Текст книги "«Если есть на свете рай…» Очерки истории Уругвая"

В ответ на письма британского консула В. Пэриша из Буэнос-Айреса, описывающего бедственное положение, в котором оказались английские купцы[134]134
  Parish to Canning 23 June 1826 // Ferns H.S. Op. cit. P. 160.


[Закрыть], Каннинг фарисейски ответил: «Наша страна не должна возбуждать ненужные дискуссии по абстрактным вопросам права ведения войн, пока ее собственные нейтральные права неукоснительно соблюдаются, и не должна пытаться ограничить применение какой-либо страной морской мощи, к которой Британия, как воюющая держава, так часто прибегала и, вероятно, должна будет прибегать снова в будущем»[135]135
  Canning to Parish, June 28, 1826 / Webster, Britain and the Independence of Latin America, v. I, P. 149.


[Закрыть].

Шеф Форин-офис вполне сознательно пожертвовал материальным положением английских торговцев в предвкушении гораздо более значимой добычи. Морская блокада «придержала» натиск аргентинцев и привела к патовой ситуации. Хотя британский адмирал У. Браун, командующий аргентинской флотилией (его до сих пор почитают как «отца аргентинского флота») смог прорвать блокаду, однако это не решило исход войны. Обе стороны понесли ощутимые потери (более 10 тыс. убитых), а «финансовая помощь» Англии привела Бразилию и Аргентину к колоссальным долгам и инфляции.

Понсонби настойчиво требовал от правительства Буэнос-Айреса согласия в превращении территории Восточного берега в независимое государство. В 1826 г. он представил вариант «компромисса», который был предложен бразильским императором (несмотря на то, что сам же отверг его в ходе переговоров в Рио-де-Жанейро): Буэнос-Айрес признает права Бразилии на Восточный берег, а в обмен Бразилия объявляет Монтевидео «свободным портом с правом беспошлинной торговли для Аргентины». Ривадавия категорически отверг этот вариант. Это вполне устраивало Лондон, целью которого была долгосрочная война между «клиентами».

Финансовый кризис и инфляция, которые сопровождались растущим сепаратизмом провинций, заставили все же Ривадавию принять проект создания независимого Восточного берега. В конце 1826 г. правительство согласилось на план Понсонби в качестве основы для переговоров с Бразилией, а в январе 1827 года Каннинг «любезно согласился принять участие в поддержании свободного судоходства по Ла-Плате для Бразилии, Буэнос-Айреса, а также для вновь образованного государства Монтевидео»[136]136
  Canning to Gordon, January 8, 1827 / Webster, Britain and the Independence of Latin America. V. I. P. 317.


[Закрыть].

Ривадавия все еще надеялся на военное решение вопроса о Восточном береге, тем более, что фактически вся эта территория уже находилась в руках аргентинцев. Тогда Понсонби, испытывавший антипатию к Ривадавии, сделал ставку на известного аргентинского политика, бывшего министра М. Х. Гарсию. Он передал Гарсии неофициальный меморандум, в котором содержались британские условия, среди них главные: «Восточный берег объявляется независимым государством и будет действовать в рамках собственной конституции; он не станет частью какого-либо государства; на его территории не могут находиться иностранные войска; будет проведена демилитаризация Монтевидео и Колонии-дель-Сакраменто, а также эвакуированы войска Аргентины и Бразилии»[137]137
  Kaufmann. P. 197.


[Закрыть].

Ривадавия, узнав о содержании меморандума и желая угодить англичанам, отправил Гарсию на переговоры относительно подписания мирного договора в Рио-де-Жанейро с условием включения в него пункта о независимости Восточного берега. К этому времени разразился крупнейший финансовый кризис (который охватил не только воюющие стороны, но и в целом Европу и все страны Латинской Америки). Аргентина «отметилась» первым в своей истории дефолтом и смогла возобновить платежи по долгам лишь через тридцать лет, в 1857 г.

Гарсия, находясь под давлением императорского двора, английских дипломатов и впечатлением от экономического коллапса Аргентины, подписал мирное соглашение, в котором, вопреки полученным от Ривадавии инструкциям, Восточный берег сохранялся в составе Бразилии. Буэнос-Айрес обязался отказаться от всех прав на эту территорию и вывести оттуда войска. В навязанном англичанами парадоксальном и унизительном соглашении Восточная провинция признавалась «оккупированной Бразилией» (хотя к тому времени аргентинская армия освободила практически всю территорию Восточного берега!). Более того, Аргентина должна была выплатить Бразилии большие репарации.

Гарсия посчитал, что заключение мира на этих условиях сократит издержки на продолжение войны и поможет стране выйти из бедственного положения.

Этот вариант был согласован с Понсонби, поскольку тот стал открыто защищать Гарсию перед правительством Буэнос-Айреса после его возвращения из Бразилии. Предательский удар со стороны Гарсии должен был лишить Аргентину последних иллюзий относительно возможности победоносного завершения военных действий. Когда Ривадавия стал просить Понсонби о личной встрече, всесильный посол отказал президенту, мотивировав тем, что «пока не будет заключен предварительный договор с Бразилией, он не видит разумной основы для продолжения контактов»[138]138
  Ibidem.


[Закрыть].

Аргентинцы восприняли подписанный договор как позорную капитуляцию. По стране прокатилась мощная волна протеста. Гарсию обвинили в измене, англичан – в том, что они навязывают свою антиаргентинскую политику подобно тому, что происходило во времена интервенции Бересфорда и Попхэма[139]139
  Alén Lascano L. C. Manuel José García, un perfecto caballero británico, / Revista Todo es Historia, Buenos Aires, N. 40, 1970.


[Закрыть]. В этих условиях Ривадавия отказался от признания договора, и это решение было поддержано конгрессом.

Однако провинции уже более не желали подчиняться «унитариям» из Буэнос-Айреса, вспыхнуло вооруженное восстание (безусловно не без участия англичан), в результате которого Ривадавия в июне 1827 г. был вынужден подать в отставку, распустить правительство и затем эмигрировать в Европу.

В условиях фактического развала страны на передний план выступил губернатор Буэнос-Айреса М. Доррего, которого Понсонби после соответствующей «обработки» убедил в необходимости заключить мирный договор на британских условиях. Губернатора заботило лишь то, что необходимо как-то «сохранить лицо», чтобы не прослыть среди граждан предателем национальных интересов. Поэтому он просил британского посла разъяснить, останутся ли в составе нового государства Монтевидео и Колония-дель-Сакраменто, либо они получат статус «свободных городов» (наподобие ганзейских городов в Европе). Понсонби втолковал Дорреге, что оба города станут неотъемлемой частью нового государства, и это вполне «удовлетворило» губернатора.

Не лучше обстояли дела и в Бразилии. По мере того как поражение следовало за поражением, популярность Педру падала, в провинциях стали появляться выражения недовольства, и вскоре встал вопрос, который представлял в глазах императора самую серьезную опасность – либо вторжение аргентинцев на территорию Бразилии, либо внутренняя угроза государственного переворота[140]140
  Manchester. British Preeminence in Brazil, P. 154.


[Закрыть].

Причем последняя стала очередным «фейком», умело изобретенным Понсонби. По якобы полученным через секретные каналы сведениям, бразильские военные намеревались свергнуть императора и создать вместо единой страны пять независимых республик. «Утку» отправили в Рио-де-Жанейро, и там Гордон стал уверять Педру, что это – не более, чем слухи. Однако такой «успокоительный» тон еще больше встревожил императора, который изъявил готовность заключить мир на британских условиях[141]141
  Ponsonby to Dudley and Ward, 12 Feb. 1827 // Ferns H. S. Op. cit. P. 191.


[Закрыть].

В итоге 27 августа 1828 г. в Рио-де-Жанейро была подписана Предварительная мирный конвенция при посредничестве Англии и Франции (британские дипломаты смогли привлечь французов в качестве статистов только для того, чтобы создать видимость «совместных действий европейских держав» – тактика, которую до сих пор используют американцы в своих агрессиях, называя их «коллективными миротворческими акциями»). По «договору Монтевидео» Бразилия и Аргентина признали Восточный берег независимым от обеих стран и согласились на создание там свободного и независимого государства, отказавшись от любых территориальных претензий к тем территориям, которые должны были войти в новое государство с 3 октября того же года. Утешительной пилюлей стало то, что Аргентине и Бразилии оставили возможность вмешиваться во внутренние дела нового государства в случае гражданской войны, а также право на одобрение конституции нового государства[142]142
  Mainyu E. A. 1828 Treaty of Montevideo. Montevideo, 2011.


[Закрыть].

Новая страна получила название Уругвай (по названию протекающей в ней реки, что переводится с языка индейцев гуарани как «река разноцветных птиц»), а восточная часть территории провинции была передана Бразилии.

Успех Понсонби в реализации сложнейшей комбинации (о которой изначально даже не шло речи ни в Аргентине, ни в Бразилии) был бы невозможен без огромной работы по созданию мощного сепаратистского движения на Восточном берегу.

Еще задолго до начала войны, английские дипломаты в Монтевидео (прежде всего Т. Худ, ставший впоследствии первым временным поверенным в делах Британии в независимом Уругвае) склоняли местную «элиту» к борьбе за «суверенный Восточный берег». Итогом их работы стало то, что в 1824 г. местные олигархи даже сами настаивали на превращении Восточного берега в британскую колонию[143]143
  Thomas Hood, H. B. M. Consul at Montevideo, to Canning, Montevideo, 22 Apr. 1824: P.R.O., F.O. 51/1./ Winn, Op. cit., P. 103.


[Закрыть]. Однако исходя из основ британской политики, заложенных еще при Каслри, Форин-офис отклонил их просьбу, решив, что не стоит тратиться на создание колониальных органов власти, переброску войск, если можно получить гораздо большие выгоды без всяких обременений.

После приезда Понсонби, дипломат не преминул заверить местных англофилов, что «независимый Уругвай будет пользоваться полной английской защитой и туда будут направлены основные потоки товаров, капитала и квалифицированных иммигрантов»[144]144
  John Conyngham, Foreign Office, to Hood, London, 6 Sept. 1824: P.R.O., F.O. 51/1; Ponsonby to Canning, Buenos Aires, 20 Oct. 1826: P.R.O., F.O. 51/1; Ponsonby to Dudley, Buenos Aires, 20 Dec. 1827: P.R.O., F.O. 6/19; /Winn, Op. cit., P. 103. Street J. Artigas and the Emancipation of Uruguay. Cambridge, 1959, pp. 362–363.


[Закрыть]. Планы Понсонби были с восторгом встречены торговой и политической «элитой» Монтевидео, которая предпочитала английское господство как гарантию социальной и политической стабильности и экономического роста.

Заверяя воюющие стороны о британском «нейтралитете», Понсонби наладил отношения со всеми «авторитетными» каудильо с Восточного берега. Причем, в соответствии с обычной тактикой англичан, поощрял всех и в то же время подталкивал к противоборству друг с другом.

Через посредников он установил контакт с Лавальехой и пообещал ему помощь от Лондона. В ответ на это он призвал известного каудильо организовать внутри своей собственной партии (которая до того выступала за единство с Объединенными провинциями) группу диссидентов и заявить о курсе на независимость Восточного берега. И к декабрю 1827 г. Понсонби мог доложить, что этот совет принес свои плоды и что теперь «восточники» достаточно окрепли, чтобы заявить о своей независимости[145]145
  Pratt, Anglo-American Commercial and Political Rivalry on the Plata /Hispanic American Historical Review. P. 881.


[Закрыть].

В переписке с Каннингом Понсонби указал на «неоспоримый факт, что «восточники» не желают подчиняться Буэнос-Айресу лишь в чуть меньшей степени, чем Бразилии, и независимость является их самым заветным желанием»[146]146
  Gordon to Canning, June 8, 1827 / K.J. Stapleton, Some Official Correspondence, v. II, P. 822


[Закрыть].

С другой стороны поддержку оказывали сопернику Лавальехи – также бывшему артигисту Фруктуосо Ривере, который во время аргентино-бразильской войны возглавлял аргентинские войска.

В Великобритании заключение мирной конвенции получило всеобщее одобрение. Премьер-министр герцог Веллингтон в своей обычной резкой манере подытожил сложившуюся ситуацию. «Я первым скажу, что Республика Буэнос-Айреса сошла с ума, если она не согласится на эти предварительные условия, но если аргентинцы не попытаются захватить Монтевидео, как только дон Педру уйдет оттуда, они в моих глазах перестанут быть истинными республиканцами»[147]147
  Wellington to Aberdeen. October 25, 1828, ibid., V. 171.


[Закрыть].

Однако вопреки прогнозам Веллингтона сети, сплетенные лордом Понсонби оказались настолько прочными, что удалось добиться всех поставленных целей и обеспечить долгосрочное существование Уругвая. (Любопытно, что Понсонби стал, видимо, единственным дипломатом, сыгравшим ведущую роль в создании двух современных государств, так как после успеха на Ла-Плате его отправили с похожей миссией в Бельгию, которая в то время была частью Нидерландов. И во многом благодаря его усилиям, бельгийцы получили в 1830 г. независимость, став суверенным королевством во главе с Леопольдом I).

Более всего пострадали от британских планов Бразилия и Аргентина, которые не только лишились прав на Восточный берег, потеряли в ходе войны десятки тысяч убитыми и раненными, но и погрузились в пучину политического хаоса и острейшего экономического кризиса.

В Бразилии потеря Сисплатинской провинции стала важнейшим поводом для недовольства населения правительством императора Педру I. Хотя дорогостоящая и непопулярная война не являлась главной причиной отречения императора от трона в 1831 г., но она внесла свой значительный вклад.

Аргентина к моменту подписания договора нанесла самые серьезные поражения бразильской армии. Тем не менее из-за англичан эта победа обернулась расколом, кризисом и созданием нового государства Уругвая. Вернувшиеся с войны аргентинские военные ошибочно приписали заключение унизительного мира М. Дорреге. И в 1829 г. его сместили с поста губернатора, а затем расстреляли, что стало одной из причин кровавой войны между унитариями и федералистами в Аргентине.

Конституция 1830 года и политический раскол

Британское «посредничество», помимо прочего, привело к перманентной гражданской войне на территории Уругвая[148]148
  Graham-Yooll A. Imperial skirmishes: war and gunboat diplomacy in Latin America. L., 2002. P. 44, 45; Ferns H. S. Britain and Argentina in the nineteenth century. L., 1960. P. 165–183; Rosa J. M. Historia argentina: Unitarios y federales (1826–1841). Buenos Aires. 1841. P. 19–28.


[Закрыть]. Среди уругвайских военных, участвующих в войне против Бразилии, сразу же начались распри, которые привели к серии кровавых конфликтов – Х. А. Лавальехи против Ф. Риверы, М. Орибе против Ф. Риверы и т. д.

На выборах в 1830 г. первым президентом страны был избран Х. Ф. Ривера.

После того, как военные части Аргентины и Бразилии вывели с Восточного берега, была созвана Конституционная Ассамблея, которая разработала конституцию новой страны, утвердила ее флаг, гимн, форму военного мундира.

Конституция была официально принята 18 июля 1830 г., после того, как была ратифицирована Аргентиной и Бразилией. Страна получила название «Восточная Республика Уругвай» (слово «восточная» было оставлено для преемственности обозначения данной территории, прежде называвшейся «Восточной провинцией»). Конституция официально узаконила основные либеральные права и свободы граждан, установила высокий имущественный ценз для голосования на выборах, подтвердила, что католицизм является ее официальной религией и разделила территорию на девять административных округов – «департаментов». Основной документ страны оставался неизменным до 1918 г.

Хосе Фруктуосо Ривера – первый президент Уругвая (1830–1834, 1838–1843, 1853–1854)

Во многом копируя основные документы французской и американской революций[149]149
  Mayo San José de. Antecedentes de la Constitución de 1830. Montevideo, 1981.


[Закрыть], конституция устанавливала разделение исполнительной, законодательной и судебной властей, провозглашала Уругвай унитарной республикой с централизованной формой правления. Глава исполнительной власти, президент, избирался на четыре года двухпалатным парламентом (Asamblea General). Президенту подчинялись министры, но он мог принимать решения только при условии, что их одобрят не менее трех министров.

Генеральная Ассамблея состояла из сената (Cámara de Senadores) и палаты представителей (Cámara de Representantes), избираемых от каждого из департаментов. Депутаты утверждали законы, но у них не было права снять с поста президента, министров или ратифицировать вотум недоверия (хотя в 1834 г. была введена поправка, позволяющая снимать со своих постов министров за «недостойное поведение»).

Верховный суд (Suprema Corte de Justicia) и суды низшей инстанции исполняли судебную власть. Члены Верховного суда избирались Генеральной Ассамблеей, и далее они назначали судей низших инстанций. Конституция разделяла страну на департаменты, во главе которых стояли губернаторы, утверждаемые президентом и возглавлявшие местные советы (Consejos de Vecinos)[150]150
  См. Faig Garicoïts J. F. Sistema electoral y gobernabilidad en Uruguay. Montevideo, 1996; Bonino E. O. Constitución de la república oriental del Uruguay: concordada con la Constitución de 1830 y con la reforma del 28 de agosto de 1912 y anotada con leyes y decretos de carácter constitucional. Montevideo, 1931.


[Закрыть].

Хотя основной документ оставался неизменным 87 лет, он довольно часто нарушался де-факто. Так например, в 1878–1890 гг. партии Колорадо и Бланко задумали создать более стабильную политическую систему на основе «межпартийных пактов». Эта политическая реформа, названная «соучастием» (coparticipación), означала совместное политическое господство формальных и неформальных бюрократических структур, которое начало практически применяться с 1872 г.[151]151
  Faig Garicoïts J. F. Op. cit. P. 35, 37; El pensamiento constitucional de Latinoamérica, 1810–1830. Bogotá, 1962. P. 52–57.


[Закрыть]

Внутри «нео-государства» постоянно шли войны за власть между соперничавшими группировками. Эти конфликты подогревались «спонсорами» из Аргентины и Бразилии, а также англичанами, кровно заинтересованными в постоянно раздувании вражды между «латиноамериканскими гигантами».

При создании страны ее население составляло около 100 тыс. человек, из которых 20 % проживало в Монтевидео, ставшем столицей государства. Таким образом, большинство находилось в сельских районах. Политическая власть сосредоточилась в руках местных лидеров, каудильо, которые привлекали сторонников благодаря своей военной мощи, храбрости или богатству.

Празднование Конституции 18 июля 1830 г.

После создания независимого Уругвая местные пособники «неформальной империи» заняли ведущие места в правительстве молодого государства и проявили полную готовность к сотрудничеству, превращению Монтевидео в главный перевалочный пункт для английских товаров и основной центр британской сферы влияния на континенте. Они сразу же резко снизили тарифы на британский импорт и униженно добивались британского посредничества во всех внутриполитических конфликтах и вопросах защиты от внешнего вмешательства. Помимо того, англичане получили право беспошлинной торговли в стратегическом районе Ла-Платы[152]152
  Hood to Lord Aberdeen, Foreign Secretary, London, 24 Feb. 1830: P.R.O., F.O. 51/6. / Winn, Op. cit., P. 103.


[Закрыть].

Британия добилась своего – создала буферное государство между Аргентиной и Бразилией для обеспечения своих торговых и политических интересов в регионе. Создание «маленькой страны» (paisito) как некоей «прокладки» между двумя гигантами, Аргентиной и Бразилией, было навязано для того, чтобы наилучшим образом обеспечить коммерческие интересы англичан, дать им возможность зарабатывать на посреднической торговле через «окно» свободной торговли, обеспечить эксклюзивный выход прямо в центр континента через огромную речную сеть Ла-Платы.

И далее в течение XIX в. Британия продолжала господствовать в Уругвае, захватив сырьевые ресурсы, железные дороги, газ, инфраструктуру, торговлю. Такова была «благородная» цель, которой англичане добились на переговорах 1828 г.[153]153
  Maldonado L. E. Lord Ponsonby y la independencia del Uruguay. Montevideo, 1987; Blengio Valdés M. Lord Ponsonby y la independencia de la República Oriental del Uruguay. Montevideo, 1987.


[Закрыть]

Мало того, что «посредничество» Британии закрепило ее господствующие позиции в экономике и политике огромного региона – оно заложило «мины замедленного действия», которые привели к тому, что в течение продолжительного периода Уругвай оставался «яблоком раздора» в отношениях между Аргентиной и Бразилией, создавая напряженность на всем континенте.

Неудивительно, что посланник Соединенных Штатов в Буэнос-Айресе Дж. Форбс охарактеризовал «независимый» Уругвай как «слегка замаскированную колонию» Великобритании[154]154
  John Forbes, U. S. Charge d'Affaires at Buenos Aires, to Henry Clay, Secretary of State, Buenos Aires, 21 June 1826 / Diplomatic Correspondence of the United States Concerning the Independence of the Latin-American States, ed. William R. Manning, 3 vols. (New York, 1925). V. I. P. 654.


[Закрыть].

Глава 3
Латиноамериканское «яблоко раздора» (XIX в.)

После получения независимости на политической арене страны было три главных действующих лица – Ф. Ривера, М. Орибе и Х. А. Лавальеха. Первые два вскоре были избраны президентами: Ривера с 1830 по 1835 г., Орибе с 1835 по 1838 г. и вновь Ривера с 1838 по 1843 г.

В большинстве исторических исследований пишут о каудильизме как главном феномене латиноамериканской политической жизни после обретения независимости. Действительно, как и в других странах региона в турбулентной среде революций и переворотов уругвайские каудильо чувствовали себя как рыба в воде. Они обладали тем магнетизмом, который привлекал к ним многочисленных сторонников, вооружались до зубов и присваивали себе звание «генералов». Их популярность была основана на симпатиях народных дружин и сельской милиции, которые стали костяком сил, боровшихся за освобождение Восточной провинции от метрополии – Испании, а затем и от португальских войск.

Репутация героев Войны за независимость позволяла каудильо пользоваться народной поддержкой, и если не все поддерживали их, то лишь очень немногие отваживались осуждать. Некоторые «авторитеты» происходили из семей крупных землевладельцев, но большинство выдвигались из народной среды, «низов» с помощью незаурядных качеств.

Личное мужество, безусловная харизма, способность создать вокруг себя группу соратников, возглавить победоносное войско, административный талант в управлении своим регионом – все эти качества были характерны для этих лидеров. Они начинали как противники олигархов, но обычно приходили к защите статус-кво, своего личного положения, своих накоплений и традиционных структур власти (включая церковь).

Главное отличие Лавальехи, Риверы и Орибе от «Освободителя Уругвая» Артигаса состояло в том, что он исходил в своих действиях не из желания получить личные выгоды, а из демократических идеалов и принципов, последовательно проводимых им в жизнь[155]155
  Lynch J. Caudillos in Spanish America, 1800–1850. Oxford, 1992. P. 87–113.


[Закрыть]. Несмотря на то, что указанные каудильо были в свое время артигистами и приверженцами идей классического либерализма, они стремились прежде всего к защите своих привилегий и расширению своей власти. Достижение этих целей приводило к беспринципности, вероломству и поддержанию состояния «войны всех против всех».

Для политической жизни новой, слабой и уязвимой во всех отношениях страны, господство каудильо означало поддержание нестабильности, которое играло на руку англичанам. Власти этих «вождей» были чужды какие-либо законы или государственные органы, ограничивавшие их произвол. Любой из каудильо мог править, имея при себе органы государственной власти или командуя единолично; он мог руководствоваться конституцией или руководить без нее, но его власть и легитимность были личными и не зависели от формальных институтов.

Успех этих вожаков, как и в других странах, зависел от силы или слабости государственной власти. В уругвайском обществе, где признаки уязвимого «буферного государства» были заложены изначально, каудильизм заполнял эту нишу. Политическая конкуренция выражалась в вооруженных конфликтах, и победитель правил с помощью насилия, а не по праву выборов. Такое правление по определению должно было вызывать сопротивление и конкуренцию, и поэтому не могло гарантировать постоянство и стабильность власти. Политика каудильо – в русле дарвиновского «выживания сильнейших» – противоречила заявленным либерально-демократическим принципам и «общественному договору», однако это мало беспокоило тогдашних уругвайских либералов и англофилов.

Засилье этих деятелей в политической истории Уругвая в XIX в. было возможно тогда, когда государство находилось в состоянии слабости, анархии, развала, полной зависимости от британских «спонсоров», когда политический процесс был подмят авторитаризмом, и общество находилось в состоянии разброда. Персонализм и насилие торжествовали над законами и демократическими институтами, а право сильнейшего господствовало над идеей представительного правления.

На первых порах судьба благоволила Хуану Антонио Лавальехе (1784–1853), выходцу из семьи небогатого помещика. С началом войны за независимость он вступил в армию Х. Артигаса и вскоре стал одним из командиров. После захвата Восточной провинции португальскими войсками перебрался в Буэнос-Айрес. В апреле 1825 г. именно Лавальеха был вдохновителем и организатором похода Тридцати Трех героев.

Под его руководством войска патриотов нанесли поражение бразильским войскам в битве при Саранди. Затем он был главнокомандующим войсками Восточной провинции и губернатором (фактически получив диктаторские полномочия). В конце 1827 г. он распустил Конгресс и сместил Х. Суареса с поста губернатора. Он мотивировал свои действия «идейными соображениями»: защитой принципов федерализма в противовес унитаризму властей Монтевидео. В 1828 г., в соответствии с условиями мирного договора, Лавальеха был вынужден уступить пост губернатора генералу Х. Рондо.

В 1830 г. состоялись первые официальные выборы президента Уругвая, и Лавальеха потерпел поражение от Ф. Риверы. Но в последующие годы он активно боролся за власть на стороне М. Орибе.

Хуан Антонио Лавальеха (1784–1853), уругвайский генерал и политик

Их главный антагонист Хосе Фруктуосо Ривера-и-Тоскана (1784–1854) стал основателем одной из двух ведущих политических партий страны (Колорадо) и первым президентом Уругвая.

Биография Риверы типична для латиноамериканских каудильо той эпохи. Родился в семье крупного землевладельца. Выступал против торговых ограничений, установленных метрополией, и это стало побудительным мотивом для вступления в освободительную борьбу под руководством Х. Артигаса. Он участвовал во всех крупных сражениях и вырос до командующего основными силами артигистов во время вторжения португальцев.

Несмотря на то что Артигас всегда благоволил «дону Фрутосу» и отдал под его командование свои самые лучшие войска, тот довольно часто допускал просчеты и терпел поражения от португальцев. После серии неудач усилилось дезертирство офицеров, а затем и сам Ривера предал своего вождя, перейдя на сторону португальцев.

До провозглашения независимости Бразильской империи Ривера служил в португальской армии, затем вслед за своим покровителем К.Ф. Лекором перешел на сторону Бразилии. Части португальцев засели в Восточной провинции, и Ривера участвовал в боях за освобождение Сисплатинской провинции от португальцев. Долгое время он не присоединялся к патриотам, желавшим освобождения от оккупантов, отвечая им: «За всю свою историю Восточная провинция никогда не была более несчастной, нежели во времена независимости»[156]156
  Lepro A. Fructuoso Rivera: hombre del pueblo, Sentido revolucionario de su vida y de su acción. Montevideo, 1945. P. 46.


[Закрыть].

В 1823 г., когда войска Лекора вошли в Монтевидео, Сисплатинскую провинцию присоединили к Бразильской империи, а Ривере даровали титул «барона де Такуарембо» и назначили одним из командующих войсками[157]157
  Manacorda T. Fructuoso Rivera: el perpetuo defensor de la República oriental. Montevideo, 1946. P. 59.


[Закрыть].

Во времена бразильского господства оккупанты вовсю занимались мародерством, и использовали на мясозаготовках (saladeros) рабский труд, в результате чего резко снизилось число свободных скотоводов-ранчерос и гаучо, обезлюдели сельские районы.

Когда «Тридцать три героя» собрались на территории Уругвая в апреле 1825 г. и начали освободительный поход, согласно официальной историографической легенде, 29 апреля Лавальеха и Ривера встретились на ранчо неподалеку от селения Монсон и там братски обнялись и заключили союз в борьбе против бразильцев[158]158
  Devoto F. La Historiografía Académica y la Historiografía Militante en Argentina y Uruguay. Montevideo, 2004. P. 71.


[Закрыть]. Но генерал Х. Брито дель Пино в «Дневниках бразильской войны» описывает этот эпизод несколько иначе. Ривера, в подчинении которого находилось 70 солдат бразильской армии, наткнулся на засаду неподалеку от Монсона. Его отряд разбежался, а сам он попал в плен. И перед лицом неминуемой гибели, когда его вели на расстрел, обратился к Лавальехе с мольбой: «Друг мой, неужели ты позволишь меня убить?!»[159]159
  Brito del Pino J. Diario de la guerra del Brasil. Montevideo, 1956. P. 215; Lockhart W. Rivera tal cual era. Montevideo, 1996. P. 32.


[Закрыть].

И Лавальеха помиловал его, тем более, что присоединение к нему Риверы (а затем и тысяч его сторонников) означало создание решающего перевеса в борьбе за освобождение провинции. И уже 25 августа в местечке Флорида («Флоридский конгресс») была провозглашена Декларация независимости Восточной провинции, согласно которой она «присоединялась к другим аргентинским провинциям, будучи изначально их неотъемлемой частью»[160]160
  Lorenzo С.R. Manual de Historia Constitucional Argentina. Buenos Aires, 1997. P. 51.


[Закрыть].

В битве при Саранди в октябре 1825 г. совместные силы Лавальехи и Риверы добились победы над бразильцами, и их дальнейшие успехи создали волну энтузиазма в Буэнос-Айресе, приведшую к официальному присоединению Восточной провинции к «Объединенным провинциям Ла-Платы»[161]161
  González Arzac A. La provincia oriental. Buenos Aires, 1996. P. 27.


[Закрыть]. На этой волне к власти в Буэнос-Айресе пришел Б. Ривадавия, целью которого стала победа в войне с Бразилией.

Однако в 1826 г. военная кампания шла не так успешно, как вначале, и во многом из-за особой позиции, которую занял Ривера. После того, как он отказался преследовать бразильские отряды под предводительством полковника Б. М. Рибейру, Лавальеха отдал приказ об аресте Риверы по подозрению в измене. Однако Ривера сбежал по пути в Буэнос-Айрес и нашел убежище у губернатора провинции Санта Фе Э. Лопеса[162]162
  Baldrich J. A. Historia de la guerra del Brasil: contribución al estudio razonado de la historia militar argentina. Buenos Aires, 1975. P. 107.


[Закрыть]. После двухлетнего перерыва он вновь стал участвовать в борьбе, возглавив части, воевавшие за освобождение провинции Мисьонес[163]163
  Palomeque А. El general Rivera y la campaña de Misiones (1828). Buenos Aires, 1914.


[Закрыть].

Понятия о субординации были чужды Ривере, и он не выполнил приказ командующего Лавальехи о продвижении в провинцию Энтре Риос, и вошел в Восточную провинцию. Лавальеха приказал своему заместителю М. Орибе преследовать Риверу, однако тот ускользнул на север региона. Собрав четыре сотни солдат, он в апреле 1828 г. вторгся в провинцию Мисьонес и захватил ее. Затем, после подписания перемирия между Аргентиной и Бразилией и договора о независимости Уругвая, перебрался на родину.

По возвращении в Уругвай Ривера получил пост главнокомандующего уругвайской армии. К тому времени политическая звезда Лавальехи закатилась после серии неудачных сражений, резкой критики его деятельности на посту губернатора Восточной провинции, ухода в отставку, а также неудачного государственного переворота в конце 1827 г.[164]164
  Menéndez J. O. Uruguay, un destino incierto. Montevideo, 1998. P. 194.


[Закрыть]

Ривера же заручился поддержкой глав регионов, а также политической элиты Монтевидео (большинство которой, как и Ривера, были в свое время сторонниками бразильского генерала Лекора, а затем стали такими же ревностными «друзьями» новых английских господ). И на президентских выборах в октябре 1830 г. одержал убедительную победу над Лавальехой, став первым президентом независимого Уругвая.

С самого начала своего правления Ривера столкнулся с тремя главными проблемами: неэффективностью и недееспособностью политических структур; отсутствием четкой демаркации на границе с Бразилией и Аргентиной; наличием огромного государственного долга. Ривера не был государственным или политическим деятелем – его сила (как и у его соперников – каудильо) заключалась в авторитете среди своих сторонников, личном богатстве и мощи преданных ему войск. Поэтому он редко выезжал из своей сельской резиденции, оставив многочисленные проблемы формирования политических институтов новообразованного государства группе экспертов-англофилов («los doctores»), во главе с Л. Обесом. В нее входили Н. Эррера, Х. Альварес, Х. А. Хельи, С. Васкес и Х. Эльяури. Они пытались организовать политическую структуру страны с помощью законов и декретов, однако это оказалось невозможным без наличия крепкой политической власти[165]165
  Inventario de los fondos documentales del Archivo General de la Nación // Uruguay. Archivo General de la Nación. Ministerio de Instrucción Pública y Previsión Social. Montevideo, 1965. P. 90, 91.


[Закрыть].

В результате политическая жизнь представляла собой анархию, внутри которой министры правительства Риверы выполняли волю олигархов, британских «спонсоров» и принимали решения, направленные на личное обогащение. Единственное, что их интересовало (по требованию англичан) – четкое функционирование торгового порта Монтевидео (они даже вложили довольно значительные бюджетные средства в его реконструкцию). Также была произведена первая денежная эмиссия, казна пополнялась за счет беспрецедентной распродажи земель. А из казны деньги перекочевывали в карманы коррумпированных чиновников.

Практические все бунты, восстания и «революции», которые раздирали страну, инициировались и поддерживались из-за рубежа – прежде всего англичанами, но участниками интриг и конфликтов были также Аргентина, и Бразилия. Их войска также не стеснялись вторгаться на территорию Уругвая при первом же удобном случае. Так в 1832 г. Лавальеха поднял восстание с помощью бразильцев, и после его подавления бежал в Бразилию. А 1834 г. он же получил помощь у оппонентов Бразилии – аргентинцев, и, соответственно, после бесславного окончания бунта нашел прибежище в Аргентине. Каудильо и их последователи часто устраивали вооруженные стычки и конфликты из-за споров по поводу границ земельных владений, между скваттерами, захватывавшими участки земли и «старыми» владельцами, между «законными» владельцами и теми сторонниками генерала Артигаса, которым были дарованы участки, конфискованные у прежних владельцев и т. д.