Текст книги "Поджигатели (Книга 1)"

Варга и Руис чокнулись.

Энкель посмотрел из-под очков на генерала и, подумав, стал аккуратно складывать разбросанные по столу бумаги. Через полчаса дом погрузился в темноту.

После полуночи, как было условлено, Зинн зашёл за Матраи, чтобы вместе обойти расположение бригады. Подойдя к незавешенному окошку, Зинн заглянул в него, прежде чем стукнуть в стекло. У стола все так же сидел Людвиг Энкель. Его рука с пером все бегала по тетрадке. Это, конечно, была не книжка приказов, а личная тетрадь писателя Энкеля. В неё он ежедневно, пользуясь каждой свободной минутой, записывал свои наблюдения для романа, над которым не переставал работать ни при каких обстоятельствах, к добродушной зависти генерала.

Матраи сидел в дальнем углу, на походной койке, закинув руки за голову. Глаза его были закрыты, брови насуплены. Когда Зинн осторожно стукнул в окошко, Матраи поднял голову и посмотрел на зажатый в руке листок, потом вокруг себя. Можно было сказать с уверенностью, что мысли его вернулись издалека. Он быстро встал и, надев фуражку, вышел к Зинну. Стоя на крыльце, он достал бумажник и бережно вложил в него листок, который все ещё держал в руке.

– Мои только что вернулись из Беликов, – смущённо пояснил он, словно было что-то стыдное в том, что он хотя бы на короткое мгновенье отдался личному.

Зинн знал, что в Беликах, деревне на Полтавщине, Матраи, уезжая в Испанию, оставил на лето жену и дочь.

Они молча шагали по каменистой дороге. Сдержанный вздох Матраи как бы дал Зинну понять, что с личным покончено…

Когда они вернулись в штаб, Энкель поднялся из-за своего стола и торжественно вручил генералу бланк депеши.

«Копия Мадрид.

Центральному Комитету Коммунистической Партии Испании.

Товарищу Хосе Диас.

Трудящиеся Советского Союза выполняют лишь свой долг, оказывая посильную помощь революционным массам Испании. Они отдают себе отчёт, что освобождение Испании от гнёта фашистских реакционеров не есть частное дело испанцев, а – общее дело всего передового и прогрессивного человечества.

Братский привет!

И.Сталин».

Матраи прочёл текст и, обернувшись к Зинну, протянул ему депешу.

– Смотри, привет партии! – сказал он.

15

Монти отпустил таксомотор у министерства внутренних дел и нырнул под арку Кинг-Чарльз-стрит, чтобы кратчайшим путём выйти к тому месту, где надеялся перехватить Флеминга. Он знал, что Флеминг всегда проходит вдоль решётки Сент-Джеймского парка. Место казалось Монти удобным, чтобы поговорить с проклятым упрямцем, чьё влияние на Бена проявилось вдруг с такою силой. Кто бы мог думать, что все советы Маргрет будут так легко забыты Беном и ни одно обещание, из данных им Монтегю, не будет исполнено под влиянием нашептываний какого-то чиновника, неизвестно откуда взявшегося!

Впрочем, тут Монти кривил душой. Он отлично знал, что мистер Флеминг как бы заимообразно дан министерством колоний министерству иностранных дел на время работы Комитета по невмешательству. Попытки Маргрет уговорить мужа отказаться от Флеминга наталкивались на сопротивление Бена. Монти не хуже самого Бена знал причину его упрямства: Флеминг был на редкость расторопный человек. Ему было за сорок, и вообще это был вполне солидный мужчина, имеющий за спиною два тома научных трудов о бабочках Новой Гвинеи. Когда стало известно, что мешающий проискам спекулянтов секретарь комитета – энтомолог, Монти решил, что, купив ему сачок и коробку для собирания бабочек, он овладеет душою и телом простака.

Но простак оказался вовсе не так прост. Отличный знаток канцелярских порядков, Флеминг сразу же завоевал подступы к сердцу председателя тем, что содержал делопроизводство комитета в идеальном порядке. Любая справка могла быть получена в течение нескольких минут; стенографические отчёты заседаний, аккуратно отпечатанные и изящно переплетённые, быстро рассылались послам – членам Комитета по невмешательству в дела Испании. Бен блаженно улыбался, выслушивая комплименты чёткой работе комитета. Но и это удовольствие было сущим пустяком по сравнению с тою пользой, какую Флеминг приносил Бену в процессе самих заседаний комитета.

Привыкнув улавливать подаваемые шопотом советы секретаря, Бен обнаружил неожиданную для всех способность принимать решения, не съездив домой.

Именно это-то и противоречило планам Монтегю. Помимо того, что Монтегю удалось задёшево купить в Испании участок с богатыми запасами олова, он ещё взял на себя проведение очень выгодной операции с переотправкой франкистам большой партии оружия из Гамбурга. Способ доставки в Испанию оружия, рассказанный ему Маргрет, оказался великолепным. Два парохода уже были «конфискованы» Франко.

Наведя справки о Флеминге, Монти с достоверностью установил, что никаких доходов, кроме министерского жалованья, у того не было. Жалованья могло хватать на самую скромную жизнь. Научная работа энтомолога не давала Флемингу ничего, – напротив, его сбережения ушли на издание двух книг. Третья, по мнению Флеминга самая ценная, до сих пор не была опубликована. Одновременно Монтегю узнал и то, что именно издание работы о Troides (ornithoptera) meridionalis Rothsch является своего рода навязчивой идеей чиновника-энтомолога. На этом-то пункте Монти и решил построить свою атаку: он поможет Флемингу издать книгу, потом подсунет ему пакет второсортных испанских бумаг – и Флеминг будет у него в руках, а с Флемингом – и Комитет по невмешательству.

Ничего не подозревавший объект этих происков, мистер Флеминг, размеренным шагом шёл вдоль ограды Сент-Джеймского парка. Мелкий дождь шуршал по его раскрытому зонту. Скатывавшиеся на спину капли собирались в струйки и стекали сзади по плащу на брюки. Но мистер Флеминг не думал ни о дожде, ни о намокших брюках. Его мысли были далеко. Они витали в насыщенных парной духотой зарослях Новой Гвинеи, где он провёл лучшие годы жизни и собрал коллекцию бабочек, доставившую ему звание корреспондента Королевского общества. Взгляд его машинально скользил по деревьям с той стороны ограды, но вместо их серых, уже наполовину оголённых ветвей перед его умственным взором проплывала густая зелень далёкого острова.

В этот получас прогулки между вокзалом и министерством, ещё принадлежавший ему, Флеминг имел право отдаться тому, что было подлинным смыслом его существования на протяжении последних лет, – мечте об акклиматизации на Британских островах великолепной гвинейской бабочки. Это было тем слабым местом Флеминга, какое существует в психике почти каждого человека. Будучи практиком и приверженцем реалистического взгляда на все явления жизни, там, где дело касалось бабочек, Флеминг сразу соскальзывал с почвы реальности. Он искренне полагал, что появление огромной черно-зелёной красавицы в садах Англии было бы событием.

По мере того как за серой сеткой дождя вырисовывались контуры правительственных зданий, служебные мысли начинали вклиниваться в приятные размышления о бабочках. И, раз уже переключившись на мысль о службе, Флеминг не возвращался к бабочкам. Он был исполнительный чиновник и старательно относился ко всякому делу, порученному ему начальниками.

Попав недавно в комитет, Флеминг без труда понял, что истинной целью представленных в нём правительств, кроме Советского, является такое ведение дел, которое не мешало бы генералу Франко одержать победу над республикой. Франция и Англия не составляли исключения, несмотря на все давление, какое массы этих стран оказывали на свои правительства. Повидимому, немалое влияние на ход дел в комитете оказывали и международные круги спекулянтов, спешивших нажиться на войне в Испании.

Все это быстро стало ясно Флемингу. Стало ему ясно и то, что в отношении Испанской республики все это было действительно вопиющей несправедливостью. Но ведь его послали сюда вовсе не для того, чтобы бороться за справедливость. Его обязанностью было создавать порядок в канцелярии комитета. И только. Даже если бы в душе его шевельнулось желание чем-нибудь помочь республиканцам, он легко подавил бы его. Впутываться в дела, которые его не касались, – за испанцев или против них, – значило рисковать служебной карьерой, а следовательно, и возможностью приватно заниматься бабочками…

Монти поймал мистера Флеминга уже совсем недалеко от подъезда министерства. Ему пришлось даже сделать несколько быстрых движений, чтобы пересечь Флемингу дорогу. Монти радостно хлопнул себя по лбу, словно неожиданная встреча с Флемингом заставила его что-то вспомнить.

– Как кстати я вас встретил!

Флеминг с равнодушным видом складывал зонтик.

– Да, это чрезвычайно удачно! – повторил Монти. – Кто-то говорил, будто вы занимались в колониях чем-то таким… – Монти щёлкнул пальцами, вспоминая ускользнувшее слово: – энтомологией, о!

– Совершенно верно! – Флеминг с недоумением посмотрел на Монти: репутация брата председателя комитета была ему хорошо известна, но не думает же он, что бабочек можно разводить с целью дохода?!

– У вас есть труды по этой части? – спросил Монти.

– Да.

– Я имею в виду неизданные труды.

– Да.

– Я начинаю издательское дело… такая, знаете ли, серия: «Богатство фауны Британской империи».

В глазах Флеминга снова загорелся свет, погасший при приближении к служебному порогу.

– Да?

– Меня особенно интересует фауна наших заморских владений: Новая Гвинея и тому подобное.

– Моя работа касается бабочек Новой Гвинея, – скромно сказал Флеминг.

– Отлично! – воскликнул Монти. – Мы можем купить вашу рукопись! Вы слышите: мы покупаем ваш труд, мы платим деньги!

– Это интересно, – неуверенно произнёс Флеминг.

Монти удивлённо посмотрел на него. Он в первый раз в жизни видел человека, который при слове «деньги» колебался или думал о чём-то другом. Теряя терпение, он сказал:

– Несите вашу рукопись – и завтра же чек!

– Да, да… Это очень интересно.

Флеминг приподнял шляпу и исчез в подъезде.

Завернув за угол, Монти остановился. Совершенно новая идея пришла ему на ум: чек Флемингу он, конечно, выпишет завтра же, но рукопись… да, рукопись он не станет печатать: он её законсервирует. Это будет отличный способ воздействовать на Флеминга! Может быть, даже не понадобится дарить ему испанские бумаги.

16

Один из добровольцев, здоровенный детина, лежавший слева от Даррака, с интересом, в котором сквозило лёгкое презрение, следил за тем, как тот в третий раз принимался устраивать себе прикрытие. Француз делал это, подтягивая к себе кирпичи и аккуратно складывая их в дыре, пробитой снарядом.

– Послушай, Луи, – сказал доброволец, – ты, верно, воображаешь, что это коробки с шоколадом?

Добровольца звали Айком Стилом. Он был американец, когда-то строительный рабочий, потом авиационный механик, превратившийся теперь в пехотного солдата. У республики было слишком мало самолётов, чтобы использовать около них всех, кто умел с ними обращаться. Не было ничего мудрёного в том, что Айк лучше скрипача знал, как обращаться с кирпичом.

Айк боком подполз к Дарраку и, сдвинув вместе два больших обломка стены, устроил надёжный бруствер.

– Можно подумать, что вы занимались этим всю жизнь, – вежливо проговорил Даррак.

– Отец мне всегда толковал, что никакая наука не пропадёт даром. А этому я научился двадцать лет назад, когда нас приволокли в Европу такими же цыплятами, как ты сейчас. Вот и выходит, что мой старик был прав – наука не пропала.

Гулкий удар мины под самой стеной заглушил конец фразы Стила. Все прижались к полу.

Стил стряхнул с себя осыпавшуюся со стены извёстку.

– Все это было бы пустяками, если бы мародёры не стреляли по нас из американских миномётов!

– Хорошо, если бы только из миномётов… – проворчал кто-то рядом. – Говорят, у них все иностранное: от пушек до рубашек. А раз так, наверно, уж не дали маху ни ваши американские, ни всякие другие товарищи.

Даррак молча слушал, глядя поверх бруствера на небо, на видневшиеся впереди деревья Каса дель Кампо и на развалины домов между этими деревьями и тем строением, которое занимала их собственная рота.

Вероятно, ещё недавно тут помещалась факультетская библиотека. Вороха книг с шорохом и стуком сыпались за спинами бойцов при каждом близком разрыве. Шкафы разваливались от сотрясения; ни в одном из них давно не было стёкол.

– Мир – удивительная штука, – сказал англичанин Крисс. – Идёт оживлённая торговля всем, чем можно: на американские деньга покупают немецкое оружие для франкистов; французы делают к этим пушкам снаряды, чтобы стрелять в нас же, французов.

– Уж это ты брось, – послышался голос эльзасца Лорана, – французы не станут делать снаряды для этой сволочи!

Стил протяжно свистнул.

– Чем французский фабрикант лучше нашего? Одна шайка. Одна во всем свете. Особенно эти, которые делают оружие!

– Только не французы, – упрямо заявил из своего угла Лоран.

– Да что они тебе дались, словно у тебя самого оружейная фабрика! – со смехом крикнул боец, устраивавший себе ложе из книг.

– Честное слово, Лоран, ты меня удивляешь, – терпеливо сказал Стил. – Ты что, приехал сюда как адвокат фашистов?

– Я приехал, чтобы ещё раз набить морду бошам. Вот и все, – сказал Лоран.

– Тогда тебе предстоит ещё очень многое понять. Но ты не…

– Да ты не отчаивайся, Лоран, – со смехом перебил новый боец, – тут ты все скоро поймёшь. Ребята из разведки говорили, что вчера напоролись на склад снарядов у батареи башибузуков. Снаряды имели клеймо Шнейдера.

– Крезо? – недоверчиво спросил Лоран.

– А то какого же?

Лоран все ещё недоверчиво покачивал головой:

– К немецким пушкам?..

– По маленькому открытию каждый день… – начал Стил.

– …и ты уедешь отсюда профессором, – закончил другой боец.

– Хотел бы я знать, – в раздумье произнёс Лоран, – какого чорта они тянут там, в Комитете по невмешательству.

– Он для того и создан, чтобы тянуть, – вставил замечание Даррак.

– Ты был там? – насмешливо спросил Лоран. – А я был в Париже, когда Блюм предложил его, это самое невмешательство. У него были честные намерения.

– Честные намерения старой шлюхи, – сказал Стил.

– Но, но! Блюм всё-таки наш, социалист.

– Банкирский сынок-то? Знаем мы таких социалистов. Вроде лейбористов из лордов… Знаем, – веско проговорил англичанин, до сих пор слушавший молча. – Скажи, дружище, сам ты кто, из рабочих?

– А то кто же, – обиженно ответил Лоран, – жестянщик я и, говорят, не из последних… Только не везёт мне в жизни, давно сижу без работы.

– Значит, не по пути тебе с Блюмом, товарищ, послушай лучше коммунистов, – сказал Крисс.

Грохот нового разрыва заглушил ответ Лорана. Это уже была не мина. Снаряд разорвался, ударившись в стену следующего дома.

– Наше счастье, что они стреляют, как сапожники. А то с их запасом снарядов…

Звук резкий, свистящий и очень быстро удаляющийся снова пронизал пространство. Так же мгновенно, как возник, он разрешился хлещущим отрывистым ударом разрыва где-то далеко позади библиотеки.

– Удивительно, – сказал Стил. – К этому времени они обычно уже стелют кроватки для послеобеденного отдыха, а тут… Они что-нибудь затевают!

Огонь фашистов усиливался. Над головами бойцов снова и снова слышался скрипучий, вибрирующий свист пролетавших снарядов.

– Сточетырехмиллиметровки, – определил Стил.

Остальные молчали, инстинктивно наклоняя головы при звуке приближающегося снаряда. Почти все они прежде были солдатами. Их нельзя было удивить орудийным обстрелом, но то, что начиналось сегодня, происходило тут в первый раз. В пролом стены, за спинами бойцов, было видно, как на склоне холма, где расположены резервы Интернациональной бригады, дымные облачка разрывов сливались в сплошную тучу. Она меняла окраску, шевелилась, как живое существо, то вспухая, то брызжа в стороны длинными чёрными лучами, то выбрасывая вверх стремительные фонтаны жёлтого или белого дыма. Пламя пронизывало тучу то золотистыми стрелами, то языками – оранжевыми и яркими, как клочья начищенной меди.

Даррак видел такое впервые, так же как и Лоран.

Тяжёлый снаряд, пронизав угол дома, обдал всех дождём кирпичных обломков. Обгоняя их, истерически завизжали осколки снаряда. Один из них со скрежетом царапнул стену над Дарраком и врезался в паркет, торчком, как матросская свайка. Кусочек металла ещё дрожал и гудел подобно камертону, когда Даррак с любопытством потянулся к нему, но под общий смех бойцов тотчас испуганно отдёрнул руку: рваные края осколка обожгли ему пальцы, как зубья раскалённой пилы.

– Когда такая штука попадает в человека, она распарывает его, как мешок с требухой, – проворчал кто-то.

Даррак с недоверием посмотрел на осколок. Он был не более трех-четырех дюймов в длину. Но его зазубренные края выглядели зловеще.

– Да, – сказал Стил, – представить себе это может или тот, кто тут побывал, или сумасшедший.

– Эти могут все, – рассмеялся кто-то.

– Мы с вами, ребята, тоже можем все, – уверенно сказал Стил. – Ну-ка, скажите мне, чего мы не можем?

– Знать, для какого чорта они затеяли сегодня эту кутерьму.

– Небось, Матраи уже догадался.

– Это верно, – отозвалось сразу несколько бойцов. – Наш генерал наверняка уже знает всё, что нужно!

– Я проторчал в окопах всю ту войну, – задумчиво проговорил пожилой боец, – но, убейте меня, не видел такого генерала. Да и не думал, что такие бывают.

– Говорят, в России…

– В России. Мало ли что есть в России и чего мы никогда не увидим!

– А может быть, и увидим, а? – мечтательно проговорил боец помоложе. – Ради чего же мы сейчас валяемся тут, как не ради того, чтобы увидеть, наконец, то же, что увидели русские?

– Пожалуй, – согласился пожилой боец. – Ты сказал именно то, что я не знал, как выразить.

Даррак закрыл глаза и прижался лбом к прикладу винтовки. Он, кажется, понемногу привыкал ко всему: к жужжанию пуль, к реву снарядов, к бессоннице и грязи, даже к тому, что он давно уже не видел свою, оставленную в ротном обозе, скрипку. Наконец, он, повидимому, привык даже к тому, что его пальцы, длинные тонкие пальцы скрипача, были черны от многодневной грязи и покрыты ссадинами. Ему казалось, что он привык ко всему. Ко всему, кроме одного: он не мог привыкнуть к раненым. Да, это было, пожалуй, единственным, к чему ещё не мог тут присмотреться Даррак – раненые, страдания раненых.

Между тем беседа под грохот канонады продолжалась.

– Мы должны с этим покончить, – сказал Стил.

– Чтобы покончить с этим, нужно покончить с Германией! – непримиримо крикнул Лоран.

– Милитаризм – это не только Германия, – возразил Стил.

– Но сегодня его зовут «Германия»!

– Я вам скажу, ребята, – проговорил Крисс: – наши британские лорды в этом отношении немногим лучше немцев.

– А американские «короли» и их прихлебатели?

– Пожалуй.

– А французы из этих самых… «двухсот», так те и вовсе.

– Это так, – поправил Стил, – но во всех этих странах ещё есть и люди, способные протестовать и бороться против того, что их делают пешками в этой проклятой игре.

– И они должны победить, непременно должны! – сказал Даррак.

– Кого? – спросил кто-то.

– Фашистов.

– Этого мало. Победить нужно не фашистов, а фашизм, не генералов, а войну. Войну как таковую, чорт её побери! А для этого нужно свернуть шею хозяевам – тем, кто стоит за фашистами и за генералами.

– Ради этого мы и здесь, – снова сказал Стил.

– И попомните моё слово, ребята, – сказал англичанин: – драться нам придётся не только здесь!

– Верно, Крисс, – со спокойным кивком подтвердил Стил. – Здесь, в Испании, мы даём первый открытый бой всей международной шайке. А когда-нибудь, – и в его голосе послышалась мечтательность, – соберёмся опять вместе, все, всей бригадой, но тогда в ней будет уже не десять тысяч, а десять миллионов штыков, и окончательно загоним в могилу всю шайку…

– Хватит! – испуганно сказал Лоран.

– С тебя уже хватит! Вот блюмовская школа! – насмешливо произнёс американец. – Нет, эльзасец, когда мы покончим с этим здесь, нам придётся ещё немало драться. Может быть, даже у себя дома.

– Со своими? – спросил Лоран.

– Иначе их не приведёшь в чувство, – сказал Крисс.

– Ты прав, – сказал Стил, – настолько-то мы с тобою знаем собственных сволочей.

– Эй, эй, глядите-ка, ребята! – крикнул пожилой боец.

Он высунулся было в наполовину заложенное мешками окно, но пули франкистов тотчас заставили его отползти обратно. Следом за ним и все стали смотреть на небо, которое было хорошо видно в дыру, зиявшую на месте стеклянного купола библиотеки.

– Проклятое вороньё, – сердито проговорил пожилой боец. – Всегда так, десять на одного… Заклюют!

– Не заклюют! – сказал молодой. – Смотри, как он даёт им.

Истребитель с республиканскими знаками на крыльях отбивался от десятка насевших на него итальянских «Фиатов». Он уже сбил одного; второй, дымя, поспешно уходил в своё расположение. Но силы были слишком неравны. Дело кончилось тем, что республиканский самолёт загорелся, завертелся в воздухе, начал штопорить. Вот от него отделился падающий лётчик. Через несколько секунд над его фигуркой брызнула струя белого шелка, а ещё через мгновенье раскрылся парашют.

Затаив дыхание, бойцы следили за тем, как ветер несёт лётчика к зданиям Университетского городка. Им казалось, что лётчик упадёт прямо на железные стропила разбитого купола библиотеки.

Но случилось нечто худшее: лётчик упал между позициями своих и франкистов. Из окопов фашистов тотчас поднялся пулемётный огонь. Они стреляли со всех точек, с которых могли достать до места падения лётчика свинцовыми струями своих пулемётов.

Потом между лётчиком и франкистской позицией разорвалось несколько ручных гранат. Но они до него не долетали.

– Его счастье, – с облегчением проговорил пожилой боец. – Ночью ему удастся переползти к нам.

– До ночи они добьют его из миномётов, – заметил Даррак.

– Так или иначе, они до него доберутся, – сказал молодой боец. – А впрочем… впрочем, мы им не дадим. Верно, ребята?

– Что ты хочешь сделать?

– Мы должны его вытащить.

Стил в сомнении покачал головой:

– Разве только когда стемнеет.

– Я об этом и говорю, – подтвердил молодой.

– Верно, друг, – согласился Крисс. – Как только стемнеет, мы должны его вытащить.

– Непременно вытащим! – послышалось несколько голосов.

Стил согнул из железного листа нечто вроде рупора, чтобы предупредить лётчика. С ним пробовали заговорить на всех языках, какие были известны бойцам, но он не откликнулся ни на один.

Последним сделал попытку окликнуть лётчика Лоран.

– Поговори-ка с ним по-немецки, – предложил кто-то.

К всеобщему удивлению, лётчик на этот раз действительно отозвался. Он оказался чехом.

Повидимому, франкисты разгадали намерение республиканцев. Через короткий промежуток времени из их окопа послышалась немецкая речь. Франкисты обратились к лётчику с предложением выбирать: с наступлением темноты переползти к ним или быть сожжённым из огнемёта, который сейчас будет доставлен во франкистский окоп.

Интернационалисты молча переглянулись…

Сумерки сгущались.

В неприятельском окопе было заметно движение. Вскоре оттуда крикнули на испанском и немецком языках, что огнемётчики прибыли, огнемёт установлен.

– Что делать? – спросил пожилой доброволец. – Не можем же мы им позволить сжечь этого чешского парня… Послушай, Лоран, крикни, чтобы он попробовал переползти поближе к нам.

– Не нужно! – Стил остановил Лорана. – Ещё слишком светло. Скажи ему только, что мы постараемся ему помочь.

Некоторое время лётчик молчал. Потом удалось с трудом разобрать его ответ: он ранен в ногу, он не может двигаться.

– Ранен в ногу? – сказал пожилой боец. – Ну что же, придётся его оттуда вынести.

Стил оглядел небо. На его потемневшем фоне блески разрывов становились все ярче.

– Через полчаса будет темно! – сказал Стил, и все поняли, что это значит: через полчаса они должны спасти чеха.

Переползая от простенка к простенку, Стил перебрался в соседнюю комнату, где находился командир роты. Посоветовавшись, они вызвали по телефону батальон и сообщили о положении лётчика. Через пять минут из батальона позвонили и сообщили, что точно засекли огнемёт. Командир батальона обещал ровно через полчаса выпустить по нему из своей единственной пушки пяток снарядов. Большего он обещать не мог.

С этой вестью Стил вернулся к своим. Пулемётчики дали несколько коротких пристрелочных очередей, чтобы попытаться, когда наступит момент, заткнуть глотку пулемётам франкистов. Стрелки приладили винтовки. Каждый выбирал себе точки поприметней, чтобы не тратить зря патронов, когда станет темно.

В библиотеке воцарилась тишина.

Затихли и фашисты.

Однако они молчали не долго. Вскоре послышался глухой выкрик из мегафона:

– Эгей, лётчик! Даём тебе пять минут, чтобы собраться в дорогу… либо к нам, либо на тот свет.

Как бы для придания веса своим словам, франкисты выбросили из огнемёта короткую струю, мгновенно воспламенившую несколько срезанных снарядами пней между позициями. Они сгорели быстро и ярко, как ракеты.

Даррак ещё никогда не видел действия огнемёта.

– Боже мой! – вырвалось у него.

– А ты думал, шутки? – усмехнулся пожилой солдат.

– Вот мерзавцы, – пробормотал Лоран. – Какие мерзавцы, о господи!

Стил посмотрел на часы.

– Придётся поспешить.

Он послал бойцов позвонить командиру батальона, чтобы вызвать огонь на огнемётную точку немцев не через полчаса, как было условлено, а через пять минут.

– По первому же выстрелу пушки начнём вылазку, – сказал Стил.

Глядя на опытных бойцов, Даррак тоже снял с себя лишнее снаряжение и примкнул штык. Но Стил сказал:

– Это не для музыкантов.

Даррак промолчал, но по его взгляду Стил понял, что не должен был этого говорить.

– Я вовсе не хотел тебя обидеть. Мне просто жалко тебя… именно как музыканта.

Даррак опять ничего не ответил и отвернулся.

– Ладно, пойдём! – сказал Стил и подумал: «Как бы не пришлось вытаскивать двоих вместо одного».

Под прикрытием темноты и редкого, отвлекающего огня своих стрелков участники вылазки спустились по стене. Ломая ногти в кровь и раздирая ладони, Даррак сполз следом за другими на груду битого кирпича. И странно, как только он перестал чувствовать перед собою стену, отделявшую его от противника и как бы заключавшую его в одну коробку с товарищами, он сразу утратил то чувство беспомощности, которое постоянно держало его в тисках какой-то зависимости от остальных. Темнота защищала его от взглядов более опытных бойцов. Именно потому, что никто, кроме его собственной совести, не контролировал сейчас его действий, он решил действовать так, как действовал бы на его месте самый опытный, самый мужественный и сильный солдат. Больше всего ему хотелось первым добраться до лётчика, спасти его. Даррак не думал о том, под силу ли ему это. Сейчас ему было под силу то, ради чего он приехал в Испанию, – подвиг. Сейчас для Даррака в незнакомом ему чешском лётчике сосредоточилось все: Испанская республика, силы антифашизма, победа над Гитлером, Муссолини и Франко, победа над войной.

Повидимому, заподозрив в замеченном движении интернационалистов что-то более серьёзное, чем спасение лётчика, франкисты открыли беглый огонь из ручного оружия. За спинами Стила и его спутников, на том рубеже, который они уже успели миновать, вспыхивали светляки разрывных пуль и стали одна за другой глухо рваться мины. Через одну-две минуты высоко над их головами звонко разорвались первые шрапнели и послышался посвист разлетающихся пуль.

Даррак полз, ничего не замечая, не думая ни о чём, кроме спасения чеха. Он в первый раз остановился и инстинктивно прижался всем телом к земле только после близкого разрыва гранаты, когда на него посыпался дождь камней и ком земли ударил ему в плечо.

Когда Дарраку показалось, что он уже должен был доползти до места, где лежал лётчик, он поднял голову и огляделся. Он обрадовался тому, что вспыхнувший в вышине яркий свет ракеты позволил ему все увидеть. Но удар по каске заставил его снова прижаться к земле. Послышался сердитый голос Стила:

– Молодец, Луи, но не сходи с ума!

И Даррак понял, что взводный все время был рядом с ним. Но теперь он не испытывал неловкости от этого соседства. Только ещё большая уверенность в своих силах овладела им.

– Я не вижу чеха, – сказал он Стилу.

– Вперёд и вправо… метров пять. Только осторожно, когда мародёрская ракета будет уже у земли.

Даррак посмотрел в указанном направлении, но ничего не увидел. И он понял, что одному ему ничего не удастся сделать. Как только ракета погасла, он снова услышал голос Стила:

– За мной, Луи!

Отчаянно работая локтями, Даррак пополз за едва различимым в темноте Стилом.

Через минуту они оба лежали в воронке рядом с лётчиком.

– Меня зовут Купка… Ярош Купка. Я думаю, что придётся отрезать ногу, дьявольски горит, – сказал чех так, словно уже был у своих.