Текст книги "Люди и дороги в моей жизни. Уроки судьбы"

Камиль Шейхович Хайруллин

Камиль Шейхович Хайруллин (2015).

В ГГО им. А.И. Воейкова два имени Владимир Николаевич и Камиль Шейхович через небольшой промежуток времени стали для меня неразрывными. Они были неразлучными за пределами обсерватории и я имел удовольствие слышать как Камиль остро разыгрывал Володю, например, «сколько ещё академиков попало в твою коллекцию?» Володя отшучивался и прощал ему острый язык.

С Камилем Шейховичем мне довелось поработать еще на Камчатке и Чукотке, на Сахалине и Курильских островах, на Колыме и в горах Путорана. За все время работы и дружеских отношений с ним, мы никогда не обменялись недобрым словом, за что я ему благодарен.

Камчатка, вулкан Толбачик. Камиль Хайруллин, Лев Аминов, автор (1982)

Наиболее интересной была наша совместная экспедиция в Якутию, когда больше чем на месяц мне удалось арендовать катер «Ярославец» на р. Лене, и мы прошли с работой до г. Жиганска; так как по регистру у катера не было возможности идти дальше, до Тикси мы улетели вертолетом. Вероятно, только после этой экспедиции представилась возможность сполна прочувствовать величие этой замечательной сибирской реки. Нам повезло с погодой и добротным составом отряда. На этот раз со мной были Володя и Толя Адаменко и Камиль Хайруллин, снабжавший нас рыбой на всем маршруте, а мне оставалось только удивляться: когда же он спал?

Леонид Ефимович Родин

Моё знакомство с Леонидом Ефимовичем Родиным (1969 г.) было инициировано профессором Арсением Владимировичем Шнитниковым в период поиска работы. Первая беседа состоялась в Отделе геоботаники Ботанического института им. В.Л. Комарова АН СССР. Он детально расспросил меня о том, что удалось сделать по теме кандидатской диссертации на географическом факультете Ленинградского государственного педагогического института им. А.И. Герцена (ныне университет), где я учился после окончания института на заочном отделении аспирантуры. К тому времени были позади 3 курса и сданы все экзамены, опубликовано 8 работ по материалам экспедиций: в Восточный Саян, Кодарский горноледниковый район, горы Путорана, хребет Сунтар-Хаята и на Камчатку. Леонид Ефимович мне объяснил, что из отдела уехал на Байкал Г.И. Галазий (бывший аспирант проф. Б.А. Тихомирова), который занимался динамикой лесных границ в горах Восточной Сибири и это направление исследований целесообразно сохранить. Принять меня сразу на работу не было возможности из-за отсутствия вакантных мест. Пришлось подождать, к счастью, не долго. Вскоре стало известно, что в бассейне реки Селерикан найдена ископаемая лошадь и содержимое ее желудка оказалось в хорошей сохранности.

Леонид Ефимович Родин

По составу остатков пищи можно было восстановить наличие растительности и природные условия того времени, когда погибла лошадь, пролежавшая в мерзлоте больше 37 тыс. лет (по радиоуглеродной датировке).

Эта уникальная находка послужила поводом для организации экспедиционного отряда в район проведения исследований, состав которого предстояло сформировать профессору Б.А. Тихомирову. Вскоре после первой встречи с Леонидом Ефимовичем меня позвали с документами и через месяц испытательного срока по распоряжению Л.Е. Родина, я был зачислен старшим лаборантом в Лабораторию Крайнего Севера.

Мои контакты с Л. Е. Родиным были постоянными, так как он систематически проводил семинары отдела геоботаники и интересовался моими делами. Нельзя не отметить огромный интерес к семинарам не только сотрудников отдела, но и специалистов из других подразделений нашего института и учреждений города. Часто на них с докладами выступали ученые других городов СССР и зарубежных государств. Это была великолепная школа для всех сотрудников, так как дискуссионные вопросы в области геоботаники, картографии, лесоведения, фенологии, палеоботаники, экологии растений и физиологии, биогеоценологии обсуждались специалистами первоклассного уровня: Е.М. Лавренко, А.А. Корчагиным, Г. Э. Шульцем, Т.К. Гордеевой, О. В. Заленским, В.Н. Андреевым, Б.А. Тихомировым, В.Б. Сочавой, А.А. Яценко-Хмелевским и многими другими.

Сам Леонид Ефимович возглавлял лабораторию аридной зоны, что в значительной мере предопределяло его маршруты в Среднюю Азию, откуда в большем количестве были его аспиранты и докторанты. Но это не мешало ему побывать в самых различных районах нашей страны и других государств. Обладая даром путешественника, он в замечательной форме передавал свои впечатления в научно-популярных книгах.

Профессор Л.Е. Родин (слева) беседует с академиком Г.Н. Флеровым и профессором А. В. Подгурской на Ары– Масе (1972 г.)

Многие годы я мечтал поработать в южных районах СССР, но зональная приуроченность к лаборатории Крайнего Севера долгое время почти исключала такую возможность. Интерес мой был связан с необходимостью получить данные по наиболее контрастным условиям произрастания древесных растений при недостатке увлажнения. Наконец, в 1976 г. Леонид Ефимович позвал меня в Туркмению, в Бадхызский государственный заповедник, где предстояло провести дендроиндикационные исследования на материале фисташки. Сложность заключалась в том, что ранее выполненных аналогичных работ по фисташке мне не было известно, и предстояло все начинать впервые.

После приезда на базу Бадхызского заповедника в пос. Моргуновку рано утром нас приветливо встретил директор В.И. Кузнецов, но профессиональные разговоры были вечером уже за временными пределами рабочего дня. При первой встрече с директором у меня сложилось впечатление, будто я ему должен дать результаты почти немедленно. В этот же вечер я сказал Леониду Ефимовичу о своем впечатлении от разговора с В.И. Кузнецовым. Он заулыбался и просил не удивляться такой постановке вопроса, так как он уже три года обещал меня привезти в заповедник, но все не получалось, заведующий лабораторией Крайнего Севера профессор Б.А. Тихомиров не отпускал. В этот раз отпустил, но только на три недели, чтобы не пострадали экспедиционные исследования на Таймыре. Маршруты с Леонидом Ефимовичем были на двух машинах вдоль границы с Ираном и Афганистаном в них, как правило, нас сопровождал пограничный наряд, хотя напряженности здесь тогда никакой не было. Самые интересные сборы растений ботаники находили за контрольно-следовой полосой, куда всегда сопровождал пограничник и никогда нельзя, было уходить дальше его расположения. На всех заставах нас принимали с большим вниманием и почестями благодаря Леониду Ефимовичу, как сторожилу исследований этих районов.

Из трех недель, отпущенных мне Б.А. Тихомировым, две я путешествовал в составе отряда с Л.Е. Родиным. Это были замечательные и незабываемые дни. За все время я успел собрать образцы-спилы старых деревьев фисташки в тех местах, где недавно они погибли от пожаров, и вернулся в Моргуновку. По дороге на базу заповедника на базаре в Кушке я купил себе продовольствие: сгущенное молоко без сахара, ведро помидор и лепешки. Когда через неделю отряд вернулся в Моргуновку, я имел возможность доложить результаты обработки образцов и метеорологических данных по метеостанции Кушка. А в последствии с Т.Г. Гореловой и В.И. Кузнецовым подготовил статью в «Ботанический журнал», которая вышла через 11 месяцев с момента проведения полевых работ в районе самой южной точки территории СССР – Кушки.

Академик Георгий Николаевич Флёров и автор на р. Хатанга.

Меня радовало, что Леонид Ефимович был доволен результатами исследований. В этом смогли убедиться все сотрудники отдела. Когда, в очередной раз, на заседании отдела Н.В. Матвеева пыталась упрекнуть за непонятные ей мои интересы к южным территориям. Леонид Ефимович нашел меня в зале заседаний и со словами: «Я хочу поклониться Николаю Владимировичу (он ко всем сотрудникам обращался по имени и отчеству) за его прекрасную работу в Бадхызе, результаты которой уже сданы в печать» и действительно поклонился в мою сторону, прервав тем самым необоснованные претензии кого попало, в мой адрес. Это была высшая из похвал, какую только можно было ожидать в нелегкой обстановке, имевшей место для меня тогда в лаборатории Крайнего Севера. Но больше всего я радовался тому, что оправдал доверие Леонида Ефимовича.

После защиты кандидатской диссертации (1970) меня перевели на должность младшего научного сотрудника, а перспективы получить повышение не предвиделось. В это время Арсений Владимирович Шнитников приглашает меня в Институт озероведения АН СССР на должность старшего научного сотрудника в Тянь-Шанской экспедиции, которую он возглавлял. Леонид Ефимович узнал об этом и в беседе со мной сказал, что он не даст мне уйти из БИНа. По сути дела, я впервые осознал, что в результатах моей работы заинтересован руководитель отдела геоботаники, и пообещал оставить идею ухода навсегда.

Очередной важный эпизод произошел в 1975 году по инициативе Леонида Ефимовича, когда мне предложил он доложить результаты исследований в горах и в Субарктике Евразии на семинаре Отдела геоботаники. Такой чести удостаивался далеко не каждый сотрудник отдела, который насчитывал тогда больше 100 человек при общей численности научных сотрудников в институте порядка 450. Мне отвели на доклад 40 минут, после этого я отвечал на вопросы примерно 30 минут, а затем последовала продолжительная дискуссия, во время которой я услыхал столько добрых слов, что за всю свою научную практику не слышал. Прозвучала и основная мысль, что это результаты уровня не оформленной докторской диссертации. А в итоге было принято решение представить мой доклад от отдела на очередную сессию ученого совета института.

Примерно через два месяца такой доклад был прочитан мной на ученом совете Ботанического института и был принят с большим вниманием. В результате обсуждения последовало решение утвердить тему докторской диссертации: «Дендроиндикация природных процессов и антропогенных воздействий», а результаты было рекомендовано опубликовать в виде монографии. Такого успеха не ожидал никто. Больше других этому радовались А.В. Шнитников, Е.В. Максимов, А.М. Алпатьев, Ж.М. Белорусова, В.Н. Адаменко, И.А. Береснева, К.Ш. Хайруллин. А.А. Яценко-Хмелевский, Е.С. Чавчавадзе. Но главный результат заключался в том, что больше не говорили на заседаниях лаборатории, что я занимаюсь решением проблем, которые мало кого интересуют. Одним словом, предложение Леонида Ефимовича Родина сделать доклад на семинаре отдела геоботаники и сессии ученого совета БИНа в корне поменяло мое положение в лаборатории и отделе.

Осенью 1979 г. пришла очередь для опубликования моей первой книги: «Изменчивость прироста деревьев. Дендроиндикация природных процессов и антропогенных воздействий» в издательстве Наука. Перед второй корректурой текста книги мне предстояло поехать в командировку в Каунас, где в Литовском научно-исследовательском институте лесного хозяйства предстояло сделать доклад для постановки у них аналогичных моим работ. Меня пригласил еще в апреле академик Леонардас Антонович Кайрюкштис – директор института и председатель Всесоюзной комиссии по дендрохронологии и дендроклиматологии. Институт леса находится в пригороде в местечке Гирионис, что примерно в 30 км от Каунаса, и я приехал с большой заблаговременностью. Леонардас Антонович предложил кофе и стал расспрашивать, что удалось сделать за время перерыва между нашими встречами. Когда я сказал, что написал книгу и со мной ее корректура, он пролистал ее дважды задал мне несколько вопросов и сказал, что мы будем слушать не установочный доклад, как планировали, а обсуждать докторскую диссертацию. Мои возражения, что я не писал докторскую диссертацию были решительно отклонены и через 30 минут ученому совету ЛитНИИЛХа я уже докладывал результаты моих исследований. Помимо членов ученого совета института на мой доклад приехали сотрудники Лаборатории дендхронологии института Ботаники Литовской академии наук во главе с ее директором Т.Т. Битвинскасом. Все 18 членов ученого совета после дискуссии поддержали единогласно за представление книги в качестве докторской диссертации. На следующий день Леонардас Антонович пригласил к себе домой, где я ему сказал, что после бессонной ночи решил: если он согласится быть моим официальным оппонентом, то я буду защищать диссертацию, а если откажется – то нет. К моему удовольствию, было получено его согласие и обсуждены детали всей процедуры, в частности, он рекомендовал, чтобы в числе оппонентов были доктора биологических и географических наук, так как он доктор сельскохозяйственных наук. Все его соображения в дальнейшем были учтены. Моими официальными оппонентами в дальнейшем были назначены: доктор биологических наук, профессор К.А. Малиновский (Львов), доктор сельскохозяйственных наук, академик Л.А. Кайрюкштис (Каунас), доктор географических наук, профессор Т.В. Покровская, доктор географических наук Е.Н. Романова (обе – Ленинград).

Возвращался я в Ленинград, окрыленный этим достижением и хотел доложить зам. директора по научной работе В.А. Алексееву, но стоило мне сказать о докладе в ЛитНИИЛХе, он даже не выслушав деталей оборвал мое сообщение своим неудовольствием… Прошло несколько месяцев, прежде чем я рассказал о случившемся в Каунасе Леониду Ефимовичу Родину и показал выписку из протокола заседания ученого совета ЛитНИИЛХа. К моему удивлению, Леонид Ефимович отругал меня, что так долго ему ничего не говорил и тут же пригласил Нелю Николаевну Измайлову (ученого секретаря отдела геоботаники) и предложил написать объявление о моем докладе и обсуждении докторской диссертации на очередном семинаре отдела, который был назначен через неделю. Так 2 июня 1980 г. состоялся мой доклад и решение семинара представить диссертацию к защите на соискание ученой степени доктора биологических наук при счете голосов 50 за и только один В.В. Петровский – против. Удивительно, что накануне моего доклада В.А. Алексеев (бывший тогда заведующим лаборатории экологии растительных сообществ, которая создавалась по моей инициативе и вместе с ним) и Б.Н. Норин пытались убедить Леонида Ефимовича, что защищать результаты, изложенные в книге, преждевременно, но разубедить Л.Е. Родина им не удалось.

Не могу не остановиться на такой детали: Евгений Михайлович Лавренко в это время года уже жил в Комарово и попросил (заранее за несколько дней) Леонида Ефимовича начало семинара перенести на час позже, чтобы он на него не опоздал. Однако в зале заседаний Евгений Михайлович появился первым и был одет так как будто у него предстоял праздник. Обошел все плакаты, задал мне несколько вопросов и сел в ожидании остальных сотрудников отдела. Такого благородного отношения с его стороны я не могу забыть никогда.

После моего доклада на семинаре работу высоко оценил академик Евгений Михайлович Лавренко, сказав, что эта работа в равной мере может быть защищена как докторская биологических или географических наук, так как выполнена на стыке нескольких научных дисциплин, В.А. Алексеев согласился с академиком.

Обсуждение было бурным, интересным и напряженным. Эти детали мне хотелось перечислить, чтобы передать высокое напряжение во взаимоотношениях среди сотрудников, которое удавалось направлять в нужное русло Леониду Ефимовичу Родину.

По его рекомендации, я поехал во Львов к Константину Андреевичу Малиновскому, с которым уже работал в Карпатах, после консультаций с ним в тот же день я улетел в Днепропетровск к Александру Люциановичу Бельгарду и Анатолию Павловичу Травлееву – руковолдителям докторского совета по экологии Днепропетровского государственного университета им. 300-летия Воссоединения Украины с Россией. Здесь меня приняли с большой чуткостью и проявили готовность принять к защите мою диссертацию.

В апреле 1981 г. состоялась защита на соискание ученой степени доктора биологических наук по специальности 03.00.16 – экология, все детали которой мною описаны в отдельной книге «Становление дендроиндикации как направления научных и прикладных исследований». СПб. 2002. – 312 с.

С приходом на роль директора института А.Л. Тахтаджяна, после ухода из жизни замечательного человека и директора Александра Александровича Федорова, состоялась отставка Леонида Ефимовича Родина с должностей заведующего Лабораторией аридной зоны и руководителя Отдела геоботаники. С приходом на заведование отделом В. И. Василевича началось угасание отдела геоботаники и его существование в структуре института в настоящее время прекратилось.

Уход из активной организаторской деятельности Леонида Ефимовича отрицательно сказался на состоянии его здоровья. Даже складывалось впечатление, что он уменьшился в росте. В это время я готовился к экспедиции на Камчатку и заглянул в его кабинет и спонтанно принял решение пригласить его в экспедицию. Мое предложение было принято настороженно, но потом он оживился и пошел домой за паспортом, чтобы я имел возможность оформить и на него пропуск.

Наш первый маршрут был в составе отряда из шести человек Камчатской Лесной опытной станции в бассейн речки Быстрой на западной Камчатке, руководил отрядом Петр Хоментовский, так как Дмитрий Федорович Ефремов – директор станции находился во Владивостоке в командировке. В нашем распоряжении была машина ГАЗ-66 (вахтовка) в салоне которой могли ночевать только пять человек, а мне приходилось спать на крыше. Во время одного из первых дней экспедиции мы остановились на ночлег на острове одного из притоков речки Быстрой, когда в самом разгаре был нерест кеты и горбуши. В условиях абсолютной тишины стоял специфический шум от обилия трущейся друг об друга рыбы. После остановки парни одели болотные резиновые сапоги и начали выбирать в воде наиболее интересные особи, остальные члены отряда чистили посуду, разводили костер и устраивали места для сидения вокруг него, а свободные собирали по острову дрова с ними собирал дрова и Леонид Ефимович. Складывалось впечатление, что этот коллектив уже много лет так слажено работает на стоянках. Примерно через час была готова уха, жареная рыба и икра. Но как говорят рыбаки, если к столу подана еще чарка, то варево называют ухой, а если спиртного нет, то еду такую называют рыбным супом. Я никому не говорил, что нарушил законы периода навигации, когда спиртное на Камчатке не продают, а на аварийный случай мною был припасен спирт. Мое предложение: приготовить кружки, было воспринято с восторгом благодаря столь неожиданному сюрпризу.

Вечер при чудесной погоде под звездным небом Камчатки у хорошего костра казался сказочно прекрасным. После ужина начались удивительные воспоминания Леонида Ефимовича о том, как он рыбачил на удочку последний раз только в Полтаве, когда еще был мальчиком, а такое изобилие рыбы видит впервые. О том, как уже собирался поехать на Камчатку с Александром Леонтьевичем Комаровым, и даже выехал с ним из Ленинграда до Москвы в составе экспедиции, а там его заменили какой-то знаменитостью. А Леонид Ефимович был вынужден идти наниматься на работу в Институт географии, где ему предложили ехать в Среднюю Азию, с которой он не расставался всю свою сознательную жизнь. На мой вопрос: «не обиделся ли он на А.Л. Комарова?» посасывая свою любимую трубку, со свойственным ему юмором он ответил: «как я мог на него обижаться, он ведь мне регулярно занимал деньги и никогда не торопил с отдачей, пока не заработаю».

Эта экспедиция по всем показателям была на редкость удачной, у нас не было потеряно ни одного дня из-за ненастной погоды. Состав отряда оказался укомплектованным совместимыми по всем параметрам людьми, а присутствие Леонида Ефимовича, воспринимаемого всеми, как метра отечественной науки, создавало великолепное настроение на каждый очередной день нашей работы.

Леонид Ефимович изучал новые для него травянистые и древесные растения в гумидных условиях произрастания с явлением гигантизма, присущего многим из них на Камчатке. Впечатления и сборы образцов были исключительно интересными. Здесь я впервые начал работу по чозении, как новому индикатору солнечно-земных связей.

После возвращения из экспедиции в Петропавловске-Камчатском мы остановились в гостинице Авача, откуда ходили в гости к Дыренкову, вернувшемуся с международного совещания дендрохронологов на Байкале, которое проводил бывший аспирант отдела геоботаники БИНа директор Лимнологического института СО АН СССР, академик Григорий Иванович Галазий. У меня был выбор участие в совещании или Камчатка, я выбрал экспедицию.

В один из выходов в центр Петропавловска– Камчатского (перед вылетом в Ленинград) я увидел, что с бортовой машины продавали рыбу кижуч и взял два пакета в гостиницу для себя и Леонида Ефимовича. После ее обработки каждому получилось по 3-х литровой банке красивой рыбы без костей. По возвращению домой Леонид Ефимович сказал, что рыбному гостинцу очень радовались дочь и внуки.

В очередной год мы строили планы отработать лиственничниках в долине реки Камчатки и казалось ничто не может помешать этому. Снова базой для нас в Петропавловске-Камчатском была Лесная опытная станция, где ее директор Дмитрий Федорович Ефремов принял нас как дорогих гостей. Мое знакомство с ним состоялось еще в 1968 году, тогда ЛОС располагалась в Козыревске, а я, заработав деньги в экспедиции Института мерзловедения СО АН СССР в горноледниковом районе Сунтар-Хаята, прилетел собрать спилы деревьев из разных мест произрастания в бассейне реки Камчатки. Мне помогали все сотрудники станции собрать образцы на верхней границе леса у подножья вулкана Плоский Толбачик и в заболоченном лесу у ручья Песчаного.

На этот раз мы взяли с собой аспиранта Леонида Ефимовича Б.К. Ганнибала. Дмитрий Федорович решил провести выездное совещание для работников леса, изучающих леса Камчатки и пригласил нас наземным транспортом добираться до Козыревска. Стояла исключительно жаркая погода, и в автобусе на пыльных дорогах было очень душно. На подъезде к Мильково Леониду Ефимовичу стало плохо и пришлось оставить его в больнице. Все уехали по намеченному маршруту, а я задержался вместе с Леонидом Ефимовичем. Буквально на следующее утро он пришел в нормальное состояние, но врачи категорически настояли оставаться под наблюдением до полной уверенности, что его состояние пришло в норму. Волнение Леонида Ефимовича за сорванный для меня маршрут удалось развеять организацией сбора образцов в районе Мильково. А он во время пребывания в больнице начал писать рукопись своей очередной книги «От Субарктики до субтропиков». Рукопись этой книги была напечатана Л.Е. Родиным на машинке, а в чьих руках она потом осталась, выяснить и найти её после продолжительных поисков не удалось.

После полного восстановления врачи разрешили Леониду Ефимовичу возвращаться домой. Для уменьшения нагрузки мы возвращались в Петропавловск-Камчатский самолетом, а оттуда до Владивостока на комфортабельном теплоходе «Надежда Крупская» в двухместной каюте. В пути Леонид Ефимович продолжал писать книгу, а я приспособил к столику струбцину, на которой крепился микроскоп и продолжал измерения годичных колец по кернам модельных деревьев, собранных в районе Мильково.

Способность Леонида Ефимовича сосредотачиваться во время работы была удивительной. Например, столик в каюте маленький и при качке локти его порой сдвигали мне образец из под микроскопа, но он не замечал этого, а мне не хотелось прерывать ход его мыслей. Но через некоторое время локти расходились до неудобного ему положения, и он их собирал, а я восстанавливал образец на место и продолжал измерения. Время работы и отдыха измерялось у него потребностью выкурить трубку, а процедуру общения с трубкой он проводил с особым чувством и расстановкой. Когда приходила пора перекура, он приглашал меня на палубу, и рассказывал самые неожиданные эпизоды из своей богатейшей научной или житейской практики или о том, что только сейчас записал или собирается написать. При этом я редко задавал ему вопросы и темы для разговора, так как богатство его сюжетов было бесконечно широким. По дороге на теплоходе мне посчастливилось узнать ранее неведомые детали творческой лаборатории Леонида Ефимовича.

В один из приходов к нему домой, когда Леонид Ефимович болел, он сообщил мне, что окончил работу над рукописями двух книг, которым не суждено было выйти при его жизни. Опубликование в предлагаемом читателю посвящении великому труженику отечественной науки части одной из его последних монографий по пожарам дает возможность еще раз увидеть широту взглядов и важность проблем, над которыми он работал до последних дней своей жизни.

Прежде хорошие взаимоотношения переросли в теплые дружеские. Когда выдавался случай бывать у него дома, можно было только восторгаться умению Леонида Ефимовича накормить и угостить восточными сладостями, которые никогда не выводились с его стола.

Уход из жизни Леонида Ефимовича был чрезвычайным печальным событием для его друзей и соратников. После проводов его в последний путь, ночью я улетал в Душанбе, весь день и всю ночь в Ленинграде шел дождь и мне казалось, что сама природа оплакивает нашу невосполнимую потерю.

Мной была подготовлена и издана коллективная книга: «От Субарктики до Субтропиков. Воспоминания о профессоре Л.Е. Родине». СПб.: Астерион. 2003 – 178 с.