Текст книги "Поджигатели (Книга 1)"

20

Телефон не работал. Зинн пошёл к тельмановцам. Они, как всегда, занимали один из самых ответственных участков на фронте бригады. По мере того как серая полоса рассвета за спиною тельмановцев делалась шире, разгорался и огонь фашистов, словно они своими громами хотели испугать не только войска республиканцев, но и самое солнце и загнать его обратно за далёкий горизонт, в преисподнюю, туда, откуда нет возврата, – пусть лучше вечная тьма, чем республика.

Серовато-бурый склон холма, в который врывались тельмановцы, был ещё в густой тени. Разрывы шрапнелей кудрявились яркими клубками на фоне тёмного леса. Их чёрные клочья освещались короткими вспышками. Султаны жёлтого песка стремительно взлетали к небу и медленно оседали, словно бы не желая возвращаться на эту страшную землю, терзаемую огнём людской вражды. С визгом неслись осколки новых снарядов. Они срезали ветки, со звоном вонзались в стволы деревьев. Когда большой осколок врезался в кучу камней, служившую бруствером, раздавалось скрежетание, будто большое тупое сверло буравило скалу.

Бойцы сидели, прислонившись к передней стенке окопа. По обычаю, перенятому у испанцев, они кутались в одеяла. Хотя уже почти рассвело, – пронизывающий холод ночи все ещё сидит у них в костях. Они знали: так будет, пока не поднимется солнце. Тогда холод сменится жгучим зноем и одеяла придётся растягивать на штыках, чтобы защищаться от солнца, такого же жестокого и неприветливого, как холод ночи.

Когда Зинн вошёл в окоп, бойцы, прижавшись друг к другу, слушали звуки песни, летевшие из репродуктора, который был врыт в стенку окопа и ограждён козырьком от осколков.

Слушали все. Солдатский слух бережно вылавливал каждый вздох певицы в привычном хаосе звуков.

– Как дела? – спросил Зинн.

Повидимому, в полутьме окопа его не узнали. Кто-то с досадой махнул ему рукой: молчи!

Так же, как другие, Зинн приткнулся к каменистой стенке окопа. Возле него опустился высокий человек, снял пилотку и отёр ею лоб. Зинн пригляделся и узнал Крисса. То ли англичанин очень устал, то ли был поглощён пением Тересы, – он даже не взглянул на Зинна.

С тельмановцами Крисса связывала старая дружба. Он был тоже из тех, кто пришли сюда первыми, – оператором, снимавшим для военного министерства республики хронику фронта. Но в аппарат его угодила пуля – подлая разрывная пуля из немецкой винтовки. Камеру разнесло. Крисса хотели отправить в тыл за новым аппаратом, но он не поехал, а остался в бригаде. С тех пор он и командует взводом связи. Когда певица умолкла, кто-то негромко сказал:

– С этим можно полезть в любое пекло!

– Да, песня – это…

Все ждали продолжения, но говоривший молчал.

– А недурно бы иметь жену-певицу, – произнёс кто-то, – было бы весело жить!

Крисс поднял голову:

– Ты думаешь?

– Ха, эти киношники знают все на свете! Можно подумать, что ты, Крисс, всю жизнь прослужил в опере, – огрызнулся капрал.

– Или, по крайней мере, был женат на певице, – отозвался ещё кто-то.

Зинн локтем почувствовал, как вздрогнул англичанин.

– Клянусь небом: это было худшее время моей жизни!

– Видно, ты угадал, – сказал немец тому, кто пошутил насчёт жены: – наверно, она выла, как кошка. Уж такие они певицы, англичанки!

– Но ты-то не угадал, – все так же спокойно отозвался Крисс. – Она была немка!

Все сразу рассмеялись, но тут снова запела Тереса, и смех сразу затих.

Зинн колебался: как сказать этим людям, что они не должны итти к Тересе? Однако приказание оставалось приказанием, и он передал его.

– Что ж, – решил капрал, – поручим дело Криссу. Ему всё равно итти туда чинить связь. Он и возьмёт для нас пластинку.

– Что скажешь, Арчи?

Англичанин молча кивнул длинной, как огурец, головой и, аккуратно свернув одеяло, положил его в нишу, перекинул за спину винтовку и двинулся к ходу сообщения. Зинн пошёл за ним.

– Нам по пути.

Согнувшись чуть ли не пополам, Крисс шагал по траншее. Это была мелкая канава, выгрызенная солдатскими лопатками в каменистом грунте. Но скоро кончилось и это укрытие. Дальше нужно было двигаться по склону, покрытому пнями сбитых деревьев и заваленному их расщеплёнными стволами.

– Давайте закурим, – сказал Крисс, ложась под защитой поваленного дерева.

Зинн вытащил папиросы. Крисс увидел коробку с изображением чёрного силуэта всадника на фоне голубой горы. Он взял её у Зинна и повертел в руках.

– Мне кажется, что в испанцах, простых испанских ребятах много сходства с русскими… Честное слово! – сказал Крисс.

– Да, хороший народ.

– Ведь верно? Те и другие… – Крисс щёлкнул пальцем по крышке «Казбека». – Если бы они понимали значение здесь такой вот коробки, они сделали бы её из стали, чтобы она могла переходить из рук в руки, через тысячу рук… Удивительная страна!

– Да.

– Бывали в России?

– Да.

– Ну?

– Это здорово!

– Стройка?

– Душа народа!

– Да, нам на Западе это нелегко понять…

– Прежде я думал так же.

– А теперь?

– Понимаю.

– До конца?!

– Ну, может быть, и не совсем…

– То-то!

– Да, я немножко похвастался.

– И что, по-вашему, в них самое удивительное?

– То, что чем больше их узнаешь, тем больше удивляешься.

– Наши ещё не понимают, что такое Россия и что она значит для всех нас. Но когда-нибудь поймут… – Крисс поднялся. – Пошли?

Зинн привстал и машинально почистил колени.

С той стороны, где оборону занимал батальон гарибальдийцев, к путникам подполз итальянец. Он был уже немолод и тяжело дышал. Синий комбинезон не сходился на животе, а рукава и брюки были подвёрнуты, так как были ему непомерно длинны.

Толстенькие пальцы итальянца без церемонии подняли крышку папиросной коробки Зинна и с трудом выловили папиросу.

Зинн дал ему огня.

– Вы куда? – спросил он.

– А разве вы не за пластинками?

– До вас не дошёл приказ не ходить?

Итальянец посмотрел с удивлением.

– Нет, вот покурим и пойдём. – Он вопросительно посмотрел на обоих. – Только немного полежим, правда?

– А тем временем эти скоты перебьют там все пластинки? – сказал Крисс.

И, словно в подтверждение этих слов, над их головами, как рой взбесившихся ос, прожужжала пулемётная очередь.

– Этак обратно ничего не донесёшь! – пробормотал итальянец.

Крисс перевалился через древесный ствол, служивший им прикрытием, и пополз к следующему ходу сообщения.

– Может быть, не так быстро? – задыхаясь, пробормотал итальянец и подозрительная бледность разлилась по его тщательно выбритым щекам. Через несколько шагов он смущённо повторил: – Вы знаете… у меня плохо с сердцем…

Вверху прошуршал и разорвался где-то впереди снаряд. Итальянец снял очки и положил их в футляр.

– Тут вторых не достанешь.

Перед тем как начать спуск к блиндажу агитпункта, они снова остановились.

– Что же она замолчала? – сказал итальянец.

– Что у неё, по-вашему, горло или железная свистулька? – сердито спросил Крисс.

– Могу вас уверить, я не хуже вас знаю, что такое горло артиста, – и итальянец притронулся двумя пальцами к своей шее. Стараясь заглянуть в лежащий впереди окоп, он высунул голову из-за камня. Тотчас засвистели пули. Он поспешно втянул голову в плечи, совсем как черепаха. Заодно, казалось, втягивались в тело и его коротенькие ручки и ножки.

Крисс вскочил и несколькими прыжками достиг окопа.

Зинн подождал, пока до окопа добрался итальянец, и тогда перебежал сам.

Они остановились в дверях блиндажа, и первое, что бросилось в глаза всем троим, был чёрный диск пластинки, вращавшийся на ящике патефона, стоявшего в патронной нише бруствера.

– Ловко нас разыграли, – засмеялся Крисс. – А мы-то…

Тут его взгляд, так же как и взгляд Зинна, упал на лица делегатов других батальонов. Солдаты стояли в ряд вдоль стенки блиндажа и молча смотрели в землю.

– Да что вы все, онемели, что ли? – громко сказал Крисс. – Попадись мне этот чёрный врун Джойс…

– Помолчи… – бросил кто-то из бойцов и показал глазами в угол блиндажа. В полутьме Крисс увидел негра Джойса из батальона Линкольна. Рядом с ним сидел на земле командир конных разведчиков Варга. Джойс сидел, охватив голову ручищами.

Когда Варга услышал голос Крисса, он приподнял край серого солдатского одеяла. Зинн, Крисс и итальянец увидели смятую кружевную мантилью и разломанный надвое большой черепаховый гребень. Увидели и лицо певицы. Загар словно сошёл с него, и оно стало светлосерым, почти белым. Круглый открытый лоб прорезала упрямая морщинка от переносицы до самых волос – чёрных, блестящих.

Крисс шагнул было к телу, но попятился и провёл рукой по лицу.

Итальянец на цыпочках подошёл к микрофону и поднял адаптер, кружившийся на пластинке.

– Мне очень жаль, сеньоры, что здесь нет… шарманки, обыкновенной шарманки. Но я все же попробую… – Он кивнул Варге: – Прошу вас.

Варга послушно взял гитару.

В окопах и между линиями из микрофонов полился простуженный тенор итальянца:

 
С дальней родины мы ничего не взяли,
Только в сердце ненависть горит.
Но отчизны мы не потеряли:
Наша родина теперь – Мадрид…
 

21

План операции предусматривал одновременный удар республиканцев на нескольких участках мадридского фронта обороны. Удар бригады Матраи и трехтысячного отряда анархистов имел целью выбить франкистов, засевших на западной границе Каса дель Кампо, и бросить их под удар сильной группы Барсело, наступавшей в более выгодных условиях со стороны Посуэло де Аларкон. Анархисты были поставлены рядом с Интернациональной бригадой Матраи потому, что ненадёжность первых страховалась стойкостью вторых. Одновременно с Матраи полковники Листер и Буэно должны были ударом на правый фланг франкистов подготовить обходный манёвр большой ударной группы, направленной на треугольник Лос-Анжелос – Хетафе – Леганес, где закрепились вторая, третья, пятая и шестая резервные колонны франкистов. Все это, вместе взятое, должно было заставить главные силы мятежников вытянуться из клина по линии аэродрома Хетафе – Леганес – Алькоркон – аэродром Куатро Вентос. В перспективе была возможность отрезать от главных сил левое крыло мятежников, состоявшее из первой и четвёртой ударных колонн. Для этого от Посуэло де Аларкон и Боадилья дель Монте должен был ударить Барсело своими силами, состоявшими из 3-ей испанской и 11-й интернациональной бригад.

Силы мятежников были значительно многочисленнее республиканских, и на их стороне было огромное преимущество в артиллерии, танках и прочей технике. Не говоря уже о том, что республиканцы должны были беречь каждый снаряд из-за отвратительного лицемерия «социалистов» разных стран, на словах разыгрывавших друзей Испанской республики, а на деле старавшихся остаться подальше от борьбы.

Судьба сражения в большой мере зависела от слаженности и интенсивности первого удара фланговых групп: правой – Интернациональной бригады генерала Матраи и анархистов, и левой – полковника Листера.

Сначала Матраи не придал значения тому, что произошло на участке тельмановцев. Он спокойно слушал доклад Зинна. Но ещё прежде, чем Зинн договорил, со стороны переднего края донёсся многоголосый крик «ура» и тотчас ответившие ему лихорадочные очереди многочисленных пулемётов. Так встречают неожиданную атаку.

Не дослушав Зинна, Матраи бросился в ход сообщения, ведущий к командному пункту.

Энкель был уже там. Одною рукой он неторопливо поворачивал стереотрубу, другою прижимал к уху телефонную трубку. Из спокойных отрывистых реплик начальника штаба, подаваемых в аппарат, Матраи понял, что началась атака его бригады. Она началась почти на целый час раньше, чем следовало, из-за того, что над лесом взвились три цветные ракеты. Они были пущены именно в той комбинации, которая должна была служить сигналом к атаке бригады Матраи. Кто их пустил?.. Не рука ли врага подняла его бригаду, чтобы нарушить весь план республиканского командования?..

Впрочем, сейчас было не до рассуждений: интернационалисты уже оставили окопы, их фигуры то мелькали в стремительной перебежке, то, приникая к земле, исчезали в пыли, поднятой ногами бойцов и разрывами снарядов. Первой мыслью Матраи было: «Остановить людей». Но он тут же понял, что сделать это уже невозможно. Не поддержать теперь порыв атакующих значило понести напрасные потери и рисковать всей операцией.

Схватив телефонную трубку, Матраи вызвал штаб анархистов.

– Карутти! – В голосе Матраи появилась необычная хрипота.

Если анархисты не двинутся сейчас же, правый фланг Матраи окажется открытым.

– Карутти, от тебя зависит…

Ещё немного, и трубка, казалось, будет раздавлена в руках Матраи: анархисты ещё не были готовы.

– Карутти!..

Карутти обещал сделать, что можно, хотя…

Матраи бросил трубку. Видная в перископ цепь атакующих исчезала за холмом, прикрывавшим позицию мятежников. Матраи знал: за этим холмом проволока противника. По плану её должны были прорвать республиканские танки, а никаких танков не было – пехота шла одна… Если люди залягут под проволокой…

Матраи соединился с начальником артиллерии.

С того конца провода ответил сердитый голос:

– Интенсивный огонь?.. Из двадцати-то орудий? При комплекте в двадцать снарядов на орудие?!

Матраи оттолкнул руку Руиса, тянувшего его назад. Энкель что-то кричал, но генерала уже не было в окопе. Он стоял за бруствером, прижавшись боком к остаткам большого платана, и смотрел вперёд, туда, где перебегали его бойцы…

Чем поддерживать атаку, если артиллерия не может? Ведь на севере все ещё не слышно стрельбы. Значит, Карутти так и не поднял своих анархистов… Нельзя, нельзя дать захлебнуться атаке!

Матраи быстро оглянулся, чтобы позвать адъютанта, но увидел Руиса рядом с собою: адъютант не сводил с него восхищённых глаз.

Генерал с разбегу одним прыжком перемахнул через свой наблюдательный пункт.

– Генерал!

– Лошадь!.. Скорей!

Сделав усилие, Руис опередил генерала. Под холмом, в полуразрушенном подвале, стояли верховые лошади штаба. Матраи всегда держал их наготове. В условиях действий в лесу он считал их надёжней автомобиля.

Напрягая все силы, чтобы добежать до подвала раньше генерала, Руис уже представлял себе бешеную скачку под огнём противника вдогонку за цепями атакующей бригады. Но генерал поскакал совсем в другом направлении – вдоль западной опушки Каса дель Кампо, к ипподрому. Единственной мыслью Руиса было теперь: не отстать! Это было не легко, имея перед собою такого наездника, как Матраи. Генерал не давал себе труда объезжать препятствия: на полном карьере он заставлял коня перепрыгивать через остатки стен, через нагромождения кирпича и балок, через поваленные деревья. Руис с восхищением увидел, как конь переносит Матраи через поваленный ствол, зацепившийся комлем за высокий, почти в рост человека, пень. Руису хотелось зажмуриться: барьер был слишком высок! Он видел, как ощипанные пулями ветви ударили по брюху лошади генерала, и даже услышал хлещущий звук этого удара…

В следующий миг ровный, звонкий поскок генеральского коня музыкой отдался в ушах адъютанта. Этот звук и прыжок генерала были последними, что слышал и видел поэт Хименес Руис. Конь адъютанта, словно обезумевший от ревности к бешеной скачке несущегося впереди коня Матраи, тоже взвился над поваленным стволом. Ничего другого он уже сделать и не мог. Разве только разбиться об него грудью. Руис даже не расслышал лёгкого, едва уловимого, но такого характерного стука копыт своего коня, задевших за барьер.

Мгновение – и конь лежал со сломанным позвоночником, придавив своим телом ногу Руиса.

Увидев накрытые ветвями танки, Матраи соскочил с коня.

Танки! Эти неподвижные стальные громадины представились Матраи олицетворением спокойной уверенности, которая выведет его разноплемённую бригаду на путь победы. Машины стояли перед ним, как могучая, действенная сила его партии – великого организатора побед борцов за свободу. Партия! И тут, в тягчайших условиях она сумела протянуть ему свою руку, всегда такую твёрдую, всегда такую родную!

В танках – молодые экипажи. Их боевой путь ещё очень короток, но они уже успели закоптиться в сражениях за республику. Пусть их всего четыре, этих танков, но это именно то, что сейчас нужно Матраи!

Матраи готов был броситься на шею выбежавшему навстречу ему командиру.

Через несколько минут командирская машина уже чихала и стреляла застывшим мотором. Когда она двинулась, командир головного танка не сразу заметил, что за башнею, на броне, ухватившись за край люка, стоит на коленях Матраи. Генерал едва успевал нагибаться, чтобы его не сбило сучьями ломаемых деревьев. Командир хотел придержать машину, чтобы спустить генерала на землю, но тот крикнул что было сил:

– Вы меня едва не забыли!

И повёл на него такими налитыми кровью глазами, что командир только крепко выругался и втащил генерала в башню. Там было слишком тесно для двоих – люк поневоле остался полуоткрытым.

Генерал с трудом вытащил карту и молча нацелился пальцем в слово «Умера». Толчки машины, переваливающейся через пни, ныряющей в канавы и воронки, не сразу позволили попасть в это слово. Командир кивнул головой и сильным нажимом на плечо заставил Матраи скрыться в люке.

Все четыре машины с ходу прорвали проволоку и две линии окопов противника и, выскочив из лесу, понеслись к деревне Умера, где были сосредоточены резервы левого крыла мятежников. Пользуясь тем, что командир занят управлением, Матраи высунулся из башни и увидел, что атакующая пехота его бригады осталась уже позади.

– Тише!.. Не отрывайтесь! – кричал он в ухо танкисту, но тот не слышал, и машины продолжали нестись по открытому полю. Впереди, сбоку, сзади взвивались чёрные фонтаны земли: мятежники пытались отрезать танкам путь к деревне и назад, к своим. Генерал понял, что нельзя ни замедлить ход машин, ни развернуться. Оставалось одно – вперёд, только вперёд.

Франкистские снаряды беспорядочно ложились по сторонам.

Танки ворвались на улицу Умеры. Матраи видел, как изо всех домов выбегали солдаты и строились вдоль улицы. Тут были «регулярес», легионеры и много марокканцев.

Танки докатились до маленькой площади, где легионеры торопливо строились в ряды. Было видно, как широко разевают рты офицеры, выкрикивая команды. Слов не было слышно: моторы ревели, лязгали гусеницы, все грохотало.

От колонны легионеров отделился офицер и побежал навстречу танкам. Танк замедлил ход. Офицер сорвал шлем и закричал, покраснев от натуги:

– Виска итальяно!

Его крик восторженно подхватила вся площадь.

Командир танка нагнулся в люк:

– Вперёд!.. Огонь!..

Брызнули огнём стволы танковых пулемётов. Охнула пушка.

Танк грохотал. В стене двухэтажного дома напротив мгновенно образовалась дыра, медленно затянувшаяся белым облачком извёстки. Снаряды рвались, заставляя разбегаться выстроившихся легионеров.

Танк обогнул площадь, давя гусеницами прижимавшихся к стенам солдат. Слышен был скрежет стали по камню. Обойдя площадь, танк двинулся дальше по улице. В конце её его встретил организованный огонь франкистов. Они успели попрятаться в дома. Изо всех окон сверкали выстрелы. Матраи отчётливо слышал, как стучат по броне пули.

Впереди появились марокканцы. Они пытались втащить пушку в ворота дома. Пушка застряла. Танк прибавил ходу, правою гусеницей наехал на марокканцев, на пушку – и двинулся дальше.

Окраина деревни. Танк остановился. Матраи попытался в перископ рассмотреть, что делается между Каса дель Кампо и Умерой. Было похоже, что атака остановилась. Пехотных цепей не было видно, но разрывы франкистских снарядов ложились полукругом, огибая Умеру. Такою же размашистой дугой вспухали в воздухе пушистые дымки шрапнелей. Матраи склонился к уху танкиста: нужно окончательно парализовать резервы в Умере, чтобы не дать им контратаковать бригаду; нужно вернуться к бригаде и заставить подняться залёгшие цепи. Бригада должна итти вперёд, только вперёд!

Танкист развернулся и двинулся обратно по деревне тем же путём. Улица опустела. Мостовая была запятнана кровью. Стреляли изо всех окон домов. Впереди был виден не успевший развернуться второй танк. Чтобы дать дорогу командиру, он стал пятиться.

Легионеры на руках вытащили пушку на плоскую крышу дома и успели дать два выстрела по пятившемуся танку. Второй выстрел сбил у него пулемёт. Матраи показал командиру на пушку, стоявшую на крыше. Танк остановился. Его пушка замерла и, словно подумав, дала выстрел. Снаряд прошёл под карнизом и разорвался. Крыша, пушка на ней, легионеры – все провалилось внутрь дома. Но в тот же момент эта пушка успела послать свой последний, шальной снаряд, и гусеница второго танка взлетела над роликами и со звоном упала на мостовую. Подбитый танк яростно повернулся вокруг собственной оси и замер, отстреливаясь из пушки. Командир осторожно обогнул его на тесной площади и остановился. Прежде чем Матраи понял, в чём дело, он увидел командира на мостовой набрасывающим цепь на крюк подбитого танка. Танки медленно двинулись прочь от площади, трещавшей выстрелами. Вслед им дробно зазвонил церковный колокол от угодившей в него пулемётной очереди.

Матраи осмотрелся. Он увидел, как из окон дома слева, оставляя за собою чёрный дымный след, полетели в танк бутылки с бензином, обмотанные ватой. Над дверью этого дома Матраи увидел вывеску: «Аптека».

Горящий бензин разливался по броне и огненными струйками стекал в смотровую щель, под щиток. Становилось нечем дышать. Матраи потянулся к люку, чтобы откинуть крышку, но артиллерист схватил его за руку. На крышку люка упала бутылка. Огонь потёк в башню.

Осмелевшие марокканцы высовывались из окон и кидали бутылки в медленно ползущие танки.

Взвыл мотор. Все в танке загремело так, что Матраи втянул голову в плечи. Мотор ревел на предельных оборотах. Если бы не танк, взятый на буксир, они быстро выбрались бы из деревни.

Матраи закрыл лицо руками от невыносимого жара. Сквозь пальцы посмотрел в щель. Два отставших танка держали под огнём выход в поле, не давая франкистам высунуть нос из домов. Теперь танки повернулись к деревне и прикрыли отход горящих машин.

Матраи выскочил из своего танка и послал два уцелевших на поддержку своей залёгшей бригаде. Ещё издали он увидел далеко влево перебежку: наконец-то атаковали люди Карутти.

Танки повернули вдоль франкистских окопов второй линии, под проволокой которых залегли интербригадовцы. Матраи ясно видел на жёлтой, изрытой тёмными воронками земле синие пятна комбинезонов своих бойцов. Он увидел знакомые лица тельмановцев, линкольновцев, гарибальдийцев.

Добежав до воронки, он бросился на землю и распластался рядом с кем-то, толкнувшим его в углубление воронки.

На Матраи глядели большие смеющиеся глаза Варги. Его широкое загорелое лицо стало почти черным от грязи. Матраи приподнялся и увидел чей-то коротко остриженный затылок. Этот затылок мерно вздрагивал в такт пулемёту, из которого стрелял доброволец. Но Матраи не слышал выстрелов. Он ничего не слышал – в ушах все ещё стоял гул танка. Он притянул к себе голову Варги:

– Где Энкель?

Варга понял, что Матраи ничего не слышит. Венгр жестами показал, что начальник штаба далеко сзади.

Милый, педантичный Энкель! Но, честное слово, Матраи не мог поступить иначе! Может быть, ему простят…

Он взял у Варги бинокль и оглядел фронт атаки.

– Я на КП! – крикнул он Варге и выскочил из воронки. Варга увидел, как он, пригнувшись, делал длинные перебежки в сторону Каса дель Кампо.

А Матраи казалось, что вслед ему несётся напев атакующих:

 
Несём свободу
На дулах ружей —
Но пасаран, но пасаран!..
 

Всякий раз, поднимаясь с земли, он должен был заставлять себя не повернуть вслед этой песне, а бежать назад, в поисках своего начальника штаба.

 
Все планы Франко
Мы в прах разрушим —
Но пасаран, но пасаран!..
 

К вечеру стало ясно: несмотря на все, операция увенчалась успехом. Но одновременно стало известно и другое, совсем не такое ободряющее событие: правительство Ларго Кабальеро покинуло Мадрид. Министры-коммунисты хотели остаться в осаждённом городе, чтобы выполнить решение своего Центрального комитета защищать столицу до последнего вздоха. Но и они должны были последовать за премьером под угрозой, что нарушение его приказа послужит сигналом к срыву единого фронта демократических партий. В наскоро набросанной директиве Кабальеро передавал оборону Мадрида заботам также наскоро образованного совета. Но душою обороны стала коммунистическая партия во главе с Хосе Диасом и Долорес Ибаррури. Член ЦК компартии Педро Чека получил указание подготовить все к переходу в подполье. Коммунисты решили не сдаваться, даже если мятежникам удастся ворваться в столицу.

Была уже ночь, когда Матраи поехал в город, чтобы побывать в Центральном комитете. Нужно было поговорить с Диасом и Ибаррури.

Выбравшись пешком за пределы Университетского городка и госпиталя, он задержал первый попавшийся автомобиль и приказал отвезти себя в центр. Минуя здания министерств, он замечал следы их поспешной эвакуации: груды бумаг, ящики, горы мешков с документами. Но нигде ни одного чиновника. Приблизившись к военному министерству, Матраи с удивлением увидел, что в зеркальных окнах великолепного фасада зажёгся яркий свет. Матраи остановил автомобиль: недосмотр или злой умысел? Свет в окнах сейчас, когда фашистские бомбардировщики не оставляют город в покое?..

Свет в окне не погас. Он загорался и в других окнах.

Матраи поспешно взбежал по ступеням подъезда. Дверь в вестибюль была распахнута. Два старика-швейцара сидели по сторонам входа. Матраи с удивлением смотрел на них: никогда ещё они не выглядели так торжественно и никогда ещё на них не было столько позументов!

Старики вытянулись при появлении Матраи и низко поклонились, ничуть не удивившись его появлению, как если бы он был тут уже не первым посетителем.

– Что означает этот парад? – сердито спросил он.

Они поклонились ещё раз, но ничего не ответили.

Матраи взбежал по мраморной лестнице и повернул выключатель огромной люстры. Сияние хрустальных блёсток растаяло в наступившей темноте. Матраи бросился в зал. Он перебегал от выключателя к выключателю, и сверкающие под потолком сигналы пятой колонны гасли один за другим. Но Матраи заметил, что по мере того, как он гасит свет, там, впереди, в других комнатах свет загорается. Матраи устремился вперёд, на ходу вынимая пистолет. Стук его шагов гулко отдавался под высокими сводами пустых комнат. Загоревшийся было в конце анфилады свет тотчас погас. Матраи показалось, что у дальней стены он заметил маленькую фигуру человека. Не раздумывая, он выстрелил несколько раз. Грохот выстрелов прокатился по залам оглушительным эхом. Из-за этого грохота Матраи не слышал, как захлопнулась дверь за тем, в кого он стрелял. Не слышал он и негромкого стона после своих выстрелов.

Матраи с разбегу больно ударился в темноте о дверь. За нею темнел провал внутренней лестницы. Матраи постоял в раздумье и вернулся к подъезду. Швейцары попрежнему стояли по сторонам входа. Лица их были равнодушны.

Через несколько минут после того, как Матраи ушёл из военного министерства, из его бокового подъезда вышел невысокий человек в тёмном костюме и больших роговых очках. Он побежал вдоль стены к деревьям бульвара, придерживая правой рукой беспомощно висящую левую.

Позднее, когда Матраи вошёл в кабинет Пассионарии, он встретил там Михаэля Кеша. Левая рука журналиста висела на перевязи. При входе Матраи он как раз рассказывал Долорес, как был ранен утром, когда наблюдал за атакою листеровцев на правое крыло франкистов.

– Эти трусы бежали, как крысы… фашистская сволочь! – с пафосом воскликнул Кеш.

В ночь с 6 на 7 ноября 1936 года Франко дал приказ своим войскам – взять Мадрид. Генеральный штурм города должен был начаться на рассвете 7 ноября.

К утру несколько свежих таборов марокканцев, поддержанных итальянскими танками, прорвали линию обороны республиканцев в Каса дель Кампо и стали продвигаться к восточной окраине парка. Им на помощь подходили все новые батальоны. Иностранный легион и итальянская бригада «Стрела», с трудом преодолевая упорное сопротивление республиканцев, ворвались в Карабанчель Бахо, и командовавший франкистской колонной Баррон послал кавалерийскую бригаду в обход Карабанчеля, чтобы отрезать путь отходящим республиканцам.

К штабу командующего одной из дивизий мятежников – Варела прибыл огромный автомобиль-фургон, доставивший генералу Мола подарок наваррской организации рекетистов – белого коня для въезда в Мадрид.

Но задуманный фарс не состоялся. Республиканский Мадрид был готов к отпору. Город уже был опоясан окопами, перегорожен баррикадами. Траншеи изрезали площади и парки. Рабочие дружины сливались в бригады. На фронт шли новые и новые пополнения. Уже сражались первые бригады регулярной республиканской армии, возникавшей под огнём. На улицах Мадрида, прилегающих к скрещению проспекта Алкала с Авеню Прадо и Авеню Свободы, собиралась демонстрация. Невзирая на усилившийся артиллерийский обстрел города и налёты немецких «Юнкерсов» и итальянских «Капрони», простой народ Мадрида стягивался к площади Кастеляр, на которой была воздвигнута скромная трибуна.

Около девяти часов утра, когда Матраи повернул свою наступающую бригаду к югу и ударил во фланг маврам, ворвавшимся в Каса дель Кампо, когда пятый полк бегом подоспел к восточной окраине Карабанчеля и остановил африканскую конницу Баррона, когда соединения «Капрони», окружённые «Фиатами», бомбили республиканские позиции у Хетафе, когда агенты пятой колонны нацеливали «Юнкерсы» на военные объекты в городе, – в эти минуты на трибуну площади Кастеляр поднялись члены Центрального комитета Коммунистической партии Испании – Хосе Диас, Долорес Ибаррури и Педро Чека.

Оркестр приветствовал их республиканским гимном.

Хосе Диас поднял руку, призывая собравшихся к молчанию. Но прежде чем он успел что-либо сказать, ряды демонстрантов раздались – из-за деревьев с бульвара, окружающего военное министерство, беглым учебным шагом приблизилась небольшая колонна бойцов в синих комбинезонах. Они бежали по трое в ряд: средний с флагом, двое по бокам, как ассистенты у знамени. Они приблизились к трибуне: бежавший впереди комиссар, с красною повязкой на рукаве, взбежал на трибуну и, отдав честь членам ЦК, крикнул собравшимся на площади:

– Мадридцы, вам шлют свой боевой привет солдаты двадцати одной национальности, собравшиеся под знаменем Интернациональной бригады генерала Матраи для защиты свободы Испании. Бригада ведёт бой в Каса дель Кампо, у нас нет времени присутствовать на вашем параде. Мы вручаем вам эти флаги и снова идём в бой. Да здравствует Испанская республика, да здравствует свобода, да здравствует передовой отряд испанского трудового народа – партия коммунистов!

Его спутники поставили перед трибуной двадцать один флаг. На каждом было написано наименование батальона, приветствующего мадридцев, и короткий лозунг на языке той национальности, которая посылала флаг.