Текст книги "Полный курс русской истории Николая Карамзина в одной книге"

Между тем Андрей решил сменить власть в Киеве и назначил туда торческого князя Михаила. Роман Ростовский с покорностью принял это решение. Но, видно, Михаилу была не судьба осесть в Киеве. Туда самовольно сел Рюрик Ростиславич. Андрею пришлось признать его законным управителем: за него стояли все Ростиславичи и галицкие князья.

Но мира не было. В плену внезапно оказались оба сына Андрея – Ярополк и Всеволод. Последнего союзники отпустили, но Ярополк так и остался в качестве заложника. Когда Андрей попробовал отправить к союзникам своего посла, те, оскорбившись, что князь обозвал их мятежниками и предъявил претензии на всю власть во всей Руси, остригли послу бороду (худшее из оскорблений) и отправили восвояси.

Получив наглядный ответ, Андрей собрал 50 тысяч войска и пустил его на Киев. Это войско вел его сын Юрий, тогда уже единственный оставшийся в живых из всех его сыновей. Защитники затворились в городе и готовились к обороне. Им на помощь спешили галицкие полки. Рюрик еще прежде, испугавшись осады, оставил Киев. Город защищали Мстислав и Давыд Ростиславичи. Они готовились умереть. Но галичане подошли вовремя.

Правда, со своим войском подошел и Ярослав Луцкий, союзник Андрея. Но Ярослав мечтал о киевском княжении. Он договорился с галичанами, что изменит Боголюбскому и примет бой, если Киев достанется ему. При угрозе андреева войска галичане на это согласились. Киев удалось отбить у осаждающих. Разгром андреевой рати был полным. Ростиславичи, узнавшие о сговоре союзников, огорчились, но Киев передали Ярославу – лучше Ярославу, чем Андрею. Сын последнего бежал к отцу с огромным позором.

Ярослав оказался отвратительным князем, удержаться в Киеве ему было сложно. Однажды его изгнал Святослав, но и сам долго не повластвовал, вернулся Ярослав. Горожанам это надоело, и они даже посылали на далекий северо-восток, чтобы Андрей вернул Романа Ростовского, при котором не было таких поборов и такого самоуправства. Но Андрей ничего уже сделать для Киева не мог.

Властолюбием Андрея были недовольны практически все тогдашние князья. Недовольны были и приближенные к князю бояре. В их среде родился заговор. «В глубокую полночь [29 июня 1174 г. ] они пришли ко дворцу в Боголюбове (ныне селе в 11 верстах от Владимира), ободрили себя вином и крепким медом в Княжеском погребе, зарезали стражей, вломились в сени, в горницы и кликали Андрея. С ним находился один из его Отроков.

Услышав голос Великого Князя, злодеи отбили дверь ложницы, или спальни. Андрей напрасно искал меча своего, тайно унесенного Ключником Анбалом: сей меч принадлежал некогда Святому Борису. Два человека бросились на Государя: сильным ударом он сшиб первого с ног, и товарищи в темноте умертвили его вместо Князя. Андрей долго боролся; уязвляемый мечами и саблями, говорил извергам: «За что проливаете кровь мою? Рука Всевышнего казнит убийц и неблагодарных!»… Наконец упал на землю.

В страхе, в замешательстве они схватили тело своего товарища и спешили удалиться. Андрей в беспамятстве вскочил, бежал за ними, громко стеная. Убийцы возвратились; зажгли свечу и следом крови Андреевой дошли в сенях до столпа лестницы, за коим сидел несчастный Князь. Петр отрубил ему правую руку; другие вонзили мечи в сердце; Андрей успел сказать: «Господи! В руце Твои предаю дух мой!» и скончался.

Умертвив еще первого любимца Княжеского, Прокопия, заговорщики овладели казною государственною, золотом, драгоценными каменьями; вооружили многих Дворян, приятелей, слуг и послали объявить Владимирской дружине или тамошним Боярам о смерти Великого Князя, называя их своими единомышленниками. «Нет, – ответствовали Владимирцы: – мы не были и не будем участниками вашего дела». Но граждане Боголюбские взяли сторону убийц; расхитили дворец, серебро, богатые одежды, ткани.

Тело Андреево лежало в огороде: Киевлянин, именем Козма, усердный слуга несчастного Государя, стоял над оным и плакал. Видя Ключника Анбала, он требовал ковра, чтобы прикрыть обнаженный труп. Анбал отвечал: «Мы готовим его на снедение псам». Изверг! сказал сей добродушный слуга: Государь взял тебя в рубище, а ныне ты ходишь в бархате, оставляя мертвого благодетеля без покрова. Ключник бросил ему ковер и мантию. Козма отнес тело в церковь, где крилошане долго не хотели отпереть дверей: на третий день отпели его и вложили в каменный гроб. Через шесть дней Владимирский Игумен Феодул привез оное в Владимир и погреб в Златоверхом храме Богоматери».

Дабы объяснить такое настроение против Андрея, Карамзин говорит, что в этом виноваты сребролюбивые судьи и дурное исполнение законов: «Следственно, общее неудовольствие происходило от худого исполнения законов или от несправедливости судей: столь нужно ведать Государю, что он не может быть любим без строгого, бдительного правосудия; что народ за хищность судей и чиновников ненавидит Царя, самого добродушного и милосердого!»

Вряд ли Андрея, конечно, можно назвать добродушным и милосердным, недаром сам историк именует его где-то тираном. Но основную причину его гибели он видит даже не в ненависти народной, а в геополитической ошибке, которую князь допустил: «Он явно стремился к спасительному единовластию и мог бы скорее достигнуть своей цели, если бы жил в Киеве, унял Донских хищников и водворил спокойствие в местах, облагодетельствованных природою, издавна обогащаемых торговлею и способнейших к гражданскому образованию. Господствуя на берегах Днепра, Андрей тем удобнее подчинил бы себе знаменитые соседственные Уделы: Чернигов, Волынию, Галич; но, ослепленный пристрастием к северо-восточному краю, он хотел лучше основать там новое сильное Государство, нежели восстановить могущество древнего на Юге».

Впрочем, дальнейшая карамзинская история как раз и посвящена этому северо-восточному краю.

Часть вторая
ПОРТРЕТЫ ВЛАСТИТЕЛЕЙ МОСКОВСКОЙ РУСИ
1174–1462

ВЛАДИМИРО-СУЗДАЛЬСКАЯ РУСЬ

Великий князь Михаил II

1174–1176

Единственный сын Андрея княжил в Новгороде. Но он не считался старшим в роду. Так что вполне понятно, что после смерти отца речи о нем как о наследнике не шло. Власть на северо-востоке должна была перейти сыновьям и племянникам старшего брата Андрея – Юрия. Таковых было несколько: двое Ростиславичей – Мстислав и Ярополк, и двое Юрьевичей – Михаил и Всеволод. Этим наследникам Андрея и дела не было до южной России – они полностью увязли в разрешении собственных взаимоотношений.

А началось все с того, что представители Ростова, Суздаля, Владимира сошлись на вече и призвали княжить означенных князей, причем Михаил был назван старшим. Князья целовали друг другу крест, то есть клялись в верности. А владимирцы поступили куда проще: они впустили в город Михаила и провозгласили того князем. И вот тут-то возникла проблема. Владимир не имел права выбирать себе князя, поскольку считался пригородом Суздаля! Отсюда и началось междоусобие. Суздальцы и ростовцы возмутились: как посмел Владимир выбирать себе князя?

«Ярополк осадил Владимир; союзники его, Муромцы, Рязанцы, жгли села в окрестностях. Семь недель граждане крепко стояли за Михаила и мужественно оборонялись; наконец, изнуренные голодом, объявили Князю, чтобы он дал им мир или сам удалился. Храбрый, добродушный Михаил не думал укорять их. «Вы правы, – сказал он им: – могу ли желать вашей погибели?» – и немедленно выехал.

Граждане, проводив сего достойного Князя с искренними слезами, вступили в переговоры с Ярополком и Мстиславом; уверяли их в своей покорности, но боялись злобы Ростовцев, которые, завидуя новой знаменитости Владимира, желали его унизить. Города считались тогда между собою в летах, как роды дворянские в поколениях: Ростовцы славились древностию; именовали Владимир пригородом, его жителей своими каменщиками, слугами, недостойными иметь Князя, и хотели дать им Посадника. Владимирцы, напротив того, утверждали, что их город, основанный Владимиром Великим, имеет право на знаменитость. Обнадеженные Ярополком и братом его в справедливой защите, они встретили их со крестами и ввели торжественно в храм Богоматери, где Ярополк был объявлен Князем Владимирским, а Мстислав Ростовским и Суздальским».

Так рассказывает Карамзин.

Но успокоение было недолгим. Князья оказались неважными правителями. Они желали только одного: обогатиться за счет городов. И хотя Андрей приучил города к повиновению, теперь, с его смертью, они почувствовали вкус свободы. Не удивительно, что города скинули княжеское ярмо. Но Карамзин не видел здесь никакой аналогии с Новгородом, то есть с городским самоуправлением, он видел только неправильную политику властвующих князей.

На самом деле в Новгороде и даже во Владимире действовало старинное вечевое право. Владимир желал избавиться от диктата старших городов, для этой цели он и воспользовался Михаилом. Для Владимира управление Михаилом и самостоятельный выбор князя как раз и означали переход от пригородного положения к самостоятельному. Но для князей города представлялись просто пунктами правления. Князья боролись не за право городов, а за право княжить, то есть за власть.

Михаил пошел войной на суздальцев. «Суздальцы – изумленные стройным ополчением неприятелей – вдруг обратили тыл, бросив хоругвь Княжескую. Летописцы говорят, что ни те, ни другие воины не отличались никаким особенным знаком и что сие обстоятельство спасло многих Суздальцев: ибо победители не могли распознавать своих и неприятелей.

Михаил [15 июня 1175 г. ] с торжеством въехал в город Владимир: пред ним вели пленников. Духовенство и все жители встретили его с живейшею радостию. Ярополк ушел к зятю своему в Рязань, а Мстислав в Новгород (где княжил юный сын его, Святослав, после Георгия Андреевича); но мать и жены их остались пленницами в Владимире.

Скоро Послы от Суздаля и Ростова явились во дворце Михаиловом и сказали именем всех граждан: «Государь! Мы твои душою и сердцем. Одни Бояре, преданные Мстиславу, были тебе врагами. Повелевай нами как отец добродушный!» Таким образом Михаил наследовал Великое Княжение Андреево; объехал разные области; везде учредил порядок; везде пекся о народном спокойствии. Осыпанный дарами Суздальцев и Ростовцев, награжденный за свой труд благословениями довольных граждан, он возвратился в Владимир, оставив Всеволода княжить в Переяславле Залесском».

Но горожане требовали казни противников нового князя. Пришлось князьям-захватчикам возвращать то, что они украли: замечательные книги, церковную утварь, драгоценности и иконы. Ростовцы и суздальцы вынуждены были признать новый статус Владимира, хотя им этого сильно и не хотелось. Михаил благополучно правил в городе до самой своей смерти год спустя.

Великий князь Всеволод III Георгиевич

1176–1212

После его смерти владимирцы принесли присягу новому князю – Всеволоду Юрьевичу, последнему из сыновей Юрия Долгорукого. Однако суздальские бояре и ростовцы не хотели к себе Всеволода – еще до смерти Михаила они стали звать к себе Мстислава. Узнав о вокняжении Всеволода, Мстислав собрал войско и пошел на Владимир. Всеволод старался избежать войны и послал сказать князю: «За тебя Ростовцы и Бояре, за меня Бог и Владимирцы. Будь Князем первых; а Суздальцы да повинуются из нас, кому хотят».

Мстислав ответа не принял. Он желал биться. Битва для него оказалась неудачной: владимирцы победили. Суздаль и Ростов вынуждены были признать его равным и даже более чем равным – главным городом Суздальско-Владимирской земли.

Разбитый Мстислав хотел вернуться в Новгород, но там его не приняли, напротив, выставили и его сына. Так что Мстислав бросился за помощью к Глебу рязанскому, и они начали неудачную войну с соседями. Первой жертвой этой войны пала Москва и прочие мелкие посады, пало и Боголюбово, но на крупные города Мстислав не посягал.

Всеволод тем временем собрал рать и пошел на Мстислава и Глеба по первому льду. Но лед был тонким, ломался, два войска стояли одно против другого, не решаясь начать бой. Когда же схватка началась, Глеб со Мстиславом не выдержали удара противника. Оба были схвачены и посажены в поруб. Глеб так и умер во владимирском плену.

Между тем и в других городах стали ловить и отрешать от власти Ростиславичей. Всех их свезли во Владимир, где спустя некоторое время по народному требованию ослепили. Мстислав, которому удалось избежать пленения, прожил недолго. Его сын Ярополк, ставший новгородским князем, долго при власти не удержался: Всеволод перекрыл путь на Торжок и вынудил новгородцев принять угодного ему князя. Новгородцы вынуждены были взять Романа Смоленского, но он недолго усидел. Тогда граждане Новгорода призвали Мстислава Храброго. Это был великодушный и мужественный князь. Но он был уже немолод и пробыл в Новгороде всего один год.

«Сей Князь, – сообщает Карамзин, – по свидетельству современников, был украшением века и России. Другие воевали для корысти: он только для славы и, презирая опасности, еще более презирал золото, отдавая всю добычу Церкви или воинам, коих всегда ободрял в битвах словами: за нас Бог и правда; умрем ныне или завтра, умрем же с честию. «Не было такой земли в России (говорит Летописец), которая не хотела бы ему повиноваться и где бы об нем не плакали»».

Новгородцы призвали княжить Владимира Святославича, князя Черниговского. Это очень не понравилось Всеволоду. Последний пленил в Коломне сына Святослава Глеба, разбил передовой отряд Романа на берегах Оки, взял город Борисов, осадил Рязань и после этого заключил мир.

Святослав, который в то время был киевским князем, был взбешен. Пренебрежение восточно-русских князей его возмутило. Но еще более его раздосадовало, что во время его отсутствия Рюрик захватил Киев. Решать приходилось сразу несколько проблем. Святослав набрал войско, частично половецкое, и пошел жечь суздальскую землю.

Война тянулась всю зиму и часть весны. Суздальцы не решились встретиться с князем в открытом поле. Так что Святослав вернулся в Новгород победителем. Потом с половецким войском отправился на Киев. Рюрик перепугался, бежал из города и в конце концов заключил мир. А Святослав вошел и утвердился в Киеве.

Всеволод тем временем напал на Ярослава в Торжке. Горожане мужественно защищались, они держали оборону больше месяца, пока их князь не пал раненый в шею. Несчастного князя заковали в цепи, а город сожгли. Манипулируя общественным мнением, Всеволод добился, чтобы новгородцы отказались от князя, поставленного Святославом, и взяли на управление Ярослава Владимировича из дома Мономаха.

В южной Руси тем временем складывалась все более и более тяжелая обстановка. Половецкие набеги не прекращались. На это время по современным исследованиям приходится сочинение неизвестного автора «Слово о полку Игореве». Карамзин верил в подлинность текста, сам его даже переложил (в сокращенном виде). «Игорь, князь Северский, желая воинской славы, убеждает дружину идти на половцев и говорит: «Хочу преломить копие свое на их дальнейших степях, положить там свою голову или шлемом испить Дону!» Многочисленная рать собирается: «Кони ржут за Сулою, гремит слава в Киеве, трубы трубят в Новегороде, знамена развеваются в Путивле: Игорь ждет милого брата, Всеволода». Всеволод изображает своих мужественных витязей: «Они под звуком труб повиты, концом копья вскормлены; пути им сведомы, овраги знаемы; луки у них натянуты, колчаны отворены, сабли наточены; носятся в поле, как волки серые; ищут чести самим себе, а князю славы».

Игорь, вступив в златое стремя, видит глубокую тьму пред собою; небо ужасает его грозою, звери ревут в пустынях, хищные птицы станицами парят над воинством, орлы клектом своим предвещают ему гибель, и лисицы лают на багряные щиты россиян. Битва начинается; полки варваров сломлены; их девицы красные взяты в плен, злато и ткани в добычу; одежды и наряды половецкие лежат на болотах вместо мостов для россиян.

Князь Игорь берет себе одно багряное знамя неприятельское с древком сребряным. Но идут с юга черные тучи или новые полки варваров: «Ветры, Стрибоговы внуки, веют от моря стрелами на воинов Игоревых».

Всеволод впереди с своею дружиною: «Сыплет на врагов стрелы, гремит о шлемы их мечами булатными. Где сверкнет златый шишак его, там лежат головы половецкие».

Игорь спешит на помощь к брату. Уже два дни пылает битва, неслыханная, страшная: «Земля облита кровию, усеяна костями. В третий день пали наши знамена: кровавого вина недостало; кончили пир свой храбрые россияне, напоили гостей и легли за отечество».

Киев, Чернигов в ужасе: половцы, торжествуя, ведут Игоря в плен, и девицы их «поют веселые песни на берегу синего моря, звеня русским золотом».

Сочинитель молит всех князей соединиться для наказания половцев и говорит Всеволоду III: «Ты можешь Волгу раскропить веслами, а Дон вычерпать шлемами»; Рюрику и Давиду: «Ваши шлемы позлащенные издавна обагряются кровию; ваши мужественные витязи ярятся, как дикие волы, уязвленные саблями калеными»; Роману и Мстиславу Волынским: «Литва, ятвяги и половцы, бросая на землю свои копья, склоняют головы под ваши мечи булатные»; сыновьям Ярослава Луцкого, Ингварю, Всеволоду и третьему их брату: «О вы, славного гнезда шестокрильцы! Заградите поле врагу стрелами острыми». Он называет Ярослава Галицкого Осмомыслом, прибавляя: «Сидя высоко на престоле златокованом, ты подпираешь горы Карпатские железными своими полками, затворяешь врата Дуная, отверзаешь путь к Киеву, пускаешь стрелы в земли отдаленные».

В то же время сочинитель оплакивает гибель одного кривского князя, убитого литовцами: «Дружину твою, князь, птицы хищные приодели крыльями, а звери кровь ее полизали. Ты сам выронил жемчужную душу свою из мощного тела чрез златое ожерелье».

В описании несчастного междоусобия владетелей российских и битвы Изяслава I с князем полоцким сказано: «На берегах Немена стелют они снопы головами, молотят цепами булатными, веют душу от тела… О, времена бедственные! Для чего нельзя было пригвоздить старого Владимира к горам Киевским» (или сделать бессмертным)!..

Между тем супруга плененного Игоря льет слезы в Путивле, с городской стены смотря в чистое поле: «Для чего, о ветер сильный! легкими крылами своими навеял ты стрелы ханские на воинов моего друга? Разве мало тебе волновать синее море и лелеять корабли на зыбях его?…О Днепр славный! Ты пробил горы каменные, стремяся в землю Половецкую; ты нес на себе ладии Святославовы до стана Кобякова; принеси же и ко мне друга милого, да не шлю к нему утренних слез моих в синее море!.. О солнце светлое! Ты для всех тепло и красно: почто же знойными лучами своими изнурило ты воинов моего друга в пустыне безводной?..»

Но Игорь уже свободен: обманув стражу, он летит на борзом коне к пределам отечества, стреляя гусей и лебедей для своей пищи. Утомив коня, садится на ладию и плывет Донцом в Россию. Сочинитель, мысленно одушевляя сию реку, заставляет оную приветствовать князя: «Не мало тебе, Игорь, величия, хану Кончаку досады, а Русской земле веселия». Князь ответствует: «Не мало тебе, Донец, величия, когда ты лелеешь Игоря на волнах своих, стелешь мне траву мягкую на берегах сребряных, одеваешь меня теплыми мглами под сению древа зеленого, охраняешь гоголями на воде, чайками на струях, чернетьми на ветрах».

Игорь, прибыв в Киев, едет благодарить всевышнего в храм Пирогощей Богоматери, и сочинитель, повторив слова Бояновы: «худо голове без плеч, худо плечам без головы», восклицает: «Счастлива земля и весел народ, торжествуя спасение Игорево. Слава князьям и дружине!»

Читатель видит, что сие произведение древности ознаменовано силою выражения, красотами языка живописного и смелыми уподоблениями, свойственными стихотворству юных народов». Героями этой поэмы были северские князья Игорь и Всеволод, которые жаждали славы Святослава, почему очертя головы и кинулись в бой с половцами. Это была не первая и не последняя битва с кочевниками. Во времена Святослава такие стычки вошли уже в традицию. То, что случилось с северскими князьями, было явлением совершенно обыденным: плен у половцев не был хуже плена у русских соотечественников. Может, даже лучше, если учитывать, что из плена у Всеволода немногие выходили живыми.

Гораздо большие склоки, чем с половцами, затевались внутри княжеских семей. В ту же пору такая усобица всколыхнула рязанское княжество. Мало того, что князья побили немало собственного народа, они в пылу вражды побили также поставленный в Пронске отряд владимирского князя, за что и поплатились. Вернувшись из похода болгар, Всеволод предал мечу и огню всю землю рязанскую, не выбирая ни правых, ни виноватых. Сам Всеволод надеялся упрочить свое влияние не только на соседнюю Рязань, но и на Киев. В качестве испытанного средства он испробовал династический брак: «выдав дочь свою за племянника Святославова, – другую, именем Верхуславу, за Рюриковича, мужественного Ростислава, а сына своего Константина, еще десятилетнего, женив на внуке умершего Романа Смоленского».

Это ничему уже помочь не могло. Усобицы на время стихли, но позже возобновились с такою же яростью и силой. В северных областях они не смолкали и в этот недолгий период покоя. В Смоленске большая проблема была у горожан и Давида Ростиславича, разрешить неудовольствие князь смог, только казнив немало сограждан.

В Новгороде такое же непонимание было между горожанами и сыном Давида Мстиславом. Последний не заметил враждебного настроения в городе, почему и оказался в тяжелом положении: начались восстания. Молодого князя обвинили в том, что он неловкими действиями погубил посланников в далеких заволочских областях. Князь клялся, что невиновен, но его с позором прогнали. Взамен призвали ставленника Всеволода. Ярослав Владимирович удержался в Новгороде целых девять лет – срок немалый.

Между Всеволодом и Святославом были напряженные, но ровные отношения. Оба хорошо понимали, что любой неверный поступок приведет к кровавой внутренней войне. И хотя пути севера и юга уже разошлись, оба князя еще не видели друг в друге чужаков. Они искренне хотели мира. Князья, которые жаждали затеять войну с соседями, обращались к великому князю – кто к какому – и обычно разрешения им не давали. Князьям это не нравилось, но они терпели.

Наследником Святослава стал князь Рюрик. Такой власти и такого влияния, как Святослав, он не имел. Поэтому сразу же начались стычки между соседями. Рюрик, понимая собственную несостоятельность, искал поддержки у более сильного восточного соседа, у Всеволода. Тот охотно принял киевского князя под покровительство, но распри не прекращались. Другой надеждой Рюрика были галицкие князья, им он даже даровал несколько своих городов. Это вызвало вспышку гнева у Всеволода, но Рюрику удалось оправдаться.

Особые проблемы возникли у Рюрика с Ольговичами. Он думал добиться их согласия забыть про наследование киевского стола, но Ольговичи стали насмерть: они приводили примеры прошлого и возмущались: «Мы не Венгры, не Ляхи, а потомки Государя единого. Властвуйте, пока вы живы; когда ж вас не будет, древняя столица да принадлежит достойнейшему, по воле Божией».

В ответ Рюрик призвал на помощь половцев. История повторилась. Для Рюрика это была дурная история, поскольку в ходе войны он окончательно рассорился с Всеволодом. Но тот проводил хитрую политику, то сталкивая лбами князей, то льстиво их возвышая, так что Рюрику пришлось забыть обиды и сделать вид, что никаких разногласий между ним и Всеволодом не существует.

Точно такую же политику Всеволод проводил и в мятежном Новгороде, вынуждая горожан выпрашивать у них князя и соглашаться даже на малолетнего, за которого правили владимирские бояре и воеводы.

Между тем киевский Рюрик вынужден был отдать стол Ингварю Ярославичу Луцкому, которого силой оружия посадил князь Роман Мстиславич. Но волынский князь не предполагал, что Рюрик сумеет объединиться со своими врагами Ольговичами и они вместе пойдут на Киев – в тот час он был в Галиче, недавно вернувшись из похода и наголову разбив половцев. Недовольные потерей Киева князья между тем наняли половецкую рать и двинулись на Киев.

«Варвары опустошили домы, – сообщает Карамзин, – храм Десятинный, Софийский, монастыри; умертвили старцев и недужных; оковали цепями молодых и здоровых; не щадили ни знаменитых людей, ни юных жен, ни Священников, ни Монахинь. Одни купцы иноземные оборонялись в каменных церквах столь мужественно, что Половцы вселили с ними в переговоры: удовольствовались частию их товаров и не сделали им более никакого зла.

Город пылал; везде стенали умирающие; невольников гнали толпами. Киев никогда еще не видел подобных ужасов в стенах своих: был взят, ограблен сыном Андрея Боголюбского; но жители, лишенные имения, остались тогда по крайней мере свободными. Все добрые Россияне, самые отдаленные, оплакивали несчастие древней столицы и жаловались на его виновников. Мало-помалу она снова наполнилась жителями, которые укрылись от меча Половцев и спаслись от неволи; но сей город, дважды разоренный, лишился своего блеска. В церквах не осталось ни одного сосуда, ни одной иконы с окладом. Варвары похитили и драгоценные одежды древних Князей Российских, Св. Владимира, Ярослава Великого и других, которые на память себе вешали оные в храмах.

Рюрик и Черниговские Владетели, довольные злодеянием, вышли из Киева: судьба наказала первого. Роман пришел с войском к Овручу и сверх чаяния предложил тестю мир, убеждая его отказаться от союза Ольговичей; склонил даже и Всеволода Георгиевича забыть досаду на Рюрика и снова отдать ему Киев, как бы в награду за разорение оного. Такое удивительное великодушие было одною хитростию: Князь Галицкий желал только отвлечь легковерного тестя от Черниговских Владетелей (которые тогда счастливо воевали с Литвою); примирил их со Всеволодом и в доказательство своей мнимой дружбы к Рюрику ходил с ним, в жестокую зиму, на Половцев; взял немало пленников, скота – и вдруг, будучи в Триполе, без всякой известной причины велел дружине схватить сего несчастного Князя, отвезти в Киев, заключить в монастырь. Рюрик, жена его и дочь, супруга Романова, в одно время были пострижены; а сын его, зять Всеволодов, отведен пленником в Галич, вместе с меньшим братом.

Наказав тестя, Роман возвратился в свою область, и хотя, в угодность Великому Князю, отпустил Рюриковых сыновей, но бедный отец остался Монахом. Довольный освобождением зятя, Всеволод посадил его на престол Киевский».

Так на киевском столе оказался один из самых успешных князей, русский рыцарь Роман Галицкий. Но в Киеве ему было тесно. Право управлять городом по своему усмотрению он предоставил Всеволоду, а сам удалился за пределы Руси и воевал в Польше. Там он и погиб, приняв неравный бой.

«Роман, называемый в Волынской летописи Великим и Самодержцем всея Руси, – пишет Карамзин, – надолго оставил память блестящих воинских дел своих, известных от Константинополя до Рима. Жестокий для Галичан, он был любим, по крайней мере отлично уважаем, в наследственном Уделе Владимирском, где народ славил в нем ум мудрости, дерзость льва, быстроту орлиную и ревность Мономахову в усмирении варваров, под щитом Героя не боясь ни хищных Ятвягов, диких обитателей Подляшья, ни свирепых Литовцев, коих Историк пишет, что сей Князь, одерживая над ними победы, впрягал несчастных пленников в соху для обработывания земли и что в отечестве их до самого XVI века говорили в пословицу: Романе! Худым живеши, Литвою ореши. Летописцы Византийские упоминают об нем с похвалою, именуя его мужем крепким, деятельным. Одним словом, ему принадлежит честь знаменитости между нашими древними Князьями».

Действительно так. Этой чести он гораздо более достоин, чем хитрый и осторожный Всеволод.

Как только умер Роман, на свободный стол вернулся все тот же Рюрик: он расстригся из монахов и снова желал нести бремя власти. Первое, что он сделал, – отправился походом на Галич, надеясь отнять у детей Романа наследные города. Но это ему не удалось. В защиту детей выступил венгерский король. Рюрику пришлось поворачивать коней вспять. Но на его место пришли черниговские князья. Один из них, Владимир, обложил Галич и велел выдать детей Романа – Данилу и Василька – и отворить ворота. Княгине удалось ускользнуть с несчастными наследниками, а Владимир осел править в Галиче.

В течение пары лет Киев переходил из рук в руки: на его столе побывали и Всеволод Чермный, и известный нам Рюрик, потом снова Всеволод, потом снова Рюрик. Суздальский князь в это дело не лез. Когда надо, он грозил ослушникам военной силой, этого было достаточно. А если ослушники не понимали таких угроз, то он поступал так, как с рязанцами, – за ослушание князей он пожег и пограбил все несчастное княжество. Но гордые рязанцы не смирились. Они хотели жить по своей воле.

Изгнанные из Галича дети между тем подросли. И старшего, Данилу, венгерский король утвердил силой на родимом столе. Правда, Даниле не нравились бояре и боярские советы. Но он был отрок умный и со временем собирался с боярами разобраться.

А Всеволод умер в 1212 году. Ему было полных 57 лет – возраст для средневековья уважаемый, но не преклонный. 37 лет он провел на княжении. От него осталось несколько сыновей, в качестве наследников рассматривались двое из них – Константин и Юрий. Умирая, князь желал оставить стол Константину, но тот должен был передать Ростов Юрию.

Наследник уперся, он желал владеть всем княжением. Тогда отец рассердился и назначил в наследники более младшего Юрия. Тот условий не ставил. Это завещание после смерти Всеволода послужило истоком новой распри. Часть земель была верна Юрию, часть – Константину, остальные братья и другие родичи выбирали, к кому из них присоединиться. Константин считал себя обиженным, но и Юрий не делал никаких шагов навстречу. Все разрешилось кровавой войной.

«Ярослав-Феодор, начальствуя в Переяславле Залесском, взял сторону Георгия, равно как и Святослав, получив в Удел Юрьев Польский; Димитрий-Владимир остался верным Константину. Ростовский Князь обратил в пепел Кострому, пленил жителей; Георгий два раза приступал к Ростову и, заключив весьма неискренний мир с Константином, выслал Димитрия из Москвы в южный Переяславль».

В Киеве со стола согнали Всеволода Чермного, и стол перешел к смоленским князьям. А в Новгород был посажен Ярослав Всеволодич. О нем разговор особый.

О начале его новгородского правления Карамзин говорит такими словами, обильно цитируя летописи: «Ярослав-Феодор начал свое правление строгостию и наказаниями, сослав в Тверь некоторых окованных цепями чиновников, велел разграбить двор Тысячского, оклеветанного врагами, взяв под стражу сына и жену его. Возбужденный самим Князем к действиям своевольным, народ искал жертв, новых преступников; умертвил сам собою двух знаменитых граждан; а Князь с досады на сих мятежников уехал в Торжек.