Текст книги "Желтые слезы дьявола"

Вдруг Прохор понял, что нет во всем свете лучше этого – если женой будет его любимая Татыйык, которая будет также бегать и играть на зеленом аласе с их детьми. Их с Прохором детьми. И не надо ему никаких богатств, золота и мехов всего мира.

Вдруг громкие голоса глашатаев прокричали, перебивая гомон и смех, стоявшие над аласом:

– Приглашаем всех на благословение! Все на открытие!

 
Ревущую боевую стрелу
Крепко схватив рукой,
Положил ее Юрюнг Уолан
На звонкую, жильную тетиву;
На правое колено припал,
Лук до отказа напряг,
Согнул его в полукруг
И, к небу подняв лицо,
Стал оружие заклинать,
Стал владык Айыы призывать…
 

Народ не спеша подтянулся к праздничному тюсюлгэ главы ууса.

Там, по березовой аллее статный старец-алгысчыт, одетый во все белое, в сопровождении – с правой стороны девяти невинных юношей, стройных и гибких, как журавли; с левой стороны восьми чистых девушек, грациозных, как белые стерхи – величаво подошел к центру тюсюлгэ. Поднес лучину к заранее подготовленной кучке щепок, сложенных в виде небольшой пирамидки, и небольшой огонь тотчас стал весело их лизать. Он быстро разгорелся под одобрительный гул собравшейся толпы. Алгысчыт опустился на одно колено, угостил Духа священного огня кусочками сала с маслом, окропил кумысом, затем бросил пучки светлого конского волоса и медленно, утробным голосом начал совершать алгыс, обращаясь к Высшим Айыы:

– О! Величественные Божества девятиярусных светлых, сияющих небес!

Сегодня, в день летнего Солнцестояния, когда вы ближе к нам, как никогда, – слышите и видите нас, я, преклонив голову, припав на колени, через Духа священного огня благодарствую вас от всего племени за то, что на этой Восьмигранной Срединной Земле продолжается жизнь уранхаев-саха, за то, что вы оберегаете нас всех от злых духов, от напасти поганой, от скверны Нижнего мира. Благодаря вашей сильной защите зима долгая и лютая ушла, не нанося большого урона ни соплеменникам, ни скоту.

Алгысчыт медленно поднялся, тут же к нему подошли двое юношей, прогибаясь под тяжестью большого, тяжелого симир-большого сосуда из кожи, наполненного до краев кумысом. Алгысчыт, черпая из него большим ковшом искрящийся, пенный божественный напиток – кумыс из кобыльего молока, стал, приговаривая алгыс, окроплять все четыре стороны света:

– Да благословлен будет народ саха-уранхаев, живущий на этой благодатной Земле. На Земле, где величаво несет свои воды в Ледовитую пучину Северного Океана троерусельная, благодатная и щедрая Улуу Эбэ – Великая кормилица Лена Река-Бабушка… Где тает ноздреватый снег под первыми лучами солнца и щебечут радостно птицы, празднуя погибель Быка Стужи и Холода… Где сколько хватает глаз – открываются необъятные дали и взор блуждает по лиственному океану, отливающему всеми цветами радуги!

Славим мы вас, высокие Божества наши. Славим этот праздник прихода летних дней! Ради будущего, ради процветания саха-уранхай прошу – ниспошлите нам благоденствия – сочную траву, чтобы могли бы мы прокормить всю долгую, суровую зиму наших резвых скакунов и тучных кормилиц-коров. Пошлите нам новые жизни для продолжения рода двуногих и скота. Уруй!

– Уруй! Уруй-туску! – громким хором вторили ему все собравшиеся, от мала до велика, подняв к небесам свои руки.

Юноши проворно наполнили исполинский чорон до краев пенящимся кумысом. Алгысчыт трижды отлил из него на благодатную землю и передал, по древней традиции, самому уважаемому человеку – главе ууса Чаллайы. Тот, с удовольствием отпив немного, пустил большой чорон по кругу, по вечному ходу священного Светила.

Получив благословение Божеств на год грядущий, умиротворенные и просветленные люди встали в круг, взявшись за руки.

Рядом стоявшая Татыйык, улыбнувшись, протянула руку Прохору. А Лахсы взял его под другую. Запевала с чистым и громким голосом из числа вставших в круг, начал медленно петь. Сородичи и гости медленно, по ходу солнца стали двигаться, переступая ногами, поднимая в такт свои сплетенные руки.

Запевала гортанным голосом пел, живописно описывая все, что видит вокруг – красоту вольного аласа, чистое и высокое голубое небо, парящего над людьми орла, и люди радостно хором вторили ему. Прохор почувствовал, что ему как будто через руки Татыйык и Лахсы идет вся мощь и сила собравшихся людей. Так же, как и им, ему становилось радостно и покойно среди новых сородичей, среди всех саха-уранхаев, собравшихся в этот круг.

Как будто новая и большая семья приняла в свои объятия Прохора…

Запевала стал незаметно петь все быстрее и быстрее. Люди, ускоряясь в танце-хороводе, вторили ему. Радостные слова песни громко взвивались над аласом, словно подгоняя разгоряченных людей, не размыкающих рук и подпрыгивающих в веселом танце. Орел, паря над аласом, видел быстро танцующих людей. Смех и радость наполняли все вокруг…

После танца часть людей оставалась дальше танцевать осуохай, а другие празднующие направились ходить от урасе к урасе, общаясь и восхваляя этот бесценный дар Божеств – вступающее в силу лето.

Спустя некоторое время, снова послышались крики глашатаев:

– Игрища боотуров! Игрища боотуров!

Снова нарядные люди торопливо потянулись в сторону главного тюсюлгэ. Не стал исключением Лахсы со своим семейством.

Двадцать лучших боотуров всех близлежащих улусов собрались у края тюсюлгэ, волнуясь под восхищенными взглядами своих сородичей.

Прохор среди мускулистых и загорелых боотуров увидел и Боло, глаза которого горели, как у хищной птицы.

– Начинаем первый вид состязаний – стрельбу из лука! Условия состязаний: тот, кто промахнулся – выбывает из состязания. Побеждает тот, кто будет стрелять без единого промаха! – прокричал глашатай.

– Вам понятно, боотуры? – обратился глашатай к славным сынам разных уусов.

Боотуры коротко кивнули и вышли со своими луками на рубеж, разглядывая и примериваясь к своим целям. Прохор тоже с интересом рассматривал цели – аккуратно выпиленные деревянные чурочки, которые белели на расстоянии ста шагов от стрелков. Соревнующееся с усилием согнули упругие луки, уперев их в землю и тут же натягивая на них тетиву.

Боло воткнул в землю перед собой рядком свои десять стрел. Попробовал большим пальцем тетиву, которая загудела, как потревоженная оса. Наклонился и вытащил из земли первую стрелу.

Рядом на рубеже заскрипели составные луки боотуров. Боло натянул тугой лук и прицелился. Теперь на свете не было ничего, кроме цели, самого стрелка и его лука.

Тишина повисла над поляной: притихли зрители, не мешая стрелкам сосредоточиться. Но вот гулко запели тетивы боотуров. Стрелы со свистом полетели в сторону мишеней. Стрела Боло ударила точно в цель: чурочка подпрыгнула и отлетела далеко в сторону от сильного удара.

Друг за другом стучали выстрелы тугих луков. Начались промахи. Прохор азартно смотрел и вместе со всеми в унисон иногда разочарованно вздыхал, когда промахивался кто-то из боотуров и выбывал из состязаний.

Прохор видел, как Боло демонстративно не смотрел на стоявших рядом соперников, полностью сосредоточившись только на стрельбе.

Постепенно ряды стрелков стали редеть. Наконец на рубеже осталось трое – Боло, ботурусский боотур Ечигей и хангаласец Чокуур.

Мощный и приземистый Ечигей даже не поднимал прицел лука выше цели, держа его и целясь так, как будто заветная чурочка находилась всего в пяти шагах от него. Большой и тугой лук Ечигея гулко и методично стучал, как катапульта.

Но над поляной вдруг подул порывами ветерок. Боло не стал стрелять, дожидаясь окончания порывов. А коварный ветер, цепляясь за оперенье, качнул стрелу Ечигея, и она ушла чуть левее от заветной чурочки. Громкий разочарованный вздох ботурусцев накрыл всю поляну. Ечигей побагровел, выругался и с досадой сломал свой лук об колено.

На рубеже остались Боло и славный охотник Чокуур, лук которого не знал промаха ни на поле брани, ни на охоте.

Глашатай, будто предчувствуя, что состязание между двумя оставшимися боотурами, может продолжаться бесконечно, прервал соревнование.

– Задание для наших славных боотуров усложняется! Целью станет столбик и расстояние станет до него дальше еще на пятьдесят шагов! – выкрикнул глашатай и дал указание помощникам установить новую мишень.

Толпа радостно взревела, предвкушая новое зрелище.

Помощники глашатая быстро вкопали полутораметровый столбик, который на расстоянии ста пятидесяти шагов едва виделся. Первым стрелял Чокуур. Он натянул свой тугой лук и, недолго целясь, выпустил стрелу. Пущенная Чокууром стрела, описав дугу, воткнулась ровно в середину столбика.

– О-о-о!– одобрительно загудела толпа зрителей.

Стал черед стрельбы Боло. Решительно выйдя на рубеж пружинящим шагом, боотур вперил свой взгляд в далеко стоящую мишень. Вложив в лук стрелу с тяжелым боевым наконечником, Боло большим пальцем натянул тетиву. Отведя далеко за ухо правую руку, удерживающую тетиву, боотур наконец выстрелил. Гулко хлопнула тетива, и зрители глазами сопроводили со свистом летящую стрелу. Трехгранный наконечник боевой стрелы Боло ударил в торчащую в столбике стрелу Чокуура, раскрошив ее в щепки.

– Уруй! Уруй! – восторженно закричали все собравшиеся саха-уранхаи – от мала до велика.

Старики обнимались на радостях, а маленькие мальчики стали кувыркаться от переполнявшей их радости и восторга.

Чокуур, оглохший и растерявшийся от восторженных криков в адрес Боло, вышел на рубеж. Он вложил свою стрелу, прицелился и выстрелил в направлении мишени. Стрела чиркнула по стволу столбика и рикошетом улетела вправо.

– О-о-о!– уже разочарованно выдохнула толпа.

Боло снова вышел на рубеж. Рывком натянул лук, который угрожающе заскрипел над притихшей поляной и с силой запустил стрелу в сторону мишени. Тяжелая стрела воткнулась в столбик и вырвала его из земли.

Словно буря вознеслась над поляной– рев восторженной толпы потряс все вокруг. Даже лошади, пасшиеся на лугу, оторвались от сочной травы и настороженно смотрели в сторону ликующих людей.

– Уруй! Уруй! Уруй-туску!– кричала толпа.

Хангаласские парни подбежали к улыбающемуся Боло и подняли его на руки.

Еще не успели затихнуть восторженные крики над обширным зеленым лугом, как глашатай прокричал:

– Начинаем второй вид состязаний – скачки!

Толпа болельщиков радостно загудела и стала перемещаться на другое место – к месту, где проводятся скачки. Толпа забурлила, и словно случайно Прохор и Татыйык оказались рядом.

Прохор увидел, что боотуры уже оседлали своих скакунов и группкой стояли, готовые сорваться с места. Зрители восторженно разглядывали лошадей и всадников, обнаженных по пояс. Мужчины обменивались короткими репликами, оценивая достоинства скакунов и их седоков.

Боло восседал на молодом гнедом коне, который вертел головой и ржал, не переставая. Седок время от времени натягивал удила, сдерживая ретивого скакуна. Гнедой оседал на задние ноги и топтался на месте. Боло почувствовал взгляд Ечигея, который с вызовом смотрел на него и его лошадь.

Под Ечигеем тоже резвый скакун – большой белый конь. Конь Ечигея храпел и нервно крутился вокруг своей оси: гул голосов заставлял его нервно прядать ушами и напрягать мускулы. Ечигей большой и сильной рукой дернул уздечку – удила впились его скакуну в пасть, задрав тому голову. Конь покорился всаднику и перестал крутиться.

Глашатай взял в руки лук и выстрелил высоко в небо стрелой с полым наконечником, которая взвилась в воздух с пронзительным свистом.

Лошади, пришпоренные плетками всадников, присели и тотчас кинулись кучей вперед. Поднятая пыль скрыла лошадей и всадников от зрителей. Когда она рассеялась, толпа увидела, что плотно сбитая группа лошадей постепенно стала превращаться в цепочку, которая неслась к дальнему дереву на краю аласа.

– Боло! Боло первый! – крикнул самый острозоркий мальчишка из толпы.

И действительно: гнедая лошадка несла своего всадника впереди всей цепочки. Толпа хангаласцев восторженно взвыла. Крики радости, вопли поддержки неслись со всех сторон.

Татыйык тоже восторженно закричала и будто невзначай с радостью сжала руку Прохора. Парень от неожиданности покрылся потом, и теперь для него эти скачки словно перестали существовать. Он смотрел с любовью, украдкой нежный профиль радостной и возбужденной Татыйык.

Передние лошади доскакали до дальнего дерева, лихо сделали поворот и понеслись обратно к толпе зрителей – к заветному финишу. Теперь зрители отчетливо видели, что две лошади – гнедая Боло и белая Ечигея скачут рядом, ноздря в ноздрю. Словно светлые существа из легенд несутся они: всадники и их скакуны превратились в одно мускулистое тело. Ветер путает волосы всадников и гривы лошадей.

Толпа неистово кричала. Кричал и Прохор. Неожиданно Прохор почувствовал, что он един с этим народом – он один из них. Сейчас ему хотелось, чтобы этот миг единения с окружающими его людьми, и эта близость с Татыйык длились всегда. Здесь и сейчас, в этом далеком краю, он стал счастлив.

Прохор с волнением вместе со всеми смотрел, как, отставив назад свои хвосты и вытянув жилистые шеи, мчатся лошадки Боло и Ечигея, не желая уступать один другому.

Вдруг зрители увидели, как Ечигей без жалости стал нахлестывать своего белого скакуна и тот, потемнев от пота, вырвался на полкорпуса вперед. Сейчас уже настала очередь ботурусцев восторженно и победно кричать, радуясь за своего соплеменника. Разрыв между Ечигеем и Боло стал увеличиваться и первым пришел конь ботурусцев! Разбрызгивая пену и храпя, он пересек черту под рев толпы. Ботурусцы соскочили со зрительских мест, подбежали, рискуя попасть под копыта других прибегающих лошадей, к победившему коню, с радостными криками подхватили и стали качать Ечигея!

Остальные разгоряченные зрители, тоже вскочили со своих мест и разглядывали покрытых пылью всадников и их лошадей…

 
Сладко смотрят,
Искрясь, горят
Темные большие глаза;
Как восходящее солнце дня,
Блистает ее лицо,
Как заходящее солнце дня,
Рдеет румянец ее.
Я в трех великих
Мирах не видал
И не чаю встретить опять
Прелести несказанной такой,
Красоты светозарной такой…
 

– Давай убежим ото всех, – неожиданно прошептала в ухо Прохору Татыйык.

Они пошли в сторону своего ураса. Вдруг Прохор почувствовал прикосновение рук рядом идущей Татыйык. Прохор вздрогнул, но не убрал руки – сердце его отчаянно забилось! С нежностью он незаметно дотронулся до волос Татыйык, боясь, что она отстранит его. Но только взгляд, полный любви и ласки, был ему ответом.

Незаметно от всех, взявшись за руки, они пошли с аласа в сторону реки. Прохор почувствовал упоительный, зовущий аромат ее лица, волос. Уже на берегу реки он обнял Татыйык и почувствовал сквозь одежду упругую девичью грудь и страстное, никогда доселе не испытанное Прохором желание пробежало по всему телу. Парень почувствовал, что весь дрожит, а Татыйык тихо проговорила:

– Я люблю тебя! Люблю, люблю… Я готова пойти за тобой на край света. Хочу, чтобы ты никогда не страдал и не томился воспоминаниями. Хочу, чтобы ты был только мой и всегда рядом!

– И я хотел тебе сказать, что давно люблю тебя, – восторженно, чувствуя волну любви, которая поднялась в его груди, прошептал Прохор.

Прохор в порыве страсти впился губами в тонко очерченный рот Татыйык. Но она резко отстранилась от него:

– Что ты делаешь?! – удивленно спросила она, смотря на Прохора широко открытыми глазами.

Прохор вдруг смутился, покраснел до корней волос и смущенно молвил:

– В моей стране мужчина и женщина так делают, когда любят друг друга…

Татыйык вдруг рассмеялась и, потрепав Прохора по голове, ответила:

– Саха так не делают…

И неожиданно, обвив шею Прохора, коснулась своим носом его щеки, словно обнюхивая. Она прикасалась раз за разом своим носиком к лицу Прохора, вдыхая в себя запах своего возлюбленного, словно проникая глубоко в его ауру.

И столько нежности и страсти было в этих движениях, что Прохор ответил ей тем же. И они так стояли, нежно вдыхая запах друг друга, словно не могли насытиться. Не могли насытиться прикосновениями друг к другу, вздрагивая и еще крепче прижимаясь телами.

Татыйык прильнула к нему и шепотом сказала:

– Я люблю тебя, мой Прохор. Я пожертвую всем, отдам свою жизнь – лишь бы ты был счастлив!

– Любимая моя! Я не смогу жить без тебя! – нежно ответил Прохор, обнимая и перебирая ее волосы.

Татыйык помолчала, словно собираясь с духом, и с любовью смотря на Прохора, промолвила:

– Любимый мой! У нас так не принято – любить друг друга без благословения родных…

Прохор взял в свои большие ладони красивое и такое родное лицо Татыйык и прошептал:

– Я хочу быть с тобой всегда. Будь моей женой…

Девушка вдруг заплакала тихими слезами. Прохор гладил ее лицо и умолял:

– Не плачь, я люблю тебя. Я буду достойным мужем тебе и останусь с твоей семьей. Буду помогать твоему отцу. Мы построим дом, будем растить своих детей.

Но Татыйык еще больше заплакала и сквозь удушье слез сказала:

– Я знаю, что ты любишь меня! Я знаю, что мы будем счастливы с тобой, но что скажет род? Они могут не дать согласия нам!

– Хочешь, я завтра попрошу благословения у твоего отца? Он хорошо относится ко мне, и я уважаю его. Разве он сможет отказать? – попытался успокоить ее Прохор.

– Да, отец не будет возражать, но что скажет Чаллайы – глава ууса? Ты другой, ты из другого народа. Вы пришли с войной, как враги и до сих пор наши сородичи с опаской ожидают нового нашествия, боясь кары за ваших убитых воинов. И они будут против нашего счастья с тобой!

– Если ты готова пойти со мной хоть на край света, то убежим ко мне на родину! Там мы будем жить счастливо! – со страстью ответил Прохор.

– Я не смогу жить вдалеке от своей родины. Мать с отцом скоро состарятся – кто им будет опорой? Пока подрастут мои младшие братья, пройдет много времени. Отец проклянет меня, и я не смогу быть счастлива с этой ношей в душе!

– Но что же делать? – Прохор в раздумье склонил голову.

Теперь уже Татыйык взяла лицо парня в свои маленькие ладошки, посмотрела в глаза Прохора и вдруг решительно сказала:

– Надо пойти к главе ууса – к Чаллайы. И если он согласится на нашу женитьбу, то мы сможем быть вместе. И никто не сможет нас ни в чем обвинить или бросить косой взгляд!

– Хорошо я поговорю с ним после ысыаха! – ответил ей Прохор. Поцеловал Татыйык и глядя с любовью в ее большие глаза, сказал: – Давай вернемся к своим, на праздник…

Когда влюбленные вернулись, уже шел завершающий этап состязаний – борьба-хапсагай. Толпа собравшихся саха-уранхаев всех возрастов чутко реагировала на все перипетии схваток: то одобрительно гудела, то разочарованно, как единый организм, выдыхала «О-о-о!» при неудаче проигравшего боотура.

Загорелые темно-коричневые боотуры, покрытые потом, набрасывались друг на друга. Кружились в чарующем танце борьбы, делали стремительные броски в ноги или крепко хватали за шею друг друга. Побеждал тот, кому удавалось устоять на ногах и не коснуться любой другой частью тела вытоптанной земли.

Наконец на истоптанном после многих и ожесточенных схваток пятачке остался только Боло.

Боло разгоряченным после схваток взглядом обвел толпу: глаза его искали достойного соперника.

Неожиданно его взгляд остановился на Прохоре. Ухмылка появилась на лице борца – он поднял руку и жестом пригласил Прохора на поединок.

Люди восторженно загудели в предвкушении схватки. Прохор же растерянно посмотрел по сторонам, но люди уже стали покрикивать, призывая чужака не трусить и выйти на ристалище для боя с непобедимым Боло.

Лахсы ободряюще подтолкнул Прохора к вытоптанному борцовскому кругу. И только Татыйык испуганно смотрела то на Прохора, то на Боло.

«Эх! Была – не была. Не на ножах же сражаемся»,– подумал Прохор и встал, снимая с себя рубаху.

Под восторженные крики толпы Прохор вышел на круг и посмотрел на Боло. Размяв шею, Прохор немного подсел и встал, готовый к схватке.

Внешне они отличались друг от друга только цветом кожи. Боло – широкоплечий и жилистый, словно высеченный из цельного куска большого камня. Прохор высокий и стройный, с рельефными мышцами, словно столб из стали.

– Схватка началась! – выкрикнул глашатай.

Боло с Прохором словно пустились в свой, только им понятный танец противоборства. Соперники, примериваясь другу к другу, стали медленно ходить кругами, обмениваясь легкими толчками и пытаясь время от времени обхватить шею соперника.

Первым не выдержал Боло и сделал неожиданный быстрый бросок в ноги Прохора. Тот перехватил Боло за шею и стал скручивать ее, но скользкая и мощная шея не поддалась Прохору. Освободившись рывком от захвата Прохора, противник снова встал в стойку. Словно не было тех предварительных изнуряющих схваток, он неутомимо продолжал делать молниеносные броски, заставляя соперника быть все время начеку.

Ранее выбывшие из состязаний боотуры, старики, дети, женщины громко кричали, подбадривая борцов к решительным действиям.

Боло все больше входил в боевой азарт – пытаясь то схватить за ногу Прохора, то хватая его за руку. Глаза боотура сверкали и яростно сжатые губы говорили о непреодолимом желании победить. Боло, распаляясь от криков зрителей, снова и снова бросался в атаку.

Затем уже Прохор, воспользовавшись небольшой паузой в атаках, сделал быстрый нырок, схватил соперника за ногу и с силой дернул его. Никто бы не смог устоять. Но Боло в самый последний момент удержал равновесие, умело переступив ногами и сразу перешел в контратаку.

Боло схватил Прохора и молниеносным броском положил его на лопатки, со всего маху ударив об землю. Собравшиеся громкими возгласами приветствовали победителя!

С кличем победителя вскочил Чаллайы, радуясь за своего сына и обнимаясь со всеми, кто стоял вокруг него. Рев восторженной толпы разнесся над обширным лугом.

– Боло! Боло! – громко и радостно скандировали болельщики со всех уусов.

Прохор, еще не совсем пришедший в себя после падения и огорченный, сидел на земле. Потом, растирая ушибленное плечо, встал и пошел за пределы круга.

Поникший Прохор приблизился к Лахсы и Татыйык. Девушка радостно взглянула на Прохора: «Жив-таки, не сломал себе шею», – подумав про себя.

Лахсы ободряюще похлопал Прохора по здоровому плечу и сквозь крики толпы сказал ему:

– Не печалься так! Проиграть Боло – это не стыдно. Боло лучший борец в нашем уусе…

Боло же, взметнув могучие руки к небу, оббегал круг за кругом площадку, на которой прошли схватки. Вспотевшее и сильное тело молодого боотура как будто не знало усталости. Дети и боотуры тянули руки к Боло, пытаясь прикоснуться к нему и получить свою частичку силы и отваги.

Наконец на середину площадки для борьбы вышел глашатай, сжимая в руке главное вознаграждение победителя – мюсэ, огромную бедренную мясистую кость откормленного быка. Глашатай торжественно поднял руку, дождался, когда толпа утихнет и потом степенно перечислил какие борцы и из каких уусов схватились сегодня во время Игрищ боотуров.

– И по результатам всех поединков, став лучшим в стрельбе из лука, скачках и в борьбе…

Глашатай взял долгую паузу и наконец прокричал:

– Победил представитель ууса хангаласцев, сын Чаллайы – сильный и стремительный Боло!

Толпа снова взревела, полетели в воздух шапки. Глашатай вручил Боло огромную бедренную кость и высоко взметнул руку победителя.

Глаза Боло, еще не отошедшего от схватки, горели как наконечники хорошо наточенных стрел. Победный взгляд его скользил по лицам соплеменников и остановился на лице Татыйык. Девушка поймала этот взгляд и потупила свой взор…

Еще долго толпа ликовала. Лишь когда почти каждый обнял и пожал руку Боло, люди нехотя покидали место ристалища боотуров и направлялись к своим юртам.

Прохор и Татыйык снова убежали с праздника и стояли на берегу реки. Догорающий костер согревал их. Прохор смотрел в небо. Светлая и спокойная ночь овладела окрестностями. Природа, словно давая людям насладиться праздником, только на короткое время затихла, не давая темноте ночи заполнить собой Срединный мир. Покойно и ясно было Прохору и его возлюбленной…

Наступило утро следующего дня. Солнце величественно вставало на востоке, сначала робко освещая горы, окружавшие долину. Затем, поднимаясь все выше, солнце увидело своих детей – сотни, тысячи протянутых к нему ладоней саха-уранхаев, которые славили его. Славили Великое светило, Высшие Айыы, Мать-природу, дающую жизнь всему живому.

Ничто не нарушало этого торжественного утреннего часа.

Люди с ликованием встречали Светило, моля, чтобы это утро повторялось тысячи и тысячи лет, озаряя эту священную долину…

Праздник закончился. Было грустно, но делать нечего. Лахсы с домочадцами стали собираться домой – на свой родной алас.

Впереди предстояло жаркое и короткое лето, когда было необходимо заготовить сено для скота и встретить суровую зиму во всеоружии…