Текст книги "Непридуманные истории (сборник)"

– Папа, как ты сейчас себя чувствуешь?

Отец перевел свой тоскливый взгляд с потолка на дочь.

– Я ведь, доченька, из рабочих, как же я теперь без ноги, кому я нужен?

– Как это кому? Мне ты нужен, маме нужен.

– Маме? Где же она? Нет, доченька, калеки никому не нужны.

– Зачем ты так говоришь, папа? А если с мамой что случится или со мной, мы тоже были бы тебе не нужны?

– Ну что ты говоришь, доченька, типун тебе на язык! Через день врач сказал:

– Все-таки гангрена пошла дальше, придется второй раз, уже выше колена, резать. Готовьтесь к операции, будем надеяться, что она – последняя.

У Вики все от этих слов похолодело.

Когда врач ушел, отец обреченно сказал:

– Вот видишь, дочка, через кровать от меня лежал больной, тоже резали, резали, а сегодня в морг снесли. Страшно помирать, когда тебе тридцать восемь лет.

Лежащий рядом с ним пожилой мужчина, расслышав слова отца, пробурчал:

– А что, думаешь, в семьдесят восемь лет не страшно помирать? Всегда страшно, сколько ни проживи. Вон нас власть учит, что ничего после смерти нет. Что жил, что не жил – все равно. И для чего тогда жил, если все равно помер?

Вика, наклонившись к отцу, зашептала:

– Папа, папочка, милый, я не хочу, чтобы ты умирал. Тебя надо пособоровать и причастить.

– Эх, дочка, – тоже зашептал отец, – разве это поможет? Думаю, что нет, природу не обманешь. Но раз уж помирать, то хотелось бы с Богом все равно примириться, покаяться в своих грехах. А то как там будет, не знаю.

– Правильно, папочка, правильно, молодец! Я тебе батюшку приведу. – И, чмокнув отца в небритую щеку, она выбежала из палаты.

Вика пошла к заведующему отделением и попросила разрешения привести священника. Тот замахал руками:

– Что ты! Не положено! Ты что же, девочка, хочешь, чтобы я работы лишился?

Когда Вика стала продолжать упрашивать, он рассердился и просто выставил ее за дверь. Вика пошла по больничному коридору, вся заливаясь слезами.

– Что-то случилось, родненькая? – остановила ее пожилая медсестра.

Вика все рассказала.

– Ну вот что, не плачь и не горюй. Здесь, в больнице, тоже немало верующих работает. Я тебе все устрою во славу Божию. Иди в собор и спроси отца Димитрия. Еще не каждый священник сюда пойдет, они ведь тоже рискуют. Скажи ему, Нина Семеновна тебя прислала из Пироговки. Придете ближе к ночи, я дежурю. Буду ждать вас в одиннадцать часов у входа.

Вечером Вика с отцом Димитрием, уже пожилым священником, стояли у входа в хирургический корпус. Нина Семеновна, открыв им двери и взяв благословение у отца Димитрия, осторожно повела коридорами, предварительно накинув на них белые халаты. Отец Димитрий в больницу пришел в костюме с галстуком, а ряса лежала в сумке. В белом халате, с небольшой бородкой, он был похож на профессора медицины. Папу из палаты Нина Семеновна заблаговременно перевезла в перевязочную. Впустив туда отца Димитрия, она закрыла дверь на ключ. Затем вручила Вике ведро и тряпку со шваброй:

– Ну, дочка, чтобы легче было тебе ждать, мой коридор, да почище. Бог труды любит.

Через час Нина Семеновна открыла перевязочную. Оттуда вышел уставший отец Димитрий. Вика, заглянув, увидела отца. Лоб и щеки его лоснились от масла после соборования, но глаза были спокойные и ясные, смотрящие как бы внутрь себя. Заметив Вику, он ей улыбнулся. Вика, подбежав, поцеловала отца и шепнула:

– Поздравляю тебя с соборованием и причастием. Вот увидишь, все будет хорошо.

Через неделю после операции врач радостно сообщил:

– Идет на поправку, через месяц получишь своего папу.

Вика сидела возле отца счастливая, отец тоже улыбался, они строили планы на летние каникулы. Неожиданно отец дернулся вперед и прямо весь просиял. Вика обернулась и увидела в дверях палаты маму с авоськой в руке. Мама прошла к кровати, поставила авоську на тумбочку:

– Ну, здравствуй, муж.

– Здравствуй, жена. Поцелуемся, что ли? – после короткой паузы добавил он.

– Давай поцелуемся, да буду тебя домашними пирожками откармливать, а то вон исхудал как без меня.

Поцеловав отца, мать сразу склонилась над авоськой и долго там копошилась, но Вика заметила, что она это делает, чтобы украдкой вытереть слезы.

Февраль 2003. Самара – Волгоград

Возмездие

Почитай отца твоего и мать твою, [чтобы тебе было хорошо и] чтобы продлились дни твои на земле.

5-я заповедь Божия (Исх. 20:12)

Жила себе Раиса Кузьминична, ветеран Великой Отечественной войны, особо не тужила. Скромно жила в крохотной квартирке, которая располагалась в старом покосившемся деревянном домике, в центре Самары. В маленькой квартирке ей было привычно и уютно: есть где помолиться, поспать да покушать, а чего еще старому человеку надо. Самое главное, ее любимый Покровский собор рядом, ходить далеко не надо. Конечно, и небольшие неприятности были, болезни разные. Но когда тебе под восемьдесят, оно вроде бы так и полагается. Ведь не зря же в Библии сказано: что человеческий век семьдесят лет, аще же в силах восемьдесят лет. Да еще сын единственный огорчал тем, что редко вспоминал о матери, все дела у него какие-то. «Никому старые люди не нужны», – вздыхала Раиса Кузьминична.

Настоящее же огорчение Раисе Кузьминичне пришлось испытать, когда их дом определили под снос и ей предложили переселиться на окраину Самары. Уж куда только не ходила она. Каких только порогов не обивала. И в райсобес, и на прием в администрацию, и в ветеранские организации, и к депутатам всех уровней, никто не помог. Все только руками разводят: чего, мол, вы хотите, не на улицу же вас выгоняют, берите что дают, а в центре вам никто не даст, здесь квартиры дорогие.

– Там же церкви близко нет, – жаловалась Раиса Кузьминична.

– Ничего, – успокаивали ее, – нынче времена не те, построят вам церковь.

Поняла Раиса Кузьминична, что от людей справедливости не добьешься, стала просить Заступницу рода человеческого Царицу Небесную.

Вскоре пришло ей приглашение на встречу ветеранов 64-й армии в городе-герое Волгограде. Там-то и повстречалась со своим однополчанином, генерал-лейтенантом в отставке Булховым Геннадием Петровичем. В том далеком сорок третьем году она, сержант медицинской службы, в разгар сражения вытащила с поля боя раненого капитана Булхова. Он ей потом в любви объяснялся, руку и сердце предлагал. Чуть было у них походно-полевой роман не состоялся.

Да только не стала она нарушать слово, данное жениху перед его уходом на фронт. Жених ее, правда, после войны лишь на недельку в Самару успел заскочить и дальше на японскую поехал. Там-то его и настигла самурайская пуля. Остался ей на память о тех днях сын. Так и прожила одна, воспитывая сына, да вспоминая о былом.

– А ведь могла бы стать генеральшей! – смеялся Булхов при встрече в Волгограде.

Ему-то она и пожаловалась на свои квартирные невзгоды. Генерал от возмущения и обиды за свою спасительницу даже лишний стакан водки маханул. Так что «скорую» пришлось вызывать. Но прощаясь, Булхов обещал помочь.

– Ты не смотри, что я отставной, связи наверху у меня остались, чтоб твоих щелкоперов самарских прижучить.

Не забыл боевой товарищ и бывший ухажер своего обещания. Задействовал свои связи в Москве. Оттуда последовал звонок в Самару, и вот уже Раиса Кузьминична справляет новоселье в шикарной однокомнатной квартире в центре города, с видом на Волгу. Ходит по квартире сноха да удивляется: «Надо же, какая несправедливость. Мы втроем с сыном ютимся в хрущевке со смежными комнатами, а эта старая святоша какие себе хоромы отхватила». Не любила она свою свекровь, ну что тут поделаешь. Застарелая обида за материнский совет сыну: подумать хорошенько, прежде чем на ней жениться. Ладно бы сама не любила, так и сына против матери постоянно настраивала. А внука-то и вовсе от бабушки постаралась отгородить. «А то еще научит мальчика молиться, – говорила она, – а сын должен расти современным человеком, без всяких предрассудков». Сын вырос действительно без всяких предрассудков, к родителям относился вполне по-современному – потребительски.

Только как вселилась Раиса Кузьминична в свою новую квартиру, сноха к ней стала относиться намного лучше. Даже мужу стала напоминать, чтобы мать навестил, да гостинцев каких-нибудь отвез. Внука к бабушке стала посылать: иди, мол, навести старушку, да спроси, чем помочь. Дивилась таким переменам Раиса Кузьминична и радовалась несказанно. «Господь умягчает сердца», – говорила она.

Внуку к бабушке нравилось ходить, так как можно было выклянчить у нее деньжат на юношеские забавы. «А куда ей пенсию девать, – рассуждал он, – старому человеку много ли надо». Теперь и сноха частенько приглашала свекровь к себе в гости. Посадит ее на почетное место за столом, а сама суетится вокруг нее, да между делом намекает, как бы хорошо всем вместе жить, одной дружной семьей. Такая перспектива Раисе Кузьминичне пришлась по душе, тем более при обмене, в новой квартире ей обещали выделить отдельную, самую светлую комнату.

– И молись, мама, в своей комнате, сколько твоей душе угодно, – закатывая глаза к потолку, умилительно вещала сноха, – никто тебе не помешает, а мы всегда рядом с тобой.

Так и уговорили Раису Кузьминичну на обмен. Из двух квартир получилась неплохая трехкомнатная недалеко от центра. Раисе Кузьминичне, как и обещали, выделили хоть и небольшую комнату, зато на солнечной стороне. Очень она радовалась, что будет теперь жить с сыном и внуком вместе. Но не прошло и месяца, как она горько пожалела о том, что согласилась на этот обмен. Жизнь ее потихоньку превратилась в кошмар. Раиса Кузьминична расстраивалась, переживала, потом и вовсе занемогла и слегла в постель. «Зачем для лежачего человека такая большая комната», – решила сноха и перенесла больную в кладовку. Благо кладовка была просторная, во всяком случае, кровать и маленькая тумбочка для лекарств в ней уместились. Правда, в кладовке света солнечного уже не было и воздух был спертый. Но зато теплилась лампадка перед иконами.

Лежала Раиса Кузьминична в полумраке кладовки да вспоминала свою боевую молодость. Особенно вспоминался ей один случай. В самый разгар боя за тракторный завод в Сталинграде поползла она к своим раненым. Наткнулась на немецкого солдата. Лежит он, кровью истекает. Испугалась она, а вдруг сейчас пристрелит, ведь автомат-то при нем. Немец видит, что она испугалась, автомат откинул в сторону и, сделав усилие, улыбнулся ей, мол, не собираюсь я в тебя стрелять. Жалко ей вдруг стало немца. Хоть и враг, конечно, никто его сюда не звал, сам пришел, а все равно жалко. Тот смотрит на нее печально, мол, понимаю все и помощи от тебя не жду. Нет, не смогла уйти русская медсестра от раненого немца. Перевязала его и из своей фляжки напиться дала. Глядит на нее немец благодарным взглядом, рукой на небо показывает, мол, Бог все видит. А как стала Раиса Кузьминична уползать от него, схватил он ее руку и прижал к своим губам. Когда вернулась, ничего про того немца рассказывать не стала, чувствовала, что никто ее не поймет и уж тем более не одобрит. Это был единственный раз в жизни, когда ей мужчина руку поцеловал, а так только в кино такое видела. «Где он сейчас, этот немец, – думала Раиса Кузьминична, – в Германии правнуков нянчит, или косточки его во сырой земле необъятных просторов России лежат?»

Слышит Раиса Кузьминична, кто-то вошел в квартиру. По шагам узнала внука. Сергей заглянул к бабушке в кладовку:

– Что, бабуль, лежишь? А нет ли у тебя стольничка? Мне на тетрадки для университета.

– Подойди, внучек, присядь сюда на кровать, я тебя тоже о чем-то попрошу.

Сергей прошел и присел рядом с бабушкой.

– Я, внучек, скоро помру, прошу тебя Христом Богом, сходи в церковь, приведи ко мне батюшку, чтобы исповедовал он меня и причастил.

– А откуда ты знаешь, что помрешь скоро? – засомневался внук.

– Мне ангел небесный об этом шепнул, – улыбнулась бабушка.

Сергей оглядел кладовку, как будто надеялся увидеть ангела. Неохота было ему идти, но все же согласился:

– Ладно, пойду приведу.

На улице его поджидал друг Димка.

– Ну, что там старая, отвалила тебе на пивко?

– Да вот, попросила меня привести к ней попа из церкви, говорит, что скоро умрет.

– Свежо предание, да верится с трудом. Эти бабки еще нас с тобой переживут. Моя вот уж который год собирается помирать, а вчера на поминках у свата стакан водки заглотила, и хоть бы хны.

– Нет, моя отродясь не пьет, она все молится.

– А моя не молится, она знаешь как попов честит, и такие они, и рассякие. Она у меня из идейных, по митингам разным любит ходить. Кстати, Серый, не забудь, сегодня ночью на дело пойдем. Я тут тачку одну в соседнем дворе приметил. Обувка на ней классная, надо бы разуть. Я уже две ночи подряд хожу ее пинаю, чтоб орала. Так этот лох поехал в мастерскую и попросил уменьшить чувствительность сигнализации. Теперь секешь, мы все четыре колеса снимем, она и не пикнет.

Сергей выполнил поручение бабушки.

– Спасибо, внучек, – сказала благодарная Раиса Кузьминична после ухода священника, ласково глядя на внука.

– Да ладно, уж чего там, – смутился тот, сжимая в руке пятьсот рублей, которыми бабушка на радостях одарила его из своих скромных сбережений.

– Подойди ко мне, внучек, – попросила бабушка, – дай я тебя поцелую.

Когда Сергей наклонился, она его перекрестила:

– Храни тебя Царица Небесная, – и, поцеловав, заплакала.

– Ну, что опять не так? – стал сердиться внук.

– Жалко мне тебя, не тому тебя мать учила. Но ты все равно ей не груби, мать есть мать, какая бы она ни была. А теперь иди, да будь осторожней, прежде чем что-то сделать, подумай хорошенько.

Теплится лампадка, освещает лик Пресвятой Богородицы. Лежит Раиса Кузьминична и шепчет молитвы. Вспоминает всех своих боевых товарищей и подруг, кого за здравие, но больше за упокой. Молится и о своем неблагодарном сыне, и о беспутном внуке. И уж совсем нет желания молиться за сноху, но ведь Господь повелел: молитесь за обижающих вас, потому и за нее молится. Так с молитвой на устах и отошла раба Божия Раиса в мир, где нет ни болезни, ни печали. А в мире, который она покинула, как были, так и остались и болезни, и печали. До поры до времени они обходили семью ее сына стороной. Благодать почти ощутимым образом исходила из полутемной кладовки и освещала всю квартиру и живущих в ней. Не стала жить здесь раба Божия Раиса, и благодать ушла из этого места.

Прошел уже год со смерти Раисы Кузьминичны. Внешне ничего не изменилось в семье ее сына. Но это только внешне, а на самом деле беда уже угнездилась здесь давно.

Сергей сидел дома и с нетерпением ждал прихода своего друга Димки Круглова. Тот должен был сгонять на «моторе» в Зубчаниновку к цыганам и привезти наркоты, но что-то задерживался. В предчувствии скорой ломки нервы Сергея были на пределе. Когда мать спросила у него, почему он не в университете, он наорал на нее, не стесняясь в выражениях.

– Погоди, придет отец, я ему расскажу, как ты с матерью разговариваешь, – пригрозила она.

– А пошли вы вместе с отцом знаешь куда?

Когда он сказал, куда им идти с отцом, мать от возмущения не могла вымолвить ни слова, а лишь как рыба безмолвно открывала рот.

Вскоре пришел Димка, и они с Сергеем, запершись в комнате, стали готовить дозу. Димка долго хлопал себя по руке и жаловался Сергею.

– Представляешь, Серый, эти вены от меня прятаться начали. Надо теперь другие места искать, чтобы ширяться.

– Давай я тебе прямо в сонную артерию вставлю, кайф словишь мгновенно, – предложил Сергей.

– Я тебе сам вставлю знаешь куда? Умник тоже мне нашелся.

Но Сергей, уже не слушая его, откинулся на диване и, закатив глаза к потолку, пребывал в прострации.

– Ну че, пойдем по банке пивка даванем, – предложил повеселевший Димка.

– Ты лучше бы мозгами пораскинул, где мы с тобой на ширяло бабки искать будем.

– А че думать, надо хату одну брать. Дело верняк, по наводке моего кореша. Хозяева откидываются на пару неделек в отпуск, хата пустая. Видики-мидики, побрякушки разные, может, и зеленых найдем. Сейчас люди запасливые.

– А как дверь вскроем?

– Зачем дверь, пусть стоит себе. Мы через балкон. Кореш тот как раз через стену живет в соседнем подъезде. Балконы смежные. Решеток нет, все-таки двенадцатый этаж.

– О’кей, братишка, заметано. Когда на дело?

– Завтра. Мужику тому пару пузырей поставим – и балкон наш.

На следующий день они пришли к Димкиному знакомому еще дотемна. После второй бутылки тот свалился на тахту и заснул. Когда перелезали с балкона на балкон, вниз старались не смотреть, все-таки страшновато. На соседнем балконе Димка обклеил часть стекла бумагой и обвел стеклорезом. Через отверстие в стекле легко открыли дверь балкона и не таясь зашли в квартиру. Прошли из комнаты в коридор. Там горел свет. Это сильно озадачило друзей.

– Ты же говорил в хате никого нет, – прошептал Димка.

– Мне это тоже говорили, и что из того?

В это время дверь в ванную комнату открылась, и им навстречу вышла пожилая женщина в белой ночной сорочке с намотанным на голове полотенцем. Увидев двух парней, она охнула и, схватившись за сердце, рухнула на пол.

– Ну, Серый, – засмеялся Димка, – видишь, какие мы страшные, сама копыта отбросила, а то мокруху пришлось бы делать.

– Давай сматываться отсюда быстрее, – предложил Сергей.

– Что, в штаны уже навалил, дела надо доделывать до конца.

В это время женщина открыла глаза и дрожащим голосом спросила:

– Вы кто такие, что вам надо? Уходите сейчас же, а то я закричу.

Димка кинулся на нее и, сорвав с головы полотенце, засунул его в рот женщине. Та стала вырываться.

– Чего стоишь, Серый? Помогай мне ее держать.

Сергей сел женщине на ноги.

– Держи ей руки, а я пока сбегаю на кухню, что-нибудь поищу.

Женщина продолжала сопротивляться, и Сергей с трудом удерживал ее. Прибежал Димка с кухонным ножом и ударил им два раза в грудь женщине. Тело ее конвульсивно дернулось и затихло.

– На нож, отнеси его на кухню и вымой, – распорядился Димка, – а я по квартире пошарю.

Сергей встал. Пошатываясь как пьяный, он хотел идти на кухню, но поскользнулся в луже крови и упал. Падая, ухватился за шкаф. Шкаф с грохотом свалился на ногу Сергея. Он дико заорал от боли. Прибежал испуганный Димка.

– Что случилось?

– Нога, моя нога! – продолжал орать Сергей.

– Да тише ты, всех соседей переполошишь. Сейчас помогу.

Он поднатужился, приподнял шкаф. Сергей с трудом вытянул ногу. В это время стали звонить в дверь.

– Все, корешок, – сказал Димка, – пора сматывать удочки.

Сергей попытался встать, но тут же, закричав от боли, сел на пол.

– Помоги мне, – попросил он.

– Ты че, с башкой не дружишь. Тут и со здоровыми ногами трудно с балкона на балкон, а у тебя, по всей видимости, перелом. Нет уж, корешок, сам виноват, сам и выбирайся.

В это время снова стали настойчиво звонить. Димка заметался по квартире, соображая, что ему прихватить. Взгляд его упал на видеоплеер. Выдернув шнуры, он подхватил его под мышку и устремился на балкон.

– Диман, ты сука! – крикнул ему на прощание Сергей.

– Сам знаю, – обернулся тот, – но ничего не поделаешь, жизнь такая паскудная.

Когда Димка уже перешагивал на перила соседнего балкона, нога вдруг поехала в сторону и соскользнула вниз. Он еще держался одной рукой за поручень. Ему бы выбросить видеоплеер, чтоб освободить вторую руку, да только жалко дорогую вещь. Тут еще откуда ни возьмись появился черный кот и сказал человеческим голосом:

– Не вздумай бросать видик, вещь ценная.

– Сам знаю, – с раздражением сказал Димка и полетел вниз. Видеоплеер отпустил только между девятым и восьмым этажом, но это уже не помогло. Закон притяжения действовал неумолимо и с ускорением.

Сергей сидел в коридоре, прислонившись спиной к стене. Рядом лежало бездыханное тело убитой женщины. Из дверей кухни вышел черный кот. Он подошел к луже крови, понюхал ее и одобрительно гмыкнул. Подойдя к Сергею, присел напротив него и сказал:

– Хорошо сработали, молодцы.

– Я ее не убивал, – сказал Сергей.

– Я все видел, – сказал кот, – но меня все это мало интересует, этим занимается шестой убойный отдел, а я сотрудник пятого особого отдела. По нашему отделу проходят только нарушители пятой заповеди.

– Какой такой пятой? – не понял Сергей.

Он присматривался к коту и порой обнаруживал, что это вовсе не кот, а маленький черный человечек с хвостом.

– Не забивай себе голову лишней информацией, – махнул лапой кот, – незнание заповедей не освобождает от ответственности. Лучше их не знать, спокойней спишь. Да, времена меняются, – философски заметил кот, – раньше, буквально лет двести назад, ну еще от силы сто, по нашему отделу редко кто проходил. Шестой отдел, тот всегда бесперебойно работал, почитай, с самых времен Каина. А в нашем отделе одно время даже штат сотрудников хотели сократить. Но теперь, слава Люциферу, мы вышли по показателям на особый уровень. Работать стало интересней и веселей. Что, болит нога-то? Это тебе твоя родная бабка подсуропила. Выпросила у Распятого, чтобы твой небесный секьюрик в дело вмешался. Вот он тебе шкаф-то на ногу и опрокинул.

– Как же она так могла? – простонал Сергей. – Ведь я ей даже попа привел, как и просила.

– Я всегда говорил, не делай добра, не получишь и зла, – промурлыкал кот, – а ведь как хорошо все было задумано. Парный беспарашютный прыжок с двенадцатого этажа – и весь мир перед тобой. Все эстетическое удовольствие от проделанной работы твоя бабка испортила. Ну, пойду отчет писать. Хотя дело еще не завершено, это только начало. Если постараться, за пару месячишек можно управиться.

Отец Сергея до суда не дожил. Весть о случившемся с сыном отозвалась обширным инфарктом. Адвокат пообещал матери скостить срок наказания Сергея до минимума. Для этого понадобились большие деньги, так что квартиру пришлось продать и переселиться в однокомнатную малосемейку завода «Металлург» на окраине города.

Когда Сергей сидел на заседании суда, то увидел, как рядом с его решеткой сидит тот самый кот, сотрудник пятого особого отдела. Кот подмигнул ему, как давнишнему знакомому. Сергей спросил:

– Ты можешь засвидетельствовать, что я не убивал?

– Конечно, могу, – охотно согласился кот, – хотя лжесвидетельствовать мне намного приятней, но чего не сделаешь ради клиента.

Когда Сергей попросил суд заслушать его свидетеля и указал на кота, судья тут же прекратила заседание и отправила подсудимого на дополнительную психиатрическую судмедэкспертизу.

– Эта судья порядочная сволочь, ты мне уж поверь, – успокаивал кот Сергея, – она у меня по отделу проходит в качестве подозреваемой, так как очень редко навещает своего больного отца.

Буквально через два месяца мать Сергея было не узнать. Когда-то цветущая женщина, она превратилась в развалину. Гипертония и прогрессирующий сахарный диабет сделали свое дело. На ноге началась гангрена. Положили в больницу. Еще через месяц она скончалась после ампутации обеих ног.

Сергей после лечения в психиатрической больнице был направлен в колонию строгого режима, для отбывания довольно-таки длительного срока. В этой колонии заключенными была построена часовня во имя преподобного Сергия, игумена Радонежского. Сергей стал очень религиозным человеком, старался не пропускать ни одного богослужения. Часто исповедовался и причащался. Был добр и миролюбив со всеми, кроме котов. Их он просто не переносил. Никто не мог взять в толк, чем была вызвана такая нелюбовь к этим в общем-то миролюбивым Божьим тварям.

Апрель 2005. Самара