Текст книги "Поджигатели (Книга 2)"

– Вы обращаетесь с газетой так, словно заплатили за неё!

– Прошу прощения, – спохватился Лоран и тщательно разгладил ладонью складку. Он собирался было найти место, на котором его прервала газетчица, но она решительно сказала:

– Давайте-ка её сюда: прохожие начинают обращать на вас внимание. Этак люди подумают, что каждый может читать всё, что ему понравится, не заплатив ни сантима!

– Честное слово, ещё одну минутку! – умоляюще проговорил он.

Но она уже ухватилась за угол листа и потянула его к себе.

– И вообще в мои интересы вовсе не входит, чтобы ажан видел, как возле моего киоска собираются разные люди читать «Юманите».

Но Лоран не мог вернуть газету, не дочитав страницу.

– Я заплачу вам за неё, – сказал он. – Можете записать за мною два су.

– Платить собираетесь, когда получите работу?

Не отдавая себе отчёта в том, что делает, Лоран сорвал с шеи красный шарф и бросил на прилавок.

– Вот залог!

Он вернулся в парк, сел на скамью и нетерпеливо нашёл место, на котором остановился.

«Формально политику невмешательства можно было бы охарактеризовать таким образом: „пусть каждая страна защищается от агрессоров, как хочет и как может, наше дело сторона, мы будем торговать и с агрессорами и с их жертвами“. На деле, однако, политика невмешательства означает попустительство агрессии, развязывание войны… …не мешать агрессорам творить своё чёрное дело, не мешать, скажем, Японии впутаться в войну с Китаем, а ещё лучше с Советским Союзом, не мешать, скажем, Германии увязнуть в европейских делах, впутаться в войну с Советским Союзом, дать всем участникам войны увязнуть глубоко в тину войны, поощрять их в этом втихомолку, дать им ослабить и истощить друг друга, а потом, когда они достаточно ослабнут, – выступить на сцену со свежими силами, выступить, конечно, „в интересах мира“, и продиктовать ослабевшим участникам войны свои условия…»

По газетному листу поплыли вдруг зелёные, красные и жёлтые круги. Они расплывались, смешивались друг с другом, превращаясь в огненных змей. Одновременно Лоран почувствовал нестерпимую резь в желудке.

Он в страхе закрыл глаза; такого приступа не было ещё никогда. Схватка была недолгой, но когда он поднял веки, огненные хвосты попрежнему кружили перед глазами и лоб его был покрыт обильным потом. Он прижал пальцы к глазам, и круги, вспыхнув на мгновение снопами лиловых брызгг, исчезли.

Фу, какая боль была в желудке!.. Но где же это объявление, которое ему нужно?.. Ах, да, зал «Арколь». В семь тридцать. Сегодня. Двенадцатого марта… Разве сегодня двенадцатое марта? Почему же такой собачий холод? У него зуб не попадает на зуб. Поплотнее затянуть шарф на шее. Он же отлично знает, что на шее у него должен быть шарф. Зал «Арколь», семь тридцать. Не опоздать бы… Если уж суждено подохнуть с голоду, то он хочет знать, почему… А может быть, дело ещё и не так плохо? Эти ребята, там, могут показать выход. Честное слово! Если они похожи на генерала Матраи или на Стила, то они расскажут, как свернуть шею таким проходимцам, как Блюм и его друзья, да и не только им, а и всем, кто стоит поперёк дороги настоящим французам, – всем от де ла Рокка до Даладье. А пора, честное слово, пора!

Двое проходивших по аллее мужчин видели, как Лоран поднялся со скамьи, сделал два шага и, пошатнувшись, упал. В одной руке у него была газета, другою он судорожно шарил около горла, словно искал конец шарфа. Когда он упал, пиджак его распахнулся, и прохожие увидели резко выступающие, как у скелета, ребра.

Один из этих прохожих оглянулся, отыскивая взглядом полицейского, но другой, приглядевшись к Лорану, схватил своего спутника за рукав:

– Постойте, Гарро! Я знаю этого парня: это же эльзасец Лоран, из батальона Жореса.

Видя, что спутник хочет поднять Лорана, Гарро спросил:

– Куда мы его денем?

– Возьмём к себе.

– Интербригада?

– Конечно же. – И он бережно вытащил из стиснутых пальцев Лорана номер «Юманите».

Гарро побежал к воротам парка и подозвал такси. Когда они хотели поднять Лорана, тот очнулся. Несколько мгновений он озирался по сторонам, ничего не понимая, потом, вглядевшись в лицо одного из них, вдруг обнял его за шею и неловко прижался к его лицу небритой щекой.

– Я узнал тебя, Цихауэр, честное слово, узнал…

Через день Лоран и Гарро вместе выходили с Северного вокзала. Они расстались с Цихауэром, уехавшим в Гавр, чтобы сесть на пароход, уходивший в Ленинград.

Лоран сказал на прощанье Цихауэру:

– Ты, Руди, непременно передай привет генералу Матраи, слышишь? Если я ему понадоблюсь, ты теперь знаешь, где меня найти.

В кармане Лорана лежал теперь паспорт Даррака, того самого беспалого скрипача, с которым они когда-то служили у генерала Матраи. На паспорте стояла чехословацкая виза, которая позволит Лорану вместе с Гарро поехать в Прагу.

– Но вы уверены, мой капитан, – почтительно спросил эльзасец, – что там действительно нужны такие люди, как я?

Гарро похлопал его по плечу.

– Если французы не поспешат сменить кабинет, то каждый хороший солдат будет на вес золота.

– У чехов?

– Не может быть, чтобы никто так и не попытался схватить Гитлера за руку, – неопределённо ответил Гарро. – Ну, а если его схватят, он будет огрызаться.

– Вы говорите это так, словно война не доставит вам ничего, кроме удовольствия.

– Я бывалый солдат, старина, – весело откликнулся Гарро, – и убеждён, что дела не придут в порядок, пока Гитлеру не перешибут хребет.

– Одному ли Гитлеру нужно его перешибить? – проговорил Лоран совершенно таким же тоном, каким когда-то с ним самим говаривал Стил.

28

Приближаясь к усадьбе, Роу понял, почему шефу вздумалось вызвать его в место, столь удалённое от Лондона. Усадьба была расположена так, что к ней нельзя было приблизиться, оставшись незамеченным.

Роу пришло в голову, что будь у него на душе какой-нибудь крупный грех против секретной службы его величества, он, наверно, не так смело направил бы свой автомобиль по дороге, ведущей к воротам усадьбы. Нельзя было придумать более удачного места, чтобы без лишних глаз отделаться от ненужного человека. Но Роу с лёгким сердцем нажимал на акселератор. Он очень давно не видел шефа. С тех пор было послано много ценной информации, проведено несколько удачных провокаций. Перебирая все это в памяти, Роу на мгновение споткнулся было о сорвавшееся покушение на Бена и Шверера, но тут же забыл об этой неудаче: она не помешала Чемберлену выполнить план продажи Судет за невысокую плату недолгой покорности Гитлера. Последующие события отодвинули это дело на задний план.

В холле Роу не встретил никто, кроме лакея, который, приняв от него пальто и шляпу, не спеша опустил шторы и исчез, не задав ни одного вопроса, даже не спросив Роу об имени.

Прошло несколько минут, Роу услышал шаги и, обернувшись к лестнице, узнал шефа.

– Можете не делать никакого доклада, – сказал шеф после первых же слов приветствия. – Все знаю. За хорошо сделанное благодарю, за провал с лордом Крейфильдом не сержусь. В конце концов дело завершилось к общему удовольствию.

– Не знаю, что вы имеете в виду, сэр?

– Вы перестали читать газеты?

– Я прямо с самолёта, сэр.

– Это другое дело. Просмотрите вчерашнюю речь премьера в палате: правительство не в претензии на то, что Чехия вот-вот перестанет существовать.

– В дороге мне довелось слышать другое.

– Да?

– Считают, что Гитлер оставил нас в дураках.

– Выбирайте выражения, Уинфред, – усмехнулся шеф. – Англо-германская декларация гласит: никогда не позволить никаким разногласиям испортить наши отношения.

По дороге в столовую Роу сказал:

– Разрешите доложить, что я считаю ошибкой службы?

– Отлично. Только прежде сделайте себе что-нибудь покрепче, – согласился шеф. – На мою долю не нужно, я предпочитаю рюмку малаги… – И наливая вино в большой бокал: – Не понимаю, что вы находите в этих убийственных смесях, которые только обжигают нёбо? – Он с наслаждением сделал несколько глотков и прищёлкнул языком. – Уж ради одного этого стоило помочь Франко навести порядок в Испании… Так чем же вы недовольны?

– Считаю ошибочным решение не продолжать начатые мною поиски передатчика «Свободная Германия», сэр.

– Хотите, чтобы мы и это на блюдечке поднесли Гитлеру?

– Эта станция должна заботить нас больше, чем Гитлера.

– Не понимаю.

– Гитлеру в глазах Европы уже нечего терять, а нас эта подпольная станция компрометирует непоправимо. Что ни день, то она посылает в эфир такие разоблачения англо-германских и англо-французских переговоров, от которых премьер, наверно, не заснул бы несколько ночей.

– Имеете адрес передатчика?

– Во главе дела стоит некий Зинн.

– Чех?

– Немец.

– Антифашист?

– Коммунист.

Шеф в задумчивости повертел в руке сигарету, не спеша закурил, прищурился на дым и сквозь зубы пробормотал:

– Хм, цепкий народ… Ну, ничего, Уинн, слава богу, все это происходит не у нас и служит нам отличною школой для того времени, когда нам самим придётся столкнуться с ними вплотную здесь, у себя.

– Трудные будут времена, сэр.

– Тем лучше нужно к ним подготовиться. – Шеф вздохнул. – Запомните, Роу, на тот случай, если вам придётся вести самостоятельную работу: коммунисты чертовски крепко держатся друг за друга, не считаясь с национальностью. А все вместе – за Москву. Там мозг. Получается бесконечная цепь, которую трудно разорвать.

– Но мне кажется, сэр, – почтительно прервал Роу, – что именно в их интернационализме и заложен шанс на успех нашей работы среди них.

Старик удовлетворённо кивнул.

– Вот мы и подошли к теме, – оживляясь, произнёс он. – Мне кажется, что мы можем взорвать международный фронт коммунистов именно с этой стороны.

– Национализм? – проговорил Роу.

– Наша первоочередная задача в борьбе с коммунизмом – разрыв интернациональной цепи коммунистических партий. Если мы отыщем в ней несколько слабых звеньев, то и вся цепь не будет нам опасна. Мы разомкнём её тогда, когда нам будет нужно. – Подумав, шеф добавил: – Слабые места нужно искать на Ближнем Востоке, может быть где-нибудь на Балканах…

Тема не нравилась Роу. Он понимал, ради чего шеф говорит эти банальности: сейчас ему навяжут какое-нибудь сложное поручение на Балканы. Слуга покорный! Хотя, наверно, нигде в другом месте секретная служба его величества не имеет такой сети, как там, на этих «задворках Европы», но нигде в другом месте с такою лёгкостью и не перережут ему глотку за несколько грошей, полученных от любой другой разведки. Нет, с него довольно, он устал.

Роу постарался переменить разговор.

– Как же всё-таки быть со «Свободной Германией», сэр? Быть может, вы прикажете перенять от меня связь, необходимую, чтобы добраться до этого Зинна?

– Связь своя?

– Наполовину… Патер Гаусс.

– А, знаю… Наполовину, пожалуй, много. Дай бог, чтобы он оказался нашим на четвертушку. Тут слишком много акционеров.

– Пусть патер наведёт на станцию самих немцев.

Шеф с живым интересом посмотрел на Роу.

– Он работает и на них?

– Почти уверен.

– Немцы не та фирма, с которою мне хотелось бы сейчас кооперироваться.

– Вполне справедливо, сэр, – сказал Роу, у которого уже начинало шуметь в голове. – Но в деле с Зинном этот патер не может быть нам вреден, а после того… его можно будет и убрать.

– Что же, если передатчик говорит о нас лишнее… – Шеф кивнул на пустую рюмку Роу: – Не стесняйтесь, старина, сегодня ещё можно… перед довольно основательным постом.

– Ради чего такое ужасное лишение, сэр? – улыбнулся Роу.

– Чтобы всегда держать себя в руках, старина. Там, куда я вас посылаю, мимикрия не удавалась ещё никому.

– Вы начинаете меня пугать, сэр, – с шутливым ужасом произнёс Роу.

– Вы должны отнестись вполне серьёзно к тому, что я говорю. Я потому и остановил свой выбор на вас, что рассчитываю на ваше умение болтать с кем угодно, на любую тему… Кстати! Вы сможете осуществить и одно своё дельце. Ведь вы сделали пьесу по своим «Шести шиллингам и полнолунию»?

– Да, сэр.

– И пока ещё не поставили её в России?

– Так вы посылаете меня в Россию?!

– У вас будет там время перевести и устроить пьесу в театрах.

– Моя командировка так затянется?

– Ваша задача в том и будет заключаться, чтобы проторчать в Москве как можно дольше. – Шеф некоторое время молчал, неторопливо прихлёбывая вино. – Решено, что премьер-министр выступит в палате с речью, где возьмёт твёрдый тон в отношении Германии. Так сказать: «довольно оставаться в дураках»!

– Перемена курса?

– Подождите, Уинфред, не перебивайте… Через некоторое время премьер повторит выступление в ещё более резких тонах: чтобы обуздать поползновения Германии, правительство его величества даст гарантии против агрессии Польше, Румынии, Греции и кое-кому ещё из этой мелочи, на которую зарится Гитлер.

– Он уже достаточно хорошо знает, чего стоит наша гарантия, – Чехия ещё шевелится у него в животе.

– Роу!

– Прошу простить, сэр… Значит, Великобритания перекладывает руль?

– Великобритания не перекладывает руля! – подчёркнуто возразил шеф. – Мы только решили припугнуть Гитлера, хотя прочное англо-германское соглашение попрежнему остаётся главной целью правительства.

– При верном курсе мы вполне могли бы поделить с Германией рынки всего мира, а может быть, и не только рынки.

Шеф насмешливо посмотрел на него и погрозил пальцем левой руки, так как правая была у него занята пустою рюмкой:

– Урок старика: никогда не выдавайте чужих слов за свои, даже когда, по-вашему, слушатели не могут догадываться об их источнике.

Роу принуждённо рассмеялся:

– Я перестал бы уважать самого себя, сэр, если бы вздумал хитрить с вами.

– Именно поэтому вы и были представлены в прошлом месяце к производству в коммодоры.

– Вы чересчур добры ко мне.

– Чин капитана слишком незначителен для той миссии, с которой вы поедете в Москву. Угрозы угрозами, а поведение Гитлера в отношении чехов уже показало, что пора нам создать кое-какие позиции второй линии на случай провала основного плана.

– О разделе мира между нами и Германией?

– В конечном счёте – да. Но чем дальше, тем яснее становится, что спущенная нами с цепи собака – фашизм – может сбеситься и… укусить хозяина.

– Нас?

– Нас и даже… янки, которых Гитлер «уважает» больше нас, так как они его лучше кормят… Так я хочу сказать: дрессировку Гитлера нужно довести до конца – снова натравить его на Россию. Вот мы и надеемся, что фюрер станет сговорчивей, когда узнает, что мы ведём серьёзные переговоры о военном соглашении с Россией.

– Серьёзные переговоры, сэр?

– Да, для непосвящённых они должны иметь вполне серьёзный вид. Вы и другие члены миссии будете тянуть это дело, сколько позволят приличия.

– Русские – небольшие охотники тянуть дела, сэр.

– Мы будем действовать заодно с французами самым корректным образом.

– Если речь идёт о военных делах, то, должен сознаться, я довольно основательно забыл, где у корабля нос, а где корма.

– Адмирал, при котором вы будете состоять, тоже не очень силён в морских делах. Тем лучше: у вас будет достаточно поводов запрашивать Лондон о всякого рода пустяках. К этому, собственно говоря, и будет сводиться задача миссии: запрашивать, запрашивать и запрашивать! Когда вы познакомитесь с остальными членами миссии, то поймёте, что она не только не будет в состоянии принять какое-нибудь решение в Москве, но и, попросту, в чём-либо разобраться. Если мы увидим, что немцы держат камень за пазухой, то пошлём к вам в Россию людей, которые смогут быстро договориться с Москвой… Мы не можем оставаться в одиночестве лицом к лицу с Германией. Это означало бы крах.

– А французы, сэр?

– Кто может относиться к ним серьёзно?!

– Прошу извинить, но зачем там такой человек, как я?

– Вы и ещё несколько наших людей должны к отъезду миссии из Москвы… пустить там корни.

Роу покачал головой.

– Знаю, знаю, старина, – шеф ободряюще похлопал его по колену, – задача не так-то проста. Поэтому и посылаю вас вместе с вашей пьесой. Нужно пустить глубокие корни… Не мне вас учить.

– Я все понимаю, сэр, но… – сказал Роу с сомнением.

– Мне хочется, чтобы у вас не было никаких «но», старина.

– Если бы речь шла не о России…

– С некоторых пор вы начали страдать тем, что французы называют vin triste. Поэтому я требую решительно: ни глотка вина.

– Слушаю, сэр, – бодрясь, но все же достаточно уныло проговорил Роу.

– Запомните, дружище: если этот ход с посылкой миссии оправдает себя, то немцы, вероятно, поторопятся заключить с нами соглашение. Оно позволит говорить о наличии в Европе только одной единственной коалиции, способной диктовать свою волю другим, – англо-германской. В таком случае все разговоры о всяких других союзах и гарантиях будут тотчас сданы в архив. Тогда-то уж Германия должна будет воевать с Советами, как бы она этого ни боялась. И начнёт она войну не тогда, когда это будет выгодно ей, а когда мы прикажем!

– А пока мы должны таскать каштаны для немцев, сэр?

– А разве не стоит поманить их парочкой каштанов, если это позволит нам, в конечном счёте, и их самих ткнуть головой в костёр? – Шеф протянул рюмку. – Бог с вами, ещё один последний глоток перед разлукой. – Он чокнулся с Роу. – Остаётся вам сказать, что на этот раз в Москве рука об руку с вами будут работать несколько французских офицеров Второго бюро.

– Пустой народ, сэр.

– В этом есть своё удобство: в случае провала вы сможете отвести на них удар русских.

– Моя связь с ними?

– Во главе группы будет стоять генерал Леганье.

– Русские, наверняка, отлично знают это имя.

– Он поедет под чужим именем и будет изображать специалиста в области артиллерии или что-нибудь в этом роде.

– Такой же артиллерист, как я – моряк?

– В этом роде. – Шеф поднялся и сделал приветственный жест, намереваясь покинуть комнату. Роу решил сделать последнюю попытку отделаться от этой командировки, перспектива которой пугала его все больше, по мере того как шеф развивал свои планы.

– Позвольте, сэр!.. Ещё несколько слов.

Старик остановился, выжидательно глядя на своего агента, но Роу молчал, не в силах скрыть своей подавленности.

– Какого чорта, Уинн?! – негромко проговорил шеф.

– Не может ли поехать в Россию кто-нибудь другой?

– Что вы сказали? – Шеф сделал несколько шагов к Роу. – Я хочу, чтобы вы повторили свои слова…

Но Роу молчал, глядя в сторону.

– Тут что-то неладно, – сказал шеф. – Сдаётся мне, что вы… попросту боитесь, а?

Роу пожал плечами. Это движение могло означать все что угодно и прежде всего то, что в действительности думал Роу. «Да, я боюсь, чертовски боюсь и не вижу в этом ничего удивительного. Всякий, кто побывал в России в моей роли, поймёт меня».

Шеф долго испытующе смотрел на Роу. Потом спросил:

– Ну что же, значит… страх?

Это было сказано без всякого ударения, очень просто, даже почти соболезнующе, но Роу понял, что крылось за этой короткой фразой. В его памяти пронеслось всё, что он знал о судьбах вышедших в тираж разведчиков, и он, как бы защищаясь от удара, поднял руку.

– Вы дурно поняли меня, сэр… – выдавил он из себя.

Вплотную приблизившись к Роу, шеф слегка толкнул его в плечо, и Роу без сопротивления упал в кресло.

– Вы превратно поняли меня, сэр, – поспешно повторил Роу. – Я хотел только сказать, что база для работы в России невероятно сузилась. Миссия миссией, переговоры переговорами, но за пределами этого не стоит ни на что рассчитывать. Связи разрушены, маскировка, поглотившая столько наших сил и средств, раскрыта, людей нет, явок нет… Пустое место, сэр!

– Это верно, дружище, все нужно начинать сначала. Но я никогда не был любителем обманывать себя и теперь лучше, чем когда-либо, понимаю: мы не можем рассчитывать на успех в столкновении с Россией, если не займёмся её тылом: точите, точите дуб, если хотите, чтобы он упал.

– Мириады червей нужны, чтобы подточить такое дерево. А у нас – единицы.

– Послушайте, Роу, – в тоне шефа появилось что-то вроде угрозы. – Ваши возражения мне не нужны. Национализм и религиозный фанатизм – вот наши коньки на ближайшее время. – При этих словах шеф задумчиво уставился на кончик своей папиросы и умолк. Роу тоже хранил насторожённое молчание. Потом старик потёр висок и сказал: – Мы ещё никогда не бывали в проигрыше, когда пускали в ход эти карты, Уинн, не правда ли?

– Полагаю, сэр, – неопределённо заметил Роу.

– И лучшим полем для их применения, мне кажется, всегда бывал восток… Не так ли, старина?

– Вы правы, сэр.

– Я имею в виду Ближний Восток, не так ли? Если хорошенько поискать на Балканах, то всегда найдётся парочка-другая прохвостов, которых можно купить по дешёвке.

Не уловив мысли шефа, Роу решился спросить:

– Извините, не понимаю связи. Балканы и Советская Россия?

Шеф снова осторожно потрогал пальцем висок, как бы поощряя мысль к движению, и проговорил:

– К нашему сожалению, идея национального – в широком смысле этого слова – объединения славян вовсе не погасла, как это многие думают. Россия и Советская не перестала быть для славянских народов Балкан Россией – самой старшей и уж безусловно самой сильной сестрой во всем семействе. И было бы пагубной ошибкой считать, что интернационализм коммунистов навсегда снял с повестки этот очень неприятный для нас вопрос. Балканские революционеры тянутся и будут тянуться к Москве. Вот тут, в этом потоке, мы и должны найти лазейку. Один наш человек на каждую сотню, которым Россия даст убежище, – вот задача.

– Ненадёжный народ эти балканцы.

– Ну, старина, выбор не так уж велик, когда надо бороться с СССР. Приходится хвататься за соломинку. Годится все, все может служить тараном, которым мы будем долбить стену советского патриотизма, все!

– Все, за что мы сможем заплатить, – с кривой усмешкой проговорил Роу.

– На это мы деньги найдём, а если нехватит у нас самих, найдутся и кредиторы для такого дела.

– Боюсь, что всё это именно те мечты, которых вы так не любите, сэр.

– Там, где шуршат наши фунты, я хочу видеть дело! А мы слишком много фунтов вложили в изучение России. Мы изучаем её триста лет. Не хотите же вы, чтобы мы плюнули на то, что потеряли там? Мы возлагали слишком большие надежды на богатства России, чтобы так легко отказаться от них. Мы будем за них бороться и заставим бороться за них других.

– Уж не имеете ли вы в виду немцев?

– И немцев тоже.

– Они хотят прежде всего получить кое-что для себя.

– Пусть хотят, что хотят, нам нет до этого дела. Важно то, чего хотим мы.

– Очень боюсь, сэр, что вы не учитываете некоторых обстоятельств, – осторожно проговорил Роу. – Я имею в виду американские интересы в Германии, сэр.

– Как будто я о них не знаю! – И уже не так уверенно, как прежде, шеф закончил: – Пусть американцы подогревают немецкий суп, клёцки должны быть нашими.

– Сложная игра, сэр.

– Я всегда был уверен в вашей голове, Уинн, – тоном примирения проговорил шеф. – Иначе нам не о чём было бы говорить.

– Польщён, сэр, но… – Роу не договорил.

– Ну?

– Если бы вы знали, как трудно браться за дело, когда видишь его…

Шеф быстро исподлобья взглянул на собеседника и угрожающе бросил:

– …безнадёжность?..

– О-о!.. – испуганно вырвалось у Роу. – Трудность, чертовскую трудность – вот что я хотел сказать.

– Ещё одно усилие, Уинн. Руками немцев или кого угодно другого, но мы должны выиграть эту игру, понимаете?

– Иначе?..

Шеф не ответил. Он исчез, так и не сказав ничего больше ожидавшему напутствия Роу.

Некоторое время Роу стоял неподвижно, погруженный в невесёлые размышления. Потом подошёл к столику с бутылками и, подняв одну из них, в сомнении поглядел на свет.

– Старик ещё воображает, будто, получив такую командировку, можно заснуть в трезвом виде…

Он пожал плечами и налил себе полный бокал чистого джина.