Текст книги "Хроника духовного растления. Записки офицера ракетного подводного крейсера «К-423»"

Глава 17. Начальник РТС первого экипажа ПЛ «К-423». Период от 1971 до 1980 года

Скажу по совести, что на этой должности я чувствовал себя как рыба в воде и был доволен своим положением. Мне не хотелось карьеры командира, и потому я отказывался перейти на штат помощника командира, чтобы впоследствии стать старпомом, а затем и командиром экипажа. Для этого я не чувствовал себя достаточно подготовленным по знанию всего множества технических средств корабля, а значит, и не был готов принять на себя ответственность в автономном плавании за жизнь экипажа и живучесть подводной лодки. Я видел, как унижены командиры, и полагал, что овчинка не стоит выделки. Чтобы стать полноценным командиром, мне надо было досконально изучить устройство общекорабельных систем и всех технических средств корабля на уровне тех знаний, которые я имел по радиотехническим средствам, но это требовало огромного напряжения сил и великой целеустремленности. Просто быть полуграмотным карьеристом мне не хотелось, и потому еще в начале своей карьеры начальника РТС я твердо решил не стремиться стать командиром, а закончить свою корабельную службу в должности начальника РТС.

Как показала жизнь, да и человеческая судьба многих знакомых мне командиров атомных субмарин, мое решение было абсолютно правильным. Если ты по рождению не принадлежишь к управляющей элите, а являешься сыном крестьянина, то вряд ли добьешься высокого положения в той протекционной системе кадрового назначения, которая существовала в советское время и существует без изменений в современных Вооруженных силах Российской Федерации. Впрочем, я об этом никогда не сожалел и не сожалею сейчас. Я чувствовал себя в своей тарелке и был вполне доволен службой в должности начальника РТС. Но я часто и подолгу совмещал должность начальника РТС с исполнением обязанностей помощника командира, что не только не затрудняло, но облегчало мою жизнь и позволяло уделять больше времени и внимания своим подчиненным и обслуживанию радиотехнических корабельных средств РТС.

Таков парадокс службы. Когда я не совмещал обязанности начальника РТС с обязанностями помощника командира или флагманского специалиста, то меня через два дня на третий ставили или обеспечивающим офицером, или дежурным по кораблю, а еще хуже – дежурным по комбинату питания, начальником гарнизонного караула или дежурным по гарнизону Гаджиево. Кроме легкой службы «обеспечивающего офицера», когда ты обязан постоянно сопровождать личный состав экипажа и ночевать с ним в казарме, все остальные дежурства и наряды были крайне утомительны и выматывали меня до такой степени, что на второй день я лишался всякой инициативы и действовал как автоматическая машина. Никаких отдыхов ни до, ни после наряда не выделяли, и потому я с великой радостью воспринимал назначение временно исполнять обязанности флагманского специалиста или помощника командира. Когда я исполнял помимо прямых обязанностей обязанности флагманского специалиста, то командир запрещал меня ставить в наряды, и я с утра приходил не на корабль, а в дивизию. Вместе с командованием дивизии я проверял готовность кораблей и экипажей дивизии к выходу в море и сам часто выходил в море для приемки морских элементов корабельных задач боевой подготовки. Быть проверяющим очень легко, если досконально знаешь радиотехническое вооружение корабля и правила его эксплуатации и боевого применения. Быть придирчивым и «зверствовать» при приемке задач мне было нельзя, так как я сам был не флагманским специалистом по должности, а только подготовленным и знающим начальником РТС. Да и не любил я «зверствовать» и проявлять гордыню ни при проверке своих подчиненных, ни при проверке других радиотехнических служб экипажей 19-й дивизии. Докладывал комдиву только о серьезных недостатках, которые могли привести к срыву выполнения морских элементов задач боевой подготовки, а все мелкие недостатки передавал только начальнику РТС проверяемого экипажа. Для того, чтобы он сам их устранил своей властью.

В довольно щекотливое положение я попадал, когда в отпуск уходил капитан 2-го ранга Михаил Чуманов и оставлял меня исполнять обязанности флагманского специалиста РЭБ, которая расшифровывается как радиоэлектронная борьба и противодействие. Дело в том, что организация РЭБ только в вопросах подготовки к использованию приборов гидроакустического противодействия типа МГ-14 или МГ-44 лежит на начальнике РТС. А сама тактика использования приборов активных и пассивных помех и ответственность за подготовку вахтенных офицеров лежит на командире корабля и старшем помощнике. Ни командиров кораблей, ни старших помощников и даже вахтенных офицеров я никогда не опрашивал и их знания по вопросам подготовки к радиоэлектронной борьбе и противодействию не проверял, хотя и обязан был это делать. Такими проверками я бы никак не исправил положения, но нанес бы себе вред, так как всякий проверяемый инстинктивно начинает проявлять чувство неприязни к проверяющему. Когда эта неприязнь испытывается к штатному флагманскому специалисту, то она ему повредить не может, а вот рядовому начальнику РТС за придирки и унижения в процессе проверки фактических знаний командиры и старпомы могли при случае и отомстить. Однако я весьма тщательно проверял состояние самих приборов гидроакустического противодействия, в том числе и отметки о занесении на магнитные ленты МГ-44 собственного акустического портрета подводной лодки. А вместо проверки фактических знаний я шел по формальному пути любого проверяющего: брал журналы боевой подготовки старшего помощника и начальника РТС и проверял, есть ли в них семинары, тактические занятия и летучки по средствам ГПД и семинары по изучению тактико-технических данных боевых кораблей, противолодочной авиации и глобальных гидроакустических систем обнаружения подводных лодок США и стран НАТО. Отметки о датах проведения таких занятий я сверял с книгой учета суточных планов, и если формально отметки совпадали, то все было в порядке. Это надо было делать в обязательном порядке, чтобы не попасть впросак при проверке подготовки экипажа и корабля представителями штаба 3-й флотилии, штаба Северного флота или московской комиссии Генштаба министерства обороны. Все они, прежде всего, тоже шли по формальному пути: сверяли суточные корабельные планы с журналами боевой подготовки старшего помощника, командиров боевых частей и начальников служб. Если обнаруживалось расхождение, то поднимался страшный крик об обмане и лжи со стороны командования корабля и даже в горячке могли отменить выход в море. Вот поэтому привести в соответствие все суточные планы с ЖБП (журналами боевой подготовки) и планами занятий по специальной подготовке, которые вели старшины команд и командиры групп, за 6–7 месяцев повседневной жизни, предшествующих проверке, бывало весьма трудно. Это была «формалюга» чистой воды и ложь от начала до конца, но все, от старпома до командира дивизии, требовали исполнять эту ложь. Потому что эта ложь являлась формальным основанием готовности экипажа к повседневной эксплуатации и боевому использованию подводной лодки и ее вооружения.

Формальности планирования и реальности жизни

Бывало так, что из четырех вторников какого-нибудь месяца я три вторника стоял на внешних дежурствах и не мог физически присутствовать на корабле. Но попробуй не сделать отметку в ЖБП и в ежедневных суточных корабельных планах, что ты в эти вторники не проводил никаких занятий и семинаров! Да тебя растопчут, как последнего негодяя и неумелого руководителя. Признаюсь, что я неделями и даже месяцами мог быть за флагманского специалиста и не провести на корабле ни одного занятия, но по собственному журналу боевой подготовки и по суточным планам я каждый вторник и пятницу лично проводил занятия по специальности и семинары с вахтенными офицерами. Причем в ЖБП имелись планы занятий и семинаров с отметками об их проведении, а в суточных планах имелись темы этих занятий и отметка об их выполнении. Как это достигалось? Не знаю, как это делали другие, а я поступал очень просто. Выбрав час свободного времени, я собирал все старшинские книги РТС, открывал свой ЖБП и стыковал все планы боевой подготовки, планы занятий по специальности и семинаров с календарным планом на месяц вперед. После такой напряженной работы делал отметки об их выполнении, а выписку с датами проведения и темами специальной подготовки заносил на отдельный листок и относил его корабельному «секретчику». Эта должность являлась старшинской, но в своем большинстве «секретчики» назначались из весьма развитых и подготовленных матросов срочной службы, умеющих печатать тексты на машинке. Я всегда старался найти дружеский контакт с «секретчиком», так как РТС была главным потребителем секретной документации. Но кроме того «секретчик» ежедневно брал черновой журнал суточных планов и печатал с него огромную «простыню» суточного плана на следующий день и представлял его на утверждение командиру. Как бы я ни старался, но не только проводить, а даже ежедневно включать в черновой журнал все необходимые мероприятия я не мог. Дружеские отношения с «секретчиком» спасали меня от многих неприятностей, в том числе и в том, что он печатал в суточный план мероприятия РТС не с чернового журнала, а с моей месячной выписки. Когда поданная мной «секретчику» месячная выписка мероприятий РТС заканчивалась, он сам отыскивал меня и напоминал, чтобы я написал новую выписку на месяц вперед. Благодаря этой простой операции по документам ко мне невозможно было подкопаться: формально все мероприятия РТС перед выходом в море или на боевую службу всегда были на бумаге выполнены. Ну а как на деле? А на деле, ни я сам, ни мои подчиненные иногда целыми месяцами физически не могли провести ни одного занятии или семинара. Все эти двуличие, ложь и обман в какой-то мере были известны флагманским специалистам и руководству дивизии, но они не препятствовали, а молчаливо способствовали этому двуличию, так как сами находились под прессом проверок штаба Северного флота и проверок комиссии Генштаба Министерства обороны. Могу только сказать, что за все десять лет службы, исполняя обязанности флагманских специалистов, я никогда не подвел необъективными докладами ни руководство дивизии, ни самих флагманских специалистов. Мне никто не объявлял за такое совмещение должностей благодарностей, но и никто не предъявлял претензий. Да если была бы хоть одна претензия, то меня вряд ли стали приглашать в штаб дивизии для исполнения обязанностей флагманского специалиста.

Конечно, изредка старшие помощники командира проводили занятия с вахтенными офицерами, на которых обязан был присутствовать и начальник РТС, хотя он и не является вахтенным офицером. Такие занятия проводил и будущий Герой Советского Союза и контр-адмирал Холод Валентин Васильевич, будущий командир субмарины Стрельцов Александр Сергеевич и будущий командующий 3-й флотилией адмирал Сухачев Юрий Александрович. Остальные старпомы, вроде капитана 2-го ранга Хохлова, никаких занятий не проводили, а только ставили отметки об их проведении в ЖБП и суточных планах. Эти редкие занятия дисциплинировали вахтенных офицеров и начальника РТС и повышали их служебную ответственность, но никак не пополняли их багаж теоретических знаний. Что можно изучить за два часа занятий в течение месяца? Практически ничего. Можно успеть только проконтролировать подготовку офицеров по теме семинара или тактической летучки.

Самоподготовка и личное желание – главные «козыри» повышения профессиональной подготовки

Единственный способ повысить свой теоретический и даже практический багаж знаний – это целеустремленная самостоятельная подготовка и личное желание офицера в полной мере соответствовать занимаемой должности. Если офицер потерял интерес к морской службе, то учить его бесполезно. Совсем другую роль играют занятия по специальности для личного состава срочной службы. Моряков надо непрерывно обучать и тренировать, чтобы они до автоматизма отработали навыки по несению корабельных вахт по своей специальности, а также умели автоматически исполнять свои обязанности по борьбе за живучесть корабля и живучести технических средств своего заведования. Мне повезло, что у меня был грамотный офицер, инженер РТС и командир гидроакустической группы Виктор Пахольченко. Матросы срочной службы из числа гидроакустиков и радиометристов всегда неплохо знали не только тексты книжек «Боевой номер», но и были практически отработаны по исполнению обязанностей, которые записаны в текстах книжки «Боевой номер». Когда меня в 1980 году перевели на берег, Виктор Пахольченко и занял после меня должность начальника РТС первого экипажа ПЛ «К-423». Но мои свидетельства были бы неполными, а мое назначение на должность начальника РТС в своем экипаже было бы не совсем объяснимо, если бы я не рассказал читателям о своем первом автономном плавании в 1970 году в составе экипажа Задорина на первичной должности командира ЭВГ. Дело в том, что во время этого первого автономного плавания в качестве старшего на борту, кроме командира Задорина, присутствовал замкомдива 19-й дивизии контр-адмирал Лободенко. Мне неизвестны причины, почему Лободенко вышел в море, но в первом экипаже ПЛ «К-423» при командовании Кочетовского И.И., Руденко А.Г. и Урбановича Е.А. мы всегда выходили на длительную автономную службу в море самостоятельно и не имели на борту никаких представителей из штаба дивизии или флотилии. Может быть, по этой причине и аварийных ситуаций у нас на ПЛ «К-423» за десять лет морской службы было так мало, что их можно пересчитать по пальцам одной руки, а вот за одно длительное плавание с экипажем Задорина в присутствии замкомдива контр-адмирала Лободенко случилось сразу две аварийные ситуации.

Нарком Луначарский и автономка

Эта мелочь с книгой Луначарского случилась еще в 1970 году. Но почему-то очень крепко отложилась в моем сознании. Надо поделиться этой историей и с читателями. Выходя в длительное автономное плавание с чужим экипажем, я ставил перед собой конкретную цель: научиться быстро находить неисправности и уметь их самостоятельно устранять не только в центральных вычислительных комплексах, но и в тех входных и выходных оконечных устройствах, которые обеспечивают комплекс входной информаций. Они представляют собой преобразователи аналоговых данных углов поворота в цифровой код и обратные преобразователи, которые вводят расчетные данные в ракеты и торпеды, преобразуя цифровые коды в углы поворота. Их исправность и точность настройки определяют направление и дальность полета ракет с термоядерными боеголовками и углы поворота торпед после их выхода из торпедных аппаратов. Зная, что мне придется много заниматься самостоятельной подготовкой по специальности, я не брал с собой никакой художественной литературы, но каким-то образом мне попалась книга ленинского комиссара по делам искусства и литературы Луначарского. Не помню, о чем была эта книга, но текст ее был для меня непонятен с первых же страниц. В свое время я тоже написал тяжелую для понимания книгу, которая называется «Доктрина научного Богопознания». Но у меня есть надежда, что лет через 20–50 многие люди поймут, что там написано. Но понять Луначарского, даже спустя 50 лет после написания книги, мне оказалось не по силам. Пришлось эту книгу перенести с боевого поста в каюту. Перед тем, как заснуть, я включал ночное освещение над койкой, которая была расположена на втором этаже четырехместной каюты во втором отсеке, и принимался за чтение на том месте, где оно остановилось при вчерашнем отдыхе. Прочитав один абзац, я впадал в полную прострацию и мирно засыпал, откладывая эту книгу до следующего раза. За 64 дня автономного плавания мне удалось прочитать только 35 листов этой книги. Покидая экипаж после длительного плавания, я оставил книгу Луначарского на память моему «шефу» Славе. Это была не просто книга, а лучшее снотворное, которое уже через минуту приводило меня в состояние спокойного и безмятежного сна. Первый месяц длительного плавания прошел в таком же спокойствии для всего экипажа. В свободное время я не играл ни в нарды, ни в шахматы, а только смотрел раз в неделю кинофильмы в офицерской кают-компании второго отсека. Демонстрировались фильмы и в кают-компании личного состава четвертого отсека, но там набивалось столько народу, что я не выдерживал духоты и уходил на перекур. После перекура занять свое место было невозможно, а стоять у входа в кают-компанию и смотреть фильм из-за спин мне не хотелось. Я уходил в свою каюту, забирался на койку, открывал Луначарского и тут же засыпал сном праведника. Просыпался я только оттого, что вахтенный 2-го отсека тряс меня за плечо и поднимал или на вахту, или по тревоге, в связи с всплытием на перископную глубину для приема информации из Генштаба и подготовки ракетного комплекса к стрельбе боевыми ракетами.

Ежедневная боевая тревога автономного плавания

В чем смысл этой ежедневной боевой тревоги и подготовки ракетного комплекса к боевому применению? Смысл в том, что, находясь под водой, мы могли узнать о начале третьей мировой войны только из информации, которую для нас эпизодически передавал узел связи Генштаба на сверхдлинных волнах. Короткие радиоволны вообще не проникают в морскую толщу, а длинные проникают, но значительно ослабляются. В те времена аппаратура для глубоководного приема информации Генштаба еще только разрабатывалась, и нам приходилось раз в сутки, в строго назначенное время, подвсплывать на перископную глубину на сеанс связи для получения политической информации и разведданных о морских и противолодочных силах в районе патрулирования. Но кроме этого, готовясь к ежедневному сеансу связи, мы всякий раз были обязаны проводить полную предстартовую подготовку. Такова суровая истина боевой службы: мы ежесуточно во время сеанса связи получали условный сигнал, и командир сверял полученный сигнал с тем перечнем сигналов боевого управления, которые значились в задании на боевое патрулирование. Если бы полученный сигнал совпал с сигналом на применение ракетно-ядерного оружия, который находился при задании на боевое патрулирование, то мы уже через несколько минут погрузились бы на глубину стрельбы. И без колебаний произвели бы старт ракет с термоядерными боеголовками по базам флота, органам управления и ракетным стартовым установкам, расположенным на территории Соединенных Штатов Америки. В это время у американцев тоже были подводные ракетоносцы подобного проекта. Головная лодка этого проекта носила имя «Джордж Вашингтон», но эти лодки были очень малошумными. И их было трудно обнаружить в океане. Да и никаких стационарных средств их обнаружения у нас еще не было, все они только задумывались нашими научными институтами и конструкторскими бюро. По аналогии с американскими стратегическими ударными подводными лодками мы в шутку называли свой подводный атомоход «Иван Вашингтон» и очень гордились тем, что наша страна сумела в короткие сроки создать это грозное оружие в противовес американским лодкам проекта «Джордж Вашингтон». Американские моряки называли наш атомный стратегический ракетоносец 667-А проекта «ревущей коровой» за его повышенную шумность. Он действительно был очень шумным, но это не значило, что его легко было обнаружить и взять под постоянное наблюдение для немедленного уничтожения в случае начала термоядерной войны. По моим личным подсчетам начальника РТС, американцы обнаруживали лишь каждый третий подводный ракетоносец. Но после обнаружения они высылали для слежения за субмариной противолодочный самолет «Орион», и по работе самолетной РЛС командиру корабля тут же становилось известно о слежении. Скрытно следить за нашими подводными ракетоносцами, несмотря на развитую стационарную и подвижную систему обнаружения наших отечественных подводных лодок, американцы не умели. Мы применяли тактические приемы отрыва от слежения и на скоростях в 20–22 узла маневрирования во всех возможных направлениях. Иногда суток через пять-десять, а иногда и через пару дней нам удавалось оторваться от преследования и продолжить боевое патрулирование на малошумных ходах. В 1970 году не было никаких запирающих устройств, и командир лично, без участия замполита и представителя особого отдела мог принять решение о стрельбе боевыми ракетами по американской территории. Если бы американцы обнаруживали каждый наш подводный ракетоносец и умели незаметно его сопровождать, чтобы уничтожить до начала термоядерной войны, то они бы и не заключили в ноябре 1972 года договор об ограничении стратегических вооружений ОСВ—1. Только страх перед нашими атомными ракетоносцами, которые в одиночестве патрулировали в непосредственной близости от восточного и западного побережья США, заставил американцев смирить свою гордыню и претензии на абсолютную безнаказанность и подписать договор об ограничении стратегических вооружений.