет?» – задумался министр. Он знал, кому принадлежало большинство идей, отданных ему. Берилий Каперций, один из самых молодых членов Тайного Совета, уже успел зарекомендовать себя как выдающийся политик и отчаянный карьерист. За ним стоило присматривать… Фолди вовсе не хотелось, чтобы у него появился ещё один конкурент. Этот Каперций напоминал ему его самого в прошлом. Тогда, десять лет назад, когда он начинал карьеру при дворе, он тоже стремился выделиться, прыгнуть выше голов других, показать, что он особенный. Да, как же давно это было… А он по-прежнему всё помнил так отчётливо, словно это произошло не больше года назад.

* * *

Будущий министр внутренних дел Авалории, Гай Фолди, появился на свет в среднестатистической знатной семье. У его родителей не хватало денег и связей для того, чтобы обеспечить своему четвёртому сыну место при дворе, зато они сумели подкупить старшину пятого, элитного королевского полка, Синция Варрена, и записать Гая в ряды военных, когда ему не исполнилось ещё и пяти лет. Мальчик, конечно, даже не подозревал тогда об уготованной ему судьбе. Он с малых лет грезил о королевском троне, но признаваться в этом не желал. Он знал со слов старших товарищей, что для предателей вроде него на нижних уровнях королевской тюрьмы есть тёмные и страшные камеры, где прикованных к стене заключённых заживо гложут крысы. А ему не хотелось умирать такой позорной смертью. Он жаждал великих свершений! Но он взорвался бы от нетерпения и тяготящей его вынужденной скрытности, если бы среди его многочисленных приятелей не нашлись двое, которым он мог рассказывать всё. Ну, или очень многое.

Этих замечательных людей, лишь благодаря которым Фолди запомнил своё детство с ностальгической теплотой и нежностью, звали Принций Овулам и Обсидия Хагримус. Ребята были ровесниками, знали друг друга чуть ли не с пелёнок и были связаны между собой такими крепкими узами, что сторонние наблюдатели могли лишь умилённо ахать и охать, встречая их, всегда неразлучных, на своём пути. Гай проводил почти весь свой день рядом с Принцием, самоуверенным, решительным и смелым мальчишкой, над которым все любили подшучивать из-за его необычного имени, и Обсидией, тихой, незаметной, но дружелюбной и открытой девчонкой. Собираясь втроём в тени таинственных аллей чужих особняков, куда они тайком проникали на свой страх и риск, ребята могли обсуждать всё на свете: начиная от приснившегося сна и оканчивая внешней политикой Её Величества Влеоны. Они никогда и ничего не скрывали друг от друга. Он не помнил тех вещей, о которых он не рассказал бы им. Конечно, его стремление получить трон Авалории быстро открылось перед Принцием и Обсидией. Как-то раз, когда они валялись на траве на заднем дворе поместья Фолди, Овулам вдруг сказал:

– Гай, а тебе хорошо жить на свете.

– Почему? – удивился он, непонимающе глядя на друга. Тот закатил глаза и со вздохом пояснил:

– Ну, у тебя есть мечта. А вот у нас с Обсидией – нет.

– Говори за себя, – ядовито посоветовала ему девочка. – У меня, например, есть.

– И какая? – живо заинтересовался Принций. – Ты не рассказывала нам – почему?

– Потому, что до сегодняшнего дня её у меня не было, – с важным видом заявила Обсидия. – А вот этим утром она появилась. Я видела, как Феллиния, старшая фрейлина Её Величества приезжала к нашим соседям. Она была так красиво одета, у неё было столько слуг, все так на неё смотрели… Я тоже хочу стать старшей фрейлиной – когда Феллиния умрёт. Она уже старая: ей целых тридцать восемь лет!

– Да ну, дурацкая мечта, – отмахнулся Принций. – Обсидия, подумай, зачем тебе становиться старшей фрейлиной? Тебе же придётся постоянно крутиться около Королевы, проверять её духи, одевать её, причёсывать и слушать, как она тебя ругает просто так…

– Не говори глупостей, – сказала Обсидия, – за туалетом Её Величества смотрит целый штат обычных фрейлин, а старшая только даёт советы и наблюдает, как идёт работа. Ты сможешь танцевать на балах, сколько захочешь. А ещё ты будешь знать всё, о чём думает Королева. Это же хорошо! Думаешь, если бы госпожа Феллиния заплетала косы Её Величеству и выбирала ей платья из гардероба, её боялись и уважали бы?

Мальчики на пару секунд притихли, задумавшись над её словами. А Обсидия с несвойственным ей обычно упорством продолжила расписывать жизнь старшей фрейлины в ярчайших красках:

– Вот, вы только поглядите, как все любят госпожу Феллинию! Когда она начала работать во дворце, она была простолюдинкой. А сейчас она – знатная дама, и никто не смеет упрекнуть её в низком происхождении. Знаете, почему? Потому, что Королева её любит! Нельзя говорить плохо о тех, кто ей нравится. И думать тоже нельзя – говорят, придворные маги всегда могут залезть в твои мысли.