Текст книги "На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке"

Внутренние посольские проблемы

В переписке резидента и Центра нередко возникали болезненные для резидента темы. Например, о «пренебрежении элементарной бдительностью». «Мы располагаем данными о крайне небрежном отношении к хранению в Вашей конторе совершенно секретных документов, – прочитал однажды Тарасов. – Были случаи, когда они оставались в открытых столах. Так, один из сотрудников посольства во время дежурства в спецпомещении обнаружил фрагмент документа под названием «Письмо по советской колонии № 7». И дальше – указания на трёх листах, каким образом наладить конспиративность и бдительность в коллективе».

Ещё более неприятный случай произошёл у «соседей». Военный атташе потерял бумажник, в котором находилась памятка по условиям встречи с нелегальной разведчицей «Камилой». Памятку атташе получил в Сан-Франциско от тамошнего работника ГРУ. Теперь у товарища есть серьёзные основания для беспокойства перед выходом на встречу. «Камила» ждала связь с представителем Центра с 1939 года, причём два последних года сидела без денег.

Однако и сам Тарасов попадал «на карандаш» начальства.

В апреле 1944 года в Мехико из Гаваны приехал по делам вице-консул Виктор Петрович Ястребов. Вернувшись на Кубу, рассказал временному поверенному Заикину, дипломатам Василькову и Гаранину о том, что «все в посольстве СССР в Мексике знают, что Тарасов – представитель НКВД». Гаранину пришлось сообщить об откровениях Ястребова в Центр: «Судя по его словам, сотрудники в Мехико разделены на две группы: одна из них во главе с Малковым (торговым атташе) конфликтует с группой, возглавляемой Уманским. Посол называет его не иначе, как «лидер оппозиции». Тарасов играет в этом безобразии не последнюю роль. Хвалился, что хорошо совмещает официальное и неофициальное направления в работе. Заикин, который был генеральным консулом в Нью-Йорке, вспомнил, как Тарасов навестил его там и рассказывал о своей работе в Испании и Франции».

Телеграмму о «нездоровой» обстановке в посольстве в Мексике и поведении резидента доложили Фитину. Сигнал о расшифровке – это серьёзно.

С конфликтами в посольстве в Мехико разбирались в Москве в организациях, направлявших сотрудников на работу в Мексику. Долгое время ключевой фигурой перманентного противостояния в Мехико был торговый атташе Малков, моложавый блондин с залысинами, холодными голубыми глазами и монотонным голосом. Испанский язык он выучил, сопровождая отца (уполномоченного Наркомвнешторга) в Мадриде в годы республиканского правительства.

В замкнутых коллективах избежать вмешательства в личную жизнь сотрудников было почти невозможно, и Малков «с компанией» этим пользовались. Рассказывали, что Малков завёл специальный «кондуит», в который заносил «компроматы» на тех, кого причислял к враждебной стороне.

В этом противоборстве резидент занял сторону посла Уманского. Тарасов сообщил в Москву: «В колонии имеется группа в составе торгового атташе Малкова, 3-го секретаря Костягина, курьера спецохраны Воротникова (наш стажёр) и других, которые занимают откровенно враждебную позицию в отношении руководства. Возглавляет группу Малков, сколачивая оппозицию на почве раздувания всяких бытовых инцидентов и конфликтов. Он не сделал нужных выводов и после откомандирования одного из своих «сторонников», продолжая собирать вокруг себя лодырей и болтунов.

Негативное поведение Малкова облегчалось тем, что он использовал возможность бесконтрольной отправки почты домой, и мог в искажённом свете информировать своё руководство о деятельности посольства. Малков поставил себя в положение самозваного комиссара, критикуя все мероприятия посла, начиная от вывесок на дверях посольства, до содержания его выступлений – как в коллективе, так и ориентированных на мексиканскую аудиторию. Дела посольства обсуждались на квартире торгпреда за бутылкой вина, несмотря на возможность вражеского прослушивания. Жена Малкова, полячка по происхождению, тоже занимается науськиванием сотрудников на посла, заявляя, что они в Мексике работают самостоятельно и никому не подотчётны».

Фрондёрство Малкова приобрело такую остроту, что Уманский всё-таки решил, наконец, послать «аргументированную» шифртелеграмму о его вызывающем поведении Молотову и Микояну. Посол рассказал Тарасову об этом, пояснив, что терпел выходки Малкова по причине дружеских отношений того с Микояном, не хотел жаловаться на посланного им человека. На обращение Уманского Микоян отреагировал без задержки, направив Малкову телеграмму ультимативного содержания: ещё один «прокол», и командировка будет завершена.

О приёмах в советском посольстве мексиканская пресса писала много, преувеличивая их размах и роскошь. Негативный пропагандистский подтекст в этом просматривался: друзья СССР постоянно проводят кампании по сбору средств на нужды Красной армии, но на что на самом деле расходуются деньги?

Подготовка к празднованию 27-й годовщины Великого Октября в посольстве была омрачена ссорой между женой Уманского и Констанцией де ла Мора. Резиденту пришлось сообщить об инциденте в Москву:

«Эта испанская писательница играла большую роль в работе посольства. Она не только редактировала бюллетень, но и была правой рукой посла по переписке с мексиканским МИДом, составлению его речей, картотеки посольства, списков приглашаемых на приёмы. Жена Уманского некоторое время дружила с Мора, но в последнее время стала её ревновать к мужу.

Нарастающая неприязнь к испанке вылилась 6 ноября в громкий скандал, свидетелями которого стали сотрудники, поскольку случилось всё днём, в рабочее время. Уманская поругалась с Морой, обвиняя её в «командовании» посольством, непонимании своего места иностранной служащей и отсутствии скромности.

В истерике, с громким плачем Мора выбежала из комнаты Уманской с криками: «Я не могу больше, меня оскорбляют». Она заявила послу, который в данный момент беседовал в коридоре с сотрудниками, что покидает службу в посольстве. Уманский отвёл Констанцию к себе в кабинет, где, видимо, пытался уговорить её остаться, но Мора собрала вещи и ушла, заявив всем, что больше не работает. Посол распорядился оплатить ей работу на месяц вперёд, как за отпуск.

Через неделю Мора посетила меня и просила организовать выезд её дочери из Союза в США, куда она сама планирует уехать в ближайшее время. Желание увидеть дочь понятно: Мора не видела её восемь лет. Дочь почти все эти годы находилась на попечении Долорес Ибаррури.

Место Мора в посольстве занял её помощник Хосе Эррера Петере, малоизвестный испанский писатель, приехавший в Мексику в 40-м году. Сотрудничает в правительственной газете «Эль Насьональ». Недавно выяснилось, что он уносил документы домой, чтобы «спокойно работать с ними» (например, по составлению картотеки). Я неоднократно говорил послу, что наша канцелярия может вполне обходиться без помощи иностранцев: сотрудники хорошо овладели испанским языком. Посол всегда отвечал: «Не становитесь на путь общего подозрения к иностранцам, Мора и Петере – честнейшие люди».

Американская слежка

Тарасов начинал свою чекистскую карьеру в контрразведке и, основываясь на собственном опыте, был уверен, что американцы недоброжелательно относятся к деятельности советских представителей в стране. Причины понятны: популярность СССР в Мексике росла с каждой новой победой Красной армии, а посольство Соединённых Штатов ревниво относилось к любым потенциальным соперникам. Посол Мессершмит болезненно воспринимал дипломатические успехи Уманского в Мексике, его завуалированную работу по «проникновению» в Центральную Америку. Считал недопустимым укрепление позиций России в подбрюшье США.

Уманский чувствовал, что в Мексике наступил «звёздный час» его карьеры. Дорожил своим влиянием и популярностью. Однажды, когда он ужинал в ресторане «Сан-Суси» с руководящими сотрудниками посольства, там появился посол Мессершмит со свитой. В зале были другие послы, которые, отложив вилки и ложки, поспешили ему навстречу, чтобы поприветствовать влиятельного коллегу. Кто-то из спутников Уманского, сидевшего спиной к входной двери, сказал ему: «Пришёл Мессершмит, все с ним здороваются. Надо бы пожать ему руку».

Уманский только усмехнулся: «Ничего, сам подойдёт».

Так и случилось: через несколько минут Мессершмит оказался у советского стола.

«Проблема Уманского» существовала для Мессершмита не только в плане личного соперничества. Он и его посольская команда рассматривали ситуацию масштабнее: изучались различные варианты пресечения угрожающе возросшего «советского присутствия» к югу от Рио-Гранде. Для этого требовалось доскональное знание противника, причём для американцев не потенциального, а реального. Василевский-Тарасов вспоминал: «Особенно бесцеремонно вела себя американская разведка, установившая слежку за сотрудниками советского посольства. Следили также и за людьми, посещавшими по разным делам наше посольство. На противоположной стороне улицы, откуда был виден вход в консульский отдел посольства, американская разведка организовала наблюдательный пункт под видом фруктового ларька».

К созданию Специальной разведывательной службы (СРС) директор ФБР Эдгар Гувер приступил в июле 1940 года. На это расходовались средства из засекреченного президентского фонда. В Конгрессе о планах по развертыванию СРС долгое время ничего не знали. Вначале заниматься делами организации Гувер поручил своему помощнику Перси Фоксворту, который прежде возглавлял отделение Бюро в Нью-Йорке.

В американских посольствах появилась новая должность – атташе по правовым вопросам. Как у военного и военно-морского атташе, у человека, занимавшего эту должность, имелся дипломатический статус, привилегии и защита, предоставляемая посольством. Фактически это были ответственные официальные представители Специальной разведывательной службы. Через таких атташе завязывались полезные контакты с начальниками местной полиции и контрразведки, министрами внутренних дел и т. д. Программы взаимодействия, которые направлялись американскими атташе по правовым вопросам, стали фундаментом «политики добрососедских отношений» Франклина Делано Рузвельта с Латинской Америкой во время войны.

С конца 1942 года сотрудники СРС получали практически любую помощь в своих расследованиях от полиции в любой стране Латинской Америки. Министры внутренних дел и начальники полиции (многие из них были на жалованье у СРС) обеспечивали людям Гувера доступ к информации из почтовых отделений, телефонных и телеграфных сетей, воздушных и мореходных компаний, таможни и правительственных учреждений, включая во многих случаях президентские дворец.

Пик разоблачений нацистских агентов в Латинской Америке пришёлся на 1942–1943 годы. Большая заслуга в этом принадлежала Отделу радиоразведки (ОРР). Сотрудники ОРР перехватывали сеансы связи немецких разведслужб с резидентурами в Латинской Америке.

В конце 1943 года успешная статистика борьбы СРС со шпионской деятельностью Рейха резко упала. Именно тогда, чтобы сохранить потенциал своей службы на годы вперёд, Гувер поставил перед СРС новую задачу – борьбу с проникновением «русского коммунизма» в страны Западного полушария.

Один из агентов Тарасова – Гомес Лоренсо («Волк») – рассказал ему об Альваресе, члене компартии Мексики, который в начале 1944 года признался, что сотрудничал с «разведкой» гринго в борьбе с нацистскими агентами в Мексике. Его непосредственным начальником тогда был «мистер Остин», который давал задания, принимал донесения и платил за проделанную работу. Одно время начальником был «мистер Кеннеди», который впоследствии уехал в Португалию. Альварес вспоминал, как ему пришлось следить за одним очень проворным немцем, который ловко ускользал от наблюдения, пересаживаясь с такси на такси. Потом выяснилось, что немец был не нацистом, а коммунистом! Это раскрылось потому, что Альварес установил адрес этого объекта, дал швейцару денег и смог просмотреть и сфотографировать бумаги на квартире немца. Кеннеди позабавила ошибка: «Сейчас мы с русскими сотрудничаем, после войны этого не будет, считай, что ты просто обогнал время».

Противодействие мексиканской полиции – это одно, но контрразведка США – совершенно другой коленкор. Об этом фактически и шла речь в запросе Центра: «Нас интересуют конкретные данные, характеристика деятельности американской контрразведывательной организации, якобы легально присутствующей в стране вашего пребывания, о чём вы сообщали тов. Реджи».

Для «освещения» американцев Тарасов подключил «Ковбоя» – мексиканского дипломата Маурисио Фреско, который начал сотрудничать с советской разведкой ещё в 1927 году в Шанхае. Фреско прославился тем, что, находясь на консульской работе, написал разоблачительную книгу о преступлениях англо-американского империализма в Китае. Его труд вызвал такое негодование в Лондоне и Вашингтоне, что ему пришлось спасаться бегством: расправа казалась неминуемой. Потом Фреско работал в странах Южной Америки, Португалии, Испании и Франции. В 1939–1941 годах Фреско находился на консульской работе в Бордо, обеспечивал эвакуацию испанских беженцев из французских концлагерей в Мексику[33]33
  Об этом периоде своей жизни М. Фреско рассказал в кн.: La Emigración Republicana Española: Una Victoria de México. Editores Asociados, México, 1950.


[Закрыть]. Он был близок к коммунистам, но политическими симпатиями или антипатиями при формировании групп на отправку не руководствовался.

Вернувшись в Мехико, Фреско устроился на работу в МИД, руководил департаментом Координационного комитета по американско-мексиканскому экономическому сотрудничеству. С министром иностранных дел Эсекиелем Падильей Фреско дружил с юношеских лет. Маурисио, будучи, как о нём писали, бойким и талантливым журналистом, помогал министру в подготовке текстов по актуальным вопросам международной жизни.

Возможности для разработки американцев у Фреско имелись. Казалось бы, старая история, полузабытый эпизод. В 1942 году, работая консулом в Лиссабоне, Фреско с огромным трудом посадил на судно, отправлявшееся в Мексику, Фернандо Меку Санчеса. Тот в годы республики возглавлял отдел информации министерства внутренних дел. Поэтому за ним охотился и абвер и франкистская охранка[34]34
  Постановлением Специального трибунала по подавлению масонства и коммунизма в Мадриде Фернандо Мека Санчес 16 мая 1941 г. был объявлен в розыск и заочно приговорен к 16 годам тюремного заключения.


[Закрыть]. Если бы не Фреско, Мека Санчес вряд ли остался в живых. Когда они снова встретились в Мехико-сити, у испанца не было секретов от Фреско, он о многом рассказал, в том числе о своём сотрудничестве с разведывательной службой американцев.

Это было очень кстати. Фреско, якобы от имени министерства иностранных дел Мексики, стал регулярно обращаться к Меку: «Нам необходимо знать, чем здесь занимаются гринго, которым ни в чём нельзя доверять». Тарасов в своей переписке обозначил Меку псевдонимом «ФБИ». Из сообщений Меки стала вырисовываться общая «картина разведывательных усилий» американцев: за последний год объём заданий по германской агентуре заметно снизился; освещение деятельности японцев в Мексике сохраняет актуальность, все сигналы тщательно проверяются. Американцы интересуются работой англичан, причём попутно ведут скрытую политическую пропаганду против Лондона. Резко возросло количество заданий по «советской тематике», сбору данных о советских организациях, действующих в Мексике, их сотрудниках. Американцы начали активно подыскивать агентов среди эмигрантов из России.

По данным Меки, работой против советского посольства и мексиканских коммунистов занималась группа, возглавляемая Даниэлем Фордом. Это был человек Гувера из Специальной разведывательной службы. Штаб-квартира СРС находилась на авениде Чапультепек, № 153. Среди мексиканских агентов Форда выделялся капитан Маровер из военной полиции. Ему было 55 лет. Достаточно образованный, хамелеонистый, он умел легко сходиться с людьми, и потому использовался как вербовщик. В донесениях нередко допускал преувеличения и подстрекательство: «Мне коммунистов не жалко».

В числе помощников Форда Мека назвал испанца Дурана, с которым регулярно общался и неплохо изучил его. На одну из встреч с Тарасовым Мека принёс письменный «доклад» о нём:

«Экспедито Дуран Фернандес, 38 лет, рост 177, худой, болезненного вида, каштановые волосы, аккуратно подстриженные усы, золотой зуб в верхней челюсти. Женат. Состоял в Федерации анархистов Иберии, был мэром Хероны в Каталонии. Называет себя человеком демократических убеждений. Прибыв в Мексику, пристроился в штат министра внутренних дел Алемана, став одним из его порученцев. В настоящее время является старшим в агентурной группе ФБР из семи человек. Для выполнения заданий используются три автомашины. Оперативные встречи проводятся в респектабельных кафе – Тупинамбо, Париж, Папагайо, Бейтис. Дуран с фанатизмом относится ко всему, что имеет отношение к тайным операциям. Дома хранит личный архив о нацистах и фалангистах, располагает фотолабораторией, аппаратурой для тайного прослушивания.

Дуран рассказывал, что в США действует сеть спецшкол ФБР. Сам он находился на переподготовке в Сан-Антонио. За последние месяцы Гувер добился заметного увеличения штатов. Слушатели проходят теоретический курс в течение 7 недель: их обучают радио, системе идентификации, шпионажу и контрразведке. Затем 12 недель практики. Обычно их направляют в Мексику. В Сан-Антонио хранятся оперативные учёты на 14 тысяч испаноамериканцев, есть также данные на немцев, японцев, русских. Можно представить, насколько обширна центральная картотека ФБР».

Дуран поведал Меке Санчесу, что в контракте, который он подписал с ФБР, отмечено, что ему не будут давать задания против испанцев, мексиканцев и революционных организаций. Из этого Мека сделал вывод, что Дуран пытается этим подчеркнуть свою принципиальность в столь щекотливых вопросах. И ещё испанец считает «неблагородной» слежку американских и мексиканских секретных служб за советским посольством и компартией Мексики. При этом заметил: «Не думаю, что американцы преуспели в работе против советской разведки, поскольку русские давно ведут активную тайную войну. Приобрели ценный опыт. Если бы американцы занялись этим раньше, война не застала бы их врасплох, и они не получили бы Перл-Харбора. Сейчас американцы изучают опыт зарубежной службы НКВД, усиленно рассылают агентов по всему миру и, конечно, в карибские и южноамериканские страны. Кадры также готовятся для освобождённых зон Европы и для работы в СССР».

Однажды Дуран как бы невзначай обронил: «Если бы русские хотели получить ценные материалы по работе американцев против Советов, то им стоило бы проникнуть на квартиру агента Рикардо из группы Форда на улице Паравийо № 64».

Мека Санчес прокомментировал:

«Не исключаю, что Дуран рекомендовал это из лучших побуждений, но в таких случаях надо предполагать самое худшее, вплоть до хитроумно подготовленной ловушки»[35]35
  Через агентуру Тарасов получил дополнительные данные об Экспедито Дуране: «Бывший член НКТ Испании. На начало гражданской войны был алькальдом (городским головой) в Хероне, затем, после мобилизации, там же, стал интендантским комиссаром. Перед поражением республики бежал во Францию. От близкого окружения в Мексике Дуран не скрывал, что служит в американской разведке. Его агенты действовали под прикрытием транспортной компании, перевозившей грузы между Мехико, Веракрусом и Ларедо. В этот период многие в НКТ обвиняли Дурана в предательстве: он выдавал ФБР испанцев, которые пытались нелегально перебраться в США».


[Закрыть].

По просьбе Тарасова Мека Санчес навёл справки о Карлосе Ромеро. Он был одним из тех, кто навязчиво посещал посольство после его открытия, – часто без серьёзных причин. Резидент знал Ромеро по Испании и не исключал, что тот мог что-то знать о его прошлой деятельности:

«Ромеро – бывший военный. Когда началась гражданская война, находился в резерве в чине капитана. Принял сторону Республики. Был командиром 2-го корпуса. Под предлогом нехватки вооружений наладил работу двух литейных заводов, на которых отливались мортиры. Их Ромеро продавал правительству через посредников-снабженцев корпуса, которым командовал. То есть, даже в обстоятельствах борьбы с Франко преследовал корыстный интерес. Бежал во Францию после поражения. Остался в занятом немцами Бордо и организовал там производство сорочек и нижнего белья для немецкой армии. Был арестован за продажу изделий частным лицам и спекуляцию. Сумел выкрутиться и перебраться в Мексику.

В Мехико редактирует журнал «Дефенса», собственник которого – подполковник Луис Виньялс Карси, – шеф адъютантской службы президента Мексики. В своей компании Ромеро любит порассуждать о «призраке коммунизма». При несогласии с его тезисами, обвиняет такого человека в принадлежности к коммунистической агентуре или в шпионаже. Ромеро порядочный интриган. Сейчас «копает» под начальника разведывательной службы Мексики. Дескать, и сам начальник, и некоторые его помощники, – на самом деле являются ненадёжными людьми, которые «делятся» с русскими секретными документами. Предел мечтаний Ромеро – местечко советника в мексиканской разведке».

Тарасов добавил несколько строк к донесению Меки: «С Ромеро я был знаком по Испании. Он, будучи командиром 2-го корпуса, который занимал фронт непосредственно в Мадриде от Национального дворца до площади Монклуа, часто общался со мной, бывал по делам, обедал и т. п. В Мехико я до сих пор удачно избегал встреч с ним, хотя он заходил в посольство за материалами для журнала «Дефенса». Уже находясь в Мексике, Ромеро написал книгу, в которой поведал, что был арестован гестапо на территории Франции за испанские дела и подвергался пыткам. Он всегда тяготел к литературным преувеличениям. О личности Ромеро я проинформировал Уманского, и он распорядился больше его не принимать».

В посольство приходили письма, как правило, анонимные, предупреждающие о возможной опасности. В 1943–1944 годах от доброжелателей поступило десятка полтора подобных «сигналов». По содержанию отдельных посланий можно было сделать вывод, что авторы имели доступ к информации закрытого характера. Вот одно из таких предупреждений:

«Сеньор Посол! Вчера в посольство в качестве посетителя вошёл г-н Бернардо Вандали в сопровождении Георга Ульриха Реме, который является немецким шпионом. Родился он в Германии, где находятся сейчас его жена и ребенок. До войны Реме работал в Берлине в «Америкен Экспресс Компани». Был близким другом д-ра Блоха, руководителя германской разведывательной службы. В США был сотрудником германского консула Фрица Видемана в Сан-Франциско (до его высылки из США). В Мексику прибыл в июне 1941 г. Находился в контакте с немецким послом. Реме ежемесячно получал деньги из посольства Германии, сейчас получает их по другим каналам. Он стремится расширять источники информации в правительственных кругах, интересуется военными портами Веракрус и Акапулько. Связь с Германией поддерживает через Швецию с помощью Роберто Эйзенбаха, который живёт неподалёку от Парка Чапультепек. Он же хранит деньги Реме, который снимает квартиру на ул. Република-дель-Сальвадор. В случае проверки деятельности Реме надо проявлять осторожность. У него есть свои люди в МВД. Он натурализовавшийся американец и имеет паспорт США. Известно, что Реме хранит в своей квартире много компрометирующих документов».

Содержание этих писем обсуждалось в резидентуре. Не осталось без внимания, что в письмах постоянно упоминались секретные или компрометирующие документы, хранящиеся по месту жительства предполагаемых немецких шпионов и агентов. Тарасов не без иронии оценил этот факт: «Примитивная повторяющаяся наживка. Пытаются заманить в ловушку, чтобы взять с поличным. Скорее всего, это американцы из ФБР осваивают навыки контрразведывательной работы».