Текст книги "Гуляла смерть в фате венчальной (сборник)"

Закончив свое повествование, Марфинский неожиданно спросил:

– Лев Иванович, а вот мне за ту записку сколько могут дать?

– Пока – нисколько… – думая о чем-то своем, флегматично ответил Гуров. – Давайте подпишу ваш пропуск. Все, вы свободны…

Несказанно обрадованный шоумен, изысканно попрощавшись, скрылся за дверью, а Лев продолжал размышлять о странностях и гнусностях жизни. Теперь ему были понятны причины и в определенной мере маниакальной озабоченности Джулии, и одновременно ее внутренней неприязни к мужчинам.

«Ну и скотина же, оказывается, этот Коконин! – мысленно определил он. – Законченная мразь. В общем, так… Даже если он к убийству Лещева отношения и не имеет, сесть он должен все равно, в любом случае. Надо поднять все нераскрытые дела по фактам педофилии и проверить его на причастность. Скорее всего, где-то что-то да вылезет…»

Привлекать в качестве потерпевшей Джулию он счел не вполне корректным. Сейчас у нее и без того трудный период. А тут, чего доброго, запросто может произойти утечка информации – из той же прокуратуры, например, и тогда она окажется в центре не очень здорового внимания со стороны желтопрессников и высшего света. Зачем это нужно?

…Ровно в три в кабинете Гурова, источая слащавую многозначительную улыбочку, появился суховатый гражданин лет сорока пяти. И хотя в его неопределенного цвета глазах временами мелькало нешуточное беспокойство, держаться он старался эдаким петушком-бодрячком.

Лев, сделав вид, что не замечает протянутой ему руки, молча указал на стул и, положив перед собой бланк протокола, чрезвычайно сухо уведомил:

– Ставлю вас в известность, что вы вызваны на допрос в качестве подозреваемого в убийстве гражданина Лещева. Итак, ваша фамилия, имя отчество!

Улыбочка Коконина моментально угасла, сменившись гримасой растерянности и недоумения. На его лице словно было написано: «Как же так?! Мы же ведь, по сути, почти коллеги. Не по-товарищески это, не по-товарищески!..»

Однако Гуров проигнорировал все эти эмоционально-мимические закидоны и все тем же подчеркнуто строгим, жестким тоном повторил свои вопросы. Адвокат, как видно, впервые оказавшись в роли подозреваемого, лишь через несколько минут вспомнил о правовых нормах проведения допросов. Поспешно промокнув взмокший лоб платком, он с нотками фальцета громко объявил:

– Отвечать на любые ваши вопросы буду только в присутствии моего адвоката! Я имею право на один звонок и желаю позвонить моему коллеге и другу Никите Шульканову.

Лев сразу же вспомнил известного столичного адвоката, пусть и не столь известного, как харизматично-распиаренный Бугва, но тоже относящегося к десятку самых прожженных и высокооплачиваемых.

– Звоните… – невозмутимо ответил Гуров, указав на городской телефон.

Однако Коконин с видом оскорбленной добродетели картинно достал из кармана свой смартфон и, набрав чей-то номер, быстро заговорил вполголоса, словно это могло помешать Льву услышать сказанное им:

– Никита! Никита, это я. Слушай, давай быстро в главк угрозыска – меня вызвали на допрос по совершенно вздорному обвинению… Ну, якобы это я убил родственника Золотилова на его свадьбе… Да! Я в кабинете полковника Гурова… А, знаешь его! Отлично. В общем, жду!..

Вопреки предположениям Гурова Шульканов у него появился всего минут через десять. Долговязый, крупноносый, с большими навыкате глазами, он торжественно занял место за столом Стаса, и допрос был продолжен. На вопрос Льва о личных взаимоотношениях Коконина с Лещевым тот пренебрежительно фыркнул.

– Никаких взаимоотношений не было, – категорично заявил он. – Да, я пару раз видел его в доме Золотиловых, ну и еще один раз на свадьбе. Если мы и общались, то только на уровне «здравствуй – прощай». И все.

Неспешно достав из папки заявление Джулии, Гуров вопросительно взглянул на несколько помрачневшего подозреваемого.

– А вот согласно письменным показаниям гражданки Золотиловой Джулии за пару дней до свадьбы между вами и Лещевым произошла серьезная стычка. Как заявила Джулия Валентиновна, находясь в их доме, вы совершили домогательства интимного характера к горничной, гражданке Емельяновой Светлане. Та позвала на помощь, и подоспевший на ее зов в малую гостиную гражданин Лещев был вынужден применить физическую силу, чтобы воспрепятствовать вашим действиям. Что скажете на это?

– Бред и вранье! – уже с несколько истеричными нотками в голосе Коконин нервно дернулся. – Ни к кому я не приставал. Это злонамеренная клевета! Просто эта пигалица меня невзлюбила, вот и поливает грязью, пользуясь тем, что она несовершеннолетняя и не может быть привлечена к ответственности за дачу ложных показаний.

Слушая их, Шульканов с кряхтеньем заворочался на стуле, как видно, начав догадываться о подлинности не вполне благовидных проделок своего приятеля. Гуров чуть заметно пожал плечами.

– Хорошо, сейчас я приглашу сюда Емельянову, и мы проведем очную ставку. И если она подтвердит показания Джулии Золотиловой, я буду вынужден сделать вывод о том, что вы проявляете злостную неискренность, нежелание сотрудничать со следствием и явное стремление уйти от ответственности любой ценой. В том числе и путем подкупа или оказания различных форм давления на потерпевших и свидетелей. А это, сами понимаете, мне дает не только моральное, но и юридическое право поставить вопрос о помещении вас под стражу. Думаю, суд мою позицию учтет обязательно.

Шульканов снова с кряхтеньем заворочался и поспешно заговорил:

– Лев Иванович, вынужден расценить ваше упоминание о возможности помещения моего подзащитного под стражу как давление и попытку его запугать. Константин Виленович, в пределах здравого смысла вы можете согласиться с самим фактом того, что со стороны гражданина Лещева в отношении вас была проявлена немотивированная агрессия.

Благодарно кивнув в ответ, Коконин вальяжно откинулся на стуле и издал многозначительное «кхе-кхе».

– Ну, допустим, конфликт между нами произошел, – изрек он с нотками высокомерия. – Да, Лещев совершил в отношении меня агрессивные действия, причинив мне физическую боль и нравственные страдания. Ситуация развивалась так. Горничная принесла мне кофе и, будучи распущенной особой, своими действиями попыталась спровоцировать меня на интимную связь. Как конкретно это она делала, в деталях описывать? Нет? Хорошо, излагаю далее. Когда ее заигрывания вышли за все рамки приличий, я попытался ее оттолкнуть. Это ее разозлило, и она стала грубо браниться, оскорбляя мое личное достоинство.

– Кстати! – Шульканов многозначительно вскинул указательный палец. – В этот момент, кроме вас, в комнате был кто-то еще?

– Нет, мы были только вдвоем, – с видом примерного ябеды ответил Коконин.

– Вот! – Шульканов с затаенным ликованием постучал ладонью по столу. – Поэтому показания Джулии Золотиловой о якобы имевших место быть сексуальных домогательствах со стороны моего подзащитного я считаю клеветническими измышлениями, продиктованными личной неприязнью. Сама же Емельянова, даже если ее пригласить сюда, подтвердит все что угодно из сказанного ее хозяевами, поскольку является лицом материально от них зависимым. Продолжайте, Константин Виленович.

– Благодарю вас, – с нагловатой ухмылочкой Коконин манерно склонил голову на «благородный лад». – Итак, сразу же после исторгнутого Емельяновой потока хамских оскорблений в гостиную ворвался гражданин Лещев, который, можно смело предполагать, все это время прятался за дверью. Отсюда я могу сделать уверенный вывод о том, что в отношении меня был разыгран провокационный спектакль, имевший своей конечной целью вымогательство денег под сурдинку басни о неких моих интимных домогательствах.

Слушая его, Лев иронически улыбнулся:

– А с вас деньги кто-то требовал?

Вознамерившись ответить «А как же!», Коконин в последнюю секунду передумал и, витиевато жестикулируя, сказал другое:

– Ну, Лещев крикнул мне: «Ты за это дорого заплатишь, тварь!» Как видите, помимо явного оскорбления, его слова можно было расценивать и как намек на желание получить с меня большую сумму денег.

На вопрос Гурова о том, когда Коконин последний раз и при каких обстоятельствах видел Лещева, тот не очень охотно пробурчал, что случайно столкнулся с ним невдалеке от «ракушки», где Виктор Евгеньевич слушал выступление рэпера Микки. Показания Джулии, где описывалось их столкновение после крика Светланы о том, что Лещев убит, Коконин отверг категорически, объявив их выдумкой.

Вновь вступивший в разговор Шульканов, виртуозно жонглируя юридическими терминами и пунктами статей УПК, в итоге своего замысловатого спича объявил о том, что его подзащитный полностью доказал абсурдность выдвинутых против него обвинений. В связи с этим он должен быть оправдан по всем пунктам и немедленно избавлен от пребывания в стенах полицейского «узилища».

– Господин Шульканов, – во взгляде Льва сквозил нескрываемый сарказм, – сейчас вы высказались в том плане, что мнение свидетельницы Золотиловой не соответствует действительности и имеет заведомо клеветническую направленность. Я придерживаюсь той же позиции, только в отношении господина Коконина. Как лицо заинтересованное в том, чтобы избежать ответственности, с моей точки зрения он сознательно искажает реальные факты. Выражаясь футбольной терминологией, наш с вами счет пока: ноль – ноль. Верно? Да, поместить под стражу гражданина Коконина оснований у нас маловато, но их достаточно для того, чтобы он с этого момента пребывал под подпиской о невыезде. Гражданин Коконин, вот здесь распишитесь! И еще… Господин Шульканов, прошу вас оставить нас на пару минут наедине. Я хотел бы сообщить вашему подзащитному нечто сугубо конфиденциальное.

Вопросительно взглянув на Коконина, тот с некоторой неохотой вышел из кабинета. Когда за ним закрылась дверь, Гуров вполголоса, но предельно жестко отчеканил:

– Коконин, пять лет назад ты фактически изнасиловал двенадцатилетнюю Юлю Золотилову. Нет, об этом мне рассказала не она, а совсем другой человек. Но в подлинности сказанного им я не сомневаюсь ни на йоту. Я специально не стал поднимать эту тему при Шульканове – ни к чему предавать сотворенную тобой гнусь лишней огласке и причинять Джулии лишние душевные травмы. Но я о твоем паскудстве знаю и уверен в том, что она – не единственная жертва. Сделаю все возможное, чтобы ты сел именно по статье о педофилии. А теперь пошел вон, грязное ничтожество!

Адвокат, вначале пытавшийся изобразить пренебрежительную ухмылку, в какой-то миг сломался и, позеленев, с дергающейся нижней челюстью на подгибающихся ногах побрел к двери.

Глава 7

Как Стас и предполагал, этот день выдался у него чрезвычайно горячим. Вместе с командой обэпников он проехал по ювелиркам, где были отмечены факты продажи левых ювелирных украшений. Крячко внимательнейшим образом дотошно изучал все нюансы реализации неизвестно откуда вынырнувшего контрафакта, на котором были искусно подделанные клейма известных российских ювелирных фирм.

Присутствуя при изъятии больших глянцевых картонных коробок с яркой маркировкой, заполненных упаковочными коробочками, выстланными бархатом, на котором покоились ажурные золотые бабочки, зверюшки, неведомые растения, усеянные сияющими бриллиантами самой разной величины, он очень скоро уловил некую закономерность. По наблюдению Станислава, очень частым сюжетом авторов украшений были такие представители фауны, как соболь, горностай, медведь, кета. Это навело его на мысль о том, что производство драгоценного «левака» было налажено где-то в сибирском регионе.

В одном из самых крупных ювелирных салонов, допрашивая его директора, который клялся и божился, что его товар сугубо легальный и имеет абсолютно законное происхождение, Крячко иронично рассмеялся:

– Знаем мы, какие они у вас легальные, эти золотые побрякушки. Что вы мне тут рассказываете сказки, если ваши коллеги уже признались, откуда они поставлены сюда. Что, тоже небось из Кедрова?

Тот, втянув голову в плечи, поспешил уведомить:

– Нет, из Обска…

Он даже не помыслил, что этот с виду простоватый опер-крепыш его элементарно взял на пушку. А когда понял, отступать назад было поздно. Пришлось колоться дальше…

Ближе к вечеру измотанный бесконечными разъездами Стас вернулся в главк и с ходу завернул к Орлову. Выслушав доклад, тот остался им весьма доволен.

– Молодец! Вот это я понимаю – результат. – Петр вскинул вверх большой палец правой руки. – Ну, что, собирайся в Обск. Сейчас выписываю тебе командировку, и завтра же самолетом ты отправляешься в те края. Надо это дело раскручивать до конца. Чую, стоит за этим очень даже не слабая группировка, которая, скорее всего, имеет тесные контакты с крупным олигархическим капиталом. Кстати, а давай-ка отправим тебя туда под прикрытием? Вроде ты – достаточно крупный спекулянт, имеющий намерение расширить сферу своей деятельности.

– Думаешь, клюнут? – с сомнением спросил Станислав.

– Должны клюнуть! – уверенно кивнул Орлов. – У них сейчас возможности сбыта резко сузились – ювелирки-то сейчас под колпаком, и поэтому они должны за тебя ухватиться обеими руками.

Когда их разговор подходил к концу, на пороге появился Гуров. Увидев Стаса, он поздоровался и, приятельски подмигнув, поинтересовался:

– Ну, как там, на злато-бриллиантовом фронте?

– А!.. – Крячко поморщился и отмахнулся. – За сегодня я стал ярым ювелироненавистником. Ну, вот, можешь себе представить? Весь день: золото, золото, золото!.. Бриллианты, бриллианты, бриллианты!.. К вечеру от одного их вида начинает тошнить. И тогда начинаешь понимать, что люди, которые от всего этого тащатся двадцать четыре часа в сутки, как ни верти – стопудовые извращенцы.

Слушая его, Петр и Гуров рассмеялись.

– …А теперь еще и в Сибирь лететь, блин горелый! – сокрушенно вздохнув, добавил Стас. – Буду изображать там теневого «богатенького буратину», который хочет стать еще богаче.

– Петр придумал? – догадался Лев.

– Петро… Кто же у нас еще может такое придумать?! – с утрированным укором огласил Станислав.

– Смотри уж там не расслабляйся, – Гуров погрозил пальцем. – Особенно в отношении молодых интересных особ. А то опять нарвешься на приключения.

Язвительно ухмыльнувшись, с оттенком иронии Крячко парировал:

– Нет, теперь я буду ухаживать только за теми, кому за восемьдесят. Сам-то, надеюсь, не облажался с дреминской чаровницей? Я имею в виду Джулию?

– Да, кстати, что там у тебя нового? – спохватился Орлов.

Рассказав об услышанном от Джулии, а также о своих беседах с Марфинским и Кокониным, Лев особо остановился на только что состоявшемся телефонном разговоре с Жужаной Мыльска, по паспорту – Антониной Махаловой. По его словам, их разговор не заладился с самого начала. Очень удивившись пришедшему на ее телефон звонку представителя сыскного ведомства – его знали только самые доверенные приятели Жужаны, – та с места в галоп начала показывать характер.

Ежеминутно язвя по поводу и без, хамоватая блогерша-тусовщица как будто даже обрадовалась возможности наговорить гадостей незнакомому ей человеку. Она буквально упивалась своими едкими замечаниями и предположениями.

– …Вы – я в этом твердо уверена – за годы тоталитаризма привыкли к тому, что при одном только виде ваших ментовских погон все, кто оказался рядом с вами, должны раболепствовать и унижаться перед представителями репрессивных структур, – самодовольно разглагольствовала Жужана. – А вот фигушки! От меня этого не дождетесь! Мне плевать на любые ваши угрозы, на ваш дутый авторитет, который на деле гроша ломаного не стоит…

– А вы уверены, что хоть какой-то авторитет есть у вас самой? – дождавшись секундной паузы в этом бурном «словопаде», невозмутимо поинтересовался Гуров.

Это замечание на какой-то миг выбило «журналистку» из привычной колеи общения с другими по части взаимного хамства, что было для нее естественным и обыденным, но она тут же нашлась:

– Я не нуждаюсь в уважении плебеев, и мне не нужен авторитет в маргинальном стаде серого, убогого быдла. Мне достаточно признания тех, кого я считаю людьми особой, высшей формации. Вы ищете Лану Винелли, талантливую художницу, работы которой уже не раз становились украшением лучших международных выставок современного искусства, и надеетесь, что я наведу вас на ее след? Ха-ха! Не дождетесь! Я знаю, чего вы хотите – упрятать ее за решетку за ее последнюю полемическую работу «Росгестапо в действии». Да пусть хоть вся мусорня изойдется визгом, вы ее не достанете. Весь цивилизованный мир встанет на ее защиту!

– А вам не кажется, что это вы сейчас исходите визгом, причем крайне вульгарным и истеричным? – не выдержав, обронил Лев со смехом в голосе.

Издав злобное, остервенелое шипение, его собеседница тут же отключила связь. Гуров, заинтересовавшись ее упоминанием о некой «полемической работе» Ланы Винелли, включил ноутбук и набрал в поисковой системе «Лана Винелли, картина «Росгестапо в действии». Экран монитора тут же украсился перечнем статей на эту тему. Щелкнув мышкой первую по списку, на открывшейся странице Лев увидел фотографию «великого творения» «художницы», которое представляло собой абстрактную галиматью, где в общей массе были смешаны пистолеты, наручники и погоны, а также голые женские ноги и иные части тела, изображенные в духе тех, что имеют обыкновение рисовать некие озабоченные граждане в общественных туалетах. Общий фон «картины» являла собой изображенная на ней сетка из колючей проволоки.

Из пространного материала некоего искусствоведа Гвидо Асантариуса Гуров узнал, что данный «шедевр современного изобразительного творчества» наиболее ярко иллюстрирует нравственный кризис российского общества, мировоззрение которого осталось на архаичных позициях патриархального тоталитаризма. И лишь такие «выдающиеся личности, как художница Винелли», стали «живыми ростками современного, полноценного взгляда на жизнь, пробивающимися через пласты омертвевших отложений плоского, примитивного мировоззрения».

Кроме этого «полотна» автор материала восхвалял и прочие работы «смелого экспериментатора и прекрасной женщины», которая «решительно бросила вызов отсталому, косному взгляду на жизнь, отвергающему либеральные ценности». В качестве главных «либеральных ценностей» Асантариус назвал «все более решительно прорывающееся к солнцу ЛГБТ-движение за свободу сексуальных меньшинств». В прочих материалах в основном также сквозила апологетика «творчества русской Стеллы Джозеф», трактовавшегося в исключительно позитивных тонах.

Впрочем, было и несколько материалов критического свойства. Но, как понял Гуров, их авторы не столько отвергали саму концепцию «художества ради художества без формы и содержания», сколько «мочили» невесть откуда появившуюся и невесть кем пропиаренную конкурентку.

Выслушав Льва, Орлов лишь покрутил головой – чего только не творится в нынешнем суматошно-переполошенном мире.

– Ну и как думаешь ее искать, эту Винелли? – спросил он, постукивая пальцами по столу.

– Сейчас думаю съездить в гостиницу «Топаз». Хотя бы попробую найти какие-то ее следы, выяснить какие-то подробности.

Петр удивленно воззрился в его сторону:

– А почему только следы и подробности?

– А потому, что она, скорее всего, оттуда уже смылась. Я больше чем уверен, что эта гламурная истеричка – я имею в виду Мыльску – ей уже позвонила и предупредила о том, что мы ею заинтересовались… – с оттенком досады пояснил Гуров. – Уже жалею, что надумал этой Мыльска позвонить.

– Лев, а ты уверен, что так уж значима для нас эта бездарность Винелли? – На лице Орлова было написано крайнее сомнение.

– Уверен, что она каким-то боком причастна к убийству Лещева! – Лев стукнул кулаком по подлокотнику кресла. – Пусть заточку ему в грудь вогнала и не она, но она гарантированно или отвлекла внимание Лещева, чтобы убийце было проще выполнить задуманное, или обеспечила тому хорошее прикрытие.

– Полностью согласен! – неожиданно вмешался Станислав. – Я тоже с самого начала подозревал, что эта особа появилась там не случайно.

– Ну-у… Вам виднее! – отмахнулся генерал.

– Ну, мы пошли? – поднимаясь с кресла, Гуров с хрустом потянулся. – Петр, пару человек, хотя бы стажеров, завтра задействуй на проработку нераскрытых случаев педофилии за последние лет пять, с прикидкой на персону Коконина.

– Хорошо, найду… – задумчиво пообещал тот.

Выйдя от Орлова, Гуров вызвал служебную машину – прислали все ту же, уже хорошо ему знакомую «десятку», – и он отправился в гостиницу «Топаз». Отель представлял собой современного фасона стеклянный «кубик», украшенный обилием неоновой рекламы. Войдя в оживленный холл здания, Лев направился к стойке администратора, которую на западный манер с некоторых пор стало модным называть «ресепшеном».

Средних лет работница гостиницы, взглянув на «корочку» Гурова, лишь развела руками. Как Лев и предполагал, Ланы Винелли в стенах отеля не оказалось – полчаса назад она внезапно съехала из своего люкса. Откуда-то прибыла здоровенная, черная «бэха», двое рослых парней помогли постоялице вынести ее вещи – уйму всевозможных несессеров и сумок, а также шуб и вечерних платьев, и она отбыла в неизвестном направлении. Номера иномарки, разумеется, никто не запомнил. Да, собственно говоря, и не обратил внимания.

О самой Лане женщина рассказать смогла немногое. Та себя никак не проявляла – ни в положительном, ни в отрицательном плане. Держалась замкнуто, комплиментов и цветов не принимала. Хотя немалое число проживавших в гостинице южан постоянно старались обратить на себя ее внимание. Ходили слухи, что ее любовник – один из федеральных министров.

Со старшим охранником Лев просмотрел запись камеры видеонаблюдения, установленную перед входом в гостиницу. Но ничего существенного увидеть не удалось – ни госномера автомобиля, ни лица Винелли. Единственное, что относительно неплохо схватил объектив, – лица верзил, приехавших за постоялицей «Топаза». Попросив охранника сделать копию видеозаписи, Гуров отбыл из гостиницы к себе домой.

Наскоро выпив чаю, он просмотрел записи камер видеонаблюдения на свадьбе Золотилова, включив плеер на ускоренное воспроизведение. В какой-то из моментов, увидев на экране женскую фигуру в роскошном, светло-кофейном платье, он остановил изображение, досадуя на то, что камера захватила ее в не совсем удачном ракурсе – лица толком было не разглядеть. Снова замелькали кадры мультяшно-суетливых перебежек персонажей видеосъемки. И всякий раз, когда Винелли появлялась в кадре, она отчего-то оказывалась снятой таким образом, что опознать ее можно было только по платью. Она как будто знала, где именно может оказаться в кадре видеосъемки.

«Точно! Она знала, где установлены камеры! – неожиданно осенило Льва. – И специально прятала лицо, чтобы не засветиться – вроде того, попробуйте докажите, что это была именно я. Это только подтверждает ее причастность к убийству, которое, надо думать, готовилось профессионалами…»

К его досаде, ни в одном из гостей он не смог опознать исполнителя преступления. Иногда возникало ощущение, что убийца, в какой-то миг материализовавшись из ниоткуда и сделав свое черное дело, вновь растворился в воздухе. Тот же Коконин, по предварительным прикидкам Гурова в ходе просмотра, скорее всего, и в самом деле «мочилой» не был. Отметив его появление в нескольких местах парка и памятуя план «латифундии», составленный Жаворонковым, он пришел к выводу, что в момент убийства адвокат еще только направлялся к тому месту, где оно было совершено.

«Скорее всего, он самым первым увидел Лещева и, убедившись, что тот мертв, с перепугу обделался и дал деру. Точно, точно! Именно поэтому и лепетал Джулии, что не виноват…»

Когда Лев просматривал запись видеокамеры, захватившей в кадр «шалости» доггеров, сзади него неожиданно раздался удивленный голос Марии:

– Лева! С каких это пор ты начал увлекаться порнушкой? Ну, надо же! – удивленно воскликнула она.

Со смехом оглянувшись, Гуров укоризненно покачал головой.

– Каждый понимает увиденное в меру своей испорченности… – резюмировал он. – А еще всякий видит именно то, что ему наиболее близко и интересно.

– Да-а-а?! – с иронией в голосе протянула Мария. – Вон какого ты обо мне мнения! А что это и в самом деле за киношка такая? – уже серьезно спросила она.

– Видеозапись одной из камер на свадьбе Золотилова. О! А вон и я в кадр попал! Да, как видишь, подошел выяснить, что это там за веселуха, выражаясь жаргонным языком.

Гуров указал на монитор, где и в самом деле камера засняла, как он заглядывает через головы зевак на происходящее.

– Ба! Да там и Женечка Кошак! – отметила Мария с оттенком брезгливости в голосе. – Теперь ты, я думаю, понимаешь, что мне там и в самом деле делать было нечего.

Неожиданно Лев снова нажал на кнопку пульта, остановив просмотр.

– А вот и она! Появилась, причем совсем с другой стороны! – вполголоса произнес он, не отрываясь глядя на экран. – Смылась, зараза, с места преступления, сделала круг за кустами и вернулась уже со стороны римской беседки, как будто сюда подошла впервые.

– Кто – она? – В голосе Марии явственно прозвучала нотка ревности.

Издав саркастичное «хм!», Гуров пояснил:

– Сообщница убийцы. Видишь, прячет лицо? Она знала, где установлены камеры видеонаблюдения, и поэтому ни одна из них ее, как хотелось бы, не сняла.

Присмотревшись, Мария неожиданно сказала:

– А я ее уже видела. Она несколько раз была в нашем театре. И не одна. Ее сопровождал какой-то толстосум. Вот только не припомню, кто именно…

– Ты уверена? – прищурившись, Лев окинул жену внимательным взглядом.

– Да, Лева, да… – та опустилась на диван рядом с ним и добавила: – У меня, между прочим, память не хуже твоей. Всех тех, кто после спектакля выходит из зрительного зала с кислой физиономией, как будто его накормили клюквой, запоминаю в один миг. Знаешь, мне чуждо самолюбование и излишнее самомнение. Но согласись, репертуар у нас сильнейший, а актерский состав как бы не профессиональнее, чем во многих других театрах. И вот когда ты выложишься на сцене и видишь зрителей, которые словно пережили катарсис, всякий сноб на их фоне смотрится как пятно сажи на пачке балерины. А эта чванливая мымра постоянно кривила свою крашеную физию, как будто ей подали обед с целым роем мух в придачу.

Выслушав Марию, Лев просительно тронул ее руку.

– Мария Леонидовна, а ну-ка, поднапряги, пожалуйста, свою память! А? Ты даже не представляешь, насколько важно вспомнить того толстосума. Ну, одаренная моя, постарайся, постарайся!..

Некоторое время посидев с напряженным лицом, Мария отрицательно помотала головой.

– Ничего не получается! Может, чуть позже вспомню… – с досадой объявила она, поднимаясь с дивана. – Ужинать будешь?

– А почему бы нет? – с долей энтузиазма в голосе риторически вопросил Гуров. – Ужинать, и только ужинать! Кстати, кормить-то чем собираешься?

– Скоро узнаешь! – многозначительно улыбнулась Мария. – Все-то ему прямо сейчас доложи. Какой торопыга… О! Вспомнила! Фамилия того толстосума – Торопилин. Как его зовут и чем он занимается – я не знаю.

– Торопилин?! – глядя в одну точку, Лев наморщил лоб. – Да, такую фамилию я слышал. Где-то мы с ним однажды сталкивались… Ну-ка, заглянем-ка сейчас в Интернет!

Отключив видеоплеер, он подошел к компьютеру и нажал на кнопку включения системного блока. Пару минут спустя набрав в поисковом окне «Москва, предприниматель Торопилин», он получил массу ответов как на эту фамилию, так и на слово «предприниматель». Выбрав заголовок статьи, наиболее соответствующий поисковому заданию, он щелкнул мышкой и оказался на главной странице сайта одного из крупнейших столичных холдингов «Меркурий-2000». Его президент и одновременно бенефициар (в данном случае собственник) Леонид Торопилин во вступительном абзаце преподносился как исключительно эффективный менеджер, великолепный знаток рынка, одаренный стратег и тактик в вопросах организации и развития своего хозяйствующего субъекта. Какие объекты входят в холдинг, напрямую не указывалось. Удалось найти лишь косвенное упоминание о «многообразии направлений деятельности – от жилищного и промышленного строительства и машиностроения до высоких информационных технологий».

В других материалах некорпоративного характера о Торопилине рассказывалось куда более подробно и гораздо менее помпезно. Одна из публикаций довольно едко повествовала о том, как много лет назад комсомольский активист Леонид Торопилин «песочил» на комсомольском собрании провинившихся комсомольцев, нарушивших положения «Морального кодекса строителя коммунизма». Каким образом ярый апологет коммунистического строительства трансформировался в не менее ярую акулу капиталистического производства, толком никто из авторов не знал. Лишь один отставной корреспондент советского АПН (Агентства печати «Новости») припомнил, что незадолго до своего взлета на финансовый олимп первый секретарь одного из подмосковных райкомов комсомола очень выгодно женился на дочке бывшего советского подпольного цеховика, который в конце восьмидесятых стал одним из крупнейших столичных кооператоров.

Интернет-изыскания Гурова перебил голос Марии, которая строго объявила:

– Ужинать!

С неохотой проследовав на кухню, менее чем через четверть часа Лев снова сидел за компьютером, изучая жизнеописание толстосума Торопилина. В одной из публикаций, где повествовалось о его семейной жизни, сообщалось, что в две тысячи третьем его семья распалась. Жена, забрав двоих детей школьного возраста, уехала с ними в Англию, где вскоре вышла замуж за лондонского банкира. Сам же Леонид Торопилин с той поры оставался холостяком, предпочитая «свободные отношения». А потому публикации о его похождениях в Интернете появлялись достаточно часто. С кем Торопилин встречается в настоящее время, найти почему-то не удалось.

Углубившись в жизнеописание жизни олигархов (по данным журнала «Форбс», Торопилин по России входил в первую двадцатку супербогачей), Лев прочел и другие публикации по этой тематике. Многое из прочитанного для него оказалось весьма неожиданным. Так, автор одной из публикаций рассказал о том, что на сегодня признаком состоятельности того или иного толстосума или крупного чинуши является даже не банковский счет, не пресловутые заводы-газеты-пароходы, а персональный самолет. Их на сегодня в России около четырех с половиной сотен. Самый крутой самолет у нефтепромышленника Степана Абрикосовича – «Боинг»-дворец за сто «лимонов» баксов.

А в целом, если взять во внимание сверхбогачей из других стран, миллиардерских прибабахов, как оказалось, не счесть. Арабские шейхи в оформлении интерьера салона самолета любят побольше золота и дорогих материалов, например – кожу акулы. Нравятся им и деревянные игральные столы для карт, инкрустированные жемчугом и драгоценными камнями. У толстосумов Европы и Америки есть запросы на сауну, караоке, беговые дорожки и велотренажеры…