Текст книги "Охота пуще неволи"

* * *

В семь утра Алексей, свежий, выбритый, уже сидел в своем кабинете. Работы бумажной скопилось, как всегда, много; кое-какие бумаги по срокам уже находились «на грани» сроков исполнения. До обеда занимался именно этими делами: отчеты, списание ГСМ, проверка ведомостей, составленных егерями, выписка разрешений на добычу диких животных, квитки по дому охотника и рыболова и многие другие важные отчетные документы привел более или менее в порядок. Периодически отвечал на звонки или звонил сам. Несколько раз вызывал к себе директор.

Не заметил, как опустел лесхоз – все ушли на обеденный перерыв.

Антонович кашлянул:

– Алексеевич, может, я на обед отскочу на служебно машине?

– Езжай, я не пойду никуда. Чаю здесь выпью. Работы много, хочу до пяти все с большего завершить.

– Там я видел три машины с соседнего района – приехали охотники. Человек пятнадцать.

– Так пусть зайдут, позови.

Антонович ушел, спустя время в дверь постучали.

– Входите.

В кабинет вошли четверо незнакомых мужчин:

– Здравствуйте, Алексеевич. Мы из соседнего района. Узнали, что у вас сегодня собрание в кинотеатре, решили тоже послушать. Не прогоните?

– Нет, конечно. А ваш охотовед Тренченков не приедет?

– Да мы не в курсе, мы сами по себе.

– Ну, рассказывайте, что у вас интересного?

Они почти целый час беседовали. Охотники жаловались, что в районе процветает браконьерство, зверя мало, цены на путевки высокие, егерей заставить работать невозможно: зарплата низкая, чуть что, сразу увольняются. Охотоведом работает бывший милиционер. Отставник.

Алексей слушал и с горечью думал: «Вот беда. Не только у нас. Почти везде серьезно власти не воспринимают проблему. И вот показатель: у соседей численность диких зверей падает из-за перебора в добыче, не учитываются добытые браконьерами звери, добытые волками, падшие по другим причинам. Учеты проводятся не на должном уровне. Сколько недаработок, а в целом все сводится к неоправданным потерям. Там зверя бьют, места обитания остаются пустыми. И мой зверь уходит на пустые площади. Так устроен дикий мир: пустующих угодий не бывает. Сколько здесь не бейся, если у соседей пусто, то будешь зверя растить и охранять для соседей, где их браконьеры и волки уже ждут.

Поговорив с охотниками, записав их адреса и телефоны, попрощался до вечера, до встречи на собрании. Очередной звонок телефона оторвал от рабочих забот, звонила жена:

– Ну, привет, солнце! Леша, ты уже совсем не звонишь, я даже не говорю, что не приезжаешь. Домой тебе звоню третий день. На работу звоню. Нигде нет. У тебя все в порядке?

– Да, вроде бы. Работы много.

– У тебя всегда работы много! А мы беспокоимся. Можно позвонить домой хоть раз в день?

– Домой, Таня, мне звонить некому, там пусто, как ты знаешь.

– Леша! Дом там, где семья. А там, где ты живешь – это не дом. Это твоя… берлога волчья!

– Таня! У волков не бывает берлог. У медведей! И то – только на зиму.

– Берлога, Леша, у того, у кого нет семьи, нет дома, нет детей, нет желания видеть детей, семью, жену, в конце концов. Вот у кого берлога, а не у медведя!

– Так, так, не кипятись. Я уже давно собираюсь приехать. Мяса приготовил. Целого поросенка. Я только немного себе отрезал. На днях привезу, не буду через людей передавать оказией. А ты чего не приезжаешь в мою, как ты говоришь, берлогу. Страшно?

– Чего-то мне страшно, Леша? Первый ли день замужем за тобой! Ты же сам сказал: без звонка не приезжать. Вот я и звоню, а все бестолку. Дети просятся к тебе, а что им скажу? Так и говорю – забыл вас ваш папка. Может, себе там уже новую жену завел…

– Ты не городи, Таня, ерунды, – прервал её Алексей, – не надо учить детей заранее иметь претензии ко мне. Пусть собираются, я завтра-послезавтра приеду, заберу с собой.

– А практика? А лагерь? А к бабушке? Я уже не говорю о том, чтобы побыть всем вместе здесь.

– А почему там? А почему не побыть вместе здесь?

– А работа моя?

– А моя работа?

– А ты, Лешенька, четыре года не был в отпуске. Мне в профком позвонить? Почему бы тебе не взять отпуск, не приехать как человеку, отцу, мужу, в конце концов, – голос ее задрожал, – приехать домой, потому, что твой дом здесь, – и она шмыгнула носом.

– Давай я приеду, разберемся!

– А что разбираться, Леша? Мы тебе не нужны, я не нужна. Я так больше не могу и не хочу. И замужем – и без мужа. Если так и будет продолжаться, я подам на развод.

– Как будет продолжаться?

– Ну ты что, не понимаешь или притворяешься, как всегда? – она все-таки зарыдала и бросила трубку. Алексей несколько раз набрал ее номер, никто не поднял трубку…

В четыре вечера приехал к кинотеатру. У входа толпились мужики в совершенно разных нарядах: кто-то в камуфляжах, кто-то в костюмах при галстуках, кто-то вовсе в рабочей одежде. Собираясь в маленькие группы, обсуждали свои охотничьи будни, смеялись, разводили, как обычно, руками, показывая, размеры пойманной «буквально вчера» щуки. Завидев охотоведа в парадной форме, как у прокурора, в фуражке и со звездочками на петлицах, притихли.

– Здравствуйте, здравствуйте, – отвечал налево и направо Алексей, проходя по холлу кинотеатра. В зале уже установили аппаратуру, позволяющую проецировать на экран фильм с видеокассеты. Фильм любительский, снятый самим Алексеем служебной камерой. Четыре поры года в охотхозяйстве. Весна… Охота на гусей, тетеревов, уток, вальдшнепов. Посев кормовых полей, ремонт биотехнических сооружений. Лето! Охота с вышек; засидок на сельхозпотравах; охота на косулю во время гона; охота на волков на вабу; открытие охоты на уток; уборка урожая; борьба с браконьерами. Осень: охота на оленя на реву; охота на кабана загоном, с собаками; открытие охоты на пушных; выкладка кормов. Зима: охота с вышек; охота на волков с флажками; учеты диких животных; подкормка диких животных на подкормочных площадках; и опять браконьеры.

Ровно в семнадцать ноль-ноль поднялся на сцену. В отличие от существующих традиций, президиум не собирал. Один сел за стол, снял фуражку и положил на стол рядом с одним единственным листиком и ручкой. Приветствуя охотников, поблагодарил их, что нашли для себя время и желение собраться здесь на эту встречу. Представил делегацию из соседнего района – по залу прошелся оживленный гул. Охотники живо обсуждали эту новость, не скрывая на лицах удовлетворение: вот, мол, у нас как! Не то, что у соседей!

Алексей попросил охотников просмотреть получасовой фильм, пока еще подъезжают и подходят опаздывающие. Когда фильм закончился и включили свет, в зале раздались редкие аплодисменты, а затем дружные рукоплескания: многие с удивлением узнали себя и на охоте, и на проверке документов, и на заготовке кормов.

Алексей рассказал присутствующим (около трехсот человек) охотникам о проделанной за полгода работе. Остановился на раскрытии нашумевшего дела по браконьерству на железной дороге, не вдаваясь в подробности. Определил задачи хозяйства, рассказал о планах, ответил на все многочисленные вопросы: о заказнике, об организации зоны для выгула охотничьих собак, о выставках, о соревнованиях, о выделении транспорта для общества охотников, о ценах на охоту. Вопросы задавали до восьми вечера. Наконец Алексей поблагодарил всех за участие в собрании и предложил оставшиеся вопросы решать в рабочем порядке у него в кабинете по понедельникам и пятницам, когда у него официальный приемный день.

Выходя из кинотеатра, охотники садились в машины, собирались в группки: ясно, что продолжение собрания они запланировали где-то в своих, только им известных, местах. Естественно, с непременным атрибутов этих «дебатов», позванивающим в их сумках.

Алексей усмехнулся: у его УАЗа стоит уже человек шесть.

– Алексеевич! Поехали с нами!

– Нет, с нами, у нас банька.

– А у нас уха!

– А у нас хозяйка холостая!

– А у нас водочка холодная!

Алексей с улыбкой всем отказал, сославшись на ждущую его жену и детей. Все сделали вид, что поверили, и огорченные, разошлись к своим машинам.

Алексей сел в свою машину:

– Поехали, Антонович, домой.

– Алексеевич. Как же? Наши егеря на озере ушицу заварили. Там Миша командует. Да и Болохин вон ждет, – он указал на Петровича, поглядывающего на машину, стоя в компании охотников.

– А кто там еще будет?

– Никого, только свои. Это ж, Алексеевич, теперь у нас в районе новый праздник – ваше собрание. Все отмечают, а мы, что, левые?

– А где рыбу взяли на уху?

– На удочку Мишка наловил, – хитро сощурил Антонович.

– Вот я покажу когда-нибудь эту «удочку». Ладно, поехали. Зови Сашу!

По пути Алексей попросил остановить у магазина. Купил бутылку водки, бутылку минералки, курить.

На берегу озера весело горит костер. В котелке вариться уха, на покрывале у костра расположились егеря и охотовед. Это уже второй котелок, второй «замес» ухи. В разговоре, в основном об охоте, о работе незаметно пролетел вечер. Звездное ночное небо угадывалось над головой.

Алексей, подперев голову ладонью, наслаждается теплом костра, размеренной беседой егерей. Не вмешивается, пока они, разгоряченные внезапно возникшей проблемой, не обращаются к нему с вопросом. Отвечает, обдумав ответ, чтоб не обидеть ни одну из сторон. А сам думает о своем. Мыслей много: и попроще, и неразрешимых в данную минуту. Надо ехать в город. Надо ехать к семье. А почему-то, как раньше не было никогда, что-то держит, что-то и не очень хочется. Решил все-таки завтра на ночь уехать к семье, с тем, чтобы утром следующего дня быть уже на работе. Сам себе не хотел признаваться, что ехать-то и не особо тянет, как раньше, когда почти каждые свободные дни уезжал к семье.

Весь следующий день провел в кабинете. Закончил все возможные отчеты, подписал все акты, согласовал все планы. С утра провел осмотр всех рабочих дневников егерей, записав себе в блокнот замечания. К шести вечера, загрузив в свою «Волгу» замороженную тушу, отправился в областной центр к жене и детям.

Подъехал к дому вечером. По обыкновению соседки-домохозяйки и старушки затихли при виде его черной «Волги», внимательно проследили, как он с трудом занес на плече в подъезд «что-то большое, завернутое в целлофан», вернулся к машине, и только возвращаясь в подъезд во второй раз со спортивной сумкой, поздоровался с соседками. Когда скрылся за новыми металлическими дверями, не преминули обсудить событие:

– Наверное, целого оленя или лося поволок егерь наш! Везет Таньке: и дома, и замужем!

– Да, вот алименты платит на почте, и так деньги присылает! Мясо и рыбу бесплатно привозит! Что еще надо?

– А наши мужики – ни рыба, ни мясо, и ни грошей. Только что свои пьяные морды! И делов-то!

– Чего-то пьяные? Вон, Гришка почти не пьет. Молодец!

Так, или почти так, обсудили соседи приезд Алексея и перешли к основной теме: выборам Президента России.

Таня уклонилась от поцелуя в губы, подставила щеку. Ткнувшись носом в щеку, Алексей чмокнул, неловко взял ее за плечо и попытался обнять. Она опять увернулась:

– Ну, соскучился? Говори, изменник, как меня любишь?

– Сильно! Вот сколько, – он широко размахнул руки, показывая «сколько» и внезапно опять обнял ее, сжал в объятиях, – так соскучился, так заждался, а ты все не едешь и не едешь. Вот и приехал. Сам!

– А что привез? Если косулю – неси сразу назад. Не хочу. Она сухая, готовить ее долго…

– Нееет. Что надо, то и привез. А вот смотри, что детям привез! Он достал из спортивной сумки коробку, затем другую.

– Это вот Игорю: БМВ на пульте с управлением. Это Антону: новая игрушка-стрелялка, электронная приставка.

– Ну вот, Леша. И так в телевизоре весь кинескоп «посадили». Будешь новый покупать!

– Ну купим. Этот и вправду уже старый. Пора.

– А мне ты что привез?

– Тебе я привез себя! Пойдет?

Он достал из сумки коробку конфет, бутылку вина.

– Леша, Леша! Ты не думаешь, что я вино не пью. И тебе не советую. Лучше бы цветов купил. Ты когда в последний раз мне цветы дарил, а?

– Мать, я не помню. Извини. Наверное, когда из роддома забирал. Следующий раз, ладно?

– А, сколько раз обещаешь, обещаешь!

– Таня, а вот еще тебе, – он достал из кармана коробку с духами, – возьми, я не знаю, понравятся ли?

– Ой! Спасибо! Как хорошо пахнут! – она обняла Лешу и поцеловала уже в губы. – Спасибо, муж. Что-то случилось у тебя в лесу?

– Чего это?

– Ты, наконец-то, научился духи выбирать. За столько лет. Впрочем, у тебя ж учителя хорошие, да, Леша?

– Какие учителя, Таня? Я заехал в парфюмерный магазин, попросил девчат, они мне посоветовали, вот и все.

– Да? А я думала, ты сам выбирал. Эх ты, чудо лесное. Кушать хочешь?

– Вообще-то да! Я сегодня еще не ел.

– А ты когда поедешь обратно?

– Вот тебе и раз, – Алексей досадливо поморщился. – Я ж еще и не раздевался.

– Ой, Лешечка! Я не удивлюсь, если ты скажешь, что у тебя дела, и ты уже уезжаешь.

– Ты не удивишься? Я такой хам, по-твоему?

– А что? Не было такого разве?

– Таня, может, я все же пройду?

– Это, смотря насколько ты приехал!

– Это что, условие?

– Да! Если рано утром захочешь уехать, то стоит ли городить огород? У тебя телефон. Позвони и скажи, что останешься на два-три дня. Или вообще, что уйдешь в отпуск. Ты же начальник! А то не успеет приехать – сразу собирается.

– Я действительно должен быть завтра на работе.

– Серьезно?

– Что в этом такого?

– Ничего! – Она отвернулась, поставила духи на трельяж, стоящий в прихожей, и пошла в зал, села на диван, включила телевизор. Алексей остался стоять между кухней и прихожей.

– Таня, а Таня! Ты рада, что я приехал?

– А ты как думаешь? А с чего мне радоваться, если ты утром уезжаешь? С чего? Приехал, отметился, переспал, как… как… с любовницей, получил свое и пока-пока.

Алексей не стал дослушивать, вышел в подъезд, закурил. Где-то в комнате слышен крик играющих детей. Сердце защемило. Очень хочется увидеть детей, но домой идти неохота. Подошел к машине, открыл дверь. Так хотелось, чтоб она вышла, подошла, обняла, позвала в дом. Что-то приготовила пахучее, вкусное. Что-то говорила бы веселое, беззаботное.

Алексей завел машину, включил передачу, медленно выехал со стоянки, медленно проехал возле подъезда, выехал на улицу. Посмотрел в зеркала – никого. Нажал на педаль газа. Через два часа он уже загнал машину во двор, закрыл ворота, взошел на крыльцо дома. Ключ лежит под ковриком. Вошел в дом. Тишина, пахнет родным гнездом, где-то наверху бормочет приемник, у соседей уже начали кукарекать петухи – приближается ранний летний рассвет, а пока еще темно. И на душе скребут кошки. Неужели так и должно быть? Куда все подевалось? И кто все же виноват во всем этом недоразумении? А в недоразумении ли? А может, все уже давно решено? Может, просто не хочет она его? Может, и любовника завела там? А почему бы и нет. Ведь и у него есть женщина. И хотел поговорить, да психанул, как обычно…

С этими невеселыми мыслями, отложив душ до утра, поднялся в спальню, разделся и сразу же уснул.

* * *

Елена Анатольевна – заведующая магазином продуктов, красивая стройная брюнетка с большими красивыми черными глазами в это утро работала у себя в кабинете. Подшивала накладные, сверяла с записями в журнале, когда услышала шум в торговом зале и крики продавцов. Быстро выбежала из кабинета в зал, где увидела страшную картину: трое молодых парней стоят у стойки с холодильником; у одного из них разбит нос, у одного пол-лица поменяло цвет с обыкновенного на лиловый. На полу зала лежат двое мужчин. Один сверху держит второго одной рукой за горло, а второй рукой выкручивает руку, лежащего внизу мужика, в которой зажат нож. Наконец, нож выпал. Верхний мужчина ударил кулаком в лицо нижнего, встал, отряхнул колено и зло бросил пацанам у витрины:

– Что стоите, щенки? Или валите отсюда, или добивайте этого, пока он вас на пику не подсадил, молокососы бестолковые.

Парни сразу же рванули к выходу, стоящий мужчина поднял ногу и сильно ударил в бок ногой лежащего на полу и пытающегося подняться мужика:

– Не вставай, баклан, пока я тебе совсем макатырку не разбил, ясно?

Тот уткнулся головой в пол, ничего не отвечая.

Стоящий мужчина провел взглядом по залу. Глаза Елены и его встретились. Сердце захолодело. Глаза этого мужчины, зеленые, злые, звериные, вдруг улыбнулись. Улыбнулись именно ей, и он подошел к ней. Бесцеремонно приподнял бейдж на ее халате и прочитал подпись:

– Так, так. С Вас причитается гражданка «директор магазина». Еще б несколько секунд, и у вас кровищи бы было. Хорошо, что я зашел курить купить.

– Что вообще тут происходит? Мы сейчас милицию вызовем, – и, взглянув на делающего попытки подняться избитого мужчину, вскрикнула:

– Девочки, вызываете милицию. Он встает.

– Не надо вызывать милицию, лучше в «скорую» звоните. «Девочки. Хм!».

Он подошел к поднявшемуся избитому, взял его за руку и ворот куртки, вывел на крыльцо и ударом в челюсть отправил последнего в полет над ступеньками. Пролетев по воздуху все крыльцо, дебошир ударился о землю и затих, не подавая признаков жизни. Прибежавшая следом заведующая закричала:

– Что Вы сделали? Вы ж его убили!

– Не кричите, дамочка, а то он опять проснется и придет к Вам на разборки. Или за ножом, что лежит там на прилавке. А так, полежит-полежит, подумает за жизнь свою паршивую, встанет и уйдет. Даже не вспомнит, что был у вас в «гостях» … Так, ладно, я пошел. Хотя я сигареты забыл купить. Пойдемте, что ли. Пусть полежит, я ему ничего не сломал, сам доберется, можете не сомневаться…

Они вошли в магазин, где их встретили перепуганные продавцы и редкие в этот утренний час покупатели.

– А кто Вы? Как хоть Вас зовут?

– Меня не зовут. Я сам прихожу. А так, я Сергей Петрович. Можно просто Серёга. А Вас?

– Меня зовут Елена Анатольевна! А вы… свою фамилию можете сказать.

– И паспорт показать! Только вечером. Вы во сколько закрываетесь? – он оглянулся на двери, – в двадцать ноль ноль! Разрешите, Елена, я вас проведу домой!

– Нет, нет, спасибо. Я сама!

– А если этот фраер придёт?

Лена замолчала, поглядывая на двери, потом, собравшись, ответила:

– Не надо меня провожать. Спасибо. Меня есть кому и провожать, и встречать. До свидания. Девочки, кто-нибудь зайдите ко мне и обслужите, пожалуйста, вот… товарища… Сергея.

Она ушла в кабинет, куда вскоре пришли продавцы с хлебного отдела и рассказали, что вот этот… избитый с ножом хотел прямо в магазине порезать своих сотоварищей. Тех, которые потом убежали. Он их бил, они хотели ему сдачи дать, а он достал нож… А потом в магазин вошёл… этот… Серёга. Он посмотрел на драку, скрутил того, что с ножом, хоть тот хотел и его ударить ножом. Всё остальное уже видела своими глазами заведующая. Она всё же позвонила в милицию. Там спросили о том, есть ли раненые, есть ли свидетели. А раз ничего этого уже нет, то и звонить, отвлекать от работы не стоит. Лена вздохнула, положила трубку, глянула в окно.

«Потерпевший» уже поднялся на ноги и, держась за забор, потихоньку стал двигаться от магазина, как обещал тот… Серёга. Ну и глаза у него, как у тигра. Хищные, жгучие, злобные – она передёрнула плечами. А вот у Лёши глаза другие. И хотя тоже такие строгие, внимательные, настороженные; с грустинкой, но добрые. И бывают ласковыми. Она не может их представить злыми. Хотя работа у него такая опасная. И звери, и браконьеры, и вообще – лес, безлюдье. Как ей хотелось попасть на то собрание, что он проводил в кинотеатре. Случайно подслушала на следующий день разговор в автобусе мужиков, наверное, охотников. Хвалили его, а ей было приятно слышать. И почему? Чужой человек, женатый. Но как хорошо с ним! Как спокойно, непринуждённо, как тепло и ласково, как трепетно и нежно… Но вот уже второй день, второй вечер она не может ему дозвониться. Звонила подружке в лесхоз, та сказала, что его на работе не было, только сегодня и появился. Обидно, что не звонит он ей. Может, обиделся за что-нибудь. Но и она больше звонить не будет. Мало ли что сама себе напридумывала. Мужики все одинаковые, а она это узнала, к сожалению, не понаслышке, за последние пять лет после развода со своим мужем – пьяницей. Все одинаковые: и женатые, и холостые обращают внимание только на её талию и грудь. А вот Лёша, казалось, не такой. Он тоже любуется ею украдкой, она это замечает, но он не торопит, не затягивает в кровать сходу. Хотя… Было же у них уже один раз – целая ночь. Какая ж это ночь! Лена вспомнила, и глаза её опять повлажнели. Как ей было хорошо с ним. Она уже стала забывать, что она женщина, что и ей может быть хорошо. А с ним всё так просто, так естественно, как будто они всю жизнь вместе, как будто она рассказала ему сама все свои тайны. Ан нет. Он сам всё понял, сам всё узнал, сам всё истребовал.

Рука сама тянется к телефону. Трубку сняли, она услышала его родной для неё голос, немного с хрипотцой, немного раздражённый, немного уставший:

– Да, слушаю Вас!

Она растерялась. Что сказать? А вдруг он уже и забыл о ней?

– Алексей Алексеевич? Здравствуйте!

– Здравствуйте, извините, а кто это?

Сердце совсем упало. Зачем звонила? Что сказать? Она замешкалась, прикусив губу:

– Алексей Алексеевич! Я, наверное, не вовремя?

– Ох, Лена, Елена Анатольевна! Я тебя и не узнал, извини. Я так ждал твоего звонка. Или, чтоб ключик у меня из-под коврика кто-нибудь забрал!

– Не обманывайте, Алексеевич, бедную женщину. Я Вам звоню, звоню, а Вас нет и нет.

– Лена, я тут двое суток мотался. Давай сегодня я тебя заберу с работы? А там по ходу решим, останемся у меня или как?

– А «или как» – это что?

– А это значит, что в любом случае я тебя подвезу домой. Договорились?

– Хорошо. Я в полдевятого обычно выхожу.

– Ну и прекрасно. Я буду на машине. Не прощаюсь и …целую тебя, – перейдя на шёпот почему-то, ляпнул он, – целую крепко…

– И я тоже, Лёша! Пока…

Лена положила трубку. Он сегодня приедет. А если бы она не позвонила, сама напросилась? Да ладно! Что в этом такого – и сама с себя засмеялась: как девчонка перед свиданием. Мы взрослые люди, и то, что он изменяет своей жене со мной – это не моя вина. В большей мере – это её проблемы. Живёт она там, в «столицах», бросила его одного здесь. Одними пельменями и пивом мужик питается, а ещё женат.

В дверь постучали.

– Войдите!

В кабинет вошёл мальчишка с большим букетом роз:

– Вы тётя Лена?

– Допустим!

– Вы здесь главная?

– Да!

– Вот Вам цветы от Серёги и записка. Возьмите!

– От какого Серёги?

– Он сказал, что Вы знаете, он сегодня с вами познакомился. Всё, я пошёл.

– Постой, постой. А где он тебя нашёл, ты кто?

– Я просто, сам себе. А он подвёз меня к магазину, дал цветы и записку, сказал, чтобы я Вам отдал. Дал мне за это денежку и уехал.

– А его точно Серёгой зовут?

– Да! Он здоровый такой, с татуировками. Он сказал, что вы его узнаете по записке.

– С татуировками, говоришь? – Лена вспомнила сегодняшнего «Рэмбо». – Ладно, мальчик, спасибо, денежку я тебе не дам. А вот мороженое попроси любое, тебе дадут. Скажи, что я разрешила.

Мальчик ушёл. Лена развернула записку: «Леночка. Я от Вас без ума. Хочу, чтоб Вы стали моей. Сергей». Круто он, ничего себе! Что за самоуверенный тип. В дверь заглянула продавщица Аллочка:

– Леночка Анатольевна. Там мальчишка от вашего имени мороженое требует!

– Запиши, Аллочка, я позже оплачу, вечером.

Хо-ро-шо! – протяжно удивилась Аллочка и бесшумно закрыла дверь.

Лена взглянула на букет, на записку. Записку порвала, а букет поставила в вазу.

Рабочий день закончился. Кассу сдали, магазин поставили на сигнализацию. Скрипнув тормозами, на противоположной стороне дорог, остановился УАЗ. Сердце учащённо забилось: приехал! Не виделись-то всего три дня, кажется, что целую вечность. Как захотелось выбежать ему навстречу, броситься, обнять, поцеловать, услышать его бархатный голос, почувствовать его запах, увидеть его и утонуть в его объятиях. Она еле-еле сдерживает себя от этих девичьих желаний. Улыбаясь, подошла к бровке дороги; Алексей, открыв дверцу, улыбается из машины.

Внезапно, стоящая поодаль иномарка, на которую Лена и Лёша не обратили до этого внимания, резко сорвавшись с места, подкатила прямо к Лене. Дверца распахнулась, за рулём оказался Сергей с татуированными кистями рук:

– Привет, Лена! Я за Вами, как и обещал. Карета подана, присаживайтесь.

Лена опешила:

– А я не заказывала карету. За цветы, спасибо, очень красивые розы. Я надеюсь, что я Вам ничего не должна?

Алексей вышел из машины и направился к ним.

– Как не должны? Я бандитов-жуликов сегодня разогнал? Вот и разрешите за это проводить Вас домой. И всё.

– Всего-то? Спасибо, не надо. За мной уже приехали, – она указала на УАЗ, стоящий напротив и идущего к ним Алексея в своей обычной повседневной форме.

– Во, блин. Где-то я видел этого прокурора? А-а! Алексеевич! Доброго Вам здоровья, охрана природы! Вы уже поправились? Говорят, что по дороге домой как-то ушиблись. Головка не болит?

Алексей уже подошёл вплотную и хорошо слышал слова хозяина иномарки.

– Здоров, Алексашкинская шестёрка. Ты за мою голову не переживай, свою побереги, а то будет синяя, как, вон, твои клешни!

– Ах ты, скотина, – Серёга выскочил из машины, схватил Алексея за отворот кителя, – щас я тебя, гнида, по кускам разорву, как падаль!

Алексей резко ударил коленом в пах на голову выше себя бандита. Тот заорал, схватился за ушибленное место и, согнувшись, полез в машину.

Алексей схватил его за одежду и потащил из машины. Заметив, что у того в руке монтировка, ударил в челюсть, а затем и в лоб. Выронив монтировку на асфальт, Серёга осел спиной к машине. Глаза, казалось, смотрели в разные стороны, а потом и вовсе закрылись. Лена бросилась оттаскивать Алексея, который поднял монтировку и намеревался ещё раз перетянуть сидящего на асфальте.

– Лёшенька, не надо, ты убьёшь его. Пошли скорее, поехали.

Алексей бросил подальше монтировку, вытащил из замка зажигания ключи, положил себе в карман.

– Лёша, зачем ты ключи берёшь?

– Надо, Лен, – он сплюнул, – будет повод завтра договорить. Поехали. – Они сели в машину. Алексей включил передачу. – Может, покатаемся, ты, помнится, просила «на природу».

– Только давай заедем ко мне. Мне надо дома кое-что. Заедем?

– Конечно! Поехали!

Дома Лена переоделась в джинсы и свитер. Выглядела она совсем юной, женщину в ней выдавала округлость форм, плавность движений, глубокий пронизывающий взгляд. Смело уселась на переднее сиденье, скомандовала:

– Поехали!

Они проехали город, за городом Алексей свернул на дорогу вдоль речки; по лугу они проехали до изгиба реки, и вскоре город вообще исчез из поля зрения. На том берегу лес вплотную прижимался к реке красивой дубовой рощей, а на этом же, пологом, берегу росли ивы, крушины, в зарослях кустов смородины и ежевики. Остановившись недалеко от берега, Алексей помог выйти из машины Лене, они обнялись. Он долгим поцелуем задержал её губы. Лена, затаив дыхание, прижалась к нему, словно желая раствориться в этом мужчине, пахнущим и дорогим одеколоном, и бензином, и сигаретами и ещё чем-то таким знакомым, родным, тёплым, близким. Они погуляли по берегу, Алексей разложил небольшой костерок. Солнце скрылось за верхушками деревьев, а на излучине запел поздний соловей, как по заказу. Так славно, так переливчато, так незнакомо, что Лене показалось, что она смотрит и слушает всё это в кино. Пламя костерка медленно поглощало сушняк, собранный Алексеем, а они сидели у костра обнявшись и долго-долго о чём-то говорили, иногда переходя на шёпот, иногда – на смех. И комары куда-то исчезли, и наползающий вечерний туман не принёс холода. Они любовались природой, наслаждались теплом костра, пением соловья и общением друг с другом. Не заметили, как наступили сумерки, почти ночь.

– Ой, Леша! Надо ехать. Я обещала быть дома до ночи!

– Ну что ж, поехали!

– А ты не хочешь меня пригласить к себе?

– Хочу!

– А почему не приглашаешь?

– Лена! Мы едем ко мне. До утра, а под утро я отвезу тебя домой, ты придёшь тихонько, на цыпочках и ляжешь. И все подумают, что ты была всю ночь дома. Идёт?

– Ещё как идёт, конспиратор ты мой! – она обняла его, прижалась щекой к его лицу, – и всё равно не хочется уезжать. Так красиво здесь, так уютно с тобой. Спасибо, Лёша, что вытащил меня из города, – и уже совсем тихо на ухо, – и за то, что ты у меня есть. Где же ты был раньше?

– Не важно. Главное, что мы и здесь и сейчас вместе.

– А потом?

– И потом вместе. Несмотря ни на что!

– Ой, Лёша, Лёша. Я так боюсь, что влюбилась в тебя.

– Разве ж этого нужно бояться?

– Да, ещё как нужно, – она отстранилась и строго взглянула на него. – Ты женат, и это главное.

– Лена! Давай об этом никогда не будем говорить, а? Пока мне нечего тебе отвечать. А дальше что будет, я и сам не знаю, не то, чтобы сейчас загадывать. Ладно?

– Ладно! Извини. Поехали.

Она ловко запрыгнула на переднее сиденье. Алексей разбросал ночной костерок, притоптал яркие угольки. Уезжать и вправду не хотелось. Но, нужно всё-таки ехать: холодно и темно. Ночь. А их ждёт такое романтическое продолжение этой ночи! Он вскочил в машину, вскоре УАЗик с выключенными фарами выполз из тумана на дорогу и уже со светом направился по шоссе к дому Алексея. Лена бережно держала в руках три веточки колокольчиков, издававших в машине свой чудесный, ни с чем не сравнимый аромат. А в ушах у неё звенит нескончаемая трель соловья. Счастливая, она украдкой поглядывает на Алексея, сосредоточившегося на управлении автомобилем и казавшимся от этого таким чужим и недоступным, холодным и нереальным, что она даже потрогала его. Он тут же улыбнулся – и всё стало на свои места. Она даже не заметила, как они подъехали к дому Алексея и, лишь когда он собрался выходить, чтоб отворить ворота, она увидела, что они уже приехали. Сердце вновь заколотилось, она уткнулась лицом в цветы.

– Лена! Ты заходи, пока я с машиной тут разберусь на ночь. Ключ у тебя есть.

– Откуда?

– А ты подумай!

– Под ковриком? Ты его не убрал? – она быстро поднялась по ступенькам, приподняла коврик. Ключ лежал на «своём месте». Она открыла дом и несмело вошла. Пахло чужим, но до боли близким; не включая свет, она села на кухне, наблюдая, как он что-то делает под открытым капотом машины.

Встала, несмело открыла холодильник. Кусочек сыра и полный лоток яиц, начатая бутылка водки и замороженное «в камень» мясо в морозильном отсеке. «Холостяцкая хижина» – почему-то мелькнула весёлая мысль. Пока пришёл Алексей, она вскипятила воду в чайнике и поджарила на остатках маргарина несколько яиц. Поискала хлеб – в хлебнице пусто.

– Лёша. У тебя даже хлеба нет. Как ты так живешь?

– Да, ты знаешь, сам иногда удивляюсь. Но у меня есть сухари. – Он достал из кухонного шкафчика полбуханки чёрствого черного хлеба, – вот. Сейчас я из него буду хлеб делать. Для тебя лично.