Текст книги "Контора"

Всех юристов в нашей фирме в обязательном порядке обучают, распознавать подозрительные сделки, а уж тут все было совершенно очевидно. Бесконечное циркулирование денег было одним из классических способов их отмывания. Покупка недвижимости – другим классическим способом. И по какой-то причине Элли заставила меня расписаться на их счете. Да, это научит меня читать то, что я подписываю.

Судьба моей карьеры уподобилась «Титанику» в тот момент, когда перед ним внезапно возник айсберг.

Если что и могло вывести меня из эйфории, связанной с Ханной, то это два слова, каждое из которых само по себе невинно, а вместе звучат как «отмывание денег».

ГЛАВА 34

«Почему ты не сказал мне раньше?»

Казалось бы, простой вопрос, но я вряд ли смогу найти на него убедительный ответ, если мне задаст его Ханна. А она непременно это сделает. Терзаясь, я сделал такую гримасу, что женщина, сидевшая напротив меня в метро, посмотрела на меня прищурившись – она явно пыталась определить, что я за птица. Насильник, грабитель или просто малоприятный, но безобидный сумасшедший. По виду ее было ясно, что шутки с ней плохи и в случае чего она незамедлительно пустит прямо в физиономию обидчику струю перцового спрея.

В идеальном мире мне не пришлось бы ехать после проведенной разведки домой и рассказывать все Ханне. В идеальном мире она сама бы все узнала, подобно мисс Марпл, и уже разобралась бы со всей этой ситуацией. Она блистательно разоблачила бы Йана и Элли в присутствии изумленного полицейского, который увел бы их, изрыгающих проклятия в адрес Ханны, в наручниках. И поняла бы, почему я не упомянул раньше о том, что мне известно.

Ну как рассказать ей о таком? Слова: «Мне нужно кое-что тебе рассказать» и так не предвещают ничего хорошего, особенно если за ними следует фраза: «Йан Макферсон и Элли подставили тебя с меморандумом, а меня сейчас впутали в заговор с отмыванием денег».

А нельзя ли попытаться отвлечь ее от этих новостей? «Ханна, не знаю, как и сказать тебе об этом. На твоих родителей напала парочка голодных шакалов».

В моем воображении она в ужасе заламывала руки.

– С каких это пор в северной части Лондона появились шакалы?

– Я знаю, вероятно, позже ты еще посмеешься над этим – до того это невероятно. Но есть и хорошая новость: они пережили нападение шакалов.

– О, Чарли, какое счастье!

– Увы, по случайному совпадению мимо как раз проходила банда торговцев белыми рабами, и они отправили твоих родителей на корабле в Азию.

Глаза Ханны расширились.

– Работорговцы в Хендоне?[71]71
  Северо-западный пригород Лондона.


[Закрыть]

– Невероятно, не правда ли? Сколько же несчастий может свалиться на голову двоих людей? Когда ты слышишь, что такое случилось с другими, то представить себе не можешь, что это может произойти с тобой. Но, к счастью, они уцелели и в этом случае.

– Слава богу! Мы должны немедленно повидаться с ними.

– Вот с этим могут быть проблемы. К несчастью, пока они плыли по морю, их похитили инопланетяне, как раз пролетавшие мимо на летающей тарелке. У них острые зонды и огромный интерес к человеческой анатомии. – Ханна побелела, как мел. – О, между прочим, ты никогда не поверишь и в то, что я раскрыл на работе дело с отмыванием денег, а также в то, что ты ничем себя не запятнала в «Баббингтоне». Впрочем, давай не будем беспокоиться обо всем этом сейчас и лучше придумаем, что делать с этими инопланетянами и их острыми палками.

Примерно так пытался я вдохновенно фантазировать, пребывая в полном отчаянии. Однако добравшись до своей квартиры, я увидел, что все мои идеи неосуществимы. Родители Ханны с удобством расположились на моем диване. Даже если им и встретились инопланетяне, можно лишь предположить, что эти ребята отбыли, так и не успев пустить в ход зонды.

Окажись Ханна перед самым хамоватым компаньоном, самым несговорчивым клиентом или самым насмешливым парнем в «Уголке свидетеля» – она и бровью не поведет. Но когда она оказывается перед своими родителями, то сразу же становится маленькой девочкой с косичками и в белых гольфах. Когда я открыл дверь, Ханна выскочила в прихожую, чтобы меня предупредить. Театрально закатив глаза, она сообщила мне плохую новость.

– Прости, но мне не удалось их остановить, – прошептала она.

Я улыбнулся снисходительно, надеясь, что Ханне передастся дух всепрощения.

– Все в порядке. Прости, что задержатся.

– Почему ты не сказал мне раньше? – спросила она с раздраженным видом. Сердце у меня ушло в пятки. – Ты мог бы мне позвонить и сказать, что так задержишься. Я тут с ними мучаюсь уже целых сто лет.

– О да, конечно, прости. Я в самом деле виноват. Мне нужно с тобой кое о чем поговорить. Это очень важно.

Она поцеловала меня в губы и взяла за руку, чтобы повести в гостиную.

– Не сейчас. Если повезет, мы от них быстро избавимся. Они тут так засиделись, чтобы повидаться с тобой. – Ханна увидела, что я озадачен. – Я как бы сказала им, что мы теперь вместе. Моя мама так рада!

Можно себе представить. Когда я встречался с мамой Ханны в последнее время, она нежно меня обнимала, и мне кажется, я читал ее мысли: «Ты понимаешь, что теперь ты номер один в кампании под названием „Поскорее выдать замуж нашу безработную дочь тридцати с лишним лет"?»

Я на минуту замер на месте.

– Л как же насчет того, что Чарли не еврей? Не вынуждай меня предъявлять им физическое доказательство. Потому что ты же знаешь – я это сделаю, если меня загонят в угол.

Ханна рассмеялась.

– Чарли, мне тридцать один год. Вот что она сказала сегодня вечером до твоего прихода: «Ты в таком возрасте, что мы не можем позволить себе привередничать. По крайней мере, он милый мальчик с хорошим доходом».

Эстелл и Ларри Кляйн были «поздних средних лет», как называла это моя мать. Оба были обвешаны драгоценностями, а золотисто-оранжевый загар миссис Кляйн свидетельствовал о том, что она проводит в солярии столько времени, что это вряд ли полезно для здоровья. Эта миниатюрная женщина одевалась в таком стиле, словно ей было лет на двадцать меньше, чем на самом деле. Мистер Кляйн с удовольствием играл роль крестного отца мафии – грудь, поросшую седыми волосами, украшала массивная цепь, на пальце красовалось широкое обручальное кольцо, а живот нависал над поясом.

Миссис Кляйн вскочила с дивана, чтобы поздороваться со мной.

– А славная у вас тут квартирка! – воскликнула она. – Такая большая! – Она что, уже прикидывала, как тут будут резвиться се внуки?

Мистер Кляйн сжал мне руку, поздравляя меня по-мужски.

– Так вы наконец добрались до моей дочки, да?

– Мама, папа, прекратите! – прошипела Ханна. У нее с родителями были сложные отношения: любовь в сочетании с неприятием.

Миссис Кляйн усадила меня рядом с собой на диван.

– Вы нам всегда нравились, Чарли. Вы славный мальчик.

– Черт побери, мама, почему бы тебе не взъерошить ему волосы и не дать леденец на палочке?

Мистер Кляйн подался вперед в кресле, стараясь не показать, как трудно ему было это сделать при таком брюшке.

– Все, что мы сказали, дорогая, это что мы рады, что после стольких лет ты нашла себе славного молодого человека!

Отмывание денег? О боже, я же могу отправиться в тюрьму!

– Вы бы только посмотрели, с какими страшилами она встречалась! – призналась мне миссис Кляйн. – Я убеждена, что у половины из них вообще не было пульса.

Ханна нервно сжимала руки.

– Это потому, что ты уморила их до смерти, мама.

Миссис Кляйн с любовью посмотрела на дочь.

– Дело в том, что полка, на которой залежалась Ханна, все больше покрывается пылью. – Ханна опустила голову на руки. – Пора ей устроить свою жизнь с хорошим человеком, который будет о ней заботиться.

Мистер Кляйн уже сидел на краешке кресла.

– Вы будете о ней заботиться, не так ли, Чарли? Особенно теперь, когда у нее нет работы. – В тоне его звучало нечто вроде угрозы, но я не представлял себе, что он может мне сделать. Может быть, исключить меня из круга их общения?

«Вообще-то меня, вероятно, скоро посадят в тюрьму за мошенничество, так что могут возникнуть проблемы. Извините, но я должен сейчас забиться в этот угол и немного поплакать», – хотелось мне сказать, но я не сделал этого. Я приказал себе сосредоточиться на чем-нибудь другом и перестать думать о решетках и тюремном душе. Было не слишком приятно, когда Грэхем с гоготом иногда называл меня своей сукой, но это ни в какое сравнение не шло с приговоренным к пожизненному заключению по кличке Мэрилин, у которого девяносто пять процентов тела было покрыто татуировкой.

Я заставил себя улыбнуться.

– Вы же знаете, я всегда считал Ханну настоящим солнышком, – сказал я вполне искренне. Кляйны улыбнулись в ответ. – Просто позор, что надо было такому с ней случиться, чтобы мы осознали, как относимся друг к другу.

Ханна взглянула на меня, и я увидел в ее глазах любовь.

– Теперь я чуть ли не рада, что так получилось, – спокойно произнесла она.

– Ты бы так не говорила, если бы тебе пришлось платить за квартиру, – сурово заявил мистер Кляйн. – Спасибо вам, Чарли, что позаботились о нашей маленькой девочке.

Ханна подчеркнуто взглянула на часы.

– О господи! – воскликнула она. – Уже около двенадцати. Думаю, вам пора.

Страшась вопроса «Почему ты не сказал мне раньше?», я хотел задержать их как можно дольше, хотя и терпеть не могу, когда в наши дела влезают родители – неважно, мои или чужие. Но Ханна заставила меня замолчать свирепым взглядом. После возни с пальто и бесконечного прощания ее родители наконец отбыли. «Пожалуйста, навестите меня в тюрьме!» – чуть не крикнул я им вслед.

Ханна рухнула на диван.

– Ну почему это в их присутствии я всегда чувствую себя так, будто мне лет восемь? – жалобно произнесла она.

Усевшись рядом с ней, я взял ее за руку.

– Ханна, мне нужно кое-что тебе рассказать.

Она повернулась ко мне, встревоженная этими словами. Пришлось рассказать ей все с самого начала.

Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь был до такой степени потрясен. Время от времени она пыталась что-то сказать, но не могла произнести ни слова. На нее столько всего обрушилось: предательство, отмывание денег, опасность, грозившая мне, невероятность всей ситуации.

– Меня словно похитили, и я оказалась в середине романа Джона Гришема, – сказала она в конце концов. – Такого не может быть.

Я сжал ее руки и мягко сказал ей, что, вопреки моему желанию, все это правда. – Несомненно, Эш и Люси навестят меня в тюрьме, подумал я.

– Отмывание денег? – спросила Ханна недоверчиво. – Отмывание денег? В «Баббингтоне»? Конечно, они алчные ублюдки, но ведь не проходимцы? Нет, это невероятно и непостижимо.

Это совпадало с моими мыслями.

– Полагаю, что все это началось еще до того, как к нам пришли Йан и Элли. Возможно, поскольку они привели за собой этого клиента и работа с ним уже велась, в «Баббингтоне» не было обычных проверок.

Последовала долгая пауза.

– Значит, я ничего не проворонила. – В ее тоне не было радостного облегчения – только безмерная усталость.

Может быть, моя мама сможет передать мне напильник в своем пироге.

– Элли видела в тебе главную угрозу нашим надеждам на компаньонство. Очевидно, ты была лидером. По-видимому, это был удобный случай убрать тебя с дороги.

Ханна улыбнулась.

– Лидер, да? А я всегда считала, что у тебя больше шансов. Полагаю, и теперь тоже. – На этот раз молчание длилось еще дольше. – Почему ты не сказал мне раньше? – спокойно спросила она.

У меня так и не нашлось убедительного ответа.

– Не знаю, – сказал я. – Все время казалось, что сейчас неподходящее время. И я действительно хотел иметь какие-то доказательства, прежде чем начать об этом рассказывать. Но я понятия не имел, что в «Баббингтоне» творятся такие грязные дела. – Это прозвучало неубедительно даже для меня самого.

Ханна немного помолчала, раздумывая, потом сказала:

– Знаешь, это никудышная отговорка. Ты же был моим лучшим другом. Разве это не считается?

– Ханна…

– Ты же ничего не сделал. Да и не пытался. Ты… ты… – Ее голос повысился, и она отстранилась от меня. – А у тебя есть это доказательство?

– Не совсем. – Я услышал, как со стуком захлопнулась дверь тюрьмы.

– Означает ли это, что ты надеешься получить какие-то доказательства, но пока не получил?

– Вот почему ты непременно стала бы компаньоном, – сделал я слабую попытку пошутить. – Всегда задаешь вопросы по существу.

У Ханны не дрогнул ни один мускул в лице.

– Означает?

– Я над этим работаю.

– Это значит, что у тебя нет никаких доказательств и нет никаких перспектив их раздобыть, не так ли?

По крайней мере, Мэрилин не стал бы задавать мне множество мерзких вопросов, на которые трудно ответить. Я представлял его немногословным человеком.

– Я согласен, что в данный момент вопрос об уликах обстоит не совсем позитивно.

На этот раз Ханна рассмеялась громким смехом.

– Юрист до мозга костей. Почему бы тебе просто не сказать, что меня использовали?

– Ханна, пожалуйста, успокойся.

Теперь она встала.

– Я должна успокоиться, когда у меня украли мою работу, не правда ли? Или, может быть, я должна спокойно отнестись к тому, что мои надежды стать компаньоном и всю мою карьеру спустили к чертовой матери в унитаз? Успокоиться, когда такой пустяк, о котором у тебя не нашлось времени даже упомянуть, погубил всю мою жизнь?

Я смотрел на нее, взглядом вымаливая прощение.

– Прости.

– Прости? Вот так просто?

– Знаешь, мне тоже нелегко.

Пожалуй, человеку с моей профессиональной выучкой должно было прийти в голову, что нужно хоть немного пошевелить мозгами, прежде чем ляпнуть такую глупость. Может быть, я так глуп, что Мэрилин не станет мной заниматься.

Перейдя на другой конец комнаты, Ханна встала там, скрестив на груди руки.

– Ты прав, Чарли. Я еще не взглянула на вещи с твоей точки зрения. Так, посмотрим. – Сдвинув брови, она в задумчивости поднесла палец к лицу. Выражение лица стало насмешливым. – О да, у тебя все еще есть работа. О да, тебя не вышвырнули из одной из лучших юридических фирм в мире из-за того, что ты якобы был некомпетентен, хотя на самом деле это не так. Конечно, очень плохо с моей стороны думать в первую очередь в себе.

Мне тоже было не очень-то сладко.

– И ты не влипла в какую-то дурацкую историю с отмыванием денег – не забудь про это.

Ханна мрачно взглянула на меня.

– О'кей, давай-ка разберемся и с этим. Ты подписал что-то не глядя? – Я неохотно кивнув. – Не подумав?

– Что-то вроде этого, – согласился я с несчастным видом.

– Не задав ни единого вопроса?

– Можно сказать и так, – промямлил я.

– Какой же ты после этого юрист, Чарли Фортьюн? – Она развела руками. – И меня еще называют некомпетентной. – Воцарилось тяжелое молчание. – Ты ровным счетом ничего не сделал. Никому ничего не сказал. Неужели ты так мало меня любишь? Неужели ты так рвешься стать компаньоном?

Я склонил голову с полным сознанием своей вины.

– Что мне сделать? Только скажи.

Сейчас в ее взгляде не было любви.

– Не знаю, – сказала она и вышла из комнаты. Я услышал, как захлопнулась дверь тюрьмы. Или то была дверь свободной комнаты?

Мне долго не удавалось уснуть в ту ночь. Даже если мне удалось ненадолго убедить себя, что история с отмыванием денег ничем мне не грозит, поскольку все мое преступление состоит в вопиющей глупости (что само по себе было слабым утешением), меня тут же начинали одолевать страхи, что я потерял Ханну, едва обретя ее. В конце концов я забылся беспокойным сном.

Я проснулся от сердитого звона будильника. Судя по тому, что было уже 8.45 (обычно я встаю на сорок пять минут раньше), я несколько раз нажимал на кнопку. Я сразу же вылез из постели и побрел в свободную комнату. Я тихонько постучался, но ответа не было. Я сомневался, этично ли будет войти без приглашения, но мне так нужно было увидеть Ханну, что я решился и слегка приоткрыл дверь.

Занавеси были раздернуты, постель застелена, а комната пуста – все вещи Ханны исчезли. На ночном столике лежали лист бумаги и ручка. Ханна начала писать записку: «Чарли, я просто должна…», но по какой-то причине не закончила.

Я начал метаться на квартире, но нигде не было никаких признаков Ханны. Я набрал номер телефона Кляйнов, но мне ответил автоответчик. Я оставил свое сообщение без всякой надежды, что мне позвонят.

И вообще говоря, у меня нет надежды ни на что. Женщины, что-то значащие в моей жизни, меня ненавидят. Я могу кончить тем, что попаду в тюрьму за мошенничество. Мэрилин уже намыливается в ожидании. Меня изобличили, показав, как я ничтожен.

Я сидел, глядя на незаконченную записку Ханны. Для меня теперь все потеряно. Всю сознательную жизнь у меня всегда был какой-то план действий. Я всегда знал, что делать дальше. До настоящего момента.

ГЛАВА 35

В этот момент я был способен сделать только одно, хотя такой поступок вряд ли пошел бы на пользу честолюбивому юристу, собирающемуся стать компаньоном. Я уже снял трубку, чтобы позвонить Грэхему и сказаться больным, но потом передумал. У меня был выбор: провести день дома или на работе, чувствуя себя глубоко несчастным в обоих случаях. Однако к последнему я хотя бы привык, к тому же в офисе можно немного отвлечься.

В метро я размышлял, до какой степени в эту историю замешана Элли. Было глупо просить постороннего подписаться на счете «Уортингтон Трампит», если там было дело нечисто. Она тогда сослалась на срочность, но все-таки такой риск был неприемлем. Единственное объяснение – Элли не знает, что происходит. А может быть, из какой-то извращенной любви она хотела и меня запутать в эту паутину и сделать сообщником? Не исключено также, что Йан принудил Элли ставить на всем свою и мою подпись, чтобы самому не участвовать во всех делах с «Уортингтон Трампит» официально.

Мне пришло в голову, что Элли считает меня неспособным раскрыть, что происходит. Но я отверг эту идею.

Когда я наконец добрался до работы, у меня усилилось чувство, что весь мир против меня. Едва я успел просмотреть свои личные и-мейлы и услать Ричарда в библиотеку, мстительно дав ему каверзное задание, как в мою комнату заглянул Грэхем. Он весьма редко заглядывает без причины.

– Работаете с середины дня, Чарлз? – ядовито осведомился он.

Я опоздал впервые за три года, однако судя по приподнятым бровям и саркастическим комментариям коллег, встретившихся мне на пути в мою комнату, следовало устроить праздник по поводу того, что я появился до полудня. И хоть бы один сказал что-нибудь оригинальное – нет, все твердили: «Работаете с середины дня, Чарлз?»

Вероятно, в течение полугода я не услышу от Грэхема продолжения этой фразы, а потом он скажет мне на одном из дневных заседаний: «Рад, что вы смогли сюда добраться».

Причина номер 236, по которой имеет смысл стать компаньоном: вы сможете отпускать шуточки на счет своих подчиненных, не рискуя нарваться на достойный ответ.

– Возможно, вы еще не слышали, поскольку прибыли так поздно, но Йан Макферсон поднял тут утром тревогу. Очевидно, что кто-то рылся у него в столе. – Грэхем сделал паузу. – Вам ничего об этом не известно?

Я попытался сдержать охватившую меня панику. Не пора ли во всем сознаться? И сдаться на милость Грэхема? Я чуть не засмеялся вслух. Грэхем всегда предпочитал льва христианину.

– Я? Откуда же мне знать? У меня не было причин заходить в кабинет Йана. Никаких причин, могу вас заверить. – Мое негодование возрастало вместе с тревогой.

Грэхем как-то странно на меня взглянул.

– Вчера вечером вы здесь задержались допоздна, Чарлз, вот и все. Записи охранника показывают, что вы ушли одним из последних. Очевидно, вы здесь находились до десяти пятнадцати. Может быть, вы случайно что-то увидели? Вот и все.

– Нет, ничего, я был слишком занят работой, Грэхем. Вы же меня знаете – все время работа, работа, работа ради этого компаньонства.

Грэхем улыбнулся с самодовольством человека, годовой доход которого превышает триста тысяч фунтов стерлингов.

– Вот это правильно, Чарлз. Вы уверены, что с вами все в порядке? Вы какой-то нервный, хотя у вас было время хорошо выспаться.

О господи, еще только десять часов!

– У меня все прекрасно. Не могу дождаться, чтобы приступить к работе. И наверстать время, потерянное в это утро. – До Грэхема не дошел мой легкий сарказм.

– Превосходно! Не буду вам мешать. Вы знаете, что в моей книге есть лишь одна причина, по которой извинительно опоздать.

Конечно, знаю. В книге Грэхема всего одна глава, и называется она «Моя жизнь в качестве полового гиганта». Я многозначительно потупился.

– Тогда мне кажется, что вам придется простить меня за сегодняшнее опоздание.

Он засмеялся.

– Приятно сознавать, что вы чему-то у меня научились. Я ее знаю?

– Нет, она здесь не работает, – осторожно ответил я.

У Грэхема был разочарованный вид: ему не удастся посплетничать об этом за ланчем с другими компаньонами.

– Ну что же, молодец. Но пусть будет не слишком уж много утренних опозданий, хорошо? Я же не могу допустить, чтобы считалось, что мой подопечный пользуется большим успехом у женщин, чем я, не так ли?

– У меня нет ни малейшего шанса, – ответил я с улыбкой, и, как ни странно, Грэхем купился на этот комплимент. Этот похотливый старый козел слетал с катушек, когда его либидо одерживало верх над его разумом, что частенько случалось. Однако нельзя сказать, чтобы его порывы претворялись в дела. Мне вспомнилась вечеринка, устроенная в «Баббингтоне» летом, вскоре после того, как я начал работать с Грэхемом. Там я впервые увидел его жену – высокую роскошную рыжеволосую даму с обманчиво приятной улыбкой. Опрокидывая один бокал «Пиммз»[72]72
  Фирменное название алкогольного напитка на основе джина.


[Закрыть] за другим, она облила грязью всех компаньонов и их жен.

Она указала на группу компаньонов из отдела недвижимости:

– По порядку: пьяница, извращенец, наркоман и, благодаря чудесам «Виагры», бабник. – Затем перешла на их жен: – Маленькая мисс Кривляка; новая жена еще не знает, что он извращенец; напивается к ланчу; потаскушка, спит со всеми компаньонами. Браки, заключенные на небесах «Баббингтона».

К тому времени я тоже выпил не один «Пиммз».

– Л как насчет вас и Грэхема?

Она с упреком взглянула на меня.

– Как не стыдно молоденькому сотруднику задавать такие нескромные вопросы жене своего босса? – Затем она улыбнулась. – Мой Грэхем только хвастается, а как дойдет до дела – сразу в кусты. Он знает, что я оставлю его нищим, смешаю с грязью и еще раз обчищу. Он же не дурак.

В эту минуту она показалась мне невероятно сексапильной. Хорошо, что даже «Баббингтон» не может контролировать мои мысли.

– А вы?

– А я хочу стать женой старшего компаньона. Так что, надеюсь, вам сейчас не пришли в голову неподобающие мысли.

А может быть, все-таки контролирует?

– Конечно, нет.

Она потрепала меня по плечу и, удаляясь, сказала:

– Все в порядке, Чарлз. Я бы оскорбилась, если бы вы об этом не подумали.

Хотя я не осмеливался приближаться к ней, когда мы встречались впоследствии, теперь мы прекрасно ладим и всегда с удовольствием обмениваемся сплетнями.

От этих мыслей меня отвлекло какое-то движение в дверях. На пороге стояла Элли, у которой перекосился рот от злости.

– Что ты делал в моей комнате вчера вечером? Моя секретарша сказала, что ты ползал там на четвереньках по полу возле моего стола.

Мне уже надоело быть сегодня мальчиком для битья.

– Я устал от этого, Элли. Пожалуйста, уйди. Она стояла, сверля меня злобным взглядом.

У нее был очень сексапильный вид в элегантном бежевом костюме, который подчеркивал линии ее прекрасной фигуры, напоминая мне об этих идеальных бедрах. Было нетрудно вспомнить, отчего я находил ее столь неотразимой: на левом бедре была маленькая родинка, окруженная бескрайним кремовым морем. Эта родинка была, пожалуй, самой сексуальной штучкой, какую мне только приходилось целовать.

– Нет, я не уйду. Почему ты ползал в моей комнате? – Она не давала мне вставить слова, и все же она мне нравилась такой: за властным тоном скрывалась женственная хрупкость, о которой знал я один. – Я знаю, ты это нашел, ублюдок, потому что это лежало не там, где я оставила – Она помахала у меня перед носом бумажкой, покрытой ее подписями «Элинор Фортьюн». – Как ты посмел рыться у меня в столе? – Она разорвала бумагу пополам. – Я счастливо отделалась, Чарлз Фортьюн. – И аккуратно разорвала листок на четыре части.

Отчего бы мне сейчас не позондировать почву?

– Я просто искал детали того банковского счета, который ты подсунула мне на подпись.

Она замерла, не закончив рвать бумагу. Я внимательно следил за ее реакцией. Она смутилась сильнее, чем если бы все было совершенно невинно, но на лице ее и не было написано: «Я отмываю деньги, я отмываю деньга, арестуйте меня».

– Зачем ты это искал? – Тон у Элли вдруг сделался кротким, но чувствовалось, что она напряглась.

– На днях мне пришло в голову, что я подписал бумагу, даже не взглянув на нее толком. Вот уж действительно любовь слепа, да? – Как ни неприятно это мне было, но когда Элли вот так стояла передо мной, я чувствовал, что все еще немножко люблю ее. Но к Ханне у меня были совсем другие чувства, причем сильнее. Она не улыбнулась мне в ответ.

– Тут не о чем беспокоиться.

– Ты в этом уверена? – спросил я беззаботно.

– Совершенно. – А вот тон ее не был беззаботным. Впрочем, она могла испугаться, что я пытаюсь переманить ее клиента.

– Может быть, я мог бы хоть одним глазком взглянуть на этот файл, это меня бы успокоило.

Ее черты разгладились, и это несколько успокоило меня. Разве могла Элли быть замешана во что-то противозаконное? Но тут я вспомнил, что она сделала с Ханной, и понял, что просто не знаю, на что способна Элли.

– Чарли, я же сказала, что тебе не о чем беспокоиться, – произнесла она вкрадчиво. – Эта папка, вероятно, затерялась под огромной грудой документов в кабинете Йана, и я буду искать ее сто лет. Особенно теперь, когда Йан от страха не позволяет, чтобы у него в комнате находились люди. – О, Элли, как же ты можешь вот так лгать мне в глаза? Она взглянула на меня с подозрением. – Это же не ты был там вчера вечером?

Я надеялся, что солгу более убедительно.

– Конечно, нет. С чего бы это мне заходить в комнату Йана?

По-видимому, Элли не была уверена, что это так, но что она могла поделать?

– Послушай, Чарли, я как-нибудь потом найду для тебя эту папку с документами. О'кей? – Да уж, черта с два найдешь. – И держись подальше от моей комнаты и моих ящиков. – Обойдя вокруг моего стола, она бросила в корзину клочки листочка с подписями. – Знаешь, ведь так могло быть.

– Я знаю, – ответил я без всяких эмоций, и Элли вышла. Черт возьми, у нее и попка тоже ужасно сексуальная.

Я так и не понял, является ли Элли соучастницей. Но поскольку она так подло подставила Ханну, от нее можно ожидать чего угодно.

Я с трудом высидел за столом до ланча, но больше не мог там находиться ни секунды. Мне нужно было все выяснить, а сидя в офисе это не сделаешь. Прибегнув к старому школьному трюку, стоя у Грэхема под дверью, я как можно дольше задерживал дыхание, а потом ворвался с напуганным видом, задыхаясь. Заболеть среди рабочего дня и отправиться домой – такое крайне редко бывает в «Баббингтоне», поэтому он немедленно меня отпустил. Меньше всего ему хотелось получить нагоняй за то, что заставил меня работать, когда у меня по всем признакам начинался сердечный приступ – кстати, обычное явление среди юристов «Баббингтон Боттс».

Домой мне не хотелось – там все полно воспоминаниями о Ханне и Элли, да и делать там нечего, разве что уставиться в надоевший телевизор. Итак, сев в свою машину, я направился в сторону Уикома. Для мамы мой неожиданный визит будет сюрпризом.

Хотя уже начинался час пик, я добрался из Лондона до дома своих родителей примерно через час. Но я не смог припарковаться на подъездной аллее: у дома уже стояла машина, в которой я узнал автомобиль родителей Элли. Мне сейчас только не хватало бисквита «Виктория», приправленного родительским гневом. Я тихонько тронулся с места.

Я поездил немного без всякой цели, пока не попал случайно на дорогу, которая вела к дому, где я вырос. Подъехав к нему, я остановился. И мне почему-то захотелось позвонить в дверь. Ее открыли, и я увидел маленькую пожилую леди в розовом капоте. Три кошки терлись о ее ноги.

– Могу я чем-нибудь помочь? – спросила она довольно приветливо.

– Просто я здесь жил много лет тому назад, вырос в этом доме и все такое. Я проезжал мимо и подумал, что хорошо было бы зайти и вспомнить то время. Вы не возражаете?

С минуту подумав, она ответила:

– Возражаю. – И захлопнула дверь. Да, маленькие старые леди теперь совсем не те – не те, что в прежние времена. Я вернулся к машине, но потом решил немного прогуляться. Я шел мимо магазинов, которые почти не изменились, потом купил шоколадку в газетном киоске. Но высокий азиатский мужчина, который долгие годы был его владельцем и отпускал мне в долг дешевые сладости, не узнал меня, а напоминать мне не хотелось.

В конце концов я добрался до парка, где прошло мое детство. Нужно было сначала пройти по бетонной дорожке, по обе стороны которой росли чахлые деревья, и перебраться через уродливый мост над железнодорожными путями. И тут вы попадали в настоящий бэкингемширский рай, в центре которого был сад, огороженный стеной. Здесь резвилось не одно поколение ребятишек.

Меня охватила легкая ностальгия. Вон в той стороне – огромный дуб, о корень которого на бегу споткнулась Элли. И сломала руку. Элли заставила меня пообещать, что я скажу всем, будто она упала после того, как залезла на самую вершину этого дуба. А вон там, в укромном месте – скамейка, на которой Мэдди Фокс разрешила мне залезть к ней в лифчик в обмен па разрешение покататься на моем новеньком «чоппере».[73]73
  Фирменное название детского велосипеда с высоким рулем компании «Ралли индастриз».


[Закрыть]

О, Элли, что ты наделала! Меня охватила тоска по девчонке, которая гонялась вместе со мной по парку, клялась, что ей не надо никаких других друзей, а потом, поцеловав, уносилась прочь.

Затем передо мной появилось лицо Ханны, и я осознал, сколько у нас с ней общего, как много дала она мне за эти годы и как глуп я был, не замечая примет любви.

Я вошел в сад, обнесенный стеной. Па самой дальней от входа скамейке сидела юная парочка, целовавшаяся взасос. Я уселся на свою любимую скамейку по другую сторону маленького пруда, находившегося в центре. Наконец-то я обрел способность четко мыслить – об Элли, о Ханне, об отмывании денег и о том, чего я хочу от будущего.

Парочка удалилась, явились другие. Несомненно, они удивлялись, зачем этот странный человек занимает бесценную скамейку, явно не собираясь ни с кем целоваться. В этом месте существовал приоритет действия над мышлением. Прошло еще немало времени, прежде чем я вернулся к своему автомобилю. Наконец-то я знал, что мне делать дальше.

Когда я проснулся на следующее утро, то впервые за долгое время почувствовал, что спокоен и сосредоточен. Фигура, лежавшая возле меня, шевельнулась и придвинулась, собираясь положить голову мне на грудь.