Текст книги "Дети против волшебников"

Глава 15.
Список Савенкова

– Так это выходит, он, по-твоему, продал Отчизну и Веру?

– Я же не говорю этого: чтобы он продавал что: я сказал только, что он перешёл к ним.

Н. В. Гоголь. Тарас Бульба

В пятнадцать часов опять, как и в полдень, стреляли в небо из пушек. «Наверное, тучи разгоняют», – думал Иванушка. Он спешил через Истошный парк в квартал Пиявок – там, как ему удалось выяснить, находились общежития второкурсников.

У Вани было всего полчаса. Полчаса на то, чтобы выйти на след русских детдомовцев.

Впрочем, едва Царицын оказался в квартале Пиявок, он загрустил: народу здесь была уйма, и все одинаковые: в чёрных пиджачках с гербовыми факультетскими шарфиками – шныряют на роликах, говорят по-английски, жуют резинки, хрустят чипсами… Как тут русского найдёшь?

Ваня взбежал по ступенькам ко входу в корпус имени Цахеса, но вовремя притормозил: заметил, что входные двери оборудованы турникетами, как в московском метро. Только вместо магнитных карточек дети прижимали к чутким устройствам свои металлические бляхи.

У Вани, конечно, имелась на груди бляха с гербом Гриммельсгаузена. Да только не стал Ваня грудью кидаться на амбразуру турникета. «Компьютер считывает имя каждого входящего, – сообразил кадет. – А значит, при желании, любая рыжая кошка сможет без труда „выяснить, что шаманёнок Шушурун зачем-то бегал в общежитие второго курса. И тогда рыжая подлючка помчится к начальству докладывать: «Мальчик Шушурун интересуется второкурсниками, видать, пытается установить контакт!“ – и будет права.

Беспечно напевая песенку про гениального сыщика из Бремена, Ваня присел на стульчик под навесом одного из летних кафе. Достал из кармана блокнот и, тайком оглядевшись, не следят ли вражеские глаза или объективы, записал на тонком клетчатом листочке:

1. Вениамин Фенин.

2. Анатолий Гошечкин.

3. Эльвира Турухтай.

4. Георгий Мерлович.

5. Анастасия Рыкова.

Это были имена детдомовцев, которые Савенков надиктовал Ване ещё в Москве. Две девочки да три мальчика… Бродят где-то здесь, в шумной толпе второкурсников. А может быть, уже давно в какой-нибудь камере сидят, где их обрабатывают наркотиками да гипнозом. И потом заставляют врать журналистам, что в России их якобы унижали да избивали?

Размышляя, Ваня засмотрелся на рыжего паренька в чёрно-жёлтой майке факультета Агациферус, который только что поставил на стол тарелку с синюшными печёночными сардельками и теперь, облизываясь, присаживался на стульчик. Что-то в поведении рыжего мальчика показалось Ване странным. То, как он поливает сардельки кетчупом? Или, может быть, парень как-то подозрительно тщательно протирает вилочку салфеточкой?

Стоп. Вилочка ведь у него пластиковая, одноразовая. Зачем тебе, рыжий, вилку протирать, ведь ты только что достал её из запечатанного пакетика? Ну, можно протереть, конечно. Если, допустим, у тебя это в привычку вошло, потому что в детдоме, где ты вырос, не всегда чисто промывали дешёвые советские вилки из алюминия…

Ваня с улыбкой наблюдал, как рыжий пожирает сардельки. Так едят только те, кто редко обедает за отдельным столом. Нам, кадетам, это знакомо. Ух ты, как интересно! Из общего блюда с персиками, стоящего посреди стола, рыжий выбрал самый большой… Ещё один персик незаметно припрятал в рукав. Видимо, про запас.

В момент покончив с сардельками, второкурсник подхватил поднос с грязной тарелкой и потащил на мойку. «Эге, вот уж точно детдомовская привычка! – Ваня даже головой покачал от уважения. – Никто из иностранцев не убирает за собой грязную посуду, когда обедает в кафе или ресторане!»

Объект, засунув руки в карманы и вихляя плечами, лёгкой походкой вышел в сад. Здесь он достал из рукава персик и – едва раскрыл зубастый зев, чтобы вогнать в него пушистый плод, как вдруг…

– Привет, – сказал шаман Шушурун по-английски, вышагивая наперерез из-за куста. – Ты русский?

– Нет, – по-английски сказал рыжий мальчик, поспешно засовывая персик в рукав.

– А почему посуду на мойку сам потащил?

– Что? Ах, это… так, случайно, – с досадой сказал рыжий, немного опешив от лобовой атаки. – Я просто долго жил в России. Раньше.

– То есть по-русски нормально говоришь? – спросил Ваня с улыбкой, переходя на родной язык.

– Yeah but I would not,[27]27
  М-да, но я бы не стал (амер.англ.).


[Закрыть] – упрямо качнул головой мальчик с персиком в рукаве.

– А что так?

– Don't like the language. I prefer English or French. Or maybe latin. Scisne Latine?[28]28
  Не нравится мне этот язык. Предпочитаю английский или французский Ну, может быть, латынь, (амер.англ.). Ты говоришь на латыни? (лат.).


[Закрыть] – с насмешкой во взгляде спросил он.

– Не, по латыни пока не умею, – усмехнулся Ваня, и добавил с прищуром глаза: – Знаю только пару фраз. Например, вот такую: «Ubi bene ibi patria»[29]29
  Где хорошо, там и родина (лат.).


[Закрыть].

– Ты что хочешь сказать? – по-русски угрожающе протянул рыжий. – Ты кто вообще, откуда взялся такой? Сейчас охранника позову!

– Я ученик алтайского шамана Шушуруна, – быстро представился Царицын. – Сегодня первый день в академии, приехал на первый курс. А ты здесь давно?

– Уже год, – рыжий немного успокоился. – Нас пять человек прислали. Слышал, небось?

– Ага, – кивнул Ваня. – В газетах читал про вас. Ну как, народу нравится?

– Не знаю! – второкурсник неуверенно пожал костлявыми плечами. – Я с ними ваше почти не общаюсь. Так, только на пресс-конференциях.

– А почему?

– Да зачем они мне? Я делаю карьеру алхимика. А они в этом ничего не понимают. Занимаются всякой ерундой типа насылания порчи на строительные объекты. Пользы нет с ними общаться.

– Ну как же? – удивился Ваня. – Всё-таки земляки, надо Держатся вместе.

– Да мне это землячество до заднего места! – рассмеялся рыжий. – Я эту страну гнилую ненавижу. Моя родина – Мерлин.

– Какую страну гнилую?

– Ну, блин, Русь-мать посконную, лапотную. Ненавижу её.

– Назад не поедешь? – быстро спросил Царицын.

– Что я, больной? Здесь буду учиться до конца, любой ценой. И наш дерьмовый МИД никогда меня отсюда не выцарапает. Слушай, можно я твой носовой платок себе возьму, ладно? Мне для зачёта нужно.

– Бери, – немного удивился Ваня. Он и не заметил, как платок из его кармана перекочевал в рукав рыжего. – Прости, а… зачем тебе?

– Говорю же, для зачёта. У меня задание такое. Надо наработать до двадцати двух мелких краж в сутки. Это для Кохана.

– Для профессора Коша?

– Ну да, я у него на кафедре специализацию сдаю. Блин, клёвый курс. По богатству. Но зато вот такие задания приходится выполнять. Твой карандаш? Можно себе оставлю?

– Ага.

– Ну и клёво. Если карандаш и платок считать, сегодня уже одиннадцать вещей стырил. Осталось ещё столько же – и завтра можно получить пять баллов. Знаешь, я уже сколько всего умею? Олово могу в золото превратить, но, правда, только на пять минут. Зато через год нас научат творить заклятие, которое будет держатся целый час, а это уже немало!

– А когда закончишь Мерлин, куда лыжи двинешь? – серьёзно заморгал Ваня.

– Подам заявление в Институт искусств Нового века. Слыхал, какую карьеру сделал Ленька Рябиновский? Он в Мерлин ещё пять лет назад поступил. Первый студент из России в истории нашей академии. А сейчас – уже диплом у него, и миллионные контракты предлагают в США, в Израиле… Да только он, наверняка, останется в Лабруисе работать.

– Где? – не понял Иван.

– В Лаборатории русских исследований. По-английски Russian Research Lab, сокращённо на местном жаргоне – RuReL. А по-русски иногда называют Лабруис. Это сейчас очень модное место и денежное. Особенно после того как начали вторжение.

– Какое вторжение? – Ваня почувствовал, как от волнения зачесались уши.

– Ну ты вообще лох сохатый, с неба упал? Вторжение на Русь-мать. Академия запустила типа такую региональную программу по рекламе волшебства и магии в России. Прививать расейским ванькам новое оккультное мышление.

– Это зачем? – как можно более равнодушно спросил Ваня.

– Как зачем? Ломать русскую защиту. Твоя расчёска? Можно, себе оставлю?

– Угу.

– Русская защита – это такое уникальное явление. Во всех учебниках по истории магии написано: древняя Византия передала некоторым народам особые духовные силы. Короче, эти силы делают человека типа неуязвимым для волшебников. Вот у меня защиту смогли снять совсем недавно. У тебя, небось, ещё не успели.

– Я и не знаю… – тупо промычал Ваня. – Может, и сняли уже…

– Эх, темнота. Сейчас проведём небольшой эксперимент. Вот, смотри.

Рыжий достал свой волшебный жезл, исцарапанный и немного засаленный, направил его на ближайшую асфальтированную полянку, где резвились вокруг лавочек студенты-второкурсники.

– Тэкс… Кого тут поджарить немного… – задумался рыжий, покачивая кончиком волшебной палочки.

– Вон этого, квадратного с зонтиком, у которого глаза злые, – предложил Ваня.

– Ты что, сдурел? – новый знакомый покрутил пальцем у рыжего виска. – Это же разрядник Шквирелл Хоккинс по кличке Нетопырь. Он так ответит, что нам с тобой мало не покажется. Надо выбрать кого-нибудь похилее. Ага, вижу. Смотри.

Он направил палочку на девочку с перисто-жёлтыми волосами, которая чинно сидела с книгой у фонтанчика.

– Ignitio pseudo! – прошептал бывший детдомовец, и тут Ванечка удивился не на шутку. Из палочки вылетел тонюсенький лучик, мигом пролетел метров тридцать до перистой девочки – и ударил ей в волосы. Фыркнуло, чиркнуло – на миг вспышка, лёгкий дымок… Впрочем, девочка даже не вскрикнула. Видимо, привыкла к подобным шалостям однокурсников. Медленно обернулась и показала Царицыну кулак. Потом, подумав немного, на всякий случай погрозила и рыжему.

– Круто, – сказал Ваня. Признаться, он пока не понял, каким образом рыжий вызвал вспышку. – Ну, а при чём здесь русская защита?

– А вот смотри, – парень быстро наставил палочку на Ваню. – Ignitio pseudo! Ignitio pseudo!

Ваня хотел зажмуриться, чтобы искры не обожгли глаза, но понял, что ровным счётом ничего не происходит. Лучик не вылетал из волшебной палочки, хоть тресни.

– Ты погромче скажи, – посоветовал Ваня.

– Ignitio! Pseudo!! Видишь, бесполезно. Вот на рыжую действует, а на тебя не действует, – сказал собеседник. – Значит, с тебя ещё русскую народную защиту ни фига не сняли. Она тебя типа прикрывает от моего заклинания.

– А на финты ж её снимать? – удивился Ваня. – Разве это плохо, что всякие другие волшебники не могут меня зацепить?

– Ха, скажешь тоже! Русская защита – типа дубины о двух концах. С одной стороны, тебя никто не может колдануть, но зато, с другой стороны – ты тоже никого колдануть не можешь! Человек, у которого есть защита, сам не в силах ворожить. Вот ужас, прикинь! И наши дурные предки веками с этим кошмаром жили!

– Ну, зачем ты так о предках, – улыбнулся Ваня, усилием воли разжимая кулаки.

– Да козлы они. Выдумали себе какую-то Церковь, и за тыщу лет эта Церковь так их выстроила, такая духовная броня наросла, что волшебство ваще не цепляет. Вот и приходится бедным мерлинским преподам по полгода биться, чтобы снять с нашего брата эту клятую русскую защиту.

– А чё, сложно что ли?

– А то нет! С меня полгода не могли снять.

– А как она снимается?

– Не знаю. Сам проф Гендальфус снимал, – с гордостью сказал рыжий. – Говорят, Лабруис открыл какой-то небывало действенный метод, но этот метод пока типа засекречен. Я сам так и не понял, из-за чего с меня эта защита в один день взяла и свалилась. Типа исчезла. Так что теперь я нормальный человек, могу колдовать. Чего и тебе желаю. Ладно, тля, заболтухался я с тобой. Ты какой-то скучный, сам ничего не рассказываешь, только слушаешь.

– Ты просто рассказываешь интересно, – честно сказал Ваня. – Особенно про русскую защиту. То-то я смотрю, у меня на уроках не получается хорошо отвечать.

– А это у всех, кто из России приехал. Знаешь, сколько раз я на исправительном полигоне побывал? Это потому, что пока защиту не сняли, колдовать не получается и учёба типа ваще не идёт… У тебя больше в карманах нет ничего? Ну, кроме зубочистки?

– Вроде нет, – Ваня проверил карманы. – Расчёску и платок ты уже забрал.

– Тогда пока. Недосуг мне с мелкими общаться.

– Постой! А где остальных-то русских найти?

– Запомни, в Мерлине русских нет, – строго сказал рыжий, поднимая кверху палец. – И не называй ребят русскими, а то по роже можно получить.

– Ладно. Ты познакомь меня с ними, а?

– Да отстань, вот привязался. Как хочешь, так и ищи. Некогда мне.

Ваня посмотрел на парня в упор:

– Тебя как звать?

– Моё имя – типа Бен. А тебе зачем?

– Просто так, – сказал Ваня. – Типа для заметки.

После неприятного разговора с рыжим детдомовцем Царицын поплёлся обратно – перемена заканчивалась.

На одной из лавочек Ваня приметил развязного паренька в дорогой кожаной куртке, с гербом Венусиомниса, кокетливо заколотом не на груди, а почему-то на бедре. Он сидел на скамеечке, потягивая из бутылки ржавое пивко.

Ваня покачал головой: ай-яй-яй. Этот парень уселся на ребро спинки, точно петух на насест, а грязные ботинки опустил на сиденье. Сомнений не было. Ваня хорошо знал идиотскую привычку молодёжи из рабочих пригородов Москвы таким образом восседать на лавочках. Царицын не спеша подошёл, присел рядом на краешек.

– Привет. Я вижу, ты русский, – улыбнулся кадет и тут же поправился: – В смысле, из России приехал.

Парнишка поднял бровки и поглядел на Царицына. Глазки его лениво ворочались, будто в подсолнечном масле. Чёлочка, подкрашенная в серебристый цвет, оптимистично топорщилась.

– Слышь, мелкий, дело есть! – сказал он по-русски. – Вон видишь матовое окошко на втором этаже? Сбегай на лестницу, загляни в окно. Если девчонки уже пришли, позови меня.

Договор?

– А зачем тебе? – поинтересовался Царицын.

– Это окошко душевой комнаты для девочек. Скоро закончится урок полётов на метле, девахи пойдут в душ. Можно будет поглядеть, они там голые, прикинь!

– А… что ты хочешь увидеть? – не понял Ваня.

Но мальчик с серебристым хохолком не слышал его, он уже предлагал другой вариант действий:

– Если залезть на балкон в Зале Кромвеля, то в бинокль хорошо видно девчачий туалет в старшем корпусе. Хочешь, пойдём поглядим. У меня бинокль есть.

– А зачем? – Ваня решительно не мог понять, о чём речь. – Ты что, какашек не видел? Они и в мужском туалете такие же.

– Сам ты какашка! На девчонок глядеть!

– Не, я не пойду, – сказал Ваня. – Я и так знаю, как они устроены. Меня в детстве мамка иногда заставляла младшим сестрам подгузники менять. Вот уж я насмотрелся… больше не желаю, спасибо большое.

Второкурсник, между тем, достал из портфеля пластиковый кружевной стаканчик с ягодками на крышке.

– Что-то кушать захотелось, – сказал он, облизываясь. – Ты уж не проси, дать не могу. У меня только одна порция. Оч-чень вкусная хрень. Называется «сливочный йогурт с карамельками».

– Как ты ешь такое? – поморщился Царицын. – Это же девчачье фуфло!

– Не фуфло, а суфле. Почему девчачье? Мне такую диету прописали ещё на первом курсе, – сказал парень с серебристым хохолком, облизывая ложечку. – Всем, кто занимается на курсах очарования рекомендуют побольше сладкого.

– Ты что, на кафедре очарования учишься?

– Да, у самой аль-Рахаммы. Знаешь, каких успехов я добился? Уже умею накладывать приворотные заклинания.

– Это как?

– Любая деваха от такого заклинания влюбляется в меня. И готова почти на всё, представляешь! Опа! – он перебросил через голову опустевший стаканчик из-под лакомства.

– Не врёшь?! – поразился Ваня. – Вот это здорово.

– Конечно здорово. Выбираешь какую-нибудь красивую, и давай колдовать.

– Наверное, здорово. Любовь на всю жизнь…

– Ну… не на всю, конечно. Вообще-то я пока не научился делать так, чтобы эта влюблённость сохранялась надолго.

– А на сколько?

– На целых десять минут! А потом, правда, надо очень быстро убегать, – серебристый огорчённо поморщился. – Потому что через десять минут очарование слабеет, и ты становишься этой девочке настолько противен, что она может даже по роже дать. Но это ничего. К концу года я научусь заколдовывать их на целых полчаса.

– Слушай, а ты назад в Россию не хочешь? – как бы невзначай поинтересовался Царицын.

– Зачем? Здесь прикольнее. Профессора подглядывать разрешают и даже учебники в библиотеке выдают, где голые тётки нарисованы. Знаешь, как интересно разглядывать!

– Разве это интересно? По-моему, все тётки одинаково устроены.

– Эх, скучно мне с тобой. Ну, я побежал. Говорят, на площади Хехля новую рекламу сигарет повесили, а на ней голая тётка. Побегу, погляжу.

– Да погоди, – сказал Ваня. – Посиди, поговорим ещё чуток.

– Не могу сидеть! Вот здесь в животе как будто чешется, очень подглядывать хочется. Давай, пока. Я побежал.

– Последний вопрос! – Ваня с опозданием сообразил, о чём надо говорить с серебристым хохолком. – А из наших, русских девчонок тут есть красивые?

– Ещё бы! Вот, например, наша Элька. Она тоже из России приехала. Очень красивая! И Аська ничего, только тормозная и на мальчиков вообще не смотрит. Ха, вон, кстати, Элька ползёт. Видишь, розовый бантик?

Серебристый хохолок убежал на площадь Хехля, а Ваня замер, поражённый видом девочки Элечки.

То, что с полудня над замком сияло солнце, Элю не волновало. Наглухо застёгнутая в чёрный прорезиненный плащ, в высоченных шнурованных ботинках и чёрных крагах, Эля медленно двигалась вдоль кустов шиповника. Узкие солнцезащитные очки скрывали взгляд бывшей детдомовки. Единственным светлым пятном в её облике был розоватый бантик, сидевший на тугом хвосте вороных волос.

Однако, как понял Царицын, чёрная девочка была не чужда прекрасному. Возле одного из кустов она так засмотрелась на бутоны шиповника, что даже очки сняла.

Ване тоже понравились бутоны. А вот взгляд девочки ему не очень понравился. Мутный и стылый, высматривающий что-то – точно бомж пустую бутылку ищет в кустах.

Вдруг девочка улыбнулась и двинулась по газону вперёд, поближе к кустам. Расстегнула плащ, полезла рукой под мышку и достала… Ваня поразился. Спортивная рогатка с упором для руки, с резиновой ручкой, мощная! Мечта любого хулигана…

Эля быстро прицелилась… шпунёк с визгом стеганул по кустам шиповника, точно хлыстом, и вот… из куста вывалилась птичка. Ваню передёрнуло. Вместо головы, у птички было кровавое месиво. Видимо, шпунёк был тяжёлый, со свинчаткой.

Мягко ступая по траве толстыми подошвами на стальных подковах, девочка подошла, бережно склонилась над птичкой и… быстрым движением открутила ей голову. Потом раскрыла сумочку и достала оттуда… связку таких же птичьих головок, нанизанных на проволоку. Пополнив коллекцию свежим экспонатом, Элечка с радостной гримасой застегнула сумочку. При этом из сумочки что-то выпало, блеснув серебристой искрой, в траву.

Со счастливой улыбкой девочка Эля шла по травке обратно к асфальтовой дорожке. Лицо у неё было покойно и радостно, точно девочка наслаждалась пением птиц.

Через четыре секунды блаженство Элечки было прервано. По дорожке неслась на роликовых коньках другая девочка – стриженая дылда в оранжевых джинсах. Видимо, торопилась на занятие. Почему-то появление девочки на роликах привело Элю в бешенство. Она выдернула из-под плаща волшебную указку…

– Tremoro dui! – визгнула бывшая детдомовка, её указка выхаркнула тёмный лучик – и дылда в тот же миг кубарем покатилась по дорожке, гремя роликами по асфальту.

– А, чтоб тебя, сволочь! – крикнула Элечка. – Ты меня напугала!

Взметнулись края чёрного плаща – Эльвира Турухтай прыгнула, замахнулась… Но стриженая успела выхватить свою палочку и поспешно нацелила Элечке в голову.

– Профессору скажу! – взвизгнула она, морщась от боли.

– Да пошла ты в баню, мараться ещё об тебя, падаль, – скривилась детдомовка и, плюнув, зашагала своей дорогой.

Ваня подождал, пока она скроется за кустами – и подбежал к тому месту, где Элечка охотилась на птичку. В траве лежал, поблескивая, небольшой предмет… Садовый секатор! Такой же, как на уроке Карлиса Гаафса!

Тяжёлый случай, – хмыкнул Ваня, грустнея ещё больше. – Похоже, девочка учится на курсе боевой магии. Кажется, общаться бесполезно…

– Ну здравствуй, – раздался за спиной звонкий насмешливый голос.

Ваня вздрогнул: сказано было по-русски. Он мягко шагнул вбок и только потом обернулся.

На дорожке стоял худенький, но, видимо, сильный мальчик с большими неспокойными глазами. Всё лицо его было усеяно прыщиками так, что казалось, он измазал щёки и подбородок в малине. На глаза низко надвинут козырёк кепки, на плечах поблескивали вынутые из ушей наушники. А ниже – на майке – ещё сильнее блестели два странных значка, похожие на орденские планки.

– Я давно за тобой слежу, – подмигнул прыщавый. – Ты русских детдомовцев ищешь. Я прав?

– Ну прав, – сказал Ваня, лениво жмурясь на солнце. – Интересно же разузнать у своих, чему здесь учат.

– Давай, ври больше, – кивнул прыщавый. – Сначала с Беней Рыжим шептался, потом Сладкому Толяну вопросы задавал. Я всё видел. Ты, небось, из Москвы заслан, чтобы нас уговаривать. Я снова прав?

– А ты вообще кто? – удивился Ваня. – Следователь?

– Я-то известно кто. Меня весь Мерлин знает, – серьёзно сказал мальчик. – У меня двадцать девятый рейтинг в академии, в Звёздной лиге, понял?

– Нет, не понял. На космонавта учишься, что ли?

– Болван ты, ха-ха! – отважно произнёс прыщавый. Согласитесь, смелый шаг для гражданского шпака – так вот оскорбить кадета. «Значит, он не знает, что я кадет!» – обрадовался Ваня.

– Это значит, что я занимаю двадцать девятое место среди всех студентов академии по совокупности интеллекта, профессиональных навыков и интуиции, – сказал прыщавый. Первое место держит, понятное дело, великий Гарри. А у меня – двадцать девятое, понял? Слыхал про Джорджа Мерло? Это я и есть.

– Не слыхал, – сказал Ваня и вздрогнул: жуткая гримаса раздражения исказила прыщавое лицо собеседника.

– Не ври! Ты не мог не слышать обо мне! Моё имя на мраморных плитах в Старом дворце! Всех, кто пробился в Звёздную лигу, увековечивают в бронзе! Пойди, болван, сходи в Галерею славы – там мой бюст стоит, четвёртый от южного балкона!

– Ну, прости, – вздохнул Ваня. – Не успел заметить.

– А ну признайся, ведь слышал про меня! Ведь рассказывали тебе! Я знаю, про меня все первокурсники шепчутся. Ещё бы: не каждый студент из Москвы сможет, несмотря на русскую защиту, получить за полгода орден Негоши второй степени!

– Нет, правда, не слышал о тебе, – покачал головой Ваня – и снова пожалел об этом: прыщавый едва не бросился на него с кулаками:

– Не ври! Не смей так говорить! Ты специально врёшь, чтобы меня разозлить! А сам-то – ничтожество! Ничего не добился, не достиг! Подумаешь-, ученик Шушуруна! Берут всякую бездарность себе в ученики…

Тут Ваню осенило:

– Слушай, Джордж Мерло. Ты на курсе превосходства учишься что ли?

– Вот, вот! Я же говорил, что ты обо мне всё прекрасно знаешь и только специально дразнишь, – прыщавый вмиг успокоился, подбоченился:

– Да, я учусь у самого проректора Тампльдора. А ты, мелкий, уже выбрал специализацию?

– Да у меня ещё русская защита действует, – усмехнулся Ваня.

– Правда что ли? – сморщился Джордж Мерло и поглядел на Ваню, как на подошву, вляпавшуюся в дерьмо. – Ну ладно, некогда мне с такой мелочью тёрки тереть. Когда вырастешь, заходи, дам списать.

Великий человек Джордж Мерло, повернувшись, пошёл по тропинке, улыбчиво раскланиваясь с каждым встречным.