Текст книги "Люди и дороги в моей жизни. Уроки судьбы"
Автор книги: Николай Ловелиус
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Экспедиции Ботанического института АН СССР – 1969 год
У руководителей биологического отделения АН СССР родилась идея: создать отряд для проведения экспедиционных исследований в районе находки ископаемой лошади на Колыме и ее осуществление было поручено Ботаническому институту им. В.Л. Комарова АН СССР. Тогда и появилась возможность у профессора Л.Е. Родина позвать меня на работу.
По его поручению меня взял в свою лабораторию Крайнего Севера известный ботаник-тундровед, профессор Борис Анатольевич Тихомиров на должность старшего лаборанта. Оплата моего труда составляла 92 рубля 50 копеек в месяц.
В июне 1969 года в отделе геоботаники БИН АН СССР формировался отряд, которому предстояло собрать гербарий в бассейне реки Селерикан, взять образцы для радиоуглеродного и палинологического анализов в шахте, где в многолетней мерзлоте была обнаружена ископаемая лошадь.
Как потом выяснилось, она была хорошей сохранности, пролежав в мерзлом грунте более 37 тысяч лет, и содержимое ее желудка было пригодным для определения состава растений, которыми питалась лошадь перед гибелью. Формирование отряда началось до моего приема на работу в институт, уже были намечены ответственные за эту работу. Первым в отряд был зачислен Василий Кожанчиков из ботанического музея, вторым – Володя Бибиков из отдела геоботаники. Они работали в институте в разных лабораториях и учились в аспирантуре, третьей в отряд была принята Мария Соколова из лаборатории Крайнего Севера. Меня приняли с месячным испытательным сроком, но без оформления и заработной платы.
Когда прошел месячный испытательный срок, Борис Анатольевич назначил меня начальником отряда. Не могу сказать, что мое назначение вызвало восторг у биновских сотрудников, зачисленных в отряд первыми. Прочувствовать это мне пришлось сразу, как только возникла потребность давать задания персонам из академической среды по подготовке к вылету в экспедицию. Отчасти я мог их понять, когда возникла необходимость выполнять задания неизвестного для них человека, да еще не из академической среды. Порой мне приходилось сдерживать отрицательные эмоции от невыполнения моих распоряжений. Времени на подготовку было слишком мало, отряд еще не был полностью укомплектован.
Борис Анатольевич поручил мне пригласить специалиста геоморфолога и палеогеографа. С нами согласилась работать кандидат географических наук Жанна Михайловна Белорусова – преподаватель с географического факультета ЛГПИ им. А.И. Герцена. Она проработала в северных геологических экспедициях более десяти лет и была самым опытным сотрудником в нашем отряде. Высокая осведомленность Жанны Михайловны в проблемах полевых исследований в значительной мере помогала во всех контактах с геологами в новом для нас всех регионе.
В качестве рабочего в экспедицию был принят студент ЛГУ Анатолий Адаменко. Этим составом мы вылетели рейсовым самолетом в Якутск, где была возможность побывать в Институте мерзлотоведения у Игоря Александровича Некрасова, у которого годом раньше я работал в Сунтар-Хаята.
Получив от Игоря Александровича необходимые консультации и общее представление о районе работ, мы вылетели в Усть-Неру, откуда предстояло попасть на прииск Ольчан, участок Селерикан, где была найдена ископаемая лошадь. (Знаменательным можно считать то, что эти строчки я пишу в первые дни января месяца 2002 г. – года лошади!). До Усть-Неры долетели мы благополучно, а дальше на прииск Ольчан можно попасть только вертолетом, но получить его было большой проблемой.
В. Бибиков, Ж. Белорусова, автор в п. Усть-Нера (1969 г.)
Заготовив соответствующие просительные бумаги еще в институте, о важности нашей экспедиции и необходимости оказания ей всевозможной помощи, оставалось в письма только вписать имена. По прилету в Усть– Неру, я пошел в отдел перевозок аэропорта для выяснения дел с заказом вертолета. В перевозках мне сказали, что без Константина Петровича Скуднева никто вертолет не даст. Не успел я выйти из комнаты, как на пороге появилась группа людей, а среди них Константин Петрович, ему сказали, что я его ищу. Пока он давал какие-то указания, я успел подписать ленинградскую бумагу на его имя, а он боковым зрением видел, как я это делал.
Когда я подал ему свое прошение со словами обращения из Ленинградского Ботанического института, он обнял меня за плечи и повел на улицу, где внимательно выслушал и обещал сделать все необходимое… В это время с участков прииска собирали золото и вертолеты работали только на эту программу. На следующий день он нас отправил попутным рейсом на прииск Ольчан, который находился примерно в 200 километрах от Усть-Неры, откуда ехать на тракторе еще 25 км.
После распоряжений Константина Петровича Скуднева к нам отнеслись на прииске Ольчан предупредительно и в тот же день отправили на тракторе на участок Селерикан. Что такое сани-волокуша в летнее время, прицепленные за мощный трактор, никто из нас, кроме Жанны Михайловны, не представлял. Они сварены из толстых труб (в качестве полозьев) с жестким металлическим каркасом и просторным кузовом, который был до верху заполнен снаряжением для участка, бочками с ГСМ, ящиками с продуктами, а сверху людьми. Скорость движения такого сооружения не на много превышала скорость пешехода и дорога, если можно было назвать это направление через заболоченные участки дорогой, была известна только водителю трактора.
Высадили нас ночью рядом с шахтой, где обнаружили лошадь, и трактор ушел в поселок. В абсолютной темноте развели костер и смогли поставить палатки. Наутро я увидел, что это место абсолютно не пригодно для стоянки с продолжительной работой. Близко нигде не было нормальной питьевой воды – обязательного условия для жизни в экспедиции. Термокарстовые просадки так изуродовали рельеф местности, что его можно было сравнить только с рельефом, пережившим глобальную катастрофу.
Я пошел в поселок за советом к старейшинам, которые рассказали, что лучшего места, чем у реки здесь нет. От реки, которая была в 3-х километрах, к поселку подавали воду по трубопроводу (с диаметром около 30 см), она шла и на промприборы, стоявшие в долинках ручьев вблизи поселка. Мне рекомендовали спросить на насосной станции Толика, я сразу отправился к нему. Ходить по трубопроводу, провисающему иногда на 2 и более метра над землей, было сначала весьма непривычно. На станции меня встретил мужчина примерно 50 летнего возраста, крепкого сложения и с лукавинкой в глазах, выслушал внимательно мою просьбу – дать совет, где можно поставить палатки и показал на высокий берег ниже насосной станции примерно на 150 метров. К вечеру в тот же день, на двух лошадях, выделенных на участке, мы перевезли свое снаряжение и поставили палатки. Действительно, место это было замечательное, так как хорошо продувалось даже при малом ветре и спасало от обилия комаров даже у костра, который горел почти все время, так как сухих дров, выброшенных на берег в весенний ледоход было очень много и недалеко от палаток.
Анатолий Николаевич Фокин, работавший летом на насосной станции, в зимнее время возглавлял бригаду проходчиков, которые малыми взрывами рушат в шахте золотоносные многолетнемерзлые грунты (называемые ими «песками») и выдают их на поверхность. Весной, когда начинается оттайка, их разравнивают бульдозером и подают трактором на промприборы, где струей воды размельчают и вымывают золото. Фотографировать промприборы не разрешали, но при съемке золота была возможность присутствовать. Съемка золота проходит при передаче смены в присутствии двух бригад и охраны, а работали бригады весь летний сезон по 12 часов через 12.
Простота процесса промывки поражала наше воображение: с эстакады на наклонную плоскость сталкивается бульдозером грунт, а потом струей воды из шланга грунт размельчается и скатывается вниз по резиновым коврикам, имеющим углубления типа щетки с краями, направленными против спускаемого грунта. В самом низу этот желоб снижается менее круто и оканчивается у емкости с водой.
После окончания смены все коврики с настила снимают и промывают в своеобразном деревянном корытце. Золото остается на его дне, все взвеси сливают, его высыпают на металлический поднос и на маленьком огне сушат. Нам давали подержать его в руках перед тем, как высыпать в специальную банку с пломбой и безвозвратной крышкой. Отработавшая смена вместе с охраной идет сдавать свое золото в участок. Такой порядок принят на всех приисках для исключения хищений добытого металла.
На участке Селерикан работали все заключенные, включая начальника участка. Но за все время нашего пребывания не было никаких неприятностей для нас с их стороны. Больше того они всячески помогали нам, а когда я обращался к кому-либо с вопросом: «Сколько это стоит?» То неизменно получал ответ: «Золото все спишет!».
Мы были новые для них люди, когда кто-либо из заключенных приходил рыбачить во время своего отдыха, то никогда не уносил рыбу в поселок, стараясь угостить нас ею в разном виде: жареной на вертеле или вареной в ухе.
Анатолий Николаевич дежурил на станции всей семьей: с женой и 12 летним сыном, у них была своя теплица крохотного размера, в которой выращивали лук, укроп и огурцы. Полиэтилена, такого как сейчас, не было и теплицу строили из полупрозрачных пластиковых мешков из-под взрывчатки, используемой ими в зимних работах. Иногда он звал меня и тех, кто ему в отряде нравился, к себе на чай и салат, деля с нами свой скромный урожай. Тогда я впервые увидел, насколько бережно относились они к зелени: листья от редиски не выбрасывали, а измельчали, солили и закрывали в банки на зиму.
В конце экспедиционного сезона нам предстояло пройти маршрутом около 100 километров по всему бассейну Селерикана до его истоков, об этом я рассказал Анатолию Николаевичу, который без раздумий вызвался быть проводником. С собой он взял своего сына, который умел буквально все: рыбачить, охотиться, готовить еду, разводить костры, одним словом, всесторонне приготовленный для экспедиционной жизни человек.
Свои вещи мы навьючили на две лошади, которые нам дали в участке и двинулись в путь. Каждое утро Анатолий Николаевич, как правило, выходил вместе с нами, налегке уходил вперед до определенного на ночлег места и там нас ждал. Когда мы приходили к месту встречи, то уже была наловлена рыба, добыта какая-нибудь дичь и все приготовлено для ужина, так как в дневное время мы останавливались лишь на небольшой отдых для лошадей и пили чай. Однажды я спросил Анатолия Николаевича: «Зачем у Вас нож всегда в сапоге?» И получил ответ: «На всякий случай».
Однажды получилось так, что, впереди идущая у меня на поводе, лошадь стала тонуть в трясине вместе с грузом и спальными мешками, и моя попытка не дать спальникам намокнуть была безуспешной, тогда мгновенно рядом оказался Анатолий Николаевич и обрезал подпруги. Лошадь выбралась из трясины, я спас спальники, а Анатолий Николаевич сказал: «Вот видишь для чего всегда со мной нож».
Впечатлений от этой самостоятельной экспедиции было так много, что я решил написать о них в местную газету «Северная звезда». Ее корреспонденты помогли мне, когда, получив деньги на почте, я не мог попасть в аэропорт, так как на Индигирке наводнением, возникшим из-за проливных дождей, снесло мост, и я вынужден был вернуться в поселок, где никого не знал. По опыту прошлых лет помнил, что в редакциях газет ночью всегда есть работники и пошел к ним. После моего печального рассказа, один из них повел меня в ближайший дом для приезжих, где мне выделили на ночь кровать без всяких принадлежностей, а на утро на лодке мне удалось переправиться в аэропорт.
Тогда я пообещал в редакции, что напишу о нашей экспедиции, и написал. Статья называлась «Полюс доброжелательности» и выходила в двух номерах газеты, которые мне прислали в Ленинград. В ней я вводил новое понятие: «полюс доброжелательности» с утверждением, что чем труднее живется людям, тем добрее и доброжелательнее они становятся, а в этом районе, недалеко от полюса холода Оймякона, это понятно каждому.
Мне хочется сказать добрые слова благодарности Константину Петровичу Скудневу, к помощи которого приходилось прибегать много раз, используя линию громкой связи. И даже после окончания работы экспедиции, по моей просьбе, он поручил вертолетчикам вывести нас с участка Селерикан при очередном сборе золота. Правда, происходило это, что называется на перекладных, то есть с несколькими промежуточными остановками, когда вертолет работал на разных участках, нас оставляли ночевать в новом месте, а на утро снова перебрасывали на новое место. Причем, когда МИ-4 садился к палаткам, то все вещи разлетались в разные стороны, а пилоты шутили: «Зато мы подали тебе машину к парадному подъезду!».
Каждый раз, когда я встречался с Константином Петровичем в Усть-Нере или аэропорту, он останавливал свою машину, приглашал в нее и детально спрашивал о делах и планах. И каждый раз заканчивал нашу беседу словами, что он из Москвы, а здесь живет и работает по собственному желанию. Прошло уже много лет, но имя и облик этого, тогда уже не молодого, открытого доброжелательного русского человека я помню, как будто мы расстались вчера.
Вернувшись с отрядом с полевых работ, я отправил сотрудников в Ленинград, а сам решил проехать на попутных машинах от Усть-Неры до Магадана. По дороге собрать образцы и поработать на побережье. Так я и сделал. Перед выездом из дома для приезжих я обнаружил, что у нас в запасе остался лук и чеснок, который я отдал, живущей в соседней комнате, семье геологов. Они занимались инженерной строительной геологией и уже несколько месяцев жили в Усть-Нере. Вечером геологи пригласили меня на ужин и в разговоре узнали о моих планах поработать в округе Магадана. После ужина я получил от них записку к соседям, чтобы те дали мне ключи от их однокомнатной квартиры, где я смогу остановиться на время пребывания в Магадане. Такому неожиданному предложению не было цены, так как все для меня там было впервые. Из полевых дневников я восстановлю их имена, но самое главное, что мне доверили свою квартиру люди, знавшие меня всего несколько дней.
Мне действительно удалось на попутных машинах с несколькими остановками на приисках доехать до Магадана по этой, воспетой и проклятой заключенными, трассе, построенной, как говорили, на костях. Я смог прочувствовать все особенности работы шоферов на дальних рейсах, узнать о высокой организации системы их обслуживания на стоянках, о многих неписаных правилах, присущих только этой трассе. Одно из них заключается в том, что ни одна машина не проедет мимо, если у кого-либо случилась поломка. Никогда здесь не ездят машины по одной, а, в так называемых, сцепках и стараются не терять надолго из виду машину, которая идет в группе последней. Водители выдавали меня за сопровождающего грузы, которые они везли, что давало возможность получить свежую одежду и чистую постель, когда останавливались ночевать на их базовых стоянках.
Ездили они не больше 12 часов в день, а ночью их машины обслуживали, если что-то барахлил мотор, заправляли, и водители после завтрака могли продолжать путь. Большинство из них работало на трассе по много лет и они хорошо знали друг друга. К этому шоферскому содружеству я прикоснулся впервые.
В районе Магадана мне помогла освоиться Анна Тимофеевна Реут, работавшая тогда в Магаданской землеустроительной партии. Она поднималась со мной на г. Марчекан, что в 3-х километрах от Магадана, откуда город и большое пространство побережья просматриваются на большое расстояние, как с вертолета. И не удивительно, превышение горы над уровнем моря составляет 800 м и всего в трех километрах от города.
Вид г. Магадана с горы Марчекан (1969).
Свои поездки в Армань и Олу я выполнял на самых ранних рейсовых автобусах, а к ночи возвращался в ту великолепную однокомнатную квартиру, которую предоставила мне семья геологов, работавшая в Усть-Нере.
Улетая из Магадана, я вымыл полы в комнате, где была протоптана дорожка соседями, поливавшими цветы, подписал им на память один из своих спилов лиственницы и написал благодарственное письмо за царские условия, которыми был наделен в их квартире.
После экспедиции Борис Анатольевич собрал всех начальников отрядов для доклада об итогах летнего полевого сезона и о расходах на проведение работ. Оказалось, что только у меня из 10 тысяч рублей истрачена половина, так как с меня на участке Селерикан ни за что не брали денег при стандартной фразе: «Николай, зачем нам деньги, золото все спишет».
Скорее всего, им, отбывающим наказание, действительно деньги не были нужны. По этому поводу Борис Анатольевич высказался довольно резко: «Видел я дураков, но такого вижу впервые, другим не хватает денег, а у него оказались лишние». В конечном счете, они пригодились на погашение долгов в других отрядах.
Нужно отдать должное выдающемуся исследователю Арктической флоры, «Заслуженному Полярнику», «Заслуженному деятелю науки РСФСР», профессору Борису Анатольевичу Тихомирову, за его, на редкость колоссальное, терпеливое, выращивание молодых специалистов. Он боролся за каждого своего работника, отличался исключительной справедливостью, и не считал зазорным сказать сотруднику слова: «Прости, я вчера был не прав».
Идея опубликовать коллективную книгу: «Выдающийся ботаник-тундровед, почетный полярник Б.А. Тихомиров». СПб., Астерион. 2002. – 136 с., подготовленную мной, воплощена в жизнь, благодаря Администрации Таймырского (Долгано-Ненецкого) автономного округа, выделившей средства на ее издание. Мне приятно осознавать, что смог найти поддержку тех людей на Таймыре, которые прямых контактов с Борисом Анатольевичем Тихомировым не имели, но смогли с уважением и пониманием отнестись к его труду в Арктике на благо нашего Отечества.
После первого сезона, отработанного в Ботаническом институте, я смог прочувствовать совершенно иную атмосферу в коллективе, которая не отличалась доброжелательностью к новичкам в академической среде.
Однако были уже позади имевшие место элементы недоброжелательности моих партнеров по отряду, которые буквально через неделю растаяли, когда стало очевидным, с какой доброжелательностью воспринимают меня руководители участков и простые рабочие.
Значение первой самостоятельной экспедиции в Ботаническом институте им. В.Л. Комарова АН СССР в моей биографии невозможно переоценить, так как я на практике увидел пути реализации своей мечты: заниматься всю оставшуюся жизнь новым и интересным делом – изучением природных процессов и биологических ресурсов в различных районах нашей страны.
Когда удача повернулась ко мне спиной – 1973 год
Полевой сезон 1973 года состоял у меня из двух частей: с отрядом я проводил на самом северо-восточном лесном массиве на Чукотке, а затем должен был вернуться в Хатангу, где оставлял наблюдать за сезонным оттаиванием грунтов студента из Лесотехнической академии Морозова.
После завершения работы на Чукотке мой отряд улетел в Ленинград, а я – в Хатангу, но перед вылетом дал телеграмму Морозову, что вылетаю для завершения работы в Таймырской северной тайге. Но в Хатанге его не застал, он воспользовался моей рекомендацией и весь сезон проплавал на самоходке. Предъявлять работу он не мог, так как после моего отъезда на Чукотку он ничего не делал. Я решил восполнить полученный пробел и, получив заявку на 2 часа гидросамолета АН-2В от красноярских коллег топографов, вылетел на Ары-Мас. Планировался мой вылет только на несколько часов, так как на обратном пути с озера Таймыр, куда летали за рыбой, меня должны были забрать, но, увы…
Над моей головой пролетел АН-2В, груженый рыбой на оз. Таймыр, и пропали надежды попасть в Хатангу в этот день. Оставалось надеяться, что на следующий день меня заберут, но на следующий день сильно похолодало, а при отрицательных температурах гидросамолеты не летают. Их вытащили на берег, пилоты улетели в отпуск, а про меня забыли. К счастью, перед вылетом я посетил в больнице Сашу Ананьева, и мы договорились о встрече после его выздоровления. Через 10 дней он выписался из больницы и обнаружил, что я оставлен на Ары-Масе, поднял тревогу. На 11-й день над моей головой пролетел вертолет, но меня не заметили. Как выяснилось, летал на поиски пилот, который никогда ранее с нами не летал на Ары-Мас и не смог толком провести поиск.
На следующий день ситуация повторилась, хотя я поставил на этот раз свою одноместную палатку «привал» прямо на льду, а не на берегу, как прежде. Вертолет приземлился на месте нашей старой базы, куда я не успел добежать и через несколько минут улетел в сторону Хатанги, а я не успел добежать, так как ноги начали припухать.
Получилась неуклюжая ситуация: после окончания работ отряда Б.Н. Норина парни погуляли и обули мои сапоги, оставив сапоги маленького размера, которые я одел всего на один носок. Не трудно себе представить, что вышло с такой обувью при температуре – 10–12ºС.
На 13-й день вертолет шел над всеми изгибами реки и вышел прямо на мою палатку. Слава Богу! Меня нашли. Как мне потом объяснили, после прилета экипажа Анатолия Прожогина с мыса Челюскина парни ужинали в общежитии и делились новостями, когда сказали, что я пропал в тундре, то Слава Вишневский – штурман отряда, этому не поверил. Он хорошо знал меня и был абсолютно уверен, что со мной ничего не может случиться. На другой день он сам полетел с экипажем на поиск и пролетел точно так, как я мог бы идти – по руслу реки Новой.
Прежде всего мне дали стакан спирта, и я даже не почувствовал после него опъянения, потом кусок мяса, чтобы утолить голод. В Хатангу полетели с посадками у рыбаков и в поселке Жданиха, где меня хорошо знали и беспокоились по случаю моей «пропажи», чтобы предупредить о находке. Здесь организовали застолье за здравие, которое переросло потом в Хатанге в общежитии пилотов в праздник.
С Морозовым я не стал разбираться за предательство, но больше никогда наши дороги не встречались, хотя он был тогда студентом 2 курса Лесотехнической академии. Как сложилась профессиональная судьба этого непорядочного человека мне не известно. Впоследствии, я узнал от Юрия Михайловича Карбаинова (в 1993 г.), что они учились на одном курсе, но ничего хорошего о нем не услышал.
На всю оставшуюся жизнь остался у меня в памяти этот эпизод сидения в снежно-ледовом плену на Ары-Масе. Там у меня проснулось желание записывать почти ежедневно рифмованные мысли в дневник, а часть из них остались в памяти до настоящего времени.
Наиболее важным был результат уплотнения информации по данным солнечной активности (в числах Вольфа) в декадной и двенадцатилетней матрицах. В нем была реализовано обоснование энергетического потенциала Солнца во времени. Принимая во внимание положение «теории времени» А.Н. Козырева, что время является таким же энергетическим фактором как любой другой. Получился исключительно интересный результат: в декадной матрице образовалась «воронка» с минимумом в 4-й год десятилетий, а в двенадцатилетнем календаре экстремально низкое значение активности Солнца выпало на год змеи. Две «лишних» точки пришлись с каждой из сторон «воронки» на год мыши и год свиньи. Этот подход в дальнейшем был использован при анализе, многочисленных земных процессов и космических характеристик. Он показал исключительно интересный результат, который позволяет определить наиболее выразительные отклонения тех или иных показателей от среднего значения внутри декадной матрицы. Из этих построений можно заключить, что календарные исчисления в декадном и восточном (12-летнем) календаре имеют четкую астрономическую природу исчисления протекания процессов во времени и в пространстве. Можно предположить, что мы имеем дело с эффектом Н.А. Козырева, наблюдаемого в форме «воронки» распределения энергетических потенциалов.
На основании выполненных построений можно заключить, что такие расчеты могут быть использованы в статистических прогнозах направленных изменений природных процессов. Предложенный мною подход еще не получил оценки у других специалистов, но его подкупающая простота, может быть новым словом в уплотнении данных многолетних наблюдений земных и космических процессов. Высказанное мною ранее предположение, что виды древесных растений, появившиеся в эпохи максимумов солнечной активности будут иметь высокую чувствительность к минимумам и, наоборот, может быть распространён и на другие организмы.
Здесь уместно отметить, что монография 1997 года посвящена моим официальным оппонентам на защитах кандидатской и докторской диссертаций: профессорам Арсению Владимировичу Шнитникову, Андрею Алексеевичу Яценко-Хмелевскому (Ленинград; кандидатская диссертация); Константину Андреевичу Малиновскому (Львов), Таисии Васильевне Покровской и Елене Никандровне Романовой (Ленинград), академику Леонарду Антоновичу Кайрюкштису (Каунас) – докторская диссертация.
В 1998 году была опубликована, совместно с Ю. И. Грицаном, книга «Лесные экосистемы Украины и тепло– влагообеспеченность», СПб. (1987). В ней подведены итоги 17-летних работ в Украине. Она посвящена памяти профессора ДГУ Александра Люциановича Бельгарда – выдающегося лесовода и геоботаника Украины.
В 2000 году опубликована книга «Дендроиндикация» (на русском и английском языках), составленная из работ различных лет, от 1972 до 2000 гг. Она посвящена моему другу Юрию Александровичу Филимонову, с которым жизнь связывала многие годы на Таймыре, когда он был командиром Хатангского объединенного авиаотряда. Его жена Галина Карловна относилась ко мне с большим вниманием, а с сыном и дочерью всегда были доброжелательные взаимоотношения.
В моей книге «Становление дендроиндикации как направления научных и прикладных исследований» (СПб. 2001), реализована мечта: придать гласности процесс рождения области знаний, которой посвящена большая часть моей жизни. Протест против надписи на авторефератах «На правах рукописи» был одним из стимулов подготовки этой книги. Еще одним стремлением я руководствовался: обнародовать трудную дорогу становления нового направления исследований: «дендроиндикация природных процессов и антропогенных воздействий», в отношении которого имелись различные суждения специалистов различного масштаба и смежных областей знаний. К сожалению, отзывы на кандидатскую диссертацию найти оказалось невозможно. Зато вся документация по процедуре защиты докторской диссертации в Днепропетровском государственном университете имени 300-летия воссоединения Украины с Россией оказалась доступной. В книге приведены авторефераты диссертаций: на соискание учёной степени кандидата географических наук и доктора биологических; а также 49 отзывов и справки о внедрении результатов исследований.
Эта книга посвящена моему другу академику Николаю Трофимовичу Масюку – ректору Днепропетровского государственного аграрного университета, безвременно ушедшему из жизни
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.