Текст книги "Контора"

ГЛАВА 22

Элли не была в восторге, когда я объяснил, что перед тем, как весело провести с ней ночь, мне придется встретиться с одной проституткой и тремя ее клиентами в больнице в восточной части Лондона.

– Тебе незачем наведываться к проституткам теперь, когда у тебя есть я, – сказала она сочувственным тоном.

– Очень смешно, – ответил я. – За это ты поедешь со мной.

– Куда?

Я изобразил на лице ангельское терпение.

– Навестить одну проститутку и трех ее клиентов в больнице в восточной части Лондона. Я понятно объясняю?

Я начал собираться, но Элли не шевельнулась в кресле, стоящем у моего стола.

– У меня так много вопросов, начинающихся со слов: «Зачем?», «Какого черта?» и «После дождичка в четверг», что я не знаю, с которого начать.

Я понял, что амнезия, обычно поражавшая меня, когда речь шла об Искорке, сработала и в случае с Элли. Пришлось кратко ввести ее в курс дела.

– У нас с ней занятная история юриста и проститутки. Это очень забавно, – заключил я.

– Да уж, обхохочешься, – сказала Элли, так и не сдвинувшись с места. – Нам нужно подправить твою анкету. Чарлз Фортьюн, специалист по общим корпоративным вопросам, объединению компаний и их приобретению; также помогает шлюхам не угодить в каталажку.

– Специалист широкого профился, – ухмыльнулся я.

– Специалист идиотского профился, – поправила Элли. – Неудивительно, что ты никому об этом не рассказывал. Не могу представить себе того, кто умилился бы, узнав, что у тебя платонические отношения с проституткой.

Я решил не упоминать, что это слетело у меня с языка при аттестационной комиссии. Я и так ругал себя последними словами с тех пор, как вышел из конференц-зала. Не хватало еще, чтобы за меня принялась Элли со своим острым язычком.

Она неохотно поднялась.

– Они в самом деле платонические? Если тебе есть в чем признаться, Чарли, выкладывай все сейчас.

– Не говори глупости. Конечно, платонические. Пошли, там будет весело, уж поверь мне. Она тебе понравится.

Конечно, я преувеличивал: ничего особенно веселого не могло быть в Лондонской королевской больнице в Уайтчепеле.[39]39
  Один из беднейших районов Ист-Энда в Лондоне.


[Закрыть] «Баббингтон» обеспечивал нас услугами лучших частных докторов, которые – случись нам захворать, – в два счета ставили нас на ноги и возвращали на рабочее место. Нам сразу же дали понять, что болезни – это для слабаков, у которых нет ни малейшего шанса стать компаньонами.

В длинной больничной палате плохо пахло, да и выглядела она не лучше. Я начал изучать апатичные фигуры на койках в поисках Билли Хлюста, но тут Искорка закричала с дальнего конца палаты: «Сюда, Чарли!» Как всегда, она удачно подобрала цвета: топик всех цветов радуга, скандально короткая алая юбка и зеленые колготки. Все пациенты повернулись в своих койках, чтобы посмотреть, как она подпрыгивает и машет нам. Правда, Элли тоже привлекла к себе внимание, когда проплывала мимо, распространяя аромат дорогих духов, которыми заранее щедро полилась, дабы защититься от больничного запаха. Она повисла у меня на руке с видом собственницы, чувствуя себя не в своей тарелке вне привычной среды.

Билли, правая сторона лица которого была забинтована, встретил нас улыбкой. Голова у него была совершенно лысая, а нейлоновый парик находился на тумбочке – он напоминал какое-то мерзкое создание с берегов Амазонки, которое можно увидеть в Лондонском зоопарке. Большой Билл – и Маленький Билл вскочили со своих стульев, стоявших по бокам койки, и предложили Элли сесть. Но поскольку она старалась не соприкасаться ни с чем в этой больнице (даже позволила бы себя нести, если бы я предложил, – чтобы туфли не соприкасались с иолом), то вежливо отказалась.

Я познакомил всех друг с другом и предоставил Элли и Искорке осматривать друг друга с головы до ног.

– Вы, должно быть, молодая леди Чарли, – предположил Большой Билл, и Элли еще крепче вцепилась мне в руку.

– Вы не прогадали, – сказал Маленький Билл. – Мы считаем, что он потрясающий. Чертовски хороший адвокат.

Элли ничуть не удивила эта похвала.

– Он мне всегда говорит то же самое.

Я повернулся к Билли.

– Итак, что же случилось?

– Знаете, там были три этих парня, – начал он.

– Босс в таком шикарном костюме, – добавил Большой Билл. – Наверно, чертовски дорогой.

– А потом тот парень сказал, что он – его юрист. – Пришла очередь высказаться Маленькому Биллу. – Он мне сразу не понравился. Типичный юрист. Не в обиду будь сказано. – Он кивнул нам, словно стирая с нас позорное клеймо.

– И он был такой здоровущий, – продолжил рассказ Билли. – Прямо квадратный – ну, вы таких знаете, Чарли. – У Билли явно было весьма странное представление о штате юридических фирм Сити, имеющих дело с крупными компаниями.

– Я мог бы с ним справиться, – сказал Большой Билл, выпрямляясь во весь свой рост – в нем было пять футов.

– Да ни в жисть, недотепа ты этакий, – возразил Билли, рассердившись, что его перебили. – Короче, они завели волынку насчет того, что мы должны продать дом и перестать надоедать им этими дурацкими письмами.

Маленький Билл нервно комкал свою шапку.

– Они сказали, что нечего нам шляться по всяким вонючим юридическим центрам – никакого смысла. У них-то самый лучший юридический консультант, какого только можно купить за деньги.

Я закипел.

– Они не знают, с кем имеют дело. Возможно, в следующий раз я подпишусь своим именем.

– Да, уж тогда им определенно станет все ясно, – шепнула Элли.

– Я им сказал: у нас такой хороший юрист, что они еще пожалеют о том, что так сказали. – Как ни странно, я почувствовал, что благодарен Большому Биллу за эти слова.

Маленький Билл продолжил рассказ:

– Итак, вот эти два идиота сказали, куда им следует пойти – как вы нам советовали. – Пожалуй, это был не самый лучший юридический совет, который я дал в своей жизни.

– И им это не понравилось, – сказал Билли.

– Так не понравилось, что они сшибли зеркало со стены в прихожей, – продолжил Большой Билл. – Сказали, что это вышло случайно.

– То же получилось и с этим проклятущим столиком, на котором стоял телефон, – добавил Маленький Билл.

Я видел, что Билли все больше разъяряется.

– Потом они сказали: «Ой, посмотрите-ка, телефонный провод выдернулся из стены. Какая беда!» И большой парень обрушил чуть не полстены вместе с чертовым проводом.

Если бы все не было так серьезно, я бы рассмеялся: уж очень походили эти методы запугивания на те, которыми пользуются персонажи комиксов. Причем именно мой совет спровоцировал незваных гостей. Но откуда же мне было знать, что так получится? Там, где я вращаюсь, в таких случаях пишут очень чопорное письмо, в котором полно «невзирая на» и «при сем».

Маленький Билл покачал головой:

– И тут вдруг Билли вообразил себя Суперменом и набросился на них.

– Я дико разозлился, ведь так? – пояснил Билли.

– Конечно, набросился с такой прытью, на какую только способен человек семидесяти семи лет с артритом, – сказал Большой Билл.

– Да, надо сказать, тебе не удалось захватить их врасплох, – добавил Маленький Билл.

Билли заерзал в постели.

– Пятьдесят лет тому назад я бы их сделал одной левой. Всех. Запросто.

– Ну конечно, Билли, – согласился Маленький Билл. – Мы попросим их это учесть, когда они вломятся следующий раз. Пусть дадут тебе фору в две минуты.

Я попросил объяснить, как же все это случилось, и выяснилось, что Билли пострадал оттого, что его оттолкнули и, падая, он ударился об угол столика с телефоном.

– Кровищи-то было повсюду! – вспоминал Маленький Билл.

Большой Билл повернулся к Элли:

– Кстати, дорогая, вы не знаете, чем можно удалить пятна крови с ковра?

– Гм-м, нет, – ответила она, растерявшись. – А почему бы не попробовать белым вином? Кажется, это помогает во многих случаях.

– Не уверен, что оно у нас есть, – задумчиво произнес он. – А пиво не подойдет?

Искорка осведомилась, что же делать ее мальчикам.

– Я не хочу, чтобы на них снова напали, – заявила она.

– Решать вам, – сказал я, пожав плечами. – Это несправедливо, но если вы согласитесь продать дом, по крайней мере вас больше не тронут. – Теперь Билли сидел со скрещенными на груди руками.

– Ну уж нет, этот номер у них не пройдет. Думаю, мы должны продолжать вести себя, как старые придурки, какими они нас считают.

– Не дури, – возразил Маленький Билл. – Давайте продадим – и будем в безопасности. Меньше всего на свете мне хочется давать свою кровь для такого старого кретина, как ты.

Большой Билл пребывал в нерешительности. Поразмыслив, он снова повернулся к Элли.

– Я понимаю, моя дорогая, что мы похожи на полоумных стариков, но нам не нравится, когда нами командуют. Не нравилось на войне и не нравится сейчас. Я не собираюсь переезжать только из-за того, что какой-то тип разбил мое зеркало.

Искорка отвела меня в сторону, когда три Билла начали обсуждать, какими минами-сюрпризами им следует воспользоваться.

– Думаю, они поступают неправильно, – сказала она.

– Это их решение, Искорка. Я напишу еще одно письмо, и если ничего не произойдет, тогда мы с тобой перевезем их оттуда. О'кей? – Она кивнула.

Большой Билл разволновался.

– Вы знаете того парня из пивной, Чарли? На днях он сказал, что нет такой вещи, которую он не мог бы раздобыть.

Маленький Билл закатил глаза.

– Он же старьевщик, дурья твоя башка!

– Но спросить-то мы можем, да? Старое противотанковое ружье нам бы не помешало.

Маленький Билл расхохотался:

– Только если они пойдут на нас на танках! Пробыв в палате еще несколько минут, мы начали прощаться.

– Как там дела с компаньонством? – спросила Искорка.

Элли, которая до сих пор в основном помалкивала, резко повернулась ко мне.

– Она об этом знает?

– Да, он мне сто лет назад сказал, – весело ответила Искорка.

– Ты сказал своей подруге проститутке – не в обиду будь сказано, – что тебя выдвинули в компаньоны, а мне – нет? – Элли была недовольна.

– Из меня это просто выплеснулось, – оправдывался я.

– Такое частенько случается, уж я-то знаю, – заметила Искорка. – Могу порекомендовать неплохую клинику.

ГЛАВА 23

Каждый юрист живет в страхе совершить ошибку, которая возымеет последствия сродни Армагеддону. Имеется в виду грубая ошибка, которая разрушит все – начиная с твоей собственной карьеры, затронет твоего босса и ближайших коллег и, наконец, рухнет вся фирма. Разумеется, это просто кошмар, но, бьюсь об заклад, каждый младший сотрудник в «Баббингтон Боттс», устав под конец долгого дня, порой откидывался на спинку стула и мечтал о том, как нарочно напортачит и обрушит наземь все здание, пропитанное кровью. Единственная проблема заключалась в том, что сам виновный окажется в самом низу, погребенный под обломками, и пока что не нашелся ни один, кто бы рискнул пойти на такое.

Примерно раз в десять лет какой-нибудь юридической фирме предъявляют иск по обвинению в преступной халатности, который не покрывает страховка. Пожалуй, это единственное, что омрачает жизнь компаньона: она чудесна, когда все идет хорошо, но если суммы страховки недостаточно и у фирмы остаются долги, всем компаньонам приходится выуживать деньги из своих собственных бездонных карманов.

Правда, пока что дело никогда не доходило до того, чтобы в суде выстроилась очередь несчастных компаньонов по делам о несостоятельности (добавьте такие трогательные детали, как щетина на щеках, обтрепанные брюки и дикий взгляд воспаленных глаз), – однако теоретически такое было возможно.

В юридическом колледже рассказывали истории – сродни страшным сказкам на ночь – об одной фирме, которая попала в такую беду, что компаньоны вынуждены были продать свои четвертые, третьи и – о ужас! – вторые дома. Они даже вызвали резкое падение курса на Лондонской фондовой бирже тем, что ликвидировали большое количество своих вкладов, и даже некоторое время летали не первым классом.

Конечно, пострадали не только они. Со всех сторон слышались вопли, исполненные муки: «А как же дети? Разве никому нет дела до детей?». Были приглашены психоаналитики в Суррей, чтобы помочь тинейджерам, которые закатывали истерики, не в силах понять, почему их папы не могут подарить им БМВ на семнадцатилетие, как это сделали папы всех их друзей.

Пока я был младшим сотрудником, меня контролировали, так что мои многочисленные ошибки вовремя исправляли. Однажды, находясь в прострации, я продиктовал письмо, начинавшееся словами: «Уважаемый Придурок, Ваше постоянное нытье вызывает у меня рвоту». Поскольку у меня была секретарша, только недавно поступившая в нашу фирму, это письмо чуть не отослали.

Однако когда меня повысили в должности, у меня стало больше возможностей совершать свои собственные ошибки, которые никто бы не стал исправлять. То, что я продержался так долго, показывает мою способность либо а) не делать ошибок, либо б) очень оперативно скрывать их. Причем второе важнее, ибо все мы люди и никто не застрахован от ошибок. А уж мысль о преждевременно почившей собственной карьере заставляет лихорадочно соображать и выкручиваться.

При такой грандиозной сделке, как у «Бритиш навигейторз», вероятность того, что что-нибудь пойдет не так, переходила почти в уверенность. Оставалось лишь надеяться, что это произойдет не по вашей вине и сделка все же сорвется, а вся фирма не погибнет.

В любом случае, размышлять на эти темы нам было некогда: мы с Элли, а также Ханна, Эш и Люси были слишком заняты. Мы мчались с одного заседания на другое, пытаясь довести до кондиции договор о купле и продаже. И так целых четыре недели! Мы совещались друг с другом, затем бежали на заседания с компаньонами, после чего снова собирались вместе, чтобы подготовиться к следующему заседанию с другой стороной. Затем мы снова встречались впятером, затем – с компаньонами, после чего возвращались к себе готовиться к следующей встрече с противной стороной. Время от времени мы для разнообразия совещались с клиентом, получали новые инструкции – и весь тягомотный процесс начинался по повой. По крайней мере раз в три дня мы еще должны были устраивать совещание, дабы запланировать заседания на следующие три дня.

На этой неделе в Лондон на один день приехали мои родителя и пожелали меня увидеть, так что мне пришлось выделить на встречу с ними час. В своей записной книжке-календаре я обозначил ее как заседание с «Бритиш Навигейторз». Правда, была вероятность, что просматривая впоследствии эту книжку на предмет начисления себе оплачиваемых часов, я включу и этот час, но что никто не обратил бы внимания. Наша зарплата должна была теперь исчисляться чуть ли не в миллионах, так что двести сорок фунтов в ту или иную сторону не имели значения.

– Надеюсь, мы не отвлекли тебя от чего-нибудь важного, – сказала мама, когда мы втиснулись в пластмассовые кресла, прикрепленные к столику, в ближайшей непрезентабельной закусочной.

– Вовсе нет, – ответил я, по привычке взглянув на часы. К счастью, на работе сейчас возникла краткая пауза, но я все же нервничал: а вдруг там происходит что-то, требующее моего присутствия в офисе. – Я стараюсь каждый день обязательно выходить на улицу хотя бы на двадцать минут, чтобы взглянуть на солнце. Меня даже считают из-за этого бунтарем. А уж выбраться из офиса на целый час – это такое удовольствие! Однако к двум мне нужно вернуться на заседание.

– И все-таки это совсем неплохо оплачивается, – заметил папа.

Они годами взволнованно следили за ростом моей зарплаты, давая своим друзьям регулярные отчеты. Это походило на фунтометр (или как там называли этот прибор?) из передачи «Флаг отплытия».[40]40
  Телепрограмма информационного и занимательного характера для детей; передается Би-би-си-1 с 1958 года.


[Закрыть] Когда маленькая стрелка весело проходила отметки 50 000, 60 000, 70 000 и 80 000 фунтов стерлингов, родители транслировали радостные новости. Высший уровень, которого я достиг бы, став компаньоном, был обозначен таким образом: «Устроен в жизни – это все, чего мы хотели для нашего сына».

Мы поболтали о том, как они провели день в Лондоне. Они приезжали сюда раз в два месяца, а друзьям туманно сообщали, что у них кое-какие деловые встречи в Лондоне. По-видимому, мои родители надеялись, что все сделают следующий вывод: у них хранится золото в «Куттс энд компани»,[41]41
  Крупный коммерческий банк, который входил в «Малую шестерку» банков.


[Закрыть] и они регулярно проверяют его.

Скромно потупив глаза, мама ковыряла вилкой сосиску, жареный картофель и горошек у себя в тарелке.

– Гм-м, как там у вас дела с Элинор?

Они не видели нас с того самого воскресного ланча. Даже если бы у нас было такое желание (а его не было), у нас просто не было времени.

– Работа, работа, работа – совсем нет времени для себя, – пожаловался я. – Но в основном все идет прекрасно.

Мама просияла.

– Есть вещи, более важные, чем работа, – неожиданно заявила она, начисто позабыв, как всю жизнь строила относительно меня честолюбивые планы. Я уловил, как папа шепчет ей на ухо: «Восемьдесят пять тысяч фунтов».

– Попытайся сказать это президенту «Бритиш Навигейторз», – посоветовал я, и в ответ на меня устремились две пары глаз, ничего не выражавших.

– На днях мы обедали с дядей Тони и тетей Хилари, – осторожно произнесла мама. Это была единственная возможная замена для «мистера и миссис Грей», когда она говорила со мной о родителях Элли.

– Представить себе не могу, о чем это вы говорили, – сказал я.

– Это было так смешно – мы обе заговорили о квартирах. Я сказала тете Хилари о том, какая у тебя большая квартира, а потом она рассказала, что Элли живет в точно такой же по величине квартире. – Итак, обе расхвастались, подумал я, а вышла ничья. – А затем твой отец принялся ворчать насчет диких цен на недвижимость в Лондоне…

– Ты знаешь, что сарай в Кенсингтоне купили за сто десять тысяч фунтов? – Папа редко кого-нибудь перебивал, но от цен на недвижимость закипает кровь у любого благонамеренного жителя шести графств.[42]42
  Графства, окружающие Лондон (Мидлсекс, Эссекс, Кент, Суррей частично вошли в состав Большого Лондона; иногда к ним причисляют Хартфордшир и Суссекс).


[Закрыть] – Сарай! Простой деревянный сарай – такой, как у меня в дальнем конце сада. Я прочитал об этом в газете. Безумие! Абсолютное безумие!

Мама остановила его взглядом.

– Как я говорила, мы беседовали о ваших квартирах, а затем сказали вместе: «Почему бы им не съехаться?» Представляешь – обе одновременно! Такое совпадение!

Меня так изумило, что мама за несколько недель разделалась с моральными устоями, которых придерживалась несколько десятилетий, что я даже не стал осмеивать эту явно сочиненную историю.

– Это был бы очень решительный шаг, – заметил я. – Вы уверены, что готовы к нему?

– О да, – с готовностью подтвердила мама. – А как насчет тебя, Чарли?

Я бы солгал, сказав, что эта идея не приходила мне в голову – но я же все-таки юрист!

– Вообще-то я никогда серьезно об этом не задумывался, – ответил я. – Насколько мне помнится, когда я собирался поселиться вместе с Мэри, ты была против и стояла насмерть.

Мама замахала руками:

– О, это же совсем другое! Элинор нам нравится.

Мэри была очень славной девушкой. Пару лег назад мы с ней встречались семь месяцев. Но она совершила роковую ошибку, пытаясь снискать расположение: она пекла пироги гораздо лучше, чем моя мама. Особенно удавалась Мэри сочная ватрушка с шоколадом. Когда моя мама впервые попробовала эту ватрушку, по выражению ее лица можно было решить, что пирог начинен горчайшей лимонной кожурой.

Я взглянул на часы, собираясь закончить ланч.

– Ну все, мне пора идти. Через несколько минут у меня заседание. Я подумаю над тем, что ты мне сказала. Но мы сейчас так заняты на работе, что у нас нет ни одной свободной минутки, чтобы как следует потолковать.

У мамы был разочарованный вид. Похоже, она договорилась с «Пикфордз»,[43]43
  Государственная компания, осуществляющая морские и сухопутные перевозки. Основана в 1904 году.


[Закрыть] чтобы они прибыли по первому зову – тогда она могла бы прямо сейчас отправиться в мою квартиру, все упаковать, и к чаю уже устроила бы меня у Элли.

И тем не менее я не лгал, когда утверждал, что у нас ни на что не хватает времени – кроме работы. Честно говоря, самый эротический момент у нас случился пару дней назад (и это за несколько недель!), когда Элли ворвалась в мою комнату и заявила, тяжело дыша:

– О боже, ты мне нужен!

У Ричарда, который все еще был в нее влюблен, даже челюсть отвисла.

Я скромно улыбнулся:

– Время от времени всем нужен кусочек Чарли.

– О, прости! Боюсь, что это была ложная тревога: все, что мне нужно в данный момент – это твоя подпись.

Оказалось, что помимо всего прочего Элли приходится еще заниматься небольшим делом для заграничного клиента, которого она заполучила еще во время работы в прежней фирме. Это был ее первый выгодный клиент, как она объяснила с гордостью. Появился он как бы ниоткуда, просто заявив, что слышал о ней много хорошего. Элли учредила английский филиал этой компании. «Они даже доверили мне придумать для него название», – похвасталась она. Однако согласно правилам «Баббингтона», ей нужна была еще одна подпись на банковском счете клиента.

– Это пустяк, – пояснила она. – Простая формальность.

Пожав плечами, я подписал бумагу. Название компании «Уортингтон Трампит» показалось мне смутно знакомым. Когда Элли уходила, я спросил, какие у нее планы на этот вечер – разумеется, после того, как состоится последнее совещание, намеченное на сегодня.

– Собиралась пойти домой, поесть какой-нибудь китайской еды и, свернувшись на кушетке, уставиться на что-нибудь совсем уж глупое, – ответила она с улыбкой. – Думаю, ты сойдешь.

* * *

В конце концов я распрощался с родителями, пообещав что-нибудь придумать насчет следующего воскресенья, хотя не собирался выполнять это обещание. С ланча я вернулся рано и как раз размышлял, что бы такое сделать за оставшиеся двадцать минут, когда зазвонил телефон.

– Чарли, – пролепетал чей-то голос.

– Кто это?

Я почти физически ощутил страдание в голосе.

– О боже, Чарли!

– Ханна? Это ты?

– Я уходила на ланч, а когда вернулась, оно было уже здесь. Я вышла всего на пятнадцать минут.

Я поднялся в тревоге.

– Что случилось? Что было там, когда ты вернулась?

– Приходи скорее, Чарли. Пожалуйста. – И она повесила трубку.

Я стремительно направился в другой конец коридора и постучал в дверь Ханны. Ответа не последовало, так что я осторожно приоткрыл дверь и просунул голову внутрь. Квадратная комната была в точности такой, как моя – только картинки на стенах разные. Ханна сидела на полу возле своего стола, глядя на кресло, стоявшее позади него.

– О боже, Ханна, – выдохнул я и, войдя в комнату, закрыл за собой дверь.

Она повернулась, и на меня глянули огромные, полные слез глаза.

– Я не знаю, что я сделала.

Это кресло означало катастрофу. Кошмар. Невыразимый ужас. Трагедию. Конечно же, это ошибка. Пожалуйста, только не Ханна. Только не моя Ханна.

Здесь должно было стоять кресло Ханны, соответствующее ее нынешнему положению. Она так радовалась, когда полгода тому назад впервые села в него. Это кресло свидетельствовало о ее успехах и сулило блестящие перспективы. Прохладная черная кожа, гладкие металлические колеса и прекрасно смазанный рычажок, с помощью которого так приятно менять положение кресла.

А теперь оно исчезло, и его место заняло кресло для стажеров: жесткая конструкция с шаткими пластмассовыми колесами. Это было не просто оскорбительно – нет, это была страшная беда. Трясущимися руками Ханна указала на меморандум на столе, озаглавленный «Рациональная реорганизация ресурсов» – «Три Р». Вероятно, в то самое время, как мы пристально смотрим друг на друга, готовится приказ об увольнении. Она была в отчаянии, а я ощущал свое бессилие. Это было просто ужасно.

Я тоже опустился на колени и обнял Ханну. Она заплакала у меня на груди. Стыдно в этом признаваться, но когда я крепко прижимал к груди Ханну, первая моя мысль была о себе. Проштрафилась ли вся наша группа – и я в том числе – или одна Ханна? Правда, я не мог вспомнить ничего конкретного, но ведь никогда не знаешь.

– Ты знаешь, что случилось? – спросил я тихо.

Ханна покачала головой.

– Через десять минут я встречаюсь с Томом Галливером, – ответила она, сильно сопя носом.

Да, это хуже. Тут есть определенность. Если бы это была какая-нибудь мелочь, с Ханной разобрался бы ее куратор. То, что ее вызывают к начальнику отдела, может означать лишь одно: Ханна погибла.

Мы с Ханной провели вместе столько времени, столько вечеров в пабе, так часто ходили куда-нибудь вдвоем в субботний вечер. Ее кушетка стала для меня чем-то вроде убежища во время уикендов. В каком-то смысле она была мне не менее близка, чем Элли.

Я знал, что буду ужасно скучать по ней, и все же какой-то холодный, эгоистичный уголок моего разума издавал радостные вопли оттого, что попался не я и что еще один претендент на компаньонство сошел с дистанции. Я ненавидел себя за то, что могу так думать. Я ненавидел «Баббингтон» за то, что он заставил меня так думать.

В дверь постучали, и вошла оживленная Люси.

– Ничего себе! Что тут происходит? – Она с усмешкой смотрела на нас сверху вниз. – Попались! А ведь ты наполовину женатый человек, Чарлз Фортьюн. Как тебе не стыдно!

Я лишь кивнул в сторону кресла. Люси не сразу поняла, в чем дело, но потом глаза ее округлились от ужаса. Взглянув на меморандум, она прижала руку ко рту.

Люси упала на ковер и приняла у меня Ханну.

– О, Ханна, мне так жаль, – сказала она. – Ты знаешь, что случилось?

Ханна снова заплакала, и Люси вопросительно взглянула на меня. Я только пожал плечами.

– Через несколько минут у нее встреча с Томом.

– Тогда мы должны привести ее в порядок, – решительно заявила Люси и с моей помощью перетащила Ханну на стул, стоявший перед ее столом. Затем начала рыться в столе, разыскивая какую-нибудь косметику.

Пять минут спустя у Ханны сделался более или менее презентабельный вид.

– Держись уверенно и стой на своем, – посоветовал я, положив ей руки на плечи. – Вероятно, это какая-то ужасная ошибка с их стороны, и тебе нужно их убедить в этом. – И я обнял ее.

– У тебя это хорошо получается, – продолжила Люси. – Ты чертовски классный юрист – и не забывай об этом! – Она тоже заключила Ханну в объятия.

Мы пообещали дождаться ее. Я уселся в ненавистное кресло, Люси – на стул у стола.

– Я не могу поверить, – сказал я после долгого молчания. Мы все знали, что Ханна совершенно безупречна.

– И я не верю, – откликнулась Люси. – Только не Ханна. Она же безупречна. Я еще могла бы поверить, если бы речь шла о тебе. Порой ты бываешь очень небрежен.

Не успел я ответить, как в дверях показались Эш и Элли. Эш выразительно постучал по своим часам.

– У нас же совещание! Вы, конечно, не забыли? Сплошные совещания – больше ничем и не занимаемся. Чарли, ты всегда все забываешь, но ты-то, Люси! Мне кажется, ты всегда оказываешься на месте первой.

– Ну что, бездельники? – подключилась Элли. – Все прохлаждаетесь, как будто у нас мало работы и вам нечем заняться. От тебя, Чарли, я ничего другого не ожидала, но Люси меня сильно разочаровала.

– Ребята, – спокойно произнесла Люси. – У нас беда. Ханна в полном дерьме.

– Посмотрите на это кресло, – добавил я.

Эш взглянул, и до него начало доходить. Я передал ему меморандум, который он сразу же принялся искать. Я просветил обоих, и они пришли в ужас. Правда, Элли была не так потрясена, как Эш, но она же с нами недавно.

– Не могу поверить, – сказал Эш. – Ханна так безупречна. Каждое утро она заботится о том, чтобы под рукой было по крайней мере три карандаша, отточенных в полном соответствии с ее требованиями.

– Однажды я застала ее, когда она измеряла их линейкой, – вспомнила Люси, и мы все ностальгически засмеялись.

Мы продолжали повторять: «Не могу поверить» еще несколько минут, и тут Элли, которая вдруг притихла, ошарашила нас:

– Мне кажется, я знаю, что произошло.

Но в этот момент вернулась Ханна. На ней не было лица, и ее слегка трясло. Она мрачно улыбнулась Элли и подошла к столу. Я вскочил, уступая ей место, и Ханна выдвинула верхний ящик и начала вытаскивать из него все подряд.

– Я хочу взять на память свои фотографии, снятые на маскараде в 1999 году. Мне позволят, да? Ведь фотографии Чарли, переодетого Суперледи, не являются собственностью «Баббингтона», не правда ли? – Голос у нее осип от слез. И даже воспоминание о том, как в стельку пьяный компаньон ущипнул меня за задницу и сунул мне номер своего мобильника в тот вечер, не подняло нам настроение.

– Что случилось? – спокойно выговорил я.

– Как ты думаешь, я могу забрать мою кружку? Мне бы хотелось.

Это была ее кружка с надписью «Для самых знойных бабенок для „Баббингтона"» – напоминание о самой бездарной кампании за всю историю маркетинга. Несколько лет тому назад, когда маркетинг означал главным образом шушуканье компаньонов в их масонских ложах, наша фирма провела конкурс среди сотрудников на лучший лозунг. Мы сочинили его в один развеселый пятничный вечер, и только в нашем причудливом мирке он мог получить приз (наверно, боссы казались себе очень прогрессивными) и попасть на кружки, ручки, майки и тому подобное. В порыве вдохновения было даже выпущено несколько пар трусов с нашим лозунгом на заднице, но они быстро сделались раритетом для коллекционеров, поскольку кому-то пришло в голову, что это как-то снижает имидж, который намеревался создать «Баббингтон Боттс».

Покопавшись в ящике, Ханна извлекла маленький приз на пластмассовом основании со следующей надписью: «Третье место на турнире „Баббингтон Боттс" по настольному теннису для смешанных пар, 1996–1997». Она взглянула на меня с нежной улыбкой:

– Ты помнишь?

В нашей фирме дух товарищества был настолько непопулярен, что в турнире участвовали всего четыре команды. Мы заняли лишь третье место из-за комического происшествия с Эшем и Люси. Эш так сильно ударил по мячу, что рухнул прямо на дешевый стол, который моментально сложился, захлопнувшись, как растение венерина мухоловка. Сам Эш не пострадал, но край стола, дернувшись вверх, послал Люси в нокаут.

– Возьми, он будет напоминать тебе обо мне. Я взял Ханну за протянутую руку и не отпускал.

– Ханна, что случилось?

Она устало взглянула на меня:

– А как ты думаешь, что случилось? Он меня уволил. Сказал, что это будет не немедленное увольнение, а с предуведомлением – учитывая мою верную службу в течение ряда лет.

Люси закрыла лицо руками. У меня защипало глаза.

– Но почему?

– Я не скоординировала подачу заявки в Конкурсную комиссию на утверждение объединения компаний.

Все горестно умолкли. Теперь нам стало все ясно. Это была вопиющая ошибка, тут не могло быть двух мнений. В результате могла произойти настоящая катастрофа. Если бы мы продолжали пахать, а потом нам дала бы по шапке Конкурсная комиссия, это было бы весьма неприятно, не говоря уже о колоссальных расходах. Казалось бы, о таком важном пункте невозможно было забыть, и тем не менее на нас навалилось одновременно столько дел, что все могло случиться.

– Я знаю, о чем вы все думаете, – сказала Ханна ощетинившись. – Но в мои обязанности это никогда не входило. Я совершенно уверена.

– Так почему же ты берешь на себя вину? – удивился Эт.