Текст книги "Полный курс русской истории Николая Карамзина в одной книге"

Но Мстислав изъявил редкое великодушие в рассуждении брата, дав ему знать, чтобы он безопасно шел в Киев и господствовал, как старший сын великого Владимира, над всею правою стороною Днепра. Ярослав боялся верить ему; правил Киевом чрез своих Наместников и собирал войско.

Наконец сии два брата съехались у Городца, под Киевом; заключили искренний союз и разделили Государство: Ярослав взял западную часть его, а Мстислав восточную; Днепр служил границею между ими, и Россия, десять лет терзаемая внутренними и внешними неприятелями, совершенно успокоилась».

Впрочем, таковое положение дел длилось недолго. Однажды Мстислав поехал на охоту, почувствовал недомогание и скоро умер. Ярослав присоединил территорию Мстислава к своей половине. Все остальные братья Ярослава и вовсе в летописях не упоминаются. Известно только, что псковского Судислава великий князь посадил в «поруб» и там бедняга пребывал до самой смерти Ярослава.

О Ярославе известно, что он имел большое семейство и сумел организовать династические браки чуть не со всей Европой: «В Польше царствовал тогда Казимир, внук Болеслава Храброго: изгнанный в детстве из отечества вместе с материю, он удалился (как рассказывают Историки Польские) во Францию и, не имея надежды быть Королем, сделался Монахом.

Наконец Вельможи Польские, видя мятеж в Государстве, прибегнули к его великодушию: освобожденный Папою от уз духовного обета, Казимир возвратился из кельи в чертоги Царские. Желая пользоваться дружбою могущественного Ярослава, он женился на сестре его, дочери Св. Владимира.

Польские Историки говорят, что брачное торжество совершилось в Кракове; что добродетельная и любезная Мария, названная Доброгневою, приняла Веру Латинскую и что Король их взял за супругою великое богатство, множество серебряных и золотых сосудов, также драгоценных конских и других украшений. Собственный Летописец наш сказывает, что Казимир дал Ярославу за вено – то есть за невесту свою – 800 человек: вероятно, Россиян, плененных в 1018 году Болеславом.

Сей союз, одобренный здравою Политикою обоих Государств, утвердил за Россиею города Червенские; а Ярослав, как искренный друг своего зятя, помог ему смирить мятежника смелого и хитрого, именем Моислава, который овладел Мазовиею и хотел быть Государем независимым. Великий Князь, разбив его многочисленное войско, покорил сию область Казимиру.

Нестор совсем не упоминает о дочерях Ярославовых; но достоверные Летописцы чужестранные именуют трех: Елисавету, Анну и Анастасию, или Агмунду. Первая была супругою Гаральда, Принца Норвежского. В юности своей выехав из отечества, он служил Князю Ярославу; влюбился в прекрасную дочь его, Елисавету, и, желая быть достойным ее руки, искал великого имени в свете. Гаральд отправился в Константинополь; вступил в службу Императора Восточного; в Африке, в Сицилии побеждал неверных; ездил в Иерусалим для поклонения Святым Местам и чрез несколько лет, с богатством и славою возвратясь в Россию, женился на Елисавете, которая одна занимала его сердце и воображение среди всех блестящих подвигов геройства. Наконец он сделался Королем Норвежским.

Вторая княжна, Анна, сочеталась браком с Генриком I, Королем Французским. Папа объявил кровосмешением супружество отца его и гнал Роберта как беззаконника за то, что он женился на родственнице в четвертом колене. Генрик, будучи свойственником Государей соседственных, боялся такой же участи и в стране отдаленной искал себе знаменитой невесты.

Франция, еще бедная и слабая, могла гордиться союзом с Россиею, возвеличенною завоеваниями Олега и Великих его преемников. В 1048 году – по известию древней рукописи, найденной в Сент-Омерской церкви, – Король отправил Послом к Ярославу Епископа Шалонского, Рогера: Анна приехала с ним в Париж и соединила кровь Рюрикову с кровию Государей Французских.

По кончине Генрика I, в 1060 году, Анна, славная благочестием, удалилась в монастырь Санлизский; но чрез два года, вопреки желанию сына, вступила в новое супружество с Графом де-Крепи. Один Французский Летописец говорит, что она, потеряв второго, любезного ей супруга, возвратилась в Россию: но сие обстоятельство кажется сомнительным. Сын ее, Филипп, царствовал во Франции, имея столь великое уважение к матери, что на всех бумагах государственных Анна вместе с ним подписывала имя свое до самого 1075 года. Честолюбие, узы семейственные, привычка и Вера Католическая, ею принятая, удерживали сию Королеву во Франции.

Третья дочь Ярославова, Анастасия, вышла за Короля Венгерского, Андрея I. Вероятно, что сей брачный союз служил поводом для некоторых Россиян переселиться в Венгрию, где в разных Графствах, на левой стороне Дуная, живет доныне многочисленное их потомство, утратив чистую Веру отцев своих.

Ссылаясь на Летописцев Норвежских, Торфей называет Владимира, старшего Ярославова сына, супругом Гиды, дочери Английского Короля Гаральда, побежденного Вильгельмом Завоевателем. Саксон Грамматик, древнейший Историк Датский, также повествует, что дети несчастного Гаральда, убитого в Гастингском сражении, искали убежища при дворе Свенона II, Короля Датского, и что Свенон выдал потом дочь Гаральдову за Российского Князя, именем Владимира; но сей Князь не мог быть Ярославич. Гаральд убит в 1066 году, а Владимир, сын Ярославов, скончался в 1052 (построив в Новегороде церковь Св. Софии, которая еще не разрушена временем и где погребено его тело).

Кроме Владимира, Ярослав имел пятерых сыновей: Изяслава, Святослава, Всеволода, Вячеслава, Игоря. Первый женился на сестре Казимира Польского, несмотря на то, что его родная тетка была за сим Королем; а Всеволод, по сказанию Нестора, на Греческой Царевне. Новейшие Летописцы называют Константина Мономаха тестем Всеволода; но Константин не имел детей от Зои. Мы не знаем даже, по Византийским летописям, ни одной Греческой Царевны сего времени, кроме Евдокии и Феодоры, умерших в девстве. Разве положим, что Мономах, еще не быв Императором, прижил супругу Всеволодову с первою, неизвестною нам женою?

О супружестве других сыновей Ярославовых не можем сказать ничего верного. Историки Немецкие пишут, что дочь Леопольда, Графа Штадского, именем Ода, и Кунигунда, Орламиндская Графиня, вышли около половины XI века за Князей Российских, но, скоро овдовев, возвратились в Германию и сочетались браком с Немецкими Принцами. Вероятно, что Ода была супругою Вячеслава, а Кунигунда Игоревою: сии меньшие сыновья Ярославовы скончались в юношестве, и первая от Российского Князя имела одного сына, воспитанного ею в Саксонии: думаю, Бориса Вячеславича, о коем Нестор говорит только с 1077 года и который мог до того времени жить в Германии. Летописцы Немецкие прибавляют, что мать его, выезжая из нашего отечества, зарыла в землю сокровище, найденное им по возвращении в Россию».

Приписывают Ярославу и создание русской правовой системы, хотя законы, известные под названием Ярославовой правды, были доработаны уже при его сыновьях. Так что часть этого законодательного свода носит имя Правды Ярославичей. Очевидно, что долгое время на землях Руси действовала обычная кровная месть. С этим мы сталкиваемся, например, во времена Ольги. Но спустя два века потребовалось соотнести местное законодательство с европейским и византийским. Нужны были писаные законы, которые бы исполнялись по всей стране одинаково.

Таким кодексом и стала Ярославова правда. Новшеством здесь была замена смерти или увечья в ответ на смерть и увечье денежными выплатами. Разные категории населения по этому законодательству имели право возмещения ущерба согласно своему положению в обществе.

«Кто убьет человека, тому родственники убитого мстят за смерть смертию; а когда не будет мстителей, то с убийцы взыскать деньгами в Казну: за голову Боярина Княжеского, Тиуна Огнищан, или граждан именитых, и Тиуна Конюшего – 80 гривен или двойную Виру; за Княжеского Отрока или Гридня, повара, конюха, купца, Тиуна и Мечника Боярского, за всякого Людина, то есть свободного человека, Русского (Варяжского племени) или Славянина – 40 гривен или Виру, а за убиение жены полвиры. За раба нет Виры; но кто убил его безвинно, должен платить господину так называемый урок, или цену убитого: за Тиуна сельского или старосту Княжеского и Боярского, за ремесленника, дядьку или пестуна, и за кормилицу 12 гривен, за простого холопа Боярского и Людского 5 гривен, за рабу шесть гривен, и сверх того в Казну 12 гривен продажи, дани или пени».

Высшее место в обществе занимали бояре княжеские, тиуны, именитые горожане, на втором месте стояли военные люди, купцы, свободное население, еще ниже податное население и на самом низу иерархии – холопы, то есть рабы. В холопство обельное, то есть рабство, человек мог попасть разными путями: за долги заимодавцу, за женитьбу на рабыне, за продажу личной свободы (что практиковалось особенно в голодные годы), даже от незнания местного правила, гласившего, что согласившийся стать слугой автоматически становится рабом, если не заключит с хозяином договор.

Убийство во время ссоры или пьяном угаре, если виновник известен, налагало вину не только на него, но и на весь мир, то есть пеню платила, допустим, вся деревня, где случилось несчастье. Если виновник не был известен, хотя убийство произошло, мир ничего не платил. Зато за убийство без ссоры, то есть по умыслу, виновника отдавали на поток всей семьей.

В Ярославовой правде были оговорены случаи нанесения самых разнообразных увечий, за них тоже полагалась теперь узаконенная плата (раньше вопрос решался просто: выбил в драке глаз – готовься потерять собственный).

«За повреждение ноги, руки, глаза, носа виновный платит 20 гривен в Казну, а самому изувеченному 10 гривен; за выдернутый клок бороды 12 гривен в Казну; за выбитый зуб то же, а самому битому гривну; за отрубленный палец 3 гривны в Казну, и раненому гривну. Кто погрозит мечом, с того взять гривну пени; кто же вынул его для обороны, тот не подвергается никакому взысканию, ежели и ранит своего противника. Кто самовольно, без Княжеского повеления, накажет Огнищанина (именитого гражданина) или Смерда (земледельца и простого человека), «платит за первого 12 гривен Князю, за второго 3 гривны, а битому гривну в том и в другом случае. Если холоп ударит свободного человека и скроется, а господин не выдаст его, то взыскать с господина 12 гривен. Истец же имеет право везде умертвить раба, своего обидчика».

Закон вводил необходимость доказывать, что жертва подверглась насилию, для этого требовалось представить либо очевидцев события, либо вещественные доказательства. Оговаривалось также, что в доме хозяин имеет право убить ночного вора, а если не убьет, то его нужно связать и держать до света, после чего вести на княжеский суд. Если связанного вора убивали, за это полагалось платить, как за обычное убийство. Разного рода кражи и порча имущества тоже наказывались выплатой пени. За воровство своей челяди хозяева обязаны были возмещать ущерб пострадавшим.

Оговаривались и случаи, когда хозяин украденного добра вдруг случайно опознавал его у другого человека. Тут требовалось доказать, что эта вещь прежде принадлежала потерпевшему. Для подтверждения истинности показаний требовалось тоже предоставить свидетелей. Свидетелями могли быть только люди свободные, и только в редких случаях, когда дело было слишком серьезным, разрешали допрашивать слугу или холопа. Последние считались имуществом и бегство или кража несвободного человека рассматривалось как порча или потеря вещи.

При обнаружении беглых холопов хозяин мог потребовать с приютившего его определенную сумму денег. Эта статья закона, наверно, часто использовалась, потому что механизм возвращения раба прописан до мелочей:

«О беглом холопе господин объявляет на торгу, и ежели чрез три дни опознает его в чьем доме, то хозяин сего дому, возвратив укрытого беглеца, платит еще в Казну 3 гривны. – Кто беглецу даст хлеба или укажет путь, тот платит господину 5 гривен, а за рабу 6, или клянется, что он не слыхал об их бегстве. Кто представит ушедшего холопа, тому дает господин гривну; а кто упустит задержанного беглеца, платит господину 4 гривны, а за рабу 5 гривен: в первом случае пятая, а во втором шестая уступается ему за то, что он поймал беглых. – Кто сам найдет раба своего в городе, тот берет Посадникова Отрока и дает ему 10 кун за связание беглеца».

Точно так же был проработан механизм законов, связанных с возвращением денег.

«Ежели кто будет требовать своих денег с должника, а должник запрется, то истец представляет свидетелей. Когда они поклянутся в справедливости его требования, заимодавец берет свои деньги и еще 3 гривны в удовлетворение.

Ежели заем не свыше трех гривен, то заимодавец один присягает; но больший иск требует свидетелей или без них уничтожается.

Если купец поверил деньги купцу для торговли и должник начнет запираться, то свидетелей не спрашивать, но ответчик сам присягает».

Законодатель хотел, кажется, изъявить в сем случае особенную доверенность к людям торговым, которых дела бывают основаны на чести и Вере.

«Если кто многим должен, а купец иностранный, не зная ничего, поверит ему товар: в таком случае продать должника со всем его имением, и первыми вырученными деньгами удовольствовать иностранца или Казну; остальное же разделить между прочими заимодавцами: но кто из них взял уже много ростов, тот лишается своих денег.

Ежели чужие товары или деньги у купца потонут, или сгорят, или будут отняты неприятелем, то купец не ответствует ни головою, ни вольностию и может разложить платеж в сроки: ибо власть Божия и несчастие не суть вина человека. Но если купец в пьянстве утратит вверенный ему товар или промотает его, или испортит от небрежения: то заимодавцы поступят с ним, как им угодно: отсрочат ли платеж, или продадут должника в неволю.

Если холоп обманом, под именем вольного человека, испросит у кого деньги, то господин его должен или заплатить, или отказаться от раба; но кто поверит известному холопу, лишается денег.

Господин, позволив рабу торговать, обязан платить за него долги».

Часть законов была посвящена правам наследования. И это тоже очень разработанный пласт узаконений.

«Когда простолюдин умрет бездетен, то все его имение взять в Казну; буде остались дочери незамужние, то им дать некоторую часть оного. Но Князь не может наследовать после Бояр и мужей, составляющих воинскую дружину; если они не имеют сыновей, то наследуют дочери».

Но когда не было и последних? Родственники ли брали имение или князь?..

Здесь видим законное, важное преимущество чиновников воинских.

«Завещание умершего исполняется в точности. Буде он не изъявил воли своей, в таком случае отдать все детям, а часть в церковь для спасения его души. Двор отцевский всегда без раздела принадлежит меньшему сыну» – как юнейшему и менее других способному наживать доход.

«Вдова берет, что назначил ей муж: впрочем она не есть наследница.

Дети первой жены наследуют ее достояние или вено, назначенное отцом для их матери. Сестра ничего не имеет, кроме добровольного приданого от своих братьев.

Если жена, дав слово остаться вдовою, проживет имение и выйдет замуж, то обязана возвратить детям все прожитое. Но дети не могут согнать вдовствующей матери со двора или отнять, что отдано ей супругом. Она властна избрать себе одного наследника из детей или дать всем равную часть. Ежели мать умрет без языка, или без завещания, то сын или дочь, у коих она жила, наследуют все ее достояние.

Если будут дети разных отцов, но одной матери, то каждый сын берет отцевское. Если второй муж расхитил имение первого и сам умер, то дети его возвращают оное детям первого, согласно с показанием свидетелей.

Если братья станут тягаться о наследии пред князем, то Отрок Княжеский, посланный для их раздела, получает гривну за труд.

Ежели останутся дети малолетние, а мать выйдет замуж, то отдать их при свидетелях на руки ближнему родственнику, с имением и с домом; а что сей опекун присовокупит к оному, то возьмет себе за труд и попечение о малолетних; но приплод от рабов и скота остается детям.

За все утраченное платит опекун, коим может быть и сам вотчим.

Дети, прижитые с рабою, не участвуют в наследии, но получают свободу, и с материю».

Надо сказать, что суд вершил князь или назначенные князем судьи, но в Новгороде дело обстояло несколько иначе. Там для вынесения решения слушали дело 12 горожан, которые и выносили решение. Но хотя процедура суда отличалась в Киеве и Новгороде, законы были одинаковы для всей земли.

Великий князь Изяслав, названный в крещении Димитрием

1054–1077

Ярослав дожил до старости и оставил множество сыновей, которые в свою очередь заняли отписанные им уделы: «Область Изяславова, сверх Новагорода, простиралась от Киева на Юг и Запад до гор Карпатских, Польши и Литвы. Князь Черниговский взял еще отдаленный Тмуторокань, Рязань, Муром и страну Вятичей; Всеволод, кроме Переяславля, Ростов, Суздаль, Белоозеро и Поволжье, или берега Волги. Смоленская область заключала в себе нынешнюю Губернию сего имени с некоторою частию Витебской, Псковской, Калужской и Московской.

Пятый сын Ярославов, Игорь, получил от старшего брата, в частный Удел, город Владимир. Князь Полоцкий, внук славной Рогнеды, Брячислав, умер еще в 1044 году: сын его, Всеслав, наследовал Удел отца – и Россия имела тогда шесть юных Государей».

Единственный из перечисленных, полоцкий князь не был Ярославичем. Но его княжество считалось частью Руси. Великим князем был Изяслав, старший сын Ярослава. Первые десять лет его правления прошли спокойно, но затем на сцену истории выступили дотоле неизвестные кочевые племена – половцы, которые сменили досаждавших прежде печенегов. Эта новая опасность была еще неизведанна.

Между братьями царил видимый мир, решения они стремились принимать сообща. Но оказалось, что даже при таком единогласии всего предусмотреть невозможно. Если не враждовали дети, то усобицы начались у внуков. У каждого из князей имелись сыновья, но иногда эти сыновья оказывались лишенными удела. Так случилось и с Ростиславом, сыном Владимира Ярославича. Своего удела у него не было. Деятельный князь решил восстановить справедливость и отобрал в удел княжество Тьмутараканское.

Порядок наследования на Руси был сложным. Начнем с того, что особое примечание к завещанию Ярослава предполагало, что право на власть имеют только трое старших сыновей. Разумеется, таким распоряжением были недовольны те, кто не вошел в число избранных. Сразу появились обиженные и ущемленные.

Карамзин с умилением сообщает, что после смерти Вячеслава в 1057 году братья сообща решили участь его наследства, и видит в этом положительное явление. Но правда была глубже: не произойди таковой раздел, сын Владимира Ярославича Ростислав не оказался бы без своей земли – Вячеслав был смоленским князем, но его сына лишили Смоленска, а с Волыни в Смоленск перевели Игоря, в то же время на Волынь отправили племянника Ростислава, ростовского князя.

Через какое-то время умер Игорь, но Смоленск не получили ни дети Игоря, ни Ростислав. Ростислав, ожидавший, что его переведут с Волыни в Смоленск, оскорбился и… отправился в Тьмутаракань собирать войска.

Между тем раздоры поселились и между тремя старшими братьями. Святослав столкнулся мало что с Ростиславом Владимировичем, которого пришлось устранять трудно и с неприятностями, но и с полоцким князем Всеславом. «Сей правнук Рогнедин ненавидел детей Ярославовых и считал себя законным наследником престола Великокняжеского: ибо дед его, Изяслав, был старшим сыном Св. Владимира. Современный Летописец называет Всеслава злым и кровожадным, суеверно приписывая сию жестокость какой-то волшебной повязке, носимой сим Князем для закрытия природной на голове язвины. Всеслав, без успеха осаждав Псков, неожидаемо завоевал Новгород; пленил многих жителей; не пощадил и святыни церквей, ограбив Софийскую. Оскорбленные такою наглостию, Ярославичи соединили силы свои и, несмотря на жестокую зиму, осадили Минск в Княжестве Полоцком; взяли его, умертвили граждан, а жен и детей отдали в плен воинам.

Всеслав сошелся с неприятелями на берегах Немана, покрытых глубоким снегом. Множество Россиян с обеих сторон легло на месте. Великий Князь победил; но, еще страшась племянника, вступил с ним в мирные переговоры и звал его к себе. Всеслав, поверив клятве Ярославичей, что они не сделают ему никакого зла, переехал Днепр на лодке близ Смоленска. Великий Князь встретил его, ввел в шатер свой и отдал в руки воинам: несчастного взяли вместе с двумя сыновьями, отвезли в Киев и заключили в темницу».

Если перевести эти слова Карамзина на современный язык, исключая елей Ярославичам, то действовали те как клятвопреступники. Всеслава отделили от семьи и посадили в киевскую темницу. Чтобы родственник никуда не сбежал, тюрьма находилась прямо в великокняжеском доме. Но Ярославичи недолго радовались успеху: только они расправились с Всеславом, как налетели половцы. Князья потерпели жестокое поражение.

«Великий Князь и Всеволод ушли в Киев, а Святослав в Чернигов. Воины первого, стыдясь своего бегства, требовали Веча; собрались на торговой площади, в Киевском Подоле, и прислали сказать Изяславу, чтобы он дал им оружие и коней для вторичной битвы с Половцами. Великий Князь, оскорбленный сим своевольством, не хотел исполнить их желания. Сделался мятеж, и недовольные, обвиняя во всем главного Воеводу Изяславова, именем Коснячка, окружили дом его. Воевода скрылся.

Мятежники разделились на две толпы: одни пошли отворить городскую темницу, другие на двор Княжеский. Изяслав, сидя с дружиною в сенях, смотрел в окно, слушал укоризны народа и думал усмирить бунт словами. Бояре говорили ему, что надобно послать стражу к заточенному Всеславу; наконец, видя остервенение черни, советовали Великому Князю тайно умертвить его.

Но Изяслав не мог ни на что решиться, и бунтовщики действительно освободили Полоцкого Князя: тогда оба Ярославича в ужасе бежали из столицы, а народ объявил Всеслава Государем своим и разграбил Дом Княжеский, похитив великое множество золота, серебра, куниц и белок».

Негодование народа было так велико, что Изяслав бежал в Польшу. Но и Всеслав не смог удержаться у власти. Он тайно бежал назад, в Полоцк.

Великий князь Всеволод

1078–1093

Между тем Изяслав подошел с польским войском. Киевляне, наученные горьким опытом, поляков в город не пустили. Зато послали послов к Святославу и Всеволоду: «Врата Киева для вас отверсты, – говорили Послы, – идите спасти град великого отца своего; а ежели не исполните нашего моления, то мы, обратив в пепел столицу России, с женами и детьми уйдем в землю Греческую».

Святослав обещал за них вступиться, но требовал, чтобы они изъявили покорность Изяславу. «Когда брат мой, – сказал Черниговский Князь, – войдет в город мирно и с малочисленною дружиною, то вам нечего страшиться. Когда же он захочет предать Киев в жертву Ляхам, то мы готовы мечом отразить Изяслава, как неприятеля».

В то же самое время Святослав и Всеволод известили брата о раскаянии Киевлян, советуя, чтобы он удалил Поляков, шел в столицу и забыл мщение, если не хочет быть врагом России и братьев. Великий Князь, дав слово быть милосердым, послал в Киев сына своего, Мстислава, который, в противность торжественному договору, начал как зверь свирепствовать в столице: умертвил 70 человек, освободивших Всеслава; других ослепил и жестоко наказал множество невинных, без суда, без всякого исследования. Граждане не смели жаловаться и с покорностию встретили Изяслава, въехавшего в столицу с Болеславом и с малым числом Поляков.

Но долго Изяслав не продержался. Святослав стал распускать слух, что Изяслав сговаривается с полоцким Всеславом. Про Всеслава ходила легенда, что он чародей, так что полоцкого князя боялись.

Всеволод струхнул. Вместе с братом он отправился брать Киев. Изяслав снова вынужден был бежать и снова в Польшу. На его место сел Святослав. В свободный от князя Чернигов перешел Всеволод.

Через три года Святослав умер, на его место в Киеве сел Всеволод. Однако не усидел: из Польши с войском выдвинулся законный киевский князь Изяслав. Всеволод предпочел решить дело миром и отдал ему Киев. Но против этого возмутились племянники, началась междоусобица, в одном из боев Изяслав погиб.

Тогда в Киев снова сел Всеволод (он из сыновей Ярослава теперь остался один). Всеволод «утвердил Святополка на Княжении Новогородском: другому сыну Изяславову, Ярополку, отдал Владимир и Туров, а Мономаху Чернигов».

Но правление Всеволода было очень неспокойным. Он любил мир, как пишет Карамзин, но видел беспрестанное кровопролитие. То нападет полоцкий Всеслав и захватит Смоленск, а сын Всеволода Владимир пойдет отбивать город, но застанет одно пепелище. То Ростиславичи захватят Владимир. То Давид Игоревич вопреки всем договорам начнет грабить на южных окраинах греческих купцов. То Ярополк начнет интриговать. То нападут камские болгары. То вроде все уладится с искателями уделов, но придет голод. В 1092 году «от беспрестанных, неслыханных жаров везде иссохли поля, и леса в болотных местах сами собою воспламенялись, к ужасу сельских жителей; голод, болезни, мор свирепствовали во многих областях, и в одном Киеве умерло от 14 Ноября до 1 Февраля 7000 человек».

И не было этому конца. В последний год Всеволод стал избегать общения с князьями, бояр видеть не желал, напротив, приблизил совсем молодых людей, на управление махнул рукой, о нападениях врагов слышать не желал, то есть от дел отошел и почти впал в детство. В самом конце жизни он призвал в Киев старшего Владимира и Ростислава, у них на руках и умер.

После его смерти в 1093 году на стол претендуют уже внуки Ярослава. По правилу занять стол должен старший сын старшего сына. Всеволод не был старшим сыном, его Владимиру и Ростиславу ожидать великокняжеской власти было нечего. Стол занимает старший сын старшего сына Ярослава (Изяслава) – Святополк Изяславич, вошедший в историю как Святополк (в крещении Михаил).

Великий князь Святополк-Михаил

1093–1112

Святополк был князем Туровским. Прежде он сидел в Новгороде, но горожане были им недовольны и прогнали его. Ладить с народом этот князь не умел.

Перебравшись из Турова в Киев, он обрадовался власти, его хорошо встретили и ожидали от него улучшения жизни, но князь надежд не оправдал. Первое, что он сделал, будучи нрава горячего, – принял половецких послов, выслушал и тут же отправил их в поруб. Половцы обиделись, Святополк одумался – но дело было сделано. Кочевники пошли на Русь.

Князья стали собирать войско. Противники сошлись у речки Стугны. Осторожные воины предупреждали, что не стоит переходить речку, нужно просто устрашить половцев блеском оружия, а потом завести переговоры о мире. Но молодые князья решили атаковать врага.

«Святополк вел правое крыло, Владимир левое: Ростислав находился в средине. Они поставили знамена между земляными укреплениями Трипольскими и ждали неприятеля, который, выслав наперед стрелков, вдруг устремился всеми силами на Святополка. Киевляне не могли выдержать сего удара и замешались. Великий Князь оказал примерную неустрашимость; бился долго, упорно и последний оставил место сражения. Средина и левое крыло, не умев искусным, быстрым движением спасти правого, еще несколько времени стояли, но также уступили превосходству неприятеля.

Земля дымилась кровию. Россияне, спасаясь от меча победителей, толпами гибли в реке Стугне, которая от дождей наполнилась водою. Мономах, видя утопающего брата, забыл собственную опасность и бросился во глубину: усердная дружина извлекла его из волн – и сей Князь, оплакивая Ростислава, многих Бояр своих, отечество, с горестию возвратился в Чернигов, а Святополк в Киев. Несчастная мать Ростиславова ожидала сына: ей принесли тело сего юноши, коего безвременная смерть была предметом всеобщего сожаления.

Половцы снова осадили Торческ. Граждане оборонялись мужественно; но, изнуренные голодом и жаждою, напрасно требовали съестных припасов от Святополка: бдительный неприятель со всех сторон окружил город, который держался более двух месяцев. Половцы, оставив часть войска для осады, приближились к столице. Святополк хотел еще сразиться и, вторично разбитый под Киевом, ушел только с двумя воинами. Торческ сдался [23 Июля 1093 г. ]: стены и здания его обратились в пепел, а граждане были отведены в неволю».

Святополк не знал, что предпринять. Средством решения проблемы он выбрал династический брак: князь женился на дочери хана Тугоркана. Это не помогло: у половцев было много ханов. Если Святополк замирился с одной половецкой ордой, то Олег Святославич, желая отвоевать себе Чернигов, привел на Русь другую. Для него половцы были союзниками.

Владимиру Мономаху пришлось срочно налаживать свои отношения с другой половецкой ордой, он даже отдал в аммонаты (заложники) своего сына Святослава. Итларь и Китан заключили с Мономахом союз. Но Мономаха уговорили хитростью и вероломством освободить Святослава из плена. Ночью на лагерь половцев напал вооруженный отряд, хана Китана вместе с вооруженной охраной зарезали, а утром был убит и доверившийся князьям хан Итларь. Святослава вернули в Киев.

В этот год русские князья впервые осмелились не отражать удары половцев, а сами пойти на половцев в степи. Как замечает Карамзин, после такого вероломства терять им было нечего. Из похода они вернулись с богатой добычей. Но половцы в отместку пожгли городок Юрьев.

У Олега, черниговского князя, содержался половецкий знатный юноша. Владимир и Святополк стали требовать, чтобы Олег либо убил этого кочевника, либо выдал его на расправу. Олег отказался. «Святополк и Владимир, – повествует Карамзин, – действуя во всем согласно, вооруженною рукою отняли у Давида Святославича, брата Олегова, Смоленск, отданный ему, как вероятно, еще Всеволодом, и послали его княжить в Новгород, откуда Мономах перевел сына своего, Мстислава, в Ростов; но своевольные Новогородцы чрез два года объявили Давиду, что он им не надобен, и вторично призвали к себе, на его место, Мстислава.

Лишенный Удела, Давид прибегнул, может быть, к Олеговой защите: по крайней мере ему возвратили область Смоленскую. Юный сын Мономахов, Изяслав, Правитель Курска, подал новый ко вражде случай, нечаянно завладев Муромом, городом Черниговского Князя, и взяв в плен Олегова наместника. В сих обстоятельствах Святополк и Владимир прислали звать Олега в Киев, на съезд Княжеский. «Там, в старейшем граде Русском, – говорили они, – утвердим безопасность Государства в общем совете с знаменитейшим Духовенством, с Боярами отцев наших и гражданами».