Текст книги "Бизнес-династия. 5 семейных ценностей, создающих капитал"

Николай Мирошниченко
Бизнес-династия: 5 семейных ценностей, создающих капитал

© Мирошниченко Н. И., 2019

© Оформление: ООО «Феникс», 2019

* * *

Вступление

Моему другу Александру Неговоре. Без тебя этой книги не было бы!

Июль 2018 года… Я и моя жена Любовь отдыхаем в Марианских Лазнях, в Чехии. Путевку на годовщину свадьбы подарили нам дочери, Катя и Вера. Так совпало, что под конец путешествия в Праге был запланирован международный съезд представительств нашей компании «E.Mi». Это был уже шестой съезд, и впервые его организовали за границей. К этому времени мы с женой уже отошли от оперативного управления бизнесом. Теперь младшая дочь Вера руководила всем, что касалось России и стран Таможенного союза, а ее муж Максим возглавлял чешское предприятие, работающее с представителями нашей торговой марки в дальнем зарубежье. Поэтому мы решили посетить только третий, заключительный, день съезда. Выехали накануне, чтобы отдохнуть и с утра привести себя в праздничный вид.

Таксистом оказался русскоговорящий парень, бывший наш соотечественник. Узнав название отеля, куда нас надо было доставить, он сразу поинтересовался:

– А вы забронировали номер? Свободных мест там нет третьи сутки. У них проводится какое-то большое международное мероприятие. Позавчера я привозил туда молодую пару из Туниса, еле объяснился с ними на английском.

Мы переглянулись:

– Мы на этот съезд и едем, номер для нас уже забронирован на двое суток.

– Тогда вы поздно выехали, – продолжал таксист. – Не успеете на экскурсию. Для них в нашей транспортной компании заказаны три больших автобуса.

– Мы знаем об этом, но на экскурсию не собирались. За шесть лет частого пребывания в Праге все основные достопримечательности этого красивейшего города Европы посетили не по одному разу.

Так за разговорами и приехали в отель. Разместились, вечером к нам заглянула Вера.

– Ну как, дочка, прошли два дня? – задал я вопрос, видя ее возбужденное состояние.

– Всё хорошо. Спасибо Максиму и его пражской команде – всё без сбоев. Да и сам съезд организован впервые в форме бизнес-конференции. Наши иностранные партнеры это оценили. Так что отдел маркетинга не зря ест свой хлеб. Завтра сами увидите. Да, вечером всех ждет сюрприз! Не буду рассказывать, – на этом она нас быстро покинула.

На следующий день за утренним кофе-брейком собрались представители из пятидесяти восьми регионов России – от Калининграда до Владивостока, от Москвы до Сочи и Владикавказа, и двадцати восьми стран СНГ и Балтии, Восточной и Западной Европы. Не обошлось и без экзотики: прибыли наши давние партнеры из Южной Кореи и новенькие из Южно-Африканской Республики и Туниса.

Все общались, делились своими впечатлениями об услышанном и увиденном. Разговаривали в основном на русском и на английском. С переводом помогали чешские менеджеры, владеющие как минимум тремя языками: чешским, английским и русским. Интересно было наблюдать, как общались на ломаном английском с добавлением выразительных жестов итальянцы с французами. Но профессионалы всегда поймут друг друга.

В заключение бизнес-конференции традиционно наметили планы на следующий год. Катя рассказала о будущих трендах, о подготовленных коллекциях к сезону «осень-зима». Вера сделала подробный обзор новинок продукции и аксессуаров. Максим поделился планами по освоению новых рынков. Мы сидели с Любой в сторонке: могло показаться, что всё наше внимание приковано к выступающим, но мои мысли были далеки от происходящего.

Как незаметно выросли наши дети! На сцене сидели состоявшиеся руководители, каждый в своей области добился отличных результатов. И хотя здесь не было старшего зятя Алексея, но он незримо присутствовал. Это благодаря ему, прекрасному строителю, возведены все здания компании: бьюти-комплекса, производства и красавица девятиэтажка головного офиса. И сейчас он не приехал сюда из-за строительства нового завода.

Пришли на память события того же года: Сочинский экономический форум, куда меня пригласили спикером на встречу за «круглым столом» о семейном бизнесе. Выступавший передо мной замгубернатора Калужской области рассказал: в дореволюционной России более восьмидесяти процентов всех предприятий были семейными и составляли основу ее экономики. После мероприятия ко мне стали подходить люди и интересоваться, как нужно воспитывать детей, чтобы твое дело стало для них семейным. Позже аналогичные вопросы задавали мне на форуме семейных предприятий «Успешная семья – успешная Россия», организованном в Москве Торгово-промышленной палатой Российской Федерации. Там стало известно об инициативе палаты узаконить понятие семейного бизнеса в современной России.

Мои размышления о секретах успеха семейного бизнеса не прекращались и во время обещанного Верой вечернего сюрприза. Заключительный гала-ужин по инициативе Максима был организован в одном из красивейших дворцов семнадцатого века. Он расположен на острове реки Влтава в самом центре Праги. Потрясающий пейзаж вокруг дворца, музыканты в строгих фраках играют классику, а чопорные официанты встречают гостей бокалом шампанского. Традиционное общее фото с квадрокоптера. В просторном зале на стенах висели картины эпохи Возрождения. В прошлые века здесь принимали коронованных особ, а сегодня наши гости восседали по-семейному за большими круглыми столами. Подведение итогов «капиталистического соревнования», награждение победителей и их искренняя благодарность в адрес нашей семьи… И я решил еще раз изучить историю нашего рода и постараться объяснить мою судьбу и все знаковые события в нашей почти сорокалетней совместной жизни с Любой.

Эта книга о том, как маленькое предприятие выросло до огромных масштабов, почему в нем нашли себя наши дочери и зятья, как они успешную карьеру совмещают с воспитанием детей (в их семьях по четверо детей). А всего у нас с Любой тринадцать внуков.

Глава 1. Как отцы и деды научили распоряжаться заработанным

Наверное, Бог создал на Земле матерей, чтобы легче было оберегать детей от бед. Когда я представляю свое генеалогическое дерево, то в самом его центре вижу маму.

Благодарен ей бесконечно за всё то, что она делала для меня и моего брата. Мама всегда безумно любила нас обоих. Помню ее ежедневные молитвы о нашем благополучии. Неистовые и искренние…

А силу маминой молитвы я смог оценить, когда мамы уже не стало. После ее смерти из-под моих ног будто бы ушла твердь земная, а надо мной разверзлись небеса: на меня обрушились мыслимые и немыслимые беды. В моей судьбе появились людская зависть, клевета, недоверие руководителей. По сфабрикованному уголовному делу меня, как последнего преступника, объявили во всесоюзный розыск. Крупные и мелкие неприятности сыпались на мою голову со всех сторон. Тогда пришлось пройти через многое. Но самое обидное в том, что меня обвиняли в грехах, которых я не совершал. Для доказательства своей невиновности мне понадобились многие годы.

Моя мама, Прасковья Алексеевна Мирошниченко (в девичестве Хиврич), была по-настоящему добрым человеком. Один пример из 1947 года. На Кубани – голод. Мой отец работал шофером грузовика, и ему иногда удавалось принести домой немного кукурузы. Буквально несколько зерен. Мама, смолов их на крупорушке, добавив лебеды, выпекала небольшие лепешечки. Их было немного. Но даже из этого она бо́льшую часть относила соседям, которым нечем было кормить детей. Такое не забывается. Все соседские дети выжили и до сих пор с благодарностью вспоминают свою спасительницу.

Причина маминой доброты кроется в ее биографии. В маминой жизни были ситуации, когда приходилось буквально выживать, и это после счастливого детства.

Она росла в большой дружной семье, которая, пережив тяжелые времена Гражданской войны, уже при НЭПе получила по числу едоков пять гектаров земли. Это Полтавская область, одна из житниц Украины. В 1924 году семья объединяла три поколения: мамины дедушка с бабушкой, ее родители, старший брат с женой, средние брат и две сестры.

На мой взгляд, их семья была образцом семейного дела. Обязанности членов семьи были разумно распределены.

Основная работа в поле лежала на мамином отце и старшем брате, жена которого всегда была на подхвате. Огород и бахча – на старшем поколении. За рабочей животиной (лошадьми и волами) ухаживал другой брат. Дом содержала моя бабушка, а мама с сестрами осуществляли связь (как сейчас говорят – логистику) между домом, полем и огородом. Труд был нелегким, но все работали в радость. Фактически для каждого его занятие было любимым делом.

И все это вспоминали как самое счастливое время. И результаты были хорошие: хозяйство росло. Знаменательным событием была продажа урожая. Все участвовали в распределении заработанного.

Вкладывать часть дохода в покупку новой земли, техники и лошадей было неизменным правилом.

К 1929 году семья владела уже тридцатью двумя гектарами пахотной земли. Были плуг и сеялка, конная косилка и даже племенной жеребец.

Именно тогда моя мама узнала первые уроки доброты. В добровольную обязанность ее отца входила помощь соседям, у которых с Гражданской войны не вернулись мужья. Этим семьям он пахал, помогал сеять и скашивать урожай.

Такая доброта и бескорыстная помощь впоследствии принесли свои плоды: одна из соседок предупредила маминого отца о планируемом покушении на его убийство, другая первое время прятала его от расправы. Эти люди рисковали своими жизнями, но не могли поступить иначе. Добрые дела всегда возвращаются. Это происходило накануне высылки всех зажиточных крестьян из Украины в Архангельскую область.

Трагедия коснулась всей маминой семьи. Уже на месте, в пересыльной тюрьме тех самых печально известных Соловков, разобрались, что моей маме всего 15 лет и она не подлежит заключению. Дали время и поставили условие, что если в течение месяца девочку не заберут родственники, то ее отправят в детский дом для детей репрессированных.

Взрослела мама не по дням, а по часам. Продав часть вещей из своего гардероба, она покупала хлеб, ела сама и относила своей маме в тюрьму. Хватив в юности приличную порцию невзгод и лишений, она познала истинную цену хлебу, взаимопомощи, да и самой свободе.

Но было еще что-то более ценное и значимое – это крепкая вера в Бога. Задолго до раскулачивания на Полтавщине, как и по всей стране, храмы были разрушены. Несмотря на запреты и преследования верующих, в селе несколько семей организовали свою церковь. Собирались по воскресеньям и молились.

Одним из организаторов был отец мамы, мой любимый дедушка Сидор Афанасьевич Хиврич (до восьмидесятых годов прошлого века я знал его как Алексея Маркияновича Кириченко). Помню, он каждый год приезжал на всю зиму к нам в Армавир и всегда что-то мастерил из дерева. Это был добрый и душевный человек, великолепный рассказчик. Я его очень любил и не отходил от него в свободное время. По вечерам с интересом слушал его рассказы. Позже, в восьмидесятые годы, изучая историю своей семьи, я узнал о его трудной жизни. И сейчас очень сожалею, что мало все-таки его расспрашивал. Ведь судьба его показательна. Вот у кого было отлично организованное семейное предприятие, где с удовольствием трудились все члены его большого семейства.

Но их счастью не суждено было продолжаться. Как вы знаете, в стране началась кампания по раскулачиванию. Имущество у людей отбиралось, целые семьи без суда выселялись с нажитых мест. Такая же участь постигла и успешное семейное дело моих предков. Причем будь оно никчемным, члены семьи не пострадали бы и не превратились в так называемых врагов народа.

Боязнь потерять не только свободу, но и жизнь вынудила моего деда Сидора почти десять лет скитаться без документов. Только перед войной ему удалось обзавестись справкой умершей дальней родственницы Алены Кириченко. Так он стал Алексеем Кириченко. Обретя новые имя и фамилию, он сразу уехал к своей младшей дочери на Северный Кавказ в село Курджиново. Но жить у нее отказался, боясь навлечь на ее большую семью неприятности, и поселился недалеко, в небольшом поселке Даусуз. Так в одиночестве и прожил долгие восемь лет. Вернулся на Украину в послевоенном 1946 году. Поселился у старшей дочери в небольшом селе Селещена, в тридцати километрах от родных мест. Она к этому времени осталась одна с двумя детьми и жила в ветхом сарае, рядом со сгоревшей в войну хатой. Устроился на работу конюхом и к зиме практически из ничего отстроил небольшую хатенку. В голодном сорок седьмом году буквально спас от смерти своих внучат, подкармливая их макухой, которую приносил из конюшни. Все соседи считали его примаком, свое родство приходилось скрывать. К новому имени постепенно привык и уже в преклонном возрасте как-то обмолвился: «Я прожил две отдельные жизни. Сидор умер во мне в двадцать девятом году, а Алексей явился миру в тридцать восьмом. Период между ними напрочь исчез из памяти и, следовательно, из моей жизни. Но обретенный тогда страх преследует меня до сих пор».

Интересная история произошла с ним в восьмидесятилетнем возрасте. Дед стоял на перроне железнодорожного вокзала их районного городка Краснограда в ожидании поезда. К нему подошел пожилой мужчина примерно его возраста и радостно произнес: «Ну, здравствуй, Сидор Афанасьевич!»

«Еще не осознал, что это мое прежнее имя, а жуткий страх уже парализовал речь! Вместо ответа нечленораздельно мычу. Он в ответ: “Ну, как поживаешь?” Киваю головой, мол, хорошо и понимаю, что это кто-то из моей прежней жизни. Незнакомец доброжелательно улыбнулся, похлопал меня по плечу и сказал: “Ну, будь здоров, Сидор!” – и быстро пошел по перрону. Сколько был в ступоре, не знаю. К действительности вернул меня протяжный гудок паровоза. Потом пытался вспомнить этого человека, но так и не смог».

Так под чужим именем дедушка и был похоронен в ставшем родным селе Селещена.

И все-таки жизнь его не сломила. Несмотря на постоянный страх, он не озлобился, по-житейски мудро принимал удары судьбы. Всегда и за всё благодарил Бога. По рассказам маминой сестры, у которой он жил последние 33 года, всегда мечтал о небольшом земельном наделе, о собственном хозяйстве. Никакие невзгоды не могли отбить у него тягу к земле, к созиданию.

Много горя хлебнула и семья моего деда по отцу, Мирошниченко Степана Тимофеевича. Они жили по соседству, на противоположной стороне улицы. Дружили, вместе молились, всегда поддерживали друг друга. Их хозяйство было скромнее, но все же давало возможность крепко стоять на ногах. Самому Степану Тимофеевичу в жизни выпало много испытаний. В начале двадцатого века их большая семья распалась: два его старших брата, последовав призыву Столыпина, решили с семьями переехать в Сибирь. Подробностей раздела имущества дед никогда не рассказывал, но однажды промолвил:

– Бог им судья. Тяжело после такого разлада всё начинать сначала. Мы с Христиной выдюжили. Еще и четверых детей родили и вырастили.

Но больше всего он переживал о разрыве отношений с братьями. Видимо, поэтому дорожил дружбой со своими единоверцами, что не раз выручало его в дальнейших непростых жизненных обстоятельствах.

В двадцать девятом году прошлого столетия семья дедушки Степана тоже попала под «каток раскулачивания». Слишком хороша была его хата под железной крышей. К тому же на его подворье стояла маслобойка, хотя и купленная с тремя соседями в складчину.

Тогда моему папе, Мирошниченко Ивану Степановичу, повезло меньше, чем маме: ему уже исполнилось шестнадцать лет. И он «загремел» на два года на лесоповал. Выжил исключительно благодаря старшему брату, физически очень сильному человеку, который выполнял часть его нормы.

После лесоповала отец работал на ударных стройках Донбасса. И хотя стал передовиком производства, но его и здесь преследовала репутация сына кулака. Последовали увольнение и повестка на призыв, как врага народа, в тылоополчение. По сути это та же тюрьма: по 1214 часов тяжелых работ на строительстве Черемховской обогатительной фабрики в Иркутской области. Лишь форма военная да паек армейский. Может, это и помогло выжить. Да еще то, что и в этих нечеловеческих условиях не все люди оскотинились, много было крепких духом людей. Один из них – Мирошниченко Иван Михайлович, вольнонаемный, тезка и однофамилец, обучил его профессии каменщика. Так они и работали по очереди: один каменщиком, другой – подсобником, потом наоборот. Подсобником выжить почти невозможно, так как за спиной 12 полнотелых кирпичей, а поднимать их нужно по лесам на отметку от 12-ти до 26-ти этажей. Волею судьбы они до последних дней жили недалеко друг от друга, в восьмидесяти километрах. Крепко дружили. В детстве мы думали, что они родственники.

По окончании службы моему отцу, одному из немногих, вручили документ за личной подписью М.И. Калинина о восстановлении в гражданских правах. Об этом он вспоминал, будучи восьмидесятилетним стариком:

– Я был настолько счастлив, что казалось – сейчас полечу. Вернулся на родину, обошел всех родственников и знакомых, показывая эту грамоту. Почти все разделяли мою радость. И только мой мудрый отец, который продолжал скитаться по чужим углам, покачал головой и промолвил: «Поживем – увидим».

В приподнятом настроении через неделю я приехал на прежнее место работы и сразу пошел в отдел кадров. Кадровик, мощный мужчина лет сорока, посмотрел документы и из окошка поманил пальцем. Я нагнулся и услышал резкий хриплый голос:

– Даю тебе 24 часа, чтобы духу твоего не было в городе!

Опешив, я начал говорить о восстановлении в правах, на что услышал:

– Если не понял, могу сразу отправить за решетку.

Отец молча пошел на вокзал, взял билет на рабочий поезд, не соображая, куда он едет. Голод заставил его выйти на одной из остановок. В глаза бросился плакат: «Требуются ученики изолировщика, общежитие предоставляется». Через три месяца после окончания курсов отца направили в командировку в город Армавир…

Как много в нашей жизни значит его величество случай! Зачастую он подворачивается в нужный момент. Вот и с папой моим так произошло. Через месяц пребывания в Армавире, в воскресенье, гуляя по совершенно незнакомому городу, он нос к носу столкнулся с дядей моей мамы, Кириллом Хивричем. Как потом оказалось, это была судьбоносная встреча!

Дед Кирилл всегда крепко стоял на ногах, имел 15 постоянных работников, по тогдашним меркам слыл кулаком. Он был единственным из всего рода, кто не попал под репрессии, потому что в 1926 году всё продал и уехал из села. Узнав от моего отца о бедственном положении их семей на Украине, предложил переехать на Кубань. Первым приехал мой дед Степан. Кирилл вынул пачку денег и сказал ему:

– Здесь хватит купить хату и корову. Станешь на ноги – по возможности вернешь.

Следом приехали моя мама со средним братом. Кирилл взял их к себе в семью. Позже переехал и мой дед Сидор, поселившись в предгорьях в поселке Даусуз.

Поразительная взаимовыручка! Меня она всегда вдохновляла на добрые дела. На этих примерах я старался воспитывать своих детей. Рассказываю и подрастающим внукам, слушают с интересом.

Вскоре папа с мамой поженились. Так город Армавир стал для нас всех родным. Здесь я и появился на свет в 1951 году.

Глава 2. Мамины правила: как быть честным с собой и трудиться с полной отдачей

Помню себя примерно с пяти лет. Семья у нас была небольшая. Папа работал водителем грузовика, часто уезжал в командировки. На маме лежало всё домашнее хозяйство: уход за мной, стареньким дедушкой Степаном, огород, куры. Брат тогда уже учился в техникуме. Видимо, сказывалась двенадцатилетняя разница в возрасте, поэтому кроме подзатыльников я от него другого внимания не получал. Как-то раз он признался, что я для него всегда был обузой. Это детское раздражение сохранилось у него надолго.

До моего пятилетнего возраста в нашем хозяйстве была корова. Ухаживать за ней маме помогал дедушка. Каждое утро после дойки мама на коромысле разносила молоко в двухэтажки для продажи. Они стояли в двух километрах от нашего дома. Маме было тяжело, да и дедушке тогда уже перевалило за восемьдесят пять, поэтому корову решили продать и занялись выращиванием в парниках ранних овощей. Теперь два-три раза в неделю мама продавала их на рынке, а возвращаясь, садилась за стол и считала выручку.

Немалую роль в моем воспитании сыграла улица. Нас было пятеро соседей-погодок пятидесятого и пятьдесят первого года рождения. Соревновались друг с другом в счете. Организовывал эти соревнования мой сосед, третьеклассник Толик Соснов. От него я и цифры узнал. В семье на меня смотрели как на маленького, и мама на мою просьбу научить считать до ста ответила:

– Рано еще. В школу пойдешь, там научишься.

Родители мои были малограмотные: у мамы четыре класса образования, а у отца – два класса и третий «коридор». Не знаю, что это значило, но так почему-то тогда говорили взрослые, и я запомнил. Тем не менее к концу лета я уже без запинки тараторил до трехсот (больше всех) и очень этим гордился.

Однажды у нас гостили родственники, накрывали на стол, а я бегал и считал всё, что стояло на нем: вилки, тарелки, стаканы, другие предметы. Мой дядя посмотрел на меня с удивлением и спросил:

– И сколько так можешь?

– До трехсот, – гордо ответил я.

Мама, услышав это, отмахнулась:

– Маленький хвастунишка, ему еще и шести нет…

И я без приглашения стал считать, сосредоточенно и громко. Когда я досчитал до ста, все притихли и с удивлением смотрели на меня. Когда я сказал: «Триста», все захлопали. А я неожиданно для себя выпалил:

– Могу продолжить!

– Верим, верим! – воскликнул дядя. – Ты большой молодец! А маме помогаешь? – и хитро прищурился.

В растерянности я замер, а дядя продолжил:

– Запомни, мужичок: мало иметь много знаний, учись быть полезным людям!

С тех пор прошла целая жизнь. Но и теперь в общении со своими внуками я нет-нет да и прибегаю к тем дядиным «аргументам».

Запомнив дядин урок о полезности, на следующий день, как только мама вернулась с рынка, я встретил ее словами:

– Чем тебе помочь?

Она хитро посмотрела и ответила:

– Счет освоил, теперь будешь помогать считать деньги.

Став маминым помощником, я раскладывал купюры по номиналу и обязательно сторона к стороне. Потом мы вместе с мамой считали их и складывали, выучил сложение и вычитание. После подсчета общей выручки мама делала вывод, насколько удачным был день. При этом ненавязчиво учила:

– Деньги не надо любить, но их надо уважать, потому что они, если тобою честно заработаны, стоят дорого. Деньги – это мера труда: чем добросовестнее будешь трудиться, тем лучше будешь жить.

Уважение к деньгам у меня сохранилось. Мои деньги и сейчас всегда разложены по купюрам и аккуратно сложены. Хотя, признаюсь, для меня деньги, конечно, важное, но не главное в жизни. Всегда помню, что в наше время многое покупается, но ни за какие деньги не купишь настоящую любовь, дружбу, здоровье, порядочность.

В семь лет я уже запросто помогал маме в работе с парниками, самостоятельно снимал и накрывал рамы. Это намного облегчало ее труд. С восхищением наблюдал за тем, как мама разговаривала с растениями, представлял, как они ее слушают и стараются быстрее расти. От этого мой маленький труд казался значимым, он был в радость, а не трудовой повинностью. Потом, уже став отцом, я всегда старался передать своим детям уважение к труду.

После окончания сезона мы семейно подсчитывали общую выручку и планировали покупки. Мне тоже доставались обновки, при этом родители всегда подчеркивали, что я их получил благодаря добросовестному труду. Хорошо помню, когда мне купили долгожданные китайские кеды. Кстати, сейчас китайское – синоним некачественного, а тогда китайские изделия были верхом добротности. Так вот, я надевал эти новые кеды, приходил в них на наше футбольное поле, снимал и аккуратно ставил на видное место. А мяч гонял на босую ногу.

В семье был культ бережливости. Мои родные, пережив два голода и войну, прививали нам, детям, разумность в тратах. Нас учили именно бережливости, а не скряжничеству!

И я им очень благодарен. Примерно с десяти лет у меня обязанностей добавилось. Парников стало больше, урожай вырос. На рынок овощи стали возить на тачке. Теперь я вставал рано, чтобы помочь маме отвезти эту тачку. При этом успеть надо было до шести часов. А также за пять минут до открытия ворот рынка я должен был перелезть через забор, чтобы занять хорошее место в торговых рядах. В течение дня довозил овощи на велосипеде и ненадолго подменял маму за прилавком, пока она ходила в туалет. Деньги за проданные в эти пятнадцать минут овощи мама отдавала мне на карманные расходы. Но не всегда в это время были покупатели, и я стал хитрить. Как только мама отходила, я тут же снижал немножко цену – и выручка гарантировалась. Один раз увлекся и не заметил, как мама вернулась. У меня образовалась очередь, и мой обман всплыл. Мама не сказала ни слова, но укоризненный взгляд вызвал желание провалиться на месте. И всё же я вымолвил:

– Прости меня, мама, больше такое не повторится!

Она посмотрела мне в глаза и сказала:

– Сынок, никогда так больше не делай. Даже тогда, когда ты уверен, что тебя никто не видит. Помни: Бог видит не только явное, но и твои мысли. Любой обман рано или поздно раскроется. Старайся быть честен сам перед собой.

Я тогда понял, что, торгуя ложью, богаче не станешь.

Многое мне дала школа. Читать и писать научила моя первая учительница Нина Никитична Кульба. Она нам, особенно в первом классе, была второй мамой, терпеливой, заботливой и строгой. Поражала ее память: она нас всех могла узнать по голосу, и, когда спустя пятнадцать лет я ее случайно встретил на центральной площади города, она сразу назвала мое имя и фамилию.

Учился я с интересом и охотно. Желание стать отличником было большим, но не сложилось: подвел русский язык. В пятнадцать лет, после окончания восьми классов, вместе с другом и одноклассником Витькой Куценко приняли решение поступать на учебу в техникум, который находился в ста километрах от нашего города. Пример подал сосед, который там учился уже два года. Для нас он был авторитетом: его рассказы о студенческой жизни мы слушали, раскрыв рты.

Нам удалось уговорить родителей, и началась наша студенческая жизнь. Сразу же повезло. Когда с Виктором сдавали вступительные экзамены, к нам подошел взрослый парень и представился:

– Володя Трехлебов. Я вас еще на подготовительных курсах приметил. Помогите мне на экзаменах. В техникум поступаю после армии, восьмой класс шесть лет назад с трудом окончил, а сейчас вообще всё забыл.

Не задумываясь, согласились. Помогли не только ему, но и его знакомому такого же возраста, Ивану Лейбе. Завязалась дружба, снимали одну квартиру. Многое удалось почерпнуть у старших ребят! Они, будучи разрядниками, приобщили нас к спорту, выработали разумное отношение к спиртному, показали цену взаимовыручке, на всю оставшуюся жизнь отучили материться. Учился легко, всегда помнил наставления старшего брата: «Учись не ради оценки. Основной предмет знай досконально, и будешь востребованным специалистом! Всегда обеспечишь себя куском хлеба». В дальнейшем я это внушал и своим детям, добавив от себя из собственной практики: «Трудные предметы, на которых валятся другие, надо знать не хуже преподавателя! Максимум со второго курса нужно начинать работать в выбранной области, научиться зарабатывать деньги.

Именно зарабатывать, а не получать!»

Так что трудные предметы я освоил хорошо, особенно техмеханику и черчение. Это позволило уже на третьем курсе подрабатывать. Делал контрольные и курсовые – в основном заочникам, которые учились за деньги. Много не брал, поэтому желающих хватало. К четвертому курсу «сколотил» группу из трех человек: один рассчитывал, другой чертил, а третий оформлял.

Основной предмет «Холодильные машины» усвоил на «отлично». А производственные практики на Ростовском молкомбинате и Сочинском мясокомбинате помогли закрепить теорию. Начальник цеха в Ростове, Виктор Сергеевич Беда, буквально «нянчился» с нами: в течение недели лично проверял наши знания, остался доволен и поставил дублерами в смену с самыми опытными машинистами. Через четыре месяца, когда практика подошла к концу, устроил экзамен и в заключение сказал:

– Оставайтесь, поставлю в смену.

Со своим сокурсником Сережей Мальцевым мы переглянулись, и он выдал:

– Нет уж, через два года если и приедем, то на ваше место!

По возвращении в техникум преподаватель «холодильных машин» Венгер Станислав Михайлович собрал нас в аудитории, где каждый студент докладывал об итогах практики. Подошла моя очередь, и я повторил сказанные Сережей в Ростове слова. Станислав Михайлович прищурился и с ехидцей произнес:

– Что, корона начала расти? Рановато! С таким подходом вообще можешь не освоить мой предмет!

Повернулся и пошел к другому учащемуся. Меня «зацепило», и я выпалил:

– Я докажу, что освою!

Он резко повернулся, пристально посмотрел на меня и тихо произнес:

– Ну-ну, посмотрим, как тебе это удастся.

Сергей двинул меня в бок:

– Он же тебя съест после этого!

– Посмотрим, – буркнул я, но под ложечкой засосало.

Слово не воробей, пришлось поднапрячься. Но это только пошло на пользу и в дальнейшем существенно помогало в работе. К тому же Станислав Михайлович оказался порядочным мужиком: не придирался, а, наоборот, стал уделять мне больше внимания, помог с темой диплома.

Время учебы пролетело быстро. Преддипломная практика проходила на заводе по производству сухого молока, но тема диплома необычная, далекая от молочной промышленности, – «Цех термической обработки виноматериалов на Анапском винзаводе». Да и писали мы свои дипломные проекты в Краснодарском научно-исследовательском институте. Такой чести были удостоены всего десять человек. Опять повезло!

И вот диплом успешно защищен. Венгер лично пожал мне руку и сказал:

– Николай, ты сдержал свое слово: из техникума выходишь отличным специалистом. Не останавливайся на достигнутом, продолжай учиться!

Это была моя первая большая победа. Осталось получить направление к месту трехлетней отработки. Давно определился и согласовал с родителями, что еду на Украину – родину предков, в Чернигов.

Очередь на распределение определялась по итоговым оценкам в дипломе. Я четвертый. Сижу в приемной. Отличник Саша Куприн (поэтому он передо мной) уже в кабинете директора, где заседает комиссия. Мимо меня в кабинет проходит завуч механического отделения, на минутку задерживается, наклоняется ко мне и загадочно говорит:

– Ну что, красной икры пришлешь?

И, не дождавшись моего ответа, юркнул в кабинет. Туго соображаю: откуда на Украине красная икра?