Текст книги "Бог не играет в кости"

– Интересно, у немцев есть голубиная связь?

– Да! У них подвижные – на автомобилях – станции во всех корпусах и армиях. У них даже противоголубиная служба есть – соколы-перехватчики. Или ястребы.

– Какая у вас военно-учетная специальность?

– ВУС-16.

– Знаете что, я переведу вас в разведотдел в подчинение полковника Смолякова. Будете жить в Белостоке, а не в этой дыре.

– А как же мои птички?! Они меня в лицо знают. Они же работать без меня не будут!

– Будут, – твердо определил Голубцов. – Родина прикажет – будут… Интересы дела требуют, чтобы вы сейчас работали с разведкой. Голуби вас подождут. Тем более, что у вас на них аллергия. Все дела сдайте своему заместителю. Есть у вас такой?

– Так точно. Сержант Коршунов.

– Хорошая фамилия для голубятника… А вас я поздравляю с досрочным присвоением звания «лейтенант».

– Ой, служу трудовому народу!

– О моем приезде сюда никому ничего не говорить.

– Понятно. Военную тайну хранить умею!

– Вот и храните ее, пожалуйста, как можно строже.

На прощание Голубцов сделал гвардейский кивок и официально пожал руку. Галина ответила ему милой улыбкой.

– Поправляйтесь! Желаю здравия!

* * *

Командарм вернулся в свой штаб в великолепном настроении. Его не испортили даже документы, которые принес капитан-секретчик, хотя оба они не предвещали ничего хорошего:

«ПРИКАЗ

№ 138 от 15 марта 1941 г. Москва

С ОБЪЯВЛЕНИЕМ „ПОЛОЖЕНИЯ О ПЕРСОНАЛЬНОМ УЧЕТЕ ПОТЕРЬ И ПОГРЕБЕНИИ ЛИЧНОГО СОСТАВА КРАСНОЙ АРМИИ В ВОЕННОЕ ВРЕМЯ“

1. Ввести в действие объявляемое Положение о персональном учете потерь и погребении погибшего личного состава Красной Армии в военное время.

2. Всему высшему, старшему и среднему начальствующему составу тщательно изучить это Положение.

3. Главному интенданту Красной Армии к 1 мая 1941 г. снабдить войска медальонами и вкладными листками по штатам военного времени, а штабы военных округов – бланками извещений и форм именных списков».

Второй документ также наводил на печальные раздумья:

«СПЕЦСООБЩЕНИЕ НКВД СССР В НКГБ СССР О КОНЦЕНТРАЦИИ ГЕРМАНСКИХ ВОЙСК НА ГРАНИЦЕ С СССР

В апреле-мае 1941 г.

По данным закордонных источников пограничных войск НКВД Белорусской ССР, германскими властями в последних числах марта сего года отдано работникам государственных учреждений – немцам распоряжение эвакуировать в период 7-15 апреля сего года свои семьи из районов Варшавы на территорию собственно Германии.

Некоторым железнодорожным служащим-немцам на территории генерал-губернаторства выданы предписания с предназначением их на работу на железной дороге в г. Белосток.

Среди населения генерал-губернаторства распространены слухи, что 15 апреля сего года должны начаться военные действия между Германией и СССР.

Со слов железнодорожных служащих, с 7 апреля прекращаются перевозки гражданских пассажиров из Варшавы в восточном направлении.

По данным войскового наблюдения, в нескольких пунктах против участков 87-го и 88-го пограничных отрядов отмечено систематическое наблюдение и фотографирование нашей территории германскими офицерами и солдатами. Движение товарных поездов на линии Малкиня-Гурна – Острув-Мазовецки заметно усилилось.

По данным закордонной агентуры пограничных войск НКВД Украинской ССР, 6 апреля сего года в печати опубликовано распоряжение германских властей о том, что с 12 апреля сего года все железные дороги на территории генерал-губернаторства переходят в распоряжение военных властей.

5–6 апреля из генерал-губернаторства в собственно Германию выехали семьи офицеров германской армии, сотрудников гестапо и государственных чиновников.

Из городов Кракова, Варшавы и Познани в пограничные с СССР пункты Людин, Перемышль (немецкая часть города), Ясло, Кросно и Санок подтягиваются войска. На аэродром г. Кросно прибыло несколько эшелонов с авиабомбами.

Среди населения, в том числе и германских офицеров, распространены разговоры о том, что в ближайшие дни начнутся военные действия против СССР.

Сведения проверяются.

Заместитель наркома внутренних дел СССР

генерал-лейтенант Масленников»

Голубцов отчеркнул сообщение о том, что семьи немецких офицеров отправляются в Германию. «А у нас под страхом партийного наказания в гарнизонах остаются», – вспомнил он недавнее распоряжение секретаря обкома. Решил поговорить с Лосем, но передумал, и позвонил Бельченко.

С Лосем у него были хорошие отношения, но не более того. По фамилии он Лось, а по сути – Лис. Что-то он там пишет своему минско-московскому начальству? Кто его знает, в каком свете представлена деятельность командарма? С ним не пооткровенничаешь… Другое дело – Бельченко. Между ними никаких служебных подчинений, у него свое ведомство, а главное свое дело – город и вся область. А область немалая – от Ломжи до Барановичей, добрая треть всей Белоруссии.

Бельченко тоже охотно общался с командующим, сообщал ему всю правду-матку о том, что творится в области, облегчал себе душу в откровенном разговоре. Вот и сейчас он пришел, как всегда со взъерошенными нервами.

– Вот, смотри, дорогой Константин Дмитриевич, что у нас под носом творится. Только что мои оперативники с акции вернулись. Через три улицы отсюда, на Строительной взяли теплую компашку во главе с капитаном абвера. Давай, тебе вслух отчет прочту:

«При аресте изъято 18 боевых гранат „Мильса“, 7 мелкокалиберных винтовок и немецкий карабин, 620 патронов, 3 револьвера, 2 флакона с препаратами для изготовления слезоточивых газов, шапирограф, ротатор, пишущая машинка, типографский шрифт и нелегальные издания („Майн кампф“), 200 фунтов стерлингов и 120 американских долларов (золотыми монетами), списки с адресами квартир сотрудников обкома ВКП(б)… Изъяты документы шпионского характера (секретные наставления РККА, карты Белостока и окрестных районов с нанесенными военными объектами, аэродромами и др.»

– «И др.» А впрочем, чему тут удивляться? Считай, что война уже началась.

– Да я так и считаю. Если бы еще и в Москве так считали…

– Чарку примешь?

– Приму… Шпионов ловить, это полдела. А мы еще тут видишь, чем занимаемся. – Бельченко достал из папки еще один листок.

«Указание НКВД СССР № 1173/Б об аресте и взятии на оперативный учет лиц из числа подофицерского состава бывшей польской армии

…Наиболее активную и во многих случаях руководящую роль в боевых националистических организациях играет подофицерский состав бывшей польской армии (капралы, плютуновые, сержанты и т. д.).

В связи с этим предлагаю:

1. Всех лиц из числа подофицеров бывшей польской армии проводящих контрреволюционную работу, арестовать.

2. Взять на оперативный учет подофицерский состав бывшей польской армии: капралов, плютуновых, старших сержантов, хорунжих и подхорунжих, использовав для этого проходящую в западных областях УССР и БССР паспортизацию и учет военнообязанных.

3. По мере выявления подофицерских кадров бывшей польской армии сомнительный и подозрительный элемент из них обеспечить агентурным наблюдением.

Народный комиссар внутренних дел Союза СССР комиссар государственной безопасности 1-го ранга Л.П. Берия».

– И напоследок любопытный факт. Оказывается, забрасываемая на территорию Белоруссии в мае и начале июня 1941 года немецкая агентура не имеет при себе радиостанций и все собранные данные ей надлежало представить своему командованию по возвращении, которое должно было произойти не позднее 15–18 июня!

– Н-да… Есть о чем подумать… Да, Бутоша?

Бутон посмотрел ему в глаза с чудовищным умственным напряжением. Он хотел понять, что так расстроило хозяина. Но не смог… И потому просто лизнул ему руку.

* * *

Голубцов перечитал свой приказ по личному составу 10-й армии и отыскал в нем пункт 23: «Прикомандировать лейтенанта Черничкину к разведотделу армии на три месяца». И размашисто подписал.

Накануне он позвонил в Москву, в академию имени Фрунзе, и попросил недавнего сослуживца добыть сверхлегкий фотоаппарат для воздушной разведки. Товарищ оказался весьма дельным человеком, и вот теперь миниатюрная камера лежала на столе Голубцова. Вволю налюбовавшись на замечательную вещицу, он сам отправился в разведотдел. В холле встретил Черничкину. Радостно шагнул ей навстречу:

– Переехали? Как устроились в Белостоке?

– Спасибо, товарищ командующий, замечательно. Товарищи позаботились.

– У нас говорили так: «На новом месте, приснись жених невесте». Приснился?

– Приснился.

– Ну и кто же он?

– Военную тайну хранить умею!

– Молодец. Ответ принят. – Голубцов с удовольствием заметил в петлицах Черничкиной второй «кубарь». – По всем нашим традициям, новое звание надо обмыть.

– Спасибо вам за молдавское вино. Как раз с моей родины. Как вы угадали?

– По глазам.

– Но я одна пить не буду.

– Командующего хочешь споить? – Голубцов перешел на «ты», внимательно глядя в озорные девичьи глаза.

– О нет! Командующий пьет более крепкие напитки.

– Это ты по цвету носа определила?

– Нет, по глазам!

– Да у меня сегодня ни в одном глазу!.. А надо бы, кстати, обмыть одну замечательную вещицу! Где тут наши «глаза и уши»?

– У себя в кабинете.

Они вошли к Смолякову вместе, тот встал и попытался представиться, как положено.

– Садись, садись, а то я тебя в первый раз вижу. Смотри, что мне прислали. Такой? – спросил он Черничкину, показывая миниатюрную фотокамеру.

– Ой, точно такие у нас в школе были! Я с ними и работала.

– Ну, теперь с этим поработаем. Меня интересуют немцы в полосе зашибаловской дивизии.

– Готов хоть сейчас выехать, – отрапортовал Смоляков.

– А вы, Галина Александровна?

– Я тем более.

– Тогда отправляйтесь. Я Зашибалова предупрежу. Ни пуха вам, ни голубиного перышка!

Смоляков замялся:

– Товарищ командующий, не имею права послать вас к черту!

– Ну, тогда Галина Александровна пошлет. Женщине можно.

– Сейчас я не женщина. Я лейтенант. Если полковник не имеет права, что обо мне говорить?

– Ну, хорошо. Тогда я сам себя пошлю – к черту!

Но лучше бы он этого не говорил… В детстве, когда он нечаянно чертыхался, «поминал черта», бабушка шлепала его по губам.

* * *

В привычной текучке дел Голубцов то и дело – по поводу и без повода – вспоминал Черничкину: ее улыбку, ее манеру поправлять волосы, ниспадавшие на самые плечи… Она старалась держаться так же, как и все остальные командиры, как будто она была такими же, как все они, как будто она не знала, сколь красивы ее глаза, и как высоко приподнимается на груди ее гимнастерка, как волнующе охватывает ее талию кожаный командирский ремень, как стройны ее ноги, нескрываемые казенной синей юбкой. С наивно-невинными глазами она вела служебные разговоры, делая вид, что не догадывается, какие взгляды бросает на нее генерал. Что же, она перехватывала их, не понимая глубинный смысл? Не читая скрытых желаний? Прекрасно понимала, но не позволяла себе ни одного лишнего слова, ни одного лишнего жеста, которые можно было бы истолковать в духе именно таких проникновенных взглядов. Конечно же, понимала и слегка манерничала… Но она из породы школьных отличниц, всегда правильных и благонамеренных. И при всем при том под гнутыми черными ресницами вспыхивают голубые ведьминские огоньки…

Впервые в жизни Голубцов вдруг ощутил свой возраст: как он немолод рядом с этой улыбчивой девчонкой. И, конечно же, кому-то иному принадлежит ее сердце, кому-то иному пишет она письма, и хранит чью-то фотографию… А может, и голубеграммы шлет…

* * *

Из поездки на голубиную фоторазведку полковник Смоляков и лейтенант Черничкина вернулись с кислыми лицами. Вместе отправились на доклад к командующему. Голубцов, глянув на заплаканные глаза Галины, сразу же понял, что дело не задалось. Смоляков докладывал обстоятельно…

…Пограничный наряд подвел их к самой границе и показал место в зарослях можжевельника, откуда можно было незаметно наблюдать за сопредельной стороной. Галина сняла рюкзак, извлекла из него ивовую клетку с голубем, надела на него манишку с крошечной фотокамерой, поцеловала птицу в головку и выпустила с руки, протянутой в сторону пограничного ручья. Голубь послушно ушел в нужную сторону. С замиранием сердца они следили за его полетом.

– Я наблюдал полет птицы в бинокль, – рассказывал Смоляков. – Все шло по плану. Голубь совершил облет по параболе. А потом раздался выстрел и птица камнем пошла вниз. Упала где-то в немецих кустах…

– То есть фотокамера попала в руки немцев? – мрачно уточнил Голубцов.

– Полагаю, что да.

– Хреново… На ней какие-нибудь клейма есть, что она советская?

– На камере ничего нет. Но вот на голубе…

– Что на голубе?!

– У него на лапке алюминиевая бирка с номером птицы и гербом СССР… – печально уточнила Черничкина.

– А это значит, – продолжил Голубцов оборванную фразу, – что завтра-послезавтра МИД Германии сделает ноту советскому послу по поводу открытого факта шпионажа агрессивного СССР против тихого и мирного Третьего рейха. И мне прямо из Генштаба придет персональный втык вот по этому телефону…

– Виноват, товарищ командующий! – вскинулся полковник Смоляков.

– Виноват прежде всего я, за то, что поддался на подобную авантюру. Пошел, так сказать на поводу…

– А может быть, они не найдут камеру? – С надеждой предположила Галина. – Может, все обойдется?

– Может. Все может быть. Вы свободны.

Смоляков с Черничкиной удалились, а Голубцов схватился за виски: «Связался черт с младенцем! Мало проблем, так еще и эти голуби!»

Он пообещал себе, что отныне забудет о существовании начальника станции голубиной связи. «Все. Нет ее. Не числить!».

Долго не мог успокоиться. Не помогла даже «муха» из заветной бутылки «Ахтамара». «У них тут разведывательные самолеты чуть ли не каждый день летают. И мы молчим, и никаких протестов. А у нас и голубя нельзя запустить… Может, обойдется?»

Глава тринадцатая. «Острые проблемы Китайской Народной армии»

Был у него и еще один повод для серьезных огорчений. Ездил в одну из дивизий 1-го стрелкового корпуса в местечко Стависки. Вместе с генералом Рубцовым подняли дивизию по боевой тревоге и оба пришли в глубокое уныние.

Теперь Голубцов собственноручно писал «Акт по результатам проверки боевой готовности…». Писал, яростно шевеля губами, как пишут малограмотные. На самом деле он пробовал фразы для устного произношения. Время от времени он обращался к адъютанту, как к невольному слушателю, зачитывая отдельные положения. Гнев его был таков, что перо несколько раз прорвало бумагу:

«Проверка боевой готовности отдельных частей армии показала, что некоторые командиры до сего времени не уделяют должного внимания обеспечению боевой готовности и не умеют управлять своими подразделениями и частями».

Потом вписал большими буквами: «ПРЕСТУПНО МАЛО уделяют внимания».

Стальное перо заскользило по бумаге:

«Оповещение подразделений, особенно находящихся на учениях или работах, в стрелковой дивизии (командир Севрук) совершенно не отработано. Сбор по тревоге частей дивизии выполняется неправильно – выстраиваются целые полки на плацу и стоят на месте…»

Он хотел дописать, «как бараны», но не дописал, только тяжело вздохнул.

В кабинет осторожно заглянул адъютант капитан Горохов. Он принес поднос с горячим фарфоровым чайником, сахарницей и бонбоньеркой с любимыми конфетами «Ласточка». Но тут же понял, что шефу не до чая. Голубцов стал читать вслух, специально для него:

– «Сбор происходит медленно, неорганизованно и без управления. Со сборной площадки полки вытягиваются по одной узкой дороге. При движении создаются пробки. Готовность бойцов плохая – ранцы не укомплектованы, воды во флягах нет, снаряжение не подогнано».

– Придурки! – возмущенно воскликнул он, ловя испуганный взгляд адъютанта. – Уж воды бы могли залить!

– Да им, наверняка, времени не дали на заправку, – попытался защитить бойцов адъютант. – Как всегда, гнали в строй по тревоге.

– Вода во флягах должна быть всегда – без тревоги и по тревоге. А это куда годится?! «Материальная часть полностью не выводится – в стрелковом полку осталось в лагере 1 орудие полковой артиллерии, 4 орудия противотанковой батареи, 1 миномет, а в гаубичном артиллерийском полку было оставлено 8 орудий».

Считай, две батареи сразу потеряли! Да за такие вещи под суд надо отдавать. Сразу же. А в военное время расстреливать на месте! Конского состава, у них видите ли не хватает! – упредил он возмущение адъютанта. – На себе, бл…, прите! Это же пушки, у них колеса есть… Коней не хватает? А о чем раньше думали?! Почему заявки не подавали, штаб дивизии не трясли?! Ладно, идем дальше…

«Распределение продуктов на суточные дачи в стрелковом полку не произведено, и бойцы суточной дачи на руках не имеют.

Подразделения, уходя на работу на десятки километров от расположения лагеря, полностью своего оружия и боевых патронов в опечатанных ящиках с собой не берут, младшие командиры в районы работ выходит без оружия».

– Идете вы без харча, ну и хрен с вами, голодайте. Но оружие не взять – преступное головотяпство. Тащить тяжело? Да, идете траншеи копать, винтовки – лишняя тяжесть. Мне один капитан говорит – «лучше побольше лопат взять». Идут к границе, где сидит вооруженный до зубов противник, с одними лопатами! А если стрельба? Гуртом побегут в часть за оружием. Лопаты побросают…

Голубцов представил себе эту картину и побагровел от ярости.

Ладно, это рядовые бойцы, охломоны. А вот их командиры:

«Командиры частей и подразделений стрелковой дивизии своих районов действий не изучили. Налицо ПРЕСТУПНАЯ ХАЛАТНОСТЬ и легкомыслие старших начальников.

На двустороннем учении частей стрелковой дивизии (командир Веселов) выявлена слабая боевая подготовка стрелкового полка, где командиром майор Гарипов, и других частей данной стрелковой дивизии. Взаимодействие родов войск и управление БЕЗОБРАЗНО низкое. Командный состав не умеет ориентироваться на местности. Ночью блуждает, не умеет управлять, бегает по полю боя вместо посыльных. Командир полка майор Гарипов лично сам искал более двух часов заблудившийся авангардный батальон. Своевременно боевой приказ полку не отдал. Никто из командиров подразделении боевой задачи от командира полка не получал, поэтому полк не был готов своевременно начать выполнение боевой задачи».

Голубцов перевел дух и осушил стакан с остывшим чаем. И снова вернулся к бумагам:

«Командный состав не отработал действия блокировочных групп и не умеет организовать наблюдение за полем боя. Особенно плохо организуется и ведется разведка.

Оборона при наличии в районе частей дивизии дотов и дзотов плохо отработана. Подразделения не умеют прикрывать доты и дзоты от захвата их противником. Особенно плохо готовится ночная оборона. Полевые караулы и секреты в ночное время в район расположения противотанковых препятствий и проволоки не высылаются. Доты для ночной стрельбы не приспособлены, и в ночное время бездействуют. Связь с гарнизонами дзотов не устанавливается, и их действиями никто не руководит».

Идем далее…

«Подготовка командного состава в частях стрелковой дивизии в течение мая – июня месяцев не проводилась. Непосредственно виновен в этом командир дивизии полковник Рогов, который допустил грубую ошибку. Надо твердо понять, что участие стрелковых батальонов на оборонных работах дает командирам частей и подразделений возможность больше заниматься своей личной подготовкой и проводить большее количество командирских занятий, чем это установлено.

Указанные ошибки в действиях командиров частей и соединений показывают, что немалое количество командиров живет и работает старыми порочными методами, совершенно не понимая современной международной обстановки, не понимая главного, что именно сегодня, как никогда, мы должны быть в полной боевой готовности. Этого многие командиры не понимают. Но это надо всем твердо и ясно понять, ибо в любую минуту мы должны быть готовы к выполнению любой боевой задачи.

Подготовку проводить без шума, спокойно, скрытно, но работать надо день и ночь, ночь и день…»

Последний абзац Голубцов написал, слегка умерив бурю чувств; вспомнил, как посетовал однажды командир 1-го стрелкового корпуса генерал Рубцов: «У меня нет ни одного командира полка с академическим образованием. Все скороспелки – из батальонных командиров повылуплялись».

Оставалось утешаться только тем, что не он, генерал Голубцов, готовил эти дивизии к боям, он принял их такими, какими они уже были. Но это слабо его утешало. Как не утешала и мысль, что подобная «боеготовность» была и в дивизиях других армий. Кто и когда почитал в Красной Армии время боевой подготовки священным и неприкосновенным? Оно раздергивалось на всевозможные другие горящие дела. Противник де подождет, а сейчас главное подготовить казармы и городки к посещению очередной комиссии из округа или из Москвы.

Кто и когда давал личное время для изучения опыта других армий, для повышения своего оперативно-стратегического мастерства ему, генерал-майору Голубцову? Только бумаги, бумаги, бумаги, бесконечный поток бумаг, от которого он иногда просто шалел…

Своего адъютанта капитана Василия Горохова Голубцов привез в Белосток из Москвы. Знал его еще в свою бытность командиром 22-й стрелковой дивизии Северо-Кавказского военного округа. Именно тогда толковый проворный, как и все ярославцы, лейтенант Вася Горохов стал не просто ближайшим помощником комдива, но и знатоком его души, исполнителем всех служебных указаний и житейских пожеланий.

Бумаги, бумаги, бумаги… А еще звонки, звонки, звонки – из штаба округа, из Генштаба, из наркомата, от соседей из Бреста и Гродно… Звонки из штабов корпусов и укрепленных районов… Из обкома и исполкома… Где взять время хотя бы на то, чтобы вдумчиво прочитать то или иное распоряжение, ту или иную директиву?

Какие знания вынес из академии, с теми и служи, никаких обновлений больше не будет.

Как командующий армией генерал Голубцов имел право поднять по боевой тревоге только одну дивизию. А надо бы хоть раз поднять корпус и вывести его в поле, на позиции. Нельзя. Немцев всполошишь. Подъем корпуса по тревоге – это прерогатива командующего округом. Но генерал армии Павлов ни разу не поднял в 10-й армии ни одного корпуса. Да и в других тоже не поднимал. По той же причине – не спровоцировать бы немцев. Вот уже точно, завелась в ЗОВО болезнь «немцебоязнь». В зачаточной форме она была в виде боязни разозлить немцев, дать повод к безрассудным действиям. Потом, когда разыгрались первые бои, «немцебоязнь» приобрела совершенно другой характер – стали бояться немецких танков, самолетов, парашютистов, диверсантов…

Еще в академии, будучи доцентом на кафедре армейских операций (Павлов не раз подтрунивал над ним по поводу его доцентства), Голубцов сделал себе выписку из совсекретного «Акта о приеме наркомата обороны СССР С.К. Тимошенко от К.Е. Ворошилова от 7 декабря 1940».

Чтобы никто не подкопался, что он нарушает режим секретности, Константин Дмитриевич озаглавил документ так: «Состояние китайской армии по данным разведупра». Кое-какие выдержки из этого акта он читал своим слушателям, надеясь, что суровые обвинительные строки заставят их серьезнее отнестись к боевой готовности своих будущих полков и дивизий. Сам же не раз приходил в ужас от того, что столь честно и беспощадно были обозначены все застарелые язвы РККА. Прошли полгода, но ничего в «китайской армии» не улучшилось. Да разве можно было за считаные месяцы перестроить, переучить огромную массу вооруженных сил?

Он зачитывал этот документ будущим командирам полков и дивизий на лекциях:

«Главнейшими недостатками в боевой подготовке китайской армии являются:

1) низкая подготовка среднего командного состава в звене рота – взвод и особенно слабая подготовка младшего начальствующего состава;

2) слабая тактическая подготовка во всех видах боя и разведки, особенно мелких подразделений;

3) неудовлетворительная практическая полевая выучка войск и неумение выполнять то, что требуется в условиях боевой обстановки;

4) крайне слабая выучка родов войск по взаимодействию на поле боя: пехота не умеет прижиматься к огневому валу и отрываться от него; артиллерия не умеет поддерживать танки; авиация не умеет взаимодействовать с наземными войсками;

5) войска не обучены лыжному делу;

6) применение маскировки отработано слабо;

7) в войсках не отработано управление огнем; войска не обучены атаке укрепленных районов, устройству и преодолению заграждений и форсированию рек».

– Все как у нас… – слышал Голубцов шепот из первого ряда. Он довольно хмыкал («Доходит, однако…») и повышал голос:

«Причинами этого являются:

Первое: Неправильное обучение и воспитание войск. В боевой подготовке войск допускается много условностей, войска не тренируются в обстановке, приближенной к боевой действительности, применительно к требованиям театров военных действий.

Широкое применение системы условностей в обучении и воспитании войск создало в войсках неправильное представление о суровой действительности войны.

Войска мало обучаются в поле практическому выполнению всего необходимого для боя. Недостаточно воспитывается и прививается выносливость, физическая закалка и стремление выполнить приказ беспрекословно, точно и быстро, несмотря ни на какие трудности и преодолевая их. Вместо этого зачастую допускается ложный демократизм, подрыв авторитета командира.

Второе. Неправильно построены программы и планы боевой подготовки, приводящие к тому, что рода войск занимаются изолированно, периоды обучения и боевые стрельбы их тождественных подразделений не совпадают по времени и недостаточно обеспечиваются материально.

Состояние родов войск.

Пехота. Она подготовлена слабее всех других родов войск.

Накопление подготовленного резерва пехоты недостаточно.

Командный состав пехоты плохо подготовлен и имеет большой некомплект. Пехотное вооружение отстает от современных требований боя и не обеспечено минометами и автоматами.

Автобронетанковые войска. Вооружение танковых частей в своем развитии отстает от современных требований вследствие того, что современные толстобронные танки внедрены на вооружение с опозданием. В использовании танковых частей организация взаимодействия с другими родами войск в достаточной степени не отработана.

Вопросы организации текущего и среднего ремонта боевых машин в полевых условиях разрешены неправильно. По существующему порядку предусматривается отправка боевых машин для ремонта в тыловые мастерские, что задерживает ремонт и не обеспечивает своевременный ввод их в строй. Эксплуатация существующего автомобильного и тракторного парка поставлена неудовлетворительно, вследствие чего в армии имеется большое количество машин, требующих ремонта.

Существующий тракторный парк недостаточен и не обеспечивает полностью подъема материальной части артиллерии на мехтяге.

Третье. Артиллерия. В связи с тем, что делу организации и подготовки артиллерийских частей было уделено достаточное внимание, наличие материальной части артиллерии по средним и мелким калибрам обеспечивает развертывание артиллерийских частей, но отстает по крупным калибрам и зенитной артиллерии. Особенно недостаточна обеспеченность наиболее крупными калибрами – 203 миллиметра и выше.

По боеприпасам потребность армии по средним системам обеспечивается недостаточно. Специальные артиллерийские выстрелы (бронебойные, зажигательные, а также выстрелы для зенитной артиллерии) имеются в крайне недостаточном количестве.

Приборами управления, биноклями артиллерия обеспечена недостаточно.

Наличие хранилищ не обеспечивает полностью хранение имеющихся запасов. Организация складского хозяйства поставлена неудовлетворительно. Из-за недостатка хранилищ и загруженности складов ненужными материалами находилось на открытом воздухе большое количество боеприпасов и вооружения.

Четвертое. Стрелковое вооружение. Внедрение современных образцов стрелкового вооружения (пистолеты-пулеметы и самозарядная винтовка) производится с опозданием и крайне медленно.

Минно-минометному вооружению не придавалось должного значения. В результате армия оказалась не обеспеченной минометами, не подготовленной к их использованию. В частях имеется большой некомплект минометов, а минометы крупных калибров существуют только в образцах».

Голубцов зачитал этот уничтожающий документ про «китайскую армию» на недавнем совещании командиров корпусов и дивизий. Военачальники сидели с каменными лицами, невольно соотнося «китайские» проблемы со своими, и с большим удивлением находили полное сходство.

– Ну что, товарищи полководцы? – риторически вопрошал Голубцов сидящих комкоров. – Будем и дальше уподобляться китайцам или примем решительные меры?

Слушатели разволновались, загалдели, задело за живое.

– Так дайте нам возможность проводить хотя бы дивизионные учения…

– Забыл, когда войска на полигоны выезжали с боевой стрельбой. Все строим и строим.

– О чем говорить, если наши главные склады горючего в Майкопе находятся?

Голубцов удовлетворенно наблюдал за реакцией «полководцев». Все правильно поняли, на свой счет перевели. ЧТД! Что и требовалось доказать.

* * *

После обеда в его кабинет заглянул ЧВС Дубровский и очень довольный протянул свежий номер «Известий»:

– Погляди-ка, про нас пишут.

Голубцов стал читать вслух:

– «Жизнь Красной Армии. СТРЕМИТЕЛЬНОСТЬ.

Батарея лейтенанта Светлова стоит среди глинистого поля. О тренированности бойцов говорят их ловкие ритмичные движения, крепкие тела, обветренные лица.

„Учимся ежедневно, независимо от погоды, – замечает командир батареи. – Выходим в поле и занимаемся строго по программе. Ночью идет проливной дождь, значит, жди тревогу“.

Никаких скидок, облегчений, условностей. Батарея лейтенанта Светлова передвигается по любой дороге, стреляет в любое время… Выезды на открытые позиции производятся в условиях, максимально приближающимся к боевым…»

– Хорошо пишет товарищ специальный корреспондент, – усмехнулся Голубцов, – как его по матушке-то – И. Экслер. Так, читаем дальше… «Так вырабатывается стремительность – одно из необходимых условий наступления».

Последняя фраза была подчеркнута красным карандашом, должно быть самим Дубровским.

– А чем тебе не нравится? – уловил он в голосе командарма нотки иронии. – Товарищ корреспондент правильно понимает наши задачи. А главное внизу еще одна строчка: «Западный Особый военный округ». Про нас доброе слово написали, и где – в центральной газете. И в Москве прочтут, и в Минске.

– И что это за батарея такая?

– Я узнавал, эта батарея в корпусе Хацкилевича.

– А как корреспондент к Хацкилевичу попал?

– Да я же и направил – лучший механизированный корпус. Наша гордость.

– Ты все правильно сделал, Григорьич. Лихо написано, лихо. Аж самому хочется верить, какая замечательная у нас выучка… Жаль, что только на уровне батареи. А я вспомню, как мы прошлое показное учение готовили, так от стыда краснею.