Текст книги "Охота пуще неволи"

* * *

Как ни старалась, как не берегла своих чад дикая свинья, трое маленьких поросят уберечь не удалось. Один пропал, когда переходили всем стадом дорогу ночью. Внезапно из-за поворота вынырнули мощные фары, заскрежетали шины, скользя юзом на тормозах по асфальту. Свинья тогда бросилась на машину, стадо обежало стоящую машину с двух сторон. В суматохе пропал один поросенок. Его пропажу она обнаружила лишь на рассвете. Еще двоих потеряла, спасаясь от стаи бродячих одичавших собак. Собак было много, они непрерывно атаковали секача, отвлекая его от охраны стада, а часть собак бросилось в само стадо, посеяв суматоху, панику. Свинья собрала поросят возле себя и, громко ухая, увела их подальше от атакующих псов. Но двоих поросят собаки все-таки сумели отбить и разорвать на месте. Ради спасения остальных, она не бросилась их защищать, тем более, что изголодавшиеся собаки рвали поросят на части еще живыми. Собаки напали неожиданно, днем. Бросились на стадо со всем сторон с лаем. Свиньи отвыкли от лая, что и привело к панике. Они метались в разные стороны, топча своих же поросят. Последние, потеряв мамку, залегали в траве или пытались ушмыгнуть под ветки елок, но вездесущие псы настигали их, сбивали, кусали, грызли. Свиньи, уводя своих поросят и часть стада, слышали позади визг и писк поросят сквозь лай и рычание стаи собак… Лишь к вечеру все стадо собралось у водопоя с солонцом. Отсутствие разорванных или потерявшихся в пути порося, никого не огорчало. Лишь сами маленькие искали среди таких же своих братьев и сестер, испуганно оглядываясь черными глазками по сторонам.

Разогнав взрослых кабанов и подсвинков от соленого пня, свинья дала возможность малышам погрызть соленую древесину и землю, затем повела их к водопою. Многие дикие кабаны разлеглись тут же в грязи. Они щелкали клыками, хрюкали и пугали малышей, в страхе прячущихся под ногами матери. Приемыши считали ее своей матерью и давно забыли о том, что у них была другая мать.

В болоте уже налились ягоды черники и голубики, и хоть еще не созрели, но для кабанов они стали значительной частью их рациона, наравне с сыроежками, подосиновиками и лисичками. Разрывали муравейники, лакомились муравьями и их личинками, ковыряли сладкие корневища папоротника, доставали из коры ветровалов личинок короедов, если повезет – лакомились мышами или выпавшими из гнезд птенцами. На поля выводить стадо матка не решалась.

Несколько раз подходила к заброшенному среди леса полю, засеянному егерями. Но резкий запах человека и стоящие на поле неподвижные человеческие фигуры с распростертыми почему-то в стороны руками, заставляли бесшумно уходить, отказавшись от лакомых молочных колосьев.

Поросята растут у нее крепенькими, шустрыми, выносливыми и дружными. Молоко в вымени уже нет, но все они по привычке, ложась спать, захватывают своими крепкими губами жесткие, шершавые соски, и греются у мягкого теплого живота мамки.

Они уже хорошо узнавали тропинки, на лежке отходили от нее достаточно далеко, шустро убегая и огрызаясь на пытающихся их спугнуть или укусить других более взрослых кабанов. Они уже знали, что такое и кто такие волки и похожие на них собаки; они знали запах опасности – человеческих запах; они знали, что лисица опасна, но только пока они маленькие, а потом, когда они вырастут, они будут прогонять ее со своего пути; они уже знали запах и вкус разных грибов, ягод, кореньев; они знали, чем отличается опасная змея от неопасного и вкусного ужа. Мамка научила их ориентироваться в тысячах запахов, в сотнях шумов. Они, под защитой мамки, фыркали и клацали зубками на приближающихся чужих кабанов; они пугали трусливых зайцев; заставляли свернуться в клубок ежика; они уже умели, как взрослые, рыть пяточками мох, болото и даже землю в поисках червей и просто кореньев; они умели отыскивать под листвой старые желуди, вынюхивать скрытые подо мхом лисички и другие грибы и грибницы.

Мамка научила их осторожности, выдержке и прыткости в случае опасности. От нее же, от матки, они научились смелости, отваге, выносливости. Лето в самом разгаре, поросята здорово подросли, набрали в весе и уже перестали бояться самого главного и сильного в их стаде – секача, вечно сердитого, угрюмого, злого и остро пахнущего запахом самца. Когда-нибудь, грезилось им, и они станут такими же сильными и авторитетными, как этот секач или, как и мамка, которую уважают, бояться, и слушаются все дикие кабаны в стаде.

* * *

На завтра запланирована встреча со студентами выпускных курсов местного ВУЗа о проблемах природопользования и, в частности, об эксплуатации и сохранении популяций диких животных и птиц. Хотелось бы немного цифр, но браться за подготовку совсем не хотелось. Алексей набросал план доклада и положил в папку. Экспромтом будет лучше. Студенты – народ умный, и так забросают вопросами, если сделать интересный доклад. Доклад есть в голове, достаточно. Подошел к телефону. Хотел позвонить Тане, да передумал. Лене? Да! Но сначала набрал Болохина.

– Привет, Петрович, как дела?

– Нормально, Алексеевич. Возбуждаем уголовное дело. Оказывается, Олег-то этот – начальник, точнее директор мясоперерабатывающего кооператива. Там у него нет никакого контроля. Делают колбасу чуть ли не из собачины. Серега быстро раскололся, сдал Алексашкина и Олега по полной программе. Тут у нас один магазин незаконно сбывал продукцию без сертификата и вообще без ничего, деньги забирал Алексашкин. Короче, не остановился он. Сейчас в клетке, по соседству с Серегой. Пасечник под подпиской, но пойдет как свидетель. Дед, Сидорович, опознал бандюков, что к нему по беспределу приезжали. Этих отморозков тоже закрыли. Серега признался, что кроме дичи сдавали в кооператив краденый на подворьях скот. Представляешь, заезжали в деревне к какой-нибудь старушке, подпирали двери, забирали телку, или барана, или поросенка, бабку или деда пугали, что спалят живьем и уезжали…

– Ладно, Петрович. Об этом завтра. У меня в десять утра беседа в институте со студентами. Так что с утра меня не ищите там. Предупреди, пожалуйста, Антоновича, чтоб к двенадцати подъехал к институту, я ему звонить не буду, поздно, а сказать забыл. Хорошо?

– Да, да, Алексей. Что еще?

– Поедем на днях в командировку.

– Куда?

– Петрович, ты чего?

– Извини, Алексеевич, забыл. А на сколько сала брать?

– Дня на два. Предупреди свое начальство, что будем где-то по границам ездить, где нет связи.

– Хорошо, хорошо. Все?

– Все, Саша, доброй ночи, привет Петровне…

Положив трубку, задумался, круто развернулся, открыл холодильник, достал водку. Закусить нечем, достал несколько яиц, усмехнулся: «кормилица» – это он о своей курочке Рябе. Выпил полстакана водки, запил яйцом, крякнув, налил вторую половину и с ней же поднялся наверх. Расстелил кровать, выпил водку и лег. Уснул сразу и проснулся, как обычно, в полшестого утра. Приняв душ, побрился, приготовил яичницу с кофе, нетерпеливо поглядывая на часы. В семь часов вышел из дома, положив ключ под коврик. Магазин еще закрыт, но фонарь сигнализации не горит, значит, Лена уже на работе. Поднялся, постучал в двери, в окно. Дверь открыла Лена:

– Здравствуй, Леша! Я подумала, что покупатель уже с утра явился. Ты чего такой нарядный?

– Я иду в институт на лекцию. Хотел тебя увидеть. Вчера поздно с работы приехал, не стал беспокоить.

– А что-то случилось?

– Нет, то есть кое-что, даже не знаю, как сказать.

– У меня тоже есть кое-что!

– Ты серьезно? Говори!

– Сначала ты. Если с самого утра пришел, значит что-то серьезное, говори.

Алексей помолчал и неожиданно для самого себя сказал:

– Я очень скучаю. Давай сегодня встретимся. Отпросись дома.

– Глупенький. Я уже большая девочка, чтобы отпрашиваться. Да и мне, в отличии от тебя, не у кого отпрашиваться, Леша!

– Я имел в виду не отпрашиваться, а… ну, предупредить, что не придешь…

– Леша, – перебила Лена, – а почему ты так уверен, что я останусь? Что мне нужно отпрашиваться, а? Что молчишь? Это твой козырный ход: пришел, увидел, победил?

– Лена! Ты чего?

– А совсем ничего, Леша. Ничего не было и не будет больше. Вот чего!

– Ясно! Просто мне показалось…

– Это тебе, Леша. Алексей Алексеевич, вам это показалось. И всего-то.

– Может, объяснишь все-таки, в чем дело?

– Объяснять нечего, Леша! Маленький флирт. Я – одинокая, необласканная женщина. Могу я себе это позволить? А? Чего молчишь?

– Мне кажется…

– Не надо, Леша, чтоб казалось, я тебе второй раз говорю.

– Я думал, что тебе хорошо со мной, ты же говорила…

– Мало ли я чего говорила. Мне действительно хорошо с тобой. Было, Леша. Было!

– Я вижу, что что-то случилось. Ты можешь сказать?

– Нет, не могу, хотя… скажу. Ты… ты обманул меня. А я не переношу обманщиков. Не переношу бабников, ловеласов, я их ненавижу, Леша!

– А я, что – бабник? Почему ты так решила?

– У тебя, мой дорогой, – сколько жен было, сколько детей по свету бегает? Что молчишь? Говори, раз захотел сам.

– Лена! Странно, что ты у меня об этом спрашиваешь. Я тебе говорил и не скрываю. У меня есть жена и двое сыновей. Что еще?

Он отошел от нее, повернулся к окну.

– А еще, Леша?

– Что еще? Что ты хочешь у меня узнать? Что ты сегодня, не выспалась? Не с той ноги встала? Что еще?

– Еще у тебя была семья, дети!

– Ты с ума сошла, к чему этот дурацкий допрос? У меня есть одна жена, с которой я прожил… ну, лет пятнадцать, может, с половиной, если тебе угодно. И все. У меня двое детей, любимых детей, я тебе о них говорил. Это мои дети, и они всегда будут моими, если тебя это интересует. Но и об этом мы говорили. Если я тебя обманул, то чем? Я ничего не понимаю и понимать больше не хочу. Пойду я, Лена, мне очень жаль, что так получилось. Я ни разу тебя не обманул и никого не обманул. Если хочешь знать!

– А алименты? Кому ты платишь?

– Вообще – это не твое дело, но я скажу: алименты я плачу своим сыновьям, законным, которые живут с законной женой. Понятно?

– Ты… платишь алименты… Татьяне?

– Да, я плачу алименты Тане. До свидания, Лена. Разговора не получилось и вряд ли получиться больше. Извини меня, если в чем-то обидел. Такой вот я… получилось. Извини…

Он направился к выходу.

– Леша! Леша, постой. Подожди.

– Нам нечего и не о чем больше говорить, Лена. Ты зря влезла так… так… прямо уж… в мою душу. Алименты… это мое личное, мои дети. Если хочешь знать, то кроме алиментов я даю им деньги. Столько, сколько надо и столько, сколько могу. И никто мне в этом не указчик и не советчик. Вот чего от тебя не ожидал! Пока, пока.

– Леша, стой, Леша! – Лена бросилась за ним, однако, он хлопнул дверью у нее перед самым лицом, быстро сбежал по ступенькам, одел фуражку и быстрым шагом пошел на остановку.

Лена, прижав руки к груди, осталась стоять на крыльце, провожая его взглядом, полных слез, красивых глаз; в ушах у нее звучат его последние слова, сказанные уже на крыльце в никуда: «Все вы, бабы, одним миром мазаны…»

Доехав на автобусе до института, Алексей более-менее успокоился, и, шагая по коридору, полному студентов, сосредоточился на лекции.

На удивление, аудитория была заполнена полностью, у некоторых студентов даже приготовлены тетради и ручки для записей. Проректор представил Алексея, коротко рассказал о важности вопроса взаимного влияния человеческого фактора и природы и предложил слово Алексею.

Алексей поправил проректора: не просто охотовед, а биолог-охотовед. Рассказал об особенностях антропогенного влияния на дикую природу в настоящее время, привел примеры влияния человека на численность диких животных. Рассказал о влиянии диких животных на состояние лесов, сельскохозяйственных угодий и на их взаимное влияние. Подробно рассказал об обществе охотников, как главной регулирующей составной в динамике численности диких животных, коротко рассказал и о браконьерах, и о формах борьбы с ними. Более подробно остановился на примерах гибели диких животных во время сельхозработ, химизации; мелиорации, как элемента влияние на защитные, гнездопригодные, кормовые условия обитания зверей. Большой интерес у студентов вызвали разные истории о биологических особенностях некоторых животных. Многие и не догадывались, что брачные игры и период этот у диких животных раз в год, а у зайцев, например, до трех раз за весну-осень. Два часа, отведенные на лекцию пролетели незаметно, студенты даже не пошли на перемену, хотя Алексею очень хотелось перекурить. Увлекшись, он и не заметил, что закончилась и вторая перемена, и студенты не перестают забрасывать его своими, порой провокационными, вопросами. Выручил проректор, который прервал диспут с группой «зеленых». Алексея дружно поблагодарили аплодисментами и на память вручили книгу о природе родного края вместе с приглашением не забывать их и приезжать почаще.

Когда студенты с улыбками и воодушевлением, присущим только им, студентам, разошлись, проректор проводил Алексея в свой кабинет, заказал кофе секретарше, усадил Алексея в кресло и предложил:

– А давайте, Алексей Алексеевич, мы с нового учебного года введем вам часы по теме природопользования и охраны диких животных. На каждом факультете. Это часов четыреста набежит. И денежная прибавка Вам, и польза делу. Я уверен, что Вы не откажете и в подготовке программы.

Алексей с удовольствием поддержал идею, и они, выпив кофе, договорились встретиться на следующей неделе, дабы не откладывать хорошее дело в долгий ящик, тем более, что учебный год заканчивается на днях, наступает пора отпусков, каникул.

Выйдя из института, Алексей увидел, что его водителя окружили все те же студенты, а Антонович с важным видом им что-то объясняет. Алексей улыбнулся, подошел, немного поговорил еще со студентами, и уехал в контору, по дороге заехав в прокуратору, передав имеющиеся у него протоколы и другие документы.

Секретарша отдала в руки записку, в которой написаны два номера телефонов: жены и рабочий Лены: «Вас просили позвонить. Срочно!» – она многозначительно улыбнулась, потрогала пальчиком нос волчьей морды и походкой модели вышла из кабинета. Алексей положил записку в тумбу стола. Глянул на Петровича:

– Ну что, готовы?

– Всегда готовы, Алексеевич, – Болохин уловил напряженное состояние Алексея, пытаясь взбодрить его, – и днем, и ночью, Алексеевич, была б команда.

– Ну и хорошо, поехали ко мне, я переоденусь, оружие на всякий случай и ПНВ возьму.

* * *

Переодевшись в полевую форму и захватив неизменный рюкзак с рациями, биноклем, ПНВ, фляжкой со спиртом на клюкве, зацепил под мышкой кобуру с «Макаровым». Вроде, все: документы в кармане, бумаги в сумке, компас и запасные ручки, ножи тоже в сумке, сигнальные ракеты в кармане рюкзака. Перекусить купить надо в магазине, не забыть бы… Во дворе закрыл дверь в сарайчик, где живет курица, оставив открытым лючок внизу – «запасной выход» для Рябы. Налил в корыто воды, сыпнув в кастрюльку побольше зерна. Можно ехать.

– В магазин будете заходить, – по привычке Антонович сбросил газ у магазина.

– Да, Антонович, на выезде из города притормози. – Алексеевич, – Болохин не замедлил отреагировать, – Вы же только в этом магазине обычно отовариваетесь!

– Это, когда я домой еду. А когда из дома – в другом, – буркнул Леша; Болохин, засопев, затих, копошась в своем рюкзаке, в котором что-то подозрительно звенело. Тут уже и Алексей уколол:

– Одна, Петрович, звенеть не будет!

– А две звенят, Алексеевич, не так!

Они расхохотались, Антонович улыбнулся в усы – все в порядке, удачка будет.

Захватив по пути Мишу Пыркова, проверили кормовые поля в двух егерских обходах. Культуры взошли хорошо; проволока, с навешенными на нее банками, и чучела посреди поля пока охраняли всходы от диких кабанов. Алексей не поленился, сходил к нескольким солонцам, проверил наличие соли. Порадовался свежим следам диких зверей у солонцов, а на одном из них вспугнул большой табун диких кабанов. Большая свиноматка с многочисленным семейством поросят грозно заурчала, ляснула челюстями и нетеропливо, продолжая урчать, увела поросят в чащу. Стойких запах диких кабанов остался витать в воздухе. «Хо-о-роший табун – радостно отметил Алексей, – и матка не старая, но солидная такая; поросят, штук пятнадцать сберегла, умница». Походя по лесу, в каждом обходе делал записи в блокноте – будет тема для разговора на очередной планерке: где-то хранилище подтекает, где-то кормушки надо подремонтировать, где-то аншлаг, постреляный нерадивыми охотниками, заменить. Везде, где находился, внимательно изучал следы, что-то записывал себе в свой блокнот. Только с наступлением темноты, они начали подумывать о ночлеге, решив остановиться у озера, невдалеке от большой деревни. Машину спрятали в кустах, сами разложили костерок, поджарили сала, скипятили в котелке на огне чая. Жареное на костре сало с печеной в золе картошкой – обычная еда, как говорит Болохин «всех валацуг». «Валацуги так валацуги», – зато и вкусно, и нехитро, и питательно. А чай, приготовленный из стеблей малины, с листиками земляники, да еще с ароматом дыма, что может быть лучше для умиротворения на берегу озера, на опушке леса, под звездным июньским небом? Рано утром спланировали проехать вдоль колхозных полей с картошкой, погонять кабанов, а может, и браконьеров. Тихо переговариваясь у потрескивающего костра, незаметно прикемарили, и уже ближе к рассвету Антонович шепотом поднял Болохина и Алексея:

– Там у деревни сети снимают!

Алексей взял бинокль и, несмотря на сумерки, разглядел лодку и двоих человек в ней, вытаскивающих из воды сети.

– Подъем, поехали. Позавтракаем позже.

Они залили угли потухающего костра, не ляпая дверями и не включая огней, развернулись в лесу и поехали в деревню. Сколько было можно проехали по деревне так же без огней, машину оставили за высоким забором крайней хаты, с Антоновичем начеку. Миша, включив рацию и спрятав ее под гражданским пиджаком, пошел вдоль берега к причаленным и привязанным цепями лодкам. Алексей и Болохин, оба в форме, прячась за деревьями сада, стали подкрадываться с другой стороны. Скоро послышался голос Миши по рации:

– «Жасмин». Они у меня. Не торопитесь, здесь порядок!

Алексей и Петрович, оставляя полосы следов по высокой росистой траве вокруг сада, выбежали к озеру. Миша стоит у лодок, перед ним копошаться какие-то людишки. Подойдя ближе, Алексей увидел, что это дети.

– Здравствуйте, мальцы!

– Здрасьте, – буркнул один из них, что постарше. Меньший сидит на носу лодки, словно пойманный в ловушку волчонок, исподлобья поглядывая на взрослых дядек.

– Ну, что, пацаны? Сети ваши?

Ребята молча опустили глаза. Мурзатые, без рубашек, босиком, в рваных штанишках, закатанных по колено. Старший – загорелый подросток; маленький – совсем еще мальчонка белобрысый, с облупленным носом и веснушками по худенькому лицу и костлявым плечикам.

– Ладно, ребята, говорите честно: сети ваши, батьки вашего, может быть, или сперли чужие?

– У нас батьки нет. В тюрьме он. А сети мы не крали – это наши, – старший, не поднимая глаз, хриплым голосом глухо ответил и взглянул на Болохина. Форма милиционера явно пугала ребят.

– «Жасмин-1», давай к берегу, спокойно! – вызвал Алексей машину.

– А мамка где ваша? Дома?

– Нет. Она как ушла вчера на ферму, так еще не приходила.

– А почему?

Пацаны молчат, вдруг меньший отозвался:

– У них вчера получка была, мы деньги не успели забрать. Значит, пьет где-то с Зинкой.

– Какой Зинкой?

– Ну, с подругой, значит.

– А лодка чья?

– Наша. Нашего батьки.

– А за что отца посадили?

– Украл два мешка комбикорма с фермы, – ответил старший.

– Зачем украл, пропить за водку?

– Нет. У нас тогда свиньи были. Надо было кормить.

– А сейчас нету?

– Нет. Мамка продала все, только куры остались.

– А сколько вас в доме?

– Четверо и мамка.

– А рыба зачем? Кушать?

– Нет, – меньший встал, – мы не едим рыбу, меняем на сало, яйца и молоко у тети Кати…

– Заткнись, дурак, – старший дал подзатыльник меньшему, – не слушайте его. Рыбу ловим для себя, сами и едим.

– Ясно, – Алексей посмотрел на часы, – пять утра. Вы спали сегодня?

– Нет!

– Да!

Меньший сказал «нет», старший – «да» одновременно. Старший исподтишка показал кулак.

– Ясно, – опять вздохнул Алексей, – сети караулили. По очереди – ну, что будем делать, товарищ милиционер?

– Будем протокол писать! – Болохин строго сдвинул брови.

– Дяденьки! Нельзя протокол. Нас все равно в тюрьму не возьмут, и денег у нас нет, и у мамки нету денег! А только мамку лишат родительских прав, – у старшего задрожал голос, и он, чтоб не заплакать, замолчал. Меньший зашмыгал носом, отвернулся. Алексею меньший малец напоминает его меньшего – Игоря. Тот же веснушчатый носик, такие худенькие плечики, такой же белобрысый, выгоревший на солнце.

– А, ну-ка, пацаны, грузитесь в машину. Миша, забрось сетки в багажник. Не бойтесь, я вас домой завезу и не буду ругать.

– А дядя милиционер? – меньший глянул с испугом на грозного Болохина.

– А я его попрошу, и он не будет. Так же, Александр Петрович?

Болохин смягчил взгляд:

– Если только немного. Посмотрим.

Пацаны живо заскочили на заднее сиденье, Пырков с Антоновичем забросили небольшую, всю в дырах, сеть с рыбой в багажник.

– Как зовут вас, пацаны?

– Меня Васька, а он – Игорь, – старший кивнул в сторону осмелевшего младшего брата.

«Вот так совпадение, – защемило в груди у Алексея. – Только мой сейчас спит в тепленькой постели, или, наверное, с сонными глазенками сидит на кухне, ждет, пока нагреется вода в чайнике; насыплет полкружки сахара, сделает пару глотков и пойдет тихонько, чтоб не разбудить маму и Антона, смотреть телевизор».

Подъехали к дому с поломанным забором, без калитки. На веранде половина стекол побиты, на веревке во дворе висят на деревянных прищепках детские штанишки. Ворота в сарай открыты, сквозь них видно, что крыша на сарае прохудилась.

Во двор вышла девочка лет пятнадцати. Увидев, что из УАЗа вылазят мальчишки, запричитала тихонько, почти шепотом:

– Ой, божечки! Попались! Я ж говорила, я ж говорила. Или утопитесь, или поймают. Что теперь будет, что бу-у-у-дет… Ууууу.

– Ну, ну что ты, успокойся, сейчас мы уедем, и ничего вам не будет. Успокойся, как тебя зовут, хозяйка? – Алексей ласково обратился к девочке.

– Настя, – вытерев кулачком, по-детски, слезу ответила Настя, – дяденьки, они больше не будут. Я изрублю эту лодку топором. Жалко, вот, папка придет, а эту лодку он сам делал.

– А когда, папка-то придет?

– Зимой. В этом году.

– Мать не приходила?

– Нет, она на работе. У нее работы много.

– Да ясно, ясно. Забирай-ка своих мальчишек, Настя, не беспокойся, мы их наказывать не будем. А где тетя Катя живет?

– Какая тетя Катя? – она испуганно оглядела мальчишек, – нет никакой тети Кати, не слушайте их, паразитов. А то еще добрых людей оговорят.

– А ты не переживай. Я хочу молока себе купить, кислого. Можно?

– Конечно. Вон – напротив.

– Петрович, ты тут разгружайся, я схожу по делу, – Алексей слазил в рюкзак и пошел во двор через дорогу. Калитка открыта, но он постучал специально громко клямкой. Злобно залаяла собака. С ведрами в руках показалась хозяйка:

– Вы ко мне?

– Да, я к вам. Можно?

– Проходите, я сейчас хозяина позову.

Она поставила ведра и вскоре вернулась с хозяином, нестарым, выбритым мужчиной, дожевывающим на ходу, видимо, свой завтрак. Глянув через плечо Алексея на машину с надписью «Охрана природы» и маячившего во дворе Болохина, недовольно пробурчал:

– Нешто милиция пацанов уже ловить начала?

– Добрый день, я охотовед, а не милиция, меня зовут Алексей Алексеевич. Можно с вами парочку минут пообщаться.

– Ну, если пару минут, можно! – не приглашая в дом, согласился хозяин, – меня Володей зовите, что нужно?

– Мог бы я у вас купить банку трехлитровую молока?

– Вот тебе раз! Егерь, а не самогонку просит, молоко! Шутите?

– А где вы видали егеря, что самогонку пьет? Или просит…

– А где вы видали, что не пьет?

– Вот я не пью, вон мои работники не пьют.

– Так уж не пьют? Может, жрут?

– Зря вы так! Мы, и я в том числе, можем выпить, но на работе никто из нас не пьет. Это наше правило. А молоко я люблю, особенно кислое, и с удовольствием купил бы, сколько стоит?

– Судя по вашим звездочкам, вы не простой… этот…

– Охотовед, я. Из лесхоза.

– Во-во, охотовед. Это я читал про вас статью в газете. Вы там все правильно, красиво говорите! А есть ли на самом деле так, как вы говорите! Вон сейчас сенокос, тракторами мы, косилками, знаете, сколько куропаток, перепелок, зайчат режем. Ого-го! А где та охрана природы? Нема ее. Говорить, каждый горазд! А молоко есть, почем – не знаю, у хозяйки поинтересуйтесь.

– Ой, ну что Вы! Я сейчас бесплатно принесу, сколько тех денег – всех не заработаешь. А ты чего на человека напал? Не обращайте на него, ворчуна, внимания. Он и в колхозе всегда ругается. За это всем премии, а ему – шишь, хоть и не пьет и работает от зари до зари. Кому это нравится, чтоб критиковали, – засуетилась хозяйка, вытерев руки о передник, побежала в дом и вскоре вернулась с большой литровой эмалированной кружкой простокваши, – пейте на здоровье, холодненькое, смотрите, не заболейте.

Муж ее, Володя, ухмыляясь, наблюдал за суетящейся женой:

– Небось, не заболеет. Охотоведы, егеря, лесники – они привыкли с утра кислое молоко пить.

Алексей оторвался от кружки, заулыбался:

– Откуда, Володя, столько знаешь, про егерей, лесников, охотоведов?

– От верблюда! Все вы одинаковые: ночь гоняете, водку пьете, утром опохмеляетесь.

Помрачнев, Алексей допил молоко, вытерев губы:

– Я никогда в жизни не говорил и не говорю, что все колхозники – алкаши, а все механизаторы продают солярку и урожай. Знаешь, Володя, почему? Потому что уважаю труд колхозников. И ты, будь добр, уважай мой труд и моих нормальных коллег. Ясно? Если, конечно, нет повода, а если есть, говорите мне, я инженер лесхоза, ведущий инженер, и я, если увижу на работе пьяного лесника, егеря – будьте уверены, приму все меры, чтоб он больше не работал. Молчите? То-то же. Действительно, говорить можно много, критиковать тоже. А вот ты точно слышал, что перед косилкой цепи вешают, чтоб птенцов и зайчат отпугивать? Это полчаса работы. А ты сделал это?

– А что сразу я, а остальные?

– Вот в этом и вся беда! Меня критикуешь, что я пацанов поймал, а ты им помог чем? Батька в тюрьме, у тебя такой домина, такая хозяйка, хозяйство, а у твоих соседей забора даже нет. Без мужика. Тяжело вам, мужики, собраться да забор загородить.

– Ого! Я забор загорожу, так меня жена домой не пустит. А Иван из тюрьмы выйдет, что скажет? Ты, начальник, поживи в деревне, понюхай навоза: и скотского, и людского – тогда и судить будешь.

– Ладно, я сейчас заеду к председателю, заодно и к вам на мехдвор, – он достал кошелек, извлек оттуда двадцатидолларовую купюру, – хозяюшка, спасибо, очень вкусное молоко!

– Ой, да Вы что, я ж бесплатно Вас угостила. А еще и доллары! Откуда у нас такие деньжища и в руках не были.

– Возьмите, у меня есть еще, – Алексей засмеялся, – шучу, а деньги возьмите с просьбой.

– Какой такой просьбой? – хозяин насторожился.

– А просьба простоя. Вы на сдачу вон этим вашим соседским мальчишкам-девчонкам в день молока, хоть по пару литров давайте, а я буду мимо проезжать и платить. Договорились? Я не боюсь ни Ивана, ни «навоза людского», как Володя выразился, просто у меня сегодня больше нету, а в другой раз я еще столько привезу. Ладно? – он силой воткнул купюру хозяйке в руку; она же быстро скрылась красная в хате.

– Нашто деньги всунул. Мы и сами им бесплатно молоко даем, сало иногда, хлеб другой раз остается, им отдаем.

– Вот видишь! И не боишься Ивана. А это мой подарок вам за вашу доброту и заботу. А вот еще: если надо – звоните. Дрова, лес на ремонт – помогу, – Алексей достал визитную карточку, отдал Володе. – А если ты, Володя, настоящий мужик, а не болтун – звони, когда увидишь непорядок. Через два часа я буду там, где скажешь. Не обязательно мне ехать к тебе домой. Позвонишь, скажешь: «Там, то-то и то. Жду там-то». И я приеду.

– Ты меня в шпионы записываешь?

– Я тебя никуда не записываю, захочешь – позвонишь, не захочешь, совесть твоя тебе судья. Где у вас мехдвор и контора?

– Вон на перекрестке направо, увидишь.

– Давай, Вова, спасибо за молочко, берегите соседей, иногда, сосед лучше родственника. Алексей вернулся к машине.

– Пацаны, идите сюда!

Четверо детишек застыли у крыльца. Алексей залез в рюкзак, достал оттуда полбатона колбасы, упаковку морской капусты, буханку хлеба и упаковку пряников – все, что купил в магазине в рейд. Подошел к Ваське:

– Держи, Василий! Давай договоримся: рыбу лови удочкой, в крайнем случае «бреднем», «топтухой». Ругать и штрафовать не буду. Поймаю еще с сетями – лодку порублю батькину, а вас выпорю ремнем, чтоб все другие смеялись. Ясно?

Васька от неожиданности потупился, но продукты взял:

– Спасибо!

– Не за что, а соседка вам молоко будет давать – не отказывайтесь. Мы с ней договорились, я потом сам рассчитаюсь с Володей, хозяином. Настена! Ты возьми под контроль. А это кто такой, цветочек заспанный? – Алексей увидел прячущуюся за Настю маленькую девочку в длинной, до травы, рубашке. – Тебя как зовут?

– Её Катька зовут, как соседку нашу, – вмешался осмелившийся Игорь, которому Васька передал упаковку пряников.

– Ну ладно, дети, Мамке привет, если будет баловаться, вон сидит дядя Саша-милиционер, заберет ее в ЛТП, это там, где целый год или два лечат, она знает, так и передайте ей. А пока, до свидания, ребятня, увидимся ровно через месяц.

Он вскочил в машину:

– Антонович, на мехдвор, знаешь где?

– Конечно, поехали.

Утренняя разнорядка как раз в разгаре. В маленькой диспетчерской собрались механизаторы, бригадиры, агрономы. Председатель колхоза то, крича, разговаривает по телефону, то отбивается от бригадиров с их вечными проблемами: то нет того, то этого.

Алексей с Болохиным вошли незамеченными, постояли, пока их не заметили мужики:

– Во, ни фига: и милиция, и прокурор. Кого-то зарезали?

– Здравствуйте, мужики, – Алексей пробился к председателю, – здорово, Анисимович.

– Здоров, Алексеевич! А мне уже утром доложили, что вы в засаде на озере просидели. Ну, поймали кого?

– Кого тут поймаешь? У тебя такая дисциплина – ни одного браконьера!

– То-то же, – председатель довольно улыбался, – а ты думал!

– Только, Анисимович, ты у меня, да вот у Болохина, сегодня по протокольчику получишь!

– Это чего вдруг, Алексеевич, ты прекращай эти шутки!

– Я не шучу, Анисимович, – Алексей достал из полевой сумки бланки и стал что-то писать.

– Это мое тебе, как председателю, предписание: оборудовать все косилки отпугивающими приспособлениями. Главный инженер здесь? Вижу-вижу, распишетесь здесь о том, что ознакомлены. А Болохину, – Петровичу, отдаю копию, чтоб он постоял на лугу – каждый трактор с косилкой без цепей – протокол. Вот с Петровичем мы сегодня здесь капусты накосим, Анисимович.