Текст книги "Охота пуще неволи"

ГЛАВА 3

Лето пролетело в относительном спокойствии для стада диких кабанов, постоянно кочующих, нагуливающих запас на зимовку на обильном урожае сельхозкультур. Браконьеры не донимают, дымовые завесы кабаны научились вычислять и обходить. Кроме того, обильный урожай ягод и грибов дал возможность по трое-четверо суток питаться в лесу, ожидая снятия «блокады полей» дымом.

Все поросята подросли, окрепли. Они уже стали полноправными членами табуна, могли во время дневных лёжек гулять среди других кабанов, не боясь быть растерзанными или оставленными в панике бегства всего стада. Свиноматка уже не тревожилась за поросят в лесу. Лишь тогда, когда уходили они в поля высокой ржи или подрастающей кукурузы, она постоянно своим сопением напоминала им, что она рядом, что нужно держаться вместе, что, в случае опасности, нужно бросаться к ней. Иногда они с поросятами оставались прямо на полях, находя среди них заросшие ольхой и осиной неудобицы с лужами или невысохшими ручейками. В таких островках-колоках они засиживались неделями, пока их не обнаруживали местные механизаторы, агрономы или просто сторожа и не прогоняли с шумом и криком как сельхозвредителей.

В это лето утки рано поднялись на крыло. Уже в конце июля над полями и озерцами проносились стайки чирков и кряковых. По вечерам во ржи неугомонно «укладывали кого-то спать» многочисленные перепёлки. С наступлением уборочной, кабаны неохотно оставляли зерновые поля, перебираясь на неубранные, дозревающие горохово-овсяные смеси.

Несколько раз на полях стадо выходило к незаметно сидящим в засадах на вышках охотникам. После выстрелов, собираясь в лесу, очередная семья не досчитывалась «где-то затерявшегося» очередного своего соплеменника, но спустя сутки и о нём забывали…

Среди всех поросят выделилась пара: крепко сложенный черноспинный хрячок и тёмно-бурая, в отличие от своих рыжих подруг, вытянутая на крепеньких ножках, с настороженными чёрными глазками свинка. Они всегда держались рядом. Даже ложась в удобную прохладную грязь, тот, кто первый нашёл это лежбище, ревностно охранял место для другого. Поросята нескольких выводков уже давно перемешались, но родственная кровь всё же давала о себе знать: кровные братья и сёстры держались больше друг друга. А эта пара была не кровной. Свинка была дочкой хозяйки стада, родным дитём, а кабанчик – приблудившимся после гибели матери «наброднем». На первых порах они враждебно поглядывали друг на друга, несколько раз сцепливались в драках, но со временем сдружились и последнее время проводили исключительно вместе. Они вместе лакомились ягодами, корешками, улитками, кабанчик разрывал своим пятачком мох в корнях грибниц, и, находя их, радостно похрюкивая, звал подружку. Она, тут как тут, спешит на зов и, не стесняясь, причавкивая и причмокивая, поедает разрытую грибницу, или гнездо мышей, или запас зёрнышек, приготовленный полёвками. Зато, когда её друг и спутник спит, похрапывая и смешно подёргивая своими ушами, она чутко наблюдает и прислушивается к происходящему вокруг.

И свиноматка была за них спокойна: они быстро и сноровисто усваивали её уроки, запоминая дорожки-тропинки, перенимая её опыт осторожности во всём, бдительности, терпению. Они легко уже могли различать шорохи, потрескивания в лесу по степени их опасности для кабанов, перекличку птиц по степени их, птичей, тревоги или радости; запах человека: человека праздно бродящего по лесу или вышедшего на охоту на них, кабанов. Они спокойно могли разорвать и съесть ужа, но, взъерошив загривки, убегали от гадюки; они с удовольствием поедали ягоды голубики, черники, но равнодушно обходили плоды крушины; с удовольствием поедая грибы, фыркали и отворачивались от поганок и мухоморов. Находя лакомые места, не только не дрались между собой за корм, и наоборот, уступали друг другу и вместе прогоняли собратьев от посягательств на их общину. И спать они всегда укладывались вместе, бок о бок, немного поближе к ней, к матке. Ближе к окончанию лета вокруг матки сформировалось уже постоянное стадо, в котором каждому его члену отведено своё место. У этой пары место стало самым почётным: вблизи матки-хозяйки стада.

* * *

Расследование прошло на удивление быстро. Каждое утро Алексей заезжал в прокуратуру: беседы, допросы, объяснения, очные ставки. В результате через десять дней, получив выговор за «отклонение от маршрута патрулирования и превышение должностных обязанностей», он вновь приступил к работе. Работы, как обычно, невпроворот: заготовка сена и веточных кормов на зиму для диких животных; первичный учёт бобров; рейды по борьбе с браконьерством; охота на диких кабанов на сельхозпотравах. Незаметно пролетало лето. Несколько групп иностранных туристов заказали охотничьи туры на косулю и кабана. Их провели успешно: база с гостиницей стабильно приносит доход, не столько от охотников, в том числе и от иностранцев, сколько от простых туристов-натуралистов. Несколько раз сам он ночевал на базе с Леной, которая вообще была в восторге и от бани с бассейном и бильярдной, и от почти нетронутой человеком окружающей природы.

В один из таких августовских вечеров они возвращались с грибами пешком на базу уже в сумерках. Осталось пройти небольшую делянку, а за ней по мостику через речушку – и база… Совершенно неожиданно для Лены, где-то в глубине делянки кто-то громко и страшно рявкнул. Она вцепилась в рукав Алексея, который невозмутимо думал о чём-то, не спеша продолжал бесшумно идти по тропинке.

– Ты чего? Испугалась? – остановившись, приобнял Лену за плечо и привлёк к себе.

– Это же косуля. Самец. У них сейчас гон, вот он и рявкает!

– Зачем?

– Как зачем? Чтоб все знали, кто здесь самый сильный и самый смелый, и самый грозный!

– Ого! Он, наверное, действительно такой огромный и грозный?!

– А хочешь увидеть?

– Конечно! Если это не опасно.

– Опасно? – Алексей опять улыбнулся. – Ты же говорила, что со мной ничего не боишься. Помнишь?

– Конечно! И сейчас не боюсь. Но… он так рявкает. Может, он злой?

– Ещё как злой! Стой за этим деревом и никого не бойся. Стой – и всё. Только не шевелись и внимательно слушай. А я буду совсем рядом, вон в том кусту, – он показал на большой куст лещины, – Посмотрим: кто кого?

Он неспешно отошёл от Лены, положив пакет с подосиновиками на дорожку, затаился в кусту. Немного постоял, громко хрустнул сломанной веткой. В ответ мгновенно послышалось громкое рявканье. Алексей, сложив ладони рупором, пригнулся к земле и громко рявкнул-гавкнул в ответ. Лена изумлённо смотрела на Алексея и вздрогнула, когда ответное рявканье раздалось уже совсем недалеко от неё, в делянке. Она крепче прижалась к тёплой коре дерева, выглядывая из-за дерева то на Лёшу, то на делянку, где явно послышался шорох и треск веток.

Лёша опять громко хрустнул веткой, и тут произошло нечто, от чего Лена замерла в восторге. На дорожку из делянки выскочил самец косули. Красивые рожки отливают бронзовым цветом, рыжие бока возбуждённо вздымаются; он несколько раз топнул копытцем по твёрдой земле и…, заметив мешочек с грибами, подскочил к нему и с размаху ударил рожками. Грибы разлетелись далеко по лесу, а мешок, пробитый острым рожком, зацепился за отросток. От негодования и возмущения, козёл подпрыгнул сразу на четырёх ногах, замотал головой, бросился в кусты, ломая рожками ветки, стал рвать пакет. Пакет завис на сучьях, а козёл, довольный победой, громко и страшно, опять трубно рявкнул. Лёша и Лена, молча улыбаясь, наблюдали за «хозяином делянки», который вышел, выпятив грудь, высоко подняв голову, затем показав «белое зеркало», исчез в глубине делянки, продолжая периодически рявкать на всю округу.

Алексей вышел из куста, Лена бросилась к нему с объятиями:

– Кто бы мог подумать! Такой маленький, а такой грозный! Совсем как ты!

– Рогатый?

– Ну что ты, – Лена прикусила губу, – такой сильный и смелый, Лёша. Как ты!

– Ладно. Давай соберём грибы, ты обещала сегодня что-то приготовить.

Они собрали разбросанные грибы, а когда пришли на базу, сторожа уже включили фонари уличного освещения.

* * *

В этот понедельник работы скопилось особенно много.

С утра совещание у директора, потом – с егерями. В следующие выходные – открытие охоты на уток. Всего, по десяти егерским обходам, исключая заказник, планируется около тысячи охотников. Проанализировали ситуацию по каждому крупному, каждому среднему и каждому мелкому водоёму. Путёвки на охоту решили выдавать на обход, а не на всё охотхозяйство, чтобы не допускать скопления охотников на ближайших к городу озёрах.

У каждого егеря в наличии по двадцать-тридцать шалашей, где можно удачно замаскироваться, выставив на гладь резиновые чучела. Шалашики будут тоже за отдельную плату, и установили их егеря в наиболее удобных, с подъездом, местах, где и дичи поболе. Провели письменный зачёт по технике безопасности. Отдельно охотовед записал количество уток и другой водоплавающей дичи по примерным учётам егерей. Удовлетворённо отметил, что утки в этом году достаточно – открытие, да и охота, сезон в целом будут красивыми. Отметил работу четырёх егерей, которые по весне набросали в камышах искуственных плотиков с гнездовьями для уток; пятьдесят процентов были заселены кряквой, за это егерям пообещал премию. Раздав каждому егерю бланки охотпутёвок, чтобы выдавали их и на дому, если кто-то из охотников не может приехать в город за путёвкой. Позвонил на районное радио, договорился на вечер об интервью об открытии охоты, точнее, интервью «об охране природы, а там он уже не в качестве рекламы объявит на район о порядке и сроках охоты и запрещённых для охоты местах. Заодно решил сам заехать в редакцию районной газеты, отдать тот же материал, что и на радио: разберутся сами, они в этом спецы, да и когда надо, он их, корреспондентов, всегда выручает. Легко кольнуло на сердце – Оля? Позвонить? Решил, что позвонить надо, но как нибудь, позже. Хотя?

Дома оказался уже в девять вечера. Антонович укатил домой, и он, целый день голодный, принялся готовить пищу: и завтрак, и обед, и ужин в одном. Большая сковорода жареных на масле пельменей со сметаной и поллитровая кружка пива из холодной бутылки, изъятой из холодильника. Включил телевизор на кухне. Уселся в кресло прямо с тарелкой в руках. Новости старался не пропускать. Телефонный звонок прозвенел уже ближе к одинадцати вечера.

– Здравствуй, солнце, – явно елейный голос жены не предвещал ничего хорошего, – ты один?

– Один. А что?

– Да так, хоть поговорить с тобой с одним. А то всё люди, люди. Ты же у меня занятой такой. Да?

– Да! Слушаю.

– Это я, Лёшечка, слушаю. У тебя дом есть? Дети есть?

– У меня есть. И дом, и дети. Что ещё?

– А чего ты сердишься, золотко? Я что-то не так сказала?

– Ты ещё не сказала. Ты ещё только спрашиваешь.

– Ты, Лёша, там совсем одичал. Мы уже и поговорить не можем?

– Можем. Говори.

– Ты меня любишь, Лёша?

– Зачем тебе это, да ещё сейчас?

– Ты ответь, пожалуйста.

– Допустим.

– Ты полностью скажи! Ну!

– Таня, я тебя люблю!

– Ну тогда ладно. Мы в пятницу приезжаем. Втроём. Ты нас встретишь? Чего ты молчишь? Ты не рад?

– Конечно рад, конечно встречу.

– Так что?

– У меня в пятницу открытие охоты на уток. Я должен буду на ночь уехать.

В трубке воцарилась тишина. Потом пошли короткие гудки – трубку положили. Алексей несколько раз пробовал перезвонить – короткие гудки. Вздохнув, вернулся на диван к телевизору…

Скрип тормозов УАЗа застал его выбритого и свежего после контрастного душа, с чашкой двойного растворимого кофе.

Антонович, уловив мрачное настроение шефа, включил радио на молодёжную волну и молчал всю дорогу до конторы. Он хорошо изучил Алексея за время их совместной работы, порой по несколько суток проводя вместе, и большей частью в молчании. Алексей вошёл в кабинет, достал необходимые документы. Всё подписано, согласовано, учтено, запланировано, списано или заказано. Нужно день высидеть в кабинете. Сегодня – приёмный день. Хорошо, что после обеда приём экзаменов у кандидатов в охотники. Он – председатель комиссии. Забавно порой наблюдать, как волнуются взрослые мужики, вытаскивая экзаменационный билет; как легко их подловить на провокационном вопросе, и, как светлеет, сияет лицо, успешно сдавшего экзамен будущего охотника.

Уже ближе к обеду в кабинет стали осторожно стучаться будущие охотники. Документы у них принимает Алла, инженер-лесопатолог, а по неофициальному договору, первый помощник Алексея в бумажной работе с обществом охотников. Алла сосредоточенно строго просматривает принесённые документы, фотографии, квитанции – всё подшивает в папочку и просит приходить к 14, к 15, к 16 и так далее, до 18⁰⁰, чтобы не стояли напрасно, не рвали нервы ни себе, ни лесхозу, по словам Аллочки. Она категорически отвергает предлагаемые шоколадки, конфетки, как, впрочем, и ненавязчивые предложения о встрече. Алла не замужем, но девушка строгих правил, и, как знал Алексей, у неё есть серьёзный парень и на осень намечается свадьба.

После обеда подъехал районный эколог, председатель районного общества охотников и представитель милиции. Комиссия в сборе, Алексей попросил Аллу Сергеевну приглаить первых трёх кандидатов.

Вошли трое совершенно разных на вид кандидатов: молодой «крутой парень» с кожаным мешком на поясе и тёмными очками на лбу; застенчивый, средних лет, явно сельской местности мужчина в неновой, но выглаженной рубашке; и, уверенный в своих возможностях, сержант милиции в форме.

Алла предложила вытянуть из стопки на выбор билеты и присесть подготовиться. Они по очереди потянули листочки билетов, побледнев, принялись читать, что-то записывая на предложенных им чистых листах бумаги.

Сержант первым вызвался отвечать без подготовки. Алексей предложил ему отвечать с места на вопросы. Он быстро рассказал о лайках, правильно обозначив в билете кружочком правильный ответ. Алексей взял билет: в двух вопросах ответы проставлены непрвильно. Это незачёт. Он поинтересовался у сержанта:

– Так сколько всё-таки помётов бывает у зайца-русака. Вы указали четыре. Вы так считаете?

– Конечно! – отвечает сержант, – бывает и два и три, но надо считать четыре, я сам видел маленьких зайчат в октябре.

– В октябре Вы могли видеть зайчат маленьких. Так называемых «листопадников». Но это третий помёт, так и обозначено в справочнике, так и я рассказывал на курсах, на которые Вы, к сожалению, не ходили. Но это ещё не всё. Вот в последнем вопросе, Вы указываете, что у косули отростков бывает шесть. Поясните, как это – шесть отростков на рогах косули?

– Просто на конце рогов – корона, а там шесть отростков. Сам видел.

– Где видел?

– На картинке!

– А в справочнике?

– Не видел.

– То-то же. Возьмите у нас справочник и приходите с новой квитанцией об оплате экзамена в последний вторник этого месяца.

– А что, опять платить из-за каких-то рогов и зайчат?

– Именно так. И не из-за рогов, а за приём экзамена. До свидания. Следующего пригласите!

Экзамены длились до девятнадцати вечера. Из двадцати кандидатов экзамен сдали только двенадцать. Остальным, не сдавшим экзамен придётся подготовиться получше.

– Ну что, Лексеич, по рюмашечке? – эколог и председатель общества охотников задержались в кабинете, – там один коммерсант «поляну накрыл», потому и не приехал.

– Поехали, Лексеич, ушицы похлебаем, водочки попьём, заодно и экзамен примем.

– Что за коммерсант? Вы соображаете, что говорите?

– Он давно хотел познакомиться с тобой, да дела, дела, работа. Он меня попросил… – начальник экологии смущённо замялся на месте, заметно покраснев. – Ну я, как член экзаменационной комиссии, подумал…

– Молодец! Правильно подумал для своих саней… А в чужие – не садись! – Алексей побагровел от возмущения, – ни в его, ни в мои. Понял?

– Ты чего, Алексеевич? Что ты несёшь? Какие сани? Тебя и вправду вижу самого несёт. Едешь или нет?

– Я еду. Только не с вами. Счастливо похлебать, экологи!

Алексей захлопнул кабинет и, не прощаясь, вышел на крыльцо, закурил, ожидая машину.

* * *

Вечером в четверг Алексей открыл свой домашний оружейный сейф, бережно извлёк из него разные коробочки, пачки, пакетики. Из шкафа принёс запылившийся патронташ – подарок отца. Кожаный, потёртый патронташ он берёг только для исключительных случаев в охоте: открытие, закрытие охоты или охота в исключительно близком кругу друзей.

Бережно протёр пыль, выбросил в ведро старые папковые гильзы, которые специально держал в гнёздах, чтоб не «уселась» старая, самодельной выработки кожа патронташа. Открыл такой же старый ягдташ. Протёр и его, бережно смазал и патронташ, и сумку вазелином. Уложил их рядом с рюкзаком и зачехлённой «тозовкой» – первой его курковой горизонталкой.

Эти неизменные атрибуты открытия утиной охоты дополнили термос, фляжка, болотные высокие сапоги, куртка-ветровка, бинокль, манок, длинная капроновая бечевка с якорем и пробковым попловком на конце. Алексей бережно, даже с какой-то лаской просматривал, ощупывал свои завалявшиеся охотничьи вещи, протирал тряпочкой, рассовывал по кармашкам рюкзака. Запасные носки, портянки, аптечка, коробок спичек, запаянный в целофановый пакет, выцветшая военная плащ-палатка, нож, топорик. Благо, все это таскать на себе не придется. В век технического прогресса рюкзак благополучно будет перемещаться за хозяином на машине.

Наконец, очередь дошла и до патронов. Алексей достал новую коробку полиэтиленовых гильз. Пятьдесят штук – хватит на открытие на двое суток. Прибором загнал капсюля, на весах тщательно взвесил норму бездымного пороха, пересыпал ее в стандартную мерку, отригулировал выдвигающееся дно мерки, чтоб насыпать «без горочки». Подготовил картонные и войлочные пыжи. Вскоре пятьдесят патронов, skb снаряжены порохом и накрыты картонной прокладкой. Часть патронов снарядил полиэтиленовыми стаканчиками. Засыпал «пятерку» и «тройку», накрыв картонной прокладкой; тут же ручкой на верхнем пыже написал цифру – номер дроби и буковку «К» – контейнер. Прибором завальцевал – закрутил верхний пыж, патроны прогнал через калибровочное кальцо и расставил рядком, довольно оглядывая стройный рядок свежеснаряженных патронов.

Следующую партию снарядил «пятерочкой» без контейнера на войлочные пыжи. И последнюю партию, на всякий случай снарядил вразнобой: семеркой – для куликов, «нолевкой» – прозапас, на всякий случай. Пять патронов снарядил картечью, рядки которой в гильзе залил парафином. Картечь при охоте на уток носить запрещено. Но этот запрет не для егерей и не для охотоведа. Лисы и волки могут попадаться совершенно неожиданно в глухихи заболоченных местах, где и планировал побывать на днях Алексей.

Несколько раз позвонил телефон, но, занятый самой важной и такой любимой трепетной работой по подготовке к открытию охоты, Алексей не подходил к телефону. Патроны снаряжены. Рюкзак уложен. Отдельно стоят патроны с зелёными пометками. Это «счастливые патроны». В каждый из них вложена дробинка, найденная уже за столом в приготовленной, добытой накануне дичи. Так учил отец.

Алексей улыбнулся, глядя на «счастливые патроны»…

Каждую осень отец брал его, совсем мальчонку, на охоту по перу. Небольшая цепочка маленьких озерец среди луга, поросших ряской и лопухами лилий и кувшинок, с крутыми берегами и топким дном – любимое место их осенних охот. Обычно отец останавливался у озерины, а Лёша, громко хлопая в ладони, выпугивал из зарослей чирков, крякух, куликов. Вот из этой, лежащей в чехле «тулки», отец навскидку стрелял, и он, Лёшка, бросался, как взапрвдная легавая, за подбитой птицей. Мокрый, исколотый рогозом, но счастливый и довольный, возвращался он с добычей домой, не замечая такие же довольные и лукавые глаза отца. За ужином с тушёной птицей и картофелем, он с удовольствием подбирал попадающуяся на зуб дробину: «счастливая, удачливая» дробина предназначалась для перезарядки в новый патрон, которому предстояло стать тоже «счастливым».

Позже, уже немного повзрослев, он все равно свято верил в «счастливый патрон», и эта вера переросла в красивую традицию, которую он соблюдает и по сей день. В фарфоровой сахарнице, хранящейся в сейфе, лежит дроби и картечи на целый патронташ патронов, но он их не выбрасывает: жалеет удачку, взаправду жалеет, хотя его дети уже старше того мальчишки, который плавал по грязи за трепыхающейся уткой и бережно откладывал в стоящую в буфете сахарницу дробинку, попавшуюся на зуб. И сахарница из старого родительского буфета кочует с ним по жизни. Правда, по настоянию Тани, хранится она не на кухне, а в сейфе, но, к счастью, значимости своей, от отношения к ней хозяйки, она не потеряла…

Подошёл к телефону, который зазвонил в очередной раз, снял трубку:

– Да! Слушаю!

– Привет, солнце. Не спишь? – голос Тани звучит наигранно бодро, – Ты один?

– Я всегда один. Ты если собираешься опять бросать трубку на полдороги, то клади сразу.

– Ну не обижайся, Лёша! Я думала, ты обрадуешься. Скажешь, что я молодец. А ты? Охота, работа, открытие…

– Мать! Я тебя сто раз просил. Давай не будем начинать.

– Лёша, что не начинать?

– Ничего, ты прекрасно понимаешь, о чём я!

– Лёша, мы решили приехать, хоть ты нас и не зовёшь. Ты ключи оставишь?

– Конечно, там, где всегда.

– А что купить поесть?

– Тут полный холодильник, разберётесь!

– А ты когда приедешь?

– Если хочешь, возьми отгул. Я приеду в воскресенье днём и тоже возьму отгул на понедельник.

– Вот и отлично. А не обманешь? – Таня явно ищет мира, – Ну и ладно, если не получится, то хоть в понедельник приедешь? Да и дети хотят на базу или на озеро за раками съездить!

– Я постараюсь в воскресенье пораньше. Постараюсь! А как там сложится? Ты сама знаешь. Я оставлю деньги на холодильнике, погуляйте по городу, кино, кафе. Ладно? На рынок сходишь, себе что-то купишь!

– Ладно-ладно! Я в субботу стирку у тебя произведу, детей в город отправлю. А в воскресенье, если у тебя есть мясо, приготовлю пельмени. Хочешь?

– Конечно! Но смотри сама, ты девочка большая, как нравится тебе самой, так и делай.

– Ну вот и договорились! Ты приезжай. Мы тебя очень будем ждать. А я – особенно. Ты понимаешь?

Алексей помолчал, засопел, но пробормотал:

– Ладно, Тань, приезжай, я тоже по тебе скучал. Жду. Пока, я патроны заряжаю.

– Пока, Лёша, целую тебя и жду, очень жду встречи…

Она положила трубку. Алексей вернулся к патронам и рюкзаку. Вспомнил про фонарик. Батарейки сели, завтра купить новые. Собрал все свои баночки с пыжами, капсюлями, дробью, сложил всё в сейф, глянул на часы – полночь.