Текст книги "Бизнес-династия. 5 семейных ценностей, создающих капитал"

Глава 9. Как не зазнаться, когда придет успех

Я начал восхождение и потерял отсчет времени. При почти вертикальном подъеме обычно идут «зигзагом». Так легче. Я иду «в лоб». Склон крут. Скалы покрыты ледяным панцирем. И лишь на отвесных ребрах проступают темнеющие участки камня. Небо затягивается тучами. Вокруг серо-белая мгла. В лицо летят хлопья сухого колючего снега. Только бы не началась пурга!

Судорожно глотаю разреженный воздух. Смешанное чувство нечеловеческой усталости и счастья победы за каждый шаг по вертикали. Вершина рядом…

Неверное движение – и падаю… Переворачиваюсь на правый бок. Со всей силой давлю на ледоруб, стараюсь «зарубиться». Из-под клюва брызжет ледовая крошка. Удар! Лечу кубарем. Соль во рту, гул в голове. Неужели это конец? Как всё глупо! Где же «страховка»?..

– Коля! Да проснись же! Детей разбудишь! – Люба яростно трясет меня за плечи.

Медленно прихожу в себя. Весь в холодном поту. Постепенно отступает ужас приснившегося кошмара. За окном нашей спальни хмурое нерюнгринское утро. Что это было? Память пережитого? А может, предостережение будущего?

* * *

В нашей временной квартире мы прекрасно обустроились, и жизнь пошла своим чередом. В начале лета мою бригаду направили на монтаж коммуникаций в строящемся пионерском лагере. После окончания работ ко мне подошел председатель профкома:

– Нужна твоя помощь. Я насчет организации занятости детей, их досуга. С чего начинать, кем комплектовать, какие должны быть мероприятия? Тебе же приходилось этим заниматься!

– Нет проблем, помогу. Дней через двадцать у вас будут образцы всех планов и мероприятий. Конечно, я мог бы этот комплект документов разработать самостоятельно, но на это нужно время. Поступим проще. Думаю, что если обращусь к моим бывшим армавирским профактивистам, то они всё это пришлют.

Я выполнил свое обещание. Пионерский лагерь работал на радость детям и их родителям. А я благодаря этому близко подружился с нашим профсоюзным лидером. Меня стали регулярно привлекать к подготовке мероприятий.

Так, в августе этого же года подхожу после работы к заводоуправлению. На порожках стоят заместитель директора разреза по быту, по фамилии Засуха, и знакомый уже вам Владимир Михайлович, главный энергетик. Увидев меня, Владимир Михайлович обращается к заму:

– Вот смотри, чем тебе не замена? Опыт у него приличный, без проблем с профкомом распределит выделенное жилье! А ты со спокойной совестью будешь отдыхать в долгожданном отпуске.

Тот сразу ко мне:

– Это точно? Насчет опыта распределения квартир? Это тебе не пионерский лагерь организовывать, где ты прославился. Сможешь ли всего за неделю стоквартирный дом оформить? Да еще шесть месяцев меня подменять?

– Можете не сомневаться, это мне хорошо знакомо. Но доказывать не буду, вам придется поверить на слово, – парировал я.

Больше препираться не стали и вместе направились к директору. Его обязанности исполнял главный инженер Иваньев Сергей Александрович. Молодой, жесткий руководитель, меня он знал по совместным занятиям в спортзале. Зашли в кабинет, и Засуха начал с порога:

– Сергей Александрович, вот привел себе замену, отправляйте меня в отпуск.

Иваньев удивленно посмотрел на меня, потом повернулся к заместителю директора по быту и раздраженно произнес:

– Это же мастер механического цеха, я его знаю. О какой замене ты говоришь?

Пришлось всё объяснять сначала. Даже позвали на помощь председателя профкома. Получилось! И я был назначен исполняющим обязанности заместителя директора по быту с условием, что сбоев и недоразумений при распределении квартир не будет. Опять вмешался случай!

Распределение квартир прошло нормально. Первый экзамен я выдержал. За пару недель до приезда Засухи, чьи обязанности я временно исполнял, мне предложили перейти на должность заместителя председателя профкома.

Через год я был приглашен на строящийся ремонтно-механический завод уже председателем профкома. Предприятие создавалось практически с нуля, ответственность была огромной.

На моих глазах вырастал современный завод с просторными производственными корпусами, прекрасными административными и бытовыми зданиями. Между собой они соединялись системой теплых подземных переходов и надземных эстакад. А каким современным и уникальным оборудованием комплектовались цеха и отделы!

Бесконечно благодарен судьбе за то, что у меня была возможность более пяти лет бок о бок работать с Николаем Абрамовичем Чаусским. Это был потрясающий руководитель и организатор, широкой души человек.

Еще только строились цеха, а директор уже собрал нас и заставил разработать план обустройства социальной сферы. Собственный детский сад, пионерский лагерь в сосновом бору под Якутском, санаторий-профилакторий близ Владивостока, две огромные теплицы и свой свинарник на 200 голов. За каждым объектом был закреплен ответственный из числа руководящего состава завода. К этому времени в рамках профсоюза мне уже было «тесно», и директор предложил возглавить службу кадров и быта. Кроме этого на меня была возложена ответственность за стройку в Приморье. Для контроля строительства там профилактория приходилось часто туда выезжать.

Завод разрастался и благоустраивался, все задумки по нашим социальным стройкам превращались в реальность. В такой эйфории во мне стала зарождаться излишняя самоуверенность и поверхностное отношение к окружающим. О добре больше думал глобально. Мелочей не замечал. Спасибо Любе! Однажды она со свойственной ей прямотой сумела поставить меня на место и вернуть к действительности.

Как-то вечером после работы пришел к нам домой водитель моей служебной машины. С ним был парень, его знакомый по прежнему месту жительства, только что приехавший в Нерюнгри. Просили помочь с трудоустройством.

Не вдаваясь в расспросы, я объяснил им бесполезность затеи. Прописка в городе закрыта. Они ушли расстроенные.

Люба была свидетелем состоявшегося разговора. И тут началось…

– Ты почему сразу их «отшил»? Даже не поинтересовался, почему человек приехал. Мне стыдно за тебя! Ты забыл, как сам сюда приехал? Разве к тебе так отнеслись, как ты к этому парню?

В том же духе она продолжала еще минут пятнадцать. Для меня это был «холодный душ». Я увидел себя со стороны в самом неприглядном виде.

Наутро я случайно узнал, что моя коллега с соседнего предприятия выбила прописку для пяти человек.

– Как тебе это удалось? – удивился я.

Она улыбнулась и ответила:

– Объяснила, что если не будет прописки, то некому будет работать на ассенизаторских машинах. Для общежитий это будет «труба», они все на септиках.

Андрея, так звали того парня, удалось сначала устроить на работу, а потом выделить ему освободившуюся комнату в общежитии.

Через два месяца Андрей уже работал водителем городского автобуса. Вскоре к нему приехала жена с их двухгодовалым сыном Егоркой.

Благодаря горбачевской перестройке объединению «Якутуголь» разрешили расходовать часть валюты на внутренние нужды. В начале 1991 года директор завода поручил мне заняться организацией нового непрофильного цеха по изготовлению товаров народного потребления. Я получил тогда бесценный опыт, участвуя в подготовке и заключении валютного контракта, по которому было предусмотрено еще и обучение персонала на фирме-изготовителе во Франции.

Четверо лучших наших рабочих сразу полетели туда, меня на полмесяца задержали в Москве, в Министерстве, для подготовки документации. За это время они изучили документацию, потом их поставили дублерами к рабочим-французам на технологические линии. Так, меняясь между собой через каждые две недели, они должны были освоить все этапы производства.

К моему приезду уже прошла их первая ротация.

– Ты куда нас привез? Здесь ужасные условия.

Они всё время работают. У них нет перекуров. Попить чайку и речи быть не может! А бригадир знает только одно слово: «травай» (работать, фр.).

– Хорошо, – говорю, – завтра буду с вами весь день, а вечером, после ужина, вернемся к этому разговору.

Пришли в цех. При мне неотступно находится переводчица. Она из наших бывших соотечественников. Рассказал всё мастеру, позвали бригадира. Очень удивились такому непониманию, но доходчиво объяснили, что существующая организация труда – обычное дело. На работе надо работать! Всё, что не связано с выполнением обязанностей по техпроцессу, должно решаться в двухчасовом перерыве или после смены. Задержать работника сверхурочно можно только в исключительных случаях, оформив кучу документов и согласований с профсоюзом. Да и с него будет строгий спрос за создание такой нештатной ситуации.

Вечером дискуссия была жаркой. Мой основной аргумент:

– Я отобрал вас четверых из двух тысяч человек не только как самых лучших специалистов, но в большей степени как очень добросовестных работников. Нам предстоит создать хозрасчетный цех, где от вклада каждого будет зависеть и вознаграждение. Хорошая зарплата будет только по достижении конечного результата – высоких объемов и отличного качества реализованной продукции, произведенной нами. Разве это не перспектива персонально для вас хорошо зарабатывать?

Так четыре месяца мы вместе постигали, кроме технологии производства, еще и азы «капиталистического» труда. Мне они понравились, и я всегда о них вспоминал, когда спустя годы организовывал работу собственных предприятий. А вот ребята соглашаться с «западными» подходами не спешили и считали, что это не для них. Хотя один, я это точно знаю, потом поменял свою точку зрения, став вместо меня начальником цеха.

Второй раз во Францию я приехал на приемку готового оборудования в июне 1992 года. Тогда же планировалось посещение выставки в Милане. Для этого в загранпаспорт была дополнительно вклеена и итальянская виза.

Я решил воспользоваться случаем и заехать к дяде Ивану, старшему брату моей мамы, который после войны волею судьбы остался в Италии. С того времени никто из наших родственников с ним не виделся.

Встреча была необычайно теплой. Иван (здесь его имя произносили с ударением на «И») радовался как ребенок, несмотря на свой почтенный восьмидесятидвухлетний возраст.

До пуска цеха в эксплуатацию оставался неполный год. Но увидеть его работу мне не довелось. Неожиданно изменились обстоятельства. По решению директора мне предстояло заниматься совсем другим делом. Для этого я вместе с семьей должен был уехать из Нерюнгри на мою родную Кубань.

Глава 10. Сила молитвы: как вера и поддержка близких спасают от бед

Последние годы были для меня особенно тревожными: беспокоила тяжелая болезнь моей мамы. За тысячи километров я чувствовал ее молитвы. В конце 1992 года ее не стало. В сердце поселилось огромное чувство вины, пусть и беспричинное, но от того особо тягостное. А еще возникло осознание, что своим уходом мама как бы сняла барьер, ограждающий меня от зияющей бездны небытия. Исчезло чувство защищенности. И буквально после этого в моей судьбе начались ошибки.

Перемены начала девяностых коснулись и нашего угольного объединения. В стране ощущалось начало неизбежной инфляции. Особенно это пугало людей, работающих в регионах Крайнего Севера и Дальнего Востока, имеющих на сберкнижках солидные по тем временам вклады, неиспользованные льготы. Это грозило бегством кадров на материк, развалом производственного потенциала. Руководители предприятий лихорадочно искали дополнительные возможности закрепления работников.

Наверное, поэтому в это непростое время наш директор с двумя замами из объединения организовали строительство домов в Краснодарском крае для небольшого круга своей команды. В то время эти решения прошли мимо меня. Но однажды Николай Абрамович собрал срочное совещание замов. Там я и узнал о том, что недалеко от Славянска-на-Кубани выделены восемь участков и начато строительство коттеджей. Проблема, со слов директора, заключалась в том, что эта так называемая «секретность» о частных стройках утрачена. Если станет известно широкой публике и особенно партийным органам, могут возникнуть нежелательные кривотолки и разбирательства. Что можно придумать в оправдание этого строительства и как его узаконить?

Для решения этой задачи меня как бывшего жителя Краснодарского края отправили в командировку.

На Кубани меня встретил Вячеслав Курячий, техник нашего завода, который возглавлял это «начинание». Из его объяснений я понял, что во всей схеме главным является председатель колхоза, где выделены земельные участки под строительство. По договору в обмен на техническую помощь для ремонтных подразделений колхоза запланированы поставки в Нерюнгри овощей и фруктов. О будущих коттеджах в договоре не упоминается. Участки под них были выделены в частном порядке. И в этом никакого преступления не было.

Первым делом поехали в правление колхоза, к его председателю. Встретил нас степенный мужчина лет шестидесяти со звездой Героя Социалистического Труда на пиджаке и представился:

– Иван Васильевич Марковский, председатель колхоза имени Мичурина, – проницательные глаза с небольшим прищуром вызывали неподдельное доверие.

Издалека заходить не стал и сразу изложил ему причину моего приезда. Он выслушал, не перебивая. Лишь в конце промолвил с досадой:

– Ведь предупреждал же не торопиться. Осенью отгрузили бы хотя бы одну рефсекцию наших груш, началось бы сотрудничество – всё бы сложилось по-другому. Я не за себя беспокоюсь. С моей стороны наше сотрудничество законно и в интересах колхоза. Участки под индивидуальное строительство мы вам выделили в частном порядке. К договору о сотрудничестве это отношения не имеет.

– А если рассмотреть наше сотрудничество в плане организации строительства жилья в вашем районе?

Он ответил не задумываясь:

– Это можно. Я и ранее об этом говорил. Но в таком случае технической помощью не отделаетесь. Нужен более весомый ваш вклад в сотрудничество. Поехали, я вам кое-что покажу.

Я поразился, с какой оперативностью принимал решения этот мудрый человек. Под его руководством хозяйство стало колхозом-миллионером. Тут ежегодно производились десятки тысяч тонн зерна, почти под тысячу тонн мяса, около трех тысяч тонн молока, 3,5 миллиона штук яиц, овощи, плоды, виноград. Кроме Звезды Героя и двух орденов Ленина, Марковский имел еще пять орденов и множество медалей. Избирался депутатом Верховного Совета РСФСР. Всё это заслуженно.

Привез Иван Васильевич нас на кирпичный завод, принадлежащий колхозу. После моего внимательного осмотра пояснил:

– Мы здесь выпускаем простенький кирпич для собственных нужд. А облицовочный приходится завозить из других регионов. Предложите своему руководству реконструировать наш завод. Или построить новый рядом. Это будет веским основанием целевого выделения для вашего объединения колхозных земель под строительство индивидуальных домов.

– А на сколько участков можно рассчитывать? – задал я вопрос.

Председатель с крестьянской хитрецой, выдержав паузу, ответил:

– Это как раз тема для обсуждения! Но для начала речь может идти о двухстах-двухстах пятидесяти участках, соток по пятнадцать каждый.

– Это как раз то, что нужно! Можно будет организовать официальное строительство для наших работников, проработавших более пятнадцати лет на Севере, включив туда и восемь уже выделенных участков, – сказал я.

– Это уже сами будете решать, для кого строить, – перебил он. – Для меня главное, чтобы было решение по кирпичному заводу. Да и для вашего строительства оно будет как нельзя кстати!

С этим предложением я и уехал назад в Нерюнгри.

Итоги моей командировки одобрили на первом же совещании. Более того, эту инициативу директор озвучил в объединении «Якутуголь». Она оказалась довольно популярна, и к ней примкнули еще два наших смежных предприятия. Поддержали это начинание и в министерстве. Строительство кирпичного завода было заложено в план капитального строительства объединения. Под приобретение оборудования были выделены валютные средства, на которые в Бельгии закупили оборудование для производства отделочного кирпича.

По предложению председателя колхоза Марковского площадку под строительство выделили рядом с существующим колхозным заводом. Сразу после оформления контракта на поставку из Бельгии оборудования и подписания договора сотрудничества местная администрация выделила земельный участок для строительства индивидуальных домов на окраине хутора Крикуны, всего в пятнадцати километрах от города Славянск-на-Кубаи. Туда уже были подведены все коммуникации. И это была только первая очередь.

Организовать это строительство и его возглавить поручили мне. Так завершилась моя «якутская эпопея», и в мае 1993 года мы переехали на новое место жительства.

Для строительства первой очереди домов и кирпичного завода нами было создано дочернее предприятие ТОО «Кубнерстрой». Основными учредителями были три нерюнгринских предприятия ПО «Якутуголь» и местный колхоз имени Мичурина. Директором был назначен я, а моим заместителем стал Вячеслав Курячий, который уже почти год занимался здесь подготовительной работой.

В течение трех месяцев нам доставили всю необходимую строительную технику из Якутии. Пришли несколько выгонов с лесом и металлопрокатом. Колхоз выделил площадку для строительной базы и помещений дирекции предприятия. К началу лета стройка шла полным ходом. Первые строящиеся коттеджи были сразу распределены, и к нам на смотрины стали приезжать их будущие обладатели.

Жизнь просто бурлила. Поездки за границу, контракты и поставки оборудования для кирпичного завода, постоянные встречи с проектировщиками и подрядчиками сменялись, как в калейдоскопе.

Чего только стоило оформление карьера для добычи глины под будущий завод! Начинания наши приветствовала местная власть, и это помогало в получении необходимых документов. Задержек и волокиты никогда не было. Но времени обычно не хватало.

Даже местные бандиты нас не трогали, хотя в те годы это было редкостью. Здесь большую роль сыграло то, что мы сразу договорились всё делать в рамках закона. Никаких «левых» схем.

Через год под крышей уже были тридцать семь коттеджей и заложено почти столько же цокольных этажей для будущих домов. Был возведен корпус нового кирпичного завода. Ожидали поставку для него импортного оборудования.

Но мы считали, что способны на большее. По согласованию с директором колхоза было организовано российско-бельгийское предприятие по изготовлению фруктовых концентратов для производства соков. Наши бельгийские партнеры проявили большой интерес к поставкам якутских алмазов и золота. Учитывая перспективу, начали строить специализированный магазин для продажи ювелирных изделий. Иностранные специалисты как кураторы регулярно посещали наш будущий кирпичный завод.

К концу 1994 года начались первые неприятности на строительстве кирпичного завода. Импортное оборудование для производства кирпича было поставлено и установлено. А вот со строительством обжиговой печи появились проблемы. Из-за большого роста инфляции постоянно не хватало денег, и работы несколько раз останавливались. Добились дополнительного финансирования. Приняли предложение наших иностранных партнеров и решили закупить комплектующие к печи у них, включив в стоимость и достройку печи.

И снова срыв. Комплектующие пришли, а подрядчик, которому мы оплатили за достройку, разорился.

Как раз в это время стройку посетил генеральный директор «Якутугля». Увидев незавершенку с недостроенной печью, учинил приличный разгон. Его главный вопрос:

– Куда ушла выделенная дополнительно валюта, если недострой остался?

Следом после генерального приехал Чаусский. «Разбор полетов» продолжился. И здесь наши «доброжелатели» из числа приближенных к Николаю Абрамовичу меня с Курячим умело «подставили». Строительство домов в Славянске-на-Кубани преподнесли так, словно мы последнее время только ими и занимались, забросив основную стройку. Нам приписали, что мы якобы учиняли поборы за выделение некоторым работникам дополнительных земельных участков.

В итоге нас обвинили в нецелевом использовании дополнительных валютных средств. Встретиться с директором и разобраться в сложившейся ситуации возможности не представилось. Начались бесконечные проверки и ревизии, что еще более усугубило положение дел на кирпичном заводе. Работы остановились совсем.

Вскоре из нерюнгринского отдела внутренних дел приехал оперативник. Опросил меня по акту ревизии, о котором я ранее и не знал. Там, оказывается, фигурировала недостача стройматериалов на двадцать шесть миллионов рублей. Я объяснил, что это или недоразумение, или явная фальсификация. Если меня хотят убрать, то я готов сам уйти добровольно. Если это сделано с целью шантажа, чтобы на меня повесить растрату валютных средств, то вообще пустая затея. Во всех валютных операциях я участвовал только на стадии подготовки документов. В конце разговора, уже держа в руках подписанный мною протокол, оперативник неожиданно произнес:

– Мне ситуация понятна. Но мой тебе совет: помирись с Чаусским. Иначе вы зайдете слишком далеко, и для тебя это будет чревато.

Как потом оказалось, это была последняя точка невозврата. Надо было прислушаться к этому совету. Предпринять всё возможное и невозможное, чтобы добиться встречи с директором завода, и приложить все усилия для прояснения всех недоразумений. Но осознание пришло слишком поздно.

Директор мне всегда полностью доверял. За время совместной работы у нас существовали довольно близкие отношения: он меня посвящал в свои личные проблемы и переживания. Я должен был понять, что в сложившейся обстановке у него появилась уверенность в моей лживости и непорядочности. Я же знал, что он терпеть не мог эти качества в своем окружении. А здесь еще хуже: человек, которого он настолько приблизил к себе, получалось, манипулировал им. Только этим можно было объяснить его дальнейшие неимоверные усилия по моему преследованию и жажде мести.

Директора не остановило даже отсутствие в моих действиях оснований для уголовного преследования. Они были грубо сфабрикованы. Какие усилия нужно было предпринять, чтобы уголовное дело было возбуждено Якутским отделом по борьбе с организованной преступностью в отношении человека, проживающего и работающего почти три года в Краснодарском крае?

Более того, на карту была поставлена судьба с таким трудом организованного хорошего начинания по строительству жилья для своих работников-северян.

Конечно, в развале наших отношений моя прямая вина. Такие ситуации сами не разрешаются. Но тогда мне не дано было это понять, поэтому все сложилось, как сложилось.

События развивались стремительно. Через неделю прибыл заместитель директора по экономике. И сразу выдвинул ультиматум:

– Или ты признаешь растрату валюты, или уголовное дело.

Я спокойно послал его подальше:

– Мне бояться нечего: я не воровал, и посадить меня не удастся.

Буквально тут же последовало временное отстранение меня от должности и предписание срочно явиться в Нерюнгри на заседание совета учредителей.

Я обратился к знакомому краснодарскому юристу и получил неутешительный ответ.

– Ситуация намного сложней, чем тебе кажется. Если к тебе приезжал оперативник и ты подписал протокол, завести на тебя уголовное дело – это чисто технический вопрос. Из-за угрозы ареста ни в коем случае туда ехать нельзя.

Через два дня, возвращаясь из Краснодара, по пути заехал к руководителю «Райгаза». Пробыл у него минут десять, и уже при выходе он мне задал вопрос о предоплате за проектирование. Чтобы ответить, звоню в нашу бухгалтерию. В трубке отвечает мужской голос:

– Слушаю.

Я удивился тому, что ответил мужчина, но по привычке представляюсь:

– Это Мирошниченко, передайте трубку Нине Ефимовне. – Так звали главного бухгалтера.

– Здравствуйте! – в голосе мужчины радостные нотки. – Николай Иванович, а мы как раз здесь вас ждем. Вы скоро будете?

В груди что-то екнуло.

– Простите, а кто это «мы» и зачем я вам нужен? – вопросом на вопрос ответил я.

Голос сразу изменился:

– Начальник отдела РУБОП (Республиканское управление по борьбе с организованной преступностью. – Прим. автора), капитан Семенов.

– Вы из Краснодара? – перебил я его.

– Нет, мы прибыли из Якутска. Так вы скоро приедете? Нам надо с вами побеседовать.

Пауза… В голове промелькнуло предупреждение юриста. Как можно спокойней продолжаю:

– Что же вы меня заранее не предупредили? Я звоню из Краснодара, через три часа вылетаю в Москву. Поэтому ничем помочь вам не смогу.

В голосе появляется недовольство:

– Настоятельно рекомендую вам срочно вернуться. Беседа много времени не займет, дело очень серьезное. Сейчас приехать сюда в ваших интересах.

Спокойно негромко отвечаю:

– Да, как раз из-за этого серьезного дела я и вылетаю в Москву. Назавтра меня записали на прием к Генпрокурору. До свидания.

Уже кладя трубку, услышал:

– Не дури!

Вернулся в Краснодар к юристу. Рассказал о случившемся. Заключил с ним договор адвокатской защиты. Он опять предупредил:

– Необходимо время, чтобы во всем разобраться и определить, как строить защиту. Обвинение тебе не предъявлено, поэтому твоя основная задача – уехать и нигде не показываться. Главное, чтобы тебя не арестовали и не увезли в Нерюнгри. Об остальном я позабочусь.

С переговорного пункта позвонил домой жене, она взволнованно:

– Мне сейчас принесли повестку в горотдел милиции. Что делать?

– Ничего не бойся и иди. Но прежде позвони своей сестре в Армавир, пусть срочно приедет и заберет к себе детей. Вечером я позвоню.

Помня слова адвоката, в Славянск-на-Кубани не вернулся. Уехал я в Крымск, к своему другу.

– Загоняй машину в гараж, поедем к моим родителям, – скомандовал он, не вдаваясь в подробности. – Живи, сколько понадобится. Здесь ты в безопасности.

Договорились, что вечером он завезет одежду и свозит меня на переговорный пункт.

Оставшись один в комнате, я почувствовал гнетущую безысходность. Вспомнил о преследованиях своих дедушек и бабушек – кулаков. Неужели история моего рода повторяется? Что будет с семьей? Почему вызывают жену?

Мысли роились в голове, неизвестность угнетала, время тянулось очень медленно. К вечеру пришел к выводу, что надо продолжать искать выход. Есть хороший адвокат, которому полностью доверяю. Друзья, у которых я себя чувствую в безопасности. И главное – на мне нет вины.

Подъезжая к переговорному пункту, я уже был спокоен.

– Да, – голос Любы напряжен.

Спрашиваю:

– Ты не одна?

Отвечает уже знакомый голос капитана:

– Тебе лучше быстрее приехать, подумай о своей жене и детях.

– Я уже в Москве, быстро не получится. А что вы делаете у меня дома? – стараюсь себя держать в руках, хотя дрожь в голосе выдает волнение.

– После допроса твоей жены производим обыск, – явное ударение на слове «допрос».

Перебиваю его:

– На каком основании обыск?

– Мы знаем, что ты не уехал. Брось дурачиться и приезжай сюда. Не усугубляй свое положение и подумай о семье.

Мой вопрос будто не слышат. Я опять перебиваю:

– Так на каком основании…

– Уголовное дело на тебя заведено. Жену твою мы уже с ним ознакомили. Не делай хуже, мы тебя ждем.

Я положил трубку и сразу позвонил адвокату.

– Чем чревато это для моей жены? – задал ему вопрос после пересказа услышанного.

– Ничем, это простое запугивание. Им нужен ты. – И после паузы: – Видишь, подтвердились мои худшие предположения: они приехали тебя арестовать и увезти к себе. Позже постарайся дозвониться жене и дай мой телефон. Пусть завтра позвонит и подробно мне всё расскажет. При необходимости я туда приеду. Сам туда соваться не вздумай.

Решили звонить домой после десяти вечера, а пока друг повез меня к своему юристу. И он почти слово в слово повторил предостережение моего краснодарского адвоката. А еще дал совет:

– Если дозвонишься, продиктуй жене текст заявления, который сейчас напишем. Завтра утром пусть идет с ним в прокуратуру и сидит там до тех пор, пока кто-нибудь ее не примет. Это должно охладить пыл приезжих.

Все так и сделал. Обыск закончился как раз перед моим звонком. Из разговора узнал, что детей сестра жены уже увезла в Армавир. Любе оставили повестку на завтра и предупредили, чтобы пришла со мной. И подчеркнули, что в противном случае она там останется. Люба подробно рассказала о шестичасовом допросе и обыске. Я был поражен ее выдержке. Ни страха в голосе, ни грамма паники или отчаянья. Записала под мою диктовку заявление в прокуратуру и даже попыталась меня успокоить. Договорились, что я позвоню в 17.00. Если будет не одна, трубку брать не будет. Повторно буду звонить через каждые два часа.

Ничего этого не понадобилось. После обеда за мной заехал друг и сказал:

– Я не выдержал, позвонил твоей жене. Мы договорились с ней о встрече в хуторе Троицком у моих родственников. Едем! Она, наверное, уже там.

От неожиданности я даже не спросил, как она туда доберется. Мой первый вопрос:

– Кто тебя привез?

Люба показала на стоящий велосипед.

– Сама добралась!

У меня глаза полезли на лоб – это же двадцать километров! Но продолжать эту тему не стал, только с тревогой спросил:

– Почему рискнула приехать?

– Краем уха услышала, что они уезжают, – ответила Люба и продолжила: – Утром мне повезло, меня сразу принял дежурный помощник прокурора. Внимательно выслушал, взял заявление и сказал: “Идите, мы разберемся”.

Когда подходила к милиции, из дверей быстрым шагом вышел вчерашний капитан. Он молча прошел мимо Любы и направился через дорогу в прокуратуру. В кабинете, где ее вчера допрашивали, его спутник, не здороваясь, недовольно вымолвил: “Ждите в коридоре”.

Минут через двадцать появился капитан и на ходу бросил ей фразу: “Идите домой”.

Прошел в кабинет, хлопнув дверью. От удара она немного приоткрылась, и Люба услышала обрывок фразы: “Надо уезжать! Можем и на неприятности нарваться”.

Из этого она поняла, что им сейчас не до нас.

И, показав на велосипед, жена добавила:

– У меня же разряд по лыжам, так что двадцать километров на велосипеде для меня пустяки.

Ни до ни после мне не приходилось видеть ее на велосипеде. Я долго смотрел ей вслед, пока она не скрылась за горизонтом, и думал: «Сколько горя предстоит вынести семье из-за моих необдуманных поступков!»

Почему-то вспомнилось, как три месяца назад ко мне домой приезжала главный бухгалтер завода. У нее тоже вышел конфликт с директором. Она со слезами на глазах просила меня, чтобы я уговорил Чаусского ее выслушать. Только выслушать! Теперь я ее понимаю. А тогда отмахнулся, даже до конца не дослушал.

За всё в жизни надо платить. И я заплатил сполна. Меня уволили по статье за прогулы. На всякий случай два месяца вынужден был жить у родственников на Украине. На всё наше имущество был наложен арест. С помощью адвоката с жалобами дошел до Генеральной прокуратуры. В ответ – только отписки или молчание.